Текст книги "Голос крови"
Автор книги: Елена Арсеньева
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Книгу жалоб принесите, – сварливо продолжает мужчина. – Или позвонить вашему начальству?
Он оглядывается на взятую в рамку листовку, где указаны телефоны всех кабинетов лаборатории и ее руководства.
– Или вы мне возмещаете моральный ущерб, или… я до Министерства здравоохранения дойду, я…
– Нет, что вы, – слабым голосом говорит Марина Сергеевна. – Конечно, мы сделаем анализ бесплатно, я верну вам деньги.
Она оформляет документы на возврат, отдает деньги, предупреждает, что о результате сообщат по смс.
Мужчина стоит хмурый, никакого удовольствия на лице, зыркает на всех исподлобья и наконец уходит, бросив напоследок мстительный взгляд на Асю и на ходу натягивая куртку.
– Во-от сво-олочь! – просто-таки рычит Наталья. – Удавиться готов за какие-то…
Дверь распахивается. Тот самый мужчина снова стоит на пороге.
– Как ваша фамилия? – с ненавистью смотрит он на Асю.
– Снегирева, – лепечет она. – А что?
– Да то, что не успел я выйти, как вы меня матом обругали! Ничего, я вам этого не спущу! У вашей компании есть сайт – я про вас там напишу! В разделе жалоб! И директору вашему позвоню. Я этого так не оставлю!
И снова вылетает в дверь.
Какое-то время в холле царит молчание. Все: Марина Сергеевна, Ася, Наталья и вновь появившаяся Надя – напряженно прислушиваются. Наконец за дверью раздаются осторожные удаляющиеся шаги. Когда они стихают, Наталья начинает хохотать как сумасшедшая и так, хохоча, аж заливаясь, уходит в процедурную.
– Почему ты молчала? – восклицает Марина Сергеевна. – Почему не сказала, что это не ты назвала его сволочью?
– А вы почему молчали? – угрюмо спрашивает Ася. – Почему не сказали, что это не я назвала его сволочью, а Наталья?
Марина Сергеевна отводит глаза:
– Да я просто не успела.
– И я не успела, – говорит Ася.
– Нет, ну и влипла ты, Снегирева! – высовывается из процедурной довольная Наталья. – Сколько народу жаждет твоей крови? Как минимум двое! И это за один только день! Вот цирк!
Но тут в холл входят сразу несколько посетителей, и Наталья моментально смывается в процедурную.
Марина Сергеевна и Ася быстро оформляют документы, принимают деньги, хотя у Аси все валится из рук.
Еще бы! У кого бы не валилось?!
Звонит телефон. Ася берет трубку.
– Привет, это кто? – спрашивает женский голос.
– Ася Снегирева. А вы…
– Ой, Ася, привет, это Катерина! – радостно сообщает голос. – Ты знаешь, я завтра выхожу на работу, мне резко получшало, неохота больничный брать. Спасибо, что ты меня заменила, но завтра я уже вернусь. С меня шоколадка!
– Отлично, – кивает Марина Сергеевна, когда Ася пересказывает ей этот разговор. – Значит, завтра ты можешь возвращаться к себе, в шестнадцатый кабинет.
«Хоть одна приятная новость за день!» – думает Ася. Она воспряла было духом – завтра будет избавлена от Натальи! – но вдруг ее посещает довольно неприятная мысль: а что, если Валя, лаборантка, которую в кабинете на Невзоровых вчера заменяла Наталья, не сможет и завтра выйти на работу? Сегодня там, на улице Невзоровых, в процедурном кабинете ведет прием Женя, но завтра ее не будет, она никогда не дежурит два дня подряд: у нее маленький ребенок, а свекровь соглашается сидеть с ним только через день, она тоже посменно работает.
Улучив минуту, Ася уходит в подсобку и звонит Вале:
– Как твое здоровье, завтра на работу выйдешь?
– Нет, – отвечает та слабым голосом. – У меня все болит. Знаешь, как я ударилась?! Еле жива осталась!
– Ты упала, я слышала? – осторожно спрашивает Ася.
– Не упала, а меня сбросили! – возмущенно возражает Валя. – С лестницы!
– Что?! Как?!
– Да так, – всхлипывает Валя. – Он за мной шел, этот мужик! Гнался от самого кабинета! За трамваем на такси ехал, я только потом догадалась! Мне показалось, что за мной кто-то идет, я оглядывалась, но никого не видела, а он, наверное, по газонам, под кустами крался. И как только я дверь в подъезд открыла, он ворвался следом за мной. Я понеслась наверх, а он так меня за руку дернул, что я упала и аж по лестнице покатилась. Не знаю, как вообще все себе не сломала! Лежу, не могу пошевелиться, а он перетряхнул мою сумку, схватил кошелек – и бежать. Еще хорошо, что ключи не взял, а то открыл бы квартиру, забрал, что хотел, пока я валялась там… А там мама одна, что бы она сделала?! Я даже крикнуть не могла, ты представляешь?!
– Ох, бедняга, – чуть не плачет от сочувствия Ася. У нее аж мурашки по телу идут, стоит представить, как было больно Вале, как у нее до сих пор все болит.
– А полицию ты вызывала?
– Да что толку, – вздыхает Валя.
– Почему?
– Они говорят, может, вы сами упали, а кошелек потеряли. Странный грабитель, который ничего не взял.
– Как ничего? А кошелек?
– Да там двадцать рублей было, – слабенько улыбается Валя. – Остальные деньги в карманчике сумки лежали, он их даже не видел.
– А ты ничего не помнишь? Не заметила ничего?
– Ничего…
– А лицо? Ты говоришь, он за тобой от кабинета шел? Значит, ты могла его разглядеть?
– Знаешь, мне кажется, это был один мужик, который на прием последним приходил.
– Да ты что?! Значит, известно, кто он?! Он свои паспортные данные оставил?
– Да он без паспорта пришел, анонимно сдал анализы.
– Но вы с Ниной его разглядели?! Запомнили?!
– Да он какой-то белобрысый был… не то крашеный, не то в парике. А больше я не успела ничего разглядеть, я ж не такая глазастая, как ты. А может, это и не он. Слушай, мне мама такую истерику закатила, ты просто не представляешь! Требует, чтобы я уволилась. Я, конечно, не собираюсь, но она теперь не скоро успокоится, она меня просто загрызет.
– Значит, ты не выйдешь завтра? – Асе получить ответ на этот вопрос куда важней, чем слушать жалобы Вали на маму… от этих жалоб все давным-давно уже устали.
– Нет, Асенька, ну ты пойми, я еле живая!
– А кто на анализах будет?
– Не знаю. Я не могу, не могу, понимаешь ты?!
– Понимаю, понимаю, ты не волнуйся, Валечка!
Ася прощается с Валей и возвращается в холл, мучимая размышлениями: кто же будет работать с ней завтра? Неужели снова Наталья? Какой кошмар… Три дня подряд в ее обществе! Что за невезуха такая ужасная?! Может, и Асе тоже упасть с лестницы?! Или просто наврать, что упала… Хотя вряд ли начальство поверит в такую эпидемию падений. Еще грипп – куда ни шло… Гриппом заболеть, что ли?
День медленно-медленно тянется к концу. Приходит курьер Севка, забирает пробирки, которые надо доставить в Москву. Там главная лаборатория. Там делают самые сложные анализы, такие, как определение ДНК, например. У Севки есть специальная сумка-холодильник (она так и называется – сумка лаборанта). В ней образцы в полной безопасности и сохранности на время транспортировки в поезде.
Все репорты распечатаны, подходит время заканчивать работу и закрывать кабинет.
Наталья возится в процедурной, и Ася спешит поскорей в подсобку, чтобы одеться и сбежать, не прощаясь с ней. Уж такую-то маленькую роскошь она может себе позволить, учитывая, что, возможно, завтра Наталью опять весь день терпеть! Если Ася и в самом деле не решит гриппом заболеть…
Входит в подсобку, и первое, что видит, – это свой желтый плащ, залитый кровью!
Ася в ужасе кричит, в подсобку вбегает Надя, за ней Марина Сергеевна – ну и Наталья тут как тут, как же без нее-то!
– Какой кошмар, – ахает было Марина Сергеевна, вглядевшись в пятно, – и облегченно вскрикивает: – Ася, да это не кровь, это кетчуп!
В самом деле… Как это она сразу не поняла. Кетчуп! Хотя от этого не легче. Кто-то же его вылил на Асин плащ. Взял вон там, на столике, общую тубу с кетчупом – и без тени сомнения, может быть, даже с удовольствием вылил эту красную гадость на желтенький плащик.
– Кто, ну кто это сделал?! – чуть не плачет Ася.
– Да кому это надо было делать? – возмущается Надя.
– Это ты! – кричит Ася на ухмыляющуюся Наталью.
– Ну да, ты только и можешь про меня гадости думать! – презрительно щурится та. – Наверное, сама залила, когда ела. Ты брала кетчуп сегодня?
– Нет, – качает головой Ася.
– Конечно, разве ты теперь сознаешься? – фыркает Наталья. – Я знаю, ты любишь эту гадость!
– Может, и люблю, но сегодня я его не брала, и я же в любом случае не ела в плаще! – возмущенно кричит Ася.
– А кто тебя знает, – пожимает плечами Наталья. – Замерзла – да надела плащ. А может, ты нарочно на себя все это вылила, чтобы к Бусыгину не ехать?
Ася глянула на нее с ненавистью:
– Не волнуйся, я все равно к нему поеду! Вот зайду домой, перекушу, переоденусь в куртку – и поеду!
Марина Сергеевна только вздыхает, опасливо косясь на Наталью, а та презрительно хмыкает:
– Ну и таскайся по ночам, если делать нечего!
Наконец-то, наконец-то этот рабочий день – день Асиных мучений! – заканчивается. Уже смеркалось, когда Ася ехала домой, радуясь хотя бы тому, что в полумраке безобразных пятен на плаще не заметно, и успокаивая себя тем, что этот плащ, честно говоря, ей никогда не нравился. То есть сначала понравился именно этим неярким желтым осенним оттенком, но потом оказалось, что он такой скучный и унылый и Ася в нем выглядит еще более уныло, чем раньше. Просто бесцветная!
Надо отчистить кетчуп и перекрасить плащ. Например, в красный цвет. Да-да, в красный!
Ася мрачно бурчит себе под нос:
– Хоть кетчуп не так заметен будет.
Конечно, это шутка, но она представляет себя в красном плаще – и улыбается. А чем плохо? Вообще, ей всегда шло красное, но она никогда ничего такого почему-то не носила. Почему?! А кто ее знает. Эх, жаль, что сейчас закрыты магазины, но завтра она купит хороший пятновыводитель, надежный краситель – и послезавтра пойдет на работу практически в новом ярко-красном плаще!
И вообще… Асе вдруг приходит в голову, что, вполне возможно, Наталья потому так мерзко с ней обращается, что Ася и сама ведет себя так, как будто она не человек, а бесцветная, рыхлая медуза. Амеба! Инфузория туфелька! И одета тускло, и выглядит невесть как, словно нарочно старается, чтобы ее не заметили, чтобы об нее походя вытерли ноги, и ведь вытирают – все, кому не лень! Ну так вот – больше этого не будет! Надо как можно скорей – завтра же! – купить себе что-то новое, яркое! На работе-то они все в робах бледно-зеленого жуткого цвета, но все равно… верхняя одежда должна быть броской, шарф надо будет к красному плащу подобрать соответствующий… может быть, белоснежный… когда на работу приходишь и уходишь, все равно тебя видят, прежде чем ты переоделась. И бижутерию надо обновить. Браслеты… Это так красиво! Серьги новые, сейчас всего этого столько и такого классного… А может, волосы покрасить? Скажем, в рыжий цвет? Если Асе не суждено стать роковой брюнеткой, может, попробовать себя, так сказать, в рыжем жанре? Если ей к лицу красное – может, пойдет и рыжее?
Ужасно, ну просто невыносимо охота ну хоть какую-то малость, хоть что-то в себе изменить немедленно! Придя домой и жуя холодные макароны с остатками винегрета, Ася с трудом подавила искушение немедленно, вот прямо сейчас развести в мисочке по пакету хны и басмы, завалявшихся невесть с каких времен… кажется, мама когда-то волосы не то подкрашивала, не то укрепляла, Ася сейчас уже и не помнит. Потом родители купили дом в деревне и туда переехали, оставив Асе городскую квартиру и все вещи, в том числе – и эти пакетики. Интересно, они свои красительные свойства еще не утратили? От того, чтобы выяснить это немедленно, удержало Асю только чувство долга… черт бы его подрал. Надо поехать к этому Бусыгину, к этому бедолаге, она обещала… А смесь хны и басмы требуется держать на волосах час самое малое, а лучше гораздо дольше, чтобы крепче прокрасилось! Нет, теперь не время заниматься преображением своей внешности. Может быть, потом, когда она вернется с Крутого съезда!
Может быть…
*
Светлана – бывшая жена Константина Климова – давно привыкла жить, как она хочет. Именно она! Прежде всего ее желания – остальное потом. К этому приучил ее второй муж. Его звали Вячеслав. Он был до одури влюблен, он, кажется, даже не знал, что у женщины, на которой он твердо решил жениться после первого же свидания, есть маленький сын. Обычно мужчин очень напрягает и даже охлаждает известие о ребенке любимой женщины. Но Вячеслав, наоборот, обрадовался и даже не скрывал этого. Потом, спустя некоторое время, он рассказал Светлане, что развелся с первой женой именно из-за своего бесплодия. Она страстно хотела ребенка и наконец, после долгих лет напрасных попыток и терпеливого ожидания чудес, нашла мужчину, который удовлетворил ее желание. Правда, это разрушило семью Вячеслава… Поэтому он очень обрадовался, что его вторая жена уже имеет сына. Он даже полюбил Олега, а впрочем, этого добродушного увальня трудно было не любить. Это лишь с годами Олег научился иногда – и то не слишком часто! – нервничать, выходить из себя и устраивать скандалы. Преимущественно научила его этому женитьба. А в детстве и юности более миролюбивое существо трудно было отыскать! Иногда Светлане казалось, что Олег воистину сын Вячеслава, потому что оба они были домовиты, вместе ездили на рыбалку, упоенно возились в гараже и тихо обожали жену и мать, позволяя ей делать все, что заблагорассудится.
Нет, само собой, Светлане это очень нравилось! Однако втихомолку она признавала правоту того мудреца, который советовал мужчине, входя к женщине, брать с собой плеть. Человеку вообще, любому человеку избыток свободы вредит, пьянит и дурью голову забивает, а уж женщине-то в первую очередь! Светлана в те времена как раз начала работать художником по костюмам в местном Театре комедии. До этого она несколько лет просидела, глуша свою неуемную фантазию, на месте помощника главного модельера местного же Дома моделей, который больше напоминал скучное КБ, оттого и развалился вскорости. Жизнь в театре была совершенно другая, фантазии Светланы здесь дали полный простор, ее разработки имели шумный успех, главреж, худрук и все прочие главы и руки были от нее в восторге, жизнь бурлила шумным водоворотом: премьеры, бенефисы, поздние ужины, необременительный флирт… Ну и, как можно догадаться, однажды в этот водоворот Светлану затянуло очень серьезно.
В Нижний в Театр комедии перевелся один молодой режиссер из Красноярска. Звали его Геннадий Говоров. Сам-то он был родом из Нижнего, здесь и учился в свое время в театральном институте, потом уехал Сибирь покорять и, что характерно, покорил! Теперь постарели и стали болеть родители; Геннадий с удовольствием вернулся к родным пенатам. На Нижний он взирал почтительно, как на третью столицу империи, нижегородскими женщинами восторгался, Светланиными фантазиями упивался, от ее легкомысленных кудрей и широко расставленных глаз опьянел и одурел, и, хоть она была чуть ли не на пятнадцать лет старше, рядом с ней, тонкой и легкой, Геннадий, этот здоровенный парнище весом под сто кило и ростом под метр девяносто, ощущал себя могучим дубом. А она была его веточка… Ночка стала Веточкой, причем с большой охотой.
Бедного Вячеслава, к сожалению, пришлось оставить. Ну что делать, любви втроем не бывает… Впрочем, он уже давно понял, откуда и куда ветер дует, и был к разводу внутренне готов. И все же прощанье вышло ужасно печальным. К своему изумлению, Светлана обнаружила, что даже больше, чем от разлуки с ней, Вячеслав страдает от разлуки с Олегом. Однако тут сын в первый раз проявил характер и сказал, что с папой Славой – он с первого дня так звал Вячеслава – прощаться не собирается. Первое время Олег жил фактически на два дома: у матери с новым мужем ночевал лишь иногда, а после школы бежал к папе Славе. И так продолжалось почти до десятого класса, пока однажды Вячеслав не получил телеграмму о том, что его сестра с мужем, жившие на Урале, трагически погибли при крушении поезда, оставив дочь. Само собой разумеется, Вячеслав не мог бросить племянницу, единственное родное существо, на произвол судьбы.
Он съездил в Челябинск и вскоре вернулся вместе с тоненькой заплаканной девочкой, которую звали Алиной. Конечно, Светлана ее видела раньше, еще когда была женой Вячеслава, – видела раз или два, но не более того: Вячеслав с мужем сестры отчего-то не ладил, может, из-за футбола разругались, а может, из-за политических пристрастий. Все это была такая ерунда по сравнению с театром, считала Светлана, что никогда никаких подробностей родственных связей бывшего мужа в голову, что называется, не брала. Словом, Алину она раньше видела редко и то мельком, запомнила какого-то тоненького комарика – и впала просто в шоковое состояние, когда Олег однажды, спустя год или два, привел в гости тоненькую девушку с огромными черными глазами и невероятно блестящими смоляными волосами и сказал, что это – Алина. Голос его благоговейно дрожал.
Ну что девчонки после пятнадцати лет расцветают просто нереально – об этом еще Виктор Гюго в «Отверженных» писал, да Светлана об этом и по себе знала. Но такое преображение, как то, которое произошло с Алиной, трудно, вообще невозможно было представить! Девочка била наповал, сшибала в полете, и впервые Светлана заметила, что ее молодой и влюбленный супруг, который, кроме нее, никогда никого не видел, вдруг морально покачнулся. Да с каким креном!
Геннадий сделался суетлив и неуверен в себе, он начал бормотать что-то на тему нехватки красивых и талантливых актрис в театрах Нижнего Новгорода вообще, а в Театре комедии – в особенности, он стал воспевать профессию актрисы, которая дает женщине раскрыться во многих образах, выявить вполне свою внутреннюю сущность, которая, как правило, бывает погребена под тяжким спудом бытовщины… Ну и прочее в этом роде молол, от робости, так сказать, запинаясь…
Светлана ушам не поверила! Такое весьма распространенное понятие, как ревность, казалось ей прежде особенностью только мужчин… влюбленных в нее мужчин. Она обожала возбуждать ревность, это была очаровательная игра… – но вдруг поняла на собственном опыте, что это вовсе не столь уж приятное чувство. Не так уж оно щекочет нервы. То есть, честно признаться, ревность – это просто омерзительное ощущение! И мучительное…
Самое ужасное, что Светлана вдруг отчетливо поняла, что тридцатилетнему Геннадию семнадцатилетняя Алина куда ближе по возрасту, чем сорокапятилетняя жена…
С ненавистью смотрела она на Алину и вдруг, мельком оглянувшись на Олега, уловила такое же выражение в его глазах, устремленных на Геннадия. И если Светлана чувствовала себя безнадежно старой по сравнению с Алиной, то Олег ощущал себя мальчишкой рядом со зрелым и интересным мужчиной, вдобавок – театральным режиссером!
Как будто можно быть слишком молодым… а если и можно, то так недолго, что есть смысл перетерпеть!
*
Надев джинсы и черную курточку, а также кроссовки – на Рождественке ведь дорожные работы, неведомо, через какие колдобины там придется пробираться! – Ася отправилась в путь, на всякий случай – учитывая, что там все же опасное, еще Горьким воспетое «дно», – оставив дома сумку и положив в карман только деньги на маршрутку, телефон и носовой платок, и даже ключ не берет, а прячет в одно потайное местечко на площадке, которое известно только ей и соседке Маше – она тоже оставляет там свой ключ иногда. Файл с распечаткой Ася свернула трубочкой и держала в руках.
Сначала она хотела пойти пешком, через Лыкову дамбу, но вспомнила, что на пересечении Зеленского съезда и улицы Добролюбова тоже какие-то дорожные работы начались на трамвайных путях, там в темноте вообще неизвестно, как пройти, а мотаться в поисках пути по загадочным закоулкам бывших Дятловых гор – нет, спасибо! Лучше и в самом деле на маршрутке две остановки проехать. Наконец Ася добралась до Нижневолжской набережной, прошла каким-то переулком, с трудом форсируя зыбучие пески, воцарившиеся на месте Рождественской, и принялась отыскивать Крутой съезд.
А это не так просто – тут черт ногу сломит!
Ася была тут не слишком давно, весной, но улица тогда имела вполне презентабельный вид. Лаборатория тогда заключила договор с местной епархией – вернее, епархия заключила договор с лабораторией – на проведение анализов крови у учениц женской духовной школы при Строгановской церкви. У будущих матушек, будущих жен приходских священников. Это были не монахини, а просто девушки, которые желали получить образование и воспитание не светское, а практическое и духовное. Они были одеты значительно скромней, чем обычные старшеклассницы, все в платочках, никаких брюк и тем паче джинсов, юбки только ниже колена… При виде их Ася вдруг вспомнила, как после смерти Виталика зачастила в церковь, и вот на Славянской, в Трехсвятительской церкви, куда она по неопытности зашла в брюках, неприветливые монашки, неодобрительно поджимая губы, надели на нее какой-то черный фартук и только после этого разрешили купить свечку и пройти в храм. Отчего-то этот черный фартук, напоминающий покров на гроб, Асю так поразил, что она немедленно начала рыдать и успокоилась, только когда сняла с себя эту штуку. Больше она, само собой разумеется, в церковь в брюках не ходила.
Ну, надо думать, эти девушки, которые давно уже выбрали для себя будущую участь, о таких «мелочах» церковного обихода отлично знали.
Ничем, кроме скромной одежды, они от своих сверстниц не отличались, но Ася все равно посматривала на них с каким-то болезненным любопытством. Родители ее совершенно не были религиозны, Пасха в их доме отмечалась не как церковный праздник, а была просто поводом наготовить всякой вкуснотищи. Как у многих, впрочем. А эти девочки отлично знали, чего хотят, и такие вещи, например, как пост и соблюдение основных заповедей Божиих, были для них не экзотическим развлечением, не данью моде, а некоей потребностью – и духовной, и даже, очень может быть, физической.
Воспитательница, которая записывала девочек, сдавших кровь, в свою тетрадку, была мрачноватой, увядшей особой неопределенных лет. Отчего-то ее хотелось называть училкой. Функцию свою она расценивала исключительно как одергивающую, если вообще не карающую, и девушки пикнуть при ней не смели!
Но вот в коридоре, где ждали девушки, раздался какой-то шум, и училка поспешно вышла. Девушка с длинной толстой русской косой, в темно-синем закрытом платье и белом платочке, которая как раз засучивала рукав платья, усаживаясь перед Валей, державшей наготове иглу и пробирку, встрепенулась, оглянулась вслед училке – и заговорщическим шепотом спросила у Аси:
– А по этому анализу крови можно определить беременность?
Валя уронила пробирку, и игла воткнулась в пол. Она подняла пробирку и принялась поспешно заменять иглу, низко опустив голову и выпятив губы, чтобы не расхохотаться. Асе тоже ужасно хотелось рассмеяться, но она изо всех сил постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно:
– Нет, по крови невозможно определить беременность…
Ужасно хотелось добавить: «Не волнуйся!» – но Ася не успела: училка вернулась. Девушка в белом платочке терпеливо перенесла процедуру и, скромно опустив глаза, сказала:
– Большое вам спасибо!
В ее голосе звучало такое облегчение и такая искренняя благодарность, что Ася невольно ощутила себя благодетельницей…
Даже и сейчас, вспоминая эту историю, она не может не улыбнуться. Ей хочется зайти во двор Строгановской церкви и посмотреть на здание школы, где произошла та забавная сценка, это очень красивое здание, – но уже слишком поздно, и двор выглядит довольно мрачно, да и окна ни в церкви, ни в здании училища не освещены…
Вообще Рождественская сегодня мрачна необычайно.
Витрины, обычно освещавшие эту улицу, почти все оказывались темны, да и фонари горели через один. Правда, когда Ася переходит улицу, сосредоточенно вглядываясь в песчаную разъезженную кашу под ногами, фонари вдруг, как по команде, разом вспыхивают – и, вообразите, горят все время, пока Ася перебирается на противоположную сторону. И немедленно снова гаснут, всерьез и надолго! Фасады красивых старинных зданий, отреставрированные в последнее время, казались в полумраке еще красивее. Но специфический запах вековой затхлости и сырости, который доносился из подворотен, ничем нельзя отреставрировать, и истребить его тоже совершенно невозможно. Да еще и гарью, застарелой гарью откуда-то несло… Собственно, Рождественская – этакая перманентная «потемкинская деревня», каких великое множество разбросано по городам России: фасады – ну прям тебе Париж, а со двора… а со двора известно что. Ни на одном доме, это уж само собой разумеется, не было таблички с названием улицы. И номеров домов не разглядишь… И спросить не у кого. Вообще на Рождественской мало народу живет. Это так называемая офисная улица. А если кто и живет, то в такую пору все благоразумно дома сидят! Полное безлюдье царило кругом, даже не было никаких опасных «чебуреков», которые жаждали бы покуситься на Асину честь, как злобно пророчила Наталья.
Крутой съезд она отыскала совершенно случайно: в каком-то кривом закутке, косо идущем вверх, было наставлено один на другой несколько здоровенных белых ящиков, на которых было выведено нестерпимо яркой оранжевой краской, чуть светящейся в темноте: Nizny Novgorod, Krutoj pereulok, 4, Ladium-servis. Еще там имелись надписи «Head» и «Bottom», что вроде бы означает «Верх» и «Низ», однако ящики все как один стояли боттоном вверх, а хедом вниз. Разрешать эту загадку, заданную российскими грузчиками, Асе было некогда. Она думала о другом. Если логически рассуждать, ящики стоят именно рядом с домом номер четыре и именно в Крутом переулке. Но это – логически! А если учитывать «хед» внизу и «боттом» вверху, может, ящики свалили на противоположной стороне улицы?
Ася всмотрелась в соседний дом и ахнула: он сгорел! Теперь это были черные развалины, от которых и несет гарью и на которых почему-то с пугающей яркостью сияет табличка с номером четыре. Единственный дом с номером, и тот сгорел. Логика не подвела! Стало быть, здесь и находился некогда «Ладиум-сервис», а теперь не находится, так что теперь вполне понятна элегантная небрежность в обращении с принадлежащим ему грузом…
Интересно, эти ящики долго пролежат нераскуроченными? «Ладиум-сервис» сильно рискует никогда не получить свой товар!
Вдруг за ящиками что-то вкрадчиво зашуршало. Крысы! Здесь наверняка водятся крысы! Ужас какой!
Ася в панике перебежала ухабистую улочку и всмотрелась в двухэтажный покосившийся домишко. Окна первого этажа почти осели в землю, стены покосились. Неужели в нем люди живут? Да это просто фантастика какая-то… Вот где фильм про горьковское «дно» снимать… Наверное, это и есть дом номер пять. Потому что до него от Рождественской еще три дома. Первый – номер один, второй – номер три, третий – номер пять. Опять же логически рассуждая…
*
Пока Ася топчется около дома номер пять, за ней наблюдают несколько пар глаз. Два человека пришли сюда порознь, но – по одному и тому же делу. Оба напряженно следят за Асей, потому что всякая лишняя фигура в той партии, которую они разыгрывают, может спутать все их тщательно продуманные расчеты и ходы. «Что за девка, зачем сюда приперлась?» – вот примерно что каждый думает. И каждый предполагает, что эта внезапно появившаяся, невесть откуда взявшаяся пешка при неожиданном раскладе вполне может стать фигурой: ладьей, конем и даже ферзем, – да и вообще, при способности пешки бить по косой от нее всего можно ожидать…
А впрочем, она вполне может оказаться никем. Даже и вовсе никакой не пешкой. Просто – муха, зачем-то севшая на шахматную доску прямехонько на линии огня. Посидит, ну, поползает, может быть, немножко – и улетит. И оба человека думают, что лучше бы этой девке оказаться, во-первых, мухой, а во-вторых – улететь как можно скорей. Один из них думает об этом совершенно равнодушно, потому что, когда он начнет свою работу, его не то что муха – его пчелиный рой вряд ли остановит, дело будет непременно и обязательно доведено до конца. Ну, прибавится еще один труп к списку тех, которых он уже положил, одним больше, одним меньше… А впрочем, он их не считает. Однажды он услышал в какой-то телепередаче, что Иван Грозный на старости лет начал составлять список всех, кто был казнен во время его царствования. И каялся, и поминал их, и деньги монастырям платил на помин души… Вот дурак! Самое глупое – это в конце жизни раскаяться в том, чему ты посвятил эту самую жизнь. Старческий маразм называется. С другой стороны, кто знает, что ему самому в голову взбредет, когда он впадет в этот самый маразм. Он, как всякий молодой человек, убежден, что ничего подобного с ним никогда-никогда не случится. Вообще-то у него есть все основания на это надеяться, потому что люди его профессии до старости, как правило, не доживают. Этот человек тоже не доживет… однако вопрос насчет маразма остается открытым. Он даже не подозревает, что уже пребывает в этом состоянии, потому что кровавую работу свою исполняет не ради денег. Вернее, не только ради денег, а более всего – для того, чтобы получать удовольствие при попадании посланной им пули в избранную им цель.
Это один человек, который наблюдает за Асей.
Второй затаился на противоположной стороне Крутого съезда. Этих двоих привели сюда принципы столь же противоположные, как две стороны улицы, и столь же параллельные, а значит – не пересекающиеся. И в то же время – главный интерес у них один! Они оба подозревают, что противник может оказаться здесь, но не уверены в этом, потому что оба – профессионалы и умеют вести себя так, что их присутствие обнаружить невозможно, пока они сами не выдадут себя – выстрелом. Этого второго человека тоже раздосадовало присутствие мухи, а впрочем, он надеется, что она оказалась на этой доске случайно и не вмешается в партию. Для своего же собственного блага! Иначе, конечно, плохо ей придется!
Но есть еще третий человек, который пришел сюда именно ради глупой мухи, то есть – Аси, и для него ее появление здесь – отнюдь не случайность, а весьма удачное совпадение обстоятельств. Если бы она не пришла, он был бы вынужден сделать то, что должен сделать, в другом месте, где-нибудь поблизости от ее дома или в подъезде, как сделал в прошлый раз. Но в прошлый раз он работал в тихом, сонном домишке, а эта девушка живет в многоэтажном доме, где двор заставлен машинами, где допоздна подъезды бывают очень оживленными. Всегда есть риск, что кто-то помешает… Но обстоятельства, как уже было сказано, сложились весьма удачно! Все-таки их плану все благоприятствует, думает этот человек, вспоминая женщину, которая этот план придумала. Это потрясающая женщина. Ради нее он готов на все. Он думал, она предала его, бросила… Он думал, что никогда ей этого не простит! Но в самую тяжелую минуту своей жизни она о нем вспомнила, она позвала его на помощь – и он ринулся сломя голову, потому что известие, которое она ему сообщила, сделало его из самого несчастного самым счастливым человеком. Все, все переменится теперь! Он перестанет быть одиноким, брошенным, он перестанет быть нищим. Теперь они всегда будут вместе. Теперь, когда он знает, что его любимая хочет вернуться, он пойдет на все, чтобы она не передумала. Если надо, он будет убивать. Он сметет с пути всех, кто попытается им помешать, даже если этот человек и не подозревает об этом и случайно окажется на их пути к счастью. Его уже не остановить, не удержать. Он слишком долго ждал. Любимый, богатый, счастливый – он станет таким! И никто не сможет ему помешать, тем паче – эта затурканная администраторша… Как ее там? Ася Снегирева!
