Текст книги "Жестокие игры (Лира 2)"

Автор книги: Елена Литвиненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

  – Сбежала, вроде...

  – От такого мужа и сбежать не грех...

  – Опекун...

  – Спит...

  *

  Трактирщика допрашивали последним.

  – Имя?

  – Рейко, господин.

  – Возраст?

  – Сорок два года.

  – Полукровка?

  – Во мне одна пятая райанской крови, господин.

  Дознаватель кивнул. Сам он, чистокровный райан, в шестьдесят четыре выглядел моложе, чем Рейко в сорок.

  – Что ты видел?

  Трактирщик моргнул и опустил глаза.

  – Ничего, господин, Светлыми клянусь!

  – И, тем не менее, – потряс одним из мелко исписанных листов дознаватель, – тебя нашли на чердаке, спрятавшимся в сундук. Что ты там искал, Рейко? Бабушкино наследство? Или ты знал, что к тебе на кормежку идет нежить? – Сквозь нарочито-мягкий голос прорывался рык, а татуировка Младшего лорда на запястье плевалась злыми искрами. Выдернутый из постели, райан уже пятый час одного за другим допрашивал немногих свидетелей бойни, произошедшей в таверне на окраине, но все, чего смог добиться – это невнятные слова об ознобе, погасших факелах и тени, пронесшейся мимо. А потом нашли трупы.

  Отдельный зал, как удалось выяснить, в тот вечер занимали шестеро наемников, празднующих удачную охоту. Праздновали шумно, пили много, поднимая кружки за графа Йарру, тискали подавальщиц – и вдруг наступила тишина. Причем, не только у них, а во всей таверне, но никто из присутствовавших так и не смог сказать, почему замолчал. Просто стало не до смеха, не до соленых шуток, не до перебранки, даже не до выпивки. Хлопнула дверь, заплясало пламя факелов, погасло несколько свечей. Мелькнула размазанная, 'ей-богу, как сквозь грязное окошко видел', тень – и в отдельном зале осталось шесть трупов. Насмерть перепуганная рабыня, забившаяся в угол, лепетала о белоглазом демоне, голыми руками разорвавшем горло 'вот этому, с перевязанной рукой', и снесшем головы остальным. Чем? Когтями. Как он появился и куда исчез, девчонка не видела.

  – Так почему ты сбежал, Рейко?

  Трактирщик устало потер лицо скованными руками.

  – Господин, вы когда-нибудь видели Большую Волну? Вы, райаны, называете ее цунами. Мне было семь, когда мой остров смыло, я выжил лишь потому, что отец запихнул меня в сундук на чердаке. Четыре дня меня носило по волнам, потом подобрал меотский торговый корабль...

  – Душещипательная история, – перебил его дознаватель. – Только каким боком она относится к случившемуся?

  – Большая Волна гонит перед собой жуть, господин, – тихо сказал трактирщик. – Воздух становится вязким и тяжелым, дышать почти невозможно. Ты захлебываешься им, глохнешь, пытаешься глотнуть, но ничего не выходит – он как тина в болоте. И собаки... Они сходили с ума, обрывая цепи, и бежали на холмы, пытаясь спрятаться. Сегодня... Было то же самое. Псы вокруг заливались лаем, а потом пришла жуть... И я сбежал.

  – Уведите, – велел дознаватель страже.

  Устало сжав виски, райан спросил у мага – совсем еще мальчишки, зеленого от увиденных трупов.

  – Что скажете, господин Трене?

  – Трактирщик не врал. – Чтобы занять дрожащие руки, юноша вертел толстую тетрадь школяра. – И остальные тоже. То, что Рейко называл жутью... Я до сих пор чувствую эти эманации. Они похожи на точки проклятия... Ну, знаете, есть места силы, а есть точки проклятия, – маг поспешно листал тетрадь. – Вот, я сейчас вам прочту...

  – Господин Трене, вы просто скажите – что это была за нежить, где найти, и как убить.

  – А это не нежить, – оторвался от конспектов юноша. – Это был человек.

  *

  Я попыталась перевернуться на бок и зашипела – волосы больно натянулись. Перекатилась обратно на спину и увидела Йарру – граф спал, намотав мою косу на кулак и уткнувшись в нее носом. Я затихла, боясь разбудить его.

  Вот и закончилась моя свобода.

  Я смахнула навернувшиеся слезы и зажмурилась, заставляя себя успокоиться. Все равно убегу! Хотя бы для того, чтобы иметь удовольствие просыпаться в одиночестве, а не вот так – с чужой рукой в волосах и ногой, закинутой мне на бедро.

  Ягодицы саднили – Сибилл не стал убирать следы порки. В назидание, видимо. Спасибо, хоть побои вылечил, раньше я у него мазь от ожогов неделями выпрашивала.

  Раньше...

  Все детство, с того самого дня, как Йарра обманом вывез меня из замка князя Луара, я носила браслеты, жжением ограничивающие мой дар. Или проклятие – как посмотреть. Я была счастливой обладательницей флера, возможности которого все еще познавала. Счастливой – в очень больших кавычках. Из-за флера меня трижды чуть не изнасиловали в детстве, из-за флера пощадили, когда я заколола напавшего на меня Стефана Виоре, старшего брата Йарры, из-за флера меня обучали шифрованию, фортификации, алхимии, языкам, Искусствам – чудный список для юной девушки, правда? – и именно из-за флера, будь он проклят, я оказалась в постели графа.

  Мой дар позволял приручать диких животных, мое проклятие вызывало у людей расположение, приязнь, а еще – болезненную страсть. Как у Йарры, которого я случайно отравила флером, пытаясь усмирить мантикору. С той страшной ночи прошло больше пяти лет, но до последнего времени я считала графа кем-то вроде доброго заботливого дядюшки – он дарил мне сладости, игрушки, книги, прощал проказы, за которые Тим, старший брат, оборвал бы мне уши. А потом я выросла.

  Ненавижу!

  Граф зашевелился, его рука с моей косой поползла вверх, заставляя выгнуться, но нога, слава Светлым, соскользнула с бедер. Скрипнув зубами, я подалась вверх и вправо, и застыла, как кролик перед удавом, наткнувшись на ледяной взгляд Йарры.

  – Выспалась? – ровно спросил он.

  – Да... Господин, я горничной была у леди Лойр, я клянусь! – сбивчиво заговорила я, опасаясь, что граф снова возьмется за ремень. – Честное слово, я не лгу! Я никогда, ни разу, ни с кем...

  – Я знаю. – Йарра навис надо мной, опираясь на руку, и я, сглотнув, вжалась в матрас. Татуировка на груди графа спала, но я уже знала, как мало времени нужно Волку, чтобы проявить себя. – Если ты еще раз сбежишь, я с тебя шкуру спущу, ты поняла меня, Лира?

  Я кивнула.

  – И не приведи боги, ты хоть раз, хоть с кем. Я предупредил. ...Болит что-нибудь?

  – Нет...

  Йарра отобрал у меня одеяло, стянул сорочку. Задержал взгляд на следах от ремня на ногах и перевернул меня на живот. Тяжелая ладонь погладила бедра, ягодицы. Я дернулась, но Йарра надавил на крестец.

  – Лежи.

  Зашуршала одежда, и к моей спине прижалась горячая мужская грудь.

  – Да что ты трясешься, не в первый раз же, – выдохнул граф, целуя мне шею, плечи, щеку, двигаясь медленно и осторожно.

  Наверное, я должна была быть благодарна Его Сиятельству – он простил мне побег, не прибил за жизнь в борделе, и даже сейчас заботится, чтобы я получила толику удовольствия, хотя мог бы просто изнасиловать.

  Благодарности не было.

  Как, впрочем, и удовольствия.

  4

  Портал открылся на плацу, и меня оглушили знакомые с детства звуки – звон оружия, лошадиное ржание, выкрики тренирующихся, брань капитанов, тонкий, на грани слуха, свист стрел, и глухие удары арбалетных жал в деревянные мишени.

  Сухой ветер бросил горсть пыли в лицо, закатное солнце ослепило лучами, отраженными от стекол замка, и на мгновение мне показалось, что я никуда не уезжала, что последние месяцы были сном – дурным сном, который, наконец, закончился. Вот сейчас я открою глаза, и увижу Роха, потягивающего свой богомерзкий напиток из тонкой фарфоровой чашки, хмурящегося Тимара – я снова прогуляла уроки, удрав купаться, и Алана, огорченно разводящего руками – он честно пытался меня прикрыть, но обдурить Учителя и Тима – это что-то из области нереального.

  А потом наступила тишина, и наваждение схлынуло.

  Первыми на наше появление среагировали лучники, ощетинились стрелами, но так же быстро убрали их, узнав графа. Вытянули вверх сжатые кулаки и стукнули себя по груди. За ними приветствие повторили арбалетчики, мечники, копейщики, вытянулся старый сержант, и только новички, которыми он командовал, продолжали форсировать полосу препятствий. Йарру любили. До недавнего времени я тоже входила в число его почитателей.

  Я осторожно шевельнулась, намекая, что неплохо бы меня отпустить. Граф кивнул окружающим, крепко поцеловал меня в губы и исчез в телепорте.

  – Я же говорил, не про твою честь девка, – услышала я тихий голос. Обернулась и узнала капитана Левайра. Рядом с ним стоял Висайр – тот самый светловолосый лучник, веселивший меня байками о Лизарии.

  От понимающих взглядов солдат стало тошно. Казалось, каждый из них знал, что делал со мной Йарра. И этот демонстративный поцелуй графа... Он будто клеймо поставил. Меня аж затошнило от злости. Убила бы! Если б смогла...

  – Ты, – указала я на наемника, шарящего по мне наглыми глазами.

  Видимо, новенький, как и его приятель, отпустивший сальную шутку.

  – Ты, – подозвала я этого паяца.

  – Ты, – указательный палец уперся в грудь варварообразного, будто вчера из Степи, мужика. У меня отличный слух, и именно он спросил у стоящего рядом мечника: 'Хозяйская шлюха?'

  – Подойти! – рявкнула я. – Почему не в форме Йарры? Где нашивки?

  – Приказа об их зачислении в гарнизон еще нет, госпожа Орейо – подтвердил мои догадки Левайр.

  – Вот как, – протянула я. – Проверочные бои были?

  – Назначены на вечер.

  Капитан ощутимо напрягся, и я его не разочаровала:

  – Перенести на утро. Я сама с ними... поработаю.

  Один из наемников хохотнул, повернувшись к солдатам, но смех его никто не поддержал.

  Приятно, что меня помнят.

  – Оружие возьмете свое. ...Можете возвращаться к тренировкам, – разрешила я остальным.

  И все. Будто и не было насмешки и толики презрения на лицах, остались лишь почтение и настороженность, целительным бальзамом пролившиеся на израненное графом самолюбие.

  А в окне библиотеки показалась знакомая рыжеволосая фигура.

  – Тим! Ти-и-и-м! – завопила я. – Я вернулась!

  Не чувствуя ног, я бежала к замку, расталкивая не успевших посторониться солдат. Ступени, тяжелая входная дверь из черного дуба, гулкие залы, бесконечные коридоры и лестницы...

  Потом слуги шептались, что видели лишь смазанную фигуру, пронесшуюся мимо.

  – Тим!

  Тимар встретил меня в дверях библиотеки. Всхлипывая, я запрыгнула на брата, как мартышка обхватила его руками и ногами.

  – Задушишь, мелкая, – прохрипел он, карикатурно закатывая глаза.

  Не ослабляя хватки, я уткнулась носом в его плечо.

  Тим прислонился к стене и осел на пол, прижимая меня к груди. Гладил по волосам, по спине, баюкал, вытирая слезы. А я все никак не могла успокоиться.

  – Живая, – тихо сказал Тим. Глубоко вздохнул и стиснул меня до боли. – Боги, как же я за тебя волновался... Я чуть заикой не стал, когда в монастырь приехал Айвор. И потом, когда ты бросила то яблоко...

  Айвор Третий – нынешний король Лизарии, слабого государства, находящегося под патронажем райанов. Он и Первый Советник князя Дойер попытались отделить Лизарию от наших границ магической стеной; Айвор таким образом надеялся получить независимое государство, а Дойер, устранив Айвора, занять его место на троне, для чего потребовал у короля руку младшей сестры. Не для себя, конечно, для сына. Для Сорела.

  Вместо принцессы в замок Дойера приехала я.

  Йарра, Второй из Совета Четырех, долгое время безуспешно пытался внедрить своих людей в окружение Дойера, но – безрезультатно, и время от времени получал плотно зашитые мешки с чем-то круглым внутри. В такие дни на Йарру было страшно смотреть, а уж попадаться под руку...

  Свадьба Сорела оказалась для графа долгожданным поцелуем Анары – Дойер не стал устраивать ментальное сканирование невесте сына, захудалой, но все же принцессе, две трети жизни проведшей в монастыре. За месяц до помолвки Эстер выкрали из Приюта богини, а я, лизарийка наполовину, такая же белокожая, синеглазая и светловолосая, заняла ее место. О подмене, кроме самого Йарры, знали трое – Четвертый Советник, объединившийся с графом против Дойера, некий Женор, натаскивавший меня в генеалогии Высоких Родов Лизарии, и Настоятельница.

  Послушницы и Служительницы ничего не заметили – следуя уставу монастыря, я жила в отдельной келье, прятала лицо под плотной вуалью, тихо говорила и ужасно сутулилась, скрывая высокий рост. Приезд Его Величества Айвора Третьего, решившего лично 'осчастливить' сестру вестью о скорой свадьбе с одним из райанов, едва не стал провалом – я просто не узнала своего 'брата', оказавшегося совсем не похожим на миниатюры.

  На брата он тоже оказался не похож – эта венценосная сволочь, вдоволь насмотревшись на валяющуюся у него в ногах сестру, влила мне в горло магически усиленную настойку воробейника, объяснив это государственной необходимостью – его сыну не нужен конкурент на престол, рожденный от райана.

  Месячных у меня не было уже полгода, настоящую Эстер эта настойка просто убила бы.

  Второй проблемой стал Дойер. Оказалось, что Первый Советник совсем не похож на злодеев, о которых я читала в романах – он не ел младенцев, не якшался с демонами, не имел привычки оставлять где попало компрометирующие письма, а все деловые встречи проводил исключительно в своем кабинете, защищенном не только крепкими дверями, но и пологом, испепеляющем всех, кто пытался нарушить границы хозяйского крыла замка.

  Магическую преграду я заметила чудом, и в очередной раз поблагодарила Тимара, заставлявшего меня зубрить теорию защитных плетений. Помню, как стояла на лестнице, до слепоты вглядываясь в расплывающиеся контуры магических светильников, и пыталась понять – показалось или нет. Потом бросила в проход, ведущий к кабинету Дойера, яблоко – свой поздний ужин, и до крови закусила губу, когда оно вспыхнуло и осыпалось пеплом, налетев на невидимую обычному глазу огненную стену.

  В хозяйское крыло замка я попала благодаря Сорелу, проведшему меня сквозь заслон и давшему заклинанию отмашку: 'Она своя!'

  Сорел, Сорел, Сорел... Неуклюжий Сорел, похожий на смешного черно-белого медвежонка, живущего в зарослях бамбука. Смелый Сорел, не побоявшийся вступиться перед князем за безвестную девчонку. Глупый Сорел, полюбивший меня.

  А теперь, наверное, проклявший.

  В кабинете Дойера я нашла многое, очень многое. Боги, почему, почему, ну почему он не уничтожил письма пятилетней давности?! Почему он так надеялся на защиту полога? Почему был так уверен в своей неприкосновенности?!

  С тех пор, как Первый Советник нашел месторождение алмазов в коронарных землях, мысль превратить камни в амулеты, наполнив их силой, не давала ему покоя. Дойер организовал мятеж на одном из подконтрольных княжеству Архипелагов, дал денег восставшему лорду на оплату услуг магов, и он же, когда Йарра взял Архипелаг в кольцо, 'спас' студиозов-недоучек, таким хитрозакрученным способом заманив их в княжество.

  Как Дойер уговорил юных волшебников поделиться жизненной силой с бриллиантами, я не знаю. Знаю лишь, что к зиме у него было около пяти сотен сочащихся магией артефактов и уговор с Айвором на постройку заслона, который отделит княжество от Лизарии. Я нашла карту, отмечающую положение Стражей, несколько писем, косвенно подтверждающих вину Дойера в мятеже на Рисовом Архипелаге, выкрала брачный договор между сыном Айвора и будущей дочерью Эстер, и оставила в кабинете магического шпиона, записавшего разговор Советника и лизарийского короля.

  Этого хватило не только для того, чтобы сместить конкурента, на что рассчитывал Йарра, но для полного уничтожения рода Дойер. Граф довольно потирал руки, Тимар, всей душой ненавидевший Советника, убившего его отца, наконец-то почувствовал себя отомщенным, а я получила рубиновое колье, непроходящее чувство вины перед Сорелом и жизнь Алана.

  – У него все хорошо, – сказал Тим. – Он служит матросом на 'Тироххской Деве'. Алан – умный парень, держу пари, через два-три года он станет помощником капитана.

  Я тяжело вздохнула, и вздох перешел во всхлип.

  – Не плачь, маленькая. Все закончилось.

  – Закончилось? – истерично засмеялась я. – Закончилось?

  – Лира... Что было между тобой и графом?

  – Все.

  Тим надолго замолчал. Отстранил меня, неловко поднялся.

  – Не очень-то это педагогично, но... Выпить хочешь?

  Так мы и сидели до рассвета. Пили сангрию, молчали, лишь время от времени перебрасываясь словами. Раньше Тим никогда не пил прямо из кувшина.

  – Он тебя... Он был груб?

  – Нет, – ответила я, не глядя на брата. О порке я тоже рассказывать не собиралась.

  – Хоть что-то, – пробормотал Тимар. – А если бы ты уехала, как я предлагал...

  -... то тебе тоже бы досталось, – перебила я. – Я ведь сбежала от него. Последние две недели я пряталась в Карайсе, но граф меня нашел.

  – Я не знал.

  Свечи оплыли и догорели, испятнав стол кляксами воска, едва заметный сквозняк из приоткрытого окна шевелил портьеры, шелестел бумагами на столе.

  – Ненавижу его, – сказала я, глядя на розовеющее на востоке небо. – Знаешь, как он меня называет? Кукла. Лярвина кукла.

  – Он Галию замуж выдал, – невпопад заметил Тим. – За кого-то из Младших Лордов.

  – Бедный ее муж, – посочувствовала я.

  – Угу... Дай, – отобрал у меня кубок Тимар.

  – У тебя же целый кувшин!

  – Кончилось, – буркнул брат. – Спать пойдем? – спросил он, когда стрелки часов добрались до цифры пять.

  – Да... Нет! Не хочу пока, – вспомнила я о трех хамах.

  – Ну, как знаешь, – зевнул Тимар.

  Я встала, с хрустом потянулась, разминая суставы. Тело просило движения, и я наклонилась, обняв колени, выгнулась назад, став на мостик, и, дурачась, зашагала каракатицей по комнате.

  – Может, Служителя вызвать? – фыркнул Тим. – Для обряда экзорцизма.

  Протянул руку, помогая распрямиться.

  – Пойду, разомнусь, – показала язык я.

  *

  На плацу, находящемся между внутренней и внешней стенами замка, никого не было – до побудки солдат еще далеко, и вся вытоптанная до каменной твердости, чуть присыпанная пылью площадка принадлежала сейчас мне.

  Сегодня я впервые буду танцевать одна, без Наставника.

  Стало страшно – а вдруг не смогу? Полгода прошло...

  Солнечные столбы, пробиваясь сквозь бойницы в восточной стене, частой решеткой прорезали двор. Смежив веки, я шагнула в сноп света и сложила ладони чашей, наполняя их теплом пробуждающегося дня.

  Пустыня... Яркое белое солнце и линялое небо цвета глаз Йарры, бубенцы и детский смех песчаных духов... Горячий ветер ласкает губы, и сотни мелких частичек кварца скользят по шее, груди, как тысячи поцелуев.

  Я тоже скучала. Боги, как я скучала!

  Дрожит раскаленный воздух над барханами, сгущается дымчатым шелком невесомой чадры, растекается миражами дворцов и башен в окружении финиковых рощ. А впереди, на вершине холма, безудержным белым пламенем горит оплавившийся стеклянный столб караванной тропы – моя точка равновесия.

   Пустыня щедро делится со мной покоем. Постоянством. Вечностью.

  Проходят годы, неторопливо ползут века, проносятся мимо смазанной лентой иллюзий реальности, но пустыня все та же. Яркое белое солнце и блекло-синее небо, медные бубенцы песчаников и миражи дворцов, темная полоса самума на горизонте и пульсирующая багряным точка моего покоя.

  *

  Тимар так и не добрался до спальни. Стены сдвигались и раздвигались, как крестьяне в своих топотушках, которые они называют танцами, пол бугрился, будто что-то выпирало из-под плит. Тим споткнулся раз, другой, запнулся больной ногой и шлепнулся на пол.

  – М-да... Кажется, я пьян, – пробормотал он, с трудом поднимаясь. – Ну, Лира...

  Держась за стену, Тимар вернулся в библиотеку. Наткнулся на книжный шкаф, свалил подсвечник со стола, едва не убился тяжелым креслом, почему-то опрокинувшимся от легкого прикосновения.

  – Л-ля-вин-дол! – Пропыхтел Тим, поднимая кресло и подталкивая его к окну.

  С высоты третьего этажа уже был виден рассвет, но двор, окруженный высокой, в четыре роста стеной, по-прежнему укрывал полумрак, рассеченный лишь лучами, пробивающимися сквозь бойницы. Лира стояла в одном из таких солнечных пятен – тоненькая, высокая, натянутая, как струна. Ладони горстью подняты вверх, глаза зажмурены, губы упрямо сжаты, и шапка неровно остриженных волос – наверняка, сама! – горит, как золотой шлем.

  Потребность видеть Лиру ощущалась физической болью в солнечном сплетении, иногда сильнее, иногда слабее, но – постоянно. Эти несколько месяцев без нее чуть не доконали Тимара. Артефакт, показывающий происходящее вокруг девушки, был слабой заменой, не говоря уже о том, что в замке Дойера была не Лира с ее живой мимикой, резкими порывистыми движениями, вечно чумазым лицом, а Эстер – чопорная, холодная. Настоящая принцесса. И не скажешь, что дочь кухонной девки и безземельного рыцаря.

  Тим давно перестал анализировать свои чувства к Лире. Раньше, в первые дни, еще в княжеском замке, пытался. Жалел ее, но близко к себе не подпускал – боялся флера; живой пример Стефана, обезумевшего брата Йарры, надолго врезался ему в память. Потом было долгое путешествие через горы, нападение Духов – и перепуганная девчонка, вцепившаяся в его ремень. Маленькая, как мышонок, с еще незажившими синяками на лице от побоев матери, с огромными серо-синими глазами, полными слез... И Тимар пропал.

  Это была не любовь, нет. Точнее, любовь, но не та. Он сам не понимал, что с ним, лишь чувствовал, что рядом с Лирой тепло. По-человечески тепло. И ледышка, образовавшаяся на месте сердца слишком много повидавшего семнадцатилетнего парня, начала таять. С Лирой можно было смеяться до слез, до икоты, молчать – о, как он ценил тишину! – и говорить. Просто говорить, не опасаясь, что его слова переврут и донесут учителям или графу, как бывало.

  Кто бы мог подумать, что он, Орейо, будет водить дружбу со смеском! С непризнанным бастардом! С девчонкой! И будет горло готов перегрызть тому, кто оскорбит ее за нечистую кровь. Рядом с ней он становится сильнее, умнее. И жестче, не без этого. Он ведь до последнего тянул с отравлением Стефана! А потом, чтобы защитить свое синеглазое солнышко, не колеблясь, отправил к Корису двадцать человек. И в первом, и во втором случае он исполнял приказ Йарры, но КАК исполнял! А еще без малейших колебаний признал ее сестрой, принял в семью Орейо. Отец, наверняка, в гробу перевернулся – Тимар хорошо помнил, как он кичился чистотой рода. И Джайр... Лира опередила его буквально на полшага, потому что Тим сам тем вечером подбросил в вещи сына сенешаля перстень, снятый с руки пьяного гостя.

  Он был готов на все, лишь бы мелкая была рядом, лишь бы греться рядом с ней. Кто бы заменил ему Лиру? Ее непосредственность, ее умение рассмешить, да брыг с ним, со смехом, нахамить так, что и не обидишься, ибо правда? Галия?.. Возможно, да. Но уехать от Лиры? Видеть ее пару раз в год? Немыслимо! И он отказался от великодушного предложения графа, заметившего, как его помощник поглядывает на его любовницу.

  Тимар понимал, что когда-нибудь Лира выйдет замуж, и с ужасом ждал этого дня. Муж, кем бы он ни был, увезет ее, и хорошо, если в соседний город. А если в другой конец страны? А если на Острова?! Потом стало ясно, что граф готовит ее отнюдь не к выгодному брачному контракту, и Тим немного расслабился. А когда окончательно убедился, что Йарра попал под воздействие флера, даже обрадовался. Поначалу. И, хорошо изучив взбалмошную девчонку, начал надоедать ей разговорами о графе – нельзя с ним общаться, не стоит, неприлично, опасно! Все получалось как нельзя лучше – ведь запретный плод сладок, тем более, для этой маленькой бесовки – пока Йарра все не испортил. Ну что ему стоило за ней поухаживать! Подождать еще хотя бы полгода-год!

  Из Эйльры Лира вернулась потухшей, запуганной, издерганной. Нервно вздрагивающей от резкого звука или движения. И эти синяки на ее шее и запястьях... Скотина!

  Видеть бледную тень Лиры оказалось больнее, чем не видеть девчонку совсем, и Тимар, готовый к боли, к одиночеству, к холоду – невыносимому холоду, замораживающему душу, предложил ей побег. А она отказалась. Жертвенный агнец, мать ее! Поехала в Лизарию, уничтожила Дойера, спасла этого Алана – триста лет он ей сдался! – и только тогда сбежала, злая на весь мир. А граф нашел ее и вернул обратно.

  Тимар был ему благодарен. Потому что с Лирой тепло.

  *

  Тим вздрогнул, как от толчка, и открыл глаза. Проспал он недолго – часы показывали начало седьмого утра. Голова гудела от выпитого, в горле стоял противный ком, а сердце немилосердно колотилось от духоты.

  Морщась, Тим распахнул окно, жадно вдохнул свежий воздух. Воды бы...

  Лира все еще была на плацу. Тимар оперся на подоконник, пытаясь понять – мелкая хоть шевелись за то время, что он спал? Та же поза, то же сосредоточенное лицо, та же, единственная, цепочка следов в пыли, и лишь небольшой пятачок вытоптан в месте, где она стоит.

  Во дворе, тихо переговариваясь, уже собирались солдаты, стояли десятками, но ни один из капитанов не пытался вывести свою команду для утренней тренировки. И Тим понял почему – Лира вдруг шевельнулась. Легко, не потревожив песка, скользнула вправо, развела руки в стороны, ловя ветер расшнурованным рукавом шотты. Воздушный поток змеей скользнул вдоль ее руки, натянул рубашку на груди и завихрился, направленный левой ладонью вниз, стер и без того едва заметные следы на песке. Лира припала к земле, будто пытаясь удержать ветер, а потом кошкой прыгнула вверх. И там, в высшей точке полета, размазалась в движении, нанося удары невидимому сопернику со скоростью, за которой не успевал глаз. Упала на песок – Тим узнал позу, которую на пару с Аланом вколачивал в нее Рох – левая, толчковая, нога согнута, правая отставлена и напряжена, готовая в любой момент ударить или принять вес тела. Спина прогнута, ладони упираются в землю – все для того, чтобы кувырком приблизиться, или, наоборот, откатиться от врага.

  Секундная стрелка не прошла и четырех делений.

  Лира медленно встала, вытягиваясь струной, и снова подняла ладони к солнцу.

  Спустя десять минут все повторилось. И еще раз. И еще. Разнились лишь комбинации ударов и стойки, в которых она заканчивала. Некоторые Тим узнавал, некоторые видел впервые – да и не только он, судя по гулу под окнами.

  Кстати, да. Почему солдатня пялится на его сестру? Совсем страх потеряли?! Или заняться нечем? Так он устроит им внеплановые учения, благо, полномочий хватит!

  Лира закончила связку ударов и поднялась, а Тимар, всерьез раздумывавший, гаркнуть ли на солдат сверху, или все-таки спуститься во двор и приватно объяснить начальнику гарнизона, как не стоит вести себя рядом с девицей благородного происхождения, вдруг замер и вцепился в стену. Из казарм вышли двое наемников, братья, появившиеся в замке несколько пару дней назад. Оба при оружии, в кожаных доспехах, в отличие от остальных солдат, тренирующихся по утрам в одних брюках. Наемники остановились в десяти локтях от Лиры, и девушка, поднялась, повернулась к ним хищным движением.

  Тимар неверяще глядел на сестру – так похожа сейчас она была на Йарру. С точно таким же лицом граф обычно шел убивать.

  5

  Поток ледяной воды обрушился мне на голову, ударил по плечам, едва не сбив с ног. Зашипев, как мокрая кошка, я отпрыгнула в строну и... очнулась. Пропала пустыня, исчезла горящая кровавой луной точка равновесия, осыпался мелкими песчинками самум, темной волной захлестнувший барханы.

  – Что ты делаешь, Лира? Ты с ума сошла?!

  Я заморгала, снизу вверх глядя на Тимара. Тим и пустое ведро – верная примета неприятностей, хуже черной крысы, перебежавшей дорогу. Потом перевела взгляд на плотное кольцо солдат вокруг, и стало не до смеха. На меня смотрели... не то, чтобы со страхом, но как на опасного зверя. И опускали глаза, отворачивались, стоило встретиться со мной взглядом.

  – Ты с ума сошла? Ты что творишь? Ты убить его собиралась? – Встряхнул меня Тим, поднимая за шиворот.

  Убить?

  Да.

  Уничтожить, растоптать, снести, размолоть в прах, как самум превращает в пыль деревца саксаула. На брюках шотты – россыпь бордового бисера, костяшки сбиты даже не в кровь – в мясо. У меня слабые руки, гораздо слабее мужских, и только поэтому Йарра еще жив.

  – Йарра? – Тимар перешел на тироххский. – Лира, это не граф! Парня зовут Кайн!

  Я, не понимая, смотрела на брата. Я же все помню – голубые глаза цвета линялого неба, полные губы Стефана, презрительную усмешку...

  Тимар за руку подтащил меня к полубессознательному мужчине. Последние несколько минут он даже не сопротивлялся.

  – Смотри! Смотри, что ты натворила!

  Кровь, много крови. Моя, его... Не спас даже кожаный доспех, укрепленный металлом. Из плеча выдран не просто клок одежды – кусок мышцы. На ноге кошмарная рана от сломанной в трех местах кости. Железная нашлепка, призванная защищать живот, смята сильным ударом и, кажется, мешает Йарре дышать.

  – Кайн! Его зовут Кайн!

  Услышав имя, мужчина дернулся, пытаясь поднять голову. Не смог. Его глаза заплыли, но цвет радужки еще можно различить – светло-голубой, лишь на пару тонов темнее, чем у графа.

  Помню накатившую волну тошноты, руки Тимара вокруг моей талии – я по-девчоночьи брыкалась, пытаясь вырваться. Кажется, брат решил, что я хочу добить этого парня, которому не повезло иметь тот же цвет и разрез глаз, что и у графа. А я... Я хотела сбежать. Помню, как снова провалилась в пустыню, как смешались реальности – барханы, замок, песчаные духи, люди, помню пульсирующий алым столб караванной тропы, взметнувшийся самум, удерживающего меня Тима и страшную боль растянутых в боевом трансе связок.

  Если бы не Тим, я бы сорвалась.

  Помню его беспокойные темные глаза, отливающие голубиной синевой, и яркую россыпь веснушек на бледной коже – близко-близко. Я вцепилась в него, в его голос – единственную путеводную нить, способную вытащить меня из самума.

  – Лира... Лира... Что же ты делаешь, Лира... Все хорошо, маленькая, очнись...

  Помню, как песчаная буря сдирала кожу, помню соблазн не бороться с самумом, а отпустить его, отдаться ему, окунуться в пыльно-алую ярость. И снова Тимар. И веснушки. И рыжие пряди, выбившиеся из его косы. Мое солнце. Мой воздух. Моя пища и вода.

  Шаг за шагом я выползала из кошмара боевого транса, ведомая его тихим голосом и смешными рыжими кляксами на тонкой переносице.

  – Что же ты делаешь, Лира...

  – Что с тобой было?

  Я затрясла головой, залпом выпивая еще один стакан успокоительного. Помогало слабо – руки по-прежнему дрожали, дергалось веко, но, по крайней мере, я уже осознавала, где я, и кто рядом со мной.

  Тимар вздохнул, заправил за уши выбившиеся из косы волосы. Солнечно-рыжие, переливающиеся, яркие, и только на виске широкая седая прядь – память о зимней ночи, когда меня едва не съела мантикора.