Текст книги "Полюбить Рождество (СИ)"
Автор книги: Елена Богданова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Глава 12
Ник
Никита Демьянов
Когда Аня вошла в дом, я встретил её в дверях кухни.
– Как себя чувствует Лаки? – вопросительно посмотрел на сумку-переноску в её руках.
– Посмотри сам.
Она открыла сумку, и оттуда вышел её уродливый кот. Он тут же посмотрел по сторонам, а потом, не мигая, уставился на меня.
– Если честно, я не совсем понимаю, что я должен увидеть.
Аня в ответ рассмеялась, тихо, почти нерешительно.
– Ветеринар сказал, что с Лаки все в порядке. Ему выписали противовоспалительные лекарства, но не нашли ничего серьёзного, чтобы назначить антибиотики. Что ещё раз доказывает, что я у тебя в долгу.
– Ты ничего мне не должна.
Лаки громко мяукнул, а Аня подняла бровь.
– Сделай одолжение, не спорь со мной.
– Ладно, – устал препираться с ней. – А что нужно сделать, чтобы ты посчитала, что мы квиты?
– Может, я дам тебе сто очков? – её губы тронула лёгкая улыбка и она склонила голову на бок.
– Не уверен, что смогу согласиться, – подался вперед, заглядывая ей в глаза. – Мы так не договаривались.
– Тогда как насчет ужина? – Она прошла на кухню и открыла холодильник. А потом заглянула в шкафчики. – Но тут пусто.
– Там есть яйца.
– Пусто, – повторила Аня. – А чем ты питаешься?
– Заказываю доставку или покупаю готовую еду в супермаркете. – усмехнулся. – К тому же у нас остались круассаны с завтрака.
– Я не собираюсь кормить тебя на ужин круассанами. – Она захлопнула дверцу шкафчика и глянула на меня. – Присмотри за Лаки. Я схожу в магазин. Не переживай, я вернусь раньше, чем ты сойдёшь с ума, нянчась с котом.
Она вышла из квартиры до того, как я успел возразить.
– Твоя хозяйка имеет привычку уходить прежде, чем я могу поспорить с ней. – обратился я к коту. – Следует ли мне считать такое поведение жизненной позицией?
Кот запрыгнул на кухонную столешницу и бросил на меня невозмутимый взгляд, словно говоря: «Приятель, ты тут сам по себе. Я ни слова не скажу о ней».
– Преданность, – прокомментировал я его поведение. – Думаю, это достойно уважения.
Дожили. Разговариваю с котом. Я достал из холодильника пиво и улёгся на диване.
Я не обманывал Димона, когда сказал, что нуждаюсь в отдыхе, потому что моё тело ныло от усталости. Болевые ощущения в горле почти прошли, хотя я всё ещё немного покашливал. Но такие временные трудности можно пережить.
А вот как пережить то, что Аня останется в моей квартире ещё на одну ночь…
Выпив половину бутылки пива, я поставил её на столик и, устроившись поудобнее на диване, включил телевизор, по которому шла какая-то непритязательная новогодняя комедия. Судя по мелькавшим актёрам это «Елки».
Моргнув раз, моргнув два и когда в очередной раз открыл глаза, то не узнал людей на экране, а в квартире пахло специями.
Я нахмурился, ощутив какую-то тяжесть на груди, и с удивлением обнаружил сидящего на ней кота. Кошачья морда, не мигая, смотрел на меня, будто говоря: «Только посмей подняться»
Не желая быть запуганным котом, я пошевелился, и Лаки, смерив меня презрительным взглядом, грациозно спрыгнул на диван.
– О, ты проснулся, – улыбнулась Аня, доставая из духовки противень.
– Я не заметил, как уснул. – потянулся и спросил: – Сколько времени прошло?
Когда я снова встретился взглядом с Аней, она слегка зарделась и принялась раскладывать еду по тарелкам. А я вдруг осознал, что ничего более красивого, чем девушка, готовящая для тебя, не видел.
– Может, час или полтора. – тепло улыбнулась Аня.
– Похоже, я устал. – пытался прочистить горло, но голос всё равно хрипел.
– Ты плохо спал прошлой ночью. – проговорила она, не поднимая взгляда от тарелок. – Почему?
– Потому что иногда пожар отпускает не сразу.
– А этот не давал спать из-за меня?
– Частично. Всегда нелегко думать о людях, которые могут потерять свой дом. И о том, какой ущерб может принести пожар соседям. – вроде как небрежно пожал плечами. – Это часть работы.
– Я даже не подозревала, – сочувственно посмотрела на меня Аня. – Тогда почему ты стал волонтером?
– Ты спрашиваешь об этом сейчас? – хохотнул я и продолжил. – Я проходил обучение, когда мне было восемнадцать. Ты не могла не знать.
– Думаю, мой вопрос задержался где-то в пути, – огрызнулась она, доставая столовые приборы из шкафчика. – И уж лучше поздно, чем никогда. Так что? Я услышу ответ на свой вопрос?
Ох, уж эта Аня. Её дерзость вызывала улыбку.
– Отец сказал, чтобы я нашёл себе занятие, которое будет приносить пользу людям. Когда-то мы каждый вторник делали бутерброды и отвозили их в бомжатники. А по четвергам помогали работникам этих заведений.
– Правда? А почему я ничего не знала об этом?
– Отец приучил меня к тому, что о таких вещах не говорят.
– Значит, несмотря на то, что ты мог пожертвовать деньги благотворительным организациям, которые занимались этим делом, ты предпочёл участвовать в одной из них?
– Мы делали и то и другое. Это часть ответственности, когда ты имеешь больше, чем другие.
И снова меня охватило чувство вины за то, что я обижался на отца, когда тот приложил столько усилий, чтобы вырастить и воспитать его. А ведь мог просто откупиться, как делают многие состоявшиеся отцы, ссылаясь на занятность…
– В общем, после одного из пожаров мы отправились в участок, чтобы узнать, чем можно помочь, и я услышал, как один из парней жаловался, что у них мало людей. Тогда-то я и понял, чем хочу заниматься.
– Благородное решение, – тихо заметила Аня. – Хотя в то время ты был такой костлявый.
– Наверное, – расхохотался я. – Всё изменилось, когда я начал тренироваться. Я очень старался.
– А потом ты уехал.
Мне показалось или в её голосе послышалась небольшая заминка?
– Да, но я продолжал тренироваться. Если оставался в каком-то месте надолго, находил там пожарку и предлагал свою рабочую силу на добровольных началах. Когда я вернулся, мне устроили ещё один заключительный экзамен и после его сдачи приняли в команду.
Она протянула мне бутылку свежего пива, а потом начала расставлять тарелки.
– Пожарный-доброволец, тайный филантроп, фотокорреспондент…
Аня поставила передо мной тарелку, и до меня дошло чем это так вкусно пахло. Мясо по-французски!
– Впечатляющее резюме, гражданин Демьянов.
– Да, но в него не входит талант готовить ризотто с мясом по-французски. – я вдохнул аромат еды и довольно зажмурился. – Когда ты успела?
Аня рассмеялась в ответ, но я-то увидел, как её щёки полыхнули огнём.
– Я стала профессионалом, когда поняла, что не смогу посвящать готовке больше двух часов. Возможно, мои блюда не такие вкусные, как те, что ты пробовал, но ничего, переживёшь.
Я набил полный рот и застонал. Едва язык не проглотил вместе с мясом, так вкусно до этого готовила только мама…
– Как же вкусно. – кинул взгляд на Аню. – Твоё ничуть не хуже, чем те, что я ел.
Аня потянулась ко мне через стол и похлопала по щеке, как маленького ребёнка.
– О, бедный, наивный Ник. – улыбнулась она мне. – Я очень ценю твою неопытность.
Я фыркнул, но отвечать не стал.
Её прикосновение обожгло кожу. И я ничего не мог с этим поделать, тем более что-то ответить. Потому что боялся, что тогда в нашем общении снова возникнет неловкость. А мне так не хотелось нагнетать обстановку. Вдохнул поглубже и продолжил поглащать еду. Это какой-то особый вид удовольствия есть то, что она приготовила.
– Уверена, твой отец будет рад, что ты побудешь дома пару недель. – проговорила Аня, нарушая тишину.
– Угу. – кивнул я и, прожевав, добавил: – Но только не пару.
* * *
– Нет? Но он сказал… – Она запнулась, поймав мой вопросительный взгляд, и снова зарделась. – Он обожает говорить о тебе.
– Правда? – ухмыляюсь, но не пытаюсь скрыть своего любопытства. – И как часто?
– Каждый раз, когда я захожу к нему в гости.
Что-то такое она уже говорила. Да-а. Мой отец и Анчоус… Я молча перевариваю эту информацию, прожёвывая еду и запивая пивом.
– Знаю, мы уже говорили об этом, – выдаю я, стараясь быть спокойным. – Но твоя дружба с моим отцом кажется мне дикостью.
Аня тихо рассмеялась и пересела ко мне поближе. Она передвинула свою тарелку, но к еде не притронулась, а начала водить вилкой по рису, перемешивая его снова и снова.
– Я тоже раньше так думала. – проговаривает она взволнованно. – И Дима. И мои родители.
– Возможно, они боялись, что он женится на тебе. А что? – спросил я, встретив её печальный взгляд. – Такое случалось. И случится снова.
– Ник, он одинок, – подчеркнуто заявила Аня и крайне осторожно переводит дыхание. – Твоя мать умерла, когда тебе было четыре года. Ты можешь представить одиночество, которое появляется, когда ты теряешь любовь всей своей жизни и приходится самому растить маленького ребёнка?
– Это одиночество не имеет ничего общего со смертью матери. – выдаю я резче, чем мне хотелось бы.
– Конечно, имеет. – возражает Аня на повышенных тонах, но тут же тихо добавляет: – Любовь твоего отца к твоей матери…
– Сделала его слабым, – с горечью перебил я её. – Она изменяла ему, а он простил её. Хотя она причинила ему столько страданий. Вот когда он почувствовал себя по-настоящему одиноким.
Я вытер рукой губы и положил ладонь на стол. Хотя мне до скрежета в зубах хотелось сжать руки в кулаки. Раньше я убеждал себя, что время лечит, и я буду спокойнее реагировать на подобные разговоры, но мне не легче…
– А потом она умерла, и он начал прыгать из одних отношений в другие. И одиночество тут ни при чём. Он просто убегает от слабости. От матери. От памяти о ней.
Когда она не ответила, я глянул на неё и поморщился, увидев выражение её лица – растерянность…
– Ты ничего не знала.
Аня медленно покачала головой.
– Прости, я думал…
– Не надо, – остановила она меня. – Тебе не за что извиняться.
– Я думал… Вы ведь друзья с ним… Или Димон мог сказать… – Я не понимаю, что говорить и почему чувствую себя виноватым.
– Дима никогда бы не сказал мне, – после короткой паузы, проговорила Аня. – Он не стал бы рисковать твоим доверием. А твой отец… – Она снова помедлила и, прокашлявшись, продолжила: – Я подружилась с ним, потому что мне не хотелось обсуждать определенные вещи. Например, то, что меня бросил жених в день свадьбы. Или каким запутанным все стало потом. Твой отец никогда не лез мне в душу. Да, мои родители тоже ни о чем не спрашивали. Но молчание Кирилла Анатольевича не сопровождалось ожиданиями. Он не… Он не ждал, что я буду притворяться, будто со мной всё хорошо, когда всё было с точностью наоборот.
– В отличие от твоих родственников?
– Для всех нас так было лучше, когда я делала вид, что всё в порядке. Тогда они могли дальше заниматься своими делами, а я могла… дальше разбираться с произошедшим. – Её лицо помрачнело, но она продолжила: – И хотя твой отец ни о чем меня не спрашивал, он был достаточно открыт, чтобы отвечать на вопросы. Несмотря на то, что некоторые из них были некорректными.
– И о чём же ты спрашивала его? – с громко бьющимся сердцем поинтересовался я.
– Как он справлялся с неудавшимися отношениями. С чувством безысходности… – она развела руками, и я понял, что она говорит о себе. – Он сказал, что просто нужно двигаться вперед. Не жить прошлым. Вот и всё.
Да, мать вашу… Вечер откровений… Я ничего не ответил, пытаясь переварить услышанное.
– Мне кажется, – медленно добавила Аня. – Для твоего отца продолжать двигаться вперед значило делать вид, будто твоя мать не… – Она немного поколебалась, прежде чем произнести последующие слова: – изменяла ему. Прости.
– Не стоит извиняться. – толкаю глухо, утыкаясь взглядом в тарелку. – В этом есть смысл.
Дальше мы продолжили есть в полной тишине. Только я больше не ощущал вкуса еды. Почему все наши разговоры опустошают меня? Почему мы каждый раз возвращаемся в прошлое? Потому что, видя Аню, я вновь возвращаюсь на пять лет назад?
Немного погодя я поднялся из-за стола и пошёл к раковине, чтобы помыть свою тарелку. В глубине души я понимаю, что мои обиды на отца не обоснованы. Где-то в них затаилась злость, которая появилась после смерти матери. После того как я осознал, что она сделала, и отец подтвердил мои догадки.
Ведь тогда я не мог сердиться на свою мать. Моя жизнь не изменилась после того, как я увидел её с другим мужчиной. И родители продолжали вести себя так, словно ничего не случилось. Но после её смерти всё стало по-другому. И я уже не мог винить её за это. Её не было. Но мог винить отца.
Потому что, всё, что я видел, взрослея, – это непрекращающийся поток женщин в жизни отца. Некоторые из них задерживались чуть дольше. Некоторые были чуть добрее остальных. Понятное дело, те, которые были добрее, и задерживались.
Но разве ему, как отцу, не следовало оградить своего ребёнка от отсутствия стабильности? От последствий, которые я теперь наблюдаю в собственной жизни? Или мне хотелось, чтобы отец защитил меня от того, что наделала мать? Может, на мои взгляды по поводу отношений повлияли поступки обоих родителей? Я подсознательно боюсь, что меня предадут и бегу… Неужели я такой же слабак?
– Ник? – тихий голос Ани, вырвал меня из мыслей. – Ты в порядке?
– Угу. – соврал я.
Аня стояла рядом и молча всматривалась в мое лицо, отчего я начал нервничать. Но потом она шагнула ко мне, обняла за талию и положила голову мне на грудь. Хватает одного его запаха, тепла и в эту же секунду вся моя внутренняя борьба прекратилась. Словно тело Ани в моих объятиях стало посредником при заключении своеобразного мирного договора с мыслями и чувствами. И то, что было разбито, снова стало одним целым.
Что-то теплое скреблось в груди, стоило мне крепче сжать её в своих объятиях. Такая маленькая, нежная, хрупкая в моих объятиях.
Как тут удержаться и не присвоить, и никуда не отпускать? Я не смог убежать от неё. Никогда не был в состоянии сделать это.
От этой мысли меня шарахнуло, словно поднесли провода и подключили к розетке. Шибануло сильно, я аж отошёл на шаг назад от Ани.
Матерь Божья… Я что, только что признался себе, что неравнодушен к Анчоусу?
Глава 13
Анна Смирнова.
Я ощутила перемену в Никите ещё до того, как увидела её. На его лице. В движениях его тела. В его глазах. Вот они-то и выдали его с головой. В них был такой коктейль эмоций: растерянность, тоска и что-то ещё, от чего я засмущалась и вернулась обратно за стол. Я заставила себя доесть то, что осталось на тарелке. Потом отдала тарелку Нику и пошла к дивану, где уютно примостился мой кот.
Но, с другой стороны, чего я ожидала? Он только что рассказал о семейной драме своих родителей. А меня чёрт дёрнул за язык сказать, что, возможно, Кирилл Анатольевич пытался забыть об измене своей жены, чтобы жить как-то дальше. Чтобы иметь возможность построить отношения с другой женщиной.
Да, Миша был прав. Я вечно говорила неподходящие вещи в самый неподходящий момент. Это была одна из немногих претензий, которыми он пытался объяснить, почему я не годилась ему в жены. Перечисленные им недостатки заставили меня вспомнить каждую неудачу, каждый провал в жизни.
«Ты слишком прямолинейная».
«Ты все время говоришь неуместные вещи».
«У тебя несерьёзное отношение к жизни».
«Ты такая ершистая».
Мне становилось дурно от того, что я до сих пор слышала его голос в своей голове. И что после разрыва с Мишей неуверенность стала моей постоянной спутницей. Я теперь постоянно думала прежде, чем что-то сказать. Больше старалась молчать, даже когда меня спрашивали, старалась отвечать односложно. Моими вечными спутниками стали такие фразы как: «Да», «Нет», «Не знаю», «Всё хорошо» и «Я очень рада». Чему я рада? Тому какой я стала? С вечной улыбкой на губах, от которой уже скулы сводит и, которая так и не затрагивает мои глаза. А ведь глаза – зеркало души. Когда я в последний раз смеялась от души? Искренне? Просто потому, что я, правда, чему–то рада… Пожалуй, вчера, когда встретила Никиту и, когда подшучивала над ним по поводу его отца… А сейчас?
Сейчас я не рада, чёрт возьми. Я зла. Потому что каждый раз вспоминаю слова Миши. И каждый раз жалею, что стала бояться обнять дорого сердцу человека лишь потому, что он меня неправильно может понять.
Чтобы отвлечься от невесёлых мыслей, взяла свой телефон, поискала подходящую музыку и подсоединила его к колонкам Ника. И через несколько секунд в квартире зазвучали новогодние песенки.
Лаки бросил на меня полный недоумения взгляд, и, обернувшись, я улыбнулась, когда увидела такое же изумление на лице Никиты.
– Не хочешь объяснить, в чём дело? – спросил он, направляясь к дивану.
– Мы не будем поддаваться дурному настроению из-за этой свадьбы, этого праздника и нашего прошлого, – решительно заявила я, подскакивая с места и, перехватывая инициативу. – Мы будем наряжать ёлку и веселиться.
Никита Демьянов
– Помнишь тот год, когда Димка решил стать готом? – с улыбкой спросила Аня, вручая мне шар и показывая, куда его повесить.
– Ещё бы, – рассмеялся я, вспоминая те мрачные дни, что отражались на лице моего друга в виде чёрного макияжа. – Хотя потом он открещивался от своего увлечения и говорил, что ничего такого не было.
– И мы бы поверили ему, если бы не фотографии. – хмыкает она.
– У тебя есть фото того времени? – с удивлением смотрю на неё.
– Обижаете. – растягивает губы в обольстительной улыбке. – Как такое не запечатлеть на память потомкам? – Она дала мне ещё один шар и махнула рукой, давая понять, что я могу повесить его на своё усмотрение. – Особенно мне нравится одна. Рождественская. Могу сказать, что Дима, одетый во всё черное, очень контрастировал с нашей ёлкой. Я в восторге от этой фотографии и от того, что могу использовать её для слайд-шоу, которое готовлю для своего поздравления.
– Они разрешили тебе заняться слайд-шоу?
– Разрешили? – фыркает, закатывая глаза. – Кто их спрашивать будет? Как хочу, так и оформляю своё поздравление.
Она потянулась, чтобы повесить последнюю игрушку на верхушку елки, отчего её футболка чуть задралась и обнажила гладкую кожу её живота, заставив меня нервно сглотнуть. После того как я сам себе признался в чувствах к ней, меня с невероятной силой тянет к ней прикоснуться. Почувствовать. Увидеть хоть какой-то отклик: положительный или отрицательный. Чтоб понять, как вести меня с ней. Я словно зелёный пацан, не знаю как вести себя с понравившейся девчонкой. Остаётся лишь пожирать её взглядом и слюни глотать…
– Лиля спросила, буду ли я толкать речь и я не смогла отказаться. Одно радует, что и Дима не может мне запретить, ведь это традиция. Он только умолял, чтобы я не выходила за рамки приличия.
– Но ты, конечно же, не стала обращать внимание на его мольбы.
– Я не могла упустить такой шанс. – ослепительно улыбнулась Аня.
– Несправедливое преимущество для нашего пари.
– Может быть. – пожала она плечами и отвернулась повесить игрушку на ёлку. – Но ты можешь отыграться, толкая свою речь, как свидетель…
– О, нет, – застонал я.
– О нет? – с улыбкой повторила она, заглядывая мне в глаза. – Ты забыл? Пожалуйста, скажи, что ты забыл. Порадуй меня.
– Я и правда забыл. – я опустился на диван и чуть не придавил кота. – Прости, приятель, – рассеянно буркнул и покачал головой. – Димон мне ничего не сказал.
– Мне кажется, он даже не думал, что ему следует тебя предупреждать. Торжественная речь входит в обязанности свидетеля. Тебе следовало знать об этом, учитывая… – Она запнулась и поморщилась. Может, вспомнила наш предыдущий разговор или просто забавлялась надо мной.
– Отец никогда не просил меня выступать с речью. – проговорил я, глядя на ёлку за её спиной. – Наверное, боялся, что я скажу какую-нибудь… ахинею.
– А может, он просто плевать хотел на традиции?
– Знаешь, – откровенно заявил я, всё ещё рассматривая игрушки на ёлке. – мои отношения с отцом довольно сложные. Наверное, из-за того, что я никогда не обсуждал с ним свои чувства по поводу случившегося с матерью или его последующих отношений.
Аня ничего не ответила, и я немного напрягся и всё же посмотрел на неё.
– Ты вроде говорила, что вы не обсуждали подобные вещи.
– Я также сказала, что мы много говорили о тебе, – сочувственно бросила она. – Может, я ошибаюсь, но у меня создалось впечатление, что он знает о том, что ты его не одобряешь. По крайней мере, не одобряешь его романы, последовавшие после смерти твоей матери. – Аня запнулась, а потом продолжила: – Опять же, я понимаю, что всё это наверняка дико для тебя, и мне очень жаль. По правде говоря, если бы я знала, что ты вернёшься, и у нас состоится вот этот разговор, может, я бы не стала заводить дружбу с твоим отцом.
– Ты думала, я не вернусь? – удивился я.
– Тебя не было целых пять лет. – буркнула она.
– Это беспокоило тебя? – моё сердце мучительно сжалось, когда Аня покачала головой и отвернулась. – Это ранило тебя…
– Нет… Я в порядке. – прервала она меня, разворачиваясь ко мне. – В порядке, – повторила она, когда я взял её за руку и потянул к себе, чтобы она села рядышком.
Я осторожно обнял её за талию, так что при желании она могла отстраниться, но я надеялся, что она этого не сделает. Машинально нахожу край футболки и касаюсь большим пальцем нежной кожи. Это точно лишнее, но остановиться я не могу. Мой палец начинает жить своей жизнью и выводит узоры на её коже.
– Я даже не догадывался.
– А как ты мог догадаться? – её голос чуть дрогнул. – Мы ведь даже не были друзьями.
– Мы были чем-то. – Меня переполняли эмоции, и я не удержался и коснулся ладонью её щеки. – У меня нет слов, чтобы описать то, что происходило между нами, поэтому я буду называть это «чем-то».
Аня подняла свой взгляд и я тону в её океанах. Она положила ладонь поверх моей руки и потёрлась щекой об мою руку, словно кошка. Ослепительно улыбнувшись, тихо произнесла:
– Это описание подходит нам идеально.
Я улыбнулся в ответ, но тут же улыбка сходит с моих губ.
– Прости. Мне не следовало блокировать твой номер.
– Тогда почему ты сделал это? – тихо спрашивает она.
Я уронил руку ей на колено, и она тут же сжала её своими пальчиками. Словно хотела сказать, что не осуждает меня.
– Я испугался, что всё испортил, – честно признался я.
– Как ты мог всё испортить, если у нас не возникло проблем после первого поцелуя?
– Потому что тогда тебе было шестнадцать. Ты была неопытной, и я… нашёл себе кучу оправданий. Я убедил себя в том, что после этого поцелуя ничего не изменится – как мы и договорились.
– А после второго раза?
– После второго раза возникло осуждение. Чувство вины… – мне показалось, что она собирается отодвинуться, и я ещё крепче прижал её к себе. – Аня, мне было проще испытывать вину, чем что-то другое. И я боялся потерять дружбу с Димой…
– Но как насчет меня?
Я улавливаю в её голосе какое-то отчаяние, но не могу ответить на этот вопрос. Я не сомневаюсь, что смогу выдавить из себя фразы типа: 'я испытывал вину не только перед Димой. Что я осуждал себя за то, что воспользовался беззащитностью Ани. Отыгрался на ней за своё разбитое сердце… Но вместо этого, я тихо произношу:
– Я допустил ошибку.
– Это была не ошибка. Это был выбор. Осознанный, – выдохнула она, опустив голову. – Ты решил вычеркнуть меня из своей жизни и выбрал Диму. Я не могу винить тебя за это. По крайней мере, пытаюсь…
– Я не мог бы дальше общаться с тобой и делать вид, что ничего не было.
После моих слов в комнате воцарилась тишина. И меня накрывает сумасшедшим желанием узнать, а что было-то? А вдруг это всё и правда, просто гормоны. А сейчас всё может быть по-другому… Я уже не тот разочарованный мальчишка. Она не та наивная девчонка. Может, и правда, ничего не было и нет? Наконец, Аня кивнула, словно в подтверждении моих мыслей, и похлопала меня по руке.
– Ладно, – пытаясь придать своему голосу бодрости, бросила она. – Мы ещё не повесили звезду на верхушку.
Она попыталась встать, но я удержал её на месте. Мне нужно проверить свою теорию…
– Угу. Но сначала мне нужно принять другое решение. Нам обоим нужно его принять.
– О чём ты? – выдыхает Аня отрывисто, сводя брови к переносице.
Смотрю на неё в упор. Пристально и напряженно, не контролируя ни одной десятой доли из тех эмоций, которые бомбят сейчас организм. Сглатывая, опускаю взгляд и тихо произношу, словно боюсь её спугнуть.
– Аня, я хочу поцеловать тебя, – Она прикрывает глаза, словно сживаясь с тем шквалом эмоций, что лишает её равновесия. – Но поскольку это, безусловно, усложнит наши жизни, мне нужно, чтобы ты тоже…
Она не дала мне договорить и прильнула к моим губам, лишая, на хрен, возможности о чём-либо думать. Мозг отключился.








