Текст книги "Афродита размера XXL"
Автор книги: Елена Логунова
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Теперь ты просто вынуждена принять мое предложение! – радовалась Анка, торопливо потроша бумажник.
Из толстого портмоне на пол сыпались купюры, с которыми избалованная младшенькая Анюты играла, как с сухой листвой, на что семнадцатилетний старший смотрел с недовольством. Наверное, парень думал, что мог бы распорядиться этими денежками лучше, чем его мамочка и сестричка.
– Ладно, сыщицкий гонорар можешь не брать, но твой недельный журналистский заработок я компенсирую, это будет справедливо, – заявила Анка.
Я уже не возражала. Гадская выходка жадюги Гадюкина не оставила мне выбора.
– Это судьба! – сказала Ирка и с намеком забренчала ключами в кармане.
Ей не терпелось пуститься по следу своего неверного зайчика.
Начало охоты мы назначили на утро нерабочего для меня понедельника.
Для разнообразия я предполагала объявить это самое утро открытым часиков в десять, не раньше, и думала начать хождение по детективным мукам с посещения кондитерской. Там мы с подружкой, мужественно превозмогая страх утратить стройность фигур, слопали бы по паре-тройке пирожных, запили бы их молочным коктейлем и между прочим составили бы черновой планчик ближайших сыщицких дел. Подчеркиваю: это была программа-минимум, из кондитерской мы с Иркой вполне могли совершить марш-бросок через модные лавки в ресторанчик и уже там за первым-вторым-третьим доработать проект в деталях.
К сожалению, этот прекрасный план пришлось изменить.
Ирка позвонила мне вечером. Мы с малышом как раз смотрели фильм про Буратино. На экране кот и лиса, ряженные разбойниками, безжалостно трясли деревянного мальчишку, некультурно называя его паршивцем и настойчиво допытываясь, куда он дел четыре золотых. Масяня хмуро смотрел на это фискальное безобразие и все чаще недобро поглядывал на кота Филимона, имеющего большое портретное сходство с толстомордым Базилио. Я предвидела, что бедняге Филимону предстоит сполна ответить за грехи киношного собрата, и заранее жалела кота. Он переехал к нам всего на три недели, на время тотального ремонта в квартире соседки, и еще не успел привыкнуть к тому, что сразу после утренней побудки Масяня принудительно вовлекает его в подвижную игру «Охота на тигра». Роль тигра почетна, но беспокойна – в процессе охоты Мася задействует весь арсенал своего игрушечного оружия. Отчасти благодаря этому, отчасти из-за того, что толстый кот убегает от преследования недостаточно быстро, Масина охота неизменно проходит удачно. «Тигра» всегда удается завалить, и остаток дня он лежит на ковре в состоянии, среднем между глубоким обмороком и летаргическим сном.
– Не обижай Филю! – предупредила я Масю, встав с дивана, чтобы подойти к телефону.
– А это не слепой кот? – с надеждой спросил ребенок, склоняясь над спящим зверем.
– Слепой, глухой, немой и парализованный! – хмыкнула я.
– Дзи-и-инь! – нетерпеливо повторил свой призыв телефонный аппарат.
– Иду! – я сняла трубку. – Да!
– Крекс-пекс-фекс! – командным голосом гаркнул Масяня в шерстистое кошачье ухо.
Волшебные слова чудесным образом оживили полумертвого карликового тигра. Он высоко подскочил и понесся в кухню, цокая когтями в беге по прямой и скрежеща ими на поворотах.
– Держи его! – восторженно завопил маленький разбойник и побежал следом.
Я вовремя распласталась по стеночке, пропустила мимо себя кавалькаду и повторила в трубку:
– Алло, я слушаю вас!
– У-у-у-у! – из динамика послышалось жалобное завывание. – А-а-а!
– Добавьте согласных, – попросила я, настороженно прислушиваясь к происходящему в кухне.
Там с грохотом упала деревянная табуретка, послышался радостный визг и что-то разбилось.
– Я-а-а-а…
– Перезвоните, когда надумаете поговорить! – Я хотела повесить трубку, но не успела.
– Ле-е-енка! У-у-у! – прорыдала Ирка. – Я в отчаянии! Моржик… Он опять!
– Играет в зайчика? – догадалась я.
– Хуже! Теперь он ласточка! Как тебе?
– Ласточка?!
Я представила себе Моржика, проносящегося над постелью в бреющем полете, и потрясла головой.
Стремительные ласточки прежде никогда не казались мне особенно эротичными созданиями, хотя ведь и они как-то умудряются размножаться…
– Да, пока Моржик был в ванной, я проверила его мобильный и обнаружила такое сообщение: «Завтра в 18.30, ласточка, сделаем это у фонтана!»
– В восемнадцать тридцать в октябре еще светло, а у фонтанов в жару многолюдно, – заметила я. – Какие смелые ласточки! Делают «это» белым днем в месте массового скопления народа! Вроде я раньше не замечала за Моржиком склонности к эксгибиционизму!
– Это все она, эта дрянь, его тайная пассия, – мрачно сказала Ирка. – Она очень дурно влияет на Моржика.
– Тогда мы еще более дурно повлияем на нее! – заявила я, торопясь утешить расстроенную подружку.
– Набьем ей заячью морду? – с надеждой спросила обманутая жена.
– И повыдергаем птичьи перышки! – добавила я.
– Отлично! – Кровожадный энтузиазм вытеснил из голоса Ирки обиду и скорбь. – Значит, я заеду за тобой завтра в половине пятого. Мы сядем Моржику на хвост, проследим за ним, потому что иначе не найдем нужный фонтан, и накроем зайцевидных ласточек прямо на месте преступления против морали и нравственности!
– Завтрашний вечер обещает быть интересным, – без большого восторга пробормотала я, но подруга уже отключилась и моих слов не услышала.
Дверь квартиры, к которой я в процессе разговора удобно привалилась спиной, содрогнулась и затряслась. Думая, что это пришел с работы глава нашего семейства, я посторонилась и открыла дверь, но за ней стоял не Колян, а чокнутая бабка Светлана Михеевна со второго этажа. На ней были байковые пижамные штаны и большая, некрасиво растянутая трикотажная майка, под которой явственно виднелся бюст, конфигуративно вполне соответствующий майке. Когда-то Михеевна была красоткой, но те времена давно прошли, оставив пожилой даме на память о себе неистребимую привычку броско наряжаться. Штаны на Михеевне были ярко-зеленые, майка желтая, а на голове пламенел широкий красный ободок, похожий на кокошник. Он удерживал от эмиграции с полуголого черепа престарелой кокетки последние волосики, выкрашенные в насыщенный бордовый цвет.
Пробегающий мимо Мася при виде красно-желто-зеленой Михеевны остановился и громко, с радостной надеждой спросил:
– Мамочка, уже пришел Новый год?
– Нет еще, – ответила я и вопросительно взглянула на пришедшую вместо Нового года Михеевну.
Она была мало похожа на Деда Мороза и еще меньше – на Снегурочку. Бабка нервно притопывала ногой и похлопывала себя по расплывшемуся бедру пластмассовой мухобойкой.
– Опять грохочете?! – накинулась она на меня. – Я уже предупреждала, будете грохотать – милицию вызову! И грохочут, и грохочут, сволочи! Сколько можно грохотать?
– По закону любой сволочи можно грохотать до одиннадцати часов вечера! – вежливо ответила я, посмотрев на наручные часы. – А сейчас только восемь.
– Так вы еще три часа грохотать будете?! – возмутилась соседка.
– Нет, не будем, – успокоила я ее, не желая скандалить с сумасшедшей. – Мы на сегодня свой норматив по грохоту уже выполнили, идите к себе.
– Мамочка, бабушка идет на елку? – встрял в разговор Масяня.
– О чем говорит этот ребенок? – напряглась Михеевна.
– Не знаю, – я пожала плечами. – Нет, Коля, бабушка не идет на елку.
– А почему она в костюме? – не отставал любознательный ребенок.
– Чем ему не нравится мой костюм? – заволновалась старая модница.
– Красивый костюм! – совершенно искренне похвалил Масяня. – Красный, желтый, зеленый! Ты, бабушка, в костюме Светофорика, правильно?
Я прыснула в ладошку. Михеевна гневно покраснела, еще глубже вживаясь в колоритный образ Светофорика, и угрожающе сказала:
– Ах, вы так! Ну ладно! Сволочи! – и захлопнула дверь.
Я вздохнула. С соседями надо жить мирно, а с такими соседями, как Михеева, – в особенности. Она жутко вредная бабка. Ее манера всех вокруг называть сволочами – это еще полбеды. В прошлом году, когда маленький Мася дорос до почтового ящика и повадился хлопать его металлической дверцей, эта грымза в борьбе за кладбищенскую тишь намазала нам ящик солидолом! Пришлось покупать новое вместилище для почты и новые варежки для ребенка. Жаль, не было возможности заодно купить новую квартиру.
– Коленька, пожалуйста, не надо больше топать, кричать и ронять табуретки, – попросила я. – Баба Света очень сердится, когда шумят.
– Ба-бах! – с грохотом распахнулась входная дверь.
– А вот и я! – радостно возвестил Колян.
Говорил он в полный голос, но слышно его было плохо, человеческую речь заглушил возмущенный животный крик: карликового тигра Филимона, неразумно спрятавшегося от Масяни за дверью, прижало к стене.
– Филя! – закричала я.
– Папа! – завопил Масяня.
– Сволочи! – заорала Михеевна, разноцветная фигура которой нарисовалась на лестничной площадке позади Коляна.
– Баба Света-Светофорик! – громогласно возрадовался Мася.
– Да чтоб вас всех приподняло и шлепнуло! Сволочи! – заругалась взбешенная Михеевна. – Ненавижу! Никакой жизни через вас нет!
– Да чтоб вы онемели! – Я не выдержала и рявкнула еще громче.
Не ожидавшая этого Михеевна ненадолго заткнулась, и Колян молча закрыл перед ней дверь. Крикливая бабка потопала к себе и, пока шла вниз по лестнице, костерила наше семейство на все корки.
Этот неприятный инцидент не заслуживал бы упоминания, не получи он продолжения на следующий день.
Понедельник
– Ключи! Мобильник! Кошелек! Коля, пошел!
– Сок! Печенье! Машинка! Где няня?
– Я здесь!
– Мася, пошел!
Мои любимые мужчины в боевой тройке с няней, данной в сопровождение младшему Коляну, дружно десантировались с третьего этажа.
– Восемь сорок восемь! – я посмотрела на часы, смахнула пот со лба, устало бухнулась в кресло и оглядела ежеутренний разгром. – Нормально пошли…
Коля-большой не успел заправить постель, зато маленькому вполне хватило времени, чтобы разбросать по всей детской игрушки. На кухонном столе стояла грязная посуда, а вот кошачья миска сияла девственной чистотой.
– Мя! – неподобающе тонким голосом вякнул толстяк Филимон, устремив на меня молящий взор круглых зеленых глаз.
Я неохотно поднялась, задала корма скотинке, привела в порядок квартиру, а потом завалилась на диван с намерением поспать до полудня, но с удивлением обнаружила, что никак не могу уснуть. Организм, приученный существовать в режиме постоянной гонки, жаждал движений и действий.
– Отлично, – я приняла вертикальное положение, переместилась к телефону и стала названивать по номерам, которые дала мне Анка.
Номер телефона в квартире, где год назад жила Анютина подруга Маша Петропавловская, остался прежним, но хозяйка там поменялась. Басовитая тетка, снявшая трубку, популярным языком с преобладанием ругательств сообщила, что чернявая курва с этой хаты давно съехала к чертям собачьим, и мне тоже было рекомендовано незамедлительно отправиться в указанном направлении. Адрес показался мне недостаточно точным, поэтому я не тронулась с места и позвонила одному из Машиных экс-супругов. Его телефончик Анюта раскопала в старой записной книжке.
– Мария Петропавловская? А кто такая Мария Петропавловская? – высокомерно поинтересовался дребезжащий тенор. – Ах, моя бывшая супруга! В мое время она звалась Марией Кашиной. Нет, я давно не общаюсь с этой гражданкой. Извините!
Тут у меня возникла мысль, которой я поделилась со спящим Филимоном:
– Похоже, эта Маша не самая приятная особа!
Филя со мной согласился – то есть промолчал. Я позвонила парикмахерше, которая пару лет назад регулярно обслуживала Анку и изредка – за компанию – ее подружку, но мастерица Марию Петропавловскую-Кашину даже не вспомнила, хотя об Анюте говорила с нежностью и тоской. Вероятно, Маша в отличие от Анки не была щедра на чаевые.
Последней моей надеждой была некая Анфиса Блок, пожелтевшую визитку которой Анюта нашла в кармане своей старой шубы. Вроде эта самая Анфиса когда-то работала с Марией Петропавловской в одном офисе.
– Да это же было сто лет назад! – сказала однофамилица поэта, когда мне удалось прорваться к ней сквозь бесконечные короткие гудки.
Чувствовалось, что госпожа Блок очень любит поговорить.
– Мы вместе работали… Дай бог памяти… В «Покупайке»? Или в «Пассаже»? А, нет, в «Городских огнях»!
– В журнале? – заинтересовалась я.
Анка снабдила меня чрезвычайно скудными сведениями о жизни подруги. На вопрос, чем Маша занималась, она ответила в двух словах: «Фигней всякой». Теперь же выяснялось, что обидное словечко «фигня» обозначает достойнейшую профессию журналиста! Я с трудом преодолела позыв обидеться.
– Да разве это журналы? – пренебрежительно фыркнула моя собеседница. – Вот сейчас я в настоящем журнале работаю, в «Женском клубе», там мы не только рекламу гоним, а даже интервью с бизнес-леди печатаем!
– Прекрасно, – сказала я, торопясь вернуться к интересующей меня теме. – А где сейчас работает бизнес-леди Петропавловская, не знаете?
– Не знаю, я о ней давненько ничего не слышала.
– Чудесно! – с досадой сказала я Филимону, положив трубку. – Замечательная девушка эта Маша! Никто ее не видит, никто не слышит и, главное, ни видеть ни слышать не хочет! А я должна ее, такую глубоко законспирированную, найти!
Тут телефон требовательно звякнул, я сняла трубку и услышала голос условно любимого директора Гадюкина.
– Елена, ты нам мрамор не найдешь? – деловито спросил он.
Подумав, что окружающие сильно преувеличивают мою находчивость, я покачала головой. Мрамор у меня ассоциировался, главным образом, с надгробиями. Лично Гадюкину я организовала бы прекрасную могильную плиту в два счета, но местоимение «мы» явно указывало, что мрамора он жаждет не только для себя. Может, для братской могилки сотрудников?
– Готовите массовое захоронение, Иван Афанасьевич? – съехидничала я.
– Нет, мрамор нужен для ступенек, – терпеливо объяснил директор. – Мы решили рискнуть и пойти на евроремонт.
Это монаршее «мы» меня разозлило. Их Величество Гадюкин отважно пойдут на евроремонт, а бедные телевизионные смерды останутся в отпусках без денежного содержания до Нового года!
– Тогда на могилки тоже рассчитывайте, – посоветовала я. – Если ваш рисковый евроремонт затянется, можно прогнозировать падеж коллектива от бескормицы!
– О какой бескормице ты говоришь? – обиделся директор. – Тебе-то голодная смерть точно не грозит, ты без работы не останешься. Я вас с Рябушкиным в командировку отправляю.
– Куда?! – ужаснулась я.
Командировки означают для меня разлуку с горячо любимой семьей и потому категорически не приветствуются.
– На форум, – ответил Гадюкин. – Будете нашими консультантами при оргкомитете. И смотрите там, чтобы на этот раз фланцы стояли как надо!
– Флайки, а не фланцы! – облегченно засмеялась я.
Форум, на который меня командировали, проводится в нашем городе.
– Фланцы, флайки – не вижу разницы! – буркнул Гадюкин и отключился, напоследок еще раз наказав мне крепко подумать, где взять мрамор.
На радостях, что не надо никуда ехать, я проявила не свойственную мне доброту и не сказала этому идиоту, нашему директору, что фланцы – это такие штуки по водопроводно-канализационной части, а флайками на профессиональном жаргоне называются специальные машины, которые передают телевизионный сигнал на спутник по принципу «fly away». Гадюкину никакой ликбез не поможет, он в телевидении не просто дуб, а дубовый пень, вполне довольный своим древесно-стружечным существованием.
Тем не менее, движимая чувством благодарности к начальству, не сославшему меня в тьмутаракань, я не поленилась открыть бесплатную газетку, которую только вчера вечером извлекла из почтового ящика и еще не успела отправить по более правильному адресу – в мусорку. Черно-белая, точнее, черно-серая газетенка в четыре полосы претенциозно называлась «Мир камня» и являла собой нечто среднее между стенгазетой Саянского мраморного карьера и ассортиментным перечнем изделий артели кустарей-камнерезов. Иллюстративная часть издания была представлена скверными фотографиями мраморных умывальников, подоконников, ступеней и балясин, а содержательная – рядом тематических рекламных объявлений и одной передовой статьей под аксиоматичным заголовком «Искусство вечно». По-своему аргументируя этот, в общем-то, не нуждающийся в доказательствах тезис, автор материала оригинально увязывал творчество Праксителя, опыт эксплуатации древнеримских терм, исторически сложившиеся требования к сооружению склепов и мавзолеев и традиции современного садово-паркового дизайна. У потенциального покупателя должно было сложиться впечатление, что мраморные конструкции, приобретенные им по сходной цене, он может использовать как при жизни, так и по окончании таковой, а при похвальном отсутствии эгоизма – оставить их в наследство своим потомкам до седьмого колена включительно. Я не без удовольствия прочитала этот опус, заинтересовалась личностью автора и пришла в полный восторг, узрев подпись: Мария Петропавловская! Мне чудесным образом повезло.
«Это не везение, а прямое вознаграждение за хорошее поведение, – менторским тоном сказал мой внутренний голос. – Ты проявила душевное благородство, решив помочь гадкому Гадюкину, и высшие силы немедленно засчитали тебе это в плюс!»
– Интересная версия, – сказала я вслух. – А вот еще одна: путем повседневных страданий и мук я поднялась до духовных вершин, подобающих высшим силам, и сама обрела толику сверхчеловеческих способностей!
Теперь уже смешливо фыркнул мой внутренний голос. Похохатывая и хмыкая, я приступила к поиску редакционных контактов.
В самом низу последней страницы газеты были указаны адрес и телефон редакции. Набрав указанный номер, я нетерпеливо прослушала двухминутную музыкальную композицию из серии долгих гудков, фрагмента «Лунной сонаты» и задорного мышиного писка факса, включенного в автоматический режим. Уяснив, что дозвониться в «Мир камня» можно только при наличии такого количества времени и терпения, которым в этом мире я располагать не могу, я решила, что проще будет съездить по указанному адресу.
Собралась я быстро, но с выходом из дома немного задержалась. На лестничной площадке переминался незнакомый мне юноша. Поскольку на нашем третьем этаже всего две квартиры, а выше – только крыша, с моей стороны было вполне естественно поинтересоваться:
– Вы к кому?
В моем голосе прозвучало невысказанное подозрение. Домоуправление никак не поставит металлическую подъездную дверь, которая препятствовала бы проникновению в дом посторонних. Правда, обычно некультурные граждане, испытывающие внезапную и непреодолимую потребность в уборной, не поднимаются выше первого этажа, но незнакомец мог оказаться исключением из правила.
– К вам, – сказал юноша, глядя на меня с опаской и интересом.
Такое выражение было мне хорошо знакомо – его приобретает морда кота Филимона, когда Масяня приближается к нему с открытым забралом и без оружия.
– Вы не ошиблись? – на всякий случай я попятилась.
У меня неплохая память на лица (в отличие от памяти на имена), и такую веснушчатую физиономию с носом-картошкой и глазками-смородинками я бы точно не забыла. Вдобавок молодой человек был рыжеволос, как мультипликационный Антошка.
– Это же вы из двадцать третьей квартиры? – спросил он.
Я покосилась на собственную дверь, украшенную блестящими желтыми цифирками «2» и «3». Их сочетание не оставляло мне возможности ответить отрицательно.
– Ну я. А что?
– Отворожите меня.
– Чего?!
– Отворожите, – повторил рыжий. – Я знаю, вы можете.
– Елена Всемогущая! – фыркнула я.
Странный юноша даже не улыбнулся, и тогда я язвительно поинтересовалась, на основании каких клинических признаков молодой человек диагностирует у меня наличие паранормальных способностей. Я как-то не так выгляжу? Например, ослепляю упомянутого молодого человека искрометным сиянием своей ауры? Или, сама того не замечая, игриво подмигиваю ему третьим глазом?
Тут рыжий юноша неожиданно сам мне подмигнул:
– Рассказывайте! А как же бабушка?
– Какая еще бабушка?!
Энергично подмигивающий растрепанный рыжий выглядел очень нездорово и даже где-то демонически, так что я стала подозревать, что бабушка им упоминается не иначе как чертова.
Подозрения мои, считай, оправдались. Из дальнейшего сумбурного и эмоционального рассказа выяснилось, что рыжий хлопец приходится внуком вредоносной старушенции Светлане Михеевне. Вчера вечером, находясь в потрясении от моего невежливого пожелания онеметь, баба Света-Светофорик заглазно ругала своих соседей оптом и в розницу до тех пор, пока действительно не потеряла голос. К утру ее нормальный басовитый рык не восстановился, Светлана Михеевна сипела, как чайник, и уверенно объясняла это действием моего проклятия. А рыжеволосый внучек Витька то ли унаследовал слабоумие с дефектными генами далеких предков, то ли подхватил заразу инфекционного идиотизма непосредственно от бабули. Он с готовностью уверовал в мой колдовской дар и явился с просьбой о его чудесном избавлении от неразделенной любви к некой Галке.
– Елки-палки! – мягко, с учетом юного возраста собеседника, выругалась я. – Что за Галка?
Рифма, родившаяся спонтанно, была достойна Чуковского.
– Зеленина Галка, из десятого «Б» класса, – краснея, объяснил потомственный слабоумный. – Из Барановской сорок шестой спецшколы. Я тоже там учусь.
Секунду подумав, я отбросила казавшееся вполне вероятным предположение, будто специализация сорок шестой Барановской школы заключается в обучении людей с интеллектом одноименных животных. Я вспомнила, что где-то на необозримых просторах нашей страны есть такой город – Баранов. Искренне сожалея, что мой тупоголовый собеседник зачем-то оставил этот стольный град мелкого рогатого скота, я твердо сказала:
– Вы ошибаетесь, я колдовать не умею, не хочу и не буду! – обошла рыжего Витю по дуге и заторопилась вниз по ступенькам.
Коренной барановец что-то жалобно блеял мне вслед, но я не остановилась и не оглянулась.
За исключением этого маленького приключения, утро складывалось на редкость удачно.
Редакцию рекламной газеты «Мир камня» я нашла без труда, что вполне можно было считать чудом, так как офис «мирных каменщиков» помещался в глухом аппендиксе полуподвального помещения, простирающегося под десятиэтажным зданием сложной архитектуры на манер катакомб. При неудачном стечении обстоятельств я могла блуждать в лабиринте однотипных унылых коридоров до скончания века. Как минимум до тотальной реконструкции деловой части городского центра, долгожданное начало которой наша несуетная до заторможенности мэрия запросто может приурочить к началу следующего столетия. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: на подходе к зданию я решила проверить, хорошо ли выгляжу, выудила из сумки пудреницу и тут же уронила ее на асфальт. Круглая, похожая на широкое колесико, коробочка не разбилась, но резво покатилась под уклон, и я в полупоклоне догоняла ее добрых тридцать метров. На финише шустрая пудреница упала в отверстие решетки, закрывающей одно из окон полуподвального этажа, и осталась лежать на мягкой подстилке из сухой листвы на глубине около метра. Руки у меня значительно короче указанной длины, а пудреницу тем не менее вернуть хотелось. Я некоторое время гипнотизировала беглую косметическую принадлежность призывным взором, не без огорчения убедилась, что природный магнетизм и умение перемещать предметы взглядом в число моих предполагаемых экстраординарных способностей по-прежнему не входят, и не придумала ничего лучшего, как постучаться в окошко.
Оно открылось, явив моему взору щекастую физиономию кудрявого индивидуума неопределенного пола. В дипломатических выражениях, не предполагающих возможность грубого ответа, я сформулировала свою нижайшую просьбу. Индивидуум, оказавшийся при ближайшем рассмотрении настоящим джентльменом, не только достал и вернул мне пудреницу, но и пригласил заглянуть к ним в редакцию на чашечку кофе. Услышав слово «редакция», я насторожила ушки, уточнила название издания и, узнав, что это и есть он самый – «Мир камня», – с радостью приняла приглашение.
Кудрявый джентльмен вышел навстречу и сопроводил меня в офис, где откровенно скучали еще один молодой человек – лысый как коленка – и симпатичная девушка. «Мирные каменщики» играли по сети в «Империю», пили кофе и пригоршнями ели маленькие шоколадки с оттиснутым на них изображением унитаза. Это сочетание показалось мне парадоксальным и откровенно компрометирующим основной ингредиент кондитерского продукта, но офисные жители объяснили, что шоколадки не простые, а презентационные. Их всучил редакционному народу клиент – близкородственная компания «Мир сантехники» – в знак признательности за бесплатную рекламу мраморных унитазов.
– Миру мир, – пошутила я по этому поводу.
Кудрявый юноша с готовностью засмеялся, его лысый товарищ хихикнул, а вот девушка за компьютером осталась к моему остроумию огорчительно равнодушна. Я внимательно посмотрела на ее аккуратный русый хвост. Могли ли волосы такого цвета в темноте показаться мне черными?
– Простите, а это не Маша? – шепотом поинтересовалась я у кудрявого.
– Нет, не Маша, – ответил он с искренним сожалением.
– Это Катя, – шепнул лысый.
По его тону чувствовалось, что Кати в этой компании котируются гораздо ниже, чем Маши.
– А Маша у вас есть? – спросила я, настойчиво продолжая гнуть свою детективную линию.
– Нету у нас Маши, – сожаление в голосе кудрявого превратилось в настоящую скорбь. – Ни одной!
– Ни единой! – со вздохом подтвердил лысый. – А вас как зовут?
Оба уставились на меня так жалобно и печально, словно надеялись, что я самовыдвинусь в Маши.
– Я Лена, – сказала я, и парни дружно вздохнули.
Очевидно, приятных воспоминаний, связанных с Еленами, у них не было вовсе.
– Мария Петропавловская, ваш автор, – напомнила я, достав из сумки сложенную вчетверо газетку. – Я ищу ее.
– Ах, эта Маша! – Кудрявый пренебрежительно махнул рукой. – Это, знаете ли, и не Маша вовсе.
– Это я, – кокетливо сообщил лысый.
Он ковырнул линолеум носком башмака сорок пятого размера, похлопал куцыми ресничками и сделал губки бантиком.
Я озадаченно посмотрела на кудрявого.
– Петя у нас нормальный, – успокоил меня он. – Во всех смыслах! Просто Маша Петропавловская – это его псевдоним.
– Я Петр Михайлович Павлов, – лысый шаркнул ножкой. – Петр М. Павлов – М. Петропавловская!
– Безоперационный метод перемены пола, – хихикнул кудрявый.
– А зачем вы меня искали, Леночка? – мурлыкнул Петя и сделал попытку ухватить меня за локоток.
– Увы, не вас! – вовремя посторонившись, сказала я. – Прощайте, Петя! Наша встреча была ошибкой.
– Увы мне! – вздохнул лысый.
– Увы нам! – тут же примазался к его скорби кудрявый.
– Клоуны! – не оборачиваясь, недовольно сказала русохвостая не-Маша. – Идите доигрывать! Петька, еще минута – и мои ратники разрушат твою крепость до основания!
Азартный офисный люд потерял интерес ко мне и устремился к компьютерам. Я адресовала свои прощальные слова загородившим мониторы спинам и ушла.
Мое возвращение из «Мира камня» в лучший из миров немного затянулось. Я заблудилась в извилистом коридоре и вместо того, чтобы вернуться во двор, оказалась у лифта. Он тоже обещал выход, поэтому я без колебаний вошла в кабину, нажала кнопочку с цифрой «1», поехала вверх и… застряла на полпути.
– Ой! – пискнула я, когда погас свет.
«Что – ой? – поразительно хладнокровно вопросил мой внутренний голос. – Это еще не «ой», «ой» было бы, застрянь ты в лифте не одна, а в плохой компании».
– Лифтовые маньяки у нас вроде уже не водятся, – напомнила я. – Последнего такого Лазарчук выловил.
Наш общий с Иркой, Моржиком и Коляном добрый друг – капитан милиции Сергей Лазарчук в прошлом году взял лифтового маньяка, на счету которого было четыре загубленные женские жизни. Серегу за подвиг наградили суперсовременным японским холодильником «Панасунг», который умеет говорить. Правда, у Лазарчука супертехника, главным образом, ругается: замотанный мент систематически забывает пополнять свои продовольственные запасы, а «Панасунгиха», как природа, не терпит пустоты.
Я вспомнила об этом не потому, что проголодалась. Воссоздавая в мыслях мужественный образ героического капитана милиции, я старалась побороть накатывающий страх. Поверьте, мало приятного оказаться на неопределенное время запертой в тесной коробке темного лифта!
«А где у тебя ручки с презентации форума?» – с дальним прицелом спросил внутренний голос.
– Я кто, по-твоему, – некультурный подросток? Не буду разрисовывать общественный лифт! – возмутилась я.
«Ручки с подсветкой!» – терпеливо напомнил голос.
Красивые темно-синие ручки с надписью «Форум» в количестве трех штук мне подарили на пресс-конференции по поводу начала подготовки этого мероприятия. Помимо основной функции, каждое стило играло роль рекламно-информационного продукта: в торце его помещался фонарик, накрытый увеличительным стеклом. Он проецировал на стены, экраны и иные подходящие поверхности светящийся логотип форума.
Одну ручку Мася у меня утащил, но две уцелели. Я достала их, включила, и лифт озарился призрачным голубым светом. Держать фонарики в руках на манер церковных свечек было как-то глупо, и я проявила изобретательность: пристроила их в дырки от отсутствовавших лифтовых кнопок. Заодно обнаружила, что на панели имеется кнопочка вызова персонала. Я придавила ее, подержала, не дождалась ответа и отпустила, потом снова придавила – отпустила и так развлекалась до тех пор, пока не сообразила, что без электропитания волшебная кнопочка, наверное, не работает. Тогда я стала покрикивать:
– Люди! Эй, люди! Кто-нибудь меня слышит?
Кто-то, видимо, услышал, потому что примерно через минуту динамик над моей головой прохрипел с досадой и откровенным укором:
– Что, опять?!
– Добрый день, я тут застряла между подвалом и первым этажом! – торопливо сообщила я, устремив на махровую от пыли решетку динамика взгляд, исполненный робкой надежды.
– А говорите – добрый день, – голос насмешливо хрюкнул, а затем посуровел и басовито рявкнул: – Васька, салага! Чеши на первый, швартуй лифт вручную, там человек на борту!