Текст книги "Рихард Зорге – разведчик № 1?"

Автор книги: Елена Прудникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

СССР и его дальневосточный сосед

Что же представляла собой страна, которую выбрал точкой приложения своих кипучих сил прекрасно разбиравшийся в политике Рихард Зорге? О, Китай был очень интересным местом!

Одна из крупнейших по территории и населению стран мира, Китай в то время находился в незавидном положении. Потерпев поражение в войне с Японией 1894–1895 годов и после подавления восстания «боксеров» в 1901 году он фактически стал полуколонией, где хозяйничали европейские страны, Россия, Япония и США. После победы над Россией и захвата немецких владений в Китае в 1914 году японское влияние в Китае все усиливалось, постепенно начался открытый захват его территорий. Никогда особенно не скрывались и претензии на русский Дальний Восток. В 1918 году, воспользовавшись Гражданской войной, японцы высадились во Владивостоке, и лишь к осени 1922 года удалось вытеснить их оттуда, а в северной части Сахалина они оставались аж до 1925 года. Попытка захвата провалилась, но планы остались.

В 1926 году в Японии разразился экономический кризис, а в 1927 году пост премьер-министра занял генерал Гиити Танака, политикой которого стало решение проблем своей страны за счет соседей – Китая, Монголии и СССР. В качестве «внешней доктрины» пропагандировалась идея великой миссии Японии по «освобождению» азиатских народов от гнета белых колонизаторов. Однако в документе, который премьер-министр в 1927 году представил японскому императору, названном впоследствии «меморандумом Танаки», говорилось несколько иное. Там открытым текстом излагались следующие планы:

«Для того, чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того, чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай… Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы… В программу нашего национального роста входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить наши мечи с Россией…»

Так что, как видим, Китай должен был стать опорным пунктом Японии на континенте. Впрочем, несмотря на огромную численность населения, в военном отношении это была слабая страна, и завоевать ее было нетрудно. Но японцы не спешили это делать. В самом деле, захватив страну, надо ей хоть как-то управлять. А что касается управляемости, то в конце 20-х годов ситуация в Китае, пожалуй, больше всего напоминала Россию времен Гражданской войны.

Несколько раньше, в 1911 году, Синьхайская революция свергла власть Цинской династии, и к власти пришло правительство во главе с Сунь Ятсеном. Однако новая власть была чисто номинальной. Процесс государственного распада в Поднебесной зашел далеко, и власть контролировала лишь шесть провинций на юге страны (Гуандун, Гуанси, Юньнань, Гуйчжоу Сычуань и часть провинции Хунань), а реальную власть имело только в одной провинции Гуандун. Остальной Китай представлял собой множество полуавтономных территорий, которыми управляли генералы, – их называли «провинциальные милитаристы». Генералы имели в своем распоряжении войска и не собиравшиеся ни с кем делиться властью – а власть эта была бесконтрольна и безгранична.

В 1921 году была образована Коммунистическая партия Китая, которая, впрочем, вскоре вступила в более крупную националистическую партию Гоминьдан, выступавшую за объединение страны и превращение ее в демократическую республику. В Гуанчжоу (Кантон) было сформировано гоминдановское правительство во главе с одним из лидеров первой буржуазно-демократической революции 1911–1913 годов. Сунь Ят-сеном. В 1925 году Сунь Ятсен, умер. Вскоре после смерти вождя его обученная советскими специалистами национально-революционная армия завоевала большую часть Южного и Центрального Китая, прибавив к «провинциальным милитаристам» еще одну разновидность власти. Впрочем, порядка в стране от этого больше не стало.

Коминтерн, как водится, тут же увидел в этих событиях долгожданную революция и радостно кинулся помогать. После провала с «германским красным октябрем» все, кто со дня на день ожидал «мировой революции», – и в Коминтерне, и в советском правительстве – основную ставку сделали на Китай. По их прогнозам, эти волнения должны были перерасти из антифеодального и национально-освободительного движения в революцию по типу российской и, в перспективе, привести к построению социализма. В СССР отношение к этим раскладкам было неоднозначное. Категорическими противниками курса на «перерастание» были нарком иностранных дел Максим Литвинов, полпред в Японии Виктор Копп и некоторые другие. Зато рьяными сторонниками китайской революции оказались руководитель группы советских политических советников в Китае Михаил Бородин (Грузенберг) и полпред в Китае Лев Карахан (Караханян). В этом-то была и беда: находясь далеко от Москвы, эти люди не очень-то спрашивали санкции на то, что делают. Именно Бородин, в первую очередь, всячески стимулировал подготовку вооруженного восстания, в ходе которого предполагалось создать китайскую Красную Армию и провозгласить революционное правительство. Против этой идеи выступили даже военные советники, которые никогда не отличались недостатком радикализма, однако Бородину удалось убедить Сталина, и план был принят.

В апреле 1927 года сменивший Сунь Ятсена Чан Кайши произвел государственный переворот и организовал правительство со столицей в Нанкине. Советские военные и политические советники вынуждены были покинуть Китай, а в самой стране начался жесточайший террор. Работавший в начале 30-х годов в Китае советский разведчик и военный советник Отто Браун писал: «Поддерживаемые международной полицией, ищейки Чан Кайши каждый день устраивали облавы на крупных текстильных предприятиях, а ночью – в китайских кварталах. Они охотились за коммунистами. У тех, кого схватывали, был один выбор: предательство или смерть. В то время в Китае тысячи лучших партийных работников были обезглавлены, расстреляны или задушены. Уничтожались не только они, но и их семьи. Эти акции истребления начались в 1927 году, сразу же после поражения национальной революции и разгрома восстаний в Шанхае, Ухани, Кантоне и других городах и проводились систематически, с неослабевающей силой. (Автор цитируемой книги приехал в Китай в 1932 г. – Е. П.) В них, наряду с полицией, участвовали и гангстерские банды, давно сотрудничающие с гоминданом, и „синерубашечники“ – члены фашистской организации, незадолго до этого созданной Чан Кайши. Они загнали коммунистов в глубочайшее подполье». Так что планы Бородина реализовались с точностью до наоборот.

Впрочем, обострение отношений между СССР и режимом Чан Кайши произошло раньше и было спровоцировано англичанами. В апреле 1927 года китайская полиция, в нарушение всех международных норм, произвела обыск в советском консульстве в Пекине. В ходе обыска было изъято огромное количество документации, в том числе шифры, списки агентуры, документы о поставках оружия КПК, инструкции китайским коммунистам по оказанию помощи в разведработе. Были найдены и директивы из Москвы, в которых, в числе прочего, говорилось, что «не следует избегать никаких мер, в том числе грабежа и массовых убийств», с тем, чтобы спровоцировать конфликты между Китаем и западными странами. Скандал был грандиозный, а всю разведработу в Китае пришлось начинать заново.

Итак, к концу 20-х годов Китай представлял собой конгломерат постоянно воюющих между собой территорий. Вооруженные силы страны составляли 2,2 млн человек. Из них 1,6 млн подчинялись Чан Кайши, около 600 тысяч составляли армии «провинциальных милитаристов». В этой войне всех со всеми фронты постоянно перемещались по всей стране, вспыхивая порой в самых неожиданных местах, – и попробуй, догадайся, где начнется очередная кампания.

Имелась в Китае и Красная Армия, которая контролировала шесть районов, составлявших около 1,4 процентов территории страны. Сама армия насчитывала около 65 тысяч человек. Сопоставляя эти цифры, вид-: но, что это была за сила. Ее не разгромили, по-видимому, лишь потому, что Красную Армию никто не воспринимал всерьез: Чан Кайши и «военные лорды» видели более опасных противников друг в друге.

Особый смысл работе Зорге придавал тот факт, что к этому времени режим Чан Кайши призвал себе на помощь германских военных советников и стал активно закупать германское оружие. Учитывая, что у Германии и СССР в то время были хорошие отношения, а китайский режим имел резко антикоммунистическую направленность, советское правительство попыталось выразить протест. Однако наш посол в Германии получил заверения, что отправка немецкого оружия в Китай строго запрещена – хотя оно все равно туда отправлялось, и наши это прекрасно знали, но сделать ничего не могли. За несколько лет до того точно так же, в обход всех запретов, Германия отправляла оружие в СССР. Что же касается военных советников, то этот вопрос решался просто: они ехали туда как частные лица. Учитывая это обстоятельство, именно немец, причем не рабочий, а ученый и журналист, мог в качестве разведчика оказаться там особенно кстати.

Китай в то время был одним из центров деятельности всех мыслимых и немыслимых разведок, какие только существовали на земном шаре. Отчасти потому, что для работы спецслужб условия в этой стране были более чем комфортными. До 1927 года ее можно было назвать «раем для шпионов». Контрразведки всех властей занимались почти исключительно борьбой с агентами соперничающих группировок, и до иностранных разведчиков у них просто не доходили руки. Во многих случаях для работы даже не требовалась агентура. Бездну информации можно было получить просто-напросто за коктейлями в иностранных клубах. Газеты сеттльментов[5]5
  Сеттльмент – компактное поселение иностранцев на территории Китая, обладавшее правами экстерриториальности.


[Закрыть] и концессий печатали любую информацию, попадавшую к ним в руки, в том числе и секретную – «белых людей» нисколько не волновали проблемы безопасности какой-то там азиатской страны. Кроме того, имелось множество бюро, успешно торговавших любыми сведениями и материалами. Коррупция в китайской администрации, полиции и армии достигала колоссальных масштабов, а основная масса населения жила чрезвычайно бедно и за очень небольшие деньги была готова на все.

Работа облегчалась еще и тем, что иностранцы в Китае считались «гражданами высшего сорта». Они жили компактно на территории международного сеттльмента, французской и японской концессий – все эти поселения пользовались правами экстерриториальности, на их территории не действовали китайские законы. Формально в начале 1930 года Чан Кайши отменил особый статус этих районов, но фактически все оставалось, как было. Несколько ниже прочих европейцев и американцев стояли немцы – въезд германских подданных в Китай был разрешен лишь после того, как Германия отказалась от особых прав для своих граждан. Для этого и понадобились Зорге бумаги на имя «мистера Джонсона», американца – они были чрезвычайно полезны для поездок по стране.

Особенно сильны в Китае были японская и английская разведки, но и советская тоже не подкачала. Она действовала чрезвычайно активно и имела в стране далеко не одну резидентуру – поэтому-то и кажется странным утверждение, что доктор Зорге был там настолько исключительно нужен, что без него ну просто никак! Вот, например, Христофор Салнынь, «главный диверсант Разведупра» – в конце 1927 года он легализовался в Шанхае под именем Христофора Лауберга, американца. Его группа должна была снабжать оружием боевые группы компартии Китая. Помощником Салныня был другой старый и опытный сотрудник разведки, болгарин Иван Винаров. Для прикрытия они организовали крупную экспортно-импортную торговую фирму с множеством филиалов в различных городах. Филиалы эти занимались и торговлей, и разведкой, и поставками оружия. К началу 1929 года резидентура включала в сферу своих действий и Харбин – там прикрытием служила консервная фабрика. Оружие Салнынь и Винаров закупали за границей на деньги, вырученные от продажи китайских товаров.

Занимались они и террором. Одной из самых громких их акций была ликвидация в 1928 году фактического главы пекинского правительства генерала Чжан Цзолиня, проводившего открыто антисоветскую и прояпонскую политику. 4 июня 1928 года Чжан Цзолинь погиб при взрыве его специального вагона при поездке по железнодорожной линии Пекин – Харбин, а вину за его убийство, как и было задумано, удалось возложить на японские спецслужбы.

Очень активно действовали в Китае и разведка ИНО НКВД (именно их харбинская резидентура выкрала в 1927 году «меморандум Танаки»), и ОМС Коминтерна – по сути, еще одна разведка. И вот в это-то шпионское «рагу по-ирландски», в котел, где варилось все, что нашлось на разведывательной кухне всех и всяческих стран, угодил и Рихард Зорге в качестве одной горошины из многих других.

Рихард и его команда

Итак, 10 января 1930 года на борту японского пассажирского судна в Шанхай прибыл немецкий журналист, доктор Рихард Зорге. Ни в коей мере он не был намерен использовать журналистскую деятельность только как «крышу» для разведработы. Одной из причин многолетней неуязвимости доктора Зорге стало то, что он, действительно, был известным корреспондентом и мог предъявить множество публикаций. Первые сообщения в свое сельскохозяйственное издание Рихард, накупив по дороге газет, передал еще с борта судна – касались они ситуации на дальневосточном соевом рынке. Так что «крыша» у него была в полном порядке. Впрочем, дело не только в «крыше» – достаточно ощутимые гонорары тоже играли свою роль. Вряд ли он забыл процесс выяснения судьбы пятисот долларов и хотел повторения ситуации.

И тут мы натыкаемся еще на одну странность этой во многих отношениях странной истории. Да сих пор в официальных биографиях Зорге тщательно обходится вопрос о его китайском руководстве. Читателю молчаливо предлагают думать, что разведчик, прибыв в Шанхай, сразу начал работать самостоятельно. Но на самом-то деле это только в шпионских фильмах разведчика вот так, без подготовки, в одиночку засылают за границу в первую командировку. В реальности так шпионские дела не делаются – или, по крайней мере, не делались во времена Берзина, когда к нелегальной работе за границей относились достаточно серьезно. Как мог Разведупр отправить начинающего разведчика, да еще и не получившего подготовки, без надежного куратора? Если агента засылали в одиночку, то долго и тщательно готовили, или же его вводили в состав сильной группы, или отправляли с опытным напарником – разные бывали варианты. Может быть, Зорге, действительно, был суперагентом от природы? И Берзин, едва взглянув на него зоркими глазами суперначальника, вот так сразу это понял?

Но на самом деле все это сказочки для пионеров. В Китай Рихард приехал не один, он сам пишет об этом в своих «Тюремных записках». Зорге прибыл в страну вместе с двумя сотрудниками Четвертого управления. Одним из них был Зепп Вайнгартен, его первый радист. Второй – тот самый куратор из Центра. Рихард не называет его имени, только псевдоним – Алекс. «Его задача, – пишет он, – состояла в обеспечении связи с… управлением и, кроме того, в освещении военных проблем… И, хотя я был командирован в качестве его помощника по политическим вопросам, мы на взаимных началах работали самостоятельно. Поскольку он был старше меня по возрасту и имел прямую связь с Москвой, его нужно считать старшим и по службе. Через некоторое время после его отъезда из Шанхая я принял на себя технические, организационные и военные вопросы и стал руководителем группы по всем направлениям».

Что касается «Алекса» то в установлении личности этого человека имеет место быть изрядная путаница. Этот псевдоним принадлежит сотруднику Четвертого управления Льву Боровичу, который, действительно, работал в Шанхае и курировал группу Зорге – но было это позднее, в 1936–1937 годах. Что же касается того «Алекса», который приехал вместе с ним в Шанхай в 1930 году, то это совсем другой человек. Настоящее его имя – Александр Улановский (а «совсем настоящее» – Израиль Хаскелевич). Родился он в 1891 году в Одессе, имел «богатое» дореволюционное прошлое – в 18 лет примкнул к анархистам, был арестован, сослан в Туруханский край, потом последовали побег и эмиграция. Вернувшись, Улановский участвовал в революции и Гражданской войне. В 1921–1922 годах был разведчиком-нелегалом в Германии от ЧК, затем работал в Профинтерне, «дочерней организации» Коминтерна, а с 1928 года – в Разведупре. В будущем это самый, наверное, неудачливый резидент советской разведки (на четыре командировки – три провала). А пока что начиналась его первая командировка по линии Разведупра.

Итак, теперь ясно, в качестве кого Рихард ехал в Китай – он должен был стать помощником резидента по политическим и экономическим вопросам, а собственно разведывательную работу группы предстояло обеспечивать Улановскому. Возможно, тогда он и вправду был больше экспертом ЦК, чем сотрудником разведки. Как складывались его отношения с непосредственным начальством – неизвестно, но едва ли безоблачно. В 1941 году один из его очередных кураторов писал в докладной записке, что Зорге «весьма самолюбив и большого мнения о себе». Ясно, что эти качества появились у него не в сорок пять лет, а раньше – впрочем, это видно даже из истории его взаимоотношений с Коминтерном. И с таким характером работать под чьим-то руководством, выполнять чьи-то указания?

Впрочем, через полгода Улановский под угрозой провала был отозван из Китая. Нового резидента на смену ему не прислали, резидентуру взял Рихард. Людей в группе было немного. Первый радист Зорге приехал одновременно с ним – Зепп Вайнгартен, выпускник Московской радиошколы. Обучение в московской школе было поставлено обстоятельно: там учили не только стучать ключом. Выпускник школы был способен самостоятельно починить и даже изготовить передатчик. И Вайнгартен работал в Шанхае как раз на таком самодельном передатчике.

Еще одним членом разведгруппы, присланным из Центра, был «Джон» – польский коммунист, прибывший в Шанхай в 1931 году и вскоре ставший заместителем Рихарда. Он занимался шифровальным делом, связью, фотографированием. «Крышей» ему служил небольшой магазинчик фотопринадлежностей.

По некоторым данным, настоящее имя Джона – Гирш Герцберг (в Разведупре он числился под фамилией «Стронский»). Он родился в Лодзи в 1904 году, со школьной скамьи увлекся марксизмом. В 16 лет начал выполнять поручения старшего брата, который был одним из первых сотрудников советской разведки в Германии. В 1920 году Гирш уезжает в Германию, в 1924 году перебирается в Бельгию, где организует коммунистическую группу. Попав в связи с этой работой под следствие, возвращается в Польшу. В 1929 году его отправляют на учебу в СССР, в так называемую Военно-политическую школу компартии Польши в Москве – таких школах всегда «паслась» советская разведка, присматривая себе кадры. Окончив школу, Гирш получил предложение работать в Четвертом управлении и, после небольшой подготовительной командировки в марте 1931 года, его направляют в Шанхай.

Стронский был обладателем весьма эффектной внешности, уступая по этой части разве что самому резиденту. Как вспоминала их соратница Урсула Кучински, «у него были темные, с залысинами на висках, вьющиеся волосы, мраморно-белый лоб, темные глаза и скуластое лицо. Замкнутый и серьезный, он производил впечатление… сложной натуры».

Радиотехника Мишина и радиста Клаузена Рихард получил от одной из прежних шанхайских резидентур, руководитель которой был отозван в Союз. В мемуарах и исследованиях этого резидента называют «Джим», однако Клаузен как-то раз упоминает, что работал в Китае под руководством некоего «генерал-лейтенанта Гуревича». Скорее всего, он имеет в виду А. И. Гурвича (Горина), высококвалифицированного связиста, который окончил Высшую военную школу связи и, кроме того, радиоинститут в США. В его биографии указано, что в 1930 году он награжден золотыми часами «за работу в связи с событиями на Дальнем Востоке». Учитывая, что задачей «Джима» как раз и было создание резидентуры связи, очень похоже, что речь идет о Гурвиче.

В Китае Рихард познакомился и с Максом Клаузеном. Макс был радистом «Джима», а в 1931 году его передали Зорге. Впрочем, в число основных членов группы он тогда не вошел. Клаузен тоже был немцем, родился во Фрисландии в семье каменщика в 1899 году. В 18 лет был мобилизован, в армии выучился на радиста. После войны работал портовым рабочим, матросом, в 1927 году вступил в КПГ, а еще через год отправился в СССР, прошел школу радистов и был направлен в Китай. Здесь через русского эмигранта Константина Мишина он связался с «Джимом», а затем начал учить Мишина работе с радиосвязью. После отзыва «Джима» они оба достались Зорге.

Назначение к Рихарду отозвалось для Клаузена совершенно неожиданным подарком судьбы. Упаковав рацию в чемодан, он отправился в Шанхай, нашел себе недорогую квартирку, устроился. Теперь надо было проводить сеанс связи – но оказалось, что в тесном номере никак не развернуть антенну. Был только один выход – протянуть ее в комнату наверху. Там, как он знал, жила молодая женщина-финка, работавшая сиделкой в госпитале. Макс пошел знакомиться. «Меня зовут Макс Клаузен, – по-английски представился он. У меня есть к вам предложение». «Ничего не выйдет», – с ходу ответила симпатичная молодая женщина. И, поскольку ей уже надоели подобные «предложения», в сердцах добавила по-русски: «Чтоб ты провалился!» «Вот еще!» – тоже по-русски ответил гость. Так они познакомились. Звали молодую женщину Анна Жданкова,[6]6
  По другим данным, ее фамилия была Раутман.


[Закрыть] а финское гражданство досталось ей от первого мужа. Через некоторое время Макс представил Рихарду Анну как свою невесту. Немного волновался: как отнесется к его выбору резидент? «Очень симпатичная женщина, – сказал Зорге. – Желаю тебе счастья». Вопрос был решен, в разведгруппе стало на одного человека больше.

На Дальнем Востоке явно назревали какие-то серьезные события, а через группу проходило все больше чисто военной информации, оценить которую никто из них не был способен. И тогда, по просьбе Зорге, ему прислали специалиста по военному делу. В январе 1931 года в Шанхай приехал эстонский ветеринар Зельман Клаас. Правда, ветеринара мало интересовали больные животные: сначала он стал совладельцем магазина фототоваров – того самого, который принадлежал Стронскому, а потом открыл неподалеку ресторан. Настоящее имя ветеринара-ресторатора было Карл Мартин Римм.

Римм был самым старшим по возрасту членом группы. Он родился в 1891 году в Эстонии, в семье крестьянина. После оккупации Прибалтики Германией уехал в Россию, участвовал в Гражданской войне, служил в Красной Армии, в 1924 году окончил Военную Академию РККА. В Китае его знали под именем «Пауль». «У него была круглая, почти лысая голова, – вспоминала впоследствии писательница Урсула Кучински,[7]7
  Литературный псевдоним Рут Вернер, самая известная книга – воспоминания, изданные под названием «Соня рапортует».


[Закрыть] тоже бывший член их группы, – маленькие глазки, движения большого тяжелого тела медлительны и неторопливы. Это был умный, спокойный и добрый человек, за флегматичной внешностью которого скрывались твердость и страстность революционера».

В 1932 году, когда объем информации еще возрос и группе понадобилась шифровалыцица, в Шанхай командировали и Любовь Ивановну Римм, которая приехала под именем Луизы Клаас. В резидентуре появилась еще одна семейная пара. Римм показал себя не только специалистом, но и хорошим разведчиком. После отзыва Зорге именно он стал руководителем группы.

Дал Зорге «путевку в жизнь» и еще одной разведчице, которая впоследствии станет известна всему миру под своим писательским именем Рут Вернер. Эта женщина на протяжении своей жизни побывала в пяти загранкомандировках, в том числе и в таких опасных местах, как Маньчжурия и Польша, не прерывая работы, родила и вырастила троих детей и уже на склоне лет написала знаменитую книгу мемуаров «Соня рапортует». А в Шанхае она была хозяйкой конспиративной квартиры и время от времени выполняла разовые поручения Зорге, который, оценив возможности молодой женщины, постепенно готовил ее к самостоятельной работе. Именно он дал ей рекомендацию в разведку, он же предложил и псевдоним – «Соня».

Урсула Кучински, немецкая еврейка, родилась в 1907 году в Берлине, в семье ученого-статистика. В 1926 году стала коммунисткой. В 1929 году она вышла замуж за молодого архитектора Рудольфа Гамбургера, которому вскоре предложили работу в Китае, и молодая пара перебралась в Шанхай. Изнывая от безделья и скучая по партийной работе, Урсула как-то раз пожаловалась на эти обстоятельства своей подруге Агнес Смедли, и та порекомендовала ее Зорге. После этого дом Урсулы превратился в конспиративную квартиру. Рихард дал ей и псевдоним, под которым она впоследствии будет работать – «Соня». В Шанхае была популярна песенка в стиле «Аля рюс»: «Когда Соня отплясывает русского, в нее нельзя не влюбиться. Нет более красивой женщины, чем она. В ее крови Волга, водка, Кавказ… Даже Владимир от нее без ума, отставляет в сторону стакан с водкой, лишь бы видеть Соню…»

– Я очень привязалась к нему, – вспоминала впоследствии Урсула. – Необыкновенно обаятельный, высокообразованный, всегда сосредоточенный. Его часто изображают разбитным малым – не таким, каким он был на самом деле. Зорге редко улыбался, выглядел, скорее, меланхоличным… Меня потом много раз спрашивали, не спала ли я с ним. Я даже ни разу его не поцеловала! Да и быть того просто не могло – я только что вышла замуж, родила ребенка…

Впрочем, отвечая на вопрос, была ли она влюблена в Рихарда, Урсула, уже много лет спустя, патетически воскликнула:

– Естественно!

Уже после отъезда Зорге Урсула прошла обучение в разведшколе в Москве, стала радисткой, потом резидентом нелегальной резидентуры, отработав двадцать лет без единого провала.

Таковы были помощники Зорге из Четвертого управления, люди, составлявшие костяк группы. Но они появятся позже. А пока что Рихард сошел на берег в компании Алекса и еще одного товарища, имея лишь одну идею по поводу того, с чего начать…

Рихард должен был осесть в Шанхае, который с конца 20-х годов стал центром деятельности советской военной разведки. Это был самый крупный промышленный город страны, где сосредоточилась четверть всех предприятий тяжелой и до 80 % – легкой промышленности Китая, находились наиболее крупные китайские и иностранные банки и крупнейший в Китае порт, а также самый крупный в стране сеттльмент – в конце 20-х годов в городе проживало около 50 тысяч белых иностранцев.

Первым делом новоприбывший, как и было положено, заказал визитные карточки, абонировал почтовый ящик, открыл банковский счет. Сразу же по приезде Зорге посетил генерального консула, на которого его документы и рекомендательные письма произвели самое благоприятное впечатление. Тот немедленно согласился рекомендовать исследователя-журналиста дипломатам в Пекине, Нанкине и Кантоне. В течение первых двух месяцев пребывания в Китае Рихард отправил в редакцию «Дойче гетрайде цайтунг» пять статей о торговле китайской сельхозпродукцией. Он изучал проблемы экспорта сои, арахиса, кунжута, импорта зерна и прочие тому подобные животрепещущие вопросы, исправно отправлял материалы и получал гонорары и параллельно заводил множество знакомств. Среди них было одно, на которое он особенно рассчитывал.

Об Агнес Смедли Рихард слышал еще в Европе, и была она одним из колоритнейших персонажей этой не обиженной колоритными личностями эпохи.

…Даже точный возраст одной из самых популярных журналисток того времени – и тот неизвестен. Родилась она в конце XIX века в США, на одной из ферм штата Миссури, в семье индейца-батрака и прачки. С ранних лет девочке пришлось работать: она служила судомойкой, официанткой, поденщицей на плантациях табака, продавщицей газет, затем «поднялась» до машинистки и коммивояжера по подписке в местной газете – в ее положении это была карьера! Тогда-то Агнес и опубликовала свои первые журналистские материалы. При помощи родственников, ей удалось получить кое-какое образование: сначала она училась в педагогическом училище, затем на вечернем отделении в Нью-Йоркском университете. Некоторое время работала учительницей в деревеньке в штате Нью-Мексико, где большинство населения говорило по-испански, но скоро ей там надоело, и Агнес вернулась в город. Она работала в редакции журнала в Нью-Йорке, в Сан-Франциско вышла замуж за инженера, с которым вскоре разошлась, а еще она занималась профсоюзной работой, была репортером нью-йоркской социалистической газеты «Колл». По ходу работы познакомилась с индийцем Чаттопаддьяя, с которым вскоре сошлась, а заодно и заинтересовалась проблемами национально-освободительной борьбы в Индии и Китае. Вслед за индийским другом Агнес переехала в Берлин, побывала в Москве на конгрессе Коминтерна.

За это время она от умеренной социалистических перешла к коммунистическим убеждениям, написала множество статей и книгу «Дочь земли» и рассталась с Чаттопадьяя. В 1928 году ей, теперь свободной, газета «Франкфуртер цайтунг унд хандельсблатт» предложила поехать в Китай в качестве специального корреспондента. Агнес согласилась, прибавила к немецкому контракту договоры с несколькими итальянскими газетами и в мае 1929 года была уже на месте.

Естественно, такой известной личностью сразу заинтересовались как полиция, так и спецслужбы других стран, которыми Шанхай был буквально нашпигован. Китайская полиция вообще проявляла обязательный интерес ко всем иностранцам, а Агнес, к тому же, имела два паспорта – американский и немецкий, наличие которых не очень-то скрывала. Впрочем, у нее имелся и третий паспорт, на фамилию Петроикос. Кроме некоторого количества левых обществ в Европе, таких, как «Друзья Советского Союза» или «Индийское революционное общество», Агнес установила отношения с «Всекитайской федерацией труда», «Китайской лигой защиты прав человека», которые тоже не трудилась скрывать. За ней установили слежку – слежка ничего не дала, ибо неистовая журналистка общалась с невероятным количеством людей – не проверять же всех! Впрочем, Агнес поступала с полицией и прочими разведчиками проще простого – не обращала на них ни малейшего внимания.

Они, в свою очередь, за ней присматривали, однако жить не мешали.

Помимо профессионализма и энергии, Агнес сопутствовало еще и везение. Она сумела подружиться с вдовой Сунь Ятсена Сун Цинлин. Эта женщина происходила из семьи китайского банкира, ее сестра была женой самого Чан Кайши, муж другой сестры занимал должность министра промышленности, торговли и сельского хозяйства, родной брат был министром финансов в Нанкине. Сам Чан Кайши не питал теплых чувств к своей родственнице, однако между сестрами отношения были хорошими. Используя связи Сун Цинлин, Агнес имела самые точные данные о китайской экономике, госбюджете и многие другие достаточно секретные сведения, а также знала «тайны двора», сплетни и прочие крайне полезные вещи.