Текст книги "Человек решает сам"

Автор книги: Елена Кршижановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

ПРАЗДНИК ВЕЛИКАНА

У кого бы узнать: имеют ли право усыновить, если мальчик сам не хочет быть сыном этого взрослого? Катя уверяет – нельзя. Но она просто меня успокаивает, а сама, по-моему, тоже волнуется.

Дядя Афанасий хочет меня усыновить. Плачется, что они со своей старухой одинокие и домишко некому в наследство отдать. А для чего мне этот несчастный дом? Что я буду с ним делать? Дядя боится, что дом останется государству. Почему же это плохо? Не понимаю. Наоборот. Чем слоняться мне по дому одному, государство сделает там детский сад, малыши будут играть, учиться… Шумно, весело. Хорошо!

Теперь дядя старается вовсю, делает мне подарки, обещает купить ружье и научить охотиться.

– Лучше нету на свете, как охотой побаловаться, – говорил он. – Идешь по лесу – тишина, только птичка запоет, ветка под ногой затрещит или… Держишь наготове двустволку, и вдруг над тобой быстро и плавно летит вальдшнеп! Тут уж не зевай. Вскинешь ружье, прицелишься… Эх, вспоминаешь и то берет дрожь от удовольствия…

А что, и правда интересно. Он еще долго рассказывал, и я слушал и думал, что, если научиться у дяди и стать хорошим, смелым охотником… это же будет замечательно! Я представлял себе, как возвращаюсь с дядей домой, а у нас полно дичи… Все мальчишки идут за нами, смотрят на меня и восхищаются. Здорово!

Но вот только дядя Афанасий зря выдумал, что я похож на него, когда он был мальчиком. Ну уж это! Я два дня смотрелся в зеркало, боялся: вдруг похож? Да нет, к счастью. Дяде просто кажется. Повторяет сто раз, что я похож, нравится ему это.

А Валька такое затеяла… Отозвала меня раз в переменку и зашептала на ухо. Я отскочил. Конечно, иголка опять из передника торчит.

– Ты стой подальше, – говорю, – я слышу и так.

– Вот что, Веня. Переезжай к нам жить, мама позволила.

– Зачем? – удивился я.

– Пока твой дядя не уедет. Я боюсь, ты усыновишься.

– Выдумала! Не собираюсь я усыновляться.

– Знаю тебя. Сгоряча можешь, назло.

– Здрасте, кому это назло?

– Думаешь, я дура и ничего не вижу? – зашептала она и снова царапнула иголкой по моему рукаву. – Дуетесь с Олегом, как индюки. Что между вами произошло?

– Сам не понимаю. Я спрашивал, а он молчит, вообще не разговаривает… Вот скоро уедут, и все кончится.

– А ты назло к дяде!

– Отстань, – сказал я. – Захочу, так поеду к дяде, а не…

– Вот-вот, – перебила Валя. – Захочу, не захочу! Значит, вовсе ты не любишь свою работу! Я, так что бы ни случилось, а буду портнихой. Мама хочет меня после школы послать в какой-нибудь технический институт… А я решила: поработаю сперва. И папа на моей стороне; он считает, надо идти по делу, которое нравится. Говорит, что можно потом и высшее образование получить, – ну, текстильный или еще другой техникум, институт… Например, модельершей работать… Знаешь, выставки мод бывают? Интересно как… А мне вообще-то нужно поскорей начинать зарабатывать. Мой папа после войны остался инвалидом… я хочу, чтобы он поменьше работал… Не так-то ему легко сейчас.

Я вспомнил про мою сестренку Катю… А ведь и ей не очень-то легко зарабатывать на нас двоих. И мне бы поскорее заниматься делом не мешало…

– Советую тебе: поменьше трать времени на обиды и ссоры со своим Олегом и побольше тренируйся, – сказала Валя.

Хорошо ей рассуждать насчет Олега. Уж сколько раз я пробовал спрашивать, чего он бесится, но Олег смотрел вниз или в сторону и молчал… А на репетициях совсем перестал мне помогать, просто не обращает на меня внимания, точно и не видит, что я тоже работаю… А сам вдруг взялся за тренировку. Все удивлялись. Раньше он так это, понемножку. Глядел, как бы скорее закончить и бежать по своим докторским делам.

Ко всем моим неприятностям еще и Олег. Не хотелось думать, что он завидует мне насчет акробатики. Что угодно, только бы не это паршивое дело.

Из-за Олега мне даже не хотелось идти на праздник в цирке, но Анна Ивановна сказала, чтобы я поздравил дядю Колю. Он ведь получил большую награду: звание заслуженного артиста!

Терпеть не могу носить по улице букеты. Мы с Катей купили цветы, и я понес их в цирк только ради великана. Никому другому не стал бы.

Я разыскал дядю Колю в фойе и поскорее сунул ему цветы, поздравил. А он не успел ответить, потому что и так было много народу, а тут как раз художники притащили огромный плакат; там дядя Коля сидит на качелях, а внизу земной шар и разные города, страны – это где были гастроли. Все захлопали, засмеялись. Потом кто-то читал шутливые стихи. Дарили всякие забавные подарки, предложили качать великана! Но сказали, что нужно тогда привезти со стройки кран, а то людям не поднять дядю Колю.

Вообще много пошумели и повеселились. Великан был нарядный. По-моему, он немножко смутился, что его так много народа поздравляет. Все говорили, как он любит свою работу и честно служит цирку с самого детства. Да. Праздник вышел замечательный. Недавно один артист тоже получил такую же награду, но никто особенно не радовался и праздновали совсем не так хорошо. И я гордился, что все любят моего великана.

Когда начали расходиться, Анна Ивановна попросила дядю Колю купить еще вина, чтобы угостить друзей, а сама побежала в магазин за продуктами.

Уходя за вином вместе с одним артистом, дядя Коля мне сказал:

– Ты поднимись потом к нам в общежитие, я хочу… Но артист перебил его, взял под руку, и они ушли. Тут Валя потащила меня в гардеробную хвастаться платьем, которое она вышивала для одной танцовщицы на канате.

Зачем звал дядя Коля? А вдруг директор разрешил мне поступить учеником? Ох, вот бы! Нет, не может быть такого счастья. Наверное, только угостить, чтобы я посидел с ним и его друзьями. А может быть, директор…

Я не мог больше терпеть и поднялся в общежитие. Вряд ли успел вернуться дядя Коля, но вдруг он все-таки пришел? Я постучался к нему в комнату. Дверь открыл Олег. Покраснел, нахмурил брови совсем как отец и, не пуская меня в комнату, спросил:

– В чем дело, что тебе надо?

– Мне твоего папу. Хочу узнать, не говорил ли директор про меня…

– Да что ты моего папу все беспокоишь? Как будто у него нету дел, кроме тебя! И директору тоже. Только о тебе и говорят!

Лучше бы Олег ударил меня. Лучше бы кричал, дрался, чем так равнодушно сказал это.

Я бросился по коридору. Скорей, скорей уйти из цирка, больше не видеть никого. Впереди по лестнице спускались два акробата – они работают в номере вместе с великаном.

– Значит, наша программа целиком едет в Англию? – спросил один из акробатов.

– Ага. До весны гастролируем в Москве, а оттуда прямиком в Лондон. Кое-что новое подготовим – и туда! Интересно.

– А ты точно знаешь?

– Как же. Из управления телеграмма сегодня была. Директор показывал.

Я вышел на улицу. Все кончено. Уезжают в Москву, в Лондон. Английские ребята будут радоваться и восхищаться нашими артистами. Музыка, яркие огни на манеже. Гордые, нарядные выходят на парад дядя Коля, акробаты, жонглеры. По барьеру скачет Руслан. А я это и не увижу.

«Что ты беспокоишь моего папу». Олег прав. У его папы есть свои дела. Я ему не нужен, мешаю. Я никому не нужен. Даже Кате. Дядя Афанасий как-то мне сказал, что я для сестры обуза. Я тогда рассмеялся, не поверил, на самом деле так оно и есть. Одному дяде Афанасию я нужен. Как он просит, чтобы я поехал к нему жить! Вот и поеду. Буду ходить в школу, там никто не знает, что я артист без пяти минут, которого попросили о выходе… Не будут издеваться. А в моей школе узнают, что меня не взяли, и засмеют. И никогда не буду я делать сальто или стойку, и никогда не буду у великана на репетициях.

Я так мучился, что мне даже не было стыдно, что я плачу.

Сам не знаю, куда шел, и громко плакал, и мне было все равно, что многие прохожие спрашивали, почему я плачу и кто меня обидел. Я отмахивался и шел дальше и дальше, вытирал грязной варежкой щеки. Все уедут, не будет у меня знакомых артистов, не буду я с ними работать.

Густо падал мокрый снег. Впереди шла женщина с крошечным мальчишкой. С ее шляпы стекала вода, и мокрые волосы липли к шее и воротнику. Она держала раскрытый зонтик над малышом, и зонтик все время колыхался из стороны в сторону, потому что мальчишка то бежал вперед, то приседал на корточки и лупил деревянной лопаткой по лужам, то выскакивал из-под зонтика и ловил снежинки.

Женщина хотела взять его на руки, но мальчик вырвался, побежал вперед, размахивая лопаткой, и кричал:

– Нет, я сам, сам!

Оба они смеялись, и мне, глядя на них, стало немного легче. Почему это у маленьких ребят большие головы? Может быть, оттого, что для них все на свете ново, и каждую минуту приходится выучивать незнакомое? И нужно много места для всего, что надо запомнить. Женщина с мальчиком свернули за угол, и я вспомнил про свои дела. Поеду к дяде, – ничего другого не остается. Нужно ли его звать папой? Может быть, не надо? Хорошо, если не надо.

У ворот дома стояла легковая машина, и оттуда играло радио. Я узнал марш, под который выходил на манеж с артистами. Парад. Я в красной рубашке и сапогах иду рядом с великаном… Я заплакал еще сильнее и побежал домой.

ДЕНЬ БЕЗ РЕПЕТИЦИИ

Впервые за все пять лет я, совсем здоровый, без всякой болезни, не пошел в школу. Повезло, что Катя работает утром. Мы с дядей Афанасием еще спали, когда она ушла. Я-то не спал, а лежал на раскладушке, которую дали соседи, и вспоминал вчерашний день. Ну и что же, не все мальчики работают в цирке, и ничего, не умирают. И многих детей усыновляют. Тоже ничего, живут. И я буду жить на Енисее, охотиться и кормить дядиных кур. Все равно мне что делать. А может быть, это даже лучше. Сделаюсь охотником и буду этим зарабатывать. Есть же у нас охотники.

Вот только в школу не могу идти и видеть Олега. Не могу. Неважно, что я пропускаю школу, раз мы с дядей Афанасием уезжаем. Кате мы пока ничего не сказали. А он так доволен, говорит, что я образумился.

Как только открылись магазины, мы пошли покупать ружье. Настоящее, охотничье. Кажется, если бы дядя подарил мне вертолет, я и то не радовался бы. Потом мы еще ходили по магазинам и что-то покупали, обедали на Невском в хорошей столовой. Дядя все время что-то говорил, но я ничего не слышал и не помню, что ел.

Когда мы вернулись домой, я посмотрел на часы, и у меня заколотилось сердце. Как раз начало репетиции в цирке. На манеже стоят качели… Нет, нельзя об этом думать. Что говорит дядя Афанасий? Да, объясняет, как обращаться с ружьем.

До чего тянется время! Кажется, что целую неделю мы сидим вот так с дядей в комнате и он своим женским скучным голосом бубнит, бубнит, бубнит. А прошло всего полтора часа. Репетиция уже кончилась. На манеж выбегают хлопковые собачки и Руслан. Анна Ивановна с тонким прутиком в руке стоит посредине и легонько подгоняет собачонок.

Да, так что говорит дядя Афанасий? Надо послушать, отвлечься немного от цирка… Рассказывает, что в молодости с приятелем охотился на медведя… что убивали…

Я вспомнил про нашего итальянского медведика Флайка, как тот отплясывал под музыку и делал стойку. И меня вдруг затошнило от этих охот.

Вдруг позвонили два раза. Это к нам. Кто? Я бросился в переднюю, открыл дверь.

– Валька! Ты что?

– Не я что, а ты что! – сказала она сердито, отпихнула меня от дверей и пошла к нам в комнату. – Школу прогулял и репетицию. Мы решили, что ты тоже заболел, а он, видите ли, дома прохлаждается!

Она вошла в комнату, издали поздоровалась с дядей Афанасием и сняла с вешалки мое пальто.

– На, скорей одевайся, пойдем.

– Куда?

– Куда, куда. В цирк! Все там волнуются, а он сидит…

– Не пойду я больше в цирк. Все, – сказал я.

– Из-за Олега? Так я и знала. Что у вас вышло? Олег тоже сам не свой был в школе и ушел с последнего урока. У него температура; Анна Ивановна уложила его в постель, а он твердил в классе: «Я крокодил, я крокодил». И ничего я не добилась больше. В чем дело, а? Хватит тебе копаться, идем!

– Никуда он не пойдет! – сказал дядя Афанасий, вставая. – Ты, девочка, сама иди; нам некогда тут с тобой болтать.

– Я и не собираюсь с вами болтать. Я к Вене пришла.

– Веня занят. Иди, иди себе! – И дядя Афанасий подтолкнул Валю к выходу.

– А вы не очень-то! – возмутилась Валя. – Анна Ивановна хотела идти за Веней, а я сказала, что приведу. Знаешь, какая для тебя новость в цирке! Обалдеешь! Дядя Коля сам хочет сказать, он так волнуется, что тебя нет. Пошли, он ждет!

Дядя Коля меня ждет? Великан сам хочет мне сказать…

Я кое-как напялил пальто, шапку, нырнул под локоть дяди Афанасия – он хотел меня задержать; – и мы с Валей понеслись. У цирка Валя сказала:

– Идем с этого хода, прямо в общежитие.

– Нет, домой к ним я не пойду. Там Олег.

– Ох, и надоел ты мне с твоим Олегом вместе! А еще говорите, что девчонки грызутся. Да вы хуже в сто раз!

Пока мы спорили, к нам вдруг подбежал запыхавшийся дядя Афанасий. Он крепко взял меня за руку.

– Надо кончать все, – сказал он. – Веди меня к этому, как его… дяде Коле, я с ним разберусь сам.

– Не надо, не ходите, пожалуйста. Очень вас прошу, – говорю я и стараюсь высвободить руку. Но дядя Афанасий сжимает ее крепче. У меня пальцы немеют.

– Ишь ты, какой племянничек вежливый стал! Просит. А я вот не пущу. Веди, не то сам дорогу найду.

В конце концов мы втроем поднялись в общежитие, и я попросил Валю вызвать в коридор дядю Колю.

Он вышел почти сразу. Брови нахмурены, серьезный. Наверное, Валя успела ему сказать про все.

– Это вы «учитель»… – хихикнул дядя Афанасий, – который сбивает с толку моего племянника, а вернее будет сказать, сына?

– Вы про Веню? – кивнул на меня великан. – Это вы его сбиваете! Не даете ему работать.

– Вот так работа! Не желаю, чтобы он клоуном кривлялся! Нашли себе забаву – мальчика глупостям учить!

Великан сжал кулаки и шагнул к дяде Афанасию.

– Коля! Прошу тебя, – сказала Анна Ивановна. Я и не заметил, как она вместе с Валей вышла в коридор.

Дядя Коля глубоко вздохнул, прикрыл глаза и немножко постоял. Потом спокойно и негромко начал говорить!

– Думаете, я бы зря морочил голову Вене, да и сам терял с ним время так, из баловства? Дело в том, что малец невероятно способный. Просто редко встретишь такого. Он каждое движение понимает, гибкий как змея! Вот мой сын с ним вместе занимается, а Веня давно его перегнал! За такое короткое время. А ведь моего сына считают хорошим учеником. При настоящей работе из Вени знаете какой артист будет! Преступление, да, преступление я бы сделал, если бы не стал помогать такому таланту развиваться! – гремел уже на весь цирк великан.

Он вытер пот с лица. Я знал, что дядя Коля терпеть не может так долго разговаривать.

Кажется, дядя Афанасий испугался, когда великан наступал на него с кулаками, – попятился к стене и издали слушал. А дядя Коля повернулся ко мне и весело сказал:

– Ты где пропадал, брат? У меня новость для тебя какая! Берут учеником, – понимаешь? Завтра комиссия. Что ты сдашь, ни секунды не сомневаюсь. Голову даю на отсечение! Завтра в пять часов. Будут принимать троих: тебя и пару жонглеров.

– Ой, дядя Коля, а не страшно? А я поеду с вами в Москву?

– Ясно. Все поедем.

– И в Англию?

– А то как же. Но, может быть, ты не хочешь? Почему не явился на репетицию сегодня? Да. Объясни, пожалуйста.

Я молчал. Не могу же я сказать, как Олег поступил со мной.

– Видите, ребенок не хочет? Заставляете его? Да я буду жаловаться! Вас привлекут к ответственности!

– Идите, жалуйтесь!

– И пойду. Я его усыновляю и никому не позволю распоряжаться мальчиком. Теперь я распоряжаюсь им.

– Вот как… Почему ты не сказал, что тебя усыновляют? – спросил великан. – Так бы и сказал. А то не пришел на репетицию, я жду… Зачем обманывать? Бежать, как заяц. Я к тебе привык, но раз ты решил бросить цирк, говорил бы прямо…

– Нет, нет, нет! Дядя Коля, простите! – закричал я и бросился к нему. – Все не так, я не могу сказать, но правда, все не так!

Из комнаты вышел Олег в полосатой пижаме и огромных валенках.

– Скажу все честно. Это я виноват. Я вел себя как крокодил. Вчера страшно обидел Веню. Вообще последнее время мне самому тошно было, будто кастрюлю жаб съел…

– Ничего не понимаю. Жабы, крокодил. Что ты мелешь? Жар у тебя, ложись, – сказал великан.

Олег сморщился и потряс головой, точно у него что-то сильно заболело. Потом опустил руки по швам, вытянулся, как в строю. Он был такой смешной, в пижаме и валенках, что я повеселел.

– Сейчас, папа, лягу. Но раньше пускай все слушают, – сказал он. – Веня здорово работал, тренировался вовсю. Он настоящий акробат, конечно… И когда он обогнал меня, ты, папа, начал сердиться, что я мало работаю, плохо… И за медицину ругал… а я не могу без этого… Вот так и получалось: чем лучше у Вени шла акробатика, тем больше я злился на него и обижался на тебя. Это началось, когда ты выругал меня за опоздание, помнишь, я с прививками в школе застрял… в другой раз музей… И я начал думать, что если бы Веня так не старался работать, было бы меньше заметно, что я отстаю с акробатикой, и я мог бы свободно увлекаться медициной, как мама… А я был Вене настоящим другом. И вдруг крокодилом. Веня никогда мне не простит.

– Да как ты его обидел? – спросила Анна Ивановна.

– Я ему сказал, а вовсе так не думал…

– Ладно, – перебил я. – Что было, то прошло. В общем, мы немного поссорились, и я не пришел из-за этого на репетицию. И, со зла на него, только со зла, согласился ехать к дяде и чтобы он меня усыновил. А я не хочу. Вот честное пионерское, ни за что не хочу. Ты меня прости, дядя Афанасий, если тебе неприятно. Но я не могу. Я хочу работать в цирке. Больше всего на свете.

– То к дяде хочу, то в цирк хочу! – рассердился дядя Афанасий. – Да что тебя слушать, идем домой. Рассуждает, сопляк.

– Не смейте его так называть! Мы все привыкли к Вене; он нам как родной. Как он захочет, так и будет, – сказала Анна Ивановна.

Вместо ответа я стал между дядей Колей и Анной Ивановной.

Дядя Афанасий заворчал, что еще покажет всем и наведет порядок. И, к счастью, ушел. Олег опять поморщился и затряс головой.

– Что же получилось между вами все-таки? – спросила Валя.

– Получилось, а теперь располучилось. Давай мириться, Олег, хочешь? – сказал я.

Олег покраснел и улыбнулся. Уж очень у него симпатичная улыбка. Невозможно сердиться, когда он так по-доброму улыбается.

Мы пожали друг другу руки, точно взрослые.

Анна Ивановна повела всех в комнату.

Хлопковые собачки бросились меня встречать. Как я им обрадовался! Ведь еще час тому назад думал, что не увижу их никогда. Олег снова поморщился и тряхнул головой.

– Чего ты трясешься, как мокрая собака? – спросил великан.

– Раз уж начал сознаваться, как пионер… – сказал Олег. – Ухо болит. Сам себе повредил. Я читал в одной медицинской книге, что уши промывают, когда делаются пробки.

– И ты промывал? Чем? – ахнула Анна Ивановна.

– Водой из твоего шприца. Ну и поцарапал.

– Как же можно! Самому промывать!

– А этот доктор на севере, читала в газете? Сам себе аппендицит вырезал.

– Так он врач, у него образование. А ты?

– И еще тогда сознаюсь, как пионер, – сказал Олег и вытянул руки по швам. – Папа, пускай Веня занимает мое место ученика. Теперь я твердо решил: хочу быть доктором.

Тут ахнул великан:

– Как! Не желаешь в цирке работать? Не смей думать об этом.

– Папочка, – ласково сказал Олег, – ты сам говорил Вене, – помнишь? Человек решает сам. Вот я и решил быть доктором. Цирк не брошу: или ветеринаром буду, или артистов лечить…

– Глупости! Слышать ничего не хочу! – загремел великан.

– Ну, папа. Ты прямо как дядя Афанасий. Зачем же насильно заставлять?

– Я насильно? А верно… ты, кажется, прав… Но мне просто непонятно: как это можно не увлекаться акробатикой? Вот так новость, – огорчился дядя Коля. – Доктором стать решил!

– Ничего страшного, – сказала Валя. – Предложите мне кем угодно быть, а я только портнихой! Выучусь – буду для артистов шить.

Анна Ивановна уложила Олега в кровать, и он еще долго не отпускал нас с Валей. В комнате было тепло, но все же Анна Ивановна достала второе одеяло и хотела прикрыть Олега.

– Не надо, мама, жарко.

– Вот мы так спокойно сидим, болтаем о том, о сем, – сказала она. – Чисто у нас, теплынь… А мне чего-то вспомнилось, как моя мать рассказывала один случай из своей молодости… Перед революцией это было… Мама заболела, тоже вот ухо, как у Олега. Температура только у нее была высокая. А надо репетировать. Стоит она на манеже… в каком-то городке, не помню. Стоит в короткой юбочке, блузка без рукавов… А цирк-то – палатка брезентовая, на дворе лютый мороз… И все места для зрителей инеем покрыты, лед на скамейках, на полу… Мама тяжело дышит, и пар изо рта идет… Она не выдержала, села прямо на опилки и заплакала. А хозяин цирка сердится. Что поделаешь, встала и опять за репетицию. Вот как нам жилось…

– Ужас какой! – сказала Валя. – А вы, мальчишки, ссоритесь, все вам не так… Что называется, с жиру беситесь.

– Ссоры позади, – сказал я. – Что завтра комиссия решит? Вот это хотелось бы знать. А вдруг не примут меня учеником?