Текст книги "Измена. Обман. Развод или другие приключения разведенки (СИ)"

Автор книги: Елена Казанцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 42

Наконец состоялась встреча Заславского со своей троюродной внучкой. Встреча была долгожданной, со Львом приехала вся его бригада, даже прихватили нотариуса. Все экспресс анализы были сделаны давно, родство подтвердилось. Собственно как и родство с тем человеком, что лежал в больнице. И они даже были ближе по родству, чем Лев с Дианой. В больнице лежало тело его племянника, именно так интерпретировал результаты опытный генетик.

Так как мозг у пациента умер, то его легкое готовили к трансплантации. Лев дал свое согласие на трансплантацию в России. И теперь его главной задачей было составить завещание, чтобы ни один евро с его многомиллионного счета не ушёл не тому наследнику.

Они с трудом разместились в огромной гостиной семьи Гольдбергов.

В центре за столом сидел Заславский с нотариусом, рядом с ним Диана, напротив пристроилась Марина Иосифовна с Глебом Георгиевичем.

У Дианы появились подозрения, что мама собирается замуж третий раз.

Волков и вся свита Заславского пристраивается поодаль.

Сначала Заславский дает распоряжения по поводу своего обслуживающего персонала. Каждому достается весьма неплохой кусок от его огромных вкладов. Его необъятная недвижимость уходит в благотворительный фонд. Потом настает очередь его близкой родственницы. Все состояние делится на три части. Одна часть уходит непосредственно Диане. Она вольна распоряжаться ей прямо сейчас. Вторая часть отойдет её первенцу мужского пола, но при одном условии, он должен наследовать фамилию Заславских, третья часть остается у самого Льва. Её наследуют после его смерти все его родственники в равных долях.

Коллекция. Тут Волков замер и навострил уши. Коллекция после смерти Льва уходила сыну Дианы. Наследник не имел права её продавать, она должна была храниться в семье Заславских. Лев до сих пор был уверен, что именно эти вещи принесли ему несметные богатства, и владение этими вещицами обеспечит его наследникам безбедную жизнь.

Последняя строка в завещании прописана, последняя подпись поставлена.

– Теперь тебе точно придется на ней жениться, – тихо шепчет на ухо Волкову Коля, а сам усмехается.

– Если она согласится, – парирует Волков.

– А вам, Владимир, – вдруг обращается к нему Лев, – я завещаю перстень одного из Вавилонских царей.

С этими словами Лев открывает бархатную коробочку, где на красной подушечке покоится золотой перстень с кроваво-красным рубином величиной с грецкий орех.

– Это…это.., очень дорогой подарок, – у Владимира в зобу дыхание сперло.

– Это очень дорогой перстень, ему нет цены, – ответил Лев, – но вы сделали для меня на много больше, вы помогли найти мою внучку и почти распутали клубок, который спутали разные люди и разные события.

– Я почти ничего не сделал, она сама нашлась, так что не имею права на столь ценный подарок, – отвел глаза Волков.

– Имеете, я ценю, что вы сделали для семьи.

И он передал коробку в руки Волкова.

– Так откуда вдруг появился мой племянник? – спросил Лев.

Марина Иосифовна лишь пожала плечами.

– Мой Лёва других родственников не имел, – она развела руками. – Разве что у его бабки были какие-то контакты.

– А давайте разберем папин архив, – предложила Диана.

– Да, да, точно, он же сохранил все документы родственников, там разные альбомы с фотографиями и бумаги, – радостно подскочила Марина Иосифовна. – Только где они?

– Мам, ты же сама все велела убрать на склад, – Диана подорвалась и бросилась бегом из комнаты.

За ней поспешил Волков. Она с легкостью накинула шубку и выбежала на улицу. Складом они называли подсобное помещение, которое пристроили к дому. В нем хранились дрова для камина, старые вещи и то, чем не пользовались в данное время. Туда же перекочевали коробки с вещами первого мужа Марины.

Диана бодро командовала рабочими. Волкову даже не пришлось ей помогать. Диана и сама справилась. Помощники споро разобрали накиданные в беспорядке коробки, и из-под завалов показались старые добротные ящики ещё времен СССР, в таких фанерных ящиках пересылались по всей стране посылки. В них в плотных полиэтиленовых мешках лежали старые альбомы с фотографиями, письма, связанные резинкой, какие-то сувениры и яркие открытки. От времени все немного отсырело, фото приобрели желтоватый оттенок, кончики желтоватой бумаги загнулись, истрепались, но разобрать кто есть кто можно.

Все коробки оказались на столе в гостиной.

Диана доставала альбомы и письма и распределяла их по кучкам, в каждой из них были документы, письма и фотографии из разных времен, все кучки распределены по временным промежуткам. Меньше всего фото и документов осталось от пра-бабушки Катарины.

Лев трясущимися руками берет фото из маленькой кучки времен пятидесятых годов. Тут только пять фото Катарины. С пожелтевших прямоугольников на него смотрит серьезным взглядом красивая женщина с темными волосами, уложенными в высокие валики. Широкие плечи драпового пальто, цветной платок на шее и туфли с широким каблуком. Рядом с ней мужчина. Ему далеко за пятьдесят, суровый взгляд, кряжистая фигура, но Катарина так крепко держится за его руку, что невольно понимаешь, что именно этот мужчина для нее столп, который удерживает ее на плаву.

На следующей фотографии Катарина с маленькой девочкой, лето, тепло, на девочке легкое платьице и белые сандалики. И Лев утирает набежавшую слезу. На том фото его двоюродная сестра Агата. Там её не более пяти лет. Они даже родились почти в одно время.

Лев пальцем гладит фотографию, проводит по изображению, словно гладит настоящего, живого человека. Это его родственники, которые уже ушли в мир иной. Люди, которых ему не суждено было встретить живыми.

Он вздыхает и утирает слезу.

– Тут еще вот что есть, – и Диана вытаскивает на свет божий несколько старых тетрадок.

Листы их склеились, а на обложке появились черные пятна.

Лев дрожащей рукой берет их из её рук. Осторожно подцепляет ногтем и открывает первую страницу, а на ней ровным каллиграфическим почерком на польском языке написано 1939 год Гданьск.

То были дневники Катарины Заславской.

Глава 43

На расшифровку дневников ушло время. Кое-где чернила расплылись, и текст почти исчез. По таким записям можно было только догадываться, о чем повествовала там Катарина. Часто на листах тетрадки были засохшие капли слез, он шли наискосок, оставляя размытые кляксы. Катарина поверх них писала, от чего записи были чуть расплывшимися.

Кое-где между листами попадалась засушенная травинка или цветок. Все это рассыпалось в труху, как только гербария касалась рука.

Между страницами они нашли фото красавца поляка. Катарина хранила фото как память, хоть он и бросил её.

Повествование было скупым. Факты, даты, числа.

Только изредка Катарину прорывала, и она с горечью писала о тех чувствах, что накрывали её с головой.

Самыми ужасными были воспоминания о тюрьме.

Потом об эшелоне. Их везли с Запада на Восток долгие недели. Её не дали захватить вещи из дома, отправили, в чем она была. Катарина осталась без теплых вещей. Шла осень, дни становились короче, ночи холоднее. Деревянная обшивка не спасала от холода, в щели дуло. Кто-то дал ей кофту, кто-то длинную юбку, но это не спасло бы от приближающейся зимы.

Они по долгу стояли на станциях, на запад шли вагоны с военными и техникой. Уверенности в том, что на месте её обеспечат теплой одеждой, тоже не было.

Донимал и голод.

Какая та женщина посоветовала ей: Переспи с конвоиром, он тебе и лишнюю пайку хлеба даст и обеспечит.

Катарине было страшно. Она никогда не спала с мужчинами, надеялась, что первым и единственным станет ее муж. Но рядом с ней сейчас не было никого, и помощи ждать было не от кого. И однажды она переступила через себя. Конвоир был молод, очень молод, горяч, он давно ей подмигивал и делал комплименты. Их встречи не были частыми, так как шашни с арестантками командиры пресекали. Всего то три раза.

Три свидания, после которых мальчишка конвоир ей передал фуфайку и теплые штаны. А потом еще и сапоги достал с портянками.

Она уже не так мерзла в теплушке. Вот только через некоторое время Катарина вдруг поняла, что беременна. От такой новости её бросило в жар, а потом стало так плохо, что почти весь оставшийся путь до Урала она пролежала в углу теплушки, не вставая. Катарина не знала, что делать. Она одна на белом свете, у нее нет вещей, не понятно, что будет на новом месте и маленький ребёнок ей был только помехой. Но что делать?

Их привезли на станцию, долго держали на ветру и холоде, потом заставили залезть в крытые тентом кузова машин, и увезли.

Поселок, где её предстояло жить, состоял из бараков и землянок. Ее определили в барак с другими не семейными. Жили по несколько человек в комнате, отопление – печь, тут же и кухня, тут же и спальня. Работать пришлось на крольчатнике. Катарина работы не боялась. Их поднимала еще до зари, вели строем на работу по избитой глинистой дороге, мимо озера, кого на крольчатники, кого в теплицы. Работа тяжелая, за целый день так на машешься, так натягаешь тяжестей, что к вечеру возвращаешься без ног и рук. Зато дурные мысли в голову не лезут. И только лежа в кровати Катарина плакала. Она не знала, что делать.

Однажды к ней на работе подошла пожилая женщина, она внимательным взглядом окинула её фигуру. Катарине стало жарко и страшно от этого взгляда.

– Беременна? – бросила ей тетка.

– А вам то что? – пресекла расспросы Катарина.

– Помочь хочу, – пристала настырная тетка.

– Чем вы мне поможете?

– Детё то одной тебе не вырастить, – тетка внимательно посмотрела ей в глаза. – С дитем жизнь свою не устроить. Кому нужна то будешь с чужим дитем? А так девка справная, красивая, найдешь себе ещё жениха.

– ???? – Катарина забыла, как дышать.

– Приходи ко мне в воскресенье, я тебе кое-то скажу, – и та сунула ей листок с адресом в карман.

Бабка оказалась повитухой, принимала роды у баб, кому надо, то и аборты подпольно делала.

– Красивая ты девка, посмотрю, наверное, не урода родишь, – усмехнулась бабка. – Есть у меня на примете семья, которая хочет усыновить ребеночка. Семья очень большого начальника.

Бабка бровями показала, сколь высок начальник.

– Родишь и сразу отдашь, вроде как еёная баба родила, все сделаем хорошо через доктора. Ты одна останешься, жизнь свою устраивать, а ребеночек в хорошей семье расти будет, – бабка ворковала, очаровывала, околдовывала.

И Катарина поддалась. Согласилась.

И с того дня бабка стала к ней наведываться, то потроха с крольчатника принесет, то мясца подкинет, то муки, то кофтенку шерстяную и чулки теплые. Голод отступил. Холод стал не так страшен. Даже комнату ей дали другую, в ней она жила вдвоем с другой девушкой.

Перед родами её положили в больницу. Настоящую больницу с докторами. В палате стояло две койки. На одной лежала вполне здоровая женщина, а на вторую положили её. Именно её соседка оказалась той, для кого она рожала ребенка.

Даме было под сорок лет, с мужем они прожили почти двадцать, а деток им бог не дал. И Катарина была их единственной надеждой.

Даму часто навещал муж. Они оба пыли полные, здоровые, кровь с молоком, черноглазые и черноволосые. Соседи шумные и говорливые. Тихая Катарина совсем на них не походила.

Через три дня Катарина родила девочку.

Доктор даже не показал ей её. Он сразу унес ребенка в другую комнату, оттуда были слышны радостные возгласы и счастливый смех.

Катарина плакала.

– Поплачь, поплачь, полегчает, – тихо сказала акушерка. – А лучше скажи себе «она умерла», тогда быстрее отпустит.

И Катарина написала в своем дневнике: Я её отдала, она умерла.

Больше она не возвращалась к этим событиям.

Для всех она придумала версию, что застудилась и лежала в больнице, чуть не померла. Дальше её жизнь потекла в обычном русле. Работала, жила в общежитии, им в комнату подселили ещё одну девушку. Жизнь текла своим чередом. После войны режим ослабили. Они уже могли передвигаться, но уезжать не имели права.

В сорок восьмом приехало много новеньких, и среди них были поляки. Она влюбилась в Вацлава. Красивый, высокий, широкий в плечах, с копной пшеничных волос, девчонки за ним таскались толпой. Он сразу приметил её, выбрал из всех, а она в него влюбилась без оглядки. Только он её бросил. Девчонки тогда сказали: Поматросил и бросил.

В пятидесятом им разрешили уехать, Вацлав поехал в город, там была работа и лучшие условия для жизни. Она поехала за ним, но он не женился.

И вновь она вернулась беременной. Рабочие руки нужны были, ей выделили отдельную комнату. Она вновь ощущала себя брошенной, никому не нужной, использованной. Но в теплицах вместе с ней работал завхоз Матвей Иванович. Мужчина был одинок, не молод, часто болел.

Он сначала попросил ему помогать по хозяйству, долго к ней приглядывался. А потом сказал: Выходи за меня замуж.

Она тянула с решением. Знала, что полюбить не сможет. Но он так ухаживал, что она сдалась.

Девочку она родила в пятидесятом. Назвала Агатой. Фамилию оставила свою, девичью, вдруг родственники будут разыскивать.

Замуж вышла, когда Агате был уже годик.

Матвею предложили работу в городе, они перебрались туда. Вскоре получили квартиру. Агата росла умной и послушной девочкой, с Матвеем общих детей они не нажили. И хоть не любила его, когда умер, так горевала, что ушла вслед за ним.

А Вацлав спился и умер молодым.

Запись обрывается на шестьдесят девятом.

– Теперь понятно, откуда взялся ещё один мой родственник, – задумчиво выдал Лев.

– Да, кто бы мог подумать, – Волков потёр затылок ладонью.

– Какая печальная судьба, – вытерла слезу Диана. – А как он догадался, что он вам родственник ?

Глава 44

– А как он догадался, что он вам родственник? – вопрошает Диана.

– Он нанялся ко мне полгода назад, прислал свое резюме, предложил услуги, плату взял небольшую, – поясняет Лев.

– Значит, знал, кого будет искать, знал, что вам родственник? – вновь вопрошает Диана.

– Теперь он уже ничего пояснить нам не сможет, – Лев задумчиво трет подбородок.

– Нам сможет прояснить все Маша, – выдает Диана.

– Но Мария находится в СИЗО, ей инкриминируется твое похищение, помощь в сокрытии преступления, – поясняет Коля.

– Владимир, вы же сможете устроить мне встречу с Марией? – Диана умоляюще посмотрела на Волкова.

Тот откашлялся и глянул на Николая.

– Ничего не могу обещать.

Потянулись дни. Лев лег в клинику, его готовили к трансплантации, с этих пор он жил в закрытом боксе. К нему не пускали даже его врача. А для общения с больным, перевод делал специально обученный человек, использовал Лев планшет.

Вопрос о встрече с Машей не решался. И тогда Диана пошла ва-банк. Она сама набрала Волкова.

– Владимир, добрый день.

– Добрый день Диана.

– Владимир, хотите, я приду к вам на свидание?

– Ой, что-то мне не нравится начало, – хитро улыбнулся Волков.

– Владимир, я вам подарю одно свидание и один поцелуй, – Диана даже не скрывала своей заинтересованности. – За одно свидание с Марией.

Она озвучила свою цену.

– Ди, вы меня прямо смутили, обычно я оплачиваю девушке свидание, – брови Волкова уехали к макушке, но на губах играла хитрая улыбка.

– Я меняю правила игры, Владимир, – Ди настаивала.

– Это не так просто, Диана, если бы ее уже осудили, то было бы проще, – усмехнулся Волков.

– Я хочу её увидеть, – настаивала Диана. – За это я вам подарю целый вечер и даже один поцелуй.

– Ох, Диана, боюсь, что поцелуя мне будет мало, – наигранно тяжело вздохнул Владимир.

– Я вам прощу даже ваш ужасный подарок.

– Какой?

– Да ваш ужасный фаллос, – обиженно надула губы Диана.

– Почему ужасный, мой член всем девушкам нравился, а вам, Диана, я только копию подарил, – Волков, уже не скрываясь, ржал. – Простите, что сразу не понял, вам хотелось попробовать настоящий.

– Владимир, вы пошляк!

– Ну, что вы, Диана, я просто озвучиваю то, что вы боитесь озвучить.

– Владимир, мне вас сейчас хочется ударить.

– Очень хорошо, у вас будет такая возможность. Я устрою вам встречу, а вы мне за это подарите свидания?

– Хорошо, Владимир.

Через три дня за Дианой заехал Николай с охраной. Её привезли в СИЗО. На входе все проверили, Николай услужливо забрал сумку. Проносить что-либо с собой было нельзя. Никто не знал, что у нее в кармане лежал диктофон. Она хотела вывести Машку на «чистую воду».

Пока она шла по коридорам в комнате свидания, в голове у нее крутились воспоминания. Это взрослые говорят, что ничего не помнят о детстве. Диана помнила все. Помнила просторную уборную, где стояли горшки, и где они с Машкой сидели и рассуждали. Смешно? Но тогда им казалось, что они обсуждают глобальные и очень серьезные вопросы: любит ли Юрка Дашку, или Юрка делает это для отвода глаз, потому что любит Диану.

Потом вспомнила, как встретились после линейки в школе. На Машке были белые гольфы, обычные, хлопчатобумажные, а у Дианы были белые колготы, как носили взрослые, и Маша ей отчаянно завидовала. Такие вещи папа привозил Диане из Польши. Помнится, она стащила у папы пару упаковок колгот и подарила их Машке. Вот только на толстые Машины ноги они не налезли, и та плакала. В первом классе они ничего не понимали в размерах.

Помнила и выпускной. Папа у нее умер. А Маша её спросила: Теперь вы будете жить бедно, как все?

Эх, Диане надо было ещё тогда задуматься, а так ли бескорыстна любовь Маши к ней?

Двери лязгнули железными замками. Они вошли в комнату. Посередине стол и два стула. Сопровождающая кивнула ей на стул и удалилась. Диана ткнула на кнопку записи.

Машка вошла через несколько минут. Похудевшая, с запавшими глазами, поникшая, словно по ней каток проехался. Диане стало её жалко.

– Привет, – тихо поздоровалась с ней Диана.

– Чего приперлась? – Машка села на стул и демонстративно отвернулась в сторону.

– Поговорить хотела, – сказала в ответ Диана, она с грустью смотрела на некогда любимую подругу.

– А меня спросила, хочу ли я тебя видеть?

– Да я хотела поговорить не о тебе, а о твоем дяде.

– Тогда передачку мне в СИЗО сообразишь, тогда и говорить будем.

Она уже было собралась встать и уйти, но Диана ее остановила.

– У тебя же нет никого, дядя твой умер, Максима посадят, передачки в тюрьму посылать некому будет. Если поможешь и расскажешь все, то я тебе найму адвоката и передачи тоже буду ежемесячно посылать.

Машка плюхнулась на стул и повернулась к Диане.

– Ты же добрая, всегда добренькая была, всем пыталась угодить, так, – Маша злобно сузила глаза и сжала губы в полоску.

– Я старалась, Манюнь, не знала, что тебе это не нравится. Надо было просто мне сказать об этом, – оправдывалась Диана.

– Вот и сейчас добренькой хочешь быть, – зло выплюнула Маша.

– Манюнь…

– Да не зови меня так! – заорала Маша.

– Прости, Маш, просто я хочу знать, как твой дядя догадался, что мы родственники? – Диана внимательно посмотрела Маше в глаза.

– Ему мать рассказала, что его дед перед смертью ей высказал, что приемная она дочь. А она всю жизнь жила и не догадывалась. А тут взял и вывалил, да еще с фактами. Что она дочь арестантки, врага народа, – усмехнулась Маша. – А потом дед Гоши сдох, тот начал копать, бумаги его посмотрел, а там фото той арестантки, личное дело. И знаешь, он ведь к отцу твоему приезжал, пытался поговорить, а тот его послал. Твой отец был засранцем!

– Да, отец был с гонором, я его не оправдываю, – кивнула головой Диана.

– Сука он последняя, – взвизгнула Маша. – Обложил Гошу матом и предупредил, что если тот явится ещё раз, он испортит ему карьеру. А потом Георгий попал в горячей точке под обстрел и его ранили в голову. История забылась. Там другие проблемы начались.

– И что потом?

– А потом выплыл Лев Заславский. Он на него случайно наткнулся. Рылся в своей родословной и наткнулся. Вот так получилось, что они в один момент, не сговариваясь начали искать родню. Гоша и предложил ему якобы помощь. Похвастался своими знакомствами в КГБ и нынешнем ФСБ. Тот его и нанял. А уж когда речь пошла о наследстве, то и вовсе мозгами поплыл. Это деньги, большие деньги.

У Маши горели глаза, даже на щеках румянец появился.

– Гошка нам с Максом обещал пару лямов баксов отбашлять. Мы бы домик в Испании купили, на Гоа съездили бы.

Машкины глаза стали мечтательными.

– Не будет теперь ничего, – зло выплюнула она.

– Маш, тебе надо было просто все честно рассказать сразу. Мы два кровных родственника с ним были, могли бы разделить эту сумму, это очень большое состояние. Неужели ему бы не хватило?

– Он хотел все! – почти орала Маша.

– Маш, он был болен на голову, ты бы могла его остановить и объяснить, – увещевала её Диана. – Наследство действительно большое, хватило бы и на его, и на меня, и тебе бы перепало. И что у нас теперь? А сейчас из-за своих действий он скончался.

– Это ты его убила! – прорычала Маша.

– Маш, я тебя огорчу, но МРТ показала опухоль в его мозге, она давила на определенные центры, влияла на его решения, его действия не всегда были адекватны. Он не мог рассчитать правильно. Из машины он выпрыгнул сам, не рассчитав точность приземления, ударился головой в парапет. Вот и все. Я тут не причём.

Маша всхлипнула.

– Маш, давай на чистоту, вас бы все равно вычислили бы, все равно посадили бы, в похищении не было смысла.

Маша зарыдала.

– Я сама виновата, видела же, что он не в себе, – размазывала сопли и слезы по лицу. – На кой черт втянула в аферу Макса. Он сидел, вышел по удо, сейчас получит максималку.

– Маш, слезами горю не поможешь.

– Тебе хорошо говорить, а я беременная.

И тут открылись двери и вошла конвоир.

Их свидание было закончено.

– Маш, я найду тебе хорошего адвоката, Маша, – вслед ей крикнула Диана.

Дверь захлопнулась.