Текст книги "Большая книга ужасов 2014 (сборник)"

Автор книги: Елена Усачева

Соавторы: Ирина Щеглова,Эдуард Веркин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Перемещение его было настолько смешным, что если бы существовал конкурс «Дурацкая походка», то Колючка занял бы на нем все призовые места.

Тем не менее каким-то непостижимым образом Колючке перемещаться удавалось. Мы с Барковым, раскрыв рты, глядели на это чудо. Потом случилось и вовсе невообразимое – Колючка ухитрился оторваться сразу всеми четырьмя лапами, подскочил вверх, но приземлился не очень удачно, на морду. И прилип ушами.

Дернулся. Уши затрещали.

Колючка запищал и попробовал освободиться, отталкиваясь передними конечностями. Не получилось – лапы проскользнули. Колючка пошел вправо. Он пищал и катался по кругу, центр которого приходился на уши. Когда уши скручивались до предела разрыва, Колючка начинал разворачиваться в другую сторону, не забывая косить глаза, взвизгивать и корчить зверские рожи.

Просто невыносимо на такое глядеть. Колючка гениален. Даже избыточно гениален. Если бы его взяли в цирк, то клоуны навсегда остались бы без работы. На него бы с Луны прилетали смотреть…

Первым засмеялся я. Почти сразу же засмеялся Барков. Мы смеялись и смотрели на квазикролика, выписывающего по коридору психопатические окружности.

А потом послышался смех откуда-то сбоку. Я скосил глаза – смеялась Груша. Похохатывала, прислонившись к стене. Вытирая лоб рукавом. Пришла-таки в сознание.

Мы смеялись. Смеялись по-настоящему, от души, забыв про коридор, забыв про все, что с нами приключилось, забыв, что находимся в опасности. Просто смеялись и смеялись.

Колючка замер, установился на задние лапы и теперь старался оторвать от палубы свои уши. Не получалось.

– Что тут происходит? – наконец подала голос Груша. – Что у вас с лицами?

– Так, – отмахнулся Барков, – упали с лестницы. А у тебя? У тебя что с лицом?

– Так, – тоже отмахнулась Груша, – лестница на меня упала. Ой, не могу…

Она указала рукой на Колючку. Колючка трагично вздохнул и смиренно опустился на палубу.

– Оторвите его… Оторвите дурака от пола… – попросила Груша сквозь смех.

Я отвалился от стены и поплелся к Колючке. Ухватил его покрепче за уши, дернул. Колючка отлип от металла, чуть не прилип ко мне, я вовремя отпрыгнул в сторону и увидел следы. Свои следы – черные. И место увидел, где я вытирал свои подошвы о стену.

– Выход, – указал я пальцем. – Он совсем рядом. Там.

Через минуту мы были на свободе. Груша сразу поперла вверх, к расселине, обратно. Я последовал ее примеру. Изо всех сил.

Глава 14 Резонансная энергетика

Мы не бежали. Мы летели. Истерически, бешено, почти что в панике.

Страх навалился, едва мы вылезли из корабля. Первобытный страх толкнул нас в спины, и мы понеслись. Я бы сказал, что мы бежали, как звери. Сбоку бешено, натыкаясь на камни и отскакивая от них, как теннисный мячик, прыгал Колючка.

Когда оставалось метров пятьсот, вперед вырвалась Груша. Она добралась до расселины первой и ввинтилась в нее с удивительным проворством. Вслед за ней туда подбежал Барков. Заглянул через ее плечо и отвалился к камню.

Я оказался у финиша последним. Приблизился к проходу, но тут из него показалась Груша с перекошенным, дергающимся лицом. И сразу рванула направо, вдоль стены кратера.

Я заглянул в расселину и увидел камень. Прохода больше не было.

Мы с Барковым ничего не сказали друг другу. И так все понятно. А потом мы кинулись за Грушей, которая быстро прыгала по камням вдоль стены кратера.

Остановились километра через три, не меньше, когда я почувствовал, что скоро начну выдыхать куски легких. Остальные, видимо, ощущали приблизительно то же.

Груша, едва остановившись, сразу упала в обнимку с белым гладким валуном. Упали и мы с Барковым. Петр бросил бластер и пополз за пузатый камень, и его стошнило.

Сбоку хрипло дышала Груша. Мощные у нее легкие. Хихикал рядом Колючка. Я дышал мелко. Смотрел вниз.

Там ничего не происходило. «Ворон» темнел на солнечном склоне, щерился острыми краями. Как вчера. Как всегда за последние не знаю сколько лет.

Груша очухалась. Встала на четвереньки и, тряся головой, направилась к Баркову. Тот лежал на животе, стараясь подняться, но вяло. Груша доползла до него и схватила за ноги. Потянула к себе, перевернула, напрыгнула, прижала. И стала методически, наотмашь, лупить его по щекам. Триумф веса.

Я не спешил кидаться в бой, наблюдал. Был уверен, что Баркова так просто не взять, не такой Петр человек.

И действительно. Сначала Барков не сопротивлялся, потом от оплеух сознание у него, видимо, прояснилось, и он стал ставить блоки. Еще минуты через две пришел в себя окончательно и ткнул Грушу в нос. Та ойкнула. Барков ткнул еще раз, Груша схватилась за лицо, Барков уперся ей в плечи, напрягся и отвалил в сторону. Затем встал.

– Ловушка… – прохрипела Груша. – Он затащил нас в ловушку…

– Я не хотел, – возразил Барков. – Я не знал, честное слово.

Груша поднялась. По лицу у нее расплывалось оранжевое кровавое пятно. Я оторвал лоскуток от комбинезона, сунул Груше, она вытерла лицо.

– Надо идти дальше, – предложил я. – Кратер большой, вполне может быть где-то еще один выход.

– Да нет никакого выхода! – застонала Груша и отбросила лоскут. – Вы что, не понимаете? Кратер – мышеловка, корабль – приманка! Его брат, – Груша ткнула пальцем в Баркова, – тоже попался! Он сунулся в корабль и попался!

Барков был растерян. Видимо, такого он не ожидал.

– Ну что? – усмехнулся я. – Теперь ты веришь в Призрак?

Груша промолчала.

– Нет, это обычный обвал! – выкрикнул я. – Вполне может быть, что обычный обвал. Когда мы шли сюда, ты слишком мощно двигала своими боками и сдвинула гору. Надо меньше жрать!

– А идиот Петюня сжег передатчик… – Груша шмыгнула носом. – И теперь мы попались…

Но ведь на самом деле вполне могло быть и так, как я сказал, – расселину могло завалить совершенно случайно. Значит, надежда есть. Поэтому сказал:

– Хватит нюнить. Будем думать.

– Да, надо действительно проверить кратер. – Барков потер щеки, поправил на плече бластер. – Пошли.

Петр повернулся к Груше. Та всхлипнула.

– Вставай, Лина. – Барков похлопал ее по плечу.

Наверное, они на «Блэйке» все друг друга по плечам похлопывали. Обычай у них такой.

– Надо, надо идти. Надо успеть…

Барков поглядел в небо. И я понял, что Барков надеется успеть до темноты.

Кратер оказался больше, чем казалось. Мы шагали и шагали вдоль неровной черной гряды, а ей все не было конца. Выхода не было. Встретилось несколько трещин, но сквозь них никак не продраться. Так, пещерки, куда не смог втиснуться даже худой Барков.

Мы вернулись к расселине, когда уже стало темнеть. Сидели на камнях и смотрели вниз. Устало похихикивал Колючка. «Ворон» лежал перед нами.

Он был мертв. На первый, во всяком случае, взгляд. Но с темнотой корабль оживится. Не знаю как, но с наступлением темноты «Ворон» проснется. Так я думал.

– Что теперь будет? – нервно спросила Груша.

– Залезем на скалу, – предложил Барков.

– Один тут уже залез… – буркнула Груша. – Залез, да не слез.

– Скала самая высокая здесь.

– Он прав, – согласился я. – Нам не следует внизу оставаться, надо повыше, как можно выше.

– А потом? – без злобы осведомилась Груша. – Потом что? Твой брат залез повыше – и… Дурацкая планета!

– «Ворон» – проклятый корабль, – вздохнул Барков. И повторил: – Проклятый.

– А может… – Груша поморщилась, – может, все-таки… не корабль? Возможно, тут что-то с ядром, периодически происходят мощные магнитные выбросы, примерно как солнечные протуберанцы. А? Возможно, аномалия ядра как раз под нами? И первый, и второй корабли попали в магнитный шлейф планеты, потеряли управление и совершили аварийную посадку. Разбились, одним словом. И «Ворон» тут ни при чем?

– Да, – кивнул я, – ни при чем… А как быть с домом?

– С каким домом? Ах, с тем самым… Так тоже магнитные выбросы. Воздействие на мозг. Я же говорю – все могло привидеться.

– Обоим? – едко поинтересовался Барков.

– Обоим. У вас восторженное мировосприятие. Одинаковое. Резонансная энергетика. Вот вам и пригрезилось.

Говорила Груша неубедительно. Ребенок, который идет со свечкой через темноту, тоже твердит: «Чудовищ не бывает, чудовищ не бывает, чудовищ не бывает…» Убеждает себя, что чудовищ нет.

И их нет. В девяноста девяти процентах случаев.

Резонансная энергетика…

– Дай часы, – сказал Барков.

– Что?

– Часы дай!

Груша хмыкнула, сняла с пояса часы и протянула их Баркову. Он принялся разглядывать заднюю крышку. Обнаружил замочек, подцепил его ногтем, крышка откинулась.

В часах не было механизма. Там была пара каких-то шестеренок, и все.

– И что? – растерянно спросила Груша. – Муляж часов? Почему их тогда сюда отправили? Да еще в контейнере?

– Потому, – хмыкнул Барков.

Он осторожно закрыл крышку и так же осторожно вернул их Груше со словами:

– Будем надеяться, что все обойдется.

И Барков пошагал к скале. Колючка за ним. Мы остались вдвоем с Грушей. У нас было несколько минут. Кругом тихо и почему-то очень спокойно. Странное ощущение. Наверное, от усталости. Такое тупое и слегка безразличное состояние, непонятно почему счастливое.

– Он нас дурит, – шепотом сказала Груша. – Барков нас обманывает. И еще кролик… Тебе он не кажется несколько ненормальным?

– Глупый вопрос. Кажется ли мне ненормальным двухметровый кролик-кенгуру с шипами на спине? Да. Но не более, чем дом-людоед. Впрочем, в дом ты не веришь…

– А ты не думаешь, что он как бы свинчен? То есть собран? Как конструктор?

Я хотел сказать, что именно так мне и показалось в первый раз, едва я только его увидел. Но сказал другое:

– Просто инопланетный зверь. Ты сама говорила, он водорослями питается…

– Он вообще не питается. Роботу не нужно питание.

– Что?!

– Колючка – робот, – заявила Груша. – Не животное, а робот. Сразу же видно. Ни в одном животном не могут сочетаться такие несочетаемые детали. Тут явно биомеханика, я не сомневаюсь. Но я недавно поняла, раньше была слишком отвлечена. Знаешь, ты тогда отошел, а у него глаз выскочил, правый. Выскочил и повис на прозрачной веревочке. А Барков глаз назад вставил, вернул на место. Меня он не видел. Колючка – робот.

– Да нет…

– Он ведь даже не дышит!

Хм, а Груша наблюдательная. Мне вот в голову не пришло посмотреть – дышит странный зверь или нет.

– И что? – спросил я.

– А то. Ты же знаешь, я животных люблю. Я их всей душой люблю, даже вредных. А Колючку не люблю. Ничего не могу с собой поделать – не люблю и все.

Я промолчал. Нет, биомеханика запрещена. Но кто будет проверять всяких энтузиастов, которые с паяльниками по подвалам сидят и разных уродов стряпают? Колючка вполне мог быть роботом.

– Какая теперь разница, – тяжело вздохнул я.

– А вдруг и правда? – искорка страха проскочила в глазах Груши. Или даже паники.

– Пойдем наверх, на скалу, – предложил я. – Нечего тут внизу делать, Барков прав.

– У него кровь красная, я видела.

– Если он робот, то кровь может быть любого цвета.

– Я не о Колючке говорю, о Баркове. У него кровь красного цвета.

– Такое бывает… – пожал плечами я.

– Я точно знаю: такого не бывает! И кровезаменителей таких не бывает.

– И что, по-твоему, это означает?

Груша не ответила. Довольно редкий случай. Вместо ответа она сказала:

– Нас должны спасти. Нас обязательно должны спасти! Не может быть, чтобы нас не спасли… Тебе страшно?

– Не знаю.

Я на самом деле не знал. И никак не мог понять свое состояние. Наверное, у меня шок. Из-за него я ничего не чувствовал. Ничего.

– Холодно, – я выдохнул, и выдох мой стал паром.

На самом деле стало холодать. И мы отправились вслед за Барковым.

Он уже набрал камней и сложил костер, правда, не поджег еще. Сидел, смотрел задумчиво на свои дрова. Колючка стоял над могилой, негромко похихикивал – грустил, видимо.

Я решил, что просто тупо сидеть не стоит, надо запастись топливом на ночь. И принялся собирать камни. Барков мне не помогал, сидел с бластером на коленях, молчал. Потом все-таки поднялся, начал бродить туда-сюда.

Подошел ко мне и сообщил:

– Сто сорок шагов.

– Что?

– Сто сорок шагов. Периметр.

– Понятно… Как ты думаешь, что будет?

– Что-то будет. «Ворон» не станет ждать долго. Это на самом деле ловушка. Как стемнеет, так и начнется.

– Что?

– Не знаю… Помнишь видения Лины? Ей грезился красный человек.

– Да, помню.

– Те, кто погибал на «Вороне», перед смертью видели красного человека.

Я только рот сумел открыть.

– А некоторые вообще видели… Ладно, неважно. Долгая будет ночь.

Больше Барков ничего не сказал. Лучше бы он вообще ничего не говорил! У меня сразу заработало воображение, и я стал представлять, представлять…

Остановился с трудом.

Глава 15 Кукушка

Мы не спали. Не могли спать. Сидели вокруг костра. Я, Груша, Барков и Колючка. Стемнело, говорить не хотелось. Барков держал в руках бластер. Груша сжимала камень, я – нож.

Было совсем тихо, снизу не доносилось ни звука. Груша периодически оглядывалась в сторону могилы. Мне кажется, она боялась, что мертвый поднимется. В темноте все боятся мертвых, даже те, кто верит в электромагнитные волны.

Я чувствовал, что совсем не знаю мир. Видел его всегда с одной стороны и даже не знал, что бывает другая сторона. Оказывается, в нем может быть не все благополучно. Или это другой мир?

Мир, в котором умирают. В котором убивают. В котором плачут не только от боли. Где у подножия невысокой скалы лежит странный и страшный корабль «Ворон».

А еще я понимал, что все кончится плохо. Предчувствие плохого наполняло окружающее пространство, жуть стекала чуть ли не с неба, жуть была везде.

Мы ждали, когда все кончится.

– Послушайте! – встрепенулась вдруг Груша.

Мы прислушались.

Сначала я ничего не разобрал, но через минуту звук добрался до моего мозга. Звук, дикий для этого места. Домашний. Прекрасный. Земной. Далекий, будто прилетевший откуда-то.

Тикали часы.

Какие еще часы?

Я сел.

Тут могли тикать только одни часы. Часы с кукушкой. Привязанные веревкой к поясу Груши.

Груша повернулась к нам. На ее лице выражение крайнего удивления, растерянности. Испуга даже.

– Часы… – голос Груши стал жалким. – Они пошли…

Дура! Зачем она взяла часы?

Но мне не хотелось ругаться, ругаться уже поздно. Можно было ее побить, но тоже уже ни к чему. Хотя я и испытывал раздражение и сейчас, наверное, смог бы отлупить Грушу, даже несмотря на ее превосходство в росте и весе.

Барков протянул руку. Я понял, что он хочет, и передал ему нож. Груша вскрикнула и закрыла лицо ладонями. Нет, определенно настоящая дура. Неужели она решила, что Барков ее будет резать? Единственное, что в Груше следовало бы подрезать, так это ее самомнение.

Барков просто срезал с ее пояса часы, приложил к уху и долго слушал. Затем протянул мне.

Часы тикали. И я успел заметить, что минутная стрелка чуть сдвинулась.

Да, стрелка сместилась. Изнутри раздавалась натужная работа механизмов, шуршало и попискивало, будто на самом деле внутри часов что-то жило. Мне представилось семейство мышей: мыши сидят в часах, и крутят там все, и дергают за все…

– Они идут… – пробормотала Груша сбоку. – Но они не могут идти!

– Попробуй их встряхнуть, – посоветовал я.

Барков осторожно потряс часами. Они не остановились.

– Три минуты уже идут… – Груша вытерла лоб. – Три минуты…

Она всхлипнула. И я подумал, что Груша – слабая. Весь ее гляциологический апломб – чушь, напускное. И ведь она все-таки девчонка. Значит, и должна быть слабой.

– Ничего не понимаю… – продолжала бормотать Груша. – Там же нет механизма… Такое ведь невозможно…

– Магнитные поля, – усмехнулся я. – Как ты назвала планету? Полина? У планеты Полина слишком мощные магнитные поля. От них и все незадачи. И в головах завихрения, и звездолеты падают, как гнилые яблоки, и часы сами по себе ходят.

– Никакие не поля, – попыталась отбиваться Груша. – А какая-то энергия, которая почему-то двигает стрелки…

– Ага, энергия глупости, – продолжал я в том же духе. – В тебе, Груша, столько глупости, что она даже сдвинула стрелки.

– Я не понимаю… – Груша была готова расплакаться. – Не понимаю…

– А что вообще часы означают?

Барков продолжал разглядывать часы.

– Кажется, они звонят – и кто-то умирает. – Петр постучал пальцем по корпусу и добавил: – Вообще-то они должны куковать. Думаю, все происходит как раз в тот момент, когда они кукуют…

Груша не выдержала и всхлипнула. А потом все-таки заплакала. Слезы потекли, и я заметил, что они оставляют классические светлые дорожки на ее чумазом лице.

– Что тут происходит? – ныла Груша. – Я не понимаю…

– Кто-то умрет, вот что тут происходит, – жестко сказал я. – Кто-то умрет. Из-за тебя, дура! Из-за тебя кто-то умрет!

– Нет… не надо…

Груша расклеилась совершенно. Я даже подумал, что она не удержится и свалится в обморок.

– Тебе говорили – брось часы! – наступал я. – Говорили?

– Говорили…

– А ты что? А ты нам тут о магнитных волнах рассказывала!

– Так я их сейчас хлопну!

Груша схватила часы, размахнулась. Но Барков ее остановил:

– Не надо.

– Я их расколочу!

– Не надо.

Барков потянулся. Груша держала руку высоко, он не доставал, и ему пришлось встать на камень и еще на цыпочки. Но он достал. Он бережно разжал толстые пальцы Груши, вынул из руки часы и вернул на плоский каменный «стол».

– Так может быть только хуже, – сказал Барков.

– Как может быть хуже? – поежилась Груша. – У нас и так уже все хуже…

– Да тихо ты! – рыкнул я на нее. – Сама же во всем виновата!

– Я не виновата… Я не хотела… Они…

– Тихо вы, – попросил Барков. – Тихо…

Мы замолчали и некоторое время сидели, уставившись на часы. Они тикали. И стрелка сдвигалась. Я отчетливо видел, стрелка сдвигалась.

Часы нас будто гипнотизировали, мы впали в какое-то странное состояние. Я даже вроде почувствовал, как у меня вслед за стрелкой голова стала вздрагивать. И я хлопнул себя по щеке. И спросил:

– Петь, а все-таки что с часами-то, как ты думаешь?

– Я не знаю, что тут за механизм, не знаю, как они работают, вернее, на чем работают… Но если их бить, то может случиться, что… что заберут всех.

– Что значит «заберут»? – Груша растерла слезы по лицу. – Заберут – значит убьют?

– Это же Часы-Убийцы! – напомнил я.

Я мог позволить себе быть злорадным.

– Скорее всего. – Барков задумчиво смотрел на часы. – Точно не могу сказать, но знаю одно – не зря их сюда отправили.

– Ты утверждаешь, что кто-то из нас умрет? – прошептала Груша.

Барков не ответил. Тогда ответил я:

– Если исходить из логики планеты, то часы – не просто так часы, они по кому-то прокукуют. В его час.

– По кому?

Я пожал плечами.

– Но ведь невозможно… – завела свое Груша, – нереально…

– Дура ты! – Я сплюнул. – И больше ничего не могу сказать.

– Тихо! – остановил нас Барков.

Мы посмотрели на него.

Барков склонился над часами, приподнял стеклянную линзу, защищающую циферблат, и постарался сдвинуть стрелку обратно.

– Точно! – Груша ткнула меня в бок. – Петр хорошо придумал, здорово! Часы будут уходить вперед, а мы их будем сдвигать назад. Отличная идея…

– Да замолчи ты! – не выдержал я. – Не мешай хотя бы сейчас!

– А я не просила меня сюда тащить! Вы меня сюда притащили, я не хотела…

Барков передвинул стрелку. Груша заткнулась. Корова чертова, разоралась тут… Еще раз начнет выступать – обязательно дам в лоб. Так, чтобы зазвенело.

– Тяжело, – прошептал Петр. – Тяжело идет. Как будто сопротивляется…

Но он довел стрелку почти до двенадцати, оставил ей совсем немного времени, секунд тридцать.

Груша шумно вздохнула. У нее отлегло от сердца.

Барков потрогал нос, и тут же из него потекла кровь. Красного цвета. Он посмотрел на свои пальцы и вытер их об остатки комбинезона.

Груша прилипла к часам и больше ничего не видела. И вдруг по-крабьи выставила глаза:

– Они остановились! Больше не идут!

Минутная стрелка сдвинулась. Загадочный механизм загудел. Часы продолжили ход. Продолжили отсчет.

Барков пододвинул стрелку еще чуть влево, и на циферблате остался полукруглый отпечаток его пальца. Красный.

– Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? – весело спросил Барков.

Груша поперхнулась.

Глава 16 «Последний вдох»

Барков был весел. Чересчур весел. Я понимал, что он таким образом старается поднять настроение мне, да и себе тоже. Хорошее настроение нам бы не помешало…

А еще Барков разговаривал. Прорвало его. И все какую-то чушь нес. В основном про свое раннее детство.

Про то, как они с отцом, с сестрой и братом ходили удить рыбу на какие-то чудные пруды, вода в которых отличалась чрезвычайной прозрачностью. И в той прозрачной хрустальной воде водились удивительные красноперые и золотые караси. Караси славились хитростью, и поймать их было чрезвычайно сложно, но отец научил детей бесшумно подкрадываться и забрасывать в воду тончайшую леску с серебряным крючком и кукурузным блином в качестве наживки. А сестра была нетерпелива и все время лезла вперед, чем распугивала всю рыбу, а Пашка ее в отместку щипал до синяков.

Про то, как они все летали на Марс, купались в голубых каналах и собирали чудные на вкус солнечные грибы, а сестра грибами объелась, кожа у нее пошла зеленой сыпью. Было очень смешно. А Пашка сыпью не покрылся, но разговаривать стал как из трубы.

Про то, как они вместе учились стрелять из рогатки…

Барков говорил и говорил, а я вдруг испугался, что он свихнулся, что с ним произошло то, что и с Грушей, – нервная перегрузка. Какая еще рыбалка, какие караси? Он же всю жизнь проторчал на своем «Блэйке»? Видимо, у него все-таки нервный срыв.

Просто Барков устал. Устал ждать и уснул сидя. Нервный сон, такое случается.

И Груша тоже уснула, тоже устала ждать.

Я остался один. И я тоже устал. Но спать мне не хотелось.

Мы были все-таки маленькие, мы не могли существовать долго в условиях перегрузок.

Мои товарищи спали, а мне спать не хотелось. Я ждал. Время шло непонятно – то быстро, то медленно, какими-то дикими скачками, что было заметно даже по часам, которые я снял с пояса Баркова. Я сдвинул действительно тугую стрелку и поставил часы на камень. Иногда они начинали тикать часто и громко, и мне казалось, что стрелка ускоряется. А иногда тиканье замедлялось, почти останавливалось совсем, и тогда я слышал только собственное сердце. А сердце тоже работало не в ритм – то вперед, то назад, а иногда даже замирало на томительные и пугающие секунды.

Это от адреналина. В последние дни, уже не помню сколько их было, адреналин просто кипел в моей крови. А когда его много – вредно. От него внутри все разрушается. Будто падаешь с высоты, я уже говорил.

Я ждал.

Я был уверен – скоро что-то случится. Обязательно. По-другому не могло быть.

Груша и Барков спали. Но скоро они проснутся. Скоро.

То ли от холода, то ли от недобрых предчувствий на меня накинулась дрожь. Я дрожал и дрожал, внутри и то дрожал, кишками, а зубы так вообще плясали как ненормальные – язык искусал в кровь. Пришлось взять нож, отрезать от комбинезона лоскут, свернуть в жгут и засунуть между зубами.

Видела бы меня сейчас…

Некому меня видеть. Не хочу, чтобы меня таким видели родители. Грязный, в разодранном комбинезоне, с выпадающими волосами, с почерневшими глазами. В одной руке нож, в другой бластер, жду нападения.

И я подумал – хорошо бы меня увидела сейчас Гучковская! Она бы точно завязала с педагогикой, удалилась бы в сельскую местность – возделывать капусту, глодать железо. А нечего меня трудом воспитывать! Вот до чего ваше воспитание довело! Я почти мертв. И, возможно, скоро буду не почти.

Но тем не менее чувствовал я себя на удивление боевито. Адреналин все-таки, он и есть адреналин…

От подножия холма – не откуда мы пришли, а с другой стороны – послышался хохот. Покатились камни.

Вот оно. Началось.

Я выхватил из костра горящий с одного края камень, подбежал к краю скалы, швырнул камень вниз. Он скатился по опаленному склону, разбрызгивая по сторонам искры, раскололся на несколько частей, они осветили небольшое пространство.

Мне показалось, что там, внизу, что-то было. То ли туман, то ли что еще… Не знаю. И еще увидел Колючку.

По склону полз Колючка. Со стороны «Ворона». Полз к нам, наверх.

Колючка! Вдруг я понял, что последнее время совсем не видел Колючку. Он исчез. А мы не заметили когда. Прозевали. Из-за усталости, точно из-за нее…

Колючка полз. Не прыгал, как обычно, даже не шагал – полз. То поднимаясь, то падая на бок, большую часть на брюхе, цепляя камни.

Колючка был помят. Даже не то что помят, поломан. Былая приятно-пугающая округлость исчезла, гладкие блестящие иглы разворочены, торчали в стороны в беспорядке, а некоторые были будто сострижены. Из разорванных ушей капало белое, из пасти выплескивалась молочная пена.

– Колючка! – позвал я шепотом. – Сюда!

Он увидел меня, нос его зашевелился, уши попытались завязаться в узел, но не получилось.

– Сюда! – позвал я.

За моей спиной возник Барков. Он отобрал у меня бластер, устроил его ствол на камне.

– Что ты хочешь? Куда ты хочешь стрелять? – заволновался я. Испугался, что сейчас Барков сожжет Колючку.

Но он взял выше. Вспышка осветила кратер. И от того, что я увидел, я закричал. Заорал.

– Что это?! Ты видел?! Что это?!

– Показалось… – прошептал Барков. – Просто показалось! Этого не может быть!

Он поглядел на меня, и я вдруг с ужасом увидел, что его лицо сделалось очень, очень похожим на лицо его мертвого брата.

К нам подбежала Груша.

– Что?! Что происходит?!

– Давай! – Я указал вниз. – Стреляй!

Барков с сомнением помотал головой.

– Стреляй!

Барков наставил ствол вниз и выстрелил еще.

Мы увидели Колючку, который пытался выбраться из камней. Но у него не получалось. Он падал, поднимался, падал, поднимался… И все свои движения сопровождал совсем неподходящим смехом. Хохотом.

А в пятидесяти метрах за Колючкой был «Ворон».

Корабль должен был быть внизу, наверное, метрах в пятистах, должен был лежать с распоротым брюхом, но он был здесь. Не знаю как, не знаю, каким чудовищным образом, но «Ворон» взобрался сюда. Очутился здесь. Возник. Приблизился.

«Ворон» догонял Колючку.

Стало снова темно. После бластерной вспышки все было темно.

– Он лезет… – сказал Барков.

Груша вдруг согнулась почти пополам. От страха или не знаю от чего, это было невозможно понять. И объяснить. Корабль «Ворон» был как живой… Огромный, поломанный, страшный, он пер вверх. Или у нас в голове что-то сместилось, или перед нами наведенная галлюцинация, не знаю. Он полз!

Груша вдруг распрямилась и кинулась в сторону. Барков догнал ее в два прыжка, ударил рукоятью бластера по голове, Груша упала.

Барков вернулся.

– Смотри за ней, – велел он мне. И выстрелил еще.

Колючка продолжал карабкаться к нам. Он уже не поднимался, просто полз, нос вниз, в камни.

«Ворон» приблизился. Почти догнал.

– Что у него с лапой? – спросил я. – Он лапу еле волочит… У него нет ее…

Лапы действительно не было, я только сейчас заметил. Когда Колючка поворачивался боком, это было видно. Лапа разворочена, как-то раздавлена, расплющена, ошметки болтались в разные стороны, из мяса белела кость, на нее Колючка в своем передвижении и опирался. Как он мог вообще так шагать? Наверняка ему было очень больно. Ведь чудовищно больно – шагать на торчащем обломке кости. Груша, наверное, права насчет того, что Колючка робот. Животное на такое не способно…

Колючка просто здорово испуган…

– Я пойду, – сказал Барков, – втащу его сюда…

Барков снял с плеча бластер, повернул кольцо на стволе и сунул оружие мне.

– Держи!

– Зачем?

– Держи, говорю! Отсюда, сверху, лучше видно. Будешь стрелять. Стреляй в него, смотри в меня не попади! За ней не забывай приглядывать…

– Погоди, Петь! Зачем…

Я хотел сказать – зачем спасать Колючку, он же робот, ничего не чувствует, зачем рисковать жизнью ради машины… Но вдруг понял, что это глупо. Даже не глупо, а подло, низко. Если робот, то что, пусть теперь пропадает?

Да и не был он роботом. Просто смешным существом был. Другом.

И я ничего не сказал.

Барков неожиданно схватил мою ладонь и зачем-то ее пожал.

– Зло – это когда ничего нельзя исправить, – сказал Барков. И не очень весело улыбнулся.

Я увидел, что губы у него дрожат. Баркову было страшно. Мне тоже. Но еще страшнее, когда знаешь, что рядом кому-то страшно. Особенно такому уверенному в себе человеку, как Барков.

Петр на секунду зажмурился, подышал, выдохнул и перевалился вниз.

Я выстрелил. Старался направить ствол выше, чтобы не зацепить Баркова и Колючку. Увидел при вспышке: Барков спускался навстречу Колючке. Кролик увидел его и заскулил.

«Ворон» был рядом. Совсем. Ему оставалось сделать еще один прыжок. Последний.

Я попятился назад.

Завыла Груша, я оглянулся.

Груша пыталась подняться на ноги. Я быстренько подбежал к ней и ударил. Кулаком. Ударить рукояткой бластера не решился, испугался, что убью. Хватило и кулака, Груша свалилась обратно.

Я вернулся к склону.

Выстрелил.

И чуть не закричал. А может быть, закричал, не помню. Потому что при вспышке увидел – ни Колючки, ни Баркова на склоне больше не было. А «Ворон» был.

Совсем близко.

Тогда я прицелился. Вернее, направил разрядник в сторону «Ворона». Нажал на курок.

Попал. И ничего. Никакого эффекта. И еще. Еще несколько раз.

– Хватит палить, – послышался голос Баркова. – Руку дай!

Барков показался сбоку, я протянул ему руку, выволок наверх.

– Это галлюцинация! – воскликнул я. – Галлюцинация! Он не может ползти! Нам всем кажется! А где Колючка?

Барков не ответил. Он был каким-то деловитым, чересчур собранным, от растерянности и следа не осталось. Оглядел верхушку холма, почесал подбородок. Что-то решал, видно было. Всегда видно, когда человек что-то решает.

– Бластер давай, – скупо сказал Барков.

Я вернул оружие и снова спросил:

– Где Колючка?

– Все, – ответил Барков.

Все.

– Что делать-то будем? Делать что?

Барков рылся в своем комбинезоне.

– Чего делать-то будем?! – уже крикнул я.

– Все будет в порядке, – как-то пусто сказал Барков. – Все будет в порядке, скоро придет корабль…

– Какой корабль? – не понял я.

– Ваш, ваш корабль придет. В том черном ящике был маяк. Во всех контейнерах есть маяки, я специально узнавал… Ящик разбился, маяк сработал. Корабль должен был уже прийти, да нет пока чего-то… Но он придет, через пару часов…

Все. Готов Барков. Бредит.

– Вот! – Барков достал из комбинезона красную коробочку.

Средство для невидимости.

Барков сдвинул крышечку, вытряхнул на ладонь две пилюли. Красные. Схватил меня за руку, вложил капсулу.

– Главное – раздавить ее зубами. Это разворот. Ты можешь делать все, что хочешь, а тебя не видно, не слышно, не ощутимо. Абсолютная защита. Надо раздавить зубами. Давай! Некогда болтать! Быстро!

Я послушно сунул капсулу в рот, она хрустнула под зубами, вкус оказался мятный. Ничего не произошло.

– На вас действует лучше, дольше. – Барков улыбнулся. – Наверное, час. Теперь Лина…

Груша была без сознания. Барков взял ее голову, надавил на щеки. Рот открылся. Барков сунул в зубы Груше пилюлю, сжал.