Текст книги "Крутой мэн и железная леди"

Автор книги: Елена Арсеньева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Федоровского, пять «а», – сообщил Пак, перегнувшись в салон. – Квартира… квартира семьдесят.

– Значица, седьмой этаж, – сообщил Ваня, тоже перегибаясь из кабины. – Я в таком же доме живу. Молитесь, люди добрые, чтоб лифт работал!

– Ну что, – спросил Юрий, робко беря Алёну за руку. – Здесь посидите? Или, может, с нами пойдёте?

– Да пойду уж, раз привезли! – сказала она сердито. – Но только если за это время ваш друг не позвонит, я потом уеду домой, ладно?

– Честное слово, я ему сам снова позвоню, – пробормотал Юрий, с трудом сдерживая улыбку. – Пошли, пошли!

Домик имел, конечно, еще тот вид… Вокруг крыльца уже успела нарасти полынь, ступеньки были выщерблены так, словно по ним ежедневно маршировало стадо слонов. Юрий споткнулся и чуть не упал, но удержался на ногах, только буркнул:

– Плохая примета!

Примета, впрочем, не сбылась: лифт работал, и бригада очень споро поднялась на седьмой этаж. Тишина в подъезде царила просто-таки лесная! Только в лесу немножко другие запахи, конечно…

Подошли к двери с цифрой 70, Юрий только поднес руку к звонку, как вдруг отдернул ее и принялся нервно шарить по карманам халата.

– Ёлки, – сказал сердито. – Я телефон забыл. То есть он у меня на сиденье выпал, что ли? Ну наверняка… Алёна, не в службу, а в дружбу – спуститесь за ним, а? Лифт работает, так что это вам без проблем. Нам нельзя без связи на вызове, понимаете?

– Конечно, какие вопросы? – Алёна нажала на кнопку, и дверцы лифта, только что со скрипом закрывшиеся, с таким же скрипом открылись опять.

– Кто там? – спросил в это время за дверью взволнованный мужской голос – молодой, как показалось Алёне.

– «Скорую» вызывали? – ответил Юрий привычным паролем, щелкнул замок, но в это время Алёна уже вошла в лифт и отправилась вниз.

Телефона на сиденье в салоне не оказалось. Пришлось вызывать на помощь Пака и выдвигать из-под сиденья какой-то тяжелый сверток, обернутый полиэтиленом. Но телефона не было и за ним.

Обшарили весь салон – ничего не нашли. Неужели Юрий потерял свой мобильник на улице Июльских Дней, пока садился в машину – вернее, пока запихивал туда истерически причитающую писательницу? Алёна мигом почувствовала себя виноватой и, понурившись, побрела к подъезду. Наверное, именно потому, что она шла повесив голову, она и увидела что-то блестящее в полынных кущах у крыльца.

Сунула туда руку и, выпрямившись, радостно замахала Паку своим трофеем: это был телефон! Мобильник Юрия! Получалось, доктор Литвиненко его выронил, когда споткнулся на ступеньке.

Алёна немедленно вспомнила, как несколько дней назад они с Сан Санычем и Львом Муравьевым аналогично шарили в такой же полыни около ее родимого крылечка – в поисках пульта или ключа от «БМВ» Влада Сурикова. Тогда не повезло, а сейчас повезло, однако!

Впрочем, воспоминание о том вечере, о той ночи и обо всем, что за ними последовало, все равно подпортило ей настроение. Чтобы отвлечься, она принялась рассматривать телефон Юрия.

Ага, вот и знакомая цифирка 02 на дисплее. Значит, Юрий так и не стал менять значение клавиши. На дисплее нарисовался конвертик – знак неотвеченного вызова или поступившего сообщения. Наверное, наконец-то прислал SMS-ку его друг, тот самый, который разузнавал координаты Влада! Может, посмотреть? Дурное дело нехитрое…

Нет, если Алёна заглянет в сообщение, то придется признаваться в содеянном Юрию. Скрыть сей факт никак не удастся: ведь значок неотвеченного вызова в этом случае исчезнет с экрана, и позднее, наткнувшись на это сообщение, Юрий сразу поймет, что его прочел кто-то другой. И не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться: это писательница Дмитриева, интеллигентка, типа «Достоевский», в натуре, оказалась такой нескромной. Можно, конечно, переслав себе координаты Влада, уничтожить сообщение в мобильнике Юрия, чтобы замести следы, но это глупо. Он тогда начнет названивать другу, напоминать об адресе, тот рассердится: мол, я же послал тебе эту несчастную SMS-ку! С другой стороны, мобильная связь не слишком-то совершенна… Известны случаи, когда сообщения не доходили до адресатов… Юрию небось и в голову прийти не может, что писательница Дмитриева, интеллигентка, типа «Достоевский», оказалась такой ушлой особой!

А может, это вовсе не то сообщение, которое ей нужно?

Войдя в лифт, Алёна не удержалась-таки: первым делом нажала не на кнопку с цифрой семь на стенке, а на клавишу с цифрой 2 на телефоне. В ее мобильнике именно эта клавиша указывала на не отвеченные вызовы. У Юрия оказалось так же. Ну да, «Siemens'ы» – близнецы-братья… Вот список. Алёна посмотрела на верхний номер. Ага, это не SMS-ка, а обычный звонок, вдобавок, с городского телефона: 30-19-20.

Что за фокусы?! Да ведь это телефон «Барбариса», по которому она сама звонила недавно, выискивая Николая Носачева! Каким образом кто-то в «Барбарисе» может знать Юрия Литвиненко и звонить ему? Мир, конечно, тесен, но не настолько же!..

Да нет, не тесен, не тесен! Телефон «Барбариса» – 30-20-19, похоже, но не до такой степени, чтобы сразу лезть из-за этого на стенку. А ты полезла, дорогая.

Поэтому давай-ка живенько спускайся с этой стенки и жми на семерку, ты и так кучу времени потратила, там, наверное, с Инной Простаковой все проблемы уже решены.

Госпожа Простакова – это откуда? Ага, «Недоросль»! Вот если бы Влад тогда в «Барбарисе» спрашивал, кто написал «Недоросля», можно спорить, что вообще никто не ответил бы. Кроме Алёны Дмитриевой. Денис Фонвизин, вот кто! А еще он написал комедию «Бригадир», и фамилия его раньше писалась не в одно слово, а через дефис: Фон-Визин, вот так!

Лифт остановился. Алёна положила телефон Юрия в карман курточки, вышла на площадку и уже поднесла было палец к кнопке, как увидела, что дверь приоткрыта. Понятно – для нее оставили, чтобы не отвлекаться на звонок.

Она осторожно вошла в просторную прихожую, в которой не было ничего, кроме зеркала на стене. А куда здесь вешают одежду? Наверное, вон в ту нишу, но ладно, не полезешь же туда без ведома хозяев, придется так и остаться в куртке, благо, тут нет никого, свихнувшегося на чистоте, вопящего в священном ужасе: «В верхней одежде?! В обуви?! Куда?!»

Алёна с сомнением посмотрела на пол. Да, и в мыслях нет разуваться здесь.

А где все?

Из прихожей вели две двери, обе аккуратно прикрытые.

Из-за одной слышался спокойный, как течение лесной реки, голос Юрия. За второй было тихо. Алёна осторожненько потянула дверь, за которой раздался голос доктора Литвиненко, заглянула в образовавшуюся щелочку – да так и ахнула.

Не каждый день увидишь такую картину, как та, что ей открылась!

Посреди комнаты в позе, отдаленно напоминающей позу танцующего Шивы: на одной ноге, другая, согнутая в коленке, впереди, одна рука над головой, вторая прижата к боку (еще восемь, имеющихся у Шивы, отсутствуют) – стояла голая девица. Всем хорошая девица, как выразился бы любимый Булгаков, кабы не портила ее боевая раскраска, нанесенная на тело. То есть о боди-арте Алёна слышала, конечно, – более того, ее добрый друг, знаменитый нижегородский художник по прозвищу Леший, очень активно этим искусством промышлял, однако здесь потрудился какой-то сумасшедший. Более всего девица напоминала даже не картину, а палитру художника, где тот смешивает краски абы как, безо всякого смысла. Причем преобладали черно-фиолетовые тона, с редкими промельками зелени и интенсивной серебрянки. Поскольку Алёна была барышня начитанная, эрудированная, кое-что знала о мифологии разных стран, в том числе индийской, то она тотчас сочла, что раскрашенная девица более напоминает не бога Шиву, а злую богиню Кали. Как известно, ее называли черная Кали – и за цвет кожи, и за свирепость нрава.

Эта «Кали» (в миру, надо полагать, звавшаяся Инной Простаковой – не нужно быть автором многочисленных детективов, чтоб разгадать ее имя!) оказалась жгучей брюнеткой с торчащими в разные стороны короткими, жесткими волосами. Лицо ее было жутко бледным, с алыми пятнами на щеках – пятна тоже имели, без всякого сомнения, искусственное происхождение. Заслышав шорох, девица открыла темные жгучие глаза, вокруг которых были нарисованы (вернее, наляпаны) лиловые тени, и уставилась на Алёну.

– Принесите растворитель, мне нужно заточить ножи, – изрекла она повелительно.

– Кто там? – послышался голос Юрия Литвиненко. – Алёна, вы? Заходите.

Алёна, не сводя глаз с девицы, бочком просочилась в дверь.

Юрий прислонился к стене по другую сторону от входа, держа в руках две кисти, вымазанные красным. Около него стоял табурет, на нем – несколько тюбиков и баночек с гуашью, в том числе – стеклянная пол-литровая банка с красной краской. Больше в комнате ничего не было, кроме кучки перемазанных краской газет. Правда, окна были завешены жалюзи, а в углу еще стоял маленький проигрыватель для компакт-дисков, но это всё, вся обстановка.

– А где Ваня? – шепнула Алёна, мгновенным взглядом окидывая интерьер (да уж, много времени на это не требовалось!).

– Вышел на кухню с другом девицы. Бедняга в истерике – у барышни башню снесло буквально на его глазах, и пока мы ехали, она тут успела показать себя во всей красе! Кроме того, хоть Ванька и нагляделся всякого на нашей работе, но когда Инна Константиновна плюхнулась тут перед ним, раздвинув ноги, и пальцами принялась показывать, что конкретно с ней необходимо сделать, – вот прямо сейчас и как можно скорее! – Ванечка малость сомлел. Для ее друга это стало последней каплей – зарыдал в голос. Ну, я их отправил на кухню, принять триста капель эфирной валерьянки.

Всегда, когда Алёна слышала от кого-то цитату, пусть даже раскавыченную, а уж особенно если это была цитата из обожаемого Булгакова, она начинала смотреть на того человека с симпатией. Юрий, словно почувствовав это, бросил на нее короткий взгляд, подмигнул и сказал:

– Вам, наверное, интересно, что тут происходит? Реактивно начавшаяся шизофрения. Девушка повздорила со своим молодым человеком и решила покончить с собой. Эта боевая раскраска – результат необратимых процессов, произошедших с ее телом. Сначала она нанесла себе удар ножом, – Юрий помахал одной из кистей, – в солнечное сплетение и умерла. Начала разлагаться. То есть перед вами, Алёна, разложившийся труп. Но еще живой, как выяснилось вскоре. И наша пациентка желает завершить дело, нанести себе еще пару-тройку смертельных ран.

При этих словах Алёна почему-то вспомнила один крошечный эпизод своей боевой биографии. Очень недолгое время (давно это было!) она работала редактором издательства, беспрестанно вступая в конфликты с маститыми писателями, ибо искренне полагала, что их творения читать на том свете Булгакову и Бунину будет стыдно. Последней каплей стал глобальный конфликт с нижегородским классиком, который уверял читающую массу, что его герой застрелился с четвертого выстрела в висок. Отчего-то именно этот забавный и грустный эпизод ее жизни пришел на память сейчас, когда размалеванная девулька собралась нанести себе пару-тройку смертельных ран… кистями с красной краской!

– Буйство началось, когда ее друг отобрал у нее кисти, – продолжал Юрий.

– А зачем? – наивно спросила Алёна. – Может, отдать ей кисточки, да пусть красится, пока не надоест.

– Видите ли, ее друг – студент-психолог. И он знает, что это за штука такая – психосоматика. – Он поглядел на Алёну, но увидел на ее лице только сущее непонимание. – Ну хорошо. Условно, очень условно говоря, психосоматика – это физическое проявление психического расстройства. Ну, например, человек нервничает – и его тело покрывается сыпью. Понятно? А теперь поглядите сюда… – И Юрий кивком указал на черно-лиловый живот барышни с прижатой к нему ладонью.

Алёна глянула – да так и ахнула, увидев, что между пальцами одна за другой струятся капли. Это была не краска, как ей показалось сначала! Это была кровь!

– Она ранена!

– Конечно, – кивнул Юрий.

– Что, кистью?.. Вот этой колонковой кисточкой?! – Алёну замутило.

– Да ну, что вы глупости говорите, – быстро, сердито и очень тихо произнес Юрий. – Какого черта, она что, филиппинский хилер? Натуральное проникающее ранение колющим или режущим предметом! И великая сила искусства тут совершенно ни при чем. Я пока еще толком не понял, сама она себя пырнула или ее парень, который тоже выглядит… нездоровым, мягко говоря, но на всякий случай отправил с ним Ваню на кухню. Якобы успокаивать.. Надеюсь, Ваня его зафиксирует, вы же видели его мускулатуру. А я неспособен работать, если знаю, что мне в любую минуту могут ножик под лопатку воткнуть. Не исключено, впрочем, что девушка сама себя порезала, но сейчас у нее, по крайней мере, нет оружия. Поэтому давайте поступим так. Я ей еще какое-то время зубы позаговариваю, а вы сейчас выйдете в прихожую и оттуда позвоните к нам на станцию, чтобы прислали бригаду поддержки. Только тихо, тихонечко, чтобы на кухне слышно не было. А то еще перевозбудится парень. Поняли? Идите, да побыстрее, неизвестно, сколько я смогу ее тут уговаривать, чтобы она эту рану держала.

Алёна тупо смотрела на него. Ей показалось, что она попала в какой-то сумасшедший сон, в сущий кошмар… в магическую, правда что, реальность! У нее в голове как-то странно шумело, случившееся чудилось абсолютно неправдоподобным. То, что говорил Юрий… то, что происходило… чушь какая-то! Сначала про одно, потом про другое. Психосоматика или проникающее ранение? Одно, конечно, не исключает другое, но…

– Идите же! – приказал Юрий раздраженно. И, подчинившись его властному голосу, Алёна открыла сумку, достала телефон и шагнула было за порог, но тут на пути ее возник какой-то человек.

Алёна отпрянула, задохнувшись: судя по фигуре, обнаженной по пояс, по стройным бедрам, обтянутым джинсами, он был молод, однако лицо… это была какая-то фиолетово-черная жуть с белыми разводами! Некоторым образом это напоминало раскраску раненой девушки, и Алёна вдруг задумалась, кто кого раскрашивал: больная своего друга или он ее? Во всяком случае не было сомнений, что перед ней стоял именно друг помешавшейся девушки, тот, кто вызвал «Скорую», очень может быть, сначала раскрасив пациентку и доведя ее до умопомешательства…

– Ну что, Инка? Все в порядке? – спросил парень, делая шаг в комнату и улыбаясь своей подружке, которая при виде его тихо ахнула и попятилась к стене.

«А где Ваня?» – хотела спросить Алёна, но не успела: Юрий повернулся к ней и крикнул:

– Беги!

Шанс у нее был, конечно, если бы раскрашенный не оказался так проворен. Она еще осознавала смысл этого крика, а парень в одно мгновение перехватил ее руку, крутанул так, что телефон запрыгал по полу, а сама Алёна просто-таки улетела к противоположной стенке. Ударилась так, что потемнело в глазах. Но и сквозь эту тьму, и сползая на пол, она видела, как парень прыгнул к Юрию. Несколько мгновений они пронзали друг друга бешеными взглядами, потом последовал обманный бросок парня – Юрий крутнулся, выбросив ногу, но был перехвачен, брошен на пол, парень оседлал его, одной рукой придавливая голову… потом кулак раскрашенного взлетел, опустился Юрию на затылок…

Алёна зажмурилась, подавляя приступ тошноты.

В ушах звенело. Она открыла глаза и увидела, как бледные на темном лице губы парня шевелятся: он что-то говорил, но Алёна не слышала ни слова. Видимо, говорил он что-то ужасное, потому что раскрашенная девушка вдруг забилась на полу, заметалась, попыталась скорчиться, заползти в угол, пачкая пол краской, алыми каплями, вытекавшими между ее пальцев… однако парень вытолкнул ее из спасительного угла, пнул, потом выдернул из джинсов ремень и захлестнул на ее горле.

Алёна видела, как та открывает рот – наверное, кричит, – но не слышала ни звука: в ушах уже не звенело, в них грохотала кровь.

В эту минуту парень бросил на нее взгляд исподлобья, и губы его расползлись в улыбке. Что-то сказал. Алёна затрясла головой, пытаясь пробиться к этим звукам, а он, наверное, понял ее жест как отказ, отрицание, потому что шагнул к ней так грозно, что она резко отпрянула, больно ударившись спиной о стену.

Видимо, от боли у нее наконец-то прорезался слух. То есть в ушах по-прежнему звенело, но теперь она хотя бы различала голос этого чудища в джинсах, с размалеванным лицом.

И все же потребовалось какое-то время, прежде чем Алёна смогла увязать раскаленные от злобы звуки его речи в слова, прежде чем слова сплелись в цепочки фраз, прежде чем эти фразы обрели смысл.

Да нет, никакого смысла не было в том, что он говорил!

Он орал, что санитар (это фельдшер Ваня, это он Ваню так назвал!) лежит на кухне и у него вскрыты вены. Сумасшедшая Инка тоже вот-вот истечет кровью, а может быть, он ее задушит ремнем. Если тварь – он так называл Алёну, он так и сказал ей: «Ты, тварь!» – хочет их спасти, она должна сейчас же, вот сию минуту, раздеться перед ним.

* * *

Из дневника приема.

Расшифровка магнитофонной записи

Пациент О.

– Убьете? Ее? Жуткие вещи вы говорите, я просто не могу поверить, что это такая клиническая картина…

– Не можете поверить? А вы поверьте! Я вот подумал: что, если мне ее подстеречь и подстрелить из-за угла – как вы думаете, вдруг станет легче? А? У меня и пистолет есть… боевой… случайно раздобыл… А? Как вы думаете?

– А вы хорошо стреляете?

– Ну… да. В тире попадал в мишень нормально.

– Когда-то и я стрелял изрядно. А вы, мой друг, попадете ли в карту на тридцати шагах? [13]13
  Искаженная цитата (перефразировка) из «Выстрела» А.С. Пушкина: «Право? – сказала графиня с видом большой внимательности. – А ты, мой друг, попадешь ли в карту на тридцати шагах? « (Ред. ).


[Закрыть]

– Куда? В какую карту?

– Не обращайте внимания, это Пушкин. Александр Сергеевич.

– А, знаю. «Евгений Онегин». В школе проходили.

– Кстати, вам Пушкин нравится?

– Да ничего.

– А кто еще из классиков нравится?

– Ну… мне Акунин нравится.

– А он уже классик? Впрочем, вы, пожалуй, правы. Но я имел в виду школьных классиков. Вот к примеру: кто написал повесть «Тарас Бульба»?

– А ее что, в школе проходят?! Хотя да, помню… «Чем я тебя породил, тем и убью». Лермонтов, что ли? А, Гоголь! Или нет?

– Да-да, он самый. Но просто удивительно, сколь мало народу знает, кто написал эту несчастную повестушку. Кстати, в тех словах, которые вы процитировали, два слова лишних [14]14
  У Гоголя: «Я тебя породил, я тебя и убью».


[Закрыть].

– Какие?

– Не скажу. Сами подумайте. Если хотите, это такой психологический тест. Ну, сообразили?

– Слова «я» и «тебя»? Просто так надо говорить: «Чем породил, тем и убью?» Вы смеетесь? Я ошибся? А в чем смысл теста?

– В том, что либидо у вас не настолько подавлено, как вы думаете. Это раз. А во-вторых, вы сами, неосознанно, не отдавая себе в этом отчета, назвали способ, к которому прежде всего склоняетесь для разрешения ваших отношений и для освобождения.

– В смысле?

– В смысле, ключевое слово теста – «чем». Понятно? «Чем я тебя породил…» Может быть, вам просто найти ее и переспать с ней? Как-то устроить это, ведь вы очень красивы, а она, судя по вашему рассказу, из тех дам, которые в определенные годы начинают испытывать неодолимую тягу к молодым парням.

– Я уже думал об этом. Но здесь полный дохляк. Нет, не в том смысле, что этого нельзя устроить. Можно, наверное… Только я ее убью, вы понимаете? Я не смогу удержаться. Задушу… так сказать, в порыве страсти.

– Да вряд ли. Я думаю, напряжение с вас спадет, все обойдется. Вы излечитесь, только и всего.

– Типа клин клином вышибай?

– Ну где-то как-то…

– Не знаю… сложно представить, что у меня все наладится после того, как я ее трахну. Понимаете, уже сколько – четыре года прошло? Она уже старая стала, наверное…

– Да, она стала старше на четыре года. Как и вы, между прочим. Вам теперь уже двадцать. Или вы по-прежнему воспринимаете себя шестнадцатилетним мальчиком?

– Да нет, вроде вырос маленько… Думаю, она меня и не узнала бы при встрече.

– А вы ее?

– Не уверен. Наверное… Говорю же, я как сейчас вижу ее лицо – то, каким оно тогда было.

– Ну, вряд ли оно так уж клинически изменилось – за четыре-то года! Впрочем, знаете что? Не принимайте мой совет слишком серьезно. Я сказал, а потом подумал: ну в самом деле, как это устроить? Не можете же вы просто так ей позвонить и назначить под каким-то предлогом встречу, верно? Или открытым текстом: так, мол, и так, хочу и прочее… Это нонсенс! Конечно, она может случайно оказаться в одном из ночных клубов, в которых вы работаете. И снять вас – на час или на ночь за деньги. Кстати, никогда видеть ее в клубах не приходилось?

– Нет.

– Ну, вы могли не заметить…

– Не мог. Не мог не заметить.

– То есть?

– Знаете, этот разговор с вами… он мне очень многое в себе самом открывает. Я только сейчас начинаю понимать, что все эти годы неосознанно ее искал. Что я только и мечтал о повторении. Но именно о повторении! Не просто так – я увидел ее в каком-то месте, начал с ней играть во время выступления, раззадорил и добился того, что она меня сняла. Нет! Я хочу, чтобы все было точно так, как в тот раз. Чтобы она передо мной танцевала, раздевалась, чтобы соблазняла меня, а я бы ничего не мог с собой поделать…

– Послушайте, вы что – влюблены в нее?

– Вы с ума сошли.

– По-моему, не я, а вы сходите с ума по этой женщине.

– Ну да, раз пришел к психиатру, значит, псих?

– Останься в живых, отчаянный псих…

– Что? А, это из песни. Помню.

– Ну да. Одна из моих любимых песен. Вообще, «Би-2» – это что-то, конечно… Помните? «Теряю голову я… любовь нечаянная… как среди белого дня… она накроет меня!»

– Вы издеваетесь, что ли?!

– Ну да, а вы что, еще не поняли? Человек, у которого болит, условно говоря, голова, идет сначала к врачу, но потом, получив рецепт, бежит в аптеку за лекарством. У вас болит душа. Я даю вам рецепт…

– Но этот рецепт не в аптеке! В смысле, не лекарство из аптеки! Это все равно, как если бы вы посоветовали человеку с больной головой пойти и разбить ее о стену!

– Да, бывает такая боль, что и в самом деле хочется размозжить голову о стенку. Или хотя бы сильно удариться обо что-то. Иногда помогает. А душевная болезнь – далеко не мигрень… Но вы правы, внутренне сопротивляясь мне. Слишком много должно произойти случайных совпадений для того, чтобы она оказалась в такой ситуации, какая вам нужна. Не устраивать же наблюдательный пункт напротив ее окон – ждать сутками, пока ей снова ударит в голову снимать стресс с помощью стриптиза…

– А вы что, думаете, она таким образом снимала стресс?

– Между прочим, не столь уж редкий случай. Многие дамы определенных лет – ну, не рабоче-крестьянки, понятное дело, а дамы из имущих классов! – пытаются таким образом реабилитироваться после нервных перегрузок и стрессов. Несколько лет назад у нас в городе был клуб с жутко претенциозным названием «Ла ви он роз», где дамы – отнюдь не одиночки, а все замужние, детные, как принято выражаться! – танцевали стриптиз в пустом зале… причем каждая была уверена, что за ней подглядывают мужчины. Именно это и придавало тайному пороку такую остроту, именно это и давало им такой кайф. Не просто перед аудиторией раздеться – на это не всякая способна, это скорее напрягает, чем разгружает! – а тайное подглядывание…

– А как вы думаете, она знала, что я тогда за ней подсматривал?

– Да почти уверен.

– Ну и сучка же она тогда! Ну и тварь!

– Послушайте, мой юный друг! А не слишком ли дорого вы цените свою утраченную невинность? Вы получили превеликое удовольствие – сами говорили! – приобрели опыт и заболели – но не вульгарной венерической болезнью, а благородным безумием. Чем это плохо, ради бога?!

– Благородным безумием? Ничего себе! Что ж тут благородного?! Я спятил! Я хочу избавиться от этого! Я свихнусь, если это еще продлится! Я хочу нормальную жизнь, жену хочу, ребенка! Помогите мне! Помогите!

– Хорошо, помогу. Еще один вопрос… Нет, потом.

– Ну уж говорите, говорите, какой вопрос?

– Вы стихи Цветаевой любите?

– Кого?

– Все ясно. Марина Цветаева – поэтесса такая была, очень знаменитая. Великолепные стихи… В одном из них есть такие строчки:

 
Как живется вам с простою
Женщиною? Без божеств?
Государыню с престола
Свергши (с оного сошед),
 
 
Как живется вам – хлопочется –
Ежится? Встается – как?
С пошлиной бессмертной пошлости
Как справляетесь, бедняк?
 

Потом там еще какие-то строки, и под занавес:

 
Как живется вам с стотысячной –
Вам, познавшему Лилит?
 

И так далее…

– Государыня? Лилит? Фу-ты, ну-ты!.. Да ведь вы же ее не видели никогда в жизни, чего же так высоко ставите? Вы ж ее не знаете!

– По вашим рассказам я какое-то представление, конечно, составил, но в основном вы правы – я ее не знаю.

– Ну и вот! Там по большому счету смотреть не на что! Обыкновенная тетка преклонных лет! Просто я мальчишка был, ошалевший от спермотоксикоза, вот и зациклился на ней! Сам дурак! И еще вы… масла в огонь! Ну вот что! Поможете мне или нет? Говорите раз и навсегда!

– Я врач. Вы – мой пациент. Долг врача – помогать пациенту.

* * *

– Как это? – глупо спросила Алёна. – Зачем?

Он молчал, странно, тяжело переводя дух.

Боже мой, да ведь он и сам безумный, сумасшедший! Она в руках сумасшедшего, ее жизнь и жизнь других людей!

Вроде бы не о чем думать. Подумаешь, раздеться! Почему же ее так трясет, так колотит от ужаса?

– А потом? – выдавила она.

– Всё, что я захочу. Но потом. Сначала раздевайся.

Всё, что он захочет!

Алёна тяжело сглотнула. Сколько времени они здесь, в этой квартире? Минут десять, а то и больше. Во всяком случае Юрий – больше. Сколько времени нужно, чтобы Пак забеспокоился? Час, как минимум, это точно.

Алёна слегка покачала головой. Если удастся выбраться отсюда, в жизни никуда не поедет больше с Паком, даже если это будет нужно для очередного романа. В прошлом году они со Светой попались в кошмарный переплет, и тогда их тоже вез Пак! Можно подумать, он в негласном сговоре со всеми злоумышленниками в Нижнем Новгороде.

Итак, ждать помощи от водителя бессмысленно, он будет сидеть и в ус не дуть, если только не последует новый вызов. Тогда Пак начнет звонить на мобильник Юрия, а телефон не ответит.

Потому что он у Алёны в кармане.

Ну да, ее мобильник вместе с сумкой валяется вон в том углу, а телефон Юрия – здесь.

И если улучить минуту, она может нажать на тревожную кнопку 02, может вызвать милицию!

Только как ты ее улучишь, эту минутку?

Немедленно всплыло воспоминание о том, как тогда же, в прошлом году, сидя между двумя своими похитителями, она пыталась нашарить сквозь плащ телефон в кармане и активировать свой последний вызов, чтобы хоть кому-то хоть как-то дать знать, где она и что с ней.

Тогда не удалось. А сейчас…

Она сунула руки в карманы, съежилась, посмотрела исподлобья:

– Ты с ума сошел? Зачем это тебе! Ты что? Женщин не видел? Ты знаешь, сколько мне лет? Твоя девушка молодая и красивая, на нее вон смотри на раздетую!

Господи, да если бы еще сегодня утром кто-то сказал, что Алёна Дмитриева, любительница мини-юбок, высоких каблуков, глубоких вырезов, стрингов и молоденьких красавчиков, начнет корчить из себя чуть ли не пенсионерку… Ну да, попадешь в такой переплет, наверное, будешь корчить!

Она осторожно ощупывала в кармане телефон. Господи, хоть бы не выключить его ненароком!

Парень глядел на нее исподлобья. Бледные губы его шевелились. Алёна почему-то обратила внимание, что волосы его гладко зачесаны назад и прилизаны гелем или лаком сбрызнуты. Волосы были довольно длинные, какого-то неопределенного цвета.

– Хорошо, – пробормотал он. – Не понимаешь, что я тебе говорю? Тогда смотри.

Он легко, пружинисто прошел к неподвижно лежащему Юрию, нагнулся над ним, взял за голову и чуть приподнял. Юрий не шевелился, глаза его были закрыты.

Безумец посмотрел на Алёну.

– Ты это, наверное, только в кино видела, да? – спросил он почти дружелюбно. – Ну так я тебе покажу, как это в жизни делается. Вот так: чуть-чуть поворачиваешь назад, потом рывок – и все. Мгновенно и безболезненно! То есть он-то ничего не почувствует. Тот ваш санитар на кухне тоже кровью потихоньку истечет. Ну и Инка тоже. А тебе хуже всех придется, это я обещаю!

Самое страшное было, что он не бесновался, не метался туда-сюда, не потрясал кулаками, не грозил, не выл… словом, не исполнял всех тех трюков и номеров, которые полагалось бы исполнять безумцу. Он говорил холодно, негромко и на диво логично, и именно от этой его спокойной логичности Алёне вдруг легла на спину чья-то влажная, мохнатая ледяная лапа и принялась прохаживаться вверх-вниз…

И в тот же миг ею овладело ледяное спокойствие. Как это спокойствие уживалось с жутким страхом, который она испытывала, Алёна не понимала, но вот как-то уживалось. Может быть, это объяснялось тем, что рука, сжимавшая телефон, наконец-то его увидела . Теперь Алёна знала, куда нужно нажимать. Ну и вдавила ноготь в край клавиши…

Сколько времени должно пройти, прежде чем вызов активируется? А если не получилось? Вдруг телефон все же отключился? Или ей все-таки ответят, но голос прозвучит чрезмерно громко? И безумный любитель стриптиза его услышит?

Любитель стриптиза … Эти слова что-то значили, Алёна это понимала, но никак не могла осознать, что именно они означают. И лишь только что-то начало доходить до нее, как она ощутила, что телефон, зажатый в ладони, ожил. Она не слышала гудков, не слышала голоса – она всей кожей ощущала, что там кто-то есть, словно ответивший на ее вызов человек невероятным образом воплотился в серебристо-сером «Siemens'е». Значит, появилась хоть какая-то надежда, пусть самая призрачная…

– Что тебе нужно, убийца? – закричала Алёна что было сил, изображая истеричку, совершенно потерявшую голову. – Какая подлость: вызвать «Скорую» и напасть на врачей! Главное, адресочек какой приличный выдумал: набережная Федоровского, пять «а», квартира семьдесят! Люди приехали по твоему вызову, помочь тебе. Может быть, кому-то сейчас плохо, кому-то помощь нужна, а ты тут нас держишь и над нами измываешься!

Она кричала так громко, что горло перехватило. Алёна закашлялась до слез, исподлобья глядя на парня.

А он смотрел на нее. Конечно, понять выражение его размалеванного лица было невозможно, однако глаза его изумленно расширились, стали совершенно растерянными.

Он испугался, что ли? Ну так надо его дожать! И дать понять тем, кто слушает ее, что медлить нельзя, надо спешить!

Она уже открыла рот, чтобы крикнуть, но не смогла: только хрипло закашлялась. Голос сорвала.

Очень вовремя! Но самое смешное, если она старалась попусту, если никто ничего так и не слышал. И сейчас бросит трубку, приняв это за ложный вызов.

– Перестань кричать, – сказал парень. – Раздевайся! Быстро, ну!

Алёна даже вздрогнула от радости.

Бог ты мой, от радости! Ну да, еще бы! Он сказал именно то, что нужно. Ну неужели там , неужели они еще не поняли, что если женщину заставляют раздеваться, то дело плохо и промедление смерти подобно?!

А между тем парень снова склонился над Юрием и снова приподнял его голову.