Текст книги "Тайна древнего саркофага"

Автор книги: Елена Басманова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 26

Петя Родосский сидел в полном мраке в полуразрушенном флигельке заброшенной дачи «Купидон».

Сложившаяся ситуация вынуждала его скрываться ото всех – и он нашел единственное убежище, где мог чувствовать себя в относительной безопасности.

Охраняла его покой дурная слава этого места и высокий забор, отгораживающий от всего мира. К тому же дом мог рухнуть с гранитной потрескавшейся скалы в любой момент – как когда-то рухнули с этой проклятой высоты его владельцы. Родителям своего ученика Петя оставил записку, что вынужден срочно уехать на несколько дней в Петербург, – показаться им он не мог, а такое уведомление давало основание надеяться, что они не станут искать неожиданно пропавшего репетитора своего старшего.

Петя знал, что сюда никто не придет и он может переждать в укромном месте самые ужасные дни своей жизни. Уже вторые сутки он безвылазно сидел среди старой полусгнившей рухляди в темном сарае, бывшем когда-то летним флигелем. И только один раз он попытался тайком пробраться на дачу Муромцевых – увы, ему не удалось прихватить оттуда никакой еды, а те сухари, которые он в панике захватил с собой, уже кончались. Он грыз их очень экономно, запивая водой, которую ночью достал из старого заброшенного колодца... За пределы своего убежища Петя носа не казал. Иногда плакал, проклиная свою несчастную жизнь.

Здесь можно поплакать, его слезы все равно никто не увидит. Петя роптал на несправедливость судьбы: почему, почему она распорядилась так, что его семья небогата, что ему для того, чтобы выбиться в люди, приходится в летние месяцы подрабатывать репетиторством? Нет, на самих родителей обучаемого балбеса жаловаться нельзя, они ничем не обижали молодого человезса. Но и не принимали никаких мер для того, чтобы урезонить своего младшего отпрыска, – а негодяй, в чьей крошечной кудрявой головенке окружающая действительность слилась с россказнями об античных чудесах, доводил его до бешенства. В последний раз он преследовал Петю с зажатой в руке яхтой, слишком крепкой для детской игрушки. Слава Богу, ныне для его студенческой пятки наступила передышка – можно не озираться по сторонам, ожидая подлого детского удара каким-нибудь острием...

Отсутствие достаточных средств к существованию казалось Пете Родосскому главной причиной его несчастий. Он уверил себя, что при наличии у него состояния, хотя бы скромного, и барышни Муромцевы относились бы c нему с большей симпатией, и надутый доктор Коровкин считал бы его не таким уж и глупым.

Постоянное безденежье заставляло его ходить в бессменной студенческой тужурке, не давало возможности одеваться так, как он бы хотел, а он мечтал выглядеть таким же франтом, как Сантамери. Из-за безденежья он не мог оказывать барышням знаки внимания: купить мороженое, например, не говоря уже о том, чтобы принести модную пластинку для прослушивания на граммофоне. Все, что требовалось ему для жизни, приходилось искать среди дешевых, копеечных товаров. А дешевое – почти всегда плохое, а иногда – и просто отвратительное.

Петя с трудом экипировался для участия в велопробеге, хорошо еще, что Прынцаев одолжил ему a лето свой старый велосипед. Купаться Петя и вовсе не ходил – из-за отсутствия купального костюмa. Нет, костюм-то он мог бы себе купить, но как пошло и смешно он выглядел бы на фоне остальных дачников, которые своим наметанным глазом людей состоятельных косились бы на его дешевый наряд... Насмешливых взглядов Петя не вынес бы.

Теперь он ненавидел все: и «Народное мыло» ценой в одну копейку за кусок, которым ему приходилось пользоваться, и все дешевые товары фирмы «Брокар и КЇ» – грошовый одеколон, грошовые средства для смягчения и белизны кожи лица и рук. А вот мыло «Петроль» для уничтожения перхоти, кусок которого стоит двадцать копеек, он себе позволить не мог, не говоря уже о жидкости «Петроль» для укрепления волос, флакон – один рубль. А ведь и у фирмы «Брокар» есть великолепные товары. А еще ему так хотелось приобрести дорогую парфюмерную продукцию фирмы «А. Ралле и КЇ», поставщиков самого Высочайшего Двора. И не какой-нибудь цветочный одеколон, а, например, туалетную воду – «Букет Наполеона». Сколько раз он, в безнадежной тоске, проходил мимо фирменных магазинов Ралле на Невском и Садовой, не решаясь зайти в благоухающие, роскошные помещения, мимо витрин, в которых с недавнего времени красовались удивительные фигурные хрустальные флакончики. Особенно его привлекал флакон, по очертаниям напоминающий русскую печь, Пете очень хотелось знать, какой аромат скрыт в необычном сосуде.

Петя тяжело вздохнул: мазь для комаров он покупал тоже дешевую, а потому и вовсе не действующую на кровососов. Как ни странно, но комары к домику «Купидон» вовсе не залетали. Может быть, и они чурались проклятого места, а может быть, их просто сдувало ветром с нависающего скального утеса...

Студент Родосский надеялся, что его пребывание во флигеле не затянется. Он зажег маленький огарок свечи и поднес его к зеркалу; в каждом заброшенном доме почему-то обязательно находится осколок зеркала – мутный, с черными царапинами на изнанке.... Из глубины зеркала на Петю воззрилось чудовище – на лбу, щеках и подбородке выступали кривые бугры. Он быстро задул свечу и едва удержался от слез, так ему стало себя жалко.

Чудесная теплая белая ночь казалась созданной для мечтаний и сочинения стихов, для прогулок под окнами милой девушки... Но никак не для томительного ожидания в темном сарае. Петя прислушался. Он помнил, что проснулся от странных звуков – уже вторую ночь они раздавались откуда-то снизу, словно из-под земли, странные и жуткие – глухие, похожие на тоскливый вой на одной ноте. О таком Петя читал только в старых английских романах, где обязательно описывался замок с привидениями. Неужели они и правда существуют – призраки людей, умерших неестественной смертью? Неужели никто вокруг не слышит ужасных душераздирающих звуков? Или просто так завывает ветер в полуразрушенных трубах и дымоходах?

Юноша прислушался. Вокруг царила тишина. Неужели противный вой закончился и можно снова сомкнуть глаза?

Он свернулся калачиком на старой продавленной кушетке – если все закончится благополучно, он непременно разыщет Теодора Сигизмунда Дюпре и собственными руками бросит в него портфель с взрывчаткой!

Он уже начал засыпать, как вдруг ему почудились чьи-то шаги, кто-то явно ходил по участку. Петя широко распахнул глаза и затаил дыхание. Продавленная кушетка предательски скрипела при каждом движении, и затворник долго размышлял, как бы встать с нее с наименьшим шумом. Наконец он с трудом скатился с кушетки на пол и, осторожно передвигаясь, медленно, на коленях пополз к двери. Он хотел добраться до небольшой щелочки, сквозь которую можно было обозревать окружающее пространство.

На пустующей даче Петя Родосский находился не один!

Какой-то человек в сером костюме, – впрочем, в свете белой ночи серым выглядел весь человек – и с плетеным коробом в руках действительно шел от забора по направлению к крыльцу заброшенного дома влюбленных самоубийц... Петя разглядел его довольно хорошо. Кажется, неожиданный ночной гость не раз встречался ему на улочках дачного поселка, на пляже... Сейчас верхнюю часть его лица почти полностью затеняла шляпа, а чрезмерно пышные усы почти скрывали рот и подбородок.

Петя извернулся так, чтобы одним левым глазом видеть дальнейшие действия странного посетителя. Пришелец поставил плетеный короб и приблизился к двери дома, прочно, как казалось, заколоченной двумя досками крест-накрест. Без больших усилий серый господин снял потемневшую крестовину и отставил ее к перилам. Затем он достал из кармана ключ и открыл дверь. После этих манипуляций у двери он вернулся за коробом и вместе с ним скрылся в глубине дома.

Петя огляделся по сторонам: не спрятаться ли куда-нибудь? А вдруг пришелец заглянет и во флигель? Что тогда произойдет? Юноша не считал себя закоренелым трусом, но он никогда еще не испытывал такого страха. Что за человек по ночам приходит на заброшенную дачу? Что он сюда приносит? Или что-то собирается вынести? Не преступник ли? Или убийца?

И тут из-под таинственного дома снова раздались жуткие завывания, громче и тоскливее, чем прежде, но, достигнув душераздирающей высоты, они неожиданно смолкли, потом прокатились по воздуху еще две волны то ли утробного взвизга, то ли загробного урчания... Снова наступила тишина. Петя почувствовал, что по его лбу текут капли пота. Он отодвинулся от щели и сел на корточки – что делать?

Однако через секунду он вновь жадно прильнул к щели, боясь пропустить то важное, что еще может произойти рядом с ним. Но его обзор был не слишком велик, и он не мог видеть, как человек с пышными усами поднялся на самый верх дома, на крошечную башенку, и стал в бинокль разглядывать морское побережье. Он стоял там довольно долго.

Петя устал смотреть в щель на пустой двор, и кожа на его лице вновь начала страшно зудеть – зуд утишали только истолченные травы, смешанные с золой, – как хорошо, что умная и мудрая Полина Тихоновна сообщила ему рецепт, вычитанный ею в какой-то брошюрке! Выходит, дешевые издания – исключения из всей копеечной дряни, есть в них полезная информация! Петя быстро отполз в угол, где хранил банку со спасительным средством и вместе с ней вернулся к щели. За время его краткого отсутствия в видимой части пространства ничего не изменилось. Поглядывая иногда сквозь щель, он быстро нанес на лоб и щеки серо-зеленую пасту.... Зуд начал стихать, в такие минуты Пете казалось, что и безобразные бугры на его лице начинают уменьшаться...

Прошло еще некоторое время, и дверь на крыльцо отворилась. Из дома вышел серый господин с плетеным коробом, закрытым сверху крышкой. По его осанке угадывалось, что короб заполнен чем-то весьма тяжелым.

В голове Пети промелькнули жуткие картины: расчлененные трупы, связки ворованных вещей, увесистые брикеты взрывчатки...

Серый человек спустился по ступенькам крыльца и поставил свою ношу на землю. Затем он вновь скрылся в доме и довольно быстро вышел вновь, двигаясь спиной вперед и держа что-то обеими руками. Петя не мог видеть, что именно вынес из дома и опустил на пол крыльца странный посетитель. Но зато проследил, как мужчина запер ключом дверь, вновь навесил на нее деревянную крестовину и присел, почти совсем скрывшись за резными перильцами.

Петя вздрогнул: мощный; шаляпинский бас прокатился по недвижному воздуху – территорию дачи «Купидон» огласили звуки арии Мефистофеля. Под раскаты могучего голоса серый человек встал во весь рост и начал спускаться по ступенькам. Загадочный посетитель повернулся лицом к флигельку, и несчастный юноша увидел, как блеснули зубы между пышными усами, – человек явно смеялся... Смеющийся пришелец взял в руки стоявший на земле короб и двинулся по дорожке к заросшему бурьяном углу изгороди...

Наконец серый человек скрылся из поля зрения Пети Родосского, с ужасом вслушивающегося в звучание оперного шедевра, – тишина северной белой ночи умножала зловещий смысл откровений, которыми делился с миром князь тьмы.

«Неужели граммофон? – думал Петя. – Зачем здесь граммофон? Неужели музыка осталась в доме после покойных хозяев? Неужели они здесь слушали ее, прежде чем взявшись за руки, броситься со скалы? Но зачем: странный человек посреди ночи устроил такой шум? А вдруг сюда придут люди? А вдруг нагрянет полиция?» Юноша испытал шок и только теперь начал чувствовать, что напряжение в его душе постепенно спадает. Слава Богу, сомнительный господин с пышными усами, пробиравшийся ночью на заброшенную виллу, не заглянул во флигель. Наверное, можно и передохнуть. Петя прислонился спиной к двери и снова – уже почти механически – запустил ладонь в банку с травянисто-зольной смесью. Вязкое снадобье покрыло его лицо прохладной маской. Да кончится ли когда-нибудь это оглушительное пение?

И пение кончилось. Причем резко и неожиданно, на половине фразы. Петя обернулся и прильнул глазом к щели. О Боже! На крыльце стоял еще кто-то! Петя силился разглядеть нового гостя – откуда он взялся? Пришелец был явно ниже и худее предыдущего визитера, шляпа также скрывала верхнюю часть лица, но усы отсутствовали. В волшебном свете белой ночи второй гость выглядел совсем невзрачным. Он быстро спустился по ступенькам крыльца, сплюнул на землю с откровенной досадой и огляделся по сторонам. В какой-то момент глаза его остановились на двери флигеля, и Петя похолодел: а вдруг пришелец видит в щели его блестящий глаз? Громадным усилием воли юный затворник заставил себя не шелохнуться. И судьба вознаградила его. Таинственный незнакомец, немного согнувшись и ступая по-кошачьи, отправился к забору и скрылся из поля зрения студента.

О Боже! За тем серым господином следят! Полиция? Или воры из другой банды грабителей, которые охотятся за его добычей? А вдруг на даче устроили фабрику бомб? Петя терялся в догадках. Он не знал, что делать, – остаться в своем укрытии или срочно бежать куда глаза глядят?

А если сюда нагрянет с обыском полиция и найдет его во флигеле? Она же сочтет его сообщником преступников!

Петя Родосский дрожал, обхватив плечи обеими руками. Он судорожно пытался сообразить, где же найти другое временное убежище, более надежное? Где он мог бы скрыться от нескромных взоров? Но все его мысленные попытки найти выход из опасного положения оставались безрезультатными – если б поблизости существовало какое-то другое место, где можно переждать несколько дней, разве он пошел бы в этот проклятый дом, воющий по ночам голосами покойников?

В конце концов Петя решил выйти из ставшего ненадежным флигеля – казалось, прошло уже очень много времени и скоро наступит рассвет, надо торопиться. Хотя на самом деле пробежали всего несколько минут. Он встал, осторожно открыл дверь, прислушался и убедился, что он здесь, скорее всего, один. Ни единого звука не нарушало тишины белой ночи.

Стараясь ступать бесшумно, он двинулся по мягко стелющейся, изрядно им ободранной для лечебного зелья траве, благо нужные ему травы росли и на участке, и направился к крыльцу дома. Как он и предполагал, там стоял граммофон. Петя осторожно поднялся по ступенькам и склонился над пластинкой – да, именно она звучала совсем недавно и перебудила, вероятно, всех окрестных жителей. Но пришелец, похоже, думал, что запредельное пение – еще одно доказательство того, что дом проклят и непригоден для жизни.

Юноша взялся за крышку граммофона и начал опускать ее, чтобы захлопнуть музыкальный чемоданчик. Он еще не решил – отнести его во флигель или оставить здесь, на крыльце? Но боялся – вдруг пойдет дождь, вода попадет на чудесный механизм и испортит его и пластинку.

Когда крышка граммофона опустилась, Петя заметил в ее правом нижнем углу маленькую металлическую бабочку – на ней было что-то выгравировано. Он наклонился, пригляделся и прочел сделанную затейливым шрифтом, украшенную завитушками надпись: «Очаровательной Зизи Алмазовой».

Петя отпрянул и быстро огляделся по сторонам.

Как здесь оказался граммофон, еще недавно стоявший на веранде дачи Муромцевых? Мало того, что ему приходится уже не один день скрываться, так теперь придется, верно, перейти просто на нелегальное положение... И в довершение ко всем его несчастьям и неудачам еще и похищенный граммофон? Из каких чудовищных случайностей складывается судьба порядочного, но бедного человека!

Зачем он дотронулся до проклятого граммофона?

Не обвинят ли его теперь в краже? На крышке остались отпечатки его пальцев!

Глава 27

После пережитого потрясения Николай Николаевич Муромцев думал, что не заснет всю ночь! Даже самые умные женщины оказываются совершеннейшими дурами, когда возникает необходимость логически мыслить. Сколько наворотили во время своего летнего пребывания на даче! И не удосужились сообщить ему, главе семейства, о таких важных вещах!

Впрочем, и Елизавета Викентьевна хороша, могла бы более внимательно присматривать за дочерьми, девочки находятся в очень опасном возрасте.

Не определились в жизни, не знают ее по существу. Скоро замуж засобираются, а кого выберут, сумеют ли найти достойного спутника жизни, не испортить себе жизнь? Слишком девочки привередливы, да и общаются черт знает с кем! Мать мало обращает внимание на их окружение, все пустила на самотек – вот так исподволь, незаметно, журналистское либеральничанье проникает и в семейную сферу, начинает точить ее, как жук-дровосек. Или как проклятые мыши, снующие по ночам по своим таинственным ходам меж бревен и досок.

Елизавета Викентьевна все полагается на хорошее семейное воспитание, на разумность своих дочерей. Да где же им взять разумности и серьезности? Надо в первую очередь свой ум иметь! Все сегодняшнее разбирательство и показало в полной мере глупость дамских голов.

Особенно поразила профессора Полина Тихоновна. Где логика? Где рассудок? От нее он не ожидал подобной эскапады.

С таким трудом удалось ему восстановить последовательность событий, происходивших на даче, выяснить кое-какие подробности, которые могли бы вызволить невинного Клима Кирилловича из лап военно-морской контрразведки! Он собрался уже немедленно ехать в Петербург, поднимать на ноги влиятельных людей – и вот те раз! Встает в дверях тетушка доктора Коровкина, раскидывает руки, как распятая великомученица, и умоляет его ничего не предпринимать! Что значит ее поведение?

Полина Тихоновна, всегда производившая на него впечатление женщины основательной и серьезной, доказала ему, что он – никудышный психолог. Разве он мог предположить, что она начнет лить слезы, попытается встать перед ним на колени, только бы он не мчался в Петербург, не пытался спасти ее же любимого племянника!

Профессор долго сидел в своем чуланчике, но лабораторные журналы ему было заполнять нечем. Во-первых, он даже не успел сегодня взглянуть на свои подопытные растения, а во-вторых, мысли его витали совершенно в другой сфере. Он вновь и вновь пытался анализировать информацию, полученную им от домочадцев во время разговора за вечерним чаепитием. И чувствовал, что в его построениях не сходятся концы с концами. Это являлось несомненным признаком того, что какие-то звенья логической цепочки еще не подкреплены точными данными. Что-то есть, что от него скрыли, что не рассказали. Вероятнее всего, боялись его огорчить? А может быть, просто опасались, что он не на шутку разбушуется? Разве поймешь дамский ход мыслей? Иной раз ради того, чтобы избежать неприятной минуты, эфирные создания готовы пожертвовать истиной!

Профессор Муромцев слышал, как женщины тихо разбрелись по своим комнатам. Но смогут ли они заснуть? Он, во всяком случае, перебрав в уме все возможные варианты объяснения событий, чувствовал себя немного спокойнее, чем прежде. Кроме то-то, он твердо решил, что завтра с утра непременно и без всяких разговоров отправится в Петербург. Пусть даже ради спасения доктора Коровкина его тетушка лишится своего доброго имени! Что за чушь? И что она вообще имела в виду?

Как ни странно, но профессор, оказавшись в постели, сразу заснул – сказывалась многолетняя привычка, и дисциплинированный организм в целях самосохранения включал все механизмы независимо от того, какие подарки преподносила жизнь Проснулся он так же резко и неожиданно, как заснул. В доме царила полная тишина. В комнате было светло, как днем. Белая ночь всегда каким-то образом меняет представление о времени, о его протяженности и скорости Николай Николаевич никак не мог понять, отчего проснулся. Сердце его стучало учащенней обычного Разве что приснился какой-нибудь сон? Как хорошо, что он никогда не помнит своих снов, а то бы уже сидел и делал глубокомысленные выводы, сообразуясь с гениальным учением Фрейда!

Профессор осторожно повернул голову и покосился в ту сторону, где стояла кровать жены. Елизавета Викентьевна спала, и он некоторое время прислушивался к ее тихому и ровному дыханию.

Он попробовал снова закрыть глаза, но безрезультатно. Тогда он, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, сел на постели, а затем встал и осторожно подошел к открытому окну – сквозь закрывавшую его кисею едва-едва двигался из сада прохладный воздух.

Несколько наискосок из окна виднелась дорожка, ведущая к флигелю, где поселились совсем недавно доктор Коровкин и его тетушка. И вот теперь профессор с изумлением наблюдал, как открывается дверь флигеля и на пороге появляется Полина Тихоновна! Она, кажется, даже не раздевалась, не ложилась в постель. Дама приостановилась на крыльце, как бы в задумчивости. Профессор протянул руку к тумбочке – там лежали часы. Он нащупал их рукой, не сводя взгляда с обитательницы флигеля, осторожно поднес к глазам: Боже, час ночи! Что же собирается делать тетушка Клима Кирилловича, женщина явно со странностями?

Полина Тихоновна огляделась по сторонам, решительно сошла с крыльца и свернула за угол флигеля. Что там такое? Любопытство профессора разгорелось, и он, потакая инстинкту ученого доходить до конца в своих исследованиях, решил выйти из спальни и подняться по скрипучей лесенке на самый верх дачки, на мансарду с балкончиком Он не любил там бывать, слишком тесно, как в голубятне, но сейчас мансарда давала единственную возможность обозревать сверху все происходящее на участке. Профессор слышал под своими босыми ногами скрип деревянных ступенек, но не слишком беспокоился: вряд ли кто-то еще кроме него бодрствовал в доме среди ночи, все-таки его девочки достаточно понервничали за день – концерт, затем неприятность с доктором – и крепко спят.

Из окна мансарды он внимательно наблюдал, как тетушка Клима Кирилловича обошла угол флигеля и далее устремилась к забору. Она прошла вдоль него, иногда приподнимаясь на цыпочки и вглядываясь вдаль. Но профессор, благодаря свету белой ночи и удачно выбранной точке обзора, хорошо видел, что ни вблизи, ни вдали никого и ничего интересного нет Что же делала Полина Тихоновна около забора? Ждала ли кого-нибудь? Или наоборот, выискивала удобное место, чтобы перелезть через ограду и куда-то уйти?

Николай Николаевич фыркнул – настолько уморительной ему показалась мысленная картинка: солидная тетушка доктора Коровкина, дама основательная и рассудительная, подбирая длинную юбку, пытается перекинуть ногу через забор... А собственно, почему она не может просто выйти через калитку?

Профессор решил понаблюдать дальше. А вдруг Полина Тихоновна – лунатик? Что он вообще знает о ней, кроме того, что она – тетушка его бывшего ученика, и по его отзывам – дама порядочная и не легкомысленная?

Она недолго бродила вдоль забора. Скоро пустопорожние хождения ей наскучили, и она вернулась к двери своего флигеля. Однако, постояв с минуту перед ней, заходить, видимо, раздумала. А повернулась и медленно направилась по дорожке, соединяющей ее убежище с главной аллеей. До калитки она не дошла и проследовала обратно – у профессора возникло ощущение, что она курсирует по такому маршруту, чтобы кто-то, неизвестный ему, смог непременно увидеть ее, где бы он ни появился, у забора или у калитки.

Наконец женщина утомилась и села на скамейке, опустив руки на колени. Она глядела на спящий дом и как-то чудно потряхивала головой, словно пытаясь отогнать что-то. Она казалась более старой, чем обычно, – может быть, из-за длинного черного жакета с огромными отвислыми карманами.

Николай Николаевич подумал, что у него есть минута, чтобы спуститься и пробраться поближе к выходу из дома. Хорошо, что там, на веранде, стоят его летние туфли и висит садовая куртка.

Когда он оказался у входных дверей, ничего не изменилось. Полина Тихоновна все так же мрачно сидела на скамье, потряхивая головой и перебирая полы жакета. Профессор заинтересованно наблюдал за нею из окна веранды. Все происходящее виделось ему очень странным. Мысли, одна невероятнее другой, проносились у него в голове. Сначала он думал о том, что Полина Тихоновна не старая, в общем, женщина и, может быть, у нее появился кавалер, который за ней ухаживает. Возможно, он романтик и поэт и приглашает ее на тайные свидания. В белую ночь, среди жасмина и сирени – это так красиво! И от посторонних глаз есть где схорониться, и смеяться никто не будет – ныне молодежь жестокосердная, только себя считает достойной нежных чувств! Потом профессор поймал себя на еще более чудовищной мысли: а вдруг Полина Тихоновна встречается с каким-нибудь зеленым юнцом? В глазах нормальных людей такие отношения постыдны, поэтому и скрывает ото всех, только ночами ждет своего избранника? Уж не Петю ли Родосского? Иначе почему она так боялась, что его записка попадет в Петербург? С каких пор посторонний юноша стал ей дороже любимого племянника?

Тут профессор понял, что логика увела его в слишком фантастические дебри, и отбросил дикие мысли. Вот сидит перед ним на скамье немолодая женщина, почти член их семьи, тетушка Клима Кирилловича, который, несомненно, добьется привязанности Брунгильды. Бедная, убитая горем женщина – ее племянника арестовали представители военно-морской контрразведки, его обвиняют в государственной измене. Возможно, его не удастся спасти. Мало того что на фамилию ляжет несмываемый позор – погибнет молодой человек, фактически ею выращенный, почти ее сын, единственный по-настоящему близкий и родной ей человек. И никакой романтической встречи она не ждет, а просто сидит и оплакивает своего дорогого Климушку. Сможет ли она пережить несчастье, гнетущую тревогу за его жизнь? А вдруг она покончит с собой?

Страшное подозрение заставило профессора похолодеть. Так, одно самоубийство он уже наблюдал. Неужели ему придется еще раз стать свидетелем ужасной сцены? И вообще – зачем она надела страшный жакет с обвислыми карманами? И что спрятано в огромных карманах? А вдруг там револьвер?

Профессор в ужасе замотал головой, но глаз с бедной женщины не сводил. Откуда у нее взялся бы пистолет? У Клима Кирилловича оружия вроде бы не водилось. А не могли ли ему его подбросить те, кто пытался его впутать в дело о государственной измене? Но тогда забрали: бы оружие при обыске как доказательство вины доктора. А может быть, она извлекла револьвер из зарослей у забора, вокруг которых так долго ходила? Может быть, там находился тайник?

Профессор терялся в догадках, его умственное напряжение дошло до предела. Он чувствовал, что если еще немного понаблюдает за понурой Полиной Тихоновной, то сойдет с ума от клубящихся в его мозгу нелепых подозрений.

Как вдруг она подняла голову, посмотрела на дверь муромцевскои дачи и стала опускать правую руку в карман своего жакета.

– Стойте! Не делайте этого! – закричал он сдавленным голосом, распахивая дверь и выбегая на крыльцо.

Опешившая от неожиданности женщина вскочила со скамейки и застыла с рукой, опущенной в карман. Она с ужасом смотрела на бегущего к ней профессора, одетого в пижамные брюки, садовую куртку и туфли на босую ногу – взгляд его показался ей безумным.

– Стойте! – повторил запыхавшийся Муромцев, он правой рукой схватил запястье женщины и вынул ее руку из кармана – безвольно повисшая кисть оказалась пустой.

– Что у вас там? – повторил профессор, заглядывая в глаза Полине Тихоновне. – Что? Отвечайте? Или я сам посмотрю!

Она не двигалась. Николай Николаевич осторожно опустил свою руку в темный зев оттопыренного кармана – пальцы его коснулись чего-то объемного и мягкого. Он ухватил свою находку большим и указательным пальцем и извлек на свет.

– Что это? – спросил он уже более грозно, чтобы скрыть свое замешательство тем, что пистолета в кармане жакета не оказалось.

Он решительно развернул тряпицу, похожую на столовую салфетку, и увидел внутри несколько печеньиц – такие он видел за своим же столом во время неудачного чаепития, – а также огромный ломоть черного хлеба и два основательных куска ветчины.

Полина Тихоновна закрыла лицо обеими руками и опустилась на скамью. Слава Богу, она не плакала. Ее самообладание несколько примирило профессора с происходящим, и он присел рядом.

– Дорогая Полина Тихоновна, – начал он почти ласково, – если я вас обидел, простите. Но согласитесь, я имел право о вас беспокоиться, если вы одна находитесь ночью на улице. Я понимаю, свалившееся на нас несчастье ведет к бессоннице. Но все-таки, будьте другом, объясните мне, что все это значит?

Полина Тихоновна убрала ладони от пылающего лица и устало посмотрела на профессора:

– Да, Николай Николаевич, я виновата. Мне следовало все рассказать вам сразу. Но я не могла – это не только моя тайна.

– Сейчас нас никто не слышит, и обещаю вам, что все сказанное останется только между нами. Никто от меня не узнает того, что вы расскажете.

– Хорошо, я вам скажу, – обреченно вздохнула она. – Понимаете, я все думаю о том, что произошло. Но я не хочу, чтобы кроме Климушки пострадал еще один невинный человек.

– Вы имеете в виду меня? – спросил внутренне польщенный профессор.

– Нет, Николай Николаевич, я имею в виду бедного Петю Родосского.

«Все-таки Петя Родосский», – подумал про себя профессор, но вслух сказал, пытаясь придать максимальную убедительность своему голосу:

– Вы не понимаете всей сложности ситуации, дорогая Полина Тихоновна. Петя Родосский явно связан с социалистами, террористами. Записка, которую дала мне Мура, не оставляет сомнений. Кроме того, все сходится и с безобразиями, устроенными возле саркофага, – его там видели. Был ли там склад динамита, не знаю, но вот то, что там же крутился иностранный подданный граф Санта-мери, наводит на подозрения. Не является ли граф французским шпионом, выведывающим здесь наши военные секреты, а Петя – его сообщником? Вы не знаете нынешних студентов – они готовы вести свою подрывную деятельность на деньги любых иностранных спецслужб, а за денежки-то приходится расплачиваться.

– Нет, Петя не такой, – возразила очень тихо Полина Тихоновна, – и он здесь ни при чем.

– Но вы, надеюсь, помните, что написано в записке, выпавшей из его кармана? Потом он у нас не появлялся.

– История грустная, она мне хорошо известна. Бедный мальчик! Так попасться на приманку негодяя Дюпре!

– Вот-вот, сами говорите – Теодор Сигизмунд Дюпре. Французский резидент?

– Если бы! – с горечью произнесла Полина Тихоновна. – Гораздо хуже.

– Что уж может быть хуже сознательного врага России?

– Отвечу вам, профессор. Хуже – бессознательный враг нашего Отечества. Вот такие и портят наших мальчиков, лишают их веры в слово., калечат их души, превращают их в жутких монстров. Слава Богу, есть средства спасти наших детей!

– Но какое отношение бессознательные враги Отечества имеют к нашему студенту?