Текст книги "Умри со мной"

Автор книги: Элена Форбс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– Должны же мы что-то предпринять, сэр! – повернулся Тарталья к Корнишу. И прибавил, почувствовав его колебания: – Я не верю, что Кеннеди и есть Том. И все же очевидно, что ничего хорошего от него ждать не приходится. По-моему, мейлы эти посылал именно он. Если мы ничего не предпримем, события могут начать развиваться непредсказуемым образом.

Корниш скрестил на груди руки: задумался, как быть, и, вероятно, представил себе, в какую глубокую грязную лужу он может плюхнуться.

– Ты прав, Марк, – согласился он, хорошенько подумав. – Необходимо что-то предпринять. Пожалуй, проверим для начала досье доктора Кеннеди: не числилось ли за ним чего-то подобного в прошлом. Потребуется настоящая команда, с камерами и надежной системой срочного вызова, с тревожной кнопкой, для внешнего наблюдения за квартирой Кэролин на следующие несколько ночей. Последний мейл дает нам право на такие меры, если Кэролин намерена оставаться у себя. Сейчас же пойду и распоряжусь.

Не успел Корниш выйти из кабинета, как Стил медленно поднялась и подошла к Тарталье. Она дрожала всем телом, кулаки были сжаты так, что костяшки пальцев побелели. Ему показалось, что сейчас она ударит его.

– Почему вы не рассказали мне? Вы что, мне не доверяете?

– Приди я к вам и расскажи, что видел в первый вечер, вы бы мне ни за что не поверили.

– Зачем вы вообще приехали к моему дому?

Тарталья замялся. Как прикажете объяснить порыв, который привел его туда? Он тогда разозлился и желал выставить в неприглядном свете и ее, и Кеннеди. Сейчас это представлялось ему подлым и низким, так что Стил угадала правильно. Он не доверяет ей. Во всяком случае, не настолько, чтобы раскрыть всю правду.

– У меня возникли подозрения…

– Ваша знаменитая интуиция, полагаю? – подняла она брови.

– Как оказалось, хорошо, что я прислушался к ней.

Он сделал вид, что не замечает прозвучавшую в ее голосе насмешку.

– Не спорю. Но сначала вы должны были доложить мне!

– Мне требовались веские доказательства. Поэтому я привлек к делу Дэйва и Ника. – Марк пристально посмотрел в ее бледное рассерженное лицо. – Обращаться к вам не имело смысла. Вы слепы во всем, что касается доктора Кеннеди. – И увидел: слова его угодили в цель.

– Возможно, я и была слепа, – после паузы откликнулась она. – Однако как ваш начальник нахожу ваше поведение непростительным.

Тарталья понял, что вдобавок ко всему, что свалилось на эту женщину, он еще и унизил ее, и почувствовал укол совести. Ему стало жаль Кэролин до глубины души.

– Я совсем не хотел поставить вас в неловкое положение. Неприятно, что все произошло в присутствии суперинтенданта Корниша. Поймите меня, прочитав такое письмо, промолчать я не мог.

Подойдя к двери, Стил распахнула ее:

– Уходите. Мне нужно побыть одной.

…Около двух часов дня Гэри Джонс вошел в небольшой кабинет, который он делил с Тартальей. Все утро он провел в Олд-Бейли, куда его вызывали свидетелем по одному старому делу. Джонс шлепнул пачку бумаг перед своим компьютером, бочком подкатился к Тарталье, сдвинул в сторону папки и стопку новых дисков, прибывших из интернет-магазина «Амазон» с утренней почтой, и водрузил свой широкий зад на угол стола.

– Ну, как вообще? – поинтересовался Тарталья, дожевывая последний ломтик авокадо и белый хлеб с ветчиной, купленные по дороге, и вытер пальцы бумажной салфеткой.

Джонс воздел кверху коротенькие ручки, зевнул и произнес:

– Я в итоге не понадобился. Этот засранец изменил свое заявление на признание вины.

– Вот всегда бы так!

– Слыхал, ты подтолкнул Корниша на тропу войны с доктором Кеннеди. Как думаешь, Стил будет выдвигать обвинение?

– Думаю, все зависит от того, что обнаружат эксперты и что даст внешнее наблюдение. В данный момент есть только наше слово против его. Хорошо было бы записать его действия на видео.

– Ага, но только представь, как вцепится в такой лакомый кус пресса, если дойдет до судебного разбирательства! Пари держу, Стил спустит все на тормозах.

Тарталья кивнул. Он не станет винить Стил, если она замнет это дело. Он теперь знал, насколько она ранима. Выставлять свою личную жизнь напоказ – пожалуй, для нее это слишком, даже если Кеннеди и заслуживает наказания.

– Ты знаешь, Стил пришла в бешенство, когда узнала, что мы проследили за Кеннеди. Поразительно. Другая порадовалась бы.

– Да она ведь женщина! А логика – не самое сильное женское качество.

– Вообще-то я бы, окажись на ее месте, тоже вряд ли смог рассуждать логически, – заметил Тарталья.

Джонс пожал плечами, словно желая сказать, что ему и своих хлопот хватает, некогда о чужих задумываться. Он поднял обертку от сэндвича Тартальи и внимательно прочитал состав.

– Сэндвичи, приятель, надо делать самому, – заметил он. – Никогда не знаешь, какой дряни они туда напихают.

– Спасибо. Непременно вспомню о твоих рекомендациях, когда у меня выдастся пяток свободных секунд, чтобы нарезать сэндвич.

– А ты заведи подружку, – посоветовал Джонс, комкая обертку и швыряя ее в корзинку. – Женщины обожают готовить.

– Зато сколько от них мороки! – возразил Тарталья. – Оно того не стоит.

Он вспомнил о жене Джонса, которая вечно одолевала беднягу на службе бесконечными звонками. Ни у одной женщины из тех, что ему нравились, не хватало времени на домашние хлопоты. Ну и что, подумаешь! Лучше иметь рядом человека с независимым умом и чувством юмора, чем дуру, которая только и занимается глажкой и готовит ужин. С этим он и сам отлично справится.

Взгляд Джонса упал на стопку дисков на столе:

– Купил новую музыку? Планируешь вечерок посидеть дома, э?

– Ты, надеюсь, не возражаешь?

– У тебя, наверное, уже большущая коллекция собралась.

Взяв два верхних диска, Джонс просмотрел надписи:

– Чарли Паркер и Хамфри Литтелтон? Саксофон и труба? Только не говори, что теперь ты подсел на джаз.

– Мне через два года стукнет сорок. Подумал, пора попробовать что-нибудь новенькое. Захотелось проявить широту взглядов.

– Хм? Насколько я слыхал, с широтой взглядов у тебя все в порядке. – Джонс вздернул светлые брови и посмотрел на Тарталью взглядом, по его мнению, многозначительным, хотя, что он подразумевал, Тарталья понятия не имел. – А, и «Реквием» Верди. Это красивая музыка. – Джонс прищурился и ткнул пальцем-обрубком в обложку. – Слушай-ка, а вот этот парень точь-в-точь ты.

Тарталья взглянул:

– Ильдебрандо д'Арканджело. Баритон из Пескары.

– Твой двойник, точно тебе говорю. Невероятно! Ты уверен, что у тебя нет брата-близнеца?

– Приятно слышать, конечно, жалко только, голоса у меня нет.

Джонс сочувственно покивал:

– Я и сам иногда люблю послушать оперу. Мальчишкой пел в хоре. А что ты думаешь об этом нашем парне, Брине? Чертовски хорош, правда?

– Я его только один раз слушал вживую. Певец обалденный! Жалко, не могу позволить себе почаще ходить на его концерты.

Джонс перебирал диски, осматривая каждый, точно какую-то редкую диковинку:

– А кто такая Орнелла Ванони?

– Итальянская певица шестидесятых.

– А «Мэтчбокс Твенти»? И «Эдиторс»? Я отстал от жизни?

– Ты давай слушай новых исполнителей со старыми песнями «Иглз» и не забивай ерундой свою маленькую красивую башку. – Тарталью все сильнее раздражала болтовня Джонса. Он выдрал диски у того из рук и переложил на дальний конец стола. – А теперь уматывай, Джонси, оставь меня в покое. У меня работы выше крыши.

Джонс пожал плечами, тяжело протопал к своему рюкзаку, вынул термос и пакет с толстыми домашними сэндвичами.

– У тебя, Марк, аскетически-католические вкусы. – Он тяжело плюхнулся на стул у своего стола и развернул фольгу. Не успел он откусить первый огромный кусок, как по комнате растекся привычный запах тунца и лука.

– Так ведь я – католик. Чего ж тут удивительного.

Тарталья откатился на стуле подальше от этого запаха.

Джонс понимающе покивал головой:

– Я и забыл. Католик по названию, католик по натуре. Кстати, а сказывается это при выборе женщин? – Он снова откусил от сэндвича, и в маленьких карих глазках у него зажегся прежний озорной огонек.

– Только при выборе музыки… – отозвался Тарталья, внезапно догадавшись, на что Гэри намекает. Поразительно, как быстро даже самые личные события твоей жизни становятся известны окружающим. Если это Сэм разболтала, подумал Марк, убью девчонку. Он уже собирался вступить с Джонсом в перепалку, когда слово колючкой царапнуло ему мозг. «Католик»… Темнота озарилась потоком света. Католичка, сказал про Келли Гудхарт Шон Эшер. Она была католичкой…

– Так как там у нас с дамами-патологами? – с набитым ртом продолжил Джонс. – Такими… с рыжими волосами и…

– Заткнись-ка, Гэри, на минутку. – Тарталья отмахнулся от него, не разбирая, что тот мелет, мысли у него неслись вскачь, разрозненные осколки пазла стали складываться в некий упорядоченный узор. – Я кое-что сообразил. Католик! Ты сказал – католик.

– И что?

Рот Джонса опять был набит. Тарталья крепко зажмурил глаза, чтобы ему не мешал вид жующего Джонса.

– И меня как стукнуло! Келли Гудхарт была католичкой. И Мэрион Спир – тоже. Спорю, что и Иоланда Гарсиа, и Лаура Бенедетти тоже были католичками. Интересно, что там с Джеммой и Элли. Проверить! Надо срочно проверить! Вот оно – связующее звено, которое мы, черт бы нас побрал, никак не могли выудить! Тупицы! Идиоты!

Не успел Джонс слово вымолвить, как Тарталья сорвался с места и вылетел из кабинета, помчавшись по коридору к общей комнате. Там за столом обнаружилась только Иветт Дикенсон, жевавшая сэндвич.

– Где все?

Иветт пожала плечами:

– В основном у канала, обходят близлежащие дома. А что?

– Немедленно вызови всех сюда! Всех, до кого сумеешь дозвониться! Срочно! Погоди, – остановил ее Тарталья, когда та потянулась к телефону. – Не помнишь, Джемма Крамер и Элли Бест… Они были католичками?

Дикенсон непонимающе взглянула на него. Очевидно, решила, он спятил.

– Насчет Джеммы не знаю, а Элли, мне кажется, да. Смутно припоминается, ее мать что-то такое говорила. А что, это важно?

– Пари держу, что и Джемма тоже была католичкой. Меня наконец осенило, какая между ними имелась связь. Все жертвы Тома – католички. Обзвони семьи девушек. Выясни, в каких религиозных общинах они состояли. В каком хоре пели.

Дикенсон смотрела с сомнением.

– Мы ведь уже прошерстили клубы и всякие прочие заведения, сэр. И никакого связующего звена.

Тарталья вздохнул. Что ж, может, и не все так просто. Но чутье подсказывало: он взял верный след.

– Если единственное, что было общего между девушками, – религия, то в ней и кроется связь.

– Думаете, Том – священник, сэр?

– Нет, не то, – покачал головой Тарталья. – Жили-то они в разных районах Лондона. У них не мог быть один священник. – Он сунул руки в карманы и уставился в пространство, пытаясь осмыслить что к чему. И снова повернулся к Дикенсон. – Послушай, вот ты – юная девушка. Ты одинока. У тебя депрессия. Куда бы ты кинулась?

– Ну, мне потребуется поговорить с кем-то по душам.

– Именно! Если ты не можешь откровенничать с родителями и не желаешь открываться священнику, куда еще ты обратишься?

– Мы проверили «Самаритян», там никакой зацепки.

– Знаю, – нетерпеливо мотнул головой Тарталья. – Нужно искать какую-то сугубо католическую организацию, которую мы почему-то пропустили… – Он тяжело вздохнул. Не первая их оплошность. – Раздобудь-ка мне названия и адреса церквей, куда ходили девушки. Хочу поговорить со священниками.

32

Знакомый сладковатый запах ладана и свечного воска встретил Тарталью, когда он вошел в массивные двери итальянской церкви Святого Петра на Клеркенуэлл-роуд. Ее прихожанкой была, как они выяснили, Лаура Бенедетти. В прошлом многочисленная, паства Клеркенуэлла давно поредела, и все же церковь по-прежнему оставалась главным местом притяжения для живущих в Лондоне итальянцев, и Тарталья прекрасно это знал. В этой церкви выходила замуж его кузина Элайза, тут Николетта и ее муж Джон, живущие неподалеку, в Ислингтоне, крестили несколько лет назад обоих своих детей.

Тарталья мимолетным взглядом окинул нарядный интерьер построенного в девятнадцатом столетии храма: ряды устремившихся ввысь колонн и римские арки. Всюду буйство красок: на панелях – яркие картины из жития святых, слепит глаз сверкающая позолота, цветной мрамор, сотни свечей горят в маленьких боковых приделах. Его опять поразил контраст этой церкви с англиканскими, где погибли Джемма, Лаура и Элли. Неужели Том намеренно выбирал церкви с совсем иной атмосферой, чем та, к которой привыкли девушки, церкви, ничем не напоминающие им о семье, близких, друзьях…

Следующая месса должна была начаться только через час с лишним. В храме почти никого не было, только несколько пожилых леди сидели на скамьях вблизи алтаря, склонив головы в молитве. Перед тем как прийти сюда, Тарталья позвонил Николетте. Та, перекрикивая визги его племянников, сцепившихся, по своему обыкновению, в драке, назвала имя священника – отец Игнацио, – в обмен выманивая обещание, что он непременно придет в следующее воскресенье обедать, что бы там ни происходило с его «проклятым расследованием». Учитывая, что «проклятое расследование», похоже, закрутилось не на шутку, Тарталья, закусив губу, отмолчался. Нет смысла опять затевать ссору. О том, под каким предлогом увильнуть, он поломает голову поближе к назначенной дате.

Выйдя из церкви, Тарталья завернул за угол, направляясь к дому священника, находившемуся на боковой улочке. Пожилая леди проводила его в маленькую душную приемную и сказала, что отец Игнацио скоро к нему выйдет. Марк огляделся: высокий потолок, ничем не застланный пол темного дерева, стены выкрашены в белый цвет. Одну занимал массивный книжный шкаф, забитый религиозными томами в кожаных переплетах на латыни и итальянском. Другую стену украшал портрет святого Винсента Паллотти, основателя церкви Святого Петра, и портреты двух других Отцов Церкви. В углу посверкивало большое распятие. Остальная обстановка – самая скудная: трапезный стол и несколько стульев красного дерева.

Через несколько минут в комнату вошел отец Игнацио.

– Мне сказали, вы хотите увидеться со мной. – Он указал Тарталье на стул по другую сторону стола.

Лицо у священника было загорелое и гладкое, почти без морщин. По виду он был ненамного старше Тартальи, хотя в черных волосах у висков уже пробивалась седина. Высокий и худой, он слегка сутулился, тяжелые очки с толстыми линзами увеличивали его темные глаза. Тарталья назвался и увидел, как лицо отца Игнацио расплывается в широкой теплой улыбке при упоминании о родных Марка, которых священник, похоже, прекрасно знал. Говоря о Николетте и ее семье, отец Игнацио переключился на родной итальянский с сильным неаполитанским акцентом, и Тарталья вначале даже с трудом улавливал суть.

– К сожалению, я здесь по полицейским делам, – сказал Тарталья по-английски, как только отец Игнацио сделал паузу.

Тарталья объяснил, зачем он пришел. Отец Игнацио нахмурился и, тяжело вздыхая, осенил себя крестом:

– Конечно, я читал про убийство нашей прихожанки Лауры Бенедетти в газетах. Вы действительно думаете, что преступление как-то связано с нашей церковью?

– Разве что косвенно. Религия – это единственное, что объединяло все жертвы.

Тарталья вкратце пересказал факты из жизни трех молодых девушек, не упоминая ни Мэрион Спир, ни Келли Гудхарт. Осложнять сюжет не имело смысла.

– Вы полагаете, убийца – католик? – уточнил отец Игнацио.

– Возможно. Или, во всяком случае, работает в какой-то католической организации. Так как жили девушки в разных районах Лондона, я думаю, организация эта не местного уровня.

Отец Игнацио покивал, очевидно несколько воспрянув духом.

– У всех девушек была депрессия и суицидальные настроения. Причем в этом направлении их усиленно подталкивали, – продолжил Тарталья. – Мне кажется, они должны были обратиться к кому-то за советом. Предположим, по каким-то причинам они не пожелали довериться своему священнику. И мне подумалось…

– Да, я понимаю, – опять кивнул отец Игнацио. – Такие молоденькие девушки… Вы подумали, они могли обратиться к кому-то другому.

– Именно. По телефону или лично они обратились туда, где никто не знал их самих и потому не мог рассказать о проблемах семьям.

– Возможно, к «Самаритянам»?

– Их мы уже проверили. Мне пришло в голову, что есть еще какая-то – чисто католическая – организация, про которую девушки узнали в своей церкви или в своей общине.

– Что ж. – Отец Игнацио задумчиво потер подбородок. – Существует несколько известных мне мелких организаций. Все они, разумеется, действуют на добровольных началах. Пойдемте. Мне кажется, в церкви, у самого входа, лежат брошюры, которые вас заинтересуют.

Он поднялся, и Тарталья последовал за ним в зал, откуда небольшая дверь вела непосредственно в церковь. Они прошли по проходу между скамьями, и около главных дверей, у деревянной полки, заполненной самыми разнообразными буклетами, отец Игнацио остановился.

– Их довольно много, – сказал он, сгребая пачку брошюр. Внимательно просмотрев их, он протянул одну Тарталье, а остальные положил на полку – Вероятно, это как раз то, что вы ищете. Эта организация вполне отвечает вашим характеристикам. Похожи на «Самаритян» и при этом – католики.

Тарталья взглянул на брошюру. Называла себя организация «Оливковая ветвь. Католическая ассоциация помощи», сокращенно КАП. «О ваших звонках никто никогда не узнает» – гласил рекламный слоган на обложке. Адрес не указан, только номер телефона. Тарталья никогда не слыхал о такой ассоциации, однако, прочитав слоган, решил: очень даже подходит. Выстраивается следующая цепочка: юная девушка, которой требуется помощь, звонит в Католическую ассоциацию, на звонок отвечает Том. Да, все логично. Они тщательно проверили записи домашних звонков девушек на предмет контакта со всеми известными организациями типа «Самаритян», а на какую-то КАП никто и внимания не обратил. Правда, звонить туда девушки могли и из дома подружки, и из телефона-автомата.

– Похоже, она самая и есть, – обернулся Тарталья к отцу Игнацио. – Спасибо. Не знаете случайно, где они располагаются?

Тот отрицательно покачал головой:

– Мне известно только, что базируются они в Лондоне. Буклеты их я встречал и в других церквах. Не уверен даже, что у них есть постоянный офис. – Отец Игнацио вышел с Тартальей из главного входа и спустился на улицу. – Страшно узнавать, что кто-то злоупотребляет доверием, пользуясь своим положением… – Голос отца Игнацио сорвался. Он уставился на тротуар, медленно покачал головой и с тяжелым вздохом снова взглянул на Тарталью. – Конечно, дурные люди встречаются везде. И вы навидались, без сомнения, побольше моего.

– Пожалуй, да, – согласился Тарталья. – Спасибо вам огромное за помощь. Если мы что-нибудь обнаружим, я обязательно дам вам знать.

Отец Игнацио улыбнулся, взял в обе руки ладонь Тартальи и сердечно, тепло пожал ее, глядя в глаза:

– Будет приятно когда-нибудь увидеть вас здесь снова, инспектор. Со всей вашей семьей.

Тарталья улыбнулся в ответ: вообще-то давно пора.

– Обещаю вам, отец, что приду. И очень скоро.

Выйдя из церкви, Марк позвонил в отдел и наткнулся на Иветт Дикенсон. Из-за надвигающегося отпуска по беременности Дикенсон была благодарна за любую сверхурочную работу Хотя, по его мнению, она давно должна бы отдыхать дома. Он продиктовал ей данные из буклета и дал задание:

– Позвони по этому номеру, узнай, где они располагаются. И пошли туда кого-нибудь. Безотлагательно. Если откажутся сотрудничать, пригрози, что мы возьмем ордер. Мне требуется список всех, кто работал у них в последние два года, в любой должности. Особенно меня интересуют люди, сидевшие на телефоне. Нам нужен доступ к их записям телефонных звонков. Необходимо проверить и другие церкви: существует ли при них такая организация или что-то подобное. Потом перезвони мне.

– Сэр, звонила Никола Слейд. Уже несколько раз. Она хотела поговорить с Сэм. Очень настаивала на разговоре с ней.

– Так в чем же дело? Пусть поговорит.

На другом конце повисла пауза.

– Сэм уже ушла домой. Чуть раньше.

Тарталья почувствовал, что Дикенсон чего-то не договаривает:

– О чем Никола хотела сообщить, не знаешь?

– Мне она не пожелала сказать. Только твердила, что ей обязательно нужна Донован.

– Куда, черт возьми, подевалась Сэм?

Новая пауза. Наконец Дикенсон выдавила:

– У нее свидание. – Опять секундное замешательство, и она добавила в оправдание: – Ведь не запрещено иметь личную жизнь, верно?

Свидание? Вот это новость! Последнее время Донован только и стонала, что привлекательного мужчину днем с огнем не сыщешь.

– Само собой, не запрещено. Только как-то очень не вовремя. У нас самый разгар расследования.

Тарталья и самому себе не решился бы ответить, на что так злится: на то, что роман Сэм нанесет ущерб расследованию, или на то, что она бегает на свидания к какому-то парню, а он, Тарталья, даже об этом не знает! Обычно Сэм выбалтывала ему все подробности и порой, случалось, просила у него совета. Почему же на этот раз она ни словом не обмолвилась? Возможностей пооткровенничать было хоть отбавляй.

– Сейчас у нас личное время, разве не так? – огрызнулась Дикенсон, стараясь оправдать Донован.

– Да ради бога! – раздраженно бросил Тарталья.

Ничего он не выиграет, настраивая против себя Дикенсон, добьется только, что вся женская часть отдела пойдет против него войной за то, что он попытался помешать одной из их племени малость оттянуться. Хорошо. Он все выскажет Сэм утром.

– Дай-ка мне телефон Николы Слейд, перезвоню ей сам. – Записав номер, Марк положил трубку. Хотел было набрать номер Николы, как вдруг зажужжал его сотовый: вызывал Уайтмен.

– Сэр, мы кое-что тут накопали! Я на канале. Мы разыскали паб, куда заходила в тот вечер Иоланда! Один местный узнал ее фото! Говорит, она сидела в пабе, выпивала с каким-то мужчиной. Судя по описанию, тот очень похож на Тома!!! – Уайтмен глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и собраться с мыслями.

Ага, теперь события начнут стремительно развиваться – Тарталья это нутром чувствовал. Так часто бывает: ждешь-ждешь автобуса, а когда, отчаявшись, соберешься уйти восвояси, автобусы начинают приходить один за другим! Вот на такой прорыв он и надеялся.

– Говори адрес, – бросил Тарталья, с трудом сдерживая возбуждение. – Сейчас подъеду!

Паб «Пес и кость» примостился в конце моста, окнами на Риджентс-канал, неподалеку от того места, где Тарталья дожидался Стил. В помещении было людно, в воздухе густо висели дым и запах пота, из динамиков на потолке оглушительно гремела музыка. Большинство посетителей, похоже, туристы, у стойки сбилась компания не то австралийцев, не то новозеландцев – по акценту Тарталья так и не вычислил. Судя по накалу веселья и общему виду, в пабе они находились давненько и опрокинули не одну кружку пива.

Уайтмена Тарталья обнаружил в дальнем углу, тот, примостившись на табурете, разговаривал с бугаем лет под сорок, с бритой головой, каждый дюйм его рук покрывали татуировки. С пинтой пива в руке, далеко выбросив перед собой ноги, бугай удобно развалился на подушках посередине просторного бархатного дивана с видом человека, который в пабе как дома. Тарталья прихватил табурет от другого стола и сел рядом с Уайтменом напротив здоровяка.

– Мистер Стэнсфилд был тут в тот вечер, – объяснил Уайтмен. – Он хорошо запомнил Иоланду и того парня.

– Ну. Так и есть, – подтвердил Стэнсфилд, отпил щедрый глоток пива и вытер рот тыльной стороной кисти. – Вот тут они и сидели. Где теперь я сижу. А я вон там стоял. Где сейчас Пол с Миком.

Стэнсфилд кивнул головой на двоих мужчин, похожих на него, как клоны, что стояли у автомата с сигаретами.

– Вы не помните, они вместе пришли? – спросил Уайтмен.

– В зале девчонка какое-то время сидела одна, а уж потом подвалил он. Пижон этот.

– Пижон? В каком смысле? – переспросил Тарталья.

– Строил из себя больно много. В таком прикиде – ну куда там!

– Лет тридцать-тридцать пять, короткие темные волосы, среднего роста и сложения… – прочитал Уайтмен из блокнота. – Похоже, наш парень.

– И говорил как по писаному.

– Вы с ним даже разговаривали? – удивился Уайтмен.

– Как раз хотел рассказать, когда пришел инспектор. – Стэнсфилд снова отхлебнул пива. – Они тут поболтали немножко. Он и та молодая девчонка.

– Много в пабе было народу? – перебил его Тарталья.

– Ну да, считай, полный зал.

– Почему же вы обратили на них внимание, да еще заметили, что они делают? Вы же стояли довольно далеко?

– Это вот, – ткнул Стэнсфилд большим пальцем в стол, – мое место, сэр. Мы с дружками завсегда тут сидим. Работаем мы через дорогу и заходим сюда почти каждый вечер. А тогда я зашел и увидел, что на моем месте молодая леди сидит, подумал про себя: о'кей, без проблем. Она ж не знает. Но на место на свое поглядывал, понимаете. Девчонка не показалась мне такой уж выпивохой, я и решил, она скоро слиняет. И тут нарисовался этот крендель, и они за моим столом устроились, гляжу, прочно. Языками чесать принялись. Правда, по большей части трепался он. И не раз подскакивал к стойке, выпивку ей покупал. Видать, напоить ее старался, сечете, об чем я? А когда я опять глянул, смотрю, а она удирает, вон через ту дверь. – Стэнсфилд мотнул головой в направлении одного из выходов и вздернул брови, почти не существующие. – И кто б стал винить ее за это, бедную девчонку?

– Значит, из паба она ушла одна? Без него?

– Ну да! Подхватила свою куртку и сумку да и дала деру, пока он застрял у стойки. Со смеху помрешь!

– За ней следом никто не вышел?

Стэнсфилд помотал головой:

– А потом вернулся от стойки этот перец и сидит себе, дожидается девчонку, дергается как на раскаленной сковородке. Я прям со смеху чуть не помер. Она ж возвращаться-то не собиралась, ага? Так что подгреб я сюда и уселся на ее место. А этот говорит: «Тут кое-кто сидит». Гонор-то из него так и прет! – Стэнсфилд насупился и вздернул подбородок, видимо стараясь изобразить «пижона» и его высокомерный тон. – А я ему в ответ: «Тебе, приятель, очки требуются, да посильнее. Нету тут никого, никто не сидит». Ему целая минута потребовалась, пока он просек что к чему. И нельзя сказать, чтоб он стал довольный такой, предовольный, когда до него доехало, что она слиняла.

– Он что-нибудь еще говорил?

С минуту Стэнсфилд усиленно думал, заодно прикончил пиво и с громким стуком опустил на стол пустую кружку – как точку поставил. Откашлялся, словно в горло ему что-то попало.

– Еще пинту? – улыбнулся Уайтмен.

– Не против, – кивнул Стэнсфилд, – особенно, если угощаешь ты, приятель. Куда как приятно содрать чего разок и со старины Билла. [6]6
  Полиция (сленг).


[Закрыть]

– И что же он сказал, мистер Стэнсфилд? – повторил вопрос Тарталья, когда Уайтмен ушел к стойке.

Стэнсфилд вольготно закинул мускулистые руки на спинку дивана, устраиваясь поудобнее:

– Выдал какую-то брехливую историйку насчет того, будто девушке стало плохо, что-то такое. Но ясно же как день, что на самом-то деле случилось. Не по душе ей пришелся этот гонористый козел, и все дела.

– Что произошло потом?

– Он тоже отвалил. Вылетел из бара. Молнией сиганул, да еще сальцем мазанутой.

– В какую сторону он направился?

– Без понятия, – покачал головой Стэнсфилд. – Тут Таня подрулила. Это моя птичка. И после того я уж ничего не помню, что было. – И он широко улыбнулся Тарталье, продемонстрировав несколько зияющих прорех в зубах.

– Нам нужно будет взять у вас, мистер Стэнсфилд, официальные показания. А также потребуется ваша помощь для составления фоторобота того человека. Надо думать, вы его неплохо разглядели.

– Без проблем. – Улыбка вдруг слиняла с его лица, Стэнсфилд нахмурился. – Эта девушка – та самая птичка, которую убили несколько дней назад на канале? Та самая, что сидела тут?

Тарталья кивнул.

– Вот ни хрена себе! И вы считаете, убил тот козел, которого я видал?

– Пока что, мистер Стэнсфилд, мы на ранней стадии расследования.

Стэнсфилд кинул на него понимающий взгляд и покрутил головой:

– Ну да! Дурите кого другого. – Он испустил тяжкий вздох, осматривая пятно от соуса у себя на майке, точно только что заметил его. – Я как только глянул на него, тут же просек, дурной он парень. Бедная девочка, вот что я скажу. – Он встретился взглядом с Тартальей. – Надеюсь, вы вздернете его, как только разыщете. Тюрьма для таких ублюдков слишком хороша.

– Вполне согласен, – кивнул Тарталья и поднялся.

А ведь Стэнсфилд не знает и половины Томовых подвигов.