Текст книги "Последний подарок"

Автор книги: Елена Усачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Елена Усачева
Последний подарок

Дерево. Вокруг него было дерево! Почему людей хоронят в деревянных гробах? Кто только придумал эту вечную пытку! Пускай бы делали как раньше – укладывали тело на ветки или уносили в священные рощи. Так ведь нет. Закапывают!

Проклятье!

Он шевельнулся, чувствуя, как по телу растекается ледяной холод. Сердце ожило.

Над головой была подгнившая крышка гроба. Давно пора раздобыть себе новое жилье, желательно с мягкой подушкой, а то после сна на жесткой деревяшке волосы приходится долго приводить в порядок. Без подушки они слеживаются, пропитываются запахом тления.

Неприятные ароматы особенно раздражали. Эти мерзкие люди насовали вокруг могилы чеснока! От его запаха становилось нечем дышать, тело как будто разрывало изнутри, хотелось вывернуться наизнанку, чтобы выгнать из себя этот дух. Вместе с чувством отвращения пришел голод. И за ним уверенность в скором насыщении.

Глупцы! Думают, что смогут избавиться от него так легко. Нет! Он теперь здесь надолго. А если вести себя осторожно, то навсегда. Он очень осторожен. Люди исчезают в лесу, тонут в реке. Один человечек в неделю – этого достаточно. Они больше убивают друг друга в своих глупых войнах. Ну, почему великие боги не могут предоставлять списки будущих жертв мора и войн?! Их смерть не стала бы напрасной, они бы пошли на пищу вампирам.

Еда. Злость заставила растянуть губы, коснуться языком клыков. Пришла пора перекусить.

Вампир шевельнулся, легко приподнял крышку гроба с насыпанной на нее землей.

Влажный ночной воздух ворвался в легкие, знакомый запах гниения кладбища заставил еще шире улыбнуться. Жизнь продолжается. Ночные охотники вышли на промысел.

Он взбил руками волосы, стряхнул с кудрей мелкие щепочки и соринки, поправил манжеты. Определенно надо менять место жительства. Тем более после нелепого скандала. Какой-то лесоруб нашел на своей шее две точки и решил, что его укусил вампир.

Укус вампира! Что за нелепость? Ни один вампир не оставит человека с такой меткой на шее. Это знак смерти, с ним не живут, с ним умирают. А лесоруба укусил обычный клоп. Это было и так видно. Но нет, глупец пробежал по селу с криками о кровопийцах, а потом примчался сюда. Есть землю с могилы вампира для исцеления. Нашел примету! Ненормальный. Хоть бы водой запил! Сунул в рот горсть и подавился. Насмерть. Ну и при чем здесь вампир? Мы не должны отвечать за все человеческие глупости!

После этого случая вокруг могилы появился чеснок и что-то еще… Он присел на четвереньки и крутанулся на месте, пытаясь определить, откуда идет этот неприятный запах. Тонкий, навязчивый, с нотками сладости, мешающий дышать, вызывающий желание вцепиться ногтями в горло.

Вампир резко выдохнул и наконец нашел источник запаха. Это был розовый куст. Низкий, чахлый, с маленькими невзрачными цветочками, уродливо выворачивающими свои лепестки, бесстыже выставляя напоказ желтые тычинки. Именно с этих лепестков, с их обсыпанных крошками пыльцы тычинок стекал, падая на землю, удушливый запах.

Он занес руку, чтобы смять, уничтожить эту гадость, но что-то его отвлекло. Какое-то движение. И даже не само движение, а только желание этого движения.

Опять мальчишки идут на кладбище проверять свою силу воли. Безмозглые щенята.

Вампир скользнул за могилу, уходя прочь от звуков и запахов. Ночь струилась по земле, обнимала ноги, подталкивала в затылок. Внизу серебряной стрелой сверкала река. Крутой склон с кладбищем на спине сбегал к воде, запинался на узком песчаном пляже. За рекой возвышалась стена широких ив, отяжелевших от листвы. Они разлаписто нависали над водой, уронив тонкие ветви на поросший осокой подтопленный берег. За деревьями шел долгий пологий подъем с полем, с редкими деревьями. По кромке далекого горизонта пунктиром тянулись черные силуэты домиков, хищным призраком высилась церковная колокольня.

Голоса мальчишек накатывались сверху. Перекрикиваясь, дети уговаривали друг друга говорить потише и при этом вздрагивали от каждого собственного слова. Один отстал. Вампир чувствовал его запах, молочный, свежий. Такая кровь особенно приятна, но он решил не рисковать. Мальчишка легкая добыча. Парень даже пикнуть не успеет. Потом все можно будет свалить на темноту, страх, неосторожность – из-за чего еще несознательные подростки ломают шеи? Он остановился. Но устраивать шум рядом со своим убежищем не хотелось. Достаточно лесоруба. Вампир тогда два дня не мог выйти из могилы – жена умершего все бродила и бродила по кладбищу, прося у неба смерти. Вот она, человеческая слепота! Смерть дарует не небо, а земля! Но вампир не стал трогать вдову. Кровь несчастных пахнет страданием, от нее рождаются тревожные сны.

Кладбище осталось слева, впереди темной громадой надвинулась церковь. Вампир невольно улыбнулся, вспоминая бурную проповедь молодого священника, обещавшего ему, исчадию зла, все мыслимые и немыслимые страдания. Как он ошибается, этот наивный сентиментальный мальчик! Страдания придуманы для таких глупцов, как он и его прихожане. Вампирам же дана вечная жизнь, всемогущество и вседозволенность! Если соблюдать осторожность, конечно…

Он будет осторожен. Пройдет мимо этого скопища малолетних невеж, никак себя не обозначив. Если уж и разбираться со священником, то в самый последний момент. Это будет его триумф, когда перед обалдевшими прихожанами предстанет их преобразившийся пастырь.

Село притихло и замерло, словно ожидало, на кого падет сегодня выбор. Чем ближе вампир к нему подходил, тем больше чувствовалось человеческое тепло. Голод рос внутри его, но он не позволил себе спешить. Спешка враг опыта. Да, он голоден, но какое наслаждение будет утолить его, понимая, что не поторопился, не сделал ошибки.

Он даже замедлил свой шаг. Убить спящего человека просто, надо лишь, чтобы смерть выглядела естественной.

Черная тень тополя прикрыла темный силуэт вампира. Огляделся, примеряясь, с какого дома начать поиск жертвы, и вдруг увидел освещенное окно.

Странно. Невежественные крестьяне рано тушили свет, считая, что на огонь в ночи приходит нечисть. Хотя на самом деле это лишь способ экономить масло в лампах.

Но раз они боятся, что на свет кто-то придет, самое время появиться. Бессонница гонит людей на улицу, а в темноте многое может случиться.

Редкий забор из прутьев отделял палисадник от улицы. Блеклые ромашки, невзрачные астры, поникшие колокольчики – мимо них вампир проскользнул так, что ни один цветок не шелохнулся. И первое, что он почувствовал, приблизившись к стеклу, был уже знакомый противный запах розы. Он вырывал из горла недовольный рык, заставлял скалить зубы. За один этот запах хозяина комнаты можно убить.

Вампир приблизил лицо к стеклу. Сквозь кисейную прозрачную шторку была видна уютная комната: в темноте угла пряталась вздыбленная кремовыми перинами кровать, за ней стоял тяжелого дерева шкаф, около него – стул с брошенным на сиденье халатом. Спиной к окну в просторной белой сорочке сидела девушка. На столе перед ней лежала книга. Лицо ее было прикрыто выбившимися из прически льняными кудрями. Голову она подпирала сжатыми кулачками. Тело под сорочкой было напряжено, нога обвила ногу, да еще пальцем зацепилась за ножку табурета, на котором сидела девушка. Сердце колотилось так, что от возбуждения вампир стал дышать в такт этому стуку.

Девушка читала, и, судя по позе, события в романе ее захватили. Вампиру даже захотелось подойти к ней и заглянуть через плечо в белые страницы.

Высокая, слегка коптящая лампа освещала узенький столик, безвкусно-цветастые обои на стене, угол с сундуком, лавку.

Как же попасть внутрь? Окно плотно закрыто, дверь на запоре, пол в темных сенях усыпан листьями чеснока.

Ничего, сама откроет.

Вампир уперся взглядом в ее кудрявый затылок. «Повернись!»

Еще секунду девушка сидела все в той же напряженной позе, но вот она коснулась пальцами локона, заправляя его за ухо. Глаза ее пока бегали по строчкам, но желание оглянуться было сильнее. Она отодвинула книгу и бросила в сторону рассеянный взгляд.

В нос вампиру ударил режущий запах розы. Он качнулся от окна, но взгляда не отвел.

Девушка была очаровательна той красотой, что требует немедленного разрушения. Вампир приник к стеклу, ожидая, что жажда крови, желание принести смерть толкнут его вперед, но все тело заполнила неведомая доселе лень. Желание не рождалось. Хотелось застыть, чувствовать слабый, чуть сладковатый запах ее тела и просто смотреть.

Долгую секунду он стоял около окна, вглядываясь в это чистое лицо, мягкий овал подбородка, тонкие губы, ясные удивленные глаза.

Девушка смотрела на окно и все никак не могла понять, что ее отвлекло. Звук, движение? Чернота за стеклом проваливалась в улицу, увлекая за собой. Как странно, на дворе уже ночь, а перед ее глазами продолжали нестись стремительные тени. Дамы, мужчины, кареты, быстрые движения лошадей. Она села читать, когда смеркалось, и вдруг… В ушах еще стоял голос маменьки: «Катя, спать!» И вот… она спит? Нет, все на самом деле. Это ее комната: кровать, шкапчик, сундук. Но книга… она так заворожила, заставила сердце биться так сильно. Кате казалось, что и с ней сейчас произойдет что-то чудесное. И вся эта плавная, правильная, размеренная жизнь разобьется о книжный корешок и наступит совсем другое бытие. Как в книге! Со страстными признаниями, роковыми чувствами, смертельными обидами.

Рауль мчится за своей Дианой… Лошадь в мыле, спотыкается, вокруг ночь, но он должен успеть. И…

Что же ее отвлекло? Летучая мышь промелькнула за окном? Постучал в стекло ветер? Не спится потревоженной птице?

Она вновь опустила глаза к странице, но строчки плыли. Рауль, такой живой еще минуту назад, оказался искусственным, придуманным, неловким литератором. И не развевался больше локон на ветру, и не храпела лошадь, и не ныла уставшая за долгую погоню рука, держащая повод. Все это были слова, они рассыпались карточным домиком. Не то, все не то.

Катя положила руки на книгу, закрыла глаза, прислушалась к окружающей тишине. Ни звука. Наверное, еще ни разу она не засиживалась так поздно. Неожиданно ее охватил страх, ладони вспотели. С чего? Все обычно. Может, кошка пробежала в коридоре?

Она снова обернулась к окну. Пустота, ночь. Ее глаза пытались поймать малейший признак того, что могло вызвать тревогу. Но тьма была беспросветной, никто в ней не угадывался. Одна лишь ночь, волнующая, страшная.

Катя сама не заметила, как пересекла комнату, оперлась о подоконник. Разлапистый цветок герани щекотал локоть, в ладошку уперся камешек, но она не чувствовала. И смотрела уже не на улицу, а в собственное отражение. Или это не она в подрагивающем стекле?

Вампир глядел в удивленные карие глаза, поражался такому идеально ровному и причудливому изгибу брови. Как, почему природа создала такое совершенство?

И вновь ему в нос ударил неприятный запах. Розы! Они стояли на столике в вазе. Их аромат прочно вошел в запах девушки, смешался с волосами, с благоуханием ее девственно чистой кожи.

Он знал, что она его сейчас не видит. Но внезапно ему захотелось, чтобы за ее окном была не только ночь, но и он, Виктор Марцинович, таким, каким он когда-то отражался в зеркалах.

Невысокий, с длинной челкой, спадающей на лоб, с узким, сходящимся книзу лицом, уверенным разлетом бровей, с чуть скошенным подбородком, со смешно выглядывающими при разговоре верхними зубами, с опущенными уголками губ. Совсем некстати вспомнился тот далекий февральский вечер, когда на балу у графини Гулярской он познакомился с графом Борисом. Их неосторожный спор, ссора и глупая дуэль, когда граф его ранил. Виктор хорошо помнил это странное чувство, когда его телом начала медленно завладевать смерть, как она вытягивала из него силы, рвала невидимые нити, связывающие его со всем, что есть на земле живого. Умирать было страшно. И если раньше жизнь виделась ему нелепой игрой, скучным бесконечным водевилем, то тут в одно мгновение она стала яркой и привлекательной. В ней было так много всего – солнце, свежий воздух, возможность идти куда глаза глядят. Как же тогда ему захотелось жить! И вдруг граф Борис предложил ему вечное существование. Выбора не было. Оставалось только кричать, давясь болью, что он не должен, не должен умирать.

Девушка за окном бросила последний взгляд в его сторону и отошла в глубь комнаты. Этот взгляд хлестнул по лицу Виктора, так что он был вынужден снова отступить.

Вампир хотел вызвать в себе желание убить красавицу. Она была слишком легкой добычей, чтобы от нее отказываться. Надо только выманить ее на улицу, а там уже утром будут выяснять, зачем она вышла из дома да куда делась. Девичьи сердца – потемки, даже для родителей.

Нужного настроя не было. Его растворил этот противный розовый запах. Уничтожил быстрый взгляд карих глаз. Смерти не хотелось. Хотелось, чтобы эта красота жила долго, никогда не угасая.

Неожиданная ярость толкнула Виктора обратно к окну. Да, девушка красива, но это временно. Только он один может сохранить ее совершенство на века.

Вампир попятился, над нижней губой появились клыки.

Какая бы красивая она ни была, он должен ее убить. Пройдет день, второй, третий, и все забудется. Так было раньше. Так будет всегда. Раньше… А сейчас?

Виктор безжалостно топтал цветы в палисаднике, не замечая, что невольно ищет не способ выманить девушку из комнаты, а оправдание своей нерешительности. Не голоден? Вздор! Он готов накинуться на первого встречного, и плевать на осторожность. Устал? Но луна даже не дошла до своего зенита, об усталости не может быть и речи. Идти дальше по домам? Но он не хочет уходить. Его тянет освещенное окно, он хочет стоять около него и всю ночь смотреть на склоненный затылок, на выбившуюся из косы прядь, на замятый на локте рукав. Он хочет взять ее за руку, ощутить легкое биение ее пульса под тонкой кожей, почувствовать теплоту дыхания.

От этой мысли Виктор поморщился и стремительно пошел прочь. О чем он думает? Что за бессмыслица пришла ему в голову? С чего? Из-за одного взгляда? Неприятного запаха? Да! Все дело в запахе. Его надо убить, и тогда все опять станет на свои места. Он успокоится.

Виктор понесся прочь из села. В этот раз пришлось довольствоваться ягненком, больше под руку никто не попался. На кладбище он первым делом прогнал мальчишек и стал с остервенением рвать цветочный куст. Раздирал его крошечные лепестки, усеял розовым цветом все вокруг и, страшно разозленный, нырнул в свою могилу. Покой не приходил. Запах, этот мерзкий запах преследовал его. Теперь им пахло все, даже крышка гроба.

Сон не принес отдыха. Виктор метался на своем тесном ложе и твердо решил сегодня же сменить место жительства. В церкви есть прекрасный подвал, куда никто никогда не заходит – там пахнет крысами, отсыревшей землей и ни грамма человеческого присутствия.

Вампир еле дождался, когда уснут последние птицы и филин в далеком лесу проухает свою ночную песню. Выбравшись наружу, без задержки помчался к чернеющему вдалеке селу. Он шел на запах. Воздушно-мягкий аромат розы тянул его к себе. Ему не пришлось искать нужный дом – увидев зеленую крышу и беленые стены, Виктор сразу понял: ему сюда. Окно было темным, но он чувствовал – там, за тонким стеклом, за прозрачной кисейной занавеской его ждут. Лежат, глядя в потолок, и думают.

Кате не спалось. Весь день она промаялась, почти ничего не ела. Ее тянуло подойти к окну, посмотреть на улицу. Неужели судьба Рауля с Дианой так ее взволновала? Но читать дальше не хотелось. И хоть Лизонька весь день изводила вопросами, теребила, а под вечер вообще стала требовать книгу обратно, мыслями Катя была далеко от страдающих влюбленных. Она могла точно сказать, в какой момент ее перестали интересовать события в романе. Шоркнула по стеклу крылом ночная бабочка, и вот теперь Катя постоянно прислушивается, словно ждет чего-то. Думала забыться сном, но сон не шел. Мягкое пуховое одеяло давило неподъемным грузом, подушка вставала колом, кровать пучилась, словно пытаясь сбросить ее на пол.

Это было невыносимо. Катя встала. Секунду размышляла, не зажечь ли свет. Но на огонь снова могли прилететь бабочки, и она не стала этого делать. Прошла по комнате, постояла около стола, где светлым прямоугольником белел забытый томик, приблизилась к окну. На подоконнике лежала роза. Девушка не помнила, когда положила ее сюда. Цветок был мелкий, бледно-розовый, со странным холодным запахом.

Катя бросила взгляд на свой стол, где в вазе стоял букет пышных белых садовых роз. Откуда этот невзрачный цветок?

Глаза сами собой поднялись к темному стеклу. Ничего увидеть там она не могла, разве только свое нечеткое, размытое отражение. Но вот ее отражение раздвоилось, вперед выступил незнакомый мужчина.

Вампир стоял в палисаднике, рукой опираясь о стену. Невысокий, тонкий, в темноте казалось, что его кожа светится. Катя не отрывала взгляда от его темных глаз. И уже потом, каким-то краем зрения отметила уверенный разлет бровей, тонкие губы с опущенными уголками, чуть скошенный подбородок, благородный спокойный овал лица. Увидела это все вдруг, мгновенно и тут же испугалась, отпрянула, прижимая к себе розу. Догадалась – от него. И снова захотелось подойти, глянуть одним глазком, но в темноте за окном уже никого не было видно.

«Кто бы это мог быть?» Сердце часто билось. Все так странно, так туманно.

Виктор стремительно несся вдоль спящих домов. Внутри его колотилось дикое бешенство. Какая гадость! Что он себе возомнил? Позволил ей увидеть себя! Не бросился, не растерзал, а сбежал. Как последний мальчишка сбежал! И что-то еще такое было, что он не мог вспомнить. Пальцы сами сжимались в кулаки. Какая-то вещь была в руке, и теперь ее нет. От ярости, от желания сделать себе хуже он скользнул к первым же воротам и, не дав собаке поднять головы, рубанул по черной мохнатой шее, а потом долго сидел около конуры, пытаясь прийти в себя.

Что же с ним происходит? Почему он так стремительно убежал от этого дома с зеленой свежеокрашенной крышей? Он посмотрел на свою белую тонкую кисть, на синеватые длинные ногти. Зачем ему эти людские игры? Или просто настала пора сменить село? Засиделся он на одном месте.

Виктор расправил плечи, втянул в себя влажный ночной воздух. От дохлой собаки тянуло кислятиной, из ближайшего дома шел запах парного молока, разгоряченных сном давно не мытых тел. И только тонкой ноткой откуда-то издалека доносился аромат роз. Он закрыл глаза. А ведь это уже когда-то было, но он успел забыть. Неужели пришло время вспомнить?

Виктор встал, не позволяя себе думать дальше и проговорить свою мысль до конца, медленно пошел по селу. Нет, он не завидовал всем этим смертным, что сейчас переживали свой короткий ночной отдых. Свою жизнь он ставил выше незначительного земного существования. Но что-то еще мешало раствориться в прохладной летней ночи, занозой засело в голове. Вампир постоял около последних ворот, прислушался к истончившемуся розовому запаху и сам себе улыбнулся.

Не убежит он и не скроется. Придет обратно и завтра, и послезавтра. Каждую ночь будет под заветным окном, потому что вспомнил, как все это называется. Любовь. Осталось только добиться ответного расположения к себе. Это несложно. Он умеет быть убедительным.

Темная громада церкви горбатилась на холме. Виктор обошел ее несколько раз, прислушался к умершему звуку колокола, положил ладонь на шершавый облупившийся бок. От церкви волнами шло тепло. А ведь она сюда ходит, молится о любви. Ее молитва услышана, теперь она будет счастлива.

В это утро он остался в церкви. Долго бродил по подвалу, примеряясь, где лучше лечь. Нашел удобную нишу, принес старое церковное облачение и лег, уснув почти мгновенно. Весь долгий сон ему казалось, что она рядом. Стоит, смотрит, легкими пальцами касается лба, а над ними плывет-катится колокольный перезвон. Да ведь это их свадьба! Их праздник…

Он проснулся, и первым его чувством была радость. Не желание убивать, не голод и не жажда, а восторг от мысли, что сейчас он увидит ее. Виктор быстро выбрался на улицу, проверил свое платье. Старое пожелтевшее кружево требовало починки, вышедший из моды камзол нужно было давно сменить.

Пересекая кладбище, он почувствовал неясную тревогу. Словно здесь что-то произошло и он уловил слабый отзвук этого события. Розовый куст выпрямился и снова тянул вверх свои чахлые колючие ветки. Несколько цветков упало на его могилу. Один словно специально был положен на середину холмика. Виктор успел сделать несколько шагов, прежде чем он узнал это вялое недоразумение природы. Вампир быстро вернулся и, не касаясь мятого стебля, склонился над цветком, резко вдохнул в себя воздух. Ее запах там был, слабый, с привкусом прозрачной родниковой воды. Она касалась этого цветка, прижимала к себе и… Принесла сюда?

Виктор выпрямился, не зная, как расценивать эту странную находку. Радоваться, что теперь можно обойтись без лишних слов? Или расстраиваться, потому что ничего, кроме невозможности дальнейших отношений, этот дар означать не может?

Не стал ничего трогать. Пошел прочь. Через несколько часов он вернется, и все станет ясно. Любовь не терпит недомолвок. В любви надо говорить прямо и открыто. Но перед этим стоит подготовиться.

Найти подходящие новое платье и подарок оказалось делом несложным. Небольшой город рядом с поселком имел всего один магазин и одну ювелирную лавку. С прической было сложнее. Виктор немного поколебался, выбирая между старым мастером и его молодым подмастерьем, и наконец отправился к молодому человеку. Прическа получилась, может, не столь изысканная, как этого требовали нормы приличия в его время, но в целом Виктор был удовлетворен. Да и сил удалось поднабраться. Город не деревня, здесь легче было заметать следы.

Уже за полночь он стоял под ее окном. Свет в комнате снова не горел, но Виктор чувствовал ее взволнованное дыхание, знал – его ждут, о нем думают.

Катя сидела на кровати и распахнутыми от ужаса глазами смотрела в ночь. Она гнала от себя страшные мысли, но ничего не могла с собой поделать – память услужливо подсовывала ей вид кладбища и поникшего куста над старой заброшенной могилой. Утром из церкви все сразу пошли к селу, а ее что-то повлекло в сторону кладбища. От второй уже бессонной ночи чуть побаливала голова, хотелось спрятаться от солнца в тень.

– Катя! Катя! – рассерженно звала матушка. – Обедать пора.

Мысль о еде в таком печальном месте казалась кощунственной. Катя смотрела на невысокие оградки, на ухоженные могилы и думала, что в общем-то здесь неплохо, мирно так, покойно… И только помятый розовый куст был не к месту. Печальные поникшие цветы… Зачем нужен этот символ грусти?

Она уже было собралась уходить, как вдруг страшная догадка заставила ее внимательней вглядеться в потрепанное растение. Девушка вытащила из-за пояса ночную розу. Сомнений не было, цветок был с этого куста, те же жухлые лепестки, такой же тонкий колючий стебелек. Цветок был сорван на кладбище и принесен ей. Кто-то не догадался, что с кладбища ничего нельзя приносить. Кто-то… Она прошла вперед, не зная, что делать с открывшейся тайной. В душе холодной льдинкой поселилась тревога. Девушка остановилась около первой же могилы, вгляделась в стертые буквы. Какой-то бедолага умер сто лет назад. Не раздумывая, Катя опустила цветок на могильный холмик. Сегодня же надо попроситься на ночь в комнату Лизоньки, хватит этих ночных кошмаров.

Катя быстро пошла обратно. Обогнула церковь. Здесь ей показалось, что она слышит снова тяжелое мерное биение сердца. Рядом кто-то находился, следил за ней. Не стала оглядываться, заспешила дальше, и пока не дошла до дома, все никак не могла избавиться от ощущения, что на нее смотрят. Темные глаза, челка падает на лоб, уголки губ опущены.

– Ох, изверги! – причитала матушка.

Кто-то потоптал цветы в палисаднике. Вторую ночь кому-то не спится, кто-то ходит под ее окнами. Катя задохнулась от волнения и тревоги и поскорее скрылась в доме. От родных стен шло неизменное тепло, они защищали, прогоняли неприятности.

Лизонька сразу же согласилась на предложение сестры. Невысокая, полненькая, она всегда завидовала Кате, ее спокойной уверенности, ее неоспоримой красоте. Внешне сестры были удивительно не похожи друг на друга. Высокая статная Катя с осторожными, словно заранее рассчитанными движениями, и живая, легкомысленная насмешливая Лизонька. У нее было маленькое скуластенькое личико, узенькие, близко посаженные глаза, крошечный чувственный рот со слегка выдвинутой нижней пухлой губой. Она была не столько красива, сколько обаятельна со своей милой кокетливой улыбкой, ямочками на всегда розовых щечках.

Весь вечер сестры перешептывались. Лизонька бредила романами, раз в месяц ездила с отцом в город за новыми книжками, и ее немного оскорбляло, что сестра прохладно относится к роковым страстям литературных героев. Она надеялась, что книга, которая все еще лежит у Кати на столе, захватит сестру, но томик уже второй день пылился, открытый на сотой странице, где несчастный Рауль никак не мог догнать прекрасную Диану.

Катя рассеянно кивала на смешные Лизонькины комментарии – как все не очень красивые люди, сестра была внимательна к деталям, едка в замечаниях и невоздержанна на язычок. Она уже высмеяла всех парней, встреченных ими сегодня в церкви, отметила, что у Кати появился новый воздыхатель, младший брат священника. Всю службу вместо того, чтобы смотреть в святую книгу, он не отрывал глаз от угла, где стояло большое Катино семейство, из-за чего несколько раз перепутал слова молитвы.

– Влюблен, влюблен! – верещала Лизонька, забывая об осторожности.

– С чего ты взяла? – Катя прижала к зардевшимся щекам ладони. – Почему сразу влюблен?

– Конечно! Он так на тебя смотрит. – Лизонька с нетерпением ерзала на кровати, ожидая если не рассказа про уже завязавшиеся отношения, то хотя бы намека на них.

Но Катя молчала, задумчиво смотрела на оплывающую свечу, и перед глазами ее вновь вставало кладбище, вялый куст, одинокий цветок на могильном холмике.

– Ну, как так можно? Если бы в меня влюбились, я бы непременно влюбилась в ответ. Это же так прекрасно – взять и влюбиться. Я бы каждую минуту думала о нем. Не задумываясь бы пошла за таким человеком. Ах, он так смотрел…

– Как можно? – удивленно подняла бровь Катя. – Ради какой-то любви все бросать, забывать родительский дом? Настоящая любовь не должна разрушать.

– Да что ж тут разрушать-то? – Лизонька кивнула на старый прадедовский сундук, на линялые обои, на пыльные занавески на окнах. – Или ты хочешь всю жизнь прожить, как наша мать? Тазы, горшки, варенья, соленья? Нет! – Лизонька вскочила и в одной ночнушке подошла к окну, томно потянулась. – Я хочу другой жизни! Хочу любви. Чтобы она сжигала дотла и возрождала вновь. Как в книге. А что? – Девушка крутанулась на месте. Мягкая ткань взлетела и опала, обвив ее крепкое тело. – Я хуже, что ли? У других вон есть. – На этих словах она показала в сторону небольшой полки с помятыми томиками романов.

– Но ведь это выдумка, – пыталась опустить сестру с небес на землю Катя. – Так не бывает никогда.

– Бывает! – В глазах Лизоньки сверкнули слезы обиды. – Чего придумано? Чего? Человек пишет то, что знает. Чего такого неожиданного можно вообразить? Это тебе хорошо говорить. Об тебя каждый встречный спотыкается, любой норовит в глаза заглянуть, вот для тебя и не существует той самой, единственной, что дается одна на сто лет. Ходишь, выбираешь… А у меня будет. Страстная, необыкновенная. Так что ты еще завидовать будешь!

– Чему ж тут завидовать? – вздохнула Катя. Румянец с ее щек исчез. Она побледнела и словно подобралась, как кошка перед прыжком. – Такая любовь – горе! Жизнь переворачивает, ничего взамен не дает. Жить надо как все. Нормально.

– Знаю я твое «нормально»! – Лизонька упала на кровать, раздраженно поправила белый разлетающийся подол ночнушки. – Завтраки, рассуждения о том, пойдет, не пойдет дождь. Да следить, чтобы муж не напился! Хочу другое! Хочу свое. Чтобы не как у всех!

– Что ты заладила – хочу, хочу. – В Кате начала копиться злоба на этот бестолковый разговор. – Все равно будет так, как маменька скажет. Приедут сваты, и все решится.

– А это мы еще посмотрим. – Лизонька подобрала под себя ноги, став похожей на большой снежный ком в своей объемной ночнушке. – От судьбы не уйдешь. Если на роду написано быть любимой, так оно и будет. И уже ничья воля тебе не помешает. А я чувствую, во мне есть эта судьба. Она как ниточка, верная, светлая, ведет меня вперед. Тут главное – не свернуть.

«Свернешь», – подумала Катя, но вслух говорить не стала. Спорить с Лизонькой, особенно когда та вот так возбуждена, было бесполезно. Она будет шуметь, доказывать, хоть и так понятно, что против родительской воли ей не устоять.

Катя перевела взгляд на темное окно, вспомнила вчерашнее странное видение, и в душе ее стало рождаться неприятное чувство неминуемой беды. И еще это слово «судьба». Да, это была судьба, она влекла за собой, и никакие силы не могли остановить стремительно приближавшейся трагедии.

«Что-то будет, что-то будет», – стучало в висках.

«Беда, беда?» – тоскливо отзывалось сердце.

«Радость, радость», – спорила с ней веселая искорка слабой надежды.

– Катя, не спи, – тормошила сестру Лизонька, но после стольких тревожных дней Катины глаза закрывались сами собой. И ничего нельзя было с этим поделать.

– Не спи! – потребовала сестра и коснулась Катиной щеки чем-то холодным.

– Не сплю, – неожиданно для самой себя произнесла Катя, и эти слова внезапно разбудили ее.

В комнате было тихо. Лизонька лежала, подперев подушкой щеку, отчего лицо ее чуть перекосило и рот приоткрылся. Оплывшая крупными жирными слезами свеча еле тлела, готовая вот-вот погаснуть. Было душно – от нагара, оттого, что они здесь надышали, из-за вечно закрытых окон.

«Дурное дело – открывать окна на ночь, придет мора, сядет на грудь, будет душить, плохие сны насылать». Кто это говорил? Матушка? Соседки?

Катя покосилась на кушетку, на которой ей постелила сестра, и ей захотелось оказаться в своей кровати, укрыться вместо пледа нормальным одеялом. И что они затеяли на ночь глядя такой разговор? Только разбередили ненужные фантазии. Катя попыталась удобней устроиться на узкой лежанке, но стало понятно, что сон ушел и лучше отправиться в свою кровать, пока она своим шебуршанием не разбудила сестру. Тогда нового разговора не избежать.

Катя сунула ноги в мягкие шерстяные ботики и вышла в коридор. Здесь чувствовалась ночная прохлада. Где-то было приоткрыто окно, захотелось выйти на улицу, подышать ночным воздухом, но Катя на это не решилась (моры, моры!). И чтобы не сожалеть и не размышлять об этом, она заспешила к себе, плотно прикрыла за собой дверь, крепко запахнула на груди шаль, достала свечу, зажгла ее.