Текст книги "50 знаменитых больных"

Автор книги: Елена Кочемировская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

За скандалом с Салливеном выход нового романа Виана «Осень в Пекине» прошел незамеченным. Ни об осени, ни о Китае там и речи нет: осень окружала Бориса, когда он писал роман, a «pekin» на арго означает «штатский». Это наиболее личностная, наиболее характерная в смысле духа и стиля книга Виана. «Это очень серьезная и грустная сказка», – так сказал Жак Дюшато. Сюжет сказки прост. Волею судеб в Экзопотамии собирается очень пестрая компания. Часть ведет археологические раскопки, часть прокладывает железную дорогу. Дорога в конце концов проваливается в археологическую яму, но приедут другие и все начнут заново. Вокруг этой ситуации наверчено много любви, смертей, символов, блестящих диалогов и словесных игр. Финальная фраза: «Из всего сказанного можно сделать какой угодно вывод» – не кокетство, а констатация факта. Роман нужно начать читать, и он захватит вас целиком, он жесток, абсурден и абсолютно логичен.

Борис писал пьесу «Живодерня для всех», готовил материалы для нового романа «R-3» о деспотичной матери и трех ее несчастных сыновьях. Пьеса «Живодерня для всех» была закончена в апреле 1947 г. (потом автор сократил ее: были упразднены четыре персонажа и 29 сцен из 57). Виан тщетно искал постановщика – после истории с Салливеном никто не хотел иметь с ним дела.

В 1948 г. погиб Майор – Жак Лустало. Борис тяжело переживал его гибель, мучился мыслью, что косвенно виноват в смерти друга. За полгода до неудачного (или, наоборот, удачного) «:выхода» Майора из окна была опубликована новелла, в которой описывалась похожая сцена.

Артистическая судьба Виана складывалась куда успешнее. В 1947–1948 годах в Париж по приглашению Бориса часто приезжали знаменитые американские джазисты, в том числе Дюк Эллингтон, которого Мишель просила стать крестным отцом трехмесячной дочери (Кароль родилась 16 апреля 1948 года).

Виан, звезда Сен-Жермен-де-Пре, сделал этот квартал самым популярным в Париже. Он организовывал праздники и вечеринки, открывал одно заведение за другим. Каждое из них моментально становилось культовым и не могло вместить всех желающих. Тогда Виан открывал следующее, куда звал только своих друзей, но круг посетителей стремительно расширялся.

Здоровье Бориса совсем пошатнулось – теперь он появлялся в клубах только как посетитель, как почетный гость, как устроитель вечеринок. Врачи категорически запретили ему играть на трубе, предупредив, что каждый концерт сокращает Борису жизнь. К началу пятидесятых Виан покинул Сен-Жермен-де-Пре.

Борис знаменит, его портреты не сходят с журнальных обложек. Женщины, прослышав, что, играя джаз, он бросает вызов судьбе, стремились опекать его, не обращая внимания на наличие жены писателя. Виан успевает все: пишет книги, статьи, пьесы; организует вечера и концерты, ведет радиопередачи, готовит киносценарии и снимается в любительских фильмах.

Но в личной жизни назревал кризис. Предостережения врачей, судебные преследования и финансовые проблемы сделали Бориса нетерпимым и раздражительным, периоды апатии сменились приступами ярости. Отношения в семье разладились, но разводиться Борис не хотел.

А Мишель подружилась с Сартром, и в концу 1949-го их связывали не только дружеские отношения – Мишель стала его любовницей и была с ним до самой его смерти в 1980 году.

В августе 1949 г. Борис и Мишель, все еще супруги, уехали на побережье, в Сен-Тропез.

Врачи запретили Борису купаться, загорать, играть на трубе. Разумеется, он пренебрег всеми запретами, не желая отказываться от последних удовольствий. Нервное напряжение не спадало, раскол в семье углублялся. Бессонные ночи Борис посвящал новой книге, в которой писал обо всем, что его мучило: о воспоминаниях детства, о неизбежном растрачивании себя, о разочаровании в любви.

Роман был закончен к осени 1949 г. и вышел под названием «Красная трава». Критика молчала, Виан обиделся, снова окунулся в работу. На этот раз он пишет стихи – «Дайджест Барнума» – десять «американских» стихотворений, якобы «переведенных» Вианом.

В 1949 г. «Скорпион» выпустил сборник из одиннадцати новелл «Мурашки». В том же году один из почитателей Виана предложил издать сборник стихов – «Кантилены в желе».

Весной 1950 г. пьеса «Живодерня для всех» была принята к постановке, хотя текст пришлось сильно сократить. В итоге спектакль получился слишком коротким, превратился в фарс «Распоследняя профессия». Премьера состоялась 11 апреля 1950 года. Автор едва не опоздал к началу спектакля (в Париже снов гостил Дюк Эллингтон, и Виану было не до премьеры). Спектакль понравился – реакция зрителей и устные отзывы присутствовавших критиков были восторженными. На следующий же день появились уничтожающие критические статьи в прессе: мол, пьеса Виана – не настоящий театр, а сам Виан – не драматург. Вообще-то надо сказать, что пьесы Виана – блестящи. Они написаны в духе Альфреда Жарри: пьесы-насмешки, пьесы-провокации, «праздник неожиданностей» – по выражению Аполлинера.

В 1950 г. Борис встретил балерину Урсулу Кюблер. Она была красива, независима и решительна, любила одиночество, у нее был сильный характер, она отличалась некоторым снобизмом.

Борис и Урсула не сразу обратили друг на друга внимание, но вскоре поселились вместе. А еще некоторое время спустя Борис предложил Мишель оформить официальный развод.

Потом Урсула заболела гриппом, врачи обнаружили затемнение в легком, отправили ее в горы. Борис остался один, страшно тосковал. Из-за сердечной недостаточности у него отекали руки, распухали запястья, болели плечи. В эти дни Борис пишет «Колыбельную для медведей, которых нет рядом», она будет опубликована после его смерти. Медведь, «урс» – ласковое прозвище любимой.

В 1951 г. Виан пишет пьесу «Полдник генералов», одноактную комедию «Голова кругом» и роман «Сердцедер». В 1952 г. Борису предложили участвовать в написании сценария для представления «Киновраки» («Cinemassacre»); это был сборник скетчей на тему кино. Спектакль имел оглушительный успех.

В 1952–1954 гг. Виана продолжают приглашать для постановок скетчей и спектаклей; материальное положение его поправляется, они с Урсулой переезжают в квартиру побольше. Лето Виан проводит в Сен-Тропез. Он счастлив и, разумеется, делает все, что ему запрещено: загорает, ныряет, подолгу плавает. Сердце не справляется с нагрузкой и бьется так сильно, что по ночам Борис не может сомкнуть глаз.

Друзья настоятельно советуют Виану жениться. Урсулу склоняет всячески к замужеству мать. Борис упирается, Урсула тоже. Наконец, поддавшись настояниям матери, Урсула предлагает Борису заключить брак. Тот уступил, предупредив: «Смотри, Медвежонок, занимайся всем сама. Я слышать ни о чем не желаю. Разбирайся как знаешь».

Друзьям были разосланы приглашения на фоне тройного фотопортрета: Урсула, Борис и машина «бразьер». 8 февраля 1954 г. состоялась церемония бракосочетания. Борис был мрачнее тучи, две недели он не разговаривал с женой. Свадебная вечеринка, впрочем, прошла весело, и гости от души повеселились.

В начале пятидесятых Борис подружился с Пьером Кастам, кинокритиком, киносценаристом и начинающим режиссером. Каст редактировал сценарии Бориса, учил его профессиональным премудростям. И сам учился многому: позже он признавался, что в те годы его часто корили за специфический «виановско-кеновский» юмор.

«Виановский юмор» – это то, к чему все привыкли и чего ждали от Бориса. Но существовала и другая сторона его творчества: стихи тех лет. Они объединены в сборник «Неохота помирать» и опубликованы в 1962 году. В них автор впервые говорит о смерти серьезно, от первого лица, отказавшись от иронии и насмешек. Стихи нарочито просты, «разговорны». «У Виана нет собственного стиля, но есть собственная тональность, – сказал один французский критик. – Уникальная тональность, которой подчинено все, что он написал».

Урсула была балериной. И Борис начал писать либретто для балетов и опер, сочинять песни. В 1953 г. устроители театрального фестиваля в Нормандии предложили ему написать либретто для оперы о приключениях рыцарей Круглого стола. Борис согласился.

Так родился «Снежный рыцарь» на музыку Жоржа Делерю, вызвавший восторг зрителей и критиков. После успеха «Снежного рыцаря» Виан принялся за новые либретто. В 1957 г. появилась на свет «Фиеста» на музыку Дариуса Мийо, в 1958-м Виан задумал оперу «Лили Страда» – свободное переложение пьесы Аристофана «Лисистрата», но она так и осталась незавершенной (в 1964 г. Никола Батай превратит наброски Виана в мюзикл для кабаре). В 1959 г. Виан написал либретто «Арн Сакнуссем, или Досадная история», взяв за основу собственную новеллу «Печальная история». После смерти Виана Жорж Делерю положит текст либретто на музыку.

Кроме либретто, Виан писал песни. В конце 1953 г. в записных книжках Виана появляются наброски первых композиций, которые он предлагает популярным певцам. Песни нравились, но никто не решался их спеть – уж очень непривычная была интонация.

Случалось, что Борису заказывали песни к постановкам, но спектакли сходили с афиш, едва появившись. В конце концов Виан решил петь сам. Публика была заинтригована: скандальный Салливен, знаменитый сен-жерменский трубач вдруг предстал в новом амплуа.

Фирма «Филипс» предложила Виану записать пластинку: правила дорожного движения на мотив народных песен. Потом Виан записал дюжину своих песен, назвав альбом «Невозможные песни», вторая пластинка – «Возможные песни» – вышла в 1953 г., третья – «Возможные и невозможные песни» – в 1956 году. Надо сказать, что и на этот раз не обошлось без скандала, связанного с антивоенной песней «Дезертир».

Летом 1955 г. Борис отправился в турне по стране. В Париже Виана знали, но провинция о нем не слышала. Странный человек с русским именем, распевающий антивоенные песни, вызывал возмущение. Группа немолодых французов, следуя за Вианом из города в город, вела себя на его выступлениях подчеркнуто агрессивно. То были ветераны Второй мировой, которые восприняли песню «Дезертир» как личное оскорбление, не подозревая, что речь шла о войне в Индокитае. В конце концов конфликт разрешился мирным путем.

Осенью вся столица «ходила на Виана» послушать его скандальную песню. В 1955 г. к войне в Индокитае добавился алжирский кризис. «Дезертир» превратился в политическую песню. Появились требования запретить трансляцию песни по радио и судить автора за нанесение морального ущерба французским вооруженным силам.

Виан выступал на сцене год и три месяца, пел под угрозой сердечного приступа. В июле 1956 г. он слег с отеком легких, отказали почки. Его еле выходили. Врачи предупредили, что если Борис не будет вести спокойный образ жизни, лежать, соблюдать строжайшую диету, то отеки будут повторяться и один из них окажется роковым. О том, чтобы петь, не могло быть и речи, но писать песни Виан продолжал.

Пролежав в постели недели две, Борис собрался в Сен-Тропез. Перед отъездом он сыграл роль кардинала в экранизации «Собора Парижской Богоматери».

Фирма «Филипс» предложила Борису подготовить серию джаз-пластинок. Виан с готовностью взялся за дело и вскоре заразил сотрудников фирмы страстью к мистификациям. В это время появились пластинки с записями Элвиса Пресли, которые казались Виану неудачной пародией на джаз. Виан решил сочинить пародию на Элвиса – и в июне 1956 г. вышла пластинка с записью женского рока. Выраженная сексуальность женского рока звучала весьма шокирующе и была чересчур смелой даже для «Филипс». Осенью Виан был принят на работу – без указания должности, он имел полную свободу действий.

Новая работа увлекла Бориса, а врачи требовали от него не нервничать и не переутомляться. Ни то ни другое не удавалось. Бориса все чаще одолевали приступы страха, которые очень пугали Урсулу. Неуверенность в завтрашнем дне угнетала Бориса, это нашло отражение в пьесе «Строители империи», в которой семья, спасаясь от неведомой опасности, перебирается из квартиры в квартиру, каждый раз в меньшую, до тех пор, пока беда не настигает их.

В январе 1957 г. Виана назначили заместителем художественного директора «Филипс». У него вечно толпился народ, кипели шумные дискуссии, подписывались контракты. За год работы в «Филипс» Виан записал многих «:неформатных» исполнителей, сочинил уйму песен, раздавая их всем, кто был готов их исполнять. Он выпустил диск «Песни 1900 года», записал «Песни о королях Франции», сказки братьев Гримм и Андерсена, которые сам перевел и инсценировал. Но были и неоправданные расходы, случайные люди, которых Виан приглашал записываться по доброте душевной. В 1958 г. его отстранили от должности и перевели в филиал «Филипс» – «Фонтана».

Тогда Виан решил рассказать всю правду про музыкальный бизнес и написал книгу «Вперед, му-музыка. а денежки в карман». Он ждал, что его выгонят из «Фонтана» за разглашение профессиональных секретов, но этого не произошло. Более того, весь тираж его скандальной книги был молниеносно раскуплен.

Летом 1957 г. Борис написал закадровый текст к короткометражному фильму Анри Грюэля «Джоконда» и снялся в нем в роли учителя дамы с таинственной улыбкой. Фильм получил «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах в 1958 г. Виан сыграл небольшие роли в фильмах Пьера Каста «Карманная любовь» и «Прекрасный возраст». Он снялся также в документальной ленте о самом себе, подготовленной по заказу канадского телевидения, а 1959 год ознаменовался его участием в фильме Роже Вадима «Опасные связи».

В сентябре 1957 г. Борис слег с отеком легких. Урсула оставила работу, не отходила от мужа. В январе 1958 г. они отправились на берег Ла-Манша, но даже на море Борису лучше не становилось. В его блокноте появилась запись: «Одной ногой я уже в могиле, а другая машет только одним крылом».

Летом 1958 г. Борис увлекся немецкой актрисой Хильдегард Нефф. Она снималась во Франции, Германии, Америке, была талантлива, хороша собой и очень похожа на Урсулу: светлые коротко стриженные волосы, легкий немецкий акцент, волевой подбородок, огонь во взгляде. Виан посвящал Хильдегард песни, записывал с ней пластинку и однажды привел домой.

На дворе 1959 год. Жить осталось полгода. В январе Борис Виан ушел из «Фонтана». Переделал «Снежного рыцаря» для парижской «Опера Комик». Перевел пьесу Брендона Бихэна «Утренний посетитель». Сыграл в фильме Роже Вадима. Много писал. В апреле устроился художественным директором в музыкальную фирму Эдди Барклея.

22 июня 1959 года кто-то из знакомых сообщил Борису, что на следующий день назначен просмотр фильма «Я приду плюнуть на ваши могилы», снятого по мотивам одноименного романа и по сценарию Виана (написанному еще в 1948 г.). Борис колебался, идти или нет: сердце сильно болело, бухало так громко, даже на расстоянии были слышны его глухие удары. 23 июня он решился, оставил дома спящую Урсулу и отправился на киносеанс.

Просмотр начался. Десять минут спустя Виан уронил голову на спинку кресла и потерял сознание. Умер он, не приходя в сознание, по дороге в больницу.

Хоронили Виана 27 июня на кладбище Виль-д’Авре. Были родственники, друзья и море почитателей. Не было только могильщиков, которые объявили в тот день забастовку.

ВРУБЕЛЬ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ

(род. в 1856 г. – ум. в 1910 г.)

  

Михаил Врубель – один из тех художников, чье творчество можно без преувеличения назвать демоническим. Всю жизнь он писал Демона, стараясь как можно реалистичнее изобразить его черты. Вообще, нечистая сила, дьявол – это образы, которые часто преследуют душевнобольных, а появление демона как темы творчества (зачастую неотвязной) связано с переживаниями художника и характерно для людей с расстроенной психикой. Пример – повести Н. В. Гоголя, в которых постоянно присутствует нечистая сила. Когда Гоголь весел – жизнерадостен и его черт; душевное состояние писателя ухудшается – и его Вий предстает не беззаботным бесом, а грозным духом. Врубель, постигший «красоту земной радости», любивший краски земли, тоже постоянно носит в себе демонизм. В творчестве Врубеля «радостный экстаз любви» и влечение к демонизму сливаются в единое целое.

М. Врубель происходил из семьи с наследственной отягощенностью психическими и соматическими заболеваниями. Его мать умерла в возрасте 23 лет от туберкулеза, отец пережил ее на 47 лет и скончался от апоплексического удара, вызванного атеросклерозом. Дед художника по отцовской линии был алкоголиком, по материнской – страдал маниакально-депрессивным психозом, душевным расстройством, характеризующимся немотивированными колебаниями настроения от эйфории (маниакальная фаза) до глубочайшего уныния (депрессивная фаза). В маниакальном состоянии больные проявляют невероятную энергию, часто бессистемно, очень говорливы, полны планами. Впав в депрессию, они резко снижают активность (вплоть до полной апатии), бывают склонны к идеям самообвинения, пытаются покончить с собой.

Родной брат Михаила Врубеля умер от туберкулеза в возрасте 11 лет, сестра была подвержена беспричинным депрессиям. Сводный брат художника – наркоман, а его сестра перенесла истерический паралич.

Сам Миша Врубель (как и его сестра) начал ходить только в три года, хотя в умственном развитии намного опережал сверстников. Еще в дошкольном возрасте мальчик обращал на себя внимание великолепной зрительной памятью, способностями к языкам, живым восприятием музыки, богатой фантазией. Отставая в физическом развитии (мальчик мало ходил, легко уставал, не любил беготни, шумных игр и гимнастических упражнений), он уже с 5–6 лет обнаружил склонность к рисованию – занятию, требующему высокого уровня развития тонких двигательных навыков.

Врубель получил прекрасное образование. Он учился в лучшей одесской гимназии – Ришельевской, и был на прекрасном счету у педагогов. Без труда став первым учеником, он закончил гимназию с золотой медалью. Михаил любил театр, музыку, восхищался итальянским Возрождением. Несмотря на то что рисованию его обучали с детства, он посвятил себя искусству лишь по окончании юридического факультета (отец Михаила также был юристом) Петербургского университета в 1880 г. Осенью того же года Врубель стал студентом Академии художеств.

Анализируя ранние годы жизни художника, можно сказать, что Михаил обладал типичным шизоидным характером. Несмотря на название, он не был болен шизофренией; шизоидность характера проявляется в замкнутости, уходе человека в себя и свои переживания, в отгороженности от внешнего мира.

Отдельные черты шизоидного характера проявляются уже в 3-4-летнем возрасте. Такие дети предпочитают тихие уединенные занятия, не стремятся к общению со сверстниками, не имеют стойких привязанностей к родным и близким. У них отмечается ускоренное умственное развитие при отставании физического; при этом очень рано обнаруживается интерес к отвлеченным философским проблемам. Все эти особенности сполна присутствовали в характере Миши Врубеля – достаточно рано проявились душевная утонченность и ранимость, хрупкость, выраженное стремление ограничивать внешние контакты. Родные и знакомые называли его «молчуном» и «философом» (будущий художник с интересом читал Канта).

Вообще в основе шизоидного характера лежит сочетание повышенной, зачастую болезненной, чувствительности и эмоциональной холодности. Такие люди погружены в свой внутренний мир, внешне сдержаны, склонны к фантазированию, живут своими увлечениями. Они проявляют глубокий интерес к философским и религиозным вопросам, но при этом остаются совершенно равнодушными к нуждам практической жизни.

Люди с шизоидным характером, к которым относился и М. Врубель, с трудом отдаются эмоциям, не могут толком выразить чувства к другим, да и сами очень слабо реагируют на похвалу и порицания. Они не умеют распознавать чужие чувства, желания, переживания по мимике, интонациям, что значительно затрудняет общение. Такие люди не приемлют общепринятые нормы поведения, не любят поступать «как все», что приводит к чудаковатым поступкам и насмешкам окружающих.

Часто такие люди обладают уникальными сведениями в какой-либо узкой отрасли и потому могут достигать успехов в сфере деятельности, не связанной с общением. Они стремятся к обособленности, уединению, ограничению контактов и новых знакомств, отличаются замкнутостью и необщительностью. Знакомство с новыми людьми связано для них с неловкостью, напряжением. Свободное время шизоидные личности предпочитают проводить за чтением или рыбной ловлей, склонны к одиночным прогулкам, созерцанию природы.

Таким образом, Михаил Врубель обладал выраженными шизоидными чертами, а к семнадцатилетнему возрасту у него начали проявляться признаки психоза. Время от времени он впадал в состояние оцепенения и переставал реагировать на окружающее, причем иногда наблюдались даже речевые спазмы. Перечисленные симптомы очень сходны с каталептическими припадками, характерными для больных шизофренией, однако сестра Михаила расценивала происходящее как погружение «в царство художественной фантазии».

Михаил время от времени совершал странные поступки, из-за которых окружающие считали его «ненормальным», хотя он с детства славился своей склонностью к розыгрышам, мистификации, эпатажу. Художник Л. Ковальский вспоминает, что, приехав в Киев помогать в росписи Кирилловской церкви, Врубель явился в черном бархатном костюме, черных чулках, коротких панталонах – в костюме молодого венецианца с картины Тициана или Тинторетто. К. Коровин вспоминал эпизод, когда материально нуждавшийся Врубель однажды получил крупную сумму денег за театральные работы и тут же потратил ее на угощение всех находившихся в ресторане; причем, словно официант, лично разливал шампанское в бокалы множества незнакомых людей.

Иногда Михаил становился болезненно рассеянным, забывчивым, меланхоличным, потом депрессия сменялась периодами творческих взлетов, всплеском фантазии, желанием любить и быть любимым. Своим необычным поведением Врубель легко покорял дамские сердца, и одна из мимолетных связей закончилась сифилитическим заражением. Михаил прошел курс лечения, и внешние проявления болезни исчезли, но полностью избавиться от недуга не удалось – в то время это было почти невозможно.

В 1892 г. в Киеве Михаил влюбился в оперную певицу Надежду Забелу и стал ее «тенью». Как многие шизоидные личности, он возвел свою возлюбленную в ранг небожительницы, святой, чистого и недосягаемого идеала. Михаил и Надежда поженились, и она на долгие годы стала единственной музой художника, он писал с нее все женские образы своих картин. Врубель наконец-то в полной мере ощутил, что такое счастье.

Они уехали в свадебное путешествие в Европу. Несколько месяцев в Венеции, сильные впечатления, связанные с искусством Средневековья и раннего Ренессанса разбудили дар Врубеля-колориста. В это время формируется единственный в своем роде «кристаллообразный» стиль Врубеля. Находки и открытия в живописи сопровождались всегдашними колебаниями настроения – чередование подавленности и восторга возникало часто и без определенных причин. В подавленном состоянии он томился, переставал рисовать, однако через несколько недель вновь «возрождался» – художник погружался в творчество.

1890-е годы отмечены исключительно напряженной творческой активностью художника. Этому способствовало сближение с С. Мамонтовым, участие в его художественных начинаниях. Врубель пишет цикл портретов современников, рисует декорации для спектаклей, создает панно для интерьеров – и все чаще обращается к образу лермонтовского Демона. Врубель все время пытается нарисовать Демона, пишет его маслом, лепит из глины, но затем, недовольный своими творениями, рвет рисунки, переписывает заново этюды, разбивает уже готовые модели. Наконец художник останавливается на варианте, где на фоне заката, обняв колена, в глубоком раздумье сидит полуобнаженный Демон – знаменитый «Демон сидящий» (1896). К этому времени Врубель приобретает влияние в среде русских писателей-символистов, участвует в выставках «Мира искусства», в международных выставках, получает европейскую известность.

Летом 1898 г. у М. Врубеля участились приступы беспричинной раздражительности, гнева, он взрывается по пустякам, спорит, не терпит возражений. Его начинают беспокоить сильнейшие мигрени, от которых он находит единственное спасение – черная шелковая шапочка, которая, как ему кажется, смягчает боль. Появляются первые признаки будущего грозного недуга.

Вообще душевная болезнь Врубеля разворачивалась относительно медленно – первые клинические записи относятся к сентябрю 1901 г., когда художнику было 45 лет. Надежда родила сына Савву, названного в честь мецената Саввы Мамонтова, но радость рождения была отравлена – мальчик появился на свет с заячьей губой.

По воспоминаниям близких художника, именно с этого момента характер Врубеля изменился необратимо – он стал задумчивым, рассеянным, а потом все более раздражительным и несговорчивым. «Вообще это что-то неимоверно странное, ужасное, в нем как будто бы парализована какая-то сторона его душевной жизни… Ни за один день нельзя ручаться, что он кончится благополучно», – писала Забела в письме.

Врубель все более замыкается на реализации своей «навязчивой идеи»: реальном, земном воплощении образа Демона. Он одержим поиском формы, способной раскрыть его представления о Князе тьмы, причем, казалось, был готов даже отказаться от красок. Не в силах ждать, пока высохнет краска, Врубель заклеивал неудачные места газетами и лихорадочно накладывал мазки на бумагу. Получалась странная бугристая, «изрытая» живопись. Но этот технический прием неожиданно понравился Врубелю.

И настал день, когда с полотна глянуло темное, «гранитное» лицо со злобно изогнутыми губами, сверлящими глазами. Голову Демона венчала светящаяся диадема. Пространство картины заполнило вытянутое синеватое птичье тело с рассыпавшимися кругом павлиньими перьями. Врубель, когда-то писавший иконы и расписывавший церкви, создал нечто совершенно противоположное: его Демон не просто противник Бога – он символ антихристианского, языческого начала, требующего поклонения и жертвоприношения.

Художник все больше уходит в себя, становится забывчивым, потом крайняя раздражительность сменилась веселостью, болтливостью. Врубеля помещают сначала в частную психиатрическую лечебницу доктора Савей-Могилевича, затем переводят в клинику Первого Московского университета, о чем в архивах клиники есть краткая запись: «Явился в клинику 10 февраля 1902 г. 46 лет от роду Михаил Александрович Врубель; по национальности русский (отец поляк), родился в гор. Омске в 1856 г., образования высшего, сословия привилегированного. Диагноз: Paralysis progressiva. Выписался со значительным улучшением 16 сентября 1903 г.» (затем следует краткое описание болезни).

В клинике у него были обнаружены симптомы, характерные для сифилитического поражения нервной системы: сужены зрачки, изменены сухожильные рефлексы, отмечены расстройства речи и памяти. Врачи диагностируют у художника маниакально-депрессивный психоз, спинную сухотку и прогрессивный паралич, возникшие на фоне сифилиса.

Живописец все время возбужден, высказывает фантастические бредовые идеи. Эйфорическая веселость чередовалась с гневом и манией величия – он собирается стать генерал-губернатором Москвы, упрямо убеждает окружающих в том, что он миллионер, Христос, Пушкин, император. Иногда ему мнилось, что он живет в эпоху Ренессанса и расписывает Ватиканский собор вместе с Рафаэлем и Микеланджело.

Одновременно отмечалось ослабление памяти, появились несвойственные прежде Врубелю неряшливость, повышенная сексуальность, цинизм. Он утратил способность рисовать, лечащий врач (впоследствии известный психиатр, профессор И. Д. Ермаков) упоминает, что вместо рисунков у него – мазня, он пачкал бумагу, лепил из нее комочки, временами пребывал в сильном двигательном возбуждении.

Успокоение наступило примерно через полгода. Все болезненные симптомы, включая и речевые нарушения, исчезли, упорядочилось поведение художника. Михаил Александрович заботился о семье, вернулся к занятиям живописью. В феврале 1903 г. художника выписали из клиники. Он принимает участие в домашних делах, по вечерам охотно читает вслух, однако не рисует. На родных производит впечатление человека здорового, хотя заметно, что болезнь изменила его. Например, и сестру, и жену поразила несвойственная ему ранее бережливость в денежных делах. Так продолжалось не более месяца.

В конце мая 1903 г. Забела писала в письме к Римскому-Корсакову: «.3 мая скончался мой сын Саввочка в Киеве, куда мы приехали, чтобы, переночевав, ехать в имение фон Мекка и там проводить лето. Саввочка дорогой заболел ив 5 дней в Киеве скончался. Доктора определили его болезнь крупозным воспалением легких, думаю, что он давно был болен, и до моего сознания это как-то не доходило. Теперь я в Риге, куда привезла Михаила Ал. и поместила в лечебницу, он сам об этом просил, так как его состояние, хотя вполне сознательное, но невыносимое, что-то вроде меланхолии. не знаю, как жить, за что уцепиться.»

После неожиданной смерти маленького сына (причиной оказался менингит) у Врубеля стали нарастать удрученность, недовольство собой, тревога, особенно по утрам, когда он с горечью восклицал: «Я болен, ведь я болен». Вскоре Михаил Александрович сам попросил отвезти его в психиатрическую больницу, где усилилась тревожность и вновь возник бред, но совсем иного содержания, чем ранее. Теперь он называл себя преступником, у Михаила Александровича даже возникали мысли о самоубийстве.

В сентябре 1903 г. он вновь оказался в Московской университетской клинике. Депрессия сочеталась со своеобразным бредом: он преступник, для которого нет оправданий, он уже, в сущности, умер – нет ни рта, ни желудка, никаких отправлений, его тело – пустой мешок, куда зачем-то суют пищу. Он не живет, но, может, и не жил вовсе. Все вокруг ненастоящее, ничтожное, даже время ненастоящее, и течет оно как-то странно. Это состояние представляет собой т. н. нигилистический ипохондрический бред, сопровождающий тяжелую депрессию. Месяца через полтора бред прошел, и Врубеля перевели в отделение, предназначенное для спокойных больных.

Однако здесь, несмотря на лучшие условия содержания, ему было неуютно. Состояние депрессии и тревоги сохранялось, причем доминировало острое чувство вины перед родными. М. Врубеля преследовала мысль о заразности своей болезни, он избегал общения с другими людьми. Интересно, что именно в этом состоянии подавленности, тревоги и одиночества Врубель много рисовал. В клинике им сделано большое количество рисунков с натуры – в основном портреты больных. Они столь реалистичны, что и сейчас по сохранившимся в клинике фотографиям можно определить, кто из пациентов запечатлен художником. Великолепны и другие карандашные работы той поры, в особенности «Бессонница» и «Дворик зимой» (вид из окна на больничный дворик). Тогда же написана и знаменитая картина «Шестикрылый Серафим».