Текст книги "Алмазный эндшпиль"

Автор книги: Елена Михалкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Как-то раз постоянный клиент принес в салон крупный изумруд и отдал Моне с просьбой проверить его.

– Экономный человек, я понимаю, – проворчал Верман, кладя камень перед Дворкиным.

– Экспертиза ему будет чуть-чуть стоить, и вот он идет к Моне, чтобы Моня сделал ему хорошо. Ну что же, Моня сделает ему хорошо. Моне не жалко потратить немножко своего времени, чтобы…

– Почему бы тебе не помолчать за компанию с Яшей, – недовольно осведомился Сема, разглядывая камень со всех сторон.

– Ты же не обманутый вкладчик, зачем столько шума!

Он провел над изумрудом пятнадцать минут и отложил его в задумчивости.

– Что вы скажете за эту ерундовину, Сема? – поинтересовался Верман.

– Я скажу, Моня, что чую подвох. Но не пойму, в чем он.

– Но таки это изумруд?

– Моня, на мне написано, что я эксперт? – раздраженно спросил Дворкин.

– Если да, то скажите, в каком месте, чтобы я мог помыть его с мылом и не обманывать людей. Если вы хотите гарантий, то их могут дать только геммолог и гробовщик. А я простой ювелир, мне вредно так напрягаться.

Наступило молчание. Сема барабанил пальцами по столу, не сводя глаз с зеленого камня.

– Цвет неплохой, – бормотал он себе под нос.

– Даже хороший цвет.

– Да и огранка ничего, а? – заискивающе спросил Моня.

– Огранка – ничего, – согласился Дворкин.

– Перекрученных вуалей внутри нет, значит, не синтетика. Камешек на первый взгляд вполне себе натуральный.

– Так, может, все в порядке? – просиял Верман, услышав это.

Сема думал. Камень лежал перед ним, похожий на осколок зеленого льда.

– А нет ли у нас совершенно случайно стирального порошка? – вдруг задумчиво спросил Сема и поглядел на Моню через лупу.

– М-м?

Тот вскинул брови.

– Или хорошего мыла, – продолжал Сема.

– Такого, знаете, старой закалки мыла. Есть?

– Неужели вы нашли надпись? – съязвил Верман.

– Моня, бросьте говорить и бегите за порошком, – невозмутимо посоветовал Дворкин.

– А то я не ручаюсь за ваш камень.

Верман немедленно испарился, и через пару секунд они услышали, как он отряжает Яшу в ближайший хозяйственный.

– Зачем вам порошок, Семен Львович? – спросила Майя.

– Не будете же вы стирать этот изумруд?

Дворкин лукаво посмотрел на нее и подмигнул:

– А почему бы и нет, уточка моя?

Майя слегка обиделась. Обычно ювелир отвечал на все ее вопросы, и ей даже казалось, что ему нравится обучать ее. Что ж, она не будет переспрашивать.

Майя мучилась с янтарным ожерельем, которое принесли на переделку. Работа была несложной, но у нее никак не получалось вставить один янтарь на свое место. Камушек «не расцветал», как говорил Сема. Она никак не могла понять, почему. Хотела спросить у Дворкина, но теперь, после его шутки, решила, что обойдется своими силами.

Примчался запыхавшийся Яша с пакетиком стирального порошка. Его рыжая шевелюра полыхала в лучах солнца.

– Для ручной стирки, дядя Сема! Подойдет?

– То, что надо, Яша.

Майя исподтишка следила за тем, что будет делать Дворкин. Моня стоял в дверях, сложив руки.

Сема взял чашку, развел в воде стиральный порошок и преспокойно опустил туда изумруд.

– Э-э! – встрепенулся Моня.

– Не экайте, Верман, – попросил Семен Львович.

– Вы мешаете эксперименту.

Майя, забыв об обиде, смотрела во все глаза.

Подождав несколько минут, Сема вытащил камень, положил на стол и направил на него свет. Еще несколько секунд прошло в сосредоточенном молчании. Майя и Моня замерли, открыв рты, а за Моней торчал и заглядывал через плечо Яша, забыв про свои обязанности.

– Картина маслом! – торжествующе провозгласил Сема и хлопнул ладонью по столу.

Изумруд подпрыгнул, и Моня подпрыгнул вслед за ним.

– Ты что?! – воскликнул он.

– Скажи по-человечески, что ты нашел?

– Я тебе и говорю по-человечески, в прямом смысле: картина маслом! Иди и посмотри.

Все четверо сгрудились над изумрудом. Майя взглянула на чашку с порошком:

– А что это за зеленые разводы?

– Масло, – рассмеялся Дворкин.

– Моня, можешь сказать своему клиенту, что он купил натуральную масленку.

Майя поднесла камень к глазам. Теперь она отчетливо видела внутри изумруда пузырьки воздуха и трещины.

– Хитрецы, – заметил Сема.

– Пропитали изумруд маслом с красителями, заполнили пустоты. Маскировка! Слыхал я про такой способ, но думал, что им уже сто лет никто не пользуется.

– Вы растворили масло! – догадалась Майя.

– Вот зачем порошок – вместо растворителя! Моня, вашего клиента надули.

Верман пожал плечами:

– Это разве надули? Эх, Марецкая, не знаешь ты, что такое надули…

Они с Семой переглянулись, и в глазах обоих мелькнуло мечтательное выражение.

– Дядя Моня, без ностальгических воспоминаний, пожалуйста, – попросил Яша.

– Мы все знаем, что по вас плачет уголовный кодекс.

Вопреки ожиданиям Майи, Моня не рассердился. Он лишь погрозил племяннику пальцем:

– Яков, Яков! Моня Верман – хитрый человек, но он не вор. Я помогаю обмануться тем, кто сам обманываться рад. И только!

Загадочно улыбнувшись, он забрал изумруд и ушел звонить клиенту.

– Даже не верится, сколько существует способов морочить покупателей, – задумчиво сказала Марецкая.

– А ведь этот изумруд наверняка стоил его владельцу приличную сумму.

– Это что… – протянул Сема.

– Ты знаешь, что в Китае какой-то местный китайский умелец изобрел способ заполнять трещины и пустоты? Причем таким образом, что обнаружить это практически невозможно! Нужен очень сложный анализ, который покажет, что бриллиант обрабатывался искусственно. Понимаешь, уточка, что это значит для ювелиров?

Майя понимала. В любом драгоценном камне есть включения – внутренние повреждения. Трещины, пузырьки воздуха, слоистость, черные точки… Десятки лет ювелиры пытаются найти способы избавиться от них. Чем чище камень – тем выше цена! Но способы эти либо дорогостоящие, либо граничат с обманом. Человек, который придумал бы, как за умеренную стоимость «очищать» драгоценные камни, обогатился бы. И обогатил тех, на кого работал.

– Постойте, Семен Львович! – спохватилась она.

– Но если бы это было правдой, к нам из Азии уже вовсю бы шли обработанные таким способом алмазы! А я пока не наблюдаю на рынке большого количества чистых бриллиантов.

– Так в том и дело, – вздохнул Сема.

– По слухам, отдельные группировки их китайской триады передрались между собой за право первыми внедрить этот способ в производство, и желтолицый изобретатель сбежал, унеся с собой секрет. Решил остаться бедным, но целым. И я его где-то понимаю. Но – ах, какую технологию потерял ювелирный мир!

Майя обдумала его историю.

– А мне кажется, что все это выдумки, – наконец сказала она.

– Извечная мечта ювелиров, воплощенная в сказке об умном человечке. Человечек один нашел то, над чем бьются целые лаборатории! Семен Львович, это тоска по настоящему герою, вот только герой не пришел-увидел-победил, а пришел, изобрел и убежал.

– Вовремя сбежать и оставить шкурку целой – это своего рода подвиг! – моментально отреагировал Дворкин.

– Может быть, ты и права. Легенда о святом Граале ювелирного дела… А что ни говори, было бы здорово найти его.

– Да вы романтик, Семен Львович!

– Увы, уточка моя, в моем возрасте романтиком уже быть нельзя. Романтичны могут быть лишь юные! «Старый романтик» – это деликатное обозначение старого дурака.

Дворкин, напевая под нос, положил перед собой два алмаза и прищурился. Майя вернулась к своему янтарю и обхватила голову руками. Солнечные, медовые кусочки янтаря словно дразнили ее. Она любила янтарь и всегда успешно работала с ним. Отчего же сейчас ничего не получается?

– Уточка, подай планшайбу и угломер, – попросил Сема.

– А что ты сидишь загадочная, как Мона Лиза?

– У меня работа не идет, – призналась Майя.

– Дай-ка взглянуть…

Семе хватило одного взгляда, чтобы понять, в чем загвоздка.

– Не ложится камешек, – пробубнил он, почесывая в затылке.

– А вот так пробовала? Нет, нехорошо. А вот так? Гм, опять не то. Странно…

– Вот именно, странно! Вы тоже замечаете, правда? И я никак не могу понять, в чем причина! Янтарь практически одинаковый, подобранный, весь из родного ожерелья. Мне его принесли уже рассыпавшимся, но какая разница?

– Кто принес? Старушка в черной шляпке?

– Да, она. Вы ее знаете?

Эту старушку Майя окрестила божьей коровкой. Маленькая, круглая, с улыбчивым розовым личиком, она носила красный плащ и черную фетровую шляпку. Плащ топорщился на лопатках, как будто под ним прятались жесткие надкрылья. Старушка неторопливо переползала от витрины к витрине, и Майя не удивилась бы, если бы на крыльце она встопорщила крылышки и улетела.

– Смешная бабусечка, – сказала она с улыбкой.

Сема приподнял очки и посмотрел на нее с осуждением:

– Эта смешная бабусечка – Анна Андреевна Ольховская, между прочим, дочь той самой Ольховской. Как – какой? Бонны детей Николая Второго! Или ты знаешь другую Ольховскую?

Майя не знала никакой, но признаться в этом постыдилась.

– Ее мать расстреляли, а сама Анна Андреевна сумела бежать из СССР. Ее занесло сначала в Марокко, а потом – в Англию. Да по ее приключениям можно писать романы! В Англии она вышла замуж за потомственного аристократа, ездила с ним по всему свету, а когда похоронила его, вернулась в Россию. Между прочим, уехать из страны ей когда-то помог дед нашего Мони Вермана. Все ниточки сходятся, все, рано или поздно…

Дворкин снова нацепил очки на нос.

– Тэ-экс, давай посмотрим, в чем загвоздка. Анна Андреевна коллекционирует янтарь, у нее есть отменные вещички. Но ведь и на старуху бывает проруха. Постой-постой…

Ювелир подержал в ладони тот янтарь, который не давал Майе покоя, подкинул его. Затем взял нож и поскреб им по оборотной стороне янтаря.

– Ах вот оно что! Удачный сегодня день на подделки, уточка.

– Это поддельный янтарь?! – не поверила Майя.

– Как вы определили?

– Смотри сюда. Видишь, я провел ножиком – и с него снимается стружка. Настоящий янтарь дал бы крошку. И есть еще один способ.

Сема набрал воды, высыпал в стакан десять ложек соли, размешал и бросил в воду фальшивый янтарь. Тот, покачиваясь, опустился на дно.

– А теперь давай другой для сравнения.

Второй кусочек всплыл.

– Известный способ, хоть и не стопроцентный, – пояснил Сема.

– Настоящий янтарь плавает, подделка тонет. Правда, будь твоя подделка из полистирола, она бы тоже плавала. Но на этот раз нам повезло. Ожерелье собрали из разных камней, один попался фальшивый. А ты, значит, проверку соленым раствором не знала? Эх, молодешшшь…

И Дворкин вернулся к своему гранильному станку, напевая: «Раз пошли на дело я и Рабинович…»

Глава 3

После работы Майя отправилась не домой, а на старую квартиру, из которой недавно выехали жильцы. Жильцы были хорошие, и Марецкая жалела, что они уехали. С ними она была спокойна за свою квартиру, как будто передала верную собаку на время в хорошие, заботливые руки.

Как только Майя свернула во двор, она сразу почувствовала, что здесь что-то случилось. Марецкая выросла в этом дворе. Но квартира, доставшаяся Майе после смерти отца, была слишком велика для нее одной, и, подумав, она сдала ее, а сама сняла крошечную однокомнатную хрущевку в двух шагах от работы.

Но, хотя вот уже больше года Майя жила в другом месте, она по-прежнему ощущала этот двор как часть себя, как что-то настолько родное и близкое, что, уезжай не уезжай, а связь с ним не рвется, держится натянутой паутинкой, непрочной лишь на первый взгляд.

Павел, которому она попробовала как-то рассказать об этом, с насмешкой обозвал это мистической пуповиной. Все, на что он ставил клеймо мистики, было для него абсурдным и глупым. «Сверхъестественная связь с двориком детства, – вещал Паша и делал пассы в воздухе перед лицом Майи, изображая гипнотизера. – Сейчас вы увидите, как испытуемая разрыдается от переполняющих ее ностальгических воспоминаний, а затем продемонстрирует нам невероятные способности по считыванию энергетических контуров окружающего пространства!»

«Сейчас из второго подъезда кто-то выйдет», – сказала Майя, отводя его руку в сторону.

Павел с готовностью уставился на второй подъезд и даже брови поднял в ожидании того мига, когда станет ясно: нет, никто оттуда не появится, и можно будет дать волю своему чувству юмора. Прошло несколько секунд. Он открыл рот, и тут дверь приотворилась, и немолодая женщина с набитым пакетом деловито прошлепала к мусорным бакам.

Павел обернулся к Майе. «Ты слышала шаги на лестнице», – констатировал он.

Она отрицательно покачала головой.

«Да брось, – настаивал Паша. – Признайся, что слышала! В этом „колодце“ даже пукнуть нельзя, чтобы соседи не были в курсе!»

И вот ведь какая ерунда… Она мирилась с куда большими его недостатками, но последней каплей стал именно тот разговор. Не смешно ли? Обидеться из-за того, что он не поверил ее словам и посмеялся над ней! Правда, Паша над всем смеялся, но почему-то тогда ей стало… нет, даже не обидно, а противно. И его манера передразнивать ее показалась омерзительной, а сам Паша вдруг предстал не двухметровым красавцем в щегольском шарфе, а маленьким злобным карликом, вокруг горла которого обвивается змея.

«Это все двор постарался, – потом решила Майя. – Про змею я сама не смогла бы придумать, у меня фантазии не хватило бы».

Павел так и не понял, отчего она его прогнала. И даже пытался потом выспрашивать у общих знакомых, не появился ли кто у Майки в последнее время. В голове у него никак не укладывалось, что можно порвать отношения из-за таких пустяков! В конце концов он пришел к выводу, что у Марецкой совершенно нет чувства юмора, ей было тяжело тянуться за ним, вот она и дала выход комплексу неполноценности.

И, решив так, полностью успокоился: его достоинство не пострадало.

Но сейчас, стоя во дворе и рассматривая морщинистые стволы лип, только начинавших зеленеть, Майя знала точно: здесь что-то произошло. В воздухе остался след, неуловимый отпечаток чего-то страшного.

Из-за угла вывернула ее соседка, Вера, волоча две тяжелые сумки. Подошла к Майе, откидывая светлые волосы со лба, поздоровалась:

– Как ты? Приехала своих жильцов проведать?

– Нет, Вер, они неделю назад съехали. Хочу посмотреть, нужно ли после них делать ремонт или и так можно сдать.

Майя подхватила одну из сумок, и женщины двинулись к подъезду.

– Знаешь, что у нас сегодня случилось? – спросила Вера. – Кеша-пьяница с крыши упал, разбился.

– Кеша? – ахнула Майя, хорошо помнившая безобидного старого алкоголика. – С ума сойти! Самоубийство?

– Ох, какая-то странная история, честно говоря, – Вера понизила голос. – Катерина Федоровна со второго этажа уверяет, что видела во дворе трех мужчин с пистолетами. Говорит, у них перестрелка была. Но при чем тут наш Кеша, не объясняет.

Майя скептически хмыкнула:

– А в прошлом году Катерина Федоровна рассказывала, что у нас во дворе приземлился истребитель, украл герань у нее с подоконника и улетел.

Они уже поднимались вверх по лестнице. Как ни странно, но ощущение чего-то нехорошего не оставляло Майю и здесь.

– Понимаешь, Май… Выстрелы-то и в самом деле были. Их не только тетя Катя слышала, но и другие соседи. Громкие, на весь район. И действительно непонятно, зачем Кешу наверх понесло. Разве что он убегал от кого-то…

Они остановились в тамбуре, Майя протянула соседке сумку, встряхнула рукой:

– Что у тебя там? Кирпичи?

– Купила нашим детям кое-что по мелочи, – улыбнулась Вера. – Завтра к ним поеду.

Майя знала, что «нашим детям» – это пятидесяти воспитанникам подмосковного детского дома, куда сорокалетняя Вера ездила каждую неделю. И каждый раз из зарплаты терапевта выкраивала средства, чтобы порадовать подопечных.

Худая до изможденности, с вечно усталым лицом, Вера только недавно оправилась от тяжелого развода. И начала понемногу улыбаться, а до этого не всегда узнавала Майю при встрече, смотрела пустыми голубыми глазами, похожими на стеклянные.

– Слушай, Майя, – сказала она, возясь с ключами, – а зачем ты коврик переложила?

Коврик с нарисованной кошачьей мордой и впрямь лежал не на своем месте.

– Это, наверное, мои жильцы перед отъездом порядок наводили. Сейчас я его обратно перетащу…

Под ковриком обнаружились бурые пятна. «Точно, жильцы пол испачкали и решили прикрыть».

Попрощавшись с Верой, Майя вошла в квартиру – и остолбенела. Тумбочка у входа перевернута, на стенах – красные разводы, пол исчеркан следами от грязных ботинок… И запах. Странный, опасный запах, который она никак не могла идентифицировать.

Майя заглянула в комнату, осмотрела кухню, но там, к ее удивлению, все выглядело пристойно. Что-то настораживало ее в квартире. «Наверное, все дело в запахе», – решила Майя, направляясь в ванную комнату, чтобы вымыть руки.

В ванной горела лампа, и это окончательно вывело ее из себя. Тихие, доброжелательные жильцы, обещавшие чистоту и порядок, даже не потрудились выключить за собой свет! Рванув на себя приоткрытую дверь, Майя ворвалась в комнату с такой скоростью, будто внутри ее ждали нашкодившие арендаторы и предстояла расправа над ними.

На полу возле ванны, привалившись к стене, лежал мужчина. В первую секунду Майя заметила лишь, что лицо у него совершенно белое, под цвет кафельных стен. А во вторую охватила взглядом окровавленное полотенце, привязанное к ноге, разбросанные лекарства, какие-то вещи в ванне…

– О господи… – выдохнула она, отступая назад.

Первым ее порывом было броситься прочь из квартиры. Вызвать от Веры милицию, и пускай они заберут преступника, неизвестно как попавшего в ее квартиру. Как?! Все замки были закрыты, она отпирала дверь своим ключом! «Не через крышу же он залез? Крыша… Упавший Иннокентий…»

Майя сделала шаг к двери, но остановилась, посмотрела на мужчину, кусая губы… Возможно, он уже мертв. Надо хотя бы проверить.

Она осторожно подошла, присела рядом, прижала пальцы к шее. Пульс был. Но, судя по красному полотенцу, визитер потерял много крови.

– Надо «скорую», – вполголоса сказала Майя, чтобы придать себе уверенности.

Сначала «скорую», и пускай отправляют его потом куда хотят.

Она сделала движение, чтобы встать, и вскрикнула: холодные пальцы прикоснулись к ее запястью. Раненый открыл глаза и смотрел на нее, пытаясь что-то сказать. Губы не слушались его, с них срывалось невнятное шипение вместо слов, и Майя, преодолев панику, метнулась к раковине, высыпала из кружки старые зубные щетки и налила воды.

– Пейте!

Ей пришлось подержать ему голову, пока он пил – жадно, как будто вышел из пустыни. Майя покосилась на его рану, опасаясь, что кровотечение начнется снова, но повязка, кажется, больше не пропитывалась кровью.

– Лежите тихо, – сказала она, превозмогая отвращение к бандиту. – Я сейчас вызову врачей, вам помогут.

В ответ раздался хрип.

– Что?

– Нет… – раненый схватил ее за руку. – Никого… нельзя…

– Вы с ума сошли? – Майя выдернула руку и отодвинулась. – Да вы умрете, если не вызвать «скорую»!

– Я умру, если вы ее вызовете, – прохрипел мужчина, продолжая настойчиво цепляться за ее руку. – Меня прикончат в больнице. Не делайте этого.

Майя начала злиться. Страх ее совершенно исчез: этот человек был беспомощен и, похоже, бредил. Не нужно было прислушиваться к его бреду, но он продолжал цепляться за нее, как утопающий, и ей неловко было отнять руку и уйти.

– Вы что, хотите скончаться здесь, в моей квартире? – сердито спросила она, вспомнив рассказ Веры о стрельбе и сложив два плюс два. – Не выйдет! Ваши бандитские разборки меня не касаются! Если вы затеяли перестрелку в центре города…

Она замолчала, видя, что раненый пытается что-то сказать.

– Что?

– Не бандит… – прошептал мужчина. – Там… в ванне…

– Послушайте, у вас бред, я вызываю врачей!

– Там… посмотрите…

Он слабо тыкал пальцем в сторону ванны, и Майя, вздохнув, встала, наклонилась над эмалированной поверхностью.

– Пояс, – донеслось сзади. – В нем… Откройте.

Рядом с окровавленным полотенцем валялась эластичная лента, очевидно, сорванная раненым, когда он спешил с перевязкой. «Это – пояс? Какой же это пояс…» – удивилась Майя, но все-таки брезгливо взяла ленту за краешек и потянула к себе. Пару раз она обернулась на мужчину, проверяя, не подстраивает ли он ей ловушку. Вдруг он хочет ее отвлечь, а сам ударит сзади ножом, пока она, как дура, рассматривает какую-то липкую гадость?

«Липкую? А почему она липкая?»

Перевернув ленту, Майя обнаружила, что с изнанки находится что-то вроде кармашка из ткани, прилипающей к пальцам. Она вопросительно взглянула на раненого, но тот закрыл глаза. Поколебавшись немного, она развернула ткань, и на ладонь ей выпали небольшие прозрачные камешки с острыми гранями.

Майе не нужно было изучать их с лупой, чтобы убедиться, что внутри не стекляшки и не фианиты. Никто не стал бы так прятать стекло. Она подняла один камень к свету, повернула его, и грани сверкнули радужной россыпью цвета.

Во рту у Майи пересохло.

– Небольшая поправка, – проговорила она медленно. – Вы не бандит. Вы вор. Поэтому вас и хотели убить, да?

Раненый открыл глаза и покачал головой. Взгляд у него был мутный.

– Не вор, – прошептал он. – Курьер. Слушайте, я вам заплачу. Нужны лекарства. Я скажу какие… Помогите…

Голова его бессильно упала набок.

Две минуты спустя в квартиру Веры Воронцовой постучали.

– Майя? – удивилась Вера, открыв. – Что-то случилось? Ты какая-то бледненькая…

– Вера, – собравшись с духом, сказала Майя, – у меня в доме мужчина, он ранен. Умолял не вызывать «скорую» – говорил, что в больнице его убьют. Но рана, кажется, глубокая, от ножа. Я пойму, если ты откажешься, но, может быть, можно посмотреть, насколько серьезно…

Она еще что-то мямлила, а Вера уже встала, надела очки и вытащила из шкафа чемоданчик.

– Пойдем скорее. Куда он ранен?

– В бедро, справа, но я не уверена… – скороговоркой зачастила Марецкая, следуя за Верой.

Воронцова решительно вошла в квартиру, но на пороге задержалась.

– В ванной, – подсказала сзади Майя.

Вера прошла в ванную комнату и точно так же, как Майя, остановилась на пороге, тихо ахнув. Присела, подняла край рубашки и очень осторожно сдвинула повязку вниз.

– Майя, у него пулевое ранение, а не ножевое, – тихо сказала Вера, поправив очки. – Это очень серьезно. Нужна квалифицированная помощь, я ничем не смогу помочь. Подожди-ка…

Она достала ножницы, разрезала рубашку, и Майя увидела в плече лежащего аккуратную темную дырочку с почерневшим потеком.

– Еще одно пулевое. Не такое тяжелое, как первое, но тоже ничего хорошего.

Вера надела перчатки, осторожно прикоснулась к коже возле раны, и мужчина застонал, открыл глаза.

– Вы кто?

– Я врач, – строго сказала Вера. – Вот что, дорогой мой: вам нужно в больницу, что бы вы ни говорили. Это вам мое медицинское заключение. У вас внутри две пули, и даже если…

– Я их вытащу, – перебил ее мужчина. – Только помогите мне. Я потом заплачу, клянусь вам.

Вера обернулась, беспомощно посмотрела на Майю. Та пожала плечами: мол, я же говорила, он бредит.

– Дайте нашатырь, – попросил раненый.

К носу ему поднесли открытый пузырек, и он глубоко вдохнул. Спустя короткое время открыл глаза и посмотрел на двух женщин прояснившимся взглядом.

– Слушайте, я не убийца и не вор. За мной охотились… то есть за тем, что я вез. Я спасся чудом. Но эти люди знают, что я жив, и будут меня искать. В первую очередь они обзвонят больницы, и, как только им скажут, где я, они приедут и прикончат меня.

– Но если мы оставим вас здесь, вы умрете сами, – возразила Вера.

– Нет. Я смогу извлечь пулю. Поверьте, нас учили. Но мне нужны лекарства, я потерял много крови. И нужно, чтобы кто-то помогал.

Мужчина тяжело дышал, каждое слово давалось ему с трудом. Вера машинально стерла выступившие у него на лбу капли пота и встала.

– Что же делать? – зашептала она, наклонившись к Майе. – Я ему почему-то верю.

– Я ему тоже верю, как ни странно, – вполголоса ответила та. – Но это не значит, что я оставлю у себя какого-то беглого бандита, который прирежет нас, как только сможет встать на ноги. Даже если мы поможем ему извлечь пули… Господи, о чем мы вообще говорим?! О преступлении!

– Пятьсот тысяч каждой, – хрипло сказали сзади. – Пожалуйста, помогите мне!

– Послушайте, – сказала Майя, наклоняясь к раненому. – А почему бы вам не позвонить тем людям, на которых вы работаете, и не попросить помочь их? Их, а не нас, случайно встреченных теток?

Мужчина закашлялся было, но тут же застонал и прижал ладонь ко рту. Цвет лица у него из белого стал землистым.

– Не могу, – еле выговорил он пересохшими губами. – Долго объяснять почему. Я раньше сдохну…

– Майя, он и правда раньше умрет, – встревоженно сказала Вера. – Ему нужна помощь, причем срочно.

– Если в него стреляли из пистолета, нужно отвезти его в больницу! Или ты действительно хочешь, чтобы он сам себя прооперировал?!

Вера качнула головой:

– Он не сможет. Я слышала о подобных случаях, но он сейчас не в том состоянии.

– Вот именно! – прошипела Майя. – Господи, Вера, что с тобой! Его рана – это не наше дело, и то, что на него будут покушаться, – тоже не наша беда.

Вера подняла на нее глаза и, покраснев, шепнула:

– Пятьсот тысяч.

Майя молча смотрела на нее, не зная, что ответить. Да, пятьсот тысяч, большие деньги для Веры. Майя прекрасно понимала, что деньги пойдут не самой Воронцовой, а ее подопечным.

– Откуда ты знаешь, что он тебя не обманет? – мрачно спросила она. – Откуда ты знаешь, что у него вообще есть такая сумма?

– А вдруг не обманет?

Вера с надеждой посмотрела на соседку, как будто от Майи зависело, получит она деньги или нет.

– Хорошо, – сдалась Майя. – Давай попробуем. Но при первом же сбое… или как там у вас, врачей, называются сложные моменты? Так вот, при первой же сложности я звоню в «Скорую».

Вера просветлела лицом, но тут же собралась, нахмурилась.

– Все, поехали, – сухо сказала она, будто была хирургом в операционной, а не терапевтом в районной поликлинике. – Слишком долго мы все это обсуждали. Накрой скатертью стол в большой комнате. Нам придется перетащить его туда.

Позже Майя никак не могла взять в толк, что подвигло ее тогда на эту безумную авантюру. Ее, а заодно и Веру, прооперировавшую в чужой квартире на обеденном столе незнакомого человека. Неужели только надежда на получение мифического полумиллиона? Уже позже ей пришел на ум вопрос, заставивший Майю нервно сглотнуть: а что, если бы беглец умер на ее столе, застеленном веселенькой простынкой в мелкий горошек? Как бы они объясняли следователю, что произошло? Или с той же бездумной решительностью, что заставила их помогать раненому, вытащили бы его тело среди ночи, погрузили в ее машину и выбросили где-нибудь за городом, скрывая следы?

Раненый стонал, сдерживал крик, и Майя придерживала его голову, чтобы он не бился об стол.

– Тихо, миленький, тихо, – приговаривала Вера, ковыряясь в ране. Над головой ее низко висела лампочка – самая яркая, какая только нашлась в квартире. – Вот так… Уже все.

Им невероятно повезло, как сказала Вера, когда все закончилось: обе пули застряли неглубоко.

– И ему тоже повезло, – кивнула она на раненого, вновь потерявшего сознание. Подумала и добавила: – Но нам все-таки больше.

Тут-то Майя и представила, что исход операции мог бы быть иным. Она со страхом взглянула на соседку, и та, истолковав ее страх по-своему, пожала плечами:

– Теперь за ним нужно ухаживать. Я покажу, что придется делать.

Вера принесла из аптеки пакет с лекарствами, с профессиональной ловкостью сделала раненому два укола и помогла Майе перетащить его на кровать. Майя только диву давалась тому, как преобразилась скромная неслышная Вера. Быстрые, четкие движения, решительность в каждом слове… Она ничуть не сомневалась в том, что они все делают правильно.

Убедившись в том, что «пациент» уснул, Воронцова еще раз повторила, как правильно делать перевязки, и ушла, оставив Майю одну. Майя убрала следы их деятельности, сложила в мусорный мешок одежду раненого и выкинула, а бриллианты, подумав, спрятала в тайничок. Тайник этот она устроила еще в детстве, выскоблив норку в кухонной стене за отходящим куском старого плинтуса.

«Пусть только попробует не отдать Вере ее деньги, – злобно подумала она, запихивая камни в углубление. – Век будет свои бриллианты искать».

Когда Майя закончила, совсем стемнело. За окном вздыхала ночь, липы жаловались на старость, и Марецкая отошла от окна: слишком уж неприютно было снаружи, почти как осенью. Она постелила себе на диванчике в кухне. Ее переполняли самые мрачные предчувствия, она сердилась и на себя, и на Веру, но на себя больше. Поворочавшись на костлявом диване, Майя поняла, что не уснет, встала, вооружилась тяжелой стеклянной бутылкой с оливковым маслом и решительно отправилась в соседнюю комнату.

Мужчина не спал. По его лицу было видно, что он не спит уже давно.

– Вот что, – сказала Майя, включив настольную лампу и борясь с желанием направить колючий свет в глаза подозреваемому. – У меня к вам есть несколько вопросов. Раз уж вы… хм… ночуете у меня, вам придется на них ответить.

– Согласен, – отозвался он. – Только, если не секрет, зачем вам бутылка?

– На тот случай, если вздумаете проявлять агрессию.

Мужчина усмехнулся:

– Тогда вам больше пригодился бы нож.

– Ножом я вас ударить не смогу, – созналась Майя. – А вот бутылкой – запросто.

Она придвинула стул, села, вглядываясь в раненого. Удивительно, но во всей сегодняшней возне она его даже не разглядела толком. Внешность оказалась самой обычной, но у Майи осталось ощущение, что это была какая-то старательно подчеркиваемая обычность, культивируемая.

Легкая щетина на щеках и подбородке, крупный нос, глаза то ли синего, то ли серого цвета, не разобрать при тусклой лампе… Чуть изменить свет, и получится красавчик киношного облика, отрастить щетину – контролер в трамвае. «Нет, для контролера все-таки физиономия слишком умная, – подумала Майя. – И глаза непростые, хоть и притворяется, смотрит дурачком».

В целом осмотр ее немного успокоил: перед ней сидело вполне человеческое лицо, а не злобная морда гоблина, как она опасалась.

– Начнем со знакомства. Как вас зовут и кто вы такой?

– Зовут Антон, – с готовностью отозвался он. – Я курьер. Перевозчик. Перевожу драгоценности.

– Перевозите драгоценности? – растерянно повторила женщина.

Антон кивнул. Он так и знал, что ему будет сложно объяснить, чем занимается.

Дорогостоящие «грузы» постоянно перемещались по стране. Драгоценные камни контрабандой переправлялись от заказчика к клиенту, и стоимость одной перевозки могла составлять десятки миллионов. Неудивительно, что всегда находились те, кто желал избавить владельцев от «груза».

Стандартной защитой были бронированные автомобили. Казалось бы, нет ничего проще, чем погрузить партию в инкассаторскую машину и доставить ее до места назначения под прикрытием бравых парней с автоматами.