Текст книги "Сталин. Битва за хлеб"
Автор книги: Елена Прудникова
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Но всё же запомните этого «ба-а-атам мужикам». Он нам пригодится, когда будем говорить о хлебных реквизициях, а потом о раскулачивании. Голодающие люди продавали всё, что имели, – но кто-то ведь их имущество покупал! Кто, интересно? Жидомасон пришел с золотом от устроителей всемирного заговора?
* * *
…В 1933 году что-то подобное случилось на Украине – и «жовто-блакитные» соседи до сих пор кричат о «голодоморе». А это не голодомор – это просто голод. Обыденная реальность «России, которую мы потеряли». Голодовки случались в ней с мрачной регулярностью. Такие бывали нечасто, но ситуация, когда к весне сельское население «опухало», считалась обыкновенной, причем не только в голодные годы.
Государство и общество пытались как-то помочь – хотя и не все в этом участвовали, многие склонялись к англосаксонскому идеалу. Как, например, тот помещик, который в июне 1906 года писал:
«А дела-то дрянь! Черт их возьми, прямо выхода, кроме драки, не видно. Народ озверел. Все эти забастовки и аграрные беспорядки, по-моему, создались на почве зависти к сытому и богатому со стороны голодного и бедного. Это такое движение, которое не поддается убеждению, а разрешается битвой и победой. Впрочем, что же – война, так война. Только противно видеть, что поднялись самые подлые страсти. Бедность, голод и т. д. вовсе не от того, что у крестьян мало земли или плохо платят за работу, а от неумения работать, от необразованности и лени».
Любопытна эволюция настроений этой категории российской элиты. Когда летом 1917 года они сами оказались в положении «голодного и бедного» (естественно, по их меркам), вы думаете, они не дали волю «подлым страстям», показали пример «образованности и трудолюбия» на земле, выделенной им по «трудовой норме» [28]28
Во многих местах, если не было совсем уж нестерпимого взаимного озлобления, помещикам после захвата земли выделяли надел на общих основаниях.
[Закрыть]?
Ага, сейчас!
В мае 1917 года один из помещичьих союзов выпустил прокламацию. Начиналась она словами: «Будущие пролетарии – русские землевладельцы – соединяйтесь!» А заканчивалась так:
«Народ, отменивший смертную казнь как преступное убийство и вводящий в свои законы другое преступление – грабеж: и захват как основу своего ленивого благосостояния… не должен и не может иметь своего государства. Как социалисты не признавали самодержавия, даже когда оно пользовалось всеобщим признанием, так и мы не можем признать преступной грабительской республики. При таких условиях нам не уйти от гибели, а нашим детям – от голода, потому что мы никогда не подчинимся велениям и законам преступного государства, которое хочет узаконить грабительский захват. Мы не найдем себе места в нашем бесшабашном отечестве, как не находили его социалисты. Но социалисты прибегали к мести и террору, другого средства борьбы у них не было. Очевидно, по этому ужасному пути придется идти также нам и нашим детям… Сотни тысяч обнищавших землевладельцев непременно выделят из своей среды десятую часть, т. е. десятки тысяч самых несчастных и пылких, а эти несчастные в одну темную ночь пойдут с коробкой спичек и с пузырьком керосина к десяткам тысяч грабительских сел и деревень, в которых будут скоро заседать в трогательном единодушии советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, убежавших туда после банкротства фабрик и заводов, и произведут всероссийскую иллюминацию, не щадя ни домов, ни лесов, ни посевов. Тёмным грабителям легче будет делить голую землю. А мы только в этом ужасном, неизбежном мщении обретем единственное утешение своё» [29]29
Оба документа цитируются по: Кара-Мурза С.Гражданская война.
[Закрыть].
И подпись: Союз несчастных землевладельцев.
Надо же: только увидели на горизонте даже ещё не голод, а просто уменьшение количества отбивных в неделю – и уже так возбудились!
Ну как не посочувствовать…
Голод как социальный факторБогатые хозяева любили прежде поговаривать, что омач запасливого дехканина раз в несколько лет пашет прямо по золоту. Они намекали этой пословицей на неурожайные годы, когда зажиточный богател, продавая на вес золота припасенное зерно.
Бруно Ясенский. Человек меняет кожу
Возможно, если бы столыпинская реформа была проведена в 1861 году, какой-то положительный результат мог получиться. Россия не стала бы промышленным государством, но из нее вышла бы крепкая аграрная страна. Однако что толку в частице «бы»? Реформы были такими, какими они были.
Столыпинская реформа изменила «линию ненависти». Раньше та проходила между деревней и поместьем, а теперь переместилась внутрь деревни. По одну ее сторону стояли бедняки, по другую – их разбогатевшие на реформе односельчане, которых впоследствии стали называть кулаками.
Мы ещё по книгам и фильмам о коллективизации помним эти термины: кулак, бедняк, середняк. Помним даже, что бедняки могли иметь лошадь и корову, а середняцким считалось семейство, у которого было больше одной лошади и больше одной коровы [30]30
Любопытно, что в 1918 году середняцким считалось хозяйство, у которого было больше двух лошадей и коров.
[Закрыть]. К бедняцким относили хозяйства, имевшие меньше пяти десятин. Это абсолютные показатели – а ведь были еще и относительные. Например, три лошади и двенадцать десятин при составе семьи 4 человека – это сильные середняки, а если в семье, скажем, пятнадцать душ и четыре-пять работников?
По-видимому, абсолютные показатели, принятые ещё в те времена, – это хозяйства, которые считались бедными при любом составе семьи. Сколько же их было?
А вот этот показатель как раз приходится искать днем с огнем! Статистика Российской империи вообще-то не слишком жаловала крестьян, а эту тему она и вовсе не любила. Но всё же некоторые исследования делались.
Лев Литошенко в книге «Социализация земли в России» приводит следующую таблицу, составленную по 25 губерниям на 1917 год.
| Без посева | 11,49 |
| До 1,0 | 10,34 |
| 1,1–2,0 | 18,36 |
| 2,1–4,0 | 28,92 |
| 4,1–6,0 | 14,65 |
| 6,1–10,0 | 11,16 |
| 10,1–16,0 | 3,84 |
| 16,1–25,0 | 0,98 |
| 25 и более | 0,26 |
| - | 100,0 |
| Без лошади | 28,75 |
| С 1 лош. | 47,62 |
| С 2 лош. | 17,57 |
| С 3 лош. | 3,98 |
| С 4 лош. | 1,24 |
| С 5 и более | 0,84 |
| - | 100,0 |
| Без коровы | 18,18 |
| С 1 коровой | 56,68 |
| С 2 коровами | 18,94 |
| С З коровами | 4,30 |
| С 4 коровами | 1,23 |
| С 5 и более | 0,67 |
| - | 100,0 |
Этот материал предоставила статистическая выборка, в основу которой положено исследование 427 тысяч крестьянских хозяйств по 25 губерниям. Исследование не тотальное, однако довольно масштабное.
Какие из перечисленных хозяйств можно отнести к бедняцким? Итак, будем считать бедными хозяйства, имевшие меньше пяти десятин, меньше двух лошадей и двух коров [31]31
Мало скота – это ещё и истощение земли, поскольку практически единственным применявшимся в то время удобрением был навоз.
[Закрыть]. По всем трем показателям мы получаем примерно одинаковую цифру: около 75 %.
Это деревенские бедняки в расширенном понимании данного слова – то есть семьи, не имевшие излишков хлеба на продажу. Однако и они разделялись на две группы: те, которые могли прокормить хотя бы себя, и те, которым приходилось, зарабатывая деньги на стороне, хлеб покупать. Последние и есть та самая деревенская беднота, которая в ситуации, когда цены на хлеб резко выросли, а промыслов не стало, оказались под угрозой того же вымирания, что и население городов. Как они выживали в благополучное время, пишет все тот же граф Толстой.
«Мужик и его домашние всегда все работают. Обычное нам состояние физической праздности есть бедствие для мужика. Если у мужика нет работы всем членам его семьи, если он и его домашние едят, а не работают, то он считает, что совершается бедствие вроде того, как если бы из рассохшейся бочки уходило вино, и обыкновенно всеми средствами ищет и всегда находит средство предотвратить это бедствие – находит работу. В мужицкой семье все члены её с детства до старости работают и зарабатывают. Мальчик 12-ти лет уже в подпасках или в работниках при лошадях, девочка прядет или вяжет чулки, варежки. Мужик в заработках или вдали, или дома, или на поденной, или берет работу сдельно у помещиков, или сам нанимает землю. Старик плетет лапти; это обычные заработки. Но есть и исключительные: мальчик водит слепых, девочка в няньках у богатого мужика, мальчик в мастеровых, мужик бьет кирпич или делает севалки, баба – повитуха, лекарка, брат слепой – побирается, грамотный – читает псалтирь по мертвым, старик растирает табак, вдова тайно торгует водкой. Кроме того: у того сын в кучерах, кондукторах, урядниках, у того дочь в горничных, няньках, у того дядя в монахах, приказчиках, и все эти родственники помогают и поддерживают двор».
И при этом в благополучные годы еле-еле кормятся, а в неблагополучные – голодают. Стоит ли удивляться полному отсутствию в русском фольклоре XIX–XX веков страха перед каторгой и философскому отношению к смерти? Едва ли сие есть признак высокого христианского настроя души, скорее – усталости от беспросветной жизни.
* * *
Сколько было тех, кто заведомо не мог прокормиться с земли? Как минимум – это те хозяйства, у которых надел меньше одной десятины, – таковых около 22 %. Естественно, безлошадные – около 29 %. Не все они жили бедно – кое-кто уходил в города на заработки. Но 29 % – это около 6 млн. хозяйств, или 30–40 млн. человек. Было ли столько заработков в Российской империи?
Ещё некоторые данные приводит в своей книге «Российское крестьянство в революции и Гражданской войне» Таисия Осипова.
«В стране было 3 млн. безземельных крестьянских дворов и 5 млн. – имевших менее 5 дес. на хозяйство. Эти 8 млн. хозяйств (57 %) [32]32
Меньший процент объясняется, по-видимому, тем, что данные взяты по всей стране, а Литошенко приводит таблицу по европейской территории. Нас больше интересуют данные Литошенко, поскольку Сибирь, Степной край, Новоросеия в начале Гражданской войны находились под белыми и хлеба центральной власти не давали.
[Закрыть]представляли крестьянскую бедноту.За годы войны обнищание крестьян еще более усилилось. К 1917 г. безземельных дворов в Поволжье стало 11,2 %, в Промышленном районе – 9,4 %, в Северо-Западном– 7,2 %, в Земледельческом центре – 5,7 %.
Возросло число безлошадных дворов. В 1917 г. в Промышленном районе они составляли около 44 %. Особенно много их было в Нижегородской губернии – 54,1 %, в Московской – 48,6 % и Ярославской – 43 %. В Поволжье и Земледельческом центре безлошадные хозяйства составляли свыше трети дворов: в Тамбовской губернии – 33,7 %, Пензенской – 36,8 %, Саратовской – 37,5 %. Однолошадных хозяйств в 25 губерниях насчитывалось 47,5 %. Безземельные, безлошадные и однолошадные крестьяне представляли деревенскую бедноту, которая попадала в кабалу к зажиточным хозяевам. К 1917 г. их было около 70 %» [33]33
Осипова Т.Российское крестьянство в революции и Гражданской войне. М, 2001. С. 7.
[Закрыть].
Безземельные, безлошадные и значительная часть малоземельных однолошадных крестьян – это тот минимум, который в новых условиях, когда спрос на рабочие руки и многие изделия промыслов упал, а хлеб резко взлетел в цене, оказались перед призраком голодной смерти. Отсюда в ленинских тезисах это: «решительные, ни перед какими финансовыми жертвами не останавливающиеся меры помощи деревенской бедноте». Тут, знаете ли, вопрос был не политический, а физиологический – выживут эти люди или нет.
Странные товарищи эти большевики – декларировали, что им на Россию наплевать, что она лишь вязанка хвороста для мирового пожара – а людей жалели. Зачем? Брали бы пример с прекраснодушных господ либералов: выживает сильнейший, такова логика экономики! И хлопот меньше…
…Итак, если говорить о наличии товарного, то есть идущего на продажу, хлеба, мы имеем две стабильные и очень разные группы. Первая – это те 75 % которые в лучшем случае могут с очень большим трудом, по голодной норме, прокормиться со своего поля. Вторая – та, которая имеет какие-то излишки хлеба сверх физиологической нормы. На самом деле она, конечно, гораздо меньше 25 %, поскольку многосемейных среди групп с большими наделами тоже много (потому и наделы большие, что полно народу в избе).
Но и эта группа делится на две неравные части – середняки и богатые крестьяне-собственники, которых к тому времени стали звать кулаками. По оценке Осиповой, зажиточных и богатых хозяйств, в которых имелись ощутимые излишки, было не больше 5 %.
* * *
В последние годы утверждается, что кулаком считали любого «справного» крестьянина. Но при сталинской коллективизации причисление зажиточного хозяина к кулакам исходя из благосостояния считалось перегибом, каралось соответственно нравам того времени, а имущество возвращалось. В рассказах о коллективизации все время мелькает другой критерий – использование наемного труда. Но опять же ясно, что один-два батрака – это не эксплуатация. Если в хозяйстве две лошади и один взрослый работник, без батрака всяко не обойдешься. Точно так же в городах наличие домработницы не делало человека «классово чуждым».
А кроме того, известная фраза об «истреблении кулачества как класса» показывает, что это было некое отдельное явление. Зажиточный крестьянин в экономическом и общественном плане отличается от бедняка лишь количественно, а класс – это иное качество, причем качество, как учили нас еще в школе, определяемое по отношению к средствам производства.
Так кто же он такой – кулак?
Послевоенный «Словарь русского языка» Ожегова определяет это понятие так: «Богатый крестьянин-собственник, эксплуатирующий батраков, бедняков», то есть микроскопический сельский помещик, использующий наемный труд. Такие, безусловно, существовали – должны же были нищие односельчане у кого-то батрачить, когда не стало помещиков. Но словарь Ожегова выпущен уже после сталинской коллективизации, а с начала XX века значение этого слова могло измениться.
Двинемся дальше в глубь времен – возьмем Даля. И вот тут нас ожидает сюрприз: по Далю, кулак – это «перекупщик, переторговщик, маклак, прасол, сводчик, особенно в хлебной торговле, на базарах и пристанях…»
Вот так так!
То же самое говорит и Кара-Мурза: «Вокруг этого понятия в годы перестройки был создан целый миф, его приравнивали к понятию „справный хозяин“ и представили образцом русской трудовой этики. На деле кулаками были главным образом крестьяне, оторвавшиеся от земли и промышлявшие ростовщичеством и торговлей».И, кстати, к слову «кулак» в русской деревне традиционно прибавлялись прозвища: «мироед» и «паук». Благодетеля пауком не назовут.
Исходя из этимологии, легко сообразить, кем был кулак к началу XX века. Естественно, каждый хозяин сам хлебом торговать не станет. В деревне просто обязаны были существовать мелкие перекупщики, которые скупали хлеб у односельчан и продавали более крупным оптовикам. Заодно, как люди торговые, они наверняка и держали лавку – должна же в селе существовать лавка, так кому ею и владеть, если не кулаку-перекупщику. Ну и надо быть уже полным дураком, чтобы в таком положении не давать односельчанам деньги в долг – естественно, под проценты.
Такой персонаж выведен у Шолохова в «Тихом Доне» – Сергей Платонович Мохов, который:
«…со щербатого рубля повел дело. Начал скупать по хуторам щетину и пух. Лет пять бедствовал, жулил и прижимал казаков окрестных хуторов на каждой копейке, а потом как-то сразу вырос из Серёжки-шибая в Сергей Платоновича, открыл в станице галантерейную лавчушку, женился на дочке полусумасшедшего попа, взял немалое за ней приданое и открыл мануфактурный магазин… Широко, как трехрядную гармонь, развернул Сергей Платонович дело, помимо красного товара торговал всем, что надо в сельском немудром хозяйстве: кожевенный товар, соль, керосин, галантерея. В последнее время далее сельскохозяйственными машинами снабжал… Через три года открыл он хлебную ссыпку, а на другой год после смерти первой жены взялся за постройку паровой мельницы.
В смуглый кулачок, покрытый редким, глянцевито-черным волосом, крепко зажал он хутор Татарский и окрестные хутора. Что ни двор – то вексель у Сергея Платоновича: зелененькая с оранжевым позументом бумажка – за косилку, за набранную дочери справу (подошло время девку замуж отдавать, а на Парамоновской ссыпке прижимают с ценой на пшеницу – „Дай в долг, Платонович!“), мало ли за что еще… На мельнице девять человек рабочих, в магазине семеро да дворовой челяди четверо – вот и двадцать ртов, что эюуют по купеческой милости…»
И по такому хозяину, а иной раз и не по одному, сидело в каждом селе. В Центральной России они были не так широки, как на богатом Дону – труба пониже и дым пожиже, – но типаж тот же самый.
После столыпинской реформы появился новый тип сельского хозяина – крестьянин-собственник. То есть он существовал, конечно, и раньше – каким-то образом выбившийся из нищеты мужик (может, жена рожала одних мальчиков, может, набрел на удачный промысел, а то и повезло, как Ивану Бровкину у Алексея Толстого) покупал себе землю. Но массовым процесс стал после начала реформы.
(Не буду подробно излагать свою борьбу со статистикой – это увлекательное занятие стоит хорошего детектива. Но в данном случае, исходя из цифр, по-видимому, речь идет не о дворах и не о численном составе крестьянских семей, а о мужчинах, на которых в общине давался надел).
Едва ли эти собственники и есть те 5 % зажиточных крестьян, о которых говорит Осипова, поскольку собственность на землю еще не означает ровным счётом ничего, а часто и вовсе добавляет проблем. Собственник мог быть беден, а общинник, имея штук шесть лошадей, вполне мог прикупить или арендовать в дополнение к своему наделу землю, иметь мельницу и маслобойню, а если он еще приторговывал хлебом и держал лавчонку, то перед нами уже самый настоящий кулак по Далю.
И вот тут самое время вспомнить «ба-а-атам мужикам» из рассказа татарина Шарафутдинова. В самом деле, на чем могла основываться ненависть крестьян к кулакам? На том, что они держали батраков? Вряд ли: они тем самым давали односельчанам заработать. На зависти к успешным хозяевам? Это и вообще глупо. Вот прямо-таки все сто миллионов, вместо того чтобы работать, стоят и завидуют [35]35
В 1905 году, когда начали появляться первые объединения крестьян, во главе их часто стояли лавочники и кулаки как естественные лидеры общины.
[Закрыть].
У Даля есть ещё одно значение слова «кулак»: «скупец, скряга, жи-домор, кремень, крепыш». Естественно, все пять слов крутятся вокруг одного понятия. Значение четырех ясно, а пятое? Обратимся опять к Далю. Жидомор в некоторых русских говорах – корыстный скупец, жидоморить – скряжничать, добывать копейку, вымогая, не доплачивая и пр. А теперь подумаем: как эти милые качества должны были проявляться в бедной русской деревне?
В первую очередь связка кулак – батрак. Здесь кулак предстает как жесточайший эксплуататор, при том что, учитывая материальное положение деревни, цены на труд не могли быть высокими. И уж будьте уверены, деревенский хозяин переплачивать не станет да еще и обдурит при расчёте.
А как строились отношения «крепкого мужика» с односельчанами? Тут надо обратиться ещё к одному явлению, которое в своё время лежало в основе антисемитизма. Имя ему: ростовщичество. Во многих русских сказках интрига завязывается следующим образом: жил-был бедняк, и стало так, что нечем ему оказалось кормить голодных детей. И пошёл он к богатому соседу просить в долг хлеба. И сказал ему сосед…
Причём если в городах ростовщичество было денежным, то на селе кроме него существовало еще и натуральное ростовщичество. Вспомним хотя бы того помещика, который давал в долг картофельную ботву за отработку – вот самый живой пример! Действительно, при таком количестве соседей-бедняков чем продавать хлеб, выгоднее пустить его в рост в собственной деревне. Плюс к тому прикупать у неимущих и сдавать потом им же в аренду землю, инвентарь, скот. А поскольку бедняков на селе, как мы уже выяснили, 75 %, то можно себе представить, каковы были условия этой аренды!
Вот это – качественно иное явление, особый класс сельского жителя, сельский эксплуататор, которого в соответствии с принципами новой жизни следовало уничтожить как класс(то есть заставить жить своим трудом – а не ликвидировать физически, как болтают наслушавшиеся «перестроечной» пропаганды журналисты). Ну и к нему примыкает некоторое количество богатых крестьян, пользовавшихся наемным трудом, которых односельчане во время коллективизации иногда раскулачивали, а иногда оставляли в покое. Тут уже все зависело от личных счетов.
Однако надо учитывать ещё один нюанс: отношение к общине.
Формально общину отменил ещё Столыпин, но фактически она успешнейшим образом продолжала существовать (оттого, кстати, и коллективизация прошла относительно безболезненно, что объединяли не собственную землю, а наделыиз общинной земли. Иначе рвануло бы так, что от державы лишь ошметки бы полетели). А вот кем был кулак? Точнее, не так: как отнесся бы кулак к столыпинской реформе?
Да ухватился бы за нее обеими руками. В чьих интересах она, думаете, проводилась-то?
Кулак, деревенский хозяин капиталистического типа, просто обязан был стоять вне общины. Для крестьянина-общинника, для сельского «мира» он был не просто чужим, как помещик, – он был ренегатом. Ох и до чего же сельское общество не любило «столыпинских» землевладельцев. И причина здесь не в зависти, как уверяет белогвардейская пропаганда, а все в том же инстинкте самосохранения.
Крестьяне с самого начала негативно относились к идее купли-продажи земли, поскольку очень хорошо понимали, что за этим последует. В крестьянских наказах 1905–1907 гг. нет ни одного, который бы поддерживал столыпинскую реформу. В обобщенном приговоре крестьян Костромской губернии, отправленном в марте 1907 г. в Государственную Думу, говорилось:
«Требовать отмены закона 9 ноября 1906 г., разрешающего выход из общины и продажу надельной земли, так как закон этот через 10–15 лет может обезземелить большую часть населения и надельная земля очутится в руках купцов и состоятельных крестьян-кулаков, а вследствие этого кулацкая кабала с нас не свалится никогда».
Так что основу раскулачивания заложил не Сталин, а Столыпин. Сталин же…
Впрочем, всему своё время.
* * *
…Как чувствовали себя в Российской империи крестьяне, составлявшие подавляющее большинство населения – более 80 %? Как угодно, но только не гражданами… да, пожалуй, и не людьми. Что может быть ниже, чем нищий на церковной паперти? Однако нищему по крайней мере не запрещено показывать свои язвы и рассказывать о своих бедах. А вот еще цитата из крестьянских писем в Государственную Думу:
«Волостное правление служит не нам, а мы принуждены служить ему; когда мы вздумали заявить ему о нашей нужде нашей земской управе, о том, что кругом нас лишь надувают и обирают, что на обсеменение нам дали почти наполовину семян невсхожих, что нам грозит и на будущий год неурожай, что становые да урядники за подати и штрафы готовы последний кусок у полуголодных ребятишек наших изо рта вырвать, – так что с нами хотят сделать земский начальник с волостным правлением? Он приказал арестовать нашего уполномоченного собирать подати, он обещал засадить в холодную всех, подписавших эту бумагу! Это что значит? Это значит, что у нас, у холодных и голодных, у темных вырывают кусок хлеба и в то же время не дают никакой возможности никому голоса своего подать. Это значит, что нас сознательно толкают в могилу от голодной смерти, а мы слова не моги сказать против этого!» [36]36
Кара-Мурза С.Гражданская война.
[Закрыть]
Земский начальник – это персона весьма интересная. Он – главный по крестьянским делам в конкретной волости. Он – точка сопряжения государства и населения. Земские начальники всегда – дворяне, как правило – дворяне, до такой степени ни к чему не годные, что не смогли найти себе другой работы. Они твердо держат сторону государства. Пройдет еще несколько месяцев, и они будут являться в деревни во главе карательных отрядов. Кстати, и земские начальники, и отряды земской стражи содержались за счет тех самых крестьян, которых они усмиряли. Помещики платили с десятины вдвое меньше, чем крестьяне, монастыри не платили вообще ничего.
Это всё тот же социальный расизм, за который жестоко, но не чрезмерно поплатилось русское высшее общество. Вот еще несколько картинок с той же выставки…
Не помню уж, в чьих мемуарах мне встретился один случай. Некий молодой офицер – что-то вроде поручика – в офицерском собрании потребовал бутылку шампанского. По-видимому, он был уже на взводе, или ещё по какой-то другой причине (может, задолжал), но солдат-официант отказался её принести. Тогда поручик, недолго думая, застрелил непослушного солдата. Бывает, в общем… Поразительно не это, а другое. В полку – на полном серьезе – развернулось движение в защиту этого офицера, которого за его выходку все-таки отдали под суд. Однополчане – на полном серьёзе – доказывали, что судить его не надо… Не то чтобы не за что, но офицер-то хороший…
Воспоминания о царской армии красноречивыми примерами переполнены сверх всякой меры. Ну, может быть, не такими экстремальными, но солдатики после Февраля знали, за что мстили…
Ладно, армия требует беспрекословного повиновения. А как поступали с крестьянами? Тот же Кара-Мурза пишет:
«Мы сегодня предельно чутки к страданиям дворян, у которых мужики сожгли поместья. Но ведь надо вспомнить, что было до этого – за волнения, для „урока“, еще верноподданных крестьян заставляли часами стоять на коленях в снегу, так что с отмороженными ногами оставались тысячи человек. Разве такие „уроки“ забываются? Ведь это – гибель для крестьянского двора. Никогда американский плантатор не наказывал раба таким образом, чтобы причинить вред его здоровью – а что же делали российские власти с крестьянами!»
К «чёрному народу» относились и рабочие. После поражения революции 1905 года российская промышленная верхушка, растеряв от радости последние мозги, принялась с упоением топтать побежденных. Какими идиотами надо быть, чтобы, едва полиция загнала рабочих на заводы, тут же начать снижать расценки – а их снижали, хорошо, если на 10 %, а ведь случалось, что и вдвое. Тут же был увеличен рабочий день, восстановлены штрафы, все с той же бесконечной изобретательностью: за выход на лестницу, за долгое пребывание в уборной, за «дерзость» (или то, что ею сочли), даже за полученную самим же рабочим травму.
Издеваются, торжествуя победу и даже не ощущая, что земля-то под ногами уже плавится от внутреннего жара. Мол, еще раз полезут – еще раз загоним на место. Стоит ли удивляться, что спустя десять лет господа фабриканты не нашли у народа ни малейшего сочувствия.
Вот еще замечательная фигура того времени – Петр Аркадьевич Столыпин, вплотную приблизившийся к тому, чтобы быть объявленным «лицом России». В известном смысле так оно и есть, той России, которую сейчас усердно раскручивают на экранах, именно такое личико и подошло бы…
Говоря о деятельности «великого реформатора», нельзя упустить один её аспект, а именно – его усердную работу по подавлению революции. Не против революционного террора, отнюдь (террористов судили хоть и военные суды, однако после положенного следствия, и наказывали гораздо мягче) – а чтобы справиться с крестьянскими восстаниями, Столыпин ввел знаменитые военно-окружные и военно-полевые суды. В них не было юристов – судили обычные армейские офицеры, а права им предоставлялись широкие.
Российская армия мирного времени была в высочайшей степени заражена социальным расизмом. Можно представить, как вели себя эти офицеры, заседая в военных судах и участвуя в карательных экспедициях. За 1906–1909 гг. военно-окружными судами были приговорены к смертной казни 6193 человека (повешены 2694 человека), военно-полевыми судами – более тысячи, по распоряжениям генерал-губернаторов расстреляно без суда и следствия 1172 человека. Далеко не всегда суды даже давали себе труд узнать имя казнимого: вешали и закапывали в яму как «бесфамильных». Поголовные порки и прочие более мягкие меры усмирения никем не подсчитывались.
До чего должны были дойти каратели, чтобы против них выступили помещики, интересы которых они вроде бы защищали! В 1906 году помещики Дона обратились к министру внутренних дел с просьбой унять «усмирителей»:
«Они разъярили всю Россию, заполнили тюрьмы невиновными, арестовали учителей, оставив детей без школьного обучения… Потерпев постыдное поражение в войне с Японией, они сейчас мучают беспомощных крестьян. Каждый полицейский сечет крестьян, и из-за этих ублюдков наша жизнь, жизнь мирных дворян, стала невыносимой».
Дворян. А крестьян?!
И нет тут никакого противоречия, ибо вешатель Столыпин и великий реформатор Столыпин – один и тот же человек, причем на редкость цельный. Исключительные по жестокости казни [37]37
Естественно, по меркам того времени. До того в России смертная казнь была действительно исключительной мерой.
[Закрыть]он завершил исключительной по жестокости реформой.
Ещё один аспект так называемой «реакции» отметил Кара-Мурза:
«Дело было не только в казнях и репрессиях, но и в оскорблении. Ведь и „Манифест“, и обещания свобод не могли быть восприняты основной массой русских людей иначе как издевательство. Массовые порки крестьян (иногда поголовно целых деревень), которых никогда не бывало в России в прошлые столетия, начались сразу за принятием закона, отменяющего телесные наказания. Казни крестьян без суда, зачастую даже без установления фамилии, так что казненных хоронили как „бесфамильных“, войти в практику как раз после „Манифеста“».
«Манифест» отделил российское общество, которого он касался, от российского народа, к которому он не имел никакого отношения. «Хаму» показали его место. А было этого «хама» – 90 % населения Российской империи. Стоит ли удивляться тому, что произошло потом?
Как, почему вышло, что нас, сплошь и рядом потомков черного люда, приучили смотреть на Россию глазами дворян? С чем это вошло в нашу жизнь? С русской историей, которая наполнена деяниями князей и царей? Хотели написать другую, да не очень получилось… Со школьной программой по литературе – монологами Чацкого, охотой и первым балом Наташи Ростовой, тургеневскими девушками и лермонтовскими офицерами? С «Сибирским цирюльником» и «Бедной Настей»? Откуда это?
Девять десятых населения Российской империи составляли крестьяне. Хорошо, пусть не девять десятых, пусть 83 %, если вам от этого легче. Из них три четверти – бедняки. Треть – безлошадные. Земля не родит. Две трети детей умирают во младенчестве. Зимой в избе семья – полтора десятка человек, теленок, козы, птица, и все – дышат! И книг про это великая русская литература не оставила. Недосуг ей было, великой литературе, она рассуждала о слезе ребенка. Абстрактной слезе.
А народ не плакал. Он пел. На севере была колыбельная – подлинная!
Спи, усни,
Хоть сейчас умри.
Тятька с работы
гробок принесёт,
Мамка у печки
блинков напечёт.
У кого из читателей есть дети? Что надо с вами сделать, чтобы вы спели такою песенку своему ребенку? Живому… пока?
Туп русский народ, пьян и грязен. Отец моего друга рассказывал, как был шокирован в армии в 1941 году. Его товарищи, призванные из деревень, не понимали, для чего нужно постельное бельё. Ах да, это их большевики развратили, а до того они на крахмальных простыночках… Воду из колодца на горбу таскали, сучки по лесам собирали да простыни крахмалили.
Ленив русский народ, неподъёмен. Что бы в Сибирь переселиться. Может статься, веке этак в семнадцатом и переселились бы… но крепостное право насмерть приковало их к этим проклятым полям. А теперь – поздно.
За триста лет на цепи хорошие манеры появятся только у лакеев. Если человек год проведет в рабстве у каких-нибудь горных ваххабитов, ему потом выделяют психолога. По крайней мере, должны выделять. Человеку. А народу? И не год, а двести лет?
