Текст книги "Жестокие игры (Лира 2)"

Автор книги: Елена Литвиненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

  – Это все островные штуки, которым научил тебя Рох?

  – Йарра, – выдохнула я, клацнув зубами о край кружки.

  Точку равновесия помог найти мне граф, а не Учитель, искренне считавший, что Искусства отнюдь не для таких, как я. Наставник жил в замке только потому, что ему нравился Алан... и награда, обещанная графом – мешок золота в мой вес.

  – Я видеть гордыня в твои глаза. Это Раду тебя учить?

   – Да, господин.

   – Ты думать, он тебе помогать, спасать. Но он вредить. Ты знать, что он не доучиться? Я выгнать его из школа. Ты повторять его путь.

  – Так, может, Йарре расскажем, что случилось? Тебя же трясет всю. Вдруг, он знает, что делать?

  – Нет! – подскочила я. – Не зови его!

  – А если Сибилл?

  – Не вздумай!

  – Хорошо, хорошо! – замахал руками Тим. – Не буду. Но ты точно.... – замялся он, подбирая слова.

  – Не озверею? – подсказала я. – Точно. Я сейчас даже встать не могу.

  – И слава Светлым! И все же, я тебя запру.

  – Да что хочешь делай, – вяло отмахнулась я.

  – За что ты его так? – спросил Тимар, уже стоя в дверях. – Только потому, что он похож на графа?

  – Он меня шлюхой назвал!

  – Но ты же понимаешь, что это не повод?

  Я дернула плечами и отвернулась.

  Сейчас – понимаю. И ограничилась бы просто парой выбитых зубов, как произошло с его братом. Но тогда... Тогда, сквозь пустынное марево, я видела лишь голубые глаза Йарры и пухлые губы Стефана, растянутые в улыбке. И этого хватило, чтобы покой точки равновесия захлестнула буря. Зато теперь я знаю, что бой нельзя начинать, не выйдя из транса полностью, иначе последствия будут непредсказуемыми. Странно, что ни Рох, ни Йарра не предупредили меня об этом. И ладно Рох, он меня вообще учить не хотел – но Йарра? Впрочем, спрашивать у него об этом я не собиралась.

  А наемника было не жаль. Совсем. Никогда не жаловала идиотов, у которых язык работает быстрее, чем голова.

  Я откинулась на подушки широкой кровати Тимара, завернулась в одеяло, пытаясь унять тремор. Ну дура же. Какая же я дура – лезть в транс на холодные, не разогретые мышцы и связки. Наслаждайся же теперь вонючей согревающей мазью, болью, сопровождающей каждое движение, и опухшими, забинтованными суставами! Хотя... Если Его Сиятельство решит почтить меня своим присутствием – его ждет бо-ольшое разочарование. Месяц отсрочки стоит того, чтобы потерпеть боль, горько улыбнулась я. Лишь бы Сибилла не позвал...

  Взгляд рассеянно перебегал с одного знакомого предмета на другой: полотняная ширма на деревянном каркасе, делящая спальню пополам, шкаф для одежды, где висели костюмы Тима и мои немногочисленные платья – любым 'ты-же-девушковым' нарядам я предпочитала бриджи и свободные рубашки без воротника, зеркальный комод, на котором восседает фарфоровая кукла – подарок графа мне на одиннадцатилетие. На полу вытертый шерстяной ковер, где так любит валяться Уголек. Где сейчас моя пантера? Я ведь даже не спросила о ней... На двери темным пятном выделяется новый металлический засов. Правда, что-то мне подсказывает, даже он не удержит Йарру, реши тот снова войти в эту комнату.

  При мысли о графе руки сами собой сжались в кулаки. Образовавшаяся на костяшках корочка лопнула, на повязках проступили розовые пятна сукровицы. Как же меня бесили его собственнические замашки! Как невыносимо гадко я себя чувствовала, когда он по-хозяйски обнимал меня, прижимал к себе! Как претили его прикосновения, его ласки, его самодовольное лицо, когда я не могла сдержать стонов. Ненавижу!

  Почему он не похож на Тима? Или, если я прошу слишком многого, на Алана? С их заботой, с их человеческим ко мне отношением, а не как... к кукле!

  Йарра приехал через день. Я даже не удивилась тому, как бесцеремонно он вломился в спальню.

  – Добрый день, Ваше Сиятельство, – закрыла я книгу и поморщилась, выползая из-под одеяла.

  Помню, подумала еще – хорошо, что Тим меня из кровати выгнал, нечего, мол, ему матрас вонючими мазями пачкать! – и я лежала на своей кушетке за ширмой. Вот было бы крику, застань меня граф в постели Тимара...

  – Голова твоя где была? – спросил, наконец, Йарра вдоволь налюбовавшись на зеленую от притираний меня. Вообще-то, лицо мазать необходимости не было, но я, желая разыграть Тимара, старательно нарисовала узоры – справа руны, слева клеточки. Все остальное тоже было под стать – бледно-салатовое, обмотанное бинтами, вроде старых мумий, которые иногда находят в древних могилах. Эффект был грандиозным и очень, очень громким, когда я, завывая, разбудила брата ночью.

  Губы графа странно подрагивали.

  – За солдата наказывать не буду, ты сама себе уже достаточно навредила. Но впредь держи себя в руках – за длинный язык полагаются карцер и плеть, а не сломанная шея. Ты поняла меня?

  – Да, господин.

  – Хорошо. Тренироваться можешь в моем зале, я предупрежу Тимара. И еще. В полную силу – только со мной.

  Йарра коснулся моих губ легким поцелуем и исчез.

  Я вытерлась, отплевываясь. Надо было и рот зеленкой намазать.

  6

  – Это тебе. – Тим со стуком поставил на стол небольшую банку, полную искрящегося золотым состава, и склянку с какой-то гадостью, похожей на сопли.

  Я, весь вечер пролежавшая в потемках, недовольно сощурилась на свечу.

  – И что там?

  – Лекарство с хиэром. Подвинься.

  Брат опустился на край кушетки, помял мне плечо. Больно...

  – Откуда это все? – кивнула я на эликсиры. Хиэр – дорогая штука. Невзрачный вечнозеленый кустарник рос исключительно в Лесу, хирея и засыхая, когда его пытались пересадить. Цвел он раз в пять-семь лет, а его лакированные, похожие на шиповник, ягоды были живыми концентратами силы. Некоторые даже считали хиэр родней Кристаллам, но это уж, по-моему, совсем ерунда. Я видела Живые Кристаллы на картинках – сходство между ними и кустарником примерно такое же, как между слоном и буристой. То есть никакого.

  – Ты сама как думаешь? – ответил Тимар. – Не дергайся, суставы разминать нужно, – проворчал он, продолжая свое костоломное дело.

  – Я не буду это пить, – тихо сказала я.

  – Лежать пластом, тебе, конечно, нравится больше? – Не то вопрос, не то утверждение.

  – Как ты не понимаешь! Я же... У меня же все пройдет через день-два! И тогда он снова начнет...

  Тим надолго замолчал, растирая мне колени и голеностоп, потом снова заговорил.

  – Йарра так тебе неприятен? Раньше он тебе нравился.

  – Не нравился!

  Тимар красноречиво поднял брови.

  – Ну, разве что, чуть-чуть, – призналась я. – Но как отец, как ты, не больше! А он... – Я прикоснулась к еще горящим от поцелуя губам и расплакалась. Зло вытерла глаза рукавом, но слезы не унимались. – Не смотри! – рявкнула я на сочувствующего Тимара.

  – Меня-то не гони...

  Брат задул свечу и откинулся на спинку дивана, дожидаясь, пока я успокоюсь.

  – Ты же понимаешь, что он тебя не отпустит. – Я снова захлюпала носом. – Ты можешь драться с Йаррой, можешь воевать, но ни к чему хорошему это не приведет. Смирись. Прими его. Граф не урод, не садист, щедр. Женщины его любят...

  – А я – нет!

  Тимар вздохнул.

  – У тебя выбора нет, Лира.

  – Я убегу!

  – Ты уже один раз убежала. Порка понравилась?

  – Откуда...? – поразилась я.

  – Про... место, где ты пряталась в Карайсе, мне сегодня Йарра рассказал, а как выглядят следы от ремня, я знаю. – Тим поджал губы, прищурился, и я поежилась – таким неприятным вдруг показалось его лицо, будто кто-то чужой и страшный выглянул из брата. – И поверь, дражайшая сестрица, с графом тебе повезло, я бы по твоему заду прошелся розгами, чтоб ни сидеть, ни лежать не могла. Ума палата – в услужение к куртизанке! Не о себе, так о репутации рода бы подумала!

  – Прости...

  Тим устало потер лоб, улыбнулся, и снова стал любимым и родным.

  – Да что с тебя взять... Дурочка ты.

  – Сам дурак! – обрадовалась я, что он не сердится.

  – Ехидна малолетняя.

  – Индюк надутый!

  – Курица ощипанная.

  – А ты, ты... Тьфу! Угу-му-гу! – Воспользовавшись моментом, пока я подбирала прозвище пообиднее, Тимар влил мне в рот 'сопливый' эликсир, а потом сжал подбородок ладонями, не позволяя его выплюнуть.

  – Предатель!

  – Ну говорю же, дура. Мазью сама воспользуешься, если захочешь.

  Само собой, я не захотела. Но и без нее всю ночь проворочалась, не сомкнув глаз – зуд, сопровождающий сращивание мышц и восстановление связок, буквально сводил с ума, а утром я встала разбитой, злой, невыспавшейся, голодной, как волкодлак в полнолуние, но практически здоровой, лишь колено еще болело.

  Мазь, принесенную графом, я выбросила. Тим только головой покачал, обнаружив разбитую банку под окнами.

  – Лучше бы мне отдала.

  – Извини... Я не подумала, – повинилась я.

  Погода портилась, со стороны гор шла гроза, и больная нога Тима разнылась.

  – Именно. Когда же ты думать начнешь...

  Думать, честно говоря, не хотелось совершенно. Особенно, над словами Тимара. Принять графа, смириться с его домогательствами! Да никогда! Ненавижу его...

  На фоне всего случившегося возвращение Уголька стало ярким, пенящимся бокалом счастья. Я тогда тренировалась во дворе – метала ножи, и жутко досадовала, что плечо все еще не позволяет как следует размахнуться. У ворот раздались крики, истеричное конское ржание, рев, и я, забыв о колене, повернулась к опасности... чтобы бросить кинжалы и побежать навстречу пантере.

  – Уголек! Хорошая моя, золотая... Девочка моя...

  Невероятно, но кошка стала еще больше, полностью оправдывая свое Лесное происхождение. Теперь она вряд ли поместится в моей кровати, скорее, раздавит ее! Но какая красавица! Когда она шла по двору, крупные мускулы перекатывались под шкурой, заставляя шерсть вспыхивать антрацитово-черным. Усы кустами, янтарные глаза и трехвершковые клыки.

  Пантера зарычала и оскалилась, остановившись в трех локтях от меня. Я протянула руку, чтобы почесать ее за ухом и... полетела на землю, сбитая ударом мощной лапы. Кто-то выругался, раздался характерный щелчок взведенного арбалета.

  – Только попробуйте, – не хуже пантеры, оскалилась я. – Убью того, кто тронет кошку!

  В свете недавних событий, мне поверили.

  Я поднялась, снова приближаясь к пантере. Ее предупреждающий рык и моя улыбка. Удар лапы – и кувырок, я успела увернуться. Сощуренные от дневного света янтарные глаза не отпускают мой взгляд. Хвост мечется из стороны в сторону, хлещет по бокам. Задние ноги Уголька напряглись, она подобралась, как взведенная пружина, и прыгнула, повалив меня на спину.

  Чуть желтоватые клыки сжали мое горло, и пантера утробно зарычала.

  – Я тоже соскучилась, – прошептала я, обнимая ее за шею.

  Кошка фыркнула и вырвалась. Ударила напоследок подушечкой лапы по уху и, гордо задрав хвост, независимо потрусила к лестнице, ведущей в замок. Растирая шею, украшенную розовыми вмятинами зубов, я покосилась на преувеличенно не обращающих на меня внимания солдат, и подумала, что снова получу взбучку от графа.

  Уголек обиделась. Пантера отказывалась брать у меня еду, выбивала из рук миски с молоком, которые я подсовывала ей под нос, не давалась гладиться и демонстративно ночевала в ногах у Тимара. Она даже в ванну ко мне больше не пыталась запрыгнуть, хотя я нарочно наполняла ее по три раза в день.

  – А чего ты ожидала? – спросил Тим, почесывая кошачье ухо. – Она же решила, что ты ее бросила. Когда ты уехала, киса тебя по всему замку искала и орала дурным голосом, служанки выйти в коридор боялись. От еды отказалась, я уже всерьез начал переживать, что умрет. Потом выбила окно и сбежала. В марте появилась, нагадила на твою кровать, и снова ушла.

  Я расхохоталась, представив страшную кошачью месть. Из-за ширмы донесся оскорбленный рык– пантера отлично понимала, когда над ней смеются.

  – Тихо, тихо, – погладил ее Тим.

  – Ошейник – твоя идея? – спросила я.

  Тимар зевнул.

  – Идея – моя, исполнение – графа.

  – Серьезно?! – Я заглянула на половину Тимара. Тот приглашающее кивнул, и я с удовольствием уселась на его кровать, разглядывая плетенный из стеблей светлого растения и серебряных нитей ошейник на Угольке. Потянулась, повернула к свету небольшую подвеску в виде оскаленного волка.

  – Она же шляется по феоду, пристрелить могли из-за шкуры. А серебро и тарлич отлично видно даже в темноте.

  – Но как Йарра смог надеть на нее ошейник? – Я все не могла отойти от удивления, потирая кулон. Пантера фыркнула и сжала мою руку зубами. – Или грызи, или отпусти, – дернула я ее за усы.

  – Как-как... Выследил и надел.

  – Но подвеска... И плетение... Это же дорого...

  – Ты еще не заметила, что Йарре для тебя ничего не жалко?

  – Да ну тебя, – рассердилась я, спрыгивая с кровати. Колено отозвалось болью. – Достал ты меня! И граф твой достал! И вообще, все достало!

  – Ты куда? Ночь на дворе!

  – Прогуляюсь!

  – Лира!..

  *

  – Что смотришь, иди за ней, – скомандовал Тим пантере. – Иди-иди, а то опять хозяйка пропадет, – спихнул он с матраса пушистую тушу.

  Кошка свалилась комком сырого теста, недовольно рыкнула и, мягко переступая лапами, уже сейчас большими, чем мужская ладонь, растворилась в темноте.

  *

  Злая, как ведьма, я с грохотом скатилась по лестнице, хлопнула входной дверью, пересекла двор и вышла через неприметную дверь во внешней стене. Запертую, конечно, но маленькая брошь в виде дракона, которую я носила на рукаве, великолепно трансформировалась в отмычку.

  Выбравшись из замка, я спустилась к ручью, отводящему лишнюю воду изо рва, запрыгала по обнажившимся камням, пересекающим русло. Сейчас жарко, и они почти сухие, а сам ручей чуть выше колен. Осенью, во время дождей, он превращается в полноводную реку, в которой запросто можно утонуть.

  Успокоилась я только на другом берегу, спрятавшись под раскидистой ивой. Ее ветви образовывали зеленый шатер, сквозь который проглядывало небо, усеянное крупными, низкими перед дождем звездами – россыпь бриллиантов на черном вельвете небесной шкатулки. Сорел любил звезды – осколки душ тех, кто гуляет в Садах Светлых. Как много он знал об этих льдистых холодных искрах... То есть, знает. Конечно же, знает, ведь он жив. И Алан жив. Но почему же так хочется плакать?..

  Когда ивовый шатер дрогнул, впуская внутрь темную фигуру, я сначала подумала, что это Тим. Помню, успела еще подумать, что из вредности не вернусь в спальню и останусь ночевать здесь, тем более, что ночь теплая. Да и он, зная меня, наверняка принес плед... Потом я унюхала до колик знакомый шипровый запах одеколона, и вскочила.

  – От кого прячешься? – спросил граф.

  – Я не прячусь... – попятилась я. – Мне... я... Я спать собиралась идти! Спокойной ночи! – и нырнула в заросли, надеясь скрыться в темноте.

  Не получилось.

  Йарра схватил меня за локоть, дернул назад, прижав спиной к своей груди.

  – Маленькая врушка, – пробормотал он, касаясь губами моего затылка. – Ты же выбежала из замка десять минут назад. Поссорилась с братом?

  Я извернулась, пытаясь освободиться, и хватка графа стала крепче.

  – Я задал тебе вопрос, Лира!

  – Да, мы повздорили, – выдавила я, вцепившись в мужскую ладонь, ползущую вверх.

  – Из-за чего? – Голос тихий, бархатный, и от горячего дыхания, опаляющего шею, по спине побежали мурашки. – Из-за чего ты поссорилась с братом, м? – повторил Йарра, сжимая мою грудь сквозь тонкий шелк.

  – Пустите!

  – Даже не знаю, что на это ответить. – Я почувствовала, что он улыбается. – Не могу, или не хочу.

  – Я закричу!

  – Кричи, – развеселился Йарра. – А что ты скажешь тем, кто прибежит на твои вопли?

  Его пальцы неторопливо расстегивали крупные пуговицы блузы. Одна, вторая, третья, и вот уже мужская ладонь ритмично мнет мою грудь, играет с острыми пиками сосков. Губы Йарры мазнули по виску и ущипнули мочку уха.

  – Лира моя... – выдохнул он.

  – Ненавижу вас!

  – Я знаю. – Сжав мои запястья ладонью, граф стянул камзол и бросил его под ноги. – Как-нибудь переживу, – проворчал он, опрокидывая меня на землю.

  Я дралась с ним той ночью – всерьез, по-настоящему, решив, пусть лучше выпорет, чем снова..., а Йарра блокировал, стряхивал удары, пока, наконец, не поймал.

  – Тише, Лира, тише...

   Помню бархат камзола под спиной и резкий пряный запах смятой травы, помню тяжелое дыхание графа, его губы на моей груди и руки, прижимающие запястья к земле. Помню, как вертела головой, уворачиваясь от его поцелуев. Помню поцелуи – неторопливые вначале, и болезненно-грубые, когда он понял, что я не хочу отвечать. Помню, как его рот мял мои губы, как граф пил мое дыхание, помню, как давила в живот бляха ремня от его брюк, а, чуть ниже, доказательство его мужественности.

  – Моя...

  – Нет!

  – Моя! – И клеймо на шее, которое я несколько дней буду старательно прятать высокими воротниками и косынками.

  Помню, как он замер, и вдруг зажал мне рот ладонью. Помню вспыхнувшую радость, когда я услышала шаги сквозь шум ветра и родной голос:

  – Лира, где ты? Лира!.. Лира, твою мать, два часа ночи, где тебя лярвы носят?!

  Я замычала, забилась под Йаррой, а потом, не раздумывая, вцепилась зубами в закрывающую мне рот руку.

  – Дрянь! – охнул он, когда я прокусила я ее до крови.

  – Я здесь, Тим!

  Помню еще, как испугалась, что граф пошлет Тима Лесом, и брат будет вынужден подчиниться и уйти.

  – Лира, если ты сейчас не выйдешь сама, я тебя за ухо выведу! Не посмотрю, что взрослая!

  Йарра тихо выругался и скатился с меня, а я, захлебываясь слезами, побежала к Тимару.

  – Ты чего ревешь? – опешил брат.

  – Упа-ла, – всхлипнула я. – Блузку порвала... Любимую...

  – Наказание мое, – покачал головой брат. Снял с себя рубашку, надел ее на меня, затянув шнуровку у самого горла. – Быстро домой! Чтобы, пока дойду, ты под одеялом была и спала!

  – Хо... Хорошо...

  *

  Пантера выбралась из кустов и уселась рядом с Тимом. Парень потрепал ее по загривку, даже чмокнул в макушку.

  – Молодец, киса.

  Отправленная за Лирой, Уголек вернулась почти сразу – зарычала, зафыркала, вцепилась в его ногу, стаскивая с кровати. Сердце сжалось в предчувствии беды, и Тим, где мог, бегом, а где просто съезжая по перилам, бросился вниз. И, как оказалось, не зря. В ответ на его крики из-под раскидистой ивы донеслась возня, тихое 'Дрянь!', и глухой голос Лиры, а потом девчонка выскочила оттуда, как ошпаренная. Растрепанная, заплаканная, в криво застегнутой рубашке с оторванными нижними пуговицами.

  Тим дождался, пока Лира скроется за внешней стеной и севшим от злости голосом заговорил, обращаясь к ивняку.

  – Что же вы делаете, Ваше Сиятельство? Таскаете девочку по кустам, как последнюю шлюху... Вы в своем уме? Она же после каждого вашего, – Тим запнулся, – после каждой встречи с вами как в воду опущенная! Вся в синяках! Вы ее сломать хотите?.. Вам мало, что она готова в притоне жить, лишь бы не с вами? Ждете, пока с башни спрыгнет? Или на косе повесится?.. Вы для чего ее растили, господин? Зачем Роха наняли, зачем кормили буристой, семь лет учили?.. Только для того, чтобы сделать своей девкой?!

  Уголек зарычала, дернувшись к иве, и Тимар схватил ее за ошейник, удерживая на месте.

  – Сидеть! ...Ваше Сиятельство, – закончил он, – я вам клянусь, если вы сломаете Лиру, я вас уничтожу. И плевать, что со мной потом будет.

  Ночью Тим проснулся от горьких всхлипов, но сам не пошел – знал, что девушке будет неприятно, если он застанет ее плачущей. Отправил Уголька, и спустя пару минут услышал:

  – Ну куда ты лезешь? Фу, вонючка, уйди! Какую дрянь ты ела?.. Не надо, щекотно! Ну перестань, Тимара разбудим! ...Куда ты лезешь, кровать сломаешь! У-у, буйволица клыкастая...

  7

  Завтракать я отказалась, обедать тоже. Не лезло.

  Долго рассматривала засос на шее и синяки на запястьях, прямо на тех местах, где в детстве были ожоги. А на плече – следы зубов. Как же он любит оставлять метки! Ненавижу...

  'Моя!'

  Ничья! Своя собственная! Может, немножко Тимарова и чуть-чуть Уголька... Боги, как же вовремя появился вчера брат! Спасибо, Анара, спасибо, Светлые! ...И спасибо за то, что он не видел произошедшего... Как же стыдно, господи...

  От выплаканных слез болела голова, лицо опухло, как у утопленницы. Нехотя, я слезла с постели, где просидела весь день, и пошла умываться. Утром я притворилась, что сплю, в обед Тим был занят – не знаю, с графом ли, чтоб его печень гули выели, или еще чем – на брате висела должность кастеляна замка, управляющего имением, личного секретаря Йарры, и дел у него всегда было невпроворот – но вечером он обязательно заметит набрякшие веки и красные, как у кролика, глаза. И вранье об испорченной блузе уже не пройдет.

  Я сунула голову под струю холодной воды, сжала зубы, чувствуя, как от спазма начинают ломить виски и темя, но терпела, дожидаясь, пока ледяной поток вымоет жалость к себе и апатию. Кажется, в дверь постучали, но за шумом бьющей по чугуну ванны воды я не расслышала. Я никого не жду, у Тима есть ключ, а служанки идут Лесом. Тем неожиданнее было вдруг оказаться вздернутой на ноги и с махровым полотенцем на голове.

  – Ты что творишь, идиотка?! Мозговой горячки захотелось?

  Йарра грубо растирал мне голову, шею, уши. Взвыв, я рванулась прочь, и, налетев на бортик ванны, почувствовала, что падаю. Сильная рука обхватила мою талию, помогла принять вертикальное положение и сдернула, наконец, это треклятое, полностью ослепившее меня полотенце.

  – Быстро под одеяло!

  Я не заставила себя упрашивать, запрыгнув на кушетку и с головой завернувшись в плед. Боги, что он здесь делает? Какой Темный его принес?

  Граф тем временем захлопнул открытые окна, лишив комнату легкого сквозняка, потом поймал в коридоре служанку, велев все бросить и немедленно принести горячего чиару. Вернулся в спальню, подтащил к моей кровати стул с высокой спинкой, и уселся на нем верхом. Глаза светлые, злые.

  – И часто ты полуголой разгуливаешь?

  Полуголой – это в брэ. Помню, как причитала портниха, когда я заказывала их впервые – и неприлично, и неудобно, да еще и для женского здоровья вредно. Конечно, панталоны, особенно с прорезью в промежности, гораздо полезнее.

  – Только когда Тима нет, – тихо ответила я, остро чувствуя, что от графа меня отделяют всего пара локтей и тонкая шерсть.

  Вернулась служанка, оставила кувшин с травяной настойкой и незаметно исчезла. Йарра плеснул чиар в высокий стакан, протянул мне.

  – Пей.

  От горячего медового напитка прошибло потом, и я немного спустила одеяло. Поймала взгляд графа на голом плече, и натянула плед обратно.

  Йарра смотрел на меня и молчал, только желваки на скулах ходили. Я сидела смирно, опустив ресницы и преувеличенно внимательно разглядывая простынь.

  – Я уезжаю на два месяца, – сказал, наконец, он.

  Я едва не подпрыгнула. Два месяца?! Целых два месяца, ура!

  – Рада? – заметил Йарра мои вспыхнувшие глаза. – Можешь не отвечать, и так вижу. Надеюсь, за это время ты привыкнешь к своему новому положению.

  Никогда я к нему не привыкну!

  – Кроме того, переедешь в комнаты рядом с моими.

  – Зачем? Мне и здесь...

  – Затем, что я так сказал, – отрезал граф. – Сделаешь там ремонт, обставишь по желанию. Все счета – Тимару, за новые платья в том числе. На булавки – пять золотых в месяц.

   Я смотрела на Йарру расширенными глазами. Пять! Золотых! В месяц! Накопитель для восстановления ноги Тима стоит двести, работа мага – еще пятьдесят. А граф, уставившись на мои губы, продолжал:

   – Из замка без сопровождения ни шагу, тренировки только в моем зале. И, Лира, я ОЧЕНЬ надеюсь найти тебя здесь, когда вернусь. Упаси тебя Светлые сбежать – в Северной башне запру. Все поняла?

  Я кивнула.

  – Отлично.

  Йарра поднялся, с грохотом отодвинув стул. Остановился у моей постели, протянул руку, предлагая встать. Сглотнув и покрепче захватив плед, я поднялась. Между нами была от силы ладонь, и запах кожаного шипра окутывал, дурманил.

  – Посмотри на меня, Лира.

  Закусив губу, я подняла ресницы и сразу же опустила; желания графа ясно читались в его глазах, радужка которых отливала темной сталью.

  Йарра чуть улыбнулся и поцеловал мое запястье.

  – Увидимся в сентябре.

  Чтоб вас Темные забрали, Ваше Сиятельство.

  *

  Не могу сказать, что эти два месяца были триумфом свободы, но передышка пошла мне на пользу – я, наконец-то, начала нормально спать и есть, а не через силу давиться едой и просыпаться по пять-шесть раз за ночь. Иногда я даже смеялась – в те минуты, когда забывала о своем 'новом положении'.

  Забывать, впрочем, получалось редко.

  Помню, тем летом каждое утро начиналось с мысли: 'До сентября осталось пятьдесят девять...пятьдесят пять... пятьдесят дней', и мне хотелось завыть, натянуть на голову одеяло, и никогда-никогда не просыпаться. Если бы не Тим...

  Боги, если бы не Тим, я бы рехнулась. Это он вытряхивал меня из хандры, точно так же, как из самума боевого транса, это для него я заставляла себя каждое утро вставать с постели, для него пыталась вести привычный образ жизни – я ведь видела, как он волнуется, как боится, что я что-нибудь с собой сотворю. Однажды он застал меня с кинжалом у виска, и, кажется, решил, что я хочу порезать себе лицо. Или горло.

  – Не смей!

  – Отвяжись, мои волосы – что хочу, то и делаю!

  -Ты... Стрижешься? – тихо спросил Тим, прислоняясь к стене.

  – Нет, в носу ковыряюсь, – огрызнулась я.

  – Лира, маленькая моя... Пообещай, поклянись мне, что ты ничего с собой не сделаешь... Я прошу тебя. – Тим отобрал кинжал, обнял меня. – Пожалуйста, Лира, пообещай...

  *

  Первые три недели были самыми сложными. Я в буквальном смысле на стену лезла – от злости, от безысходности, от нежелания играть роль – быть! – девкой Йарры. А приходилось. Ко мне зачастили визитеры. Ко мне. Визитеры. Представляете? Помню, первым, буквально через день после отъезда графа, явился меотский торговец. Имя еще у него было невыговариваемое – Вабилевс-что-то-куда-то. Я как раз из зверинца выходила, вся в соломе, с перьями в волосах, в старой одежде, в которую намертво въелся кислый дух созданий Леса. Вы бы видели лицо Вабилевса, когда один из оруженосцев указал глазами на меня! Но, надо отдать должное, купец быстро пришел в себя и рассыпался в комплиментах. Угу. Как я прекрасна и прочее-прочее. А мне пришлось пригласить его на обед.

  – За каким брыгом он явился?!

  – Привыкай, – философски сказал Тим, поправив мне стоячий воротник короткой, на пару ладоней ниже бедер, туники. – Теперь просители к тебе косяком пойдут. Ночная кукушка, и все такое... Ай!

  – Еще одна такая шуточка, и я тебе зуб выбью.

  – Понял, больше не буду, – поднял руки Тимар.

  – Лучше скажи, что мне с купцом делать, – проворчала я, пытаясь разобрать колтун в волосах.

  – Да ничего, – пожал плечами Тим. – Предупреди, что к делам графа ты отношения не имеешь, но обязательно передашь прошение секретарю. Мне, то есть. Подарки бери, если понравятся, от денег отказывайся.

  – Мне еще и деньги предлагать будут?

  – А как же...

  Предлагали не только деньги. В обмен на обещание 'обязательно передать графу нижайшую просьбу' мне пытались всучить украшения, ткани, меха, лошадей, щенков, птичек – юные леди так любят канареек! – редкие алхимические ингредиенты, заряженные накопители, антикварные книги и ценные бумаги.

  – А Галия это все принимала?

  – Когда как. Если была уверена, что граф удовлетворит прошение, могла еще и довесок потребовать.

  – Ого! – невольно восхитилась я предприимчивостью бывшей любовницы Йарры. – А откуда она знала, что он подпишет, а что нет?

  – В отличие от некоторых, она интересовалась его делами, – съязвил Тим, оторвавшись от документов.

  – Пф!

  – Не фыркай, лучше счета проверь. Я не успеваю...

  С купцами, рыцарями – да-да, они тоже рвались ко мне, лордами я была неизменно вежлива и осторожна в словах, и за мной закрепилась слава оригинальной, но весьма мудрой особы. Я всегда была умной девочкой, и прекрасно понимала, что как бы я не относилась к Йарре, в глазах остальных в доме Первого Советника Княжества Райанов должны царить тишь да гладь. Это потом я могла орать в пустых залах, срывая голос, разбивать в щепки макивары и падать замертво на турнирном поле, намотав в кроссе не один десяток лиг. Это потом Тим, качая головой, уводил меня в спальню и помогал натереть сведенные судорогой мышцы лечебной мазью, укладывал в постель и, как в детстве, читал мне вслух. А по утрам я натягивала радушную улыбку на лицо и замшевые митенки на сбитые костяшки рук:

  – Доброго дня, господа. Добро пожаловать в замок Йарра. ...О да, мне тоже очень не хватает Его Сиятельства.

  Зато на решивших выразить свое почтение леди, еще недавно входивших в свору Галии, я отыгрывалась по полной – хамила, грубила, изводила, с милой улыбкой доводила до слез, будучи уверенной, что ТЕПЕРЬ они все проглотят. Я ведь помнила, прекрасно помнила их смешки, колкости, завуалированные и прямые оскорбления, которыми они осыпали меня с подачи Галии. И теперь мстила. С прямо-таки садистским удовольствием.

  – А ты жестокая, – заметил Тим, услышавший мою отповедь набивающейся в друзья девице. – Зачем ты это делаешь?

  Я мрачно улыбнулась, глядя из окна библиотеки, как несостоявшаяся подруга усаживается в карету, размазывая по лицу слезы.

  – Когда мне было десять, эта милая девушка сказала, что место смесков – у свиного корыта, а не в графском замке. Назвала меня Хрюшкой, бросила на пол пирожное и предложила его съесть.

  Смесками называют тех, у кого доля райанской крови меньше четырех пятых. Мой отец был райаном, а мать – лизарийкой.

  – Почему ты мне не рассказала?!

  – А что бы ты сделал?..

  Тим грязно выругался.

  – Ого, – уважительно покосилась я на него, – можно, запишу? – и пригнулась, уворачиваясь от подзатыльника.

  – Только попробуй, – пригрозил строгий старший брат. – Рот с мылом вымою.

  И ведь вымоет же, я однажды рискнула...

  – Знаешь, я одного не понимаю. Где гордость этой Брайаны? – я задумчиво водила пальцем по оконной раме, прослеживая древесный узор. – Я ведь не в первый раз ее выгоняю! Но она возвращается, и делает вид, что ни-че-го не было! Совсем ничего! А ты даже половины того, что я ей наговорила, не слышал!.. Нет, погоди, – подняла я ладонь, не давая себя перебить. – Я понимаю, что, пока не надоем графу, ну или пока он не женится, буду центром местной светской жизни. Я помню, что Галия постоянно ссужала этой девице деньги, я знаю, что закладные на две трети земель ее отца – у Йарры, но... Я бы удавилась, но к смеску на поклон не пошла!

  – Это не у нее гордости нет, это у тебя грех гордыни, – дернул меня за вихры Тим. – И откуда только!

  – С кем поведешься...