355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Арсеньева » Голос крови » Текст книги (страница 3)
Голос крови
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 19:55

Текст книги "Голос крови"


Автор книги: Елена Арсеньева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Нет, никого. Наверное, показалось.

И она пошла дальше и до самого подъезда озиралась, но никого не было на дороге, и она успокоилась. И в то же время немножко разочаровалась. Было бы так романтично, если бы он и в самом деле взял такси, чтобы догнать ее трамвай, и проследил бы, где она живет, и шел бы за ней до самой квартиры…

Нет! Никого нет, никто за ней не идет, улица позади пуста…

*

А этот безумный день так и продолжается в том же духе. Ася еще не знает, что он будет не только безумным, но и очень длинным, бесконечным, он вообще не закончится, а плавно перетечет в безумие следующего дня.

Но это еще впереди. Это все ей еще предстоит. А пока наша героиня стоит посреди холла, вокруг на полу – пресловутые осколки, хохочут Наталья, Инна Петровна, Марина Сергеевна – и красивая седая дама, которая аж чихает от смеха.

– Будьте здоровы! – сквозь смех, хором, говорят Инна Петровна и Марина Сергеевна – и еще пуще заливаются.

– Спасибо! – с трудом говорит дама – и снова чихает.

И снова все:

– Ха-ха-ха!

Ася смотрит на красивую даму – и вдруг начинает кое о чем догадываться. И ей до смерти хочется проверить свою догадку – до такой степени хочется, что даже становится наплевать на всеобщее веселье, к которому немедленно присоединяется и санитарка Надя, увешанная пластиковыми сумочками из «Спара», а также из каких-то других магазинов, куда она, конечно, успела забежать для препровождения рабочего времени.

Надя вошла в холл, ничего еще не поняла, что там происходит, но уже готова поржать (ее любимое слово!) над Асей. Впрочем, Ася не дает ей такой возможности, а говорит безразличным тоном:

– В самом деле, что-то у меня сегодня все из рук валится. Вот что значит браться не за свое дело! Наде по штату убирать положено – пусть она и убирает. В конце концов, именно это входит в ее обязанности, а не по магазинам бегать в рабочее время. А я в туалет хочу!

С этими словами она демонстративно складывает к ногам Нади орудия производства и уходит в боковой коридор.

За ее спиной воцаряется выразительное молчание. Хохот как обрезало! Жизнь немедленно вернулась в деловое русло. И Ася улыбается, довольная, хотя понимает, что нажила себе сегодня в лице Нади еще одного злейшего врага. Как будто мало ей одной Наташки! Ася успела заметить злобную судорогу, исказившую физиономию Нади. Наши люди, понимаете ли, почему-то терпеть не могут, когда им приходится выполнять свои прямые обязанности, те, за которые им платят. Они почему-то считают это страшно унизительным – нет, не деньги получать, а работать. Санитарке стыдно, что она санитарка, это ж нонсенс! Ну так иди в бизнес-леди, какие вообще проблемы?!

Впрочем, злая гримаса Нади Асю совершенно не волнует. Во-первых, Ася обычно работает в другом кабинете, и шанс пересечься с ней в ближайшее время ничтожно мал. Во-вторых, любопытство разбирает ее до такой степени, что ни на какие другие эмоции нет времени. Ей ужасно хочется знать, где находилась седая дама в то время, когда туалет посещали Олег и Мишка.

Ася пробегает по узкому коридорчику. Вот дверь с сакраментальными треугольничками: один вершиной вверх – это символ женщины, другой – вершиной вниз – символизирует мужчину, а вместе они значат, что туалет – общий, для посетителей обоего пола. Вот стеклянная дверь, ведущая на пожарную лестницу, снабженная надписью «Запасной выход». Дверь заперта – чтобы в случае, к примеру, пожара выйти по спасительной лестнице никто, боже сохрани, не смог. Впрочем, в случае пожара стекло разобьют и хлипкую дверь просто вынесут. Что, к слову, ничуть не поможет жаждущим спасения, потому что внизу путь им преградит бронированная дверь черного хода, ключ от которой потерян уже несколько лет назад. Между прочим, всем пожарным проверяющим почему-то на это глубоко плевать.

Ладно, будем надеяться на традиционное авось!

Ася продолжает оглядываться. Вот дверь в переход, который ведет в главное здание, в главную лабораторию медицинского центра «Ваш анализ», она заперта на кодовый замок. Ася дергает ее – не открывается, конечно. Вряд ли эта дама могла туда пройти, надо знать код. Откуда ей это знать?! А вот и еще одна дверь…

Несколько секунд Ася смотрит на эту дверь задумчиво. Она ведет в подсобку, там девушки и переодеваются, и перекусывают. Из-под двери, сквозь щель, несет сквозняком. Там почти всегда открыто окно, ну вот разве что когда кто-то идет в подсобку перекусить или переодеться, окно прикрывают.

В подсобке, кроме всего прочего, находится дополнительный архив крови. На самом деле это просто холодильник, довольно большой. Рядом – на стеллажах – держат контейнеры с реактивами. Они тоже нуждаются в особой – довольно низкой – температуре. Ну вот на всякий случай и оставляют окна открытыми. Точно такой же холодильник-архив – только куда-а больше! – стоит в основном помещении лаборатории. Но в нем, как правило, не хватает места для материалов, поэтому такие же холодильники поставили и в кабинетах. В архивах хранят пробирки, снабженные ярлычками с указанием, у кого и когда произведен, извините за выражение, забор. В принципе, дело это сейчас общепринятое, но когда-то «Ваш анализ» первым начал в Нижнем это дело: хранить кровь, сданную пациентами, чтобы можно было – по желанию клиента – произвести повторный анализ, не беспокоя человека. Пришел, оплатил – и никаких тебе иголок в вене. Можно даже не приходить, а оплатить через Интернет. Разумеется, срок хранения крови не бесконечен. Это всего неделя. И те пробирки, которые больше не нужны, из холодильника выставляют, а потом утилизируют. Чем меньше времени остается для истечения срока хранения, тем ниже опускают пробирку на полках архива. Если поставили на нижнюю – она кандидат на утилизацию. Санитарки такие пробирки забирают и сливают содержимое в канализацию – совсем не в туалет, а в особый слив, оборудованный в лаборатории, – причем все это заливается еще и дезраствором и уже не опасно для окружающей среды.

То есть это раньше пробирки с истекшим сроком хранения ставили на нижнюю полку холодильника. Как-то раз случайно туда спустили еще годную к анализу кровь, санитарка ее утилизировала, а именно в этот день возьми да и позвони мужчина, которому срочно понадобился дополнительный анализ, а ехать и сдавать кровь у него не было времени. Был небольшой, но выразительный скандальчик, закончившийся тем, что анализ крови у этого мужчины провели бесплатно, и тогда был издан приказ по лаборатории: пробирки, предназначенные для ликвидации, отправлять прочь из холодильника. Они стоят в специальном штативе прямо на полу и ждут, пока у санитарки дойдут до них руки.

Ася осторожно толкает дверь в подсобку. Дверь открывается. Собственно, это Асю ничуть не удивляет. На самом деле, это единственное место, где могла оказаться седая дама, когда Олег и Мишка пошли в туалет. Видимо, она пробыла в подсобке не одну минуту, потому что успела простудиться. По ее чиханию Ася, собственно, и догадалась, где она была.

Два вопроса: зачем ей понадобилось заходить в подсобку? И где она взяла ключ?

Теоретически один ключ должен храниться в столе администратора. Второй – у санитарки, которая дежурит в этот день. Как седая дама умудрилась залезть в карман Надиной робы или в стол, за которым постоянно сидели или Ася, или Марина Сергеевна?

Ответ простой – никак. Скорее всего, Надя забыла замкнуть дверь. И вот дама выходит из туалета, окидывает любопытным взором коридор, видит, что какая-то дверь приотворена. Заходит, все внимательно разглядывает… потом ей становится холодно и она уходит, чихая.

Интересно, а не прихватила ли она с собой пару-тройку пробирок – просто так, на память? Как сувенир, так сказать? Или, может, она вампир, и ей вдруг понадобилось подзапастись провиантом? Хотя, если судить по всяким голливудским ужастикам, лабораторная кровь с консервантами вампирам не вкусна, им нужен свежий продукт.

– Не смешно, – бормочет Ася, зябко поеживаясь, но на всякий случай все же заглядывает в холодильник. Это, впрочем, ей ничего не дает, ведь она не знает, сколько пробирок стояло здесь раньше. Она оглядывает также штатив с пробирками для утилизации и зачем-то пересчитывает их.

Четырнадцать. Ну и что?

Ася пожимает плечами и выходит из архива крови, заботливо притворив дверь. Как было, так пусть и останется. Никакие разборки Ася по этому поводу устраивать не намерена и никого укорять не будет. В конце концов, она здесь человек временный и снова с кем-то ссориться ей совершенно неохота. Вдобавок ко всему какая-то разборка около стола администратора уже происходит…

Ася выходит в холл и видит довольно молодого мужчину, наголо бритого, как уголовник, но вполне прилично одетого. Он ужасно сердит, чуть ли не пыхтит от злости, а Марина Сергеевна растеряна, однако вежливая улыбка не сходит с ее лица.

– Но она моя жена, вы же видите? – горячится молодой человек. – Вот ее паспорт, а вот – мой. Здесь написано, что она моя жена, а я – ее муж. Ну не может она за анализами прийти, завтра утром ей к врачу. Обязательно результат нужен. Выдайте мне его!

– Договор составлен на имя вашей жены, значит, только она имеет право его забрать, – непреклонно говорит Марина Сергеевна. – Ваша жена может прийти к нам за результатом прямо к восьми утра. Выдача займет буквально одну минуту, а потом она сразу поедет к врачу.

– Да мы в Сергаче живем! – восклицает молодой человек. – И врач ее в Сергаче! Это же два часа езды, ну вы люди или нет?!

Марина Сергеевна поглядывает на Асю, словно ища у нее поддержки, и качает головой:

– Вы, пожалуйста, извините… но результаты я вам не отдам, у нас очень строгие порядки, я не могу из-за вас подвергнуться риску увольнения. Анализы делала ваша жена, доверенность на вас она не подписывала – результаты возьмет только она.

– Нет, ну слушайте… – потрясенно водит глазами по комнате молодой человек. – Да это просто фантастика какая-то!

Вообще, его понять можно. Но можно понять и Марину Сергеевну. Не далее как неделю назад в этом самом кабинете приключился такой казус. Приехала сдавать кровь некая дама в сопровождении молодого человека. Сбросила ему на руки плащ, отдала сумку и пошла в процедурную. Молодой человек присел на диванчик, нетерпеливо поглядывая на дверь, за которой скрылась его дама. Потом она вышла, расплатилась за срочный анализ, который будет готов в этот же день, молодой человек подал ей плащ, заботливо открыл перед ней дверь… Вечером он появился и сказал, что приехал за анализами такой-то. Назвал ее фамилию, имя и отчество. И администратор Катерина, которая отлично его помнила, отдала ему распечатку. Он поблагодарил и ушел. А спустя час позвонила возмущенная дама и устроила ужасный скандал по поводу того, что ее результаты отдали невесть кому.

– Как же невесть кому? – воскликнула испуганная Катерина. – Да ведь он с вами был… ваш плащ держал и сумку, и дверь вам открывал… Я подумала, это ваш муж!

– Муж?! – чуть не задохнулась от злости женщина. – Да это был мой шофер!

Вот так-то… Шофер решил оказать услугу своей начальнице, а в результате узнал, что у нее заболевание крови и, по доброте душевной, немедленно рассказал об этом в коллективе, за что и был уволен. Ну, эта дама еще дозвонилась до дирекции «Вашего анализа», и был ужасный шум, и Катерина уже решила, что ее тоже уволят, как того шофера, но ее просто премии лишили, а случившееся обсудили со всеми работниками, во всех кабинетах, после чего вышел приказ: результаты анализов отдавать только тем, на чье имя заключен договор, и только после предъявления этого договора. Так что упорство Марины Сергеевны вполне понятно Асе… Вот только посетитель понимать его никак не хочет. Он снова и снова повторяет просьбу, снова и снова натыкается на отказ – и в конце концов уходит, бросив угрожающий взгляд… почему-то на Асю.

– Ну, я тебе это припомню, сука! – говорит он и бросается вон, причем так шарахает о косяк застекленной дверью, что она разбивается.

– Да что ж это такое! – в сердцах восклицает санитарка Надя, которая только что разделалась с предыдущими осколками. – Я сегодня стеклоуборщик какой-то!

Ася стоит, буквально разинув рот, и на ее месте так поступил бы каждый! Интересно, почему именно ей, которая вообще ни слова не произнесла в этом споре, разъяренный молодой человек посулил припомнить?! Неужели из-за того, что Марина Сергеевна на Асю иногда поглядывала, словно в поисках поддержки, он принял именно ее за суровую и непреклонную начальницу, которая ничего никому не велит?! Но Ася ничуть не похожа на начальницу. Она похожа на человека, на которого вечно все шишки валятся со всех сторон!

Привычно вздохнув над вредностью судьбы, которая к ней так несправедлива, Ася заходит за стойку администратора, берется за мышку компьютера и просматривает журнал сегодняшних посещений.

Красивую даму с седыми волосами, которая зачем-то сунулась в подсобку, зовут Сталина Сергеевна Шестакова. Ася качает головой – ну и имя! С другой стороны, она наверняка его не сама себе выбирала. Но как живет с ним? Лучше бы сменила! Асин отец Сталина уважает, но рассказывал, что, когда бушевала перестройка, о своих симпатиях к вождю народов заявлять было натурально опасно если не для жизни, то для репутации. А эта Сталина… жизнь прожить с таким именем! И не сменила его, вот странно!

Ася закрывает файл Шестаковой, и в это время в холле появляется доктор Авдеев. Это врач-лаборант, он пришел из главного здания «Вашего анализа» и просит разрешения воспользоваться компьютером администраторов. Ася освобождает место и видит, что Авдеев открывает информацию по какому-то посетителю. И стоит ей поглядеть на экран, на эти цифры, как она даже ахает:

– Не может быть!

– То-то и оно, – говорит Авдеев. – Наталья, идите сюда. Вы этот забор делали?

Наталья подходит, смотрит на монитор компьютера, который врач повернул к ней, и пожимает плечами:

– Никита Дмитриевич, да вы разве не видите, что это вовсе не я, а Нина?

Среди лаборанток «Вашего анализа» две Левашовых – Наталья и Нина. Их частенько путают, хотя работают они в разных кабинетах. Наталья – на Сенной, а Нина – на Ильинской.

– Ага, значит, вы не помните, какой он был, этот господин Бусыгин?

– Конечно, не помню, раз я его не видела, – с досадой пожимает плечами Наталья. – А случилось-то что?

– Да вот, посмотрите.

Наталья вчитывается в результаты анализа и делает такие же большие глаза, как до этого Ася:

– Не может быть!

Штука тут вот в чем. Кто хоть раз сдавал кровь в анализ и получал результат, знает, что ему выдают распечатку, в которой есть название компонента крови, его нормальное значение в соответствующих единицах и то значение, которое обнаружено фактически. Бывают более или менее значительные расхождения с той или иной нормой. Если так, значит, человек нездоров, ему надо лечиться. Даже самый простой – общий – анализ крови может сказать очень о многом. Так вот, результаты этого анализа, а также биохомического говорили – нет, просто кричали! – о том, что у человека по фамилии Бусыгин глобальная аллергия или гельминтоз, нарушена свертываемость крови, он очень истощен. Кроме того, нарушена функция надпочечников и проблемы со щитовидной железой. И еще много чего там обнаружилось, вплоть до онкологии крови. Ну просто из рук вон. Судя по этим анализам, за Бусыгиным немедленно надо высылать «Скорую помощь», да еще неясно, успеет ли она к нему живому. Непонятно, как он вообще дошел до кабинета, ему в реанимацию надо!

– Может, на преданалитическом этапе что-нибудь? – заикается Марина Сергеевна.

На преданалитическом этапе возможно всякое. Бывают так называемые анализы, специфические к хранению, например, на калий-электролиты. Скажем, если утром пробу взяли, а максимум через четыре часа не отправили на анализ, показатели могут стать гораздо выше. Отсюда – неправильный анализ.

– Все может быть, – говорит Никита Дмитриевич. – Но тут все результаты анормальны, нормального – ни одного! Девочки, найдите в компьютере телефон этого бедолаги. Надо позвонить, предупредить, чтобы срочно обратился к врачу! А то неизвестно, когда он за распечаткой явится. Как бы не стало совсем уж поздно!

Ася входит в данные приема того дня, когда Бусыгин сдавал кровь, отыскивает его фамилию – и обнаруживает, что номер телефона не указан. Только домашний адрес: Крутой съезд, дом 5, квартира 3.

– Это где ж у нас Крутой съезд? – гадает Никита Дмитриевич. – Небось где-нибудь у черта на куличках?

– Вряд ли, – качает головой Ася. – Если «съезд» – почти наверняка это где-то ближе к Рождественской.

В Нижнем, если кто не знает, длинные, крутые спуски с улиц верхней части города на набережные Оки и Волги исстари называются съездами. Их довольно много, этих съездов. Зеленский, Окский, Похвалинский, Печерский, Георгиевский, Казанский, Ивановский, Почтовый и так далее. Оказывается, и Крутой среди них есть!

Но все же никто не знает точно, где он находится. Приходится искать в Интернете карту города. Оказывается, Ася угадала. Крутой съезд ведет на Рождественскую. А дом, в котором живет Бусыгин, стоит примерно на середине съезда, чуть в глубине.

– Ну, что делать? – говорит доктор Авдеев. – Надо кому-то туда идти, в смысле, ехать, отвезти распечатку и предупредить Бусыгина, чтобы немедля шел к врачу. Он уже три дня за результатами не идет! Буквально завтра чтобы явился в больницу! А ехать надо сегодня. Кто возьмет на себя эту миссию?

Молчание. Похоже, ни у кого нет совершенно никакого желания брать на себя эту самую миссию. Имелась бы служебная машина – еще туда-сюда, а на общественном транспорте… А впрочем, сейчас целыми днями такие пробки, что ни на машине, ни на автобусе, ни на маршрутке не больно проедешь. Вообще, в Нижнем последнее время самый надежный транспорт – одиннадцатый номер. В смысле, пешком ходить – самое верное дело. Ну так вот – добровольцев что-то не видно.

Наталья стоит, сложив руки на груди, словно статуя, которая по определению никогда с места не сойдет. Надя немедленно смывается в подсобку. У Марины Сергеевны очень недовольный вид.

– Ну, давайте я туда схожу после работы, – говорит Ася.

А и в самом деле, почему бы не сходить? И живет она не столь далеко – на Пискунова. Полчаса ходу до Рождественской, если быстро идти. А если медленно – сорок минут. Вполне можно прогуляться. Всяко лучше, чем одной дома сидеть вечером и в телевизор пялиться.

А что еще делать? Нечего, в том-то и беда…

Ну вот разве что соседка Маша зайдет. Хотя нет, она еще вчера обмолвилась, что сегодня зажигает в каком-то ночном клубе… звала Асю с собой. Чего, говорит, ты вечно дома киснешь?! Нет уж, лучше Ася пойдет исполнять свой гуманитарный долг, чем где-то что-то будет зажигать! Каждому свое!

– Давай, топай, – бурчит Наталья, словно подслушав ее мысли. – Вечерами от скуки небось помираешь? А тут доброе дело сделаешь. В собственных глазенках возвысишься. Глядишь, наконец-то себя зауважаешь!

Ася смотрит на часы – недолго ей осталось терпеть Натальину тиранию! – и фыркает:

– Ты так говоришь, будто делать доброе дело – это что-то совершенно нелепое!

– Совершенно нелепо на ночь глядя на Рождественку тащиться, – отрезает Наталья. – Как было при Горьком дно, так и осталось. Помнишь, в школе пьесу «На дне» проходили? Вот там оно и было. И сейчас есть! Самое криминальное место, почти как Автозавод. К тому же сейчас на Рождественке проезжую часть заново мостят. Все в песке, ни пройти ни проехать. А ремонт делают чебуреки. Гастарбайтеры, понимаешь? Смотри, затащат в подворотню да так отделают, что месяц будешь враскоряку ходить.

Ася изумленно раскрывает глаза – что это с Натальей, что она вдруг решила позаботиться об Асе?! – но та тут же влепляет:

– А может, ты только и мечтаешь, чтобы тебя отделали, а то небось уже позаросла народная тропа!

И уходит в лабораторию, потому что в этот момент появляется новый посетитель. Заносит в компьютер его данные Марина Сергеевна, потому что Ася стоит, как прибитая к полу, и еле сдерживается, чтобы не расплакаться.

Достала-таки ее Наталья…

Марина Сергеевна поглядывает на Асю сочувственно, но ничего не говорит. А что она может сказать? У нее-то есть муж, а значит, само собой разумеется, ничего не позаросло, никакая народная тропа. У Натальи тоже есть какой-то неведомый кавалер, и Надя замужем, а у Аси – никого.

У Вали, лаборантки из шестнадцатого кабинета, тоже никого, но Валя еще молодая, а Ася… Ася уже пожилая, можно сказать. А все равно – одна-одинешенька.

Почему?

Честно говоря, ей вполне хватило первого замужества. Если бы Виталик не погиб, они, наверное, все же так и так развелись бы. Жаль, что не осталось ребенка – тогда Ася вообще не чувствовала бы одиночества. И потребности в сексе у нее особо не было. Как-то не могла вспомнить, чтобы хоть разок возносилась с Виталиком на те самые вершины, о которых кино снимают, книжки пишут и о которых подробно исповедуются в Интернете и по телевидению все, кому не лень. Врут, пожалуй, часто думала Ася. Одна соврала – и все повторяют, потому что неохота отставать. А может, и не врут, просто она это не узнала – да и знать не хочет. Это ненормально, что она никогда не волновалась рядом с мужчиной? Наверное, нет. Наверное, это и есть ужасная штука под названием фригидность. Ну, такая она уж есть, Ася Снегирева! Такая есть.

Фригидная.

*

«Дорогая Ночка!» – начиналось письмо Климова, и эта немолодая женщина, его бывшая жена, невольно улыбнулась, потому что только он, Константин, так ее называл когда-то. А она звала его Кот. Такие милые прозвища влюбленных молодоженов… потом эти прозвища на долгие годы канули в Лету вместе в любовью и браком, а теперь вдруг взяли да и вынырнули оттуда!

«Ну надо же, он еще жив!» – порадовалась она от всей души. И в Париже – в Париже!!! – живет, подумать только! А она там была не далее как в прошлом году, и сын с женой туда ездили в свадебное путешествие, и никто даже не подозревал, что его отец находится именно там! Наверное, сына в гости решил позвать, вот и написал. Спохватился, ну надо же!

Наконец-то. Лучше поздно, чем никогда!

«Дорогая Ночка! Уж не знаю, с каким настроением ты откроешь это письмо… но погоди, не вспыхивай, не злись, не рви его, а дочитай до конца. Ведь это письмо с того света. Если ты его читаешь, значит, меня уже нет в живых».

Бывшая жена Климова недоверчиво смотрела на эту строку, видя в ней что-то необычайно несправедливое.

Да как же это так? Получить письмо от первого мужа лишь для того, чтобы узнать, что он – мертв?! Нелепость какая. Зачем вообще тогда было писать?!

Она снова опустила глаза к бумаге.

«…значит, меня уже нет в живых. Проклятый канцер взялся пожирать меня с усердием, достойным лучшего применения… Скоро, как я понимаю, пожрет и совсем. Операцию мне сделали, говорят, что пойду на поправку, но чует мое сердце, что меня просто зашили, потому что… потому что медицина, черт ее возьми, бывает бессильна слишком часто. И вот я решил подбить, так сказать, бабки. Смешное выражение, правда? Знаешь, Ночка, мне совсем не так весело, как может показаться по этому одурелому письму. Мне невыносимо хреново, а больше всего хреново – от одиночества, в котором я приближаюсь к концу. Ужасно хотелось бы увидеть сейчас тебя и сына… Зря, конечно, ты когда-то, когда мы разводились, запретила нам с ним видеться…»

Женщина, которую в давние времена звали Ночкой, вскинула брови. Честно говоря, она совершенно забыла об этом, это было так давно… больше двадцати лет назад… нет, ну кто воспринимает всерьез такие вещи?!

А Константин воспринял. И теперь ни ей не съездить к нему в Париж, ни сыну… Вот же досада!

Однако надо же все-таки дочитать!

«…запретила нам видеться и даже от алиментов отказалась. Впрочем, я всегда уважал твою принципиальность, а потому не лез с излияниями отцовских чувств».

Она горестно стиснула губы. В их с сыном жизни бывали дни, когда они выбирали, выпить газировки за три копейки – или поехать на трамвае. И на хлеб и молоко собирали деньги по всем карманам. Какая она дура была, что отказалась от алиментов! Правда, она очень скоро вышла замуж за весьма преуспевающего человека – и все бытовые проблемы разом разрешились. Следующий ее брак был тоже очень удачен. Она была красавица, мужчины гонялись за ней, она могла выбирать… И выбирала, кого хотела. Она уже несколько лет жила одна – третий муж скоропостижно скончался, – но, странным образом, ощутила себя вдовой только сейчас, во время чтения этого прощального письма Константина Климова. У нее даже слезы навернулись на глаза от жалости… к кому? Ну, к Климову, само собой. И к себе, его вдове, конечно!

«Какую бы горечь ты ни таила в душе все эти годы, надеюсь, ты, Ночка, простишь меня теперь, и не только потому, что живые всегда прощают мертвых. У меня есть кое-что… оно поможет мне загладить свою вину перед тобой. Это деньги, которых, как ты знаешь, никогда не бывает слишком много. Думаю, что ты богата благодаря двум своим мужьям, которые пришли мне на смену. Думаю, что мой сын тоже не бедствует. Насколько мне известно, у него уже есть ребенок. Так вот, этого моего внука я и назначаю моим наследником. Я хочу завещать деньги моим генам… помню, именно это выражение встретил я в одном чудесном детективе Дика Фрэнсиса, которого ты когда-то так любила. Я его тоже полюбил с годами. Мне кажется, именно когда я прочел эту фразу, у меня и зародилась идея – отдать мои очень немалые деньги моим генам… Пусть они будут счастливы! Только это должны быть НЕПРЕМЕННО мои гены, понимаешь? Потому что три миллиона евро – в недвижимости, акциях и на банковском счете – хотят принадлежать только моей родной капельке».

Однако на этом письмо не кончалось. И чем дальше читала его бывшая жена Климова, тем сильней у нее начинало стучать сердце. До боли! До жгучей боли…

*

Постепенно Ася приходит в себя – некогда предаваться, так сказать, рефлексии, когда посетители идут один за другим. Еле удается выгадать минутку сбегать в туалет.

Ася сворачивает в коридорчик – и чуть не сбивает с ног Надю, которая тащит штатив с негодными пробирками в санузел на утилизацию.

– Куда несетесь, Ася Николаевна, сейчас бы тут такое кровопролитие устроили, не дай бог! Пятнадцать пробирок – это вам не кот начихал, отмывай, Надя, делать тебе все равно нечего! – ворчит уборщица. Вообще совершенно не дело уборщицы – ворчать на администратора, но на Асю не ворчит только ленивый, она уже ко всему привыкла.

– Пятнадцать? – повторяет она. – Вроде их четырнадцать было.

– А вы откуда знаете?

– Да случайно посчитала.

– Пробирки посчитали?! – Надя смотрит на нее чуть ли не со страхом. – А зачем?

Ася не знает, зачем, поэтому смывается в туалет.

Когда она возвращается в холл, то видит, что настало короткое затишье. Прилив посетителей иссяк. Наталья, захлебываясь смехом, что-то рассказывает Марине Сергеевне.

– Да ты что?! – изумляется та. – Ну и ну!

И обе хохочут. В ту же минуту Марина Сергеевна замечает Асю – и вот просто-таки проглатывает смешок. Итак, смеялись над ней… впрочем, что тут удивительного? А вот интересно бы знать, что она опять такого натворила?

Гадать Асе долго не приходится.

– Снегирева, это правда, что ты пробирки в утилизации считала? – хихикает Наталья. – А зачем?

– Я просто случайно обратила на них внимание, – оправдывается Ася. – Случайно заметила.

– Нарастание симптоматики, – аж булькает от смеха Наталья. – Плохо дело, плохо! Это глюки, вот как это называется! Вчера тебе померещилось, что у меня разные серьги. Сегодня – что разные носки у мальчишки и у этого чокнутого сперматозоида, который тут скандалище устроил. Теперь пробирки начали размножаться…

Все! Асино терпение кончилось! Всему есть предел!

– Серьги у тебя вчера точно были разные! – говорит она зло. – Я это своими глазами видела. Если ты ничего вокруг себя не замечаешь, то я замечаю очень многое! Да, носки разные были у мальчика и у хулигана. И пробирок было четырнадцать! Я разглядела! А еще я увидела, что у тебя молния на брюках разошлась!

Наталья резко подается вперед и обеими руками прикрывает низ живота. Мгновение она стоит в этой нелепой позе, пока не начинает соображать, что молнию – как застегнутую, так и расстегнутую, – Ася увидеть никак не могла, потому что ее прикрывает роба, так что это – просто маленькая месть затурканной Снегиревой затуркавшей ее Левашовой. Но факт уже свершен – теперь Марина Сергеевна хихикает по Натальиному адресу, а Ася – та вообще смотрит на свою мучительницу с уничтожающей насмешкой.

Вообще вкус мести, пусть даже такой микроскопической, довольно приятен, оказывается…

Наталья выпрямляется и с ненавистью смотрит Асе в глаза:

– Ах ты козявка… да я тебя…

Продолжение не следует: дверь открывается, и в кабинет врывается невысокий плотный мужчина с полуседыми волосами. Он был здесь часа два назад, сдавал кровь на биохимию.

– Ничего себе, работают у вас! – восклицает яростно. – И как мне прикажете теперь при людях появляться? С такой веной?

Он сбрасывает куртку, закатывает рукав пиджака и показывает багрово-синее пятно в сгибе локтя:

– Я такое только в фильмах про наркоманов видел! Это что ж такое, а?! Увидит мой сын, ему пятнадцать… он сразу спросит – папа, ты что, колешься?

– Ну почему вы решили, что сын так плохо о вас подумает? – начинает журчать Марина Сергеевна. – Вы ему скажете, что сдавали кровь…

– А если я не хочу, чтобы моя семья знала, что я сдавал кровь?! – надсаживается мужчина. – Что тогда?

– Знаете, в аптеке продается бодяга… – робко подает голос Ася.

– Идите вы со своей бодягой в бодягу! А мне нужна компенсация!

– Какая? – со вздохом спрашивает Марина Сергеевна.

– Ну как минимум бесплатно вы мне этот анализ сделаете! – выпаливает мужчина, и Наталья что-то выразительно шипит сквозь зубы.

Ася злорадно смотрит на нее и вдруг… говорит неожиданно для себя:

– Между прочим, вы сами виноваты, что у вас синяк образовался. Если бы подержали ватку в сгибе локтя десять минут, как положено, никакого синяка бы не было. А вы ватку в урну выбросили, я сама видела.

– Ну, выбросил, – бурчит он, – потому что мне никто не сказал, что ее надо держать.

– Я говорила! – восклицает возмущенно Наталья. – Я просто не могла не сказать!

– А мне не сказали! – настаивает мужчина.

– Говорила, – опять, сама себе удивляясь, вмешивается Ася. – Я слышала.

– Неудивительно, что вы за нее заступаетесь! – шипит мужчина. – Вы все здесь – подружки неразлейвода!

При этих словах Марина Сергеевна деликатно прыскает, Надя, выглянувшая из коридора, издает громкий смешок, но поспешно скрывается, а Наталья и Ася угрюмо переглядываются.

Подружки неразлейвода. Это они. Хорошо сказано!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache