Текст книги "Телефон безмолвия"

Автор книги: Елена Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

IX

– Друзья мои, – Юз вернулся в отдел в самом чудесном расположении духа. – Как только что мне сообщили, несмотря на повреждение основного кабеля, передающего сочувствие, фирма не прекратила обеспечение своих клиентов. Мы использовали аварийную систему и с честью вышли из сложной ситуации. За это вам директорская благодарность. На сегодня все свободны. Модестик, задержись.

Модест, сунувший было в портфель какие-то бумаги, которые хотел просмотреть дома вечером, грустно опустился на стул. Сейчас все уйдут, и в опустевшем отделе Юз будет до самого вечера азартно резаться с ним в поддавки. Партия – три рубля. Вчера Юзу везло, и сегодня он, видимо, решил закрепить успех.

Но Юз не спешил достать шашки.

– Я вот о чем с тобой хочу, Модест Петрович.

Модест приосанился: такое обращение сулило что-то необычное.

– У нас в подвале работают две такие птички… Впрочем, достань-ка их дела: третья в седьмом ряду и третья в восьмом.

Юз старался говорить небрежно, как бы между прочим, но что-то выдавало его, возможно, именно небрежность и беззаботное покачивание ногой, улыбка…

Модест сразу уловил перемену в тактике начальника, расправил плечи, посмотрел с едва уловимой усмешкой:

– Зачем вам эти дела?

– Модест, дорогой, твой начальник просит тебя достать два дела. Они мне необходимы. Я должен с ними поработать.

Модест откинулся на спинку стула и влюбленно посмотрел на просителя:

– Странно, что мне приходится напоминать вам об элементарных вещах. Вы мой начальник здесь, в третьем отделе, а в первом, куда поступили нужные вам дела и где я служу главным диспетчером, вы, извините, мелкий чиновник, и мне достаточно сообщить, что вы интересовались…

– Модест Петрович! Ну, о чем мы говорим?!

Юз достал из стола мельничку, засыпал в нее кофейные зерна и сосредоточился на процессе перемалывания. Модест затосковал. Если дело дошло до кофе, значит надолго. Юз все делает основательно. Впрочем, хорошо уже то, что процесс начался с перемалывания кофе, а не с посадки кофейного дерева. Есть надежда к вечеру все же освободиться. На всякий случай он предупредил:

– Я кофе не буду – у меня сердце.

– Ах, ты мой сердечный, – улыбнулся Юз, – а у меня сердце, печень, почки и многое другое. И потом, как это отказываться от кофе, сваренного начальником? Мы же пока не в первом, а в третьем отделе. Где-то там, кстати, наши шашечки были, – продолжал он, усердно крутя ручку мельнички, – ты бы их достал. И поставь воду, попьем все-таки, хе-хе, кофейку.

«Вот гад», – подумал Модест. Убить полдня и вечер на эту чушь было выше его сил. К тому же через полчаса местная команда регбистов должна была взять реванш на своем поле у заграничных костоломов, выступающих от клуба «Скользкий мяч».

– Посмотри, Модест, как тебя любит начальник, – продолжал издеваться Юз. – Все для тебя. Ну, просто все. А ты не хочешь объяснить такую малость: почему два дела «Третья в седьмом» и «Третья в восьмом», которые числятся за нашим отделом, перекочевали вдруг в «первый»?

Идиотское положение. Как сотрудник первого отдела Модест мог не давать никаких объяснений, но как непосредственный подчиненный Юза в «третьем»… Кто изобрел эту путаницу – систему всеобщего подчинения? Наверняка просто экономят фонд заработной платы. Секретный «первый», о котором на самом деле знают абсолютно все, камнем вис на шее Модеста, сбивая с нужной линии поведения.

– Ну, вы же сами знаете, – едва слышно произнес наконец Модест, обреченно глядя на ящик, где покоилась коробка с шашками. «Скажу ему, может, отпустит пораньше. В конце концов не шпион же он, за одну фирму играем».

– Вы же знаете, Юз, что эти две дамы позволяют себе слишком много. Они пошли на контакт, а это уже нарушение, они обсуждают дела фирмы, это нарушение номер два и, кроме того, там организовались чрезмерно теплые отношения.

– Вы имеете в виду?… – через силу ухмыльнулся Юз.

– Ни в коей мере. Там чисто приятельские отношения, а это гораздо серьезней. Впрочем, ничего трагического. Кадры надо время от времени обновлять. Если позволять им работать слишком долго, они начинают совать нос не в свои дела. – Модест незаметно, как ему казалось, посмотрел на стенные часы. До схватки со «Скользким мячом» оставалось час пятнадцать.

– Ну вот, это уже кое-что, – обрадовался Юз. – А то уж я решил, что меня здесь совсем за дурачка держат. Никто ничего говорить не хочет. Знаете, как обидно.

Юз явно издевался, тянул время.

«Ну, что ему еще? Я же сказал».

– Так вот, не обижайте меня. Не надо. И больше не забирайте дела без моего ведома. А эти – верните. Если мы станем разбрасываться такими сотрудницами, скоро некому станет работать. Знаете, сколько единиц сочувствия они выдают? То-то же.

Модест заерзал на стуле.

– Давайте я покручу ручку, вы устали.

– Нет-нет, ни в коем случае. Я заказываю музыку, я и танцую. А вы пока сходите за делами.

Повисло молчание. Юз перестал крутить ручку и смотрел на Модеста.

– Я не могу, Юз. Вы же знаете, не могу. Первый отдел не возвратит их. Там уже все закрутилось. До первой их осечки. Еще одна встреча и…

«А по моей личной просьбе? В порядке исключения. Одно дело, хотя бы одно», – думал было попросить Юз, но осекся. Это был бы совсем уж беспрецедентный случай: начальник третьего отдела просит за какой-то отработанный номер. Это было бы так же нелепо, как если бы в каком-то учреждении босс принялся просить за мышь из партии, взятой для эксперимента. После таких просьб к тебе уже никто не отнесется серьезно. И Юз предпочел молчать. Более того, он решил вообще покончить с этим. Хватит, расслабился и будет. «Сейчас я медленно сосчитаю до пяти, – мысленно скомандовал он себе, – сосчитаю до пяти, и меня оставит это наваждение. Я забуду эту женщину и никогда больше не вспомню о ней. Я снова стану свободен и спокоен. Я сосчитаю до пяти и забуду, забуду о ней».

Юз поставил мельничку на стол, сел удобно, закрыл глаза и тихо сказал: «Один».

Модест не удивился. Он знал о ключе, который его начальник подобрал к своему мозгу. Таким образом Юз снимал боль, стресс, излечивал ожоги, раны. Достаточно было сосчитать до пяти. Машина, а не человек. Это заслуживало уважения. Но только, о чем он сейчас?

«Я не помню ее больше. Один… два… три… четыре… пять».

Юз снова взял мельницу и пересыпал смолотый уже кофе в подоспевший кипяток.

– А шашечки-то наши, Модест? А ну-ка, не отлынивать! – и закурил.

– «За фук» не берем, назад не ходим, – сказал Модест печальным голосом.

– Само собой, само собой, – почти пропел начальник. – И, кстати, давай-ка насчет девочек решим.

– Куда спешить? – Модест задумался над ходом.

– Туда… Они скоро засветятся окончательно, и что? Опять пороть горячку? Здесь ведь инструкций нет никаких, полная свобода творчества, черт бы ее драл.

– Вот вы и предлагайте, шеф.

– Я-то предложу, – Юз с удовольствием отметил, что у соперника уже две дамки. – Я-то предложу, но и тебе не мешает напрячься. Давай-ка, – Юз оторвался от партии и в упор смотрел на Модеста.

– Ну, самое простое… Можно скомпрометировать.

– Кого?

– Кого-нибудь. Третью из седьмого.

– Вот что значит не знать свои кадры, – вздохнул Юз. – Да именно с ней ничего и не выйдет. Кремень! Вторую – запросто. Кстати, вы и займитесь. За идею – мерси.

– Но я же… – изумился Модест. – Туда бы красавчика какого-нибудь командировать.

– По сравнению со мной вы красавчик, – рассмеялся Юз. – Но даже передо мной она не устояла. Да и вам развеяться не помешает. Прощаясь, порыдаете на плече друг у друга, а потом: «Дан приказ – ему на запад» и т. д. Ушлем ее подальше, там поумнеет. А если не поумнеет…

– Если бы вы знали, как мне это некстати…

– Да-да, лицедейство кстати только мне. Все остальные заняты лишь своим непосредственным делом. Все остальные, хе-хе, кибальчиши. Я один плохиш. Давай-давай, Модестик, – с напором продолжил он, заметив, что Модест хочет возражать, – тряхни стариной, вспомни молодость.

– А третья в седьмом?

– Ну, здесь вообще делать нечего. Сначала как следует пуганем, знаешь, так, не грубо… Чтоб одни намеки, чтоб она боялась не наших действий, а ожидания, чтоб ее же фантазия ее спалила. В последний момент мы ее за руку схватим, и – в клинику за суицидную попытку. Четко?

– Четко, – вздохнул Модест, – не голова у вас, а дом советов. Вашу бы энергию в мирных целях…

– Но-но! Разговорчики в строю, – ухмыльнулся Юз.

– Это окончательно?

– Окончательно, – кивнул начальник и склонился над доской.

Они сыграли уже две партии, когда в соседней комнате, где оставался дежурный сотрудник по режиму, послышалось какое-то движение. Потом на столе Юза мелодично звякнул телефон. Юз потянулся через доску, взял трубку.

– Третья в седьмом? Следовало ожидать. Ну, давай минут через десять. Нам тут одно дело закончить надо.

Потом он положил трубку и, двинув шашку вперед, вынудил противника скушать сразу три своих «дамки».

* * *

Вот уже три недели, как пенсионер Тихонов благоденствовал. Дело в том, что три недели назад почти под самым его окном перестали работать отбойным молотком, подогнали экскаватор, и он принялся рыть какую-то яму. Потом пришел человек и, перекрикивая рев механизмов, кричал про идиотов из СМУ, про поврежденный кабель и про какой-то телефон. После этого копать прекратили и воцарилась блаженная, почти деревенская тишина. Почему «почти»? Дело в том, что истинная деревенская тишина должна дополняться криком петуха, скрипом колодезного ворота, позвякиванием пустого ведра. Ничего этого в городе, конечно, быть не могло, но пенсионер Тихонов радовался уже тому, что из-за громадной ямы, вырытой рядом с домом, машины ездили теперь по другой улице, отравляли своим смрадом других бедолаг и не заставляли тонко всхлипывать хрустальные льдинки люстры, позванивать посуду в серванте и вибрировать оконные стекла. Еще было хорошо, что у ямы поставили солдата с автоматом. Внук Тихонова тоже служил в армии и, жалеючи солдатика, пенсионер выносил ему теплых котлет, курицу, иногда курево, и они, стоя у края ямы, выкуривали по душистой папироске.

Солдат был первого года службы, стрижен, лопоух, тосковал по матери с отцом, и за три недели, что караулил яму, успел привязаться к доброму старику. Через день его сменял другой караульный: черный, раскосый, на кривых ногах. Он гонял Тихонова от ямы криком: «Моя твоя стреляй!»

С первогодком же Тихонов подружился, почти полюбил его, и они вместе заглядывали в яму, к которой нельзя было близко подходить из-за какого-то таинственного провода, передающего сочувствие, и в которой не было ничего, кроме обычного телефонного кабеля, перерубленного в двух местах.