Текст книги "Не оставляй меня (СИ)"

Автор книги: Елена Кутузова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Погрузка в автобус прошла в тишине. Через некоторое время возбуждение улеглось и курсанты задремали, сберегая силы.

Кара не спала. Тусклый свет в салоне превращал окно в зеркало, и отражение девушки накладывалось на тени вдоль дрог. Они клубились аморфными фигурами, и только иногда фары встречных машин превращали их обратно в кусты и деревья.

Девушка не обращала на метаморфозы внимания. Она думала о брате. Мысли о родителях причиняли нестерпимую боль, которую нельзя было выплеснуть ни к слезах, ни в крике... И Кара думала о брате. О том, что ему сейчас еще тяжелее, чем ей – стоять в кондиционированных залах Дворца, выслушивать соболезнования, принимать участие в заседаниях Совета... Их сейчас очень много, гибель Его Величества запустила глубинные процессы, незаметны взгляду простого человека. Следовало вернуть все на прежние рельсы до того, как изменения станут катастрофическими.

Рядом с Наследником – жена. Она поддержит, подставит плечо. А Кара... рядом с ней сокурсники. И пусть им не открыть истинной причины, переживать в их компании гору куда легче, чем среди официальных приемов, где за скорбными масками часто скрыты радостные оскалы.

А еще задание... Сейчас оно казалось невероятно важным. Здесь, на границе королевства, происходили события, способные разорвать мир. Косту как никогда нужна помощь сестры. И она справится. Жаль только, командир остался в Академии...

Мысли скользнули к лейтенанту. Сейчас, на грани сна и яви, они казались спокойными и не причиняли боли. А может, её заглушила другая, более острая... Или Кара все же научилась справляться со своими чувствами? Она не стала разбираться. Просто приняла как данность, что уже скучает. И порадовалась, что Нэй Байю ничего не знает об истинном происхождении одного из своих курсантов. Он бы не поменял своего отношения, не тот характер. Но вот настоять на возвращении Принцессы домой вполне в его духе. Как и в духе его отца. То, что Кост сумел сохранить все в тайне от Канцлера... Кара покачала головой и поднялась – автобус прибыл к месту назначения.

***

– Ваше Высочество, – канцлер догнал Наследника у самой машины. – Мы никак не можем связаться с Её Высочеством. Телефон не отвечает, а отследить по навигатору невозможно.

Крон-принц кивнул:

– Знаю. Я пошлю сообщение сегодня-же.

Канцлер отступил с легким поклоном. Наследник нырнул в прохладу салона, доставая телефон. Рассеяно улыбнулся жене, качающей на руках малыша, и набрал номер.

Тихо зурчал мотор, кортеж выехал в распахнутые ворота, мимо вытянувшихся в струнку гвардейцев.

– Диам? Да, надо встретиться. Я выделю сегодня время, ночью, да, раньше никак... Это касается...

Канцлер смотрел на закрывающиеся створки. Солнце сверкало на золоченых кончиках пик, венчающих столбы ворот. Они ярко выделялись на фоне плотной зелени. Кортеж скрылся за деревьями и грохот взрыва заставил землю содрогнуться. Ветки всколыхнулись, и над ними вырос буро-сизый столб взрыва.

***

Вертолет доставил отряд на базу. Курсанты выпрыгивали из «вертушки» на бетонное покрытие и сразу отбегали в сторону, чтобы не мешать выгрузке остальных. Кара, придерживая на плече лямку рюкзака, залюбовалась восходом.

Розоватые пальцы зари прорезали утренние сумерки, и у кромки земли и неба золотилось восходящее солнце. Миг полной тишины, покоя, когда стихали ночные птицы, а дневные еще только просыпались, не смея потревожить рассвет... Но сейчас о тишине можно было и не вспоминать. Воздух ритмично вздрагивал от ударов лопастей, и люди кричали, стараясь перекрыть этот шум. Поправив рюкзак, Кара бегом кинулась за командиром – с момента, ка они покинули Академию, Тигр передвигался только бегом.

Час на завтрак. Час – на получение точного задания командиром. Утро только-только вступило в права, а открытые внедорожники углубились по грунтовкам в лес, увозя отряд как можно ближе к месту высадки. В назначенном месте Тигр отдал команду, и курсанты утонули в безбрежной зелени – до места нарушения границы им следовало добираться пешком. Никто, даже пограничники не знали о готовящейся операции.

9

Полиция и гвардия оцепила место трагедии. Но машина Его Высочества Наследного Принца взорвалась вне пределов резиденции. Очистить близлежащий парк, любимое место отдыха горожан, оказалось не так просто. Поняв, что случилось, люди теснились вокруг, многие рыдали. Над толпой тут и там взлетали руки с телефонами – стримеры вели прямую трансляцию.

Телевизионные каналы не отставали. Ведущие тараторили на фоне пожарища, опреаторы изгибались под неимоверным углом, стараясь получить эксклюзив, и все утверждали, что только у них – самые свежие новости.

Канцлер стоял поодаль. Едва ли не впервые в жизни он не знал, что делать. Дерзкие нападения произошли с разницей в несколько дней, и несмотря на беспрецедентные меры безопасности, королевская семья была уничтожена почти полностью. Из приямых Наследников в живых оставались Принцесса и её троюродная тетушка, которая оживала свои дни в старой горной резиденции – туда удалялись на покой все члены правящего дома, когда искали уединения.

Старуха уже ни на что не претендовала. А вот Принцесса... Младшая дочь неожиданно встала во главе семьи. Но самое страшное, Канцлер даже не представлял, где её искать. Где-то в армии, но где? Даже имени, под которым Её Высочество проходила службу, никто не знал.

– Господин Канцлер, – один из специальных следователей протянул запаянный пакет. В прозрачном пластике корчилась от жара обгоревшая записная книжка. Принц, как и его отец, любил держать важную информацию на бумаге.

– Я заберу, – осторожно, чтобы не повредить ставшую хрупкой бумагу, Первый Министр положил пакет в свой портфель. Секретарь протянул руку, чтобы забрать, но получил отказ. Канцлер не доверил заботу о блокноте даже ближайшему соратнику.

***

Они успели вовремя.

Заняли места, рассредоточились так, чтобы мимо мышь не пролетела. Несколько раз мимо проходили пограничные патрули, но даже собаки не почуяли чужаков.

Слон в очередной раз подал сигнал. Кара застыла, приникнув к окуляру снайперской винтовки. Между деревьями мелькнули человеческие силуэты.

Одетые в камуфляж люди двигались ловко, так, что под тяжелыми ботинками даже трава не шуршала. Но один из идущих выбивался из общего строя: шагал тяжело, и дышал... неправильно. Грудь вздымалась, как после тяжелого бега и видно было, как он устал.

Кара вгляделась. Знакомое лицо. Даже не по фотографии, а так... Они встречались в ой, другой жизни, когда Её Высочество Принцесса Логская сопровождала отца в один Исследовательский Институт.

Девушка сосчитала до десяти, не сводя глаз с цели. Она ждала сигнала. И как только разжался затянутый в черную перчатку кулак – выстрелила.

Неожиданно это получилось легко. Выдохнуть. Задержать дыхание, тронуть пальцем спусковой крючок... Идущий справа от «объекта» солдат дернулся и свалился под ноги товарищам. Те замешкались. Один обхватил ученого и повалил в траву. Но навстречу ему уже вставал Тигр.

Они перехватили «объект» слишком легко. Потащили в чащу. Кто-то мчался впереди, расчищая путь, кто-то прикрывал отход... Кара собралась спрыгнуть и присоединиться к отряду, как...

Их оказалось гораздо больше, чем обещали. Опытные бойцы против новичков. Бежали, и этот молчаливый бег не сулил ничего хорошего.

На заставе услышали выстрелы. Но пока поднимутся, пока придут на помощь, операция будет сорвана. Кара поймала в окуляр потный затылок ученого. Короткое движение пальца, и он взорвется сотней осколков, пятная траву и подлесок буро-красным...

Это правильный вариант. Только так. Кара выдохнула. Можно остаться, прикрыть отход, продержаться какое-то время в надежде, что придет помощь... Но обманывать себя не хотелось – этого не будет. Она умрет тут, на первом своем задании. Адель ас Кармина, принцесса Логская... И нарушит все мыслимые и немыслимые законы. Она – член правящего дома, и что она делает тут, в этом лесу, почему участвует в приграничной тычке?

Спрыгнуть с дерева, догнать отряд... А потом сообщить настоящее имя. И через два часа она обнимет брата.

Девушка облизала губы. Три, два, один... И нажала кнопку рации:

– Я прикрою.

Тигр моментально оценил обстановку. «Объект» затруднял движение, кому-то просто необходимо было остаться, и почему бы не Каре? Скорее всего, она погибнет, но выиграет для отряда несколько минут. Жизненно необходимых минут – приграничные патрули наверняка услышали перестрелку и торопятся к месту стычки.

– Приказываю продержаться!

– Слушаюсь, – прошуршало в динамике и неосторожно высунувшийся преследователь упал, нелепо взмахнув руками.

Остальные затаились. Но их оружие не бездействовало.

Пограничники оказались проворнее, чем ожидалось. Тигр коротко назвался и велел проводить отряд к командованию. В ответ прозвучал приказ сложить оружие.

Старший лейтенант вспылил:

– Идите вы... Там у меня боец этих гадов сдерживает, а вы...

Над деревьями взметнулось пламя. А через несколько мгновений долетел звук взрыва. Бойцы присели, готовые ринутся под прикрытие крепких стволов, но не пришлось – воцарилась тишина. Смолкли даже птицы, и только дым пожара заволакивал небо жирными мазками.

Несколько пограничников нырнули в кусты. Командир же велел Тигру:

– Автоматы на предохранители и дулом вниз, за спину.

По знаку старшего лейтенанта курсанты подчинились. Но к «объекту» по-прежнему никого не подпускали. Тигр оглядел отряд. Трое нуждались в срочной медицинской помощи. Еще двое прихрамывали. И у всех без исключения имелись ушибы и ссадины. Но они были живы. Все, кроме отчаянной девчонки, оставшейся прикрывать отряд... Тигр запретил себе думать о плохом – незачем притягивать несчастья. У Кары оставался шанс выжить. Упустить его она не имела права!

Командующий заставой связался с вышестоящим начальством. Те подтвердили полномочия Тигра и велели оказать содействие. Все, что он потребует. А требовалось немного – отдельная комната, куда поместили ученого, и не лезть в их дела.

На посту у закрытой двери стояли по двое. Еще один находился вместе с «объектом». Ученый поначалу пытался что-то сказать, объяснить, но Тигр прервал все излияния:

– Тебе лучше помолчать. У меня приказ доставить тебя живым, и только.

Интонация, с которой это было произнесено, испугала пленника, и он надолго замолчал.

А Тигр не находил себе места. Внешне он оставался спокойным, но нервы натянулись, как канаты, тянущие неподъемный груз. От внеплановой прогулки по приграничной территории старшего лейтенанта сдерживал только долг.

Но все его вопросы скоро разрешились. Посыльный сообщи, что командира специального отряда хочет видеть командующий части.

На длинном столе, предназначенном для совещаний, на пакете, лежал обугленный ботинок и искореженная снайперская винтовка.

– Там все разворочено. Пожар едва потушили. И, похоже, ваш боец оказался в эпицентре – это все, что от него осталось.

Тигр мрачно смотрел на черную подошву.

– Остальные?

– Никто не выжил. Даже раненых нет. Если хотите осмотреть тела...

Тигр хотел. Очень хотел. Но, как ни старался, ничего нового не узнал. И чувство тревоги не исчезало: он бы уверен, что сделал все правильно... но изо всех сил хотел оттянуть встречу с Нэйем.

– Черт бы тебя побрал, Кара Хань. Какого ты не выполнила последний приказ?

Лейтенант Нэй Байю стоял перед большим портретом, утопающим в цветах. Пальцы, сжатые на перекладинах костылей, побелели.

– Прости. Я плохо обучил тебя...

Глаза Нэя блестели от не пролитых слез. Но девушке, серьезно взирающей с фотографии, было все равно.

– Не казни себя, – Тигр положил руку на плечо друга. – Она была настоящим воином. И, черт тебя дери, я начинаю понимать, что ты в ней нашел!

– Ты был прав, – голос Нэя звучал неестественно спокойно, – не следовало её отправлять. Она...

– Тогда на её месте был-бы другой. Нэй! – руки друга сжали плечи лейтенанта и с силой встряхнули, – Очнись! Давай напьемся, ты набьешь мне морду, и все будет...

– Не будет, – высвободился Нэй. – Пойдем, скоро трансляция.

По всем телевизионным каналам страны, на всех рекламных проекторах в супермакетах, в кафе, на вокзалах и в аэропортах показывали одно и то же – похороны королевской семьи.

Закрытые гробы стояли на лафетах в крупнейшем Храме страны. Два из них укрывали желто-черны стяги правящего дома. Такие же, только с синей каймой, укутывали гроб крон-принца, который так и не стал королем.

Принцесса – хрупкая фигурка на фоне стены из траурных цветов – всю церемонию простояла неподвижно, хотя специально для неё принесли покрытый крепом стул. Она приняла соболезнования от Канцлера и Министров, после – от высшей знати. А после – от сотен, тысяч людей, пришедших проститься со своим королем. Выражение её лица скрывала плотная вуаль.

– Бедняжка, – вздохнул Тигр, – совсем одна осталась.

– Будет еще труднее, – вздохнул Нэй. Он не понаслышке знал о суровых правилах Дворца, и скорбь юной девушки словно переплеталась с его горем.

Больше за всю трансляцию никто не произнес ни слова. Только когда гробы на широких полотнах опустили в земляные ямы, устланные тканью и цветами, и рота Лейб-Гвардейцев вскинула ружья для последнего залпа, прозвучала команда. Курсанты вытянулись и замерли, салютуя безвременно ушедшему оплоту страны.

Кадры похорон на экране сменил ведущий. Со скорбным видом он перечислял, кто из правителей прислал соболезнования. На строгом костюме ярко выделялась бело-черная траурная лента.

Нэй щелкнул кнопкой пульта. Экран погас.

– Вольно. Разойдись.

Курсанты покидали зал в тишине.

10

Несмотря на гибель Кары задание сочли успешно выполненным. И подопечных Нэя отпустили на каникулы. А его отправили в отпуск по состоянию здоровья – причины противиться у него больше не было.

Оставаться в своей комнате в Академии он не мог – она вдруг стала тесной и душной. Воздуха не хватало, а из коридора то и дело слышался знакомы голос. Кара не желала отпускать свою жертву. И, сидя в тишине и одиночестве, Нэй вдруг понял, как ему не хватает этой девушки. Как тоскливо без острых, на грани приличия шуточек, язвительных ответов. Без гибкой фигурки, нарезающей круги по плацу...

Еще несколько дней понадобилось, чтобы осознать: он влюблен. И от понимания, что понимание слишком поздно, захотелось перекинуть веревку да вон хоть через тот турник, завязать петлю и...

Вместо этого он напился. В одиночку, жестоко нарушая все правила Академии. Пил рюмку за рюмкой, а когда не смог наполнить её – стал глотать прямо из горла. Пил, пока не закружилась голова, пока реальность не потеряла очертания, пока глаза не застила черная пелена...

Разбудила жажда. Изо рта воняло, язык напоминал наждачную бумагу, а губы склеились так, словно накануне их клеем смазали. Не открывая глаз, Нэй протянул руку. Пальцы нащупали лежащую на боку рюмку, сдвинули вилку и наткнулись на что-то липкое. Нэй нехотя проснулся. Поднятая к глазам рука была перепачкана красным.

Острый соус из красного перца... Взгляд скользнул по смятым пакетам из-под закусок – рыбы, кальморов, чипсов – и устремился дальше, к бутылке зеленого стекла. Липкие пальцы обхватили её, пачкая красным, но в жадно раскрытый рот упало лишь несколько капель.

На полу, возле стула, грудой лежали разномастные бутылки – Нэй пил все, до чего смог дотянуться. Но все до одной оказались пустыми.

Пришлось вставать. Лейтенант забыл о раненой ноге и она тут же подвернулась, заставив упасть обратно на стул.

Зато боль прояснила затуманенную голову. Ровно настолько, чтобы понять всю мерзость происходящего.

Костыли валялись в стороне – то ли потерянные, то ли отправленные подальше пинком... Нэю пришлось встать на четвереньки ползти, чтобы до них добраться. Унижение достигло апогея – из глаз полились слезы. Злые, пьяные... не приносящие облегчения.

Волоча ногу, кое-как удерживая равновесие, Нэй добрался до бутылки с водой и осушил её больше, чем на две трети. В голове шумело, и боль сверлила затылок шумной дрелью. Оглядываясь на разгром, царящий в комнате, лейтенант понял: если не остановится, подпишет себе смертный приговор.

К такси, через два часа подкатившему к главным воротам Академии, вышел ничем не напоминающий пьянчужку офицер. Отглаженная форма, чисто выбритый подбородок. Только красные глаза напоминали о безумно проведенных днях, да костыли не всегда правильно вставали на землю, заставляя время от времени терять равновесие.

Но лейтенант отказался от помощи водителя, кинул на заднее сиденье сумку и сам уселся туда же. Тихо загудел моторчик, опуская стекло.

– У меня кондиционер.

– Так выключи, – равнодушно велел лейтенант и назвал адрес.

Больше водитель по поводу открытого окна не возмущался – тому, кто вхож в загородный дома Канцлера, возражать опасно. Машина вздрогнула и, выплюнув газовое облачко, оставила ворота Академии позади.

Мама встретила как обычно: охами и ахами. Сын похудел, осунулся... А уж раненая нога и вовсе привела её в ужас. Нэй поспешил улизнуть в свою комнату, слушать причитания после похмелья было невыносимо. Да и разочаровывать матушку – тоже.

Но она не отставала. Сын редко появлялся дома, да и звонками не баловал. Так что обрадованная женщина то и дело подходила к двери и интересовалась, не надо ли ему что-нибудь. Наконец, Нэй не выдержал:

– Мам, я устал. Пожалуйста, дай мне отдохнуть! А после я буду в полном твоем распоряжении на время всего отпуска!

– Ты обещал! – женщина словно поставила печать под договором и оставила сына в покое.

Как ни оттягивал Нэй встречу, а к ужину ему спуститься пришлось. На длинном столе стояло только два прибора, и только расставленные по центру низкие вазы с цветами спасали от ощущения пустоты.

– А отец? – Нэй поцеловал мать и заторопился к своему месту. Сон, ванна и куча принятых лекарств помогли, но ноги все еще дрожали. Особенно раненая.

– Он позвонил, что не придет, – вздохнула жена Канцлера. – Отец теперь редко бывает дома... Во Дворце кутерьма, все растеряны, никто не знает, что делать...

– Еще бы, – горько усмехнулся Нэй.

– А главное, – мать понизила голос до шепота, – они ждут очередного удара! Ходят слухи, что злоумышленник не успокоится, пока не уничтожит весь королевский род.

У Нэя перед глазами встала колыбелька с младенцем. И мальчик в форме лейб-гвардейца рядом.

– Нужно усилить охрану.

Ох, неужели ты думаешь, что отец об этом не подумал? Во Дворец сейчас и муха не проберется! Но хватит о делах. Я хочу радоваться, что мой единственный сын все же соизволил навестить родителей! И я никому не позволю омрачить эти мгновения, даже если весь мир полетит в тартарары!

Нэй не стал спорить. Болтовня матушки отвлекала от вновь проснувшегося горя.

На какое-то время ему показалось, что он вернулся в прошлое. Беззаботное детство, воркотня матушки... На столе – его любимый яблочный пирог... Ровно порезанные кусочки на специальном блюде источали умопомрачительный аромат. И Нэй, как прежде, подхватил тот, что золотился крепкой корочкой и тут же сунул обожженные пальцы в рот.

– Ну сущий ребенок, – укоризненно вздохнула матушка и рассмеялась. Нэй подмигнул и снова нарушил все мыслимые правила этикета – укусил глубоко, так, что на щеках остались сладкие крошки.

– Нэй! – матушка указала на прибор, – Или мне тебя без сладкого оставить?

Вместо ответа он торопливо дожевал кусок и потянулся за следующим.

– Ох, как же соскучилась по твоим проделкам!

Но, несмотря на все попытки забыть о неприятностях, тревога не исчезала. Мысли вертелись вокруг организации безопасности Принцессы, так внезапно получившей титул Наследной.

Нэй понимал – это не его дело, в Службе Безопасности не новички, и сейчас они носом землю рыть будут, чтобы искупить вину... Но, едва он переставал думать о Лейб-Гвардии, в мысли горьким эхом врывалась Кара Хань.

Нэй вспоминал каждый день, каждый час, каждый миг её службы. И корил себя за то, что их оказалось так мало. Но в то же время понимал: повернись время вспять, все будет по-прежнему. Кара точно так же уйдет на задание, а он... он будет отстаивать это её право перед всем миром.

Сердце защемило. Горько. Больно. Ну кто мешал ему чаще видеться с этой язвительной девчонкой? Если бы знал...

– Сынок! – осторожный стук в дверь прервал поток грустных мыслей.

– Мама? Проходи, – он приподнялся ей навстречу, но тут же снова опустился в кресло, повинуясь жесту маленькой руки.

– Прости, что отвлекаю, но звонил отец. Он заедет ненадолго домой. Ты же его дождешься?

Нэй кивнул. Спать он не собирался, а слоняться из угла в угол... Тем более, что с отцом они не виделись несколько месяцев.

Канцлер поцеловал жену и уселся за вновь накрыты стол. Ел торопливо, но не жадно. В столовой повисла напряженная тишина. И только, когда хозяин дома положил вилку, Нэй решился спросить:

– Как там... во Дворце?

– Хаос, – Канцлер жестом пригласил сына пройти за ним в кабинет. – Будешь? А я – буду.

Нэя передернула, когда коньяк плеснул в бокал. После запоя еще мутило, и не то что вид – запах спиртного был отвратителен. Но отец не обратил внимания. Тяжело опустился в кресло и поинтересовался:

– Все еще хочешь в Лейб Гвардию?

– Хочу. И сейчас – больше, чем когда либо. Отец, пойми... Нэй замолчал, повинуясь усталому взмаху руки.

– Оставь. Пафоса мне и на работе хватает. Думаешь, убедшь там полезен? С твое-то ногой?

– Я почти здоров! Врачи говорят...

– Что бы они не говорили, а нести службу сейчас ты не можешь, – Канцлер повернулся к сыну. В глазах – ни капли сочувствия. Только серая, холодная сталь. – Пока ты бесполезен. Во Дворце нет места калекам, по крайней мере, сейчас. Знаешь, что начальник Службы Безопасности хотел застрелиться? И чего мне стоило удержать его от этого шага...

– Зря, – Нэй ответил таким же безжалостным взглядом. Только глаза у него были материнские, темно-карие. Но и они умели быть холодными. – Он не справился со своими обязанностями. Из-за его халатности уничтожена почти вся королевская семья!

– Эх, какой скорый! – Канцлер снова глотнул коньяка. И отодвинул бокал уже окончательно – его день не закончился, через несколько минут водитель подгонит к крыльцу машину. – Ты же военный! Ты должен понимать, что командир, он не только команды на плацу выкрикивает. У настоящего командира в руках сотни ниточек, тысячи связей. Оборвись его жизнь... восстановить все это будет непросто.

– Заместитель...

– Чушь! Смена руководства редко бывает безболезненной. Мы же не в том состоянии, чтобы отвлекаться, – он вздохнул. – Ох, сын, не выйдет из тебя политика. Ты солдафон, до мозга костей солдафон. Ну, так тому и быть. Служи. Готовь воинов. А пока – сиди дома и лечи ногу. И проводи побольше времени с матерью, она извелась вся. Хоть бы звонил ей почаще, обалдуй.

Машина давно увезла Канцлера, а его сын все еще сидел в кабинете, глядя на остатки коньяка в бокале. Нэй видел, как устал отец. От носа к губам залегли глубокие складки, от недосыпа появились мешки под глазами. Он... постарел. Всегда моложавый. Уверенный в себе и окружающих Канцлер – постарел. Это лучше всяких слов обрисовывало ситуацию во дворце.

Но жалеть отца Нэй не стал. Он не заслуживал такого оскорбления. Но и Нэй – тоже. Его отчитали, как мальчишку, который сует нос не в вое дело. Он едва сдержался, чтобы не опрокинуть в себя остатки коньяка и стремительно, насколько позволяли костыли, вышел из кабинета.

– Сынок?

– Мама? – Нэй натянул улыбку, но обмануть матушку не поучилось.

– Прогуляйся со мной...

Особняк Канцлера окружал небольшой сад. Несколько деревьев, кусты да пара цветников. А еще – фонтан. Нэй доковылял до скамейки и опустил руку в журчащую воду. Запах ночной фиалки вернул его в детство.

– Помнишь, ты удивлялся, как может невзрачный цветок источать такой дивный аромат? – мама протянула ему сорванный цветок.

– А ты сказала, что не следует судить о чем-то только по внешнему виду...

– Ты помнишь... – маленькая ладошка коснулась коротко стриженой шевелюры. – Не обижайся на отца. Ему сейчас тяжело. Тяжелее, чем кому то ни было. Эти жуткие трагедии обезглавили страну. Пройдет немало времени, пока Её Высочество втянется в государственные дела, разберется, кто друг, а кто враг...

– Хорошо бы отец тоже разобрался с этим, – горько ответил Нэй. – Кажется, он даже в собственном сыне не видит опоры.

– Это не так! – в голосе матери звучала страстная уверенность. – Просто... ох, ты, оказывается, совсем не знаешь своего отца. Он сам привык быть стеной, защитой, оплотом... Ему тяжело смириться с тем, что ты вырос, и он все еще хочет заслонить тебя от грядущих бурь.

– Я не ребенок! – Нэй отстранился.

– Конечно, не ребенок. Ты взрослый мужчина. Так и веди себя... как взрослый.

Теплая улыбка на миг сменилась насмешливой – с таким выражением лица матушка следила за проказами маленького Нэя. Он почувствовал, как вспыхнули щеки и отвернулся.

Тонкие пальцы осторожно коснулись подбородка.

– Посмотри на меня, сынок. Дело ведь не в отце, верно?

Ветер шептал что-то, запутавшись в ветвях деревьев. Фонтан тихо ему отвечал, словно плакал. Неожиданно захотелось как в детстве уткнуться в материнские колени и дать волю слезам. А когда они иссякнут, и высохнут на щеках влажные дорожки, вдруг понять: все беды закончились. Все хорошо. И побежать в дом, где на столе уже ждет свежий чай и яблочный пирог.

Но детство закончилось давным-давно. Звезды равнодушно взирали на метания молодого человека, и только сверчки старались поддержать его пронзительным стрекотанием.

В последующие дни Нэй почти не видел отца. Самые строгие дни траура перевалили за половину, следовало подготовить все для коронации и приведении армии к присяге. Канцлер сбивался с ног и Нэй злился, что не может помочь, но ничего не предлагал, боясь гневного взрыва. Матушка балансировала по краю, стараясь предотвратить взрыв. Нэй вдруг понял: с того момента, как он пошел против воли родителей и отправился в армию, вся её жизнь превратилась в искусный танец между мужем и сыном. Одно неловкое движение – и хрупкое равновесие взорвется, похоронив под обломками всю семью. И теперь он изо всех сил помогал ей в этом. Но вскоре понял: находится дома невыносимо!

Матушка слишком болезненно переносила его ранение. Когда думала, что он не видит, смотрела невидящим взглядом, и старательно сдерживала слезы. Эти попытки сделать вид, что ничего не случилось раздражали. Но еще больше раздражало безделье.

И все же вернуться в Академию не долечившись, он не мог. И все свободное время Нэй тратил на тенировки.

Спортзалы, врачи, массажисты... Он метался от одного к другу, стараясь не опоздать. А вечерами, вымотанный тяжелым днем, падал в кровать и засыпал.

Иногда тяжелое забытье сменялось снами, слишком яркими, слишком живыми. Кара была рядом, и её смех хрустальными осколками пронизывал вязкий туман, а в прорехи заглядывало солнце.

После таких снов совсем не хотелось возвращаться в реальность. Она давила, мучила... Но лейтенант Нэй Байю умел требовать не только с курсантов. Самым строгим тренером он был для себя самого. И вступал в новый день, как белка – в колесо. Бесконечное, тошнотворное, но необходимое для того, кто хочет жить. Пусть не для себя. Ради матушки. Ради отца. Они не заслужили хоронить единственного ребенка. И Нэй оставался в этом мире только из-за родителей.

К началу учебного года он смог сменить костыли на трость и вернуться в академию. Из дома уезжал, как из оранжереи: красивой, но душной и влажной.

Курсанты возвращались в приподнятом настроении, особенно выпускной курс. Они радовались встрече после небольшого, но перерыва. Это виделось в позах, улыбках, обменах взглядами... Особенно сиял выпускной курс, и даже отряд Кары поддался всеобщему настроению.

Но на построении о ней вспомнили. Место в шеренге зияла брешь.

– Сомкнуть строй!

Шеренга качнулась и брешь исчезла. Но Нэй понял – только здесь, в ряду курсантов. В душе она по-прежнему ощущалась дырой, пустотой, болью, что не разит, но тихо ноет, сводя с ума. И эта грань уже близко.

В моменты отчаяния Нэю всегда помогала работа. Но не теперь. Недолеченная нога не позволяла тренироваться, и он зарылся в бумажную рутину. То, что он ненавидел – стало спасением. Тем более, что пришел приказ подготовить отряд для принесения Присяги на Дворцовой площади.

Она приносилась в день коронации, сразу по окончании глубокого траура и заменяла торжества. Они пройдут потом, через год, когда снимется последняя черно-белая лента с одежды нового правителя. Но тем строже выдвигались требования к подготовке.

По традиции, от Академии отправлялся выпускной курс. Два отряда со своими командирами. Но ранение лейтенанта Нэя Байю поставило его участие под угрозу.

– Ты не сможешь держать строй! – никто в этом не сомневался, и Нэй с ненавистью сжимал ладонь на рукояти трости. Горькая правда – он не сможет чеканить шаг по главной площади страны.

– Уверен? – тихо спросил отец.

Канцлер выбрал время, чтобы позвонить сыну. Нэй не жаловался, но ледяные нотки в голосе не оставляли сомнений в его состоянии.

– Уверен, – отрезал Нэй и прервал связь.

Даже на это он теперь не годен. Воин, защитник... даже любимую женщину не смог уберечь... Да что там – понять, что влюблен, и то...

Лист бумаги лег на стол. Нэй замер, глядя на белое поле. А потом щелкнул кнопкой ручки.

Широкие, уверенные строчки складывались в рапорт об отставке.

Прежде, чем подписать, лейтенант прочитал его еще раз. И еще. А потом смял резким движением, словно в горло врага вцепился.

– Будь ты проклят, Нэй Байю!

Кулак побелел от напряжения, рука дрогнула, и бумажный комок пролетел мимо корзины для бумаг.

Лейтенант наклонился, с каким-то наслаждением ощущая боль в раненой ноге, подхватил смятый лист и выкинул.

– Говоришь, не можешь?

Пока курсанты тренировались чеканить шаг под руководством старшего офицера, лейтенант тоже времени не терял. И его занятия были не менее выматывающими. День за днем тело покрывала испарина, и боль тянула жилы. Зубы скрипели, когда Нэй сжимал челюсти в попытках не закричать.

Но он радовался этому страданию. Оно помогало хоть ненадолго отвлечься от пустоты, которая поселилась в душе. Падая на кровать, Нэй проваливался в сон и воспоминания не тревожили измученный разум.

И наконец, настал день, когда в кабинет Канцлера вошел секретарь:

– Звонит ваш сын.

– Нэй?

Канцлер не сдержал удивления. Впервые за много лет сын позвонил сам.

– Что-то случилось? – тревога перерастала в страх, пока в трубке не послышался спокойный голос.

– Все в порядке. Хочу доложить, что я справлюсь. Я уверен.

– Я понял, – Канцлер кивнул, словно собеседник мог его увидеть.

На этом разговор отца с сыном прервался, но второй человек в королевстве не торопился отдать телефон секретарю. Он смотрел на экран, на фотографию заставки. На ней улыбались фотографу трое: он сам, жена и сын – сорванец двенадцати лет, молодой, уверенный и... счастливый.