Текст книги "Личный оборотень королевы"

Автор книги: Елена Арсеньева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Жена Никиты Викторовича и дети уехали из Нижнего; виделись теперь они с Дугласами очень редко, но оставались друзьями.

– Я поищу это дело завтра же, – повторил Грушин. – Вернее, уже сегодня. Можно будет к вам обратиться, если понадобится что-то уточнить?

– Что за вопрос? – пожал плечами Дуглас. – Да, кстати… я обратил внимание, что около трупов валяются документы и деньги. Кто выворачивал карманы?

Грушин пожал плечами:

– Я уже застал такую картину.

– Я тоже! – с вызовом поддакнул Табунов. – Люди, обнаружившие труп, клянутся, что близко не подходили.

– И я склонен им верить, – кивнул Дуглас. – Пошли, Лидия?

– Извините, а может, и мы тоже пойдем? – раздался мужской голос, и Лидия увидела одного из работников горгаза, приезжавших на ее вызов. – А то диспетчер иззвонилась вся, надо ехать на аварию…

– Кстати, а вы нашли источник запаха, из-за которого вас гражданка вызывала? – спросил Табунов.

– Да, нашли около газгольдера, – кивнул аварийщик. – Спасибо девушке, все были бы такие сознательные…

– Лучше не надо, – проворчал его напарник, стоявший в сторонке и слушавший разговор.

– Хорошо, идите, – демонстративно не обращая внимания на Грушина, позволил Табунов. – Все ваши данные записаны.

– Мои тоже записаны, – сказала Лидия, отчаянно завидуя торопливо уходящим газовщикам. – И мой отец за меня ручается. Можно мне тоже уйти, а то я сейчас в обморок упаду!

Табунов молчал, проглядывая свой блокнот.

– Послушайте, капитан, напоминаю: это дело уже не в вашей компетенции, поэтому не лезьте в служебный сапог! – раздраженно начал было Грушин, и Табунов зло сморщился:

– Ладно, идите! Завтра явитесь на допрос к товарищу Грушину в его АРАП.

И, выпустив эту парфянскую стрелу, он свернул за угол. Оттуда послышался писк отключенной сигнализации, сердитое хлопанье дверцы, а потом удаляющийся рокот мотора.

Вслед раздался дружный вздох облегчения.

Из писем В. Маршевой в редакцию журнала «Непознанное»

Волчьи зубы

Моя баба Катя была неграмотная деревенская знахарка, но к ней, случалось, приезжали подлечиться и из города. Она не только травы давала целебные или какие-то мази самодельные, но и зубы больные заговаривала, как никто.

Вот приехал один человек и жалуется:

– Баба Катя (а надо сказать, что ее все звали бабой Катей, по имени-отчеству никто не называл, а называл, так она не откликалась!), что-то у меня с зубами. Болят зубы – спасу нет! Я по скольким врачам ходил, а вылечить меня не могут!

– Эх, серый, – отвечает она ему, – это у тебя волчьи клыки чешутся. Ты бы погрыз деревяшку – тебе полегчало бы. Можно крепкие кости грызть – только не людские.

Человек перепугался и ну от нее бежать. Не стал машину попутную ловить и даже автобуса не подождал – до станции десять километров бегом пробежал, будто баба Катя ему не несколько слов сказала, а трут в задницу воткнула.

Он, значит, убежал, а бабка моя у печки села и ну плакать. Ее спрашивают:

– Ты что, баба Катя, плачешь?

А она говорит:

– Да жалко мужика, он же не виноват, что у него волчьи клыки лезут! Знать, кто-то из его женской родни с псом сношался… бывает, бабы вдовые тешут себя непотребно! Родился потом у нее ребенок – вроде и человек, а песья кровь гуляет. Порой и волчья примешается: в наших местах ведь много бродячих собак от волков понесли… Глядишь, такое отцовство перебродит бесследно, а глядишь, в правнуках и скажется. Ой, чую, бедный тот волчище натворит бед…

Так оно и вышло, как она предсказала. Тот человек сначала зубы точил о бараньи да коровьи кости – на базаре покупал, отваривал да грыз. Потом варить перестал, сыромятину жрал. А там и… впился в горло одной девушке да и загрыз ее. Она артисткой была, да ему ведь все равно, кого грызть. И кавалера ее загрыз. А сам всю одежу с себя сорвал и бежать кинулся. Глядят, а ведь это не человек, а волк!

РЕЗОЛЮЦИЯ ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА:

Чем дальше в лес, тем толще партизаны! Вот еще не хватало в нашем журнале пропаганды скотоложства! И не напоминайте мне, Лидия Александровна, про рассказ Мериме. Что дозволено Юпитеру, не дозволено этой Вашей графоманке!

В корзину!

Из одного старого дневника

Ужас при рассказе об этом вновь захлестнул меня, и прошло некоторое время, пока я собралась с силами и смогла снова заговорить:

– Я не помню, куда шла, не знаю, какие силы привели меня к Заярскому… Я могу только благодарить Бога за то, что он смилостивился надо мной и позволил остаться целой и невредимой.

– И я должен благодарить его за то же, – вдруг сказал Иван Сергеевич, и я уставилась на него изумленно.

Он несколько смутился, отвел было глаза, но тут же взглянул с прежней открытостью и пояснил свои слова:

– Я очень рад, что мой племянник все же получит превосходную учительницу английского. Я, прямо скажем, в сей дисциплине не силен, но сестра моя будет счастлива говорить с вами на языке, который она так любит.

– Так она знает по-английски? – удивилась я.

– Конечно, и преизрядно, – кивнул Иван Сергеевич. – Она ведь несколько лет провела в этой стране и была замужем за англичанином. Когда добрый друг мой и зять Вольф Дуглас скончался, сестра вернулась домой. Это было всего лишь год назад.

– Вольф Дуглас?! – изумленно повторила я.

– Ну да. Ее фамилия – миссис Дуглас. Разве вы этого не знали?

– Нет, – промямлила я. – Она назвалась Верой Сергеевной, упомянула, что ваша сестрица… Но скажите, сударь, ваш племянник – он тоже знает по-английски?

– Да он лишь по-английски и говорит, – засмеялся господин Чужанин. – Ведь он родился в Англии и пять лет своей жизни там провел.

Я растерянно хлопнула глазами. Как ни хорошо знала я английский язык, но все равно не могла сравниться с людьми, для которых он был родным или почти родным. Чему я смогу научить этого мальчика?! Скорее, мне придется у него учиться!

– Отчего же миссис Дуглас не привезла с собой настоящую английскую гувернантку или няньку? – почти испуганно спросила я.

– Да ведь кто в нашу глухомань поедет! – развел руками Иван Сергеевич. – Но вы, я вижу, обеспокоены? Боитесь, что ваш ученик окажется более сведущим?

Я стыдливо кивнула, дивясь его проницательности.

– Скажу вам правду, – признался Иван Сергеевич. – Я беспокоюсь не столько о том, чтобы племянник мой не забыл английский, сколько о том, чтобы он хорошо выучился по-русски. Сейчас с ним очень трудно. Он говорит только с матерью и только на родном языке. Прислуги дичится, меня тоже – ведь никто из нас и двух слов по-английски связать не может. Я хотел, чтобы сестра учила его по-русски, но она замкнулась в своем горе и живет только воспоминаниями о муже и своем английском житье-бытье. Даже странно, что она не упомянула своей фамилии и не потребовала называть ее миссис Дуглас! Моих доводов о том, что жизнь ее сына отныне связана с Россией, Вера Сергеевна и слушать не желает. Я очень надеюсь, что вы завоюете доверие мальчика и приучите его для начала отзываться на Сашку, а не только на Алекса.

Чужанин засмеялся, и у меня сразу стало легче на душе. И я решилась спросить о том, что не давало мне покоя:

– Скажите ради бога, Иван Сергеевич, как вы думаете, кто мог совершить это ужасное злодеяние? Кто напал на карету, кто убил господина Великанова? Извещена ли об этом полиция? Будут ли предприняты разыскания?

Иван Сергеевич помрачнел.

– Конечно, и полиция извещена, и разыскания уже начались, – сказал он угрюмо. – Да только что проку?

– Отчего же? – удивилась я.

– Оттого, что сразу за границами моего имения начинаются такие глухомани, такие чащобы непроезжие, что там не только разбойное логово, но целую потайную армию скрыть можно. И полиция в те места не сунется.

– Как так – не сунется? – возмутилась я.

– Да вот так, – вздохнул Иван Сергеевич. – У нас нередко бесследно пропадали целые обозы, не то что одинокие кареты. Изредка их находили дочиста ограбленными, путников – убитыми: с перегрызенным горлом, как у бедного Корнея Петровича, или с перекушенной сзади шеей. Похоже было, что поработали волки… Но самое странное, что в дорожной грязи вокруг всегда были отпечатки коровьих копыт.

– Но что же в этом странного? – робко спросила я. – В таких глухих лесах должно быть много волков, а коровьи стада в деревнях тоже не редкость.

– Конечно, только коровы никогда не пойдут туда, где почуют волков, – сказал Иван Сергеевич. – И никакой пастух не погонит их в самую глушь лесную.

Он помолчал и добавил:

– Кроме того, коровы ходят на четырех ногах, а не на двух. Однако на местах страшных преступлений частенько видели только по два отпечатка копыт рядом… И знаете, что говорят в наших местах? Говорят, что злодейства творят не люди, а оборотни. Оборотни с волчьими зубами и коровьими ногами. А их никто никогда не найдет, никакая полиция, тем паче, если нет особого усердия, а есть только страх. Поэтому, хоть я ни в каких оборотней не верю, я уже простился со всякой надеждой вернуть то, что вез для меня бедный Корней Петрович, а также с надеждой отыскать его убийц и похитителей денег.

* * *

Обычно, когда кто-нибудь подвозил Лидию, она просила притормозить еще на улице, не заезжая во двор. Там обычно стояло столько машин, что заехать-то было легко, а вот выбраться обратно – довольно трудно. Приходилось выруливать задним ходом, ежеминутно рискуя задеть автомобили, которые здесь, в этом старом, тихом и тесном дворе, бесцеремонно ставили жители соседних новых домов.

Лидия частенько думала, что совсем не лишним было бы поцарапать пару роскошных тачек – может быть, это отучило бы их хозяев сюда соваться, – но сама она машину не водила, к сожалению.

Однако на сей раз она не стала спорить, когда Дуглас свернул во двор, подвез Лидию к самому подъезду и не только проводил до третьего этажа, но и вошел вместе с ней в квартиру.

Лидия переступила через порог, да так и замерла, протянув руку к выключателю: показалось, что в комнате горит слабый свет, исходящий словно бы из стены. Но он тотчас погас, как будто кто-то выключил его, услышав шаги.

Отец это тоже заметил и, отодвинув к стене Лидию, скользнул мимо нее. Легкий шелест ткани подсказал, что он сунул руку под борт куртки. Значит, поехав сегодня выяснять, что случилось с дочерью, папа Саша взял с собой пистолет… Профессиональная привычка к тому, что неожиданности бывают только неприятными!

Спустя мгновение, впрочем, раздался смешок и отец позвал:

– Иди сюда! Нет, подожди, не включай свет!

Лидия вошла в комнату – и сразу поняла, в чем дело. Поднялся ветер, и ветви деревьев, которые обычно заслоняли фонарь, стоявший против окна, сейчас мотались из стороны в сторону. Фонарь отражался в зеркале… комната то наполнялась тусклым светом, то он исчезал.

Лидия включила люстру, задернула шторы и обернулась к отцу:

– Пап, ну, спасибо, что подвез, теперь давай домой, ужас, как поздно!

– Слушай, – сказал он, с любопытством оглядываясь, – а ведь я у тебя здесь еще ни разу не был… Любопытная комнатка! Это все хозяйкины вещи?

– Ну, некоторым образом, – вяло проговорила Лидия, у которой натурально закрывались глаза. – Хозяйка и квартиру, и обстановку, и все прочее унаследовала от тетки. Тетка работала в нашем кукольном театре – художником-бутафором. Делала кукол.

– Кукольником то есть была? – уточнил Дуглас. – Или кукольницей?

– Да вроде, кукольник – это артист, который заставляет кукол двигаться и говорит за них. А впрочем, я не знаю, – зевнула Лидия. – Она была главным художником и сама придумывала лица персонажам. Сначала делала маски, а потом, после одобрения худсовета, и кукол. Жанна говорила…

– Жанна? – повторил отец. – Ах да, хозяйка теперешняя. Племянница кукольника. Или кукольницы? И что она говорила?

– Я уже забыла, – снова зевнула Лидия. – Ах да, что худсовет довольно часто тетушкины эскизы отвергал, поэтому она обиделась и ушла из театра, но самые любимые маски с собой забрала. Вот они висят. Классные, правда?

Вся стена рядом с зеркалом была увешана удивительными физиономиями. Леший, шаман, волк, лев, пират, циклоп, Медуза Горгона, Баба-яга, дракон, еще какие-то маски – все ярко раскрашенные, с приклеенными волосами или головными уборами. Некоторые были веселые и симпатичные, некоторые – уродливые и страшные.

– Отличные маски, – согласился Дуглас, – не понимаю худсовет!

Лидия тупо кивнула. Ей было сейчас не до худсовета и не до масок. Предел ее прочности грозил вот-вот наступить, а папа Саша, всегда такой внимательный и заботливый, почему-то не замечал, что она просто с ног валится. Он то маски разглядывал, то к книгам перешел.

Книг в этой квартире было раз, два и обчелся. Видимо, хозяйка не любила читать. Лидия любила, но она все, что хотела, закачала в ридер, с собой свои книжки из дома не забирала. Она не первый раз меняла квартиру и предпочитала большинство вещей, и тем паче книг, держать у родителей. И вообще, ей с самого начала казалось, что она долго в этой квартире не заживется.

Жанна оказалась довольно бесцеремонной хозяйкой. Частенько появляется без предупреждения, открывает дверь своим ключом… С одной стороны, конечно, хозяин – барин. С другой – неделикатно это. Да и вообще… Уютно, удобно в квартире, а все-таки что-то не то. Может, Жанна наврала, что тетя умерла в больнице? Может, она все же в квартире умерла? Иногда что-то такое остается в атмосфере дома… Но в спальне-то Лидия себя отлично чувствовала, а вот в гостиной всегда было не по себе. Она даже жалела, что заплатила на два месяца вперед. Придется пока пожить, конечно, здесь, но что-то другое подыскать стоит.

Отец снял с полки громоздкий том Шарля де Костера, открыл наудачу, прочел:

– «…вдруг смотрю, волк: морда у него зеленая, в белой шерсти длинные камышинки торчат. Я как закричу: «Соль, соль, соль!» – и крещусь, и крещусь, а ему хоть бы что. Я – бежать, я – кричать, а он – завывать! Слышу: позади меня щелкает зубами, совсем близко, вот сейчас схватит. Тут я еще припустила. На мое великое счастье, встретился мне на углу Цапельной улицы ночной сторож с фонарем».

– Господи, – пробормотала Лидия, вспомнив свое видение железного волка. – Кошмар какой!

– Да уж, страсти-мордасти, – усмехнулся отец. – Когда-то очень хотел прочитать эту книгу, да не мог достать, и в библиотеке она вечно была на руках. Так и не удалось.

– Ты ничего не потерял, – буркнула Лидия, зябко поеживаясь. Она еще девочкой читала эту книгу, но без всякого удовольствия, уж очень история Уленшпигеля была страшной и жестокой.

– А книжка-то библиотечная, – продолжал отец. – «Библиотека номер два Ленинского района», вот и штамп. И вернуть ее следовало еще в декабре 83‑го! В прошлом веке!

Из книги выпал пожелтевший конверт, скользнул под диван.

– Ого, – сказал отец, задвигая книгу на место. – Прошу прощения. Сейчас достану.

– Да ничего страшного, – зевая, сказала Лидия. – Там вместо обратного адреса штамп той же библиотеки стоит. Наверное, напоминание, чтобы книжки вернули. Тут еще одна библиотечная есть – «Рассказы о Ленине» Зощенко.

– Да ты что? – удивился отец. – Я когда-то читал ну прямо запоем, когда пацаном был.

– Мне тоже нравилось, – кивнула Лидия. – Раньше их все читали.

– А помнишь, как жандармы с обыском пришли, – оживился отец, – книжки проверять, искать запрещенные, а Ленин стул хитренько подставил, чтобы жандарм начал сверху искать, ну, ему и надоело, нижние он уже кое-как просматривал, так ничего опасного и не нашел. А «Чернильница из хлеба»…

Тут Лидия зевнула, больше не в силах сдерживаться. Как бы отцу намекнуть, что ему пора ехать? Ну прямо самое время старые книжки обсуждать!

– Пап, я утром конверт достану, а то сейчас спать охота ну просто очень.

– Хорошо, – сказал отец. – Поехали. Дома поспишь.

– Что? – чуть не подавилась Лидия зевком. – Дома? Почему?!

– Потому. Одну я тебя тут не оставлю.

– Да ты что?!

– Ничего особенного. Ты, конечно, не заметила, что за нами ехал серый «Вольво»? Так вот – он ехал. Попытался даже следом во двор свернуть, но потом не стал. Когда я в темноте в комнату вошел, успел глянуть в окно – стоит напротив дома.

– Да и что? – удивилась Лидия. – Мало ли кто…

– Мало, – перебил отец. – Давай не спорь. Тебе очень хочется, чтобы после моего ухода сюда ворвался товарищ Табунов и уволок тебя в КПЗ?

– Да он же уехал… – робко заикнулась Лидия.

– А откуда ты знаешь, куда он уехал? – пожал плечами Дуглас. – Машину мы его, кстати, не видели, она за углом стояла. Может, это его «Вольво» нас преследовал, может, товарищ капитан хочет убедиться, что я отбыл восвояси и ты сейчас одна?

– Страхи какие, – фыркнула Лидия, которой, понятное дело, ужасно не хотелось опять выходить в похолодавшую ночь, а хотелось постоять под горячим душем и рухнуть в постель.

– Ты права, история довольно страшная, – кивнул отец. – Все, пошли, без разговоров.

Спорить с папой Сашей было бессмысленно, это Лидия давно усвоила, кроме того, он лучше понимал тонкости милицейской (или полицейской, не суть важно!) психологии… Кто его знает, этого Табунова, а вдруг он и в самом деле строит какие-нибудь ужасные планы?!

– Тогда пошли, – с тяжким вздохом согласилась Лидия. – Только я переоденусь. Две минуты, пап! Вряд ли я с утра сюда успею зайти, а мое, извините за выражение, маленькое черное платьице не слишком годится для посещения этого, как его… ОРАПа. И плащ я, к сожалению, запачкала, когда меня рвало. Теперь придется его в чистку отдавать.

Она забежала в спальню, переоделась в джинсы и серый – любимый цвет! – пуловер, надела короткую куртку – тоже серую, намотала на шею синий шарф, в прихожей сменила ботиночки на кроссовки, повесила на плечо свою многострадальную сумку и еще прихватила с письменного стола футляр с ноутбуком. Завтра сначала к Грушину, потом сразу на работу, а в ноуте обработанные материалы, которые ей понадобятся.

Лидия погасила свет, заперла оба замка.

– Бывают же такие совпадения! – вдруг сказал отец, спускаясь по лестнице.

– Что именно?

– Да библиотека номер два Ленинского района…

– Что?!

– Я когда-то был записан в эту библиотеку, – усмехнулся Дуглас. – Хорошие там были книжки. И читательницы тоже. Одна девушка мне очень нравилась. Антонина ее звали. Она так же, как и я, книжки все время задерживала. Меня за это бранили суровые книгохранительцы, а у той девушки подружка в библиотеке работала, ей все с рук и сходило. Я даже за ней поухаживать собрался, но она… Она погибла.

– Погибла?!

– Да. Кстати, это был один из тех двух случаев, о которых я сегодня говорил Грушину. Убийцу мы так и не нашли. Может быть, Грушину повезет…

– Пап, ты правда думаешь, что это действует один и тот же преступник? Через столько лет? Но он ведь уже старый должен быть!

– Примерно моих лет, – спокойно согласился отец, и Лидия смутилась.

Конечно, отцу за шестьдесят, но он очень сильный. И преступник тоже может быть сильным. Но его пособница – явно другая! Она довольно молодая и пугающе красивая…

– Библиотека… – вдруг сказала она и замерла.

– Что? – удивился отец.

Лидия нахмурилась. Что-то крутнулось в голове, а что?!

– Мысль пришла и, не застав никого дома, ушла, – буркнула Лидия.

Спустились на первый этаж. Лидия взялась за ручку двери, но отец остановил ее:

– Погоди-ка. Я уберу свет на крыльце. На всякий случай.

Он нашел на стене выключатель с двумя кнопками. Вопросительно взглянул на Лидию. Та пожала плечами: она не знала, как погасить свет в подъезде, а как – на крыльце. Как-то еще ни разу не приходилось делать это самой.

Отец поразмыслил и нажал на обе кнопки. Фонарь на крыльце погас, но заодно погас и свет в подъезде.

– Ой, – сказала Лидия, а наверху послышался странный звук, как будто кто-то споткнулся и упал.

Наверное, шел себе человек по лестнице, а тут темнотища воцарилась. Вот и оступился.

Отец поспешно нажал на правую кнопку и, когда стало светло, громким шепотом крикнул:

– Извините, я нечаянно!

Никто не ответил, только наверху послышались торопливые шаги, потом хлопнула дверь.

Ну и ладно, главное, что никто ничего не сломал!

Наконец Дуглас осторожно открыл дверь подъезда. Приказал Лидии не сесть на заднее сиденье, а лечь, осветил фарами двор и, наконец, медленно, осторожно выехал.

– Стоит, – буркнул, проезжая мимо одинокого «Вольво». – А за рулем никого.

– Человек домой пошел! – обрадовалась Лидия. – Он не за нами следил, он просто где-то тут живет! Можно я тоже пойду домой?

– Я тебя и везу домой! – обиженно сказал Дуглас. – Лежи и не дергайся.

– Папа Саша, – проворчала Лидия, – признайся, ты эту страшилку про слежку нарочно придумал, чтобы меня к вам с мамой увезти, да?

– Нелогично, – отозвался отец, усмехаясь. – Я мог бы тебя увезти сразу, с места происшествия. Не заезжая к тебе в квартиру. Нет, я решился на сей шаг исключительно под давлением форс-мажорных обстоятельств.

– А ты номер этого «Вольво» заметил? – с невинным выражением спросила Лидия.

– А ты? – не остался в долгу отец.

– Да что ж я могу заметить, лежа тут?! – обиделась Лидия.

– Ну а я заметил, что номера у него нет, написано – перегон. Странно, что нет транзитных номеров, теоретически без них ездить нельзя!

– Между прочим, – ехидно сказала Лидия, садясь и потирая затекший бок, – ты от жизни отстал. К нам тут один автор приходил с заказной статьей, так он ужасно жаловался, что не успевает оформить транзитные номера, а машину надо в Киров срочно перегнать. Потом позвонил и смеялся, что поехал просто с табличкой «Перегон» и его гайцы сто раз останавливали, все подряд проверяли, только на отсутствие транзитных номеров внимания не обратили.

– Ну, как полезно в вашем журнале работать, да? – усмехнулся отец. – Я думал, там у вас исключительно потусторонние невероятные фокусы, а вы и про транзитные номера все знаете…

– Мы знаем все о том, чего нет, – гордо сказала Лидия.

И засмеялась, уткнувшись в сиденье: таков был рекламный слоган журнала, в котором она работала.

Из писем В. Маршевой в редакцию журнала «Непознанное»

Волчья сестра

Эту историю рассказала мне моя бабка.

Жил давно, сразу после войны, в какой-то деревне один мальчик по имени Вася: самый обыкновенный мальчик, но снились ему по ночам одни только волки. И ему снилось, что он волчонок. Потом он всем рассказывал свои сны – над ними смеялись и дразнили его волчьим сыном, одна только его мать плакала и говорила, чтобы молчал, а то будут его сумасшедшим считать.

Вася стал помалкивать, но иногда проговаривался, мол, как весело в снах бегать по лесам да по полям, как там привольно! Так и прозвали его Волчонком.

Его дети не любили – говорили, злой он да нелюдимый, одна только девочка с ним дружила, Валя Иванова.

Потом он вырос, в школу пошел, больше всех про зверей знал, да так, бывало, рассказывал про их повадки, что учителя заслушивались. А по арифметике или там чтению учился очень плохо, писал как курица лапой… Стали над ним дети смеяться:

– У Волчонка волчьи мозги!

Особенно один мальчишка по имени Петька Митрофанов над ним потешался, ну прямо из кожи вон лез, чтобы Волчонку досадить.

И вот как-то раз Вася не выдержал насмешек, заплакал и убежал, дома лег спать, а среди ночи вдруг просыпается и кричит:

– Волчонок Петьку Митрофанова загрыз! Волчонок Петьку Митрофанова загрыз!

Кинулась к нему мать, а он в подушку уткнулся и ни в какую не поворачивается. Кое-как притих.

Уснули. Утром Вася в школу пошел. Мать взялась его постель застилать, смотрит – подушка в крови. Ну, подумала, ночью кровь носом пошла, у него и раньше такое бывало.

Вася пришел в школу, а там все грустные ходят. Говорят: Петя Митрофанов ночью умер.

– Как умер? – спрашивают учительницу, а та плечами пожимает. Сама не знает. Умер да и умер. Просто так.

Потом приехала из района милиция, и все поняли, что не просто так умер Петька Митрофанов. Наверное, его убили. Да кому понадобилось его убивать, мальчишку?

А у него был отчим. Пьянствовал, поколачивал и Петьку, и его мать, ну, жену свою. Часто она вся в синяках ходила, а раз он Петьке руку так выкручивал, что чуть не сломал. В ту ночь, как Петька умер, этот мужчина напился так, что себя не помнил. Ну его и арестовали. Надо же кого-то арестовать. Мол, он пасынка и убил, горло ему перерезал.

А Вася с тех пор начал болеть. Не ест ничего, чахнет. Мать с ног сбилась, тех докторов зовет, этих… А он чахнет и слова никому не говорит. Потом вдруг сказал:

– Мама, позови Валю Иванову, я с ней попрощаться хочу.

Позвали ту добрую девочку. Села она рядом с Васей и плачет. Он говорит:

– Тебе меня жалко? Жалко, что я умру?

– Конечно, жалко, – говорит Валя.

– Хочешь, чтобы я вылечился?

– Конечно, хочу.

– Меня вылечить можно, – сказал Вася, – только если кто-нибудь согласится мои сны видеть.

– Ну давай я буду твои сны видеть, – сказала добрая девочка. – Только как это сделать?

– Сейчас, – говорит мальчик… взял ее за руку, посмотрел в глаза и завыл волком, да так страшно, что девочка чуть не померла со страху.

А потом ничего, успокоилась. И Вася выздоровел. Мать его устроилась куда-то на работу в городе да и уехала с ним.

Но вот беда – с тех пор Валя стала видеть сны про волков. Учиться начала плохо, а как спросят что-нибудь, только про волков и может рассказать.

Стали дети Валю дразнить Волчьей Сестрой. Одна девчонка ее больше всех донимала, Тоська Комарова. Раньше ее все Комарихой обзывали, а теперь она и была рада на Вале отыграться, Волчьей Сестрой ее дразнить.

Однажды Тоська Комарова очень Валю обидела. Та убежала домой вся в слезах, а среди ночи просыпается с криком:

– Волчья Сестра загрызла Тоську! Волчья Сестра загрызла Тоську!

Смотрит мать – а у дочки-то весь рот окровавленный…

Конечно, она девочку умыла, чтобы никто ничего не узнал, да вскоре и уехала с ней в большой город. Спрятала. Но Валя до сих пор ищет, кто за нее волчьи сны видеть будет.

Одна девочка ей понравилась. Тоже добрая и умная. Может, она согласится?

РЕЗОЛЮЦИЯ ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА:

Очередной сумасшедший бред графоманки с убогой фантазией.

В корзину!

Из одного старого дневника

Дни идут так быстро и полны стольких забот, что у меня нет ни времени, ни сил заниматься моим дневником. Раньше я была совершенно одинока, поэтому поверяла именно ему все мои надежды и только с ним вела самые задушевные разговоры. Теперь вокруг меня разные люди, и хоть ни с кем из них я не могу обсуждать свои сердечные тайны, все же мне есть о чем с ними говорить, как по-русски, так и по-английски.

Я наконец-то познакомилась с моим воспитанником, Алексом Дугласом, и, честно признаюсь, мне понадобились все мои силы и все привитые матушкой правила хорошего тона, чтобы сдержать изумленное восклицание, когда я впервые встретилась с ним взглядом.

У этого маленького худенького мальчика с длинными черными волосами удивительные глаза: пронзительные, зеленые, к тому же он отлично видит в темноте! Оттого пятилетнего ребенка побаиваются слуги, которые, как все простонародье, очень суеверны.

Мать к нему, увы, равнодушна. Господин Чужанин добр к племяннику, но мальчику нужна женская, материнская ласка.

При одном взгляде на моего питомца мне стало невыносимо жаль его. Моим первым побуждением при встрече было не сделать ему реверанс, а обнять его и нежно поцеловать. Так я и сделала. Можно было ожидать, что Алекс испуганно отпрянет, однако он обнял меня в ответ, прижался ко мне и прошептал: «Нэнни!» Это значит – няня.

Это слово не обидело меня, хотя оно как бы понижало мой статус, ведь няня ниже гувернантки, – однако я радостно отзываюсь на него, оно стало как бы моим вторым именем, и многие слуги теперь убеждены, что если в России Марью называют Машей или Марусей, то в Англии – Нэнни.

В ответ я назвала Алекса Сашенькой, он немножко удивился, а потом засмеялся и теперь охотно откликается на это имя – правда, только когда его зову я. К своему заботливому дядюшке он нейдет, дичится его, звать себя Сашкой не велит. Господин Чужанин пошучивает: вы-де, Марья Павловна, околдовали моего племянника.

Думаю, постепенно Сашенька и вовсе привыкнет и к имени, и к жизни в Заярском, и к русским сказкам, которые я ему рассказываю, укладывая спать. Он охотно учится по-русски, только некоторые слова никак нейдут ему в память. Например, он боится слова «огонь». Слов fire, blaze, flame, которые по-английски означают то же самое, он тоже боится и во сне иногда кричит: «I am in the blaze!» – то есть «Я в огне»…

Страшно! Наверное, мальчик видел какой-то пожар в детстве, но расспрашивать его об этом невозможно, чтобы сразу не начались истерические рыдания. Конечно, лучше пусть мальчик успокоится и обо всем забудет, поэтому мы избегаем таких опасных слов, как «огонь», «пламя» или «пожар».

Его мать – надо сказать, что сестра господина Чужанина, как он и предупреждал, потребовала называть ее миссис Дуглас – восприняла нашу с ее сыном горячую дружбу безо всякого одобрения или осуждения. Ей все равно, что с мальчиком происходит, лишь бы он не отвлекал ее от мечтаний, которым она предается в своей комнате, от чтения толстенных книг, которые она потом запирает в небольшой, узкий, словно пенал, шкаф без стекол, который доставлен был из Англии в числе прочих ее пожитков. Ключей от этого шкафа я никогда не видела – должно быть, барыня носит их при себе.

Страстно любит Вера Сергеевна верховые прогулки, для чего ей седлают молоденькую кобылку по имени Кроу, что значит Ворона. Она и впрямь черным-черна, и когда барыня в своей черной амазонке, смуглая и черноволосая (глаза у нее тоже черные, в отличие от синих глаз брата и зеленых – сына), в маленькой черной шляпке, садится в черное дамское седло, кобылка и всадница производят поразительное впечатление! Так и чудится, что они возникли из какой-то неведомой страны – даже не из Англии, а из совершенно таинственных, заколдованных мест! – и вот-вот канут туда вновь.

Вера Сергеевна очень смела и не боится скакать по лесным дорогам. Она родилась и выросла в этих местах, она прожила здесь всю жизнь, кроме тех шести лет, которые провела в Англии, и знает наизусть каждую тропу близ своего имения и окрестных. Ездит она всегда в одиночестве, без слуги.

Когда из Нижнего Новгорода прибыл в Заярское уездный исправник – выслушать мой рассказ о том, что произошло на лесной дороге, – он, приложившись к руке Веры Сергеевны, вернее, к диковинным кольцам и перстням, которые унизывают ее пальцы от ладоней до ногтей, умолял ее быть осторожней и не искушать судьбу одинокими поездками. Однако Вера Сергеевна только высокомерно вскинула брови:

– Никто не посмеет тронуть меня! К тому же у меня при себе всегда два заряженных пистолета, а стреляю я без промаха.

Спорить с ней исправник не посмел, но бросил значительный взгляд на господина Чужанина, и Иван Сергеевич ему кивнул, как бы обещая, что уговорит сестру быть осторожней.