Текст книги "Ночь на вспаханном поле (Княгиня Ольга)"
Автор книги: Елена Арсеньева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Елена Арсеньева
Ночь на вспаханном поле
(Княгиня Ольга)
Олень уходил, убегал, уносил сиянье полдня на своих молодых, роскошных рогах. О, это был не простой олень – олень-кесарь, зверь-князь! Да, он бежал, он спасался от охотника, но в самом беге его – легком и стремительном – чудился Игорю вызов. Так день уходит от ночи, так лето уходит от зимы, а жизнь – от смерти. Чудилось, не страх придает великолепному зверю прыти, а желание непременно показать человеку, кто воистину властен в этом лесу.
Но Игорь никак не верил в неудачу. Да и не мог поверить! Что с того, что он еще молод? Его отец, великий Рюрик [1]1
Рюрик (?—879) – первый русский князь, призванный «чюдью, весью, словенами и кривичами», «из варяг» (из племени Русь), «княжить и володеть ими»; в 862 г. занял Ладогу, а через два года, по смерти своих братьев Синеуса и Трувора, присоединил к ней их владения – Белоозеро и Изборск; перенес столицу в Новгород и срубил город над Волховом (ныне Городище), где впоследствии жили новгородские князья. Перед смертью он вручил правление и заботу о малолетнем сыне своем Игоре своему родственнику Олегу.
[Закрыть], был победителем, и пестун его Олег [2]2
Олег Вещий (?—912) – русский князь из рода варягов, воевода Рюрика. В 907 г. дошел до Царьграда и вынудил греков сдаться.
[Закрыть]– победитель, и он рожден быть победителем. Он воспитан и взращен таким, он привык брать не то, что плохо лежит, а то, ради чего надо и кровь пролить, и хрип надорвать, и плечи натрудить, размахивая обоюдоострым мечом, и принимать в лицо последнее проклятие умирающих врагов вместе с их дыханием, и видеть, как жизнь исходит из их обезглавленных тел… И если он вкупе с Вещим Олегом склонил к пятам своим соседние племена, если он топтал хазар и древлян, наводивших страх на слабосильных, так что был ему этот непокорный олень? Еще одна стрела, еще один бросок коня… и зверь будет побежден!
Но стрелы улетали впустую – толком прицелиться не удавалось. А конь засекался, ронял пену с удил, хрипел и косил на всадника красным злым глазом, словно молил о пощаде, словно пытался вразумить: остановись! Не все твое на свете! Не все можно взять силой!
Но всадник не понимал, не хотел понимать. И остановил его не разум, не осторожность. Остановила неумолимая река.
Игорь знал – среди местных жителей она звалась Великой.
Олень, ни на миг не сбавляя хода, возмутил легкими ногами спокойную воду и поплыл, грудью раздвигая плотную серую волну, – закинув горделивую голову, поплыл на другой берег.
Игорь направил коня следом, но на кромке прибрежной травы скакун его рухнул на колени – словно взмолился о пощаде.
Молодой князь скатился с седла, вскочил, ощерился зло. Заметался по берегу. Нечего и думать гнать коня в воду – не выдержит, издохнет. Но ему не жаль было доброго коня, не встревожился он и за свою судьбу: как выберется из леса пешим? Хорошо бы протрубить в рог, кликнуть отставшую свиту, но рог был потерян где-то в лесу, во время этой безумной, безумной скачки.
Да не все ли равно? Игоря все еще дурманил угар погони.
Оленья голова маячила впереди, дразнила, манила. Чудилось, она плавно перекатывается по волнам. Вот еще совсем немного – и зверь ступит на противоположный берег, стряхнет с крутых боков воду и, бросив на неудачливого преследователя последний безразличный – даже не презрительный, а именно безразличный! – взгляд, скроется в чаще.
Нет, еще есть время. Ах, кабы оказаться неведомой силой прямо посредине реки – еще можно выцелить зверя! Его еще достанет стрела! Улль, покровитель охотников, самый меткий из асов [3]3
Асы – собирательное название всех варяжских богов.
[Закрыть], поможет! Ах, кабы ему лодку сейчас!..
И тут – похоже, Улль все же услышал этот жадный призыв! – из-за поворота реки вывернулась лодка. Стоя на корме, высокий статный гребец орудовал веслом.
И снова ударило в голову Игоря ожидание удачи, опьянило.
– Сюда! Ко мне! – что было силы закричал он, и лодка повернула к нему, ткнулась в песок.
– Куда тебе? – спросил светловолосый румяный юнец, глядя исподлобья.
Не взглянув на перевозчика, молодой князь оттолкнул лодку от берега и вскочил в нее – да так стремительно, что едва не перевернул.
– Вперед! Вперед! – кричал он, перебегая на нос и снова срывая с плеча лук и колчан.
– А конь твой? – послышался сзади тихий голос. – Неужто бросишь его?
Игорь не оглянулся:
– Греби! Еще успеем!
– Пеший оленя гнать по тому берегу будешь? – промолвил перевозчик, медленно отталкиваясь веслом от близкого дна.
– Не твоя печаль! Греби, кому сказано! – огрызнулся Игорь, почуяв насмешку. – Не понимаешь? Я его стрелой достану! Мой будет, мой!
– Не твой он будет, а водяниц, что на дне реки Великой живут! Жертву им решил принести? – Теперь в голосе перевозчика явственно послышалась усмешка, и князь соблаговолил наконец обернуться.
Игорь пригляделся – да так и замер с полуоткрытым ртом: да ведь это не юнец! Девка!
– Как так? – спросил, недоумевая: надо же, не разглядел он девичьей упругой стати под простой одежонкой из дикого [4]4
То есть не беленого, а серого – дикого – цвета.
[Закрыть]холста?!
– Да вот так, – ответила она, и улыбка вновь приподняла румяные холмики ее щек. – Оленя убьешь – он ко дну пойдет. Кому бы ни достался, а твой не будет!
Глаза у нее были в точности как сизая вода речная. Волосы, перехваченные на лбу кожаным ремешком, сияли под солнцем, словно золото, а иные пряди серебрились, будто степная ковыль-трава.
– Ты кто? – выдохнул Игорь, вмиг забыл про оленя и про все на свете, чувствуя лишь, как блаженная истома наполняет чресла.
– Прекраса.
– Пре… прекрасная!
Истинно так. Красота ее сияла, словно луна в ночи, словно солнечный день в череде пасмурных. А умна, умна до чего! Бесстрашна – смотрит в упор на охотника.
Кто такая? Чья? Волосы распущены – не мужняя жена, юница.
Олень на другом берегу выскочил из воды и, стряхнув с крутых боков сверкающие брызги, скрылся в чаще.
Игорь и бровью не повел. Что олень? Эта добыча будет получше!
– Ты права, – кивнул покладисто. – Поворачивай обратно. Ну! Кому говорят! К берегу!
Его начала бить нетерпеливая дрожь.
Девушка гребла, а сама смотрела прямо, испытующе:
– А не замыслил ли ты недоброе, человече?
– Почему ж недоброе? – Игорь подбоченился, красуясь. – Посмотри на меня. Разве смогу я обидеть такую красавицу? Приласкай – и щедро награждена будешь! Ни одна из моих женщин от меня обиженной не уходила. И ты не уйдешь. Да и зачем уходить? Коли по нраву мне придешься, возьму с собой в Киев, будешь там при мне…
– Видела я, как ты благодаришь того, кто верно служит, – усмехнулась Прекраса, бросая взгляд на коня, который едва-едва мог подняться с колен и медленно потянулся к воде.
– А ты мне не перечь! – сердито крикнул Игорь. – Коли мне что по нраву – я из рук не выпущу! На все пойду, чтобы желание мое сбылось!
– Видела я и то, как ты настойчив! – бросила она в лицо княжичу новую усмешку, взмахом руки указав на противоположный берег, где даже и ветки, скрывшие след оленя, перестали качаться. – Что слабее тебя – силой ломишь. А упорства в тебе нет.
– Увидишь сейчас, есть во мне упорство или нет! – Игорь метнулся вперед, подхватил девушку на руки, выпрыгнул из лодки, которая уткнулась в песок. – Моя будешь – никуда не денешься!
Швырнул ее на берег, навалился было сверху. Она не билась, не противилась: только отвернула губы от его жадного рта, неподвижно смотрела в сторону. Вздохнув, пробормотала:
– Олень ушел от них – ну да ничего, будет водяницам нынче новая подруга.
– Ты о чем? – пробормотал Игорь, зарываясь горящим лицом в прохладу ее спутанных волос, дурея от их запаха и тиская нетерпеливой рукой тугое, сильное тело. Смял на груди рубаху, готовый разорвать.
– Или ты не знаешь, откуда новые водяницы прибывают? – проговорила Прекраса так спокойно, словно не возился над нею распаленный похотью мужчина. – Позора мне не пережить. Вот возьмешь меня насилкою – делать нечего будет, кроме как камень на шею привязать – да и…
Игоря словно в грудь ударили – такая спокойная печаль была в ее голосе. Печаль и обреченность.
Он брал женщин силой – в покоренных селениях. Его возбуждали содрогания беспомощного тела под натиском грубой плоти. Те женщины кричали, молили о пощаде. Боялись.
Эта не боялась ничего. Даже смерти…
Или она заранее знала, чем все кончится? Или она вещая дева? Берегиня этой реки?
Вдруг затрещали ветки, на берег вырвался конь. К гриве припал молодой воин. Асмуд, молочный брат Игоря! Ох, не вовремя явился этот пересмешник!
– Княже! – крикнул встревоженно, а приметливые серые глаза так и метались по берегу. Мигом ухватил взглядом и ошеломленное, взбудораженное лицо Игоря, и девушку, лежащую навзничь… Одетую девушку!
– Дай мне своего коня, – буркнул Игорь. – Мой засекся. Поведешь его в поводу. А ты… – повернулся к Прекрасе. – Скажи, где тебя искать?
– Выбутская весь, – ответила она, садясь и спокойно собирая рассыпавшиеся волосы. – Там я живу. Что, в гости нагрянуть надумал?
Игорь зыркнул исподлобья, сам не зная, какое чувство сейчас владеет им: ярость? Отчаянное нежелание уезжать? Страх перед ее красотой и силой духа?
– Жди меня, а коли сам не смогу приехать, пришлю родича своего, Олега-князя.
– Зачем? – снова послышался ее холодноватый голос, от которого у него кровь начинала кипеть.
Игорь повернул горячего Асмудова коня, подскакал вплотную к Прекрасе – она хоть бы вздрогнула, хоть бы посторонилась! – выкрикнул, не то ярясь, не то смеясь:
– В жены тебя возьму! Поняла? И не смей мне перечить!
Больше не мог он на нее смотреть. Хлестнул коня так, что тот взвился на дыбы и только потом полетел по едва заметной тропе в чащу. Игорь припал к его шее.
«Не оглядывайся! Не оглядывайся!» – твердил себе.
Знал: оглянется – не сможет уехать от нее.
Не выдержал, конечно, – обернулся, но уже сомкнулись за спиной ветви и закрыли от него берег.
Спустя некоторое время Олег, прозванный Вещим, и впрямь привез в дом Игоря девицу Прекрасу. И стала девушка с реки Великой любимой женой князя. Поскольку она была сиротой, Олег был на свадьбе ее посаженым отцом. Оттого и назвали ее Ольгой.
Как гласят предания, было это в лето 6411-е от сотворения мира, или в 903-м – по Рождеству Христову.
* * *
– Княгиня, к тебе этотпросится… – Отрок замер у порога, переминаясь и отводя глаза.
– Кто? – не сразу отозвалась Ольга, погруженная в размышления.
– Ну этот, черноризец… – Голос отрока подрагивал от сдерживаемого страха.
Ольга с трудом сдержала улыбку. Она уже привыкла, что в Киеве побаиваются Григория – монаха, странника, приехавшего из Византии для того, чтобы устроить соборную церковь Святого Ильи. Ее прихожанами стали хазары и русы, побывавшие в разное время в Византии и принявшие там христианство. Ольга была истинной хранительницей домашнего очага – очага всего города, всего Киева. Рядом с этим очагом должно быть тепло всякому домочадцу. Именно поэтому она покровительствовала новой церкви, привечала монаха у себя, но не более того – не слишком-то вслушивалась в его обольстительные речи о распятом сыне Божием.
Не до того ей стало. В отсутствие князя-мужа всегда столько хлопот… Особенно в это лето – безумное, жаркое, засушливое лето! Измучилась земля, измучились люди. В капищах день и ночь курились священные костры, облакопрогонники [5]5
В древности славяне называли так волхвов, которые имели особую власть над погодой и особенно над тучами.
[Закрыть]прилагали все силы, чтобы нагнать на небеса хоть малую тучку, но все напрасно: видно, разгневался Сварог, отец богов и людей, на своих неразумных детушек и теперь желал их смерти. Рассказывали, некогда боги подвергли людей страшному испытанию, наслав на них Всемирный Потоп, но эта медленная смерть от жары и жажды была куда хуже всякого потопа.
Ольга страдала вместе со своими людьми, но даже и теперь не покидала ее мысль о том, что засуха как-нибудь да избудется, дождь может разразиться в любой день – вдруг, как благословение небес. А вот ее небеса, видимо, прокляли. За что?!
Вот уже сколько лет она замужем, теперь и молодой ее не назовешь, а она все никак не может родить. Диво, что Игорь любит ее, словно в первый день, что до сих пор не отослал от себя. Ведь у него, кроме жены, много и других женщин – наложниц: красивых, молодых, волнующих. Нет же – постоянно навещает ложе Ольги, любит ее, силится заронить в ее лоно свое семя… но все напрасно! Воистину прокляла светлая, весенняя богиня Лада свою жрицу!
А разве Ольга не служила ей? Разве не пекла блины в дни Масляницы и не плела венки в новолунье в честь Мокоши, богини плодородия и судьбы? Когда наступало время пахать землю, а мужчины были в военном походе, именно княгиня пролагала первую борозду в честь Велеса, скотьего бога и покровителя плодородия, второго по значению бога славян после Перуна-громовержца. И ее ничуть не пугало то, что вместо лошади в плуг был впряжен медведь – воплощение Велеса…
И точно так же она первой шла опахивать город, если к нему подступала страшная моровая язва, или коровья смерть, или иная повальная болезнь, которая не щадила ни старых, ни малых.
Служению богам, людям, мужу были посвящены ее годы. Они шли и шли, а Ольга – красавица княгиня, верховная жрица, которой поклонялись, которую любили, которую почитали, – старела. Конечно, старел и ее муж, однако мужчинам года только доблести прибавляют, Ольга увядала, словно бесплодное дерево. Словно так и не расцветший цветок. Чем, чем она прогневила богов? Уж она ли не служила им? Она ли не молила их?
– Княгиня… – подал голос забытый отрок.
Ольга встрепенулась, отогнала тягостные мысли.
– Григорий пришел? Ну, пусть войдет.
Вообще-то Григорий ей очень нравился. Это был умный, образованный человек – грек, отлично знающий обычаи многих стран, ибо он всю свою жизнь только и знал, что путешествовал. А уж как он умел рассказывать! Ольга называла его своим скальдом, своим Бояном – песнопевцем, сладкоголосым соловьем, баюном. На сей раз Григорий поведал ей историю о франкском короле Хлодвиге [6]6
Хлодвиг I (466—511) – король франков из рода Меровингов. Завоевал почти всю Галлию, что положило начало Франкскому государству.
[Закрыть]и его жене Клотильде. Он жил лет за пятьсот до княгини Ольги и был основателем Франкского королевства. Жену себе он выбрал по великой любви, а вовсе не по династическим интересам, однако эта любовь долго не была увенчана рождением детей. Хлодвиг был язычником. А Клотильда – христианкой. После смерти отца она несколько лет провела в одном из монастырей Бургундии. И задумалась: а не даруют ли небеса детей ей и Хлодвигу, если она обратит мужа в христианскую веру?
– И что же произошло? – с трепетом душевным спросила княгиня Ольга.
Григорий сурово повел бровью:
– Королева молилась… она долго молилась! Хлодвиг сначала противился ее воле, однако он очень любил жену и как-то раз решил: быть может, ее бог и впрямь могущественнее его идолов? Он принял крещение, он стал первым христианнейшим франкским королем.
Григорий помолчал, строго глядя на княгиню, а потом изрек:
– После этого у них родились три сына!
Ну да он врал, конечно. Ибо сыновья Хлодвига (Хильперик, Сигеберт и Гонтран) появились на свет еще до того, как франкский король прошел обряд крещения. И, между прочим, были у них с Клотильдой и другие дети, да только умирали они во младенчестве, сколько ни молила своего бога рыдающая королева. А крестился Хлодвиг вот почему: аллеманы [7]7
Германцы.
[Закрыть]– дерзкие грабители и разбойники – вторглись во Франкское королевство и захватили Эльзасскую равнину. Хлодвиг и его войско пытались остановить их продвижение, но удача отвернулась от них и обратила свой благосклонный лик к врагу. Тогда король в полном отчаянии воззвал к богу Клотильды – и тотчас после этого аллеманы бежали. Франки одержали победу – и король принял решение креститься, посвятив себя Господу Богу Иисусу Христу.
Эту военную байку Григорий рассказывать Ольге не стал: знал, что не произведет нужного впечатления. Для нее сейчас имели значение только дети. Хотя бы один ребенок! Сын!
Наблюдая, как омрачилось лицо княгини, как задумалась она, Григорий уже мысленно потирал руки: кажется, дело почти слажено. И только собирался ввернуть какое-нибудь подходящее к случаю библейское изречение, к примеру, насчет того, что вера горами двигает, как вновь появился отрок-слуга и передал княгине, что ее хочет видеть Святослав, жрец из святилища Сварога.
Только в этот храм да еще в капище Перуна-громовника не имела права войти великая княгиня. Ведь то были божества мужчин! Тем более удивительным показалось Ольге, что Святослав, хранитель огня Сварога, явился к ней.
Выразительно поглядев на Григория, Святослав опустил глаза и не сказал ни слова, пока священник, поджав обиженно губы, не удалился.
– За что ты не любишь его? – спросила Ольга, оскорбившись за своего друга.
Старый, словно бывший при начале мира, жрец только блеснул на нее глазами – и заговорил о другом, как бы и не слыша пустого вопроса:
– Княгиня, господин наш в походе. Я пришел к тебе. Помоги народу своему.
Ольга напряглась. Она понимала, о какой беде говорит Святослав. Только сегодня утром ей сообщили, что ночь унесла еще несколько жизней. Сухой южный ветер высасывал здоровье из старых и малых.
– Я не спал уже несколько ночей, – сказал Святослав, не сводя с Ольги усталых глаз. – Я вглядывался в изменчивый узор светил небесных, пытаясь найти ответ на страшный вопрос: неужели нынче же и окончит свой путь по земле род людской? Наконец я уснул, сморенный духотой и усталостью, и, видно, Сварог сжалился над своим верным служителем, потому что ночью увидел я вещий сон. Теперь я знаю, как заклясть дождь! Мы сами виноваты в том, что разразилась засуха.
– В чем же мы виноваты? – нахмурилась Ольга. – Разве мы не приносим богатые жертвы в храм Сварога, отца нашего? Вспомни: как только войско князя возвращается из похода, оно щедро одаривает святилище. И когда Игорь вернется вновь, он тоже не пожалеет даров!
– И все же боги гласят, что мы сами виновны в своей беде, – твердо повторил Святослав. – Воины в далеких краях льют человеческую кровь, словно воду. Воротясь из одного похода, они сразу отправляются в другой. Все мужчины беспрестанно с кем-нибудь сражаются, а в селах остаются одни женщины, дети и немощные старцы. С утра до ночи они заняты непосильным трудом. Они пашут и сеют, они валят лес для новых домов, они собирают урожай. Ты водительствуешь ими, княгиня. Ты тоже не щадишь себя… И мужчины, и женщины слишком заняты, чтобы любить друг друга: одни поглощены войной, другие – работой. Женщины даже начали пить злые зелья, которые мешают зачатию, потому что беременные не могут работать. Вот ты, княгиня, помнишь, когда в последний раз в твоем граде родился ребенок? Нет? И я не помню. У нас осталось совсем мало детей! Если так дальше пойдет, не понадобится никакая Божья кара: люди сами себя выведут под корень.
Княгиня призадумалась. А ведь Святослав прав! Жажда славы и воинских почестей совершенно затмила взоры мужчин. Они расплескивают свое семя в побежденных городах, силою беря чужих женщин, а на своих не остается сил.
– Что надо делать? – сердито спросила Ольга.
И ей вспомнился рассказ Григория. Как странно, что именно сегодня он приходил и рассказывал про короля франков и его супругу-христианку! Не знамение ли это? Не знак ли небес?
Но эта мысль мелькнула и исчезла, потому что Святослав заговорил о том, что видел во сне. Княгиня так и ахнула от изумления, а жрец вздохнул:
– Жаль, что я немолод…
– Но я тоже немолода, – пробормотала Ольга, краснея. – Ты не можешь требовать, чтобы я участвовала в этом. Я – княгиня. Мой муж в походе. Я не могу…
– Мужья других женщин тоже в походе, – прервал Святослав. – Ты предлагаешь и им остаться дома? Кто же исполнит обряд? Неужто только незрелые девы? О нет, не это я видел во сне!
– Но кто… но с кем?.. – начала спрашивать Ольга помертвелыми губами, сама стыдясь своего смущения: казалось бы, не ей, нет, не ей, княгине-жрице, участнице самых тайных и сокровенных обрядов, стыдиться того, о чем говорит Святослав. Она знала, что княгиня-жрица стоит между своими людьми и богом, стало быть, она первой должна исполнять провозвещание небес. Откуда же в ней эта робость, эта дрожь губ, трепет пальцев, холодок, бегущий по спине?
– Не трудись вопрошать, – понял ее смущение жрец. – Пусть земля ждет. Сварог пошлет ей потоки дождя.
Ольга не посмела спрашивать. Смысл загадочного ответа был ей понятен. И хоть возроптала в ней верность любимому мужу, хоть противилась княгиня внутренне тому, что придется свершить в нарушение этой верности, она все же знала: долг правительницы и жрицы велит ей подчиниться воле Сварога.
И княгиня подчинилась: вызвала к себе трех жриц и наказала им до наступления ночи обойти все дома в городе и передать, что нынешняя ночь станет ночью жертвоприношения.
Как только знойный день сменился жарким вечером, а в немилосердно чистом небе начали неохотно зажигаться первые звезды, все женщины, не посмевшие ослушаться своей княгини, поспешили выйти за городские ворота на большое поле. Трава на нем пожухла от зноя, земля была грубой и жесткой, словно берег соляного озера. Женщины стояли и ждали.
Княгиня стояла не впереди, как обычно, а среди них, в самой простой одежде. Впрочем, лишь только сгустилась тьма, как Ольга первой медленно развязала пояс, первой спустила с плеч рубаху и позволила ей упасть на землю. Все остальные тотчас последовали ее примеру.
Тишина стояла вокруг – сухая, грозовая тишина! Но вот земля слабо вздрогнула от топота. И задрожала сильней. К полю бежали люди – много, много. Вот вдали, в сумерках показались белые тени. Это были мужчины. Много мужчин. Нагие мужчины бежали к нагим, терпеливо ждущим женщинам.
– Принесите жертвы Земле-Матери любовью и чадородием! – послышался громовой голос. Это старый жрец Святослав взывал к людям.
Жаром зажгло кровь. Сердца застучали быстрее. Мужчины смотрели на женщин, а женщины смотрели на мужчин. Губы смыкались, сплетались руки. Пары возлегали на лоно земли и предавались страсти. И казалось людям, будто они изведали вкус любви впервые в жизни.
Одна только Ольга еще не лежала на земле, раздавленная чужим жадным телом. Мужчины обегали ее, словно она была защищена незримым щитом.
Мелькнувшее было облегчение тотчас исчезло, сметенное отчаянным, только женщине понятным чувством стыда и заброшенности.
«Я стара! Я страшна! – подумала княгиня в ужасе. – Никто не хочет меня! Я никому больше не нужна!»
Слезы горькой обиды ожгли глаза, и вдруг чья-то рука легла на ее плечо.
Ольга обернулась так стремительно, что чуть не упала. Но ее поддержал мужчина, стоящий рядом.
– Свенельд? – выдохнула она. – Ты здесь?!
Это был один из лучших воевод Игоря. Возрастом несколько младше князя, он изумлял своей отвагой на поле боя и мудростью в управлении уделом. Игорь уже давно отдал ему дань с угличей и право селиться в их землях. Если бы кто-то осмелился трепать языком о причинах такой щедрости, он мог бы сказать, что Игорь удалил Свенельда потому, что красивый молодой воин слишком пристально смотрел на юную жену князя. Да и она поглядывала на него с удовольствием. Может, Игорь убил бы Свенельда, но у него были одни только подозрения, а таких храбрецов, как этот удалец, было еще поискать!
Это случилось двадцать пять лет назад. С тех пор Свенельд наведывался в Киев лишь изредка. Он сопровождал Игоря во всех походах, однако нынче оставался в своих землях. И вот он здесь!
Ольга поняла, что имел в виду Святослав, говоря о потоках дождя. Он привел в Киев дружину Свенельда!
– Это не Сварог послал засуху, – проговорил вдруг Свенельд. – Это… это моя тоска по тебе иссушила землю!
О да, земля была сухая, она царапала спину Ольги. Воспаленное дыхание княгини заглушало сладострастные стоны, раздававшиеся со всех сторон. Увлажнилась земля под телами, обильно политыми любовным потом. И вдруг стало темно. Ольга открыла глаза, затуманенные любовной истомой, – и увидела за плечом Свенельда, что лик луны скрылся за черной пеленой. Тучи заволокли небо, а в следующий миг первые капли дождя упали на обнаженные, разгоряченные тела.
Дождь превратился в ливень, но чудилось, люди этого не замечают. Никто не ушел с поля до самого утра!
Святослав стоял на краю поля, смотрел на смутное колыхание тел, слушал слитные стоны счастья, утирал с лица потоки ливня, и чудилось ему, будто сам отец Сварог-Небо не мог остаться равнодушным к буйному любодейству и явился оплодотворить Мать-Землю.
«Жаль, что я немолод», – снова вздохнул Святослав.
Когда дружина князя воротилась в Киев, о засухе уже не вспоминали. Но память о чародейной ночи сохранилась. Воины обнаружили в своих домах беременных жен. Никто не посмел их пальцем тронуть, никто не посмел недоброе слово сказать: ведь они зачали от посланцев Сварога, и каждый ребенок был теперь как бы сыном бога, сыном благодатного ливня и вспаханной земли.
Молчал и Игорь. Глаза его были устремлены на беременную жену с прежней любовью, и Ольга поняла: Игорь так же, как она, мечтал о сыне, так же боялся наступающей старости и бесплодного засыхания. И так же, как она, радовался, что небеса отозвались на его моленья…
Ольга мечтала лишь об одном: чтобы Игорь никогда не узнал, никогда не догадался, в чьем именно обличье Сварог явился к его жене!
И вот родился сын. Сын родился у великой княгини! Игорь явился к жене и, по обычаю, спросил, каким именем желает она назвать сына. Губы Ольги уже дрогнули сказать: «Свенельд!», но что-то кольнуло в сердце. Страх? Осторожность? Или жалость к мужу? Поэтому она вымолвила:
– Святослав.
Игорь кивнул: так звали жреца Сварога. Хорошее имя – Священная слава. Имя для настоящего воина.
– Святослав! – закричал Игорь, показывая новорожденного собравшейся дружине.
Ольга опустила веки. Славяне говорят, что у каждого человека должно быть еще одно имя – тайное, сокровенное, никому не ведомое, кроме бога, под покровительством которого он рожден. Пусть один лишь Сварог знает, что тайное имя Святослава – Свенельд. Пусть одному лишь Сварогу будет известно, кто истинный отец мальчика!
Но ведал сие не только Сварог…
* * *
Прошло три мирных года. Ольга чувствовала себя счастливой – как никогда раньше. Подрастал сын, пестуном его был Асмуд – молочный брат Игоря, и под водительством этого могучего воина Святослав чуть не с колыбели начал тянуться к оружию. Ольга все никак не могла поверить в чудо: у нее – сын! Она расцвела от счастья. И чудилось ей, что никогда раньше, даже в юные годы, не была она такой красавицей. Впервые за последнее время без страха, а с гордостью смотрелась Ольга в зеркало, привезенное ей мужем из греческого похода.
Но спокойные времена в ту баснословную эпоху были редкостью… И вот как-то раз вспыхнула ссора между дружинниками Игоря. Военная добыча подошла к концу, а рать богатеет не миром, но битвой. И стали дружинники смутьяниться, упрекать князя за то, что давно не платит им жалованья:
– Отроки [8]8
В ту пору это было не только обозначением возраста, но и названием молодого воина.
[Закрыть]Свенельда богаты оружием и одеждой, а мы все обносились, словно нищие, а не княжьи воины. Пора, господине, идти за данью. И себе добудешь, и нам.
Ольга, которая была при сем разговоре, увидела, как лицо Игоря окаменело. На воре, всем известно, шапка горит: она не могла спокойно слышать имя Свенельда и сейчас почуяла вещим сердцем беду. Дошли до князя какие-то смутные слухи, или, может быть, он уже не мог спокойно видеть черные глаза сына. Ведь и он сам, и Ольга были светлооки, как истинные варяги-русь, а Свенельд, матерью которого была смуглая женщина из племени радимичей, зачаровывал всех своими глубокими черными глазами. Игорь потерял голову и утратил всякую осторожность. Подавленная, глубоко запрятанная ревность вырвалась из бездны души и ослепила его. С женой простился, как никогда раньше, холодно. Ну а Ольга, впервые утратив привычную сдержанность, зарыдала в голос, когда завилась пыль за последними конями двинувшейся в поход дружины. Горько было – невыносимо, томила смертная мука. А может быть, она уже чуяла, что больше никогда не увидит Игоря живым?
Так оно и вышло.
Взято было у древлян много – столько, что увезли дань с трудом. Однако Игорю показалось этого мало. И, отправив домой большую часть дружины, он с оставшимися воинами вернулся в Искоростень – главный град земли древлянской – и потребовал еще дани. Узнав о его возращении, древляне мрачно рассудили:
– Если повадится волк к овцам, то вынесет все стадо, пока не убьют его. Так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит!
Они убили Игоря и дружину его, так как было ее мало. И зарыли тела в лесу.
Это было самым страшным для Ольги. Не гибель мужа – вернее, не только она. Воин должен быть готов к гибели, это участь его! Она была в ужасе прежде всего от того, что князя, воина, потомка варягов зарыли в землю, словно падаль…
Викинг, варяг попадал в Валгаллу, рай для воинов, только в том случае, если тело его было сожжено в погребальной ладье. Именно этот корабль доставлял его в обитель мертвых, только огонь возрождал для новой жизни на том свете. А Игорь был лишен этой чести. Его закопали в землю, будто смерда… На тот свет он придет наг и нищ, без оружия, без боевого коня, без необходимого припаса. Бедняком придет, хотя собрал в своем доме множество драгоценностей и прекрасных, редкостных вещей. А главное – он явится на тот свет один-одинешенек, без боевого коня и раба, без наложниц своих. И – без любимой жены…
Неведомо, взошла ли бы Ольга на погребальный костер мужа в знак своей нескончаемой, непереносимой скорби. Может быть, да. А может быть, и нет: ведь у нее подрастал сын, которому необходима материнская любовь и забота. Он слишком мал был еще, чтобы остаться один! Однако то, что ее, княгиню, лишили права выбора, что не удалось решить для себя: жить или умереть, – это приводило ее в бешенство и лишь усугубляло скорбь.
Но что же было делать? Пришлось смириться с навязанным ей жребием и остаться жить – остаться правительницей, великой княгиней. Государыней.
За свои неоспоримые права владычить в Киеве Ольга могла не опасаться: она осталась, как говорили в старину, матероювдовою: матерью при сыне-наследнике. Именно она должна была сидеть на вдовьем стольце, то есть сидеть на княженье, управлять землею, домом, владением, имуществом умершего князя. Это был старый обычай, общий для славянской земли. И она управляла землею, как подлинный князь. В самом деле – она поступила как истинный правитель и воин (неслучайно употребляются эти слова в мужском роде!). Первым делом правитель показывает врагу свою силу и мощь. Первым делом воин требует кровь за кровь.
Ольга первым делом отомстила за мужа.
В истории, которая будет рассказана дальше, поражает наглость древлян. Воистину это было дикое, безбожное племя, даром что говорило на славянском наречии. Только древляне – среди множества всех других соседних племен и народов! – усомнились в праве Ольги владеть Киевским престолом. Что за глупости?! Женщина – правительница? Не должно такого быть. Надобно выдать княгиню русов замуж за князя древлян Мала и дать ему править в Киеве и владеть всей окрестной землей! Вот как решили они.
Древлянам понадобилось усугубить свою победу над Игорем. В принципе, их можно понять – одолев князя, они сочли княгиню легкой добычей: «Вот убили князя мы русского; возьмем жену его Ольгу за князя нашего Мала, и Святослава возьмем, и сделаем ему, что захотим».
И в беспримерной наглости своей они отправили двенадцать лучших мужей сватами к Ольге. Их ладья пристала под Боричевым подъемом.
Ольга в то время была в Киеве уже не одна: ее охранял, во-первых, Асмуд, пестун Святослава, а во-вторых… в Киев прибыл Свенельд. Причина приезда была приличная: он привез своего сына Мстишу, Мстислава, чтобы был друг у маленького княжича. Сам Свенельд стал вторым воспитателем Святослава. Естественно, что Ольга позвала отца для воспитания сына. Однако если и делила она украдкой ложе с храбрым воеводою, то никому в Киеве сие не было ведомо.
