Текст книги "У черта на куличках"
Автор книги: Елень Романовъ
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Отдышавшись, Крола попробовал вытянуться еще раз, прижал к боку ладонь, вправляя изгиб, наконец распрямился, поднялся со стула и вышел из комнаты. Плаксивый скрип половиц преследовал его по всему дому. Он открыл дверь, отсыревшее дерево которой как будто приклеило к пальцам мокрый плешивый бархат. Провидец брезгливо вытер грязь о край рубашки, усмехнувшись самому себе: с волками жить – по-волчьи выть. На улице он в два шага угодил в грязь, нога лихо проехалась по жиже, и Крола едва не упал, выписав в воздухе чудо-кульбит, – он вцепился в колышек на гнилом заборе и повис на нем всей своей тяжестью, обрушив в результате и клочок изгороди, и себя самого на землю. Спина треснула пополам, а несколько крупных густых капель грязи брызнули в лицо. Крола опустил лоб на забор и так и застыл, как на плоту посреди океана. Чужие шаги заставили его вцепиться в колья, но, как он ни барахтался, не сумел подняться. Новое нервное напряжение сковало его.
– Слепцу неловкость простительна. – Насмешка упала на спину мягче, чем кленовый лист.
– Фу ты, Черт… – Крола с облегчением уткнулся лбом в промежуток между подернутыми мхом досками – к следам на лице у него прибавилось. – Напугал почем зря! Как ты умудряешься прыгать, когда в доме нет ямщика? Никогда этого не понимал, – выдохнул он и вновь завозился на досках. Рае протянул ему руку и помог подняться с земли.
– Благодарю покорно, – съязвил провидец, отирая грязь с живота. – Отвесить бы тебе поклон, да ночь на сундуке меня доконала. – Он поднял глаза на колдуна, и кривая улыбка сползла у него с лица. – Что случилось? – Тут только он рассмотрел Рае. – Ты похож на моль, что вот-вот подохнет.
Темные полосы морщин на лбу колдуна и пятна теней вокруг его глаз были такими темными, словно их краской нарисовали, на разодранном кончике уха раздавленной ягодой запеклась кровь, а левая рука, казалось, вообще не действовала. Но Рае только покачал головой.
– Всё так, как ты видел.
Шего открыл глаза в каменную темноту, спросонья не понимая, где это он, потом потянулся взглядом за светом и вспомнил, что спит в чужом доме. Он чуть приподнялся на локте, разглядывая кусочек комнаты и своих ног в кирпичный полукруг печи, обнесенный траурным бархатом сажи, и позвал Рае – никто ему не ответил.
Змей выбрался из своего укрытия, пачкая кожу об остывшие угли, спустил ноги на пол, что был словно отлит изо льда, и зябко поежился, грея одну ступню о другую. К колену и выше по его ногам тянулись черные полосы и разводы. Змей осмотрел себя, словно наряженного в тигровую шкуру угольных росчерков, провел ладонью по испачканному предплечью, растирая грязь, а затем покрыл огнем всё свое тело, и пламя, переливаясь на коже, как золотой пушок волосков на ярком свету, очистило ее, но не дало тепла. Шего подхватил сброшенные на стул вещи – от внезапного облегчения тот угрожающе накренился – змей поддержал его пальцами правой ноги и, легко покачиваясь на весу вместе со стулом, перебрал охапку перекрученных тряпок, откинул обратно плащ и рубашку и, аккуратно опустив и свою ногу, и ножку стула на пол, стал натягивать на себя штаны.
Столько всегда мучений ему доставляли проклятые пуговицы. Хорошо хоть Рае согласился на рубашку без этих плоских костяшек, и Рэда сшила ему сначала черную, а потом и серую робу. Но вот штаны…
– Ты не будешь ходить в детских ползунках всю жизнь! – отчитывал его колдун, выдернув из рук змея ветхие старые «ползунки», которые тут же бросил в огонь.
– Ну давай посмотрим, как эти дурацкие пуговицы сделают меня взрослым! – прошипел Шего, схватив новые штаны.
Он сердито размахивал ими по дороге к себе, а наверху хлопнул дверью – та отдачей открылась – и зашвырнул обновку, что скомкал в руках, в угол.
Рэда звала его к ужину, крича на весь дом, потом звала у самой двери, тихо прося одуматься:
– Да что вы опять не поделили?
И еще звала, но Шего не откликался.
Он сидел на кровати, пытаясь застегнуть пуговицы на проклятущих штанах (когти мешали ему попадать в петли), он справился с двумя и, когда излишком стараний оторвал третью, откинулся на прошлогодний матрас, который ему самому пришлось сшить и набить соломой, после того, как он сжег всё вокруг от злости на Рае. Тогда он лежал на полу в серебре золы, черноте копоти, в тихом гробу и дымном омуте опустевшей комнаты, а утром Рае так странно смотрел на него, так странно… а потом приказал вычистить всё по-человечески и самому делать койку. И вот теперь Шего снова лежал злой и одинокий в темноте своей конуры, разглядывая замазанный глиной потолок, облизывая огнем мелкие бугорки и трещинки свода, и даже как будто успокаивался, покоряясь свой судьбе, но Рае открыл дверь в его комнату и встал на пороге, не говоря ни слова. Первым, как всегда, не выдержал Шего, он поднялся с постели, подобрал с пола вырванную с хвостом ниток пуговицу и вручил ее колдуну.
– Эта – лишняя.
С трудом и сейчас одевшись, он огляделся, пытаясь при свете дня рассмотреть это печальное место – жилище людей, уместившееся в одной маленькой комнатке, где почти ничего не было: гнилая постель с темной дырой в полосатом матрасе, зеленый деревянный сундук со сломанной крышкой, обитой заржавелыми металлическими ремнями, небольшой шкаф, за мутной стеклянной дверцей которого на лестнице полок тускнели разномастные чашки с голубыми и розовыми цветами и многогранные стопки на ножках не намного длиннее ногтя; в выдвижных ящиках валялись ржавые ножницы, пустые жестянки, промасленные свертки старых газет, гребенка с выломанными зубцами, черный сухарь, – зажатые в пасти времени, все вещи в доме казались покрытыми какой-то странной пыльной слюной.
Стены были зачем-то поклеены полосами цветной бумаги (в одних местах синей, в других – зеленой, в третьих – желтой), по углам она треснула и свисала клочьями, среди ее сухих лоскутов болталась поседелая паутина и невесомые дохлые мухи. Змей забрался пальцами в липкие нити, сворачивающиеся в шарики, которые так легко вспыхивали у него в руках. Быстро накрыв ладонью схватившуюся было труху листа, Шего обернулся в поисках провидца (того, к счастью, нигде не было), и неожиданно поймал себя в зеркале, зажатом между двух окон. Оно висело внахлест, так что змей увидел себя в полный рост. Он подошел ближе. Стекло помутнело от времени и всё было покрыто выбоинами и темными щербинками – Шего коснулся одной из них и почувствовал под когтем царапину. Глаза его быстро потеряли интерес к самому себе, отражавшемуся как будто в коже глубокого старика, и сползли к маленьким оконцам, прикрытым короткими, выгоревшими на солнце тряпками, нанизанными на тонкие веревки, так что верхние части этих маленьких окон всегда оставались открытыми: чернея ночью и белея днем. Шего отодвинул одну из занавесок и за тусклым стеклом, внутри которого как будто застыли крупицы слез, увидел Рае. Он увидел его так вдруг – словно напоролся на угол – даже заболело внутри. Колдун выговаривал что-то Кроле под сияющим пятном и нимбом клена – золотой свет лился на них сквозь прозрачную крону, но под пылающим опахалом дерева Рае казался изломанным и больным. Сердце змея уменьшилось, словно фитиль под мокрыми пальцами. Он испуганно постучал в стекло. Рае вскинул голову и рассеянно посмотрел на дом. Увидев Шего, колдун кивнул, как бы беззвучно спрашивая: «Ну как ты?» – и улыбнулся уголком рта так вымученно, словно его на крючок поймали. Первая капля чиркнула по стеклу. Вторая. Змей бросился к двери, но когда он открыл ее, сплошная стена дождя уже отсекла его от хозяина. Рае нигде не было. В дом криво спешил провидец, бессмысленно прикрывая одной рукой голову, а другой – загоняя змея назад. Всё тело Шего сотрясала крупная дрожь – кожа горела огнем, а сердце рвалось из ребер, как скользкая рыба из рук.
– Я начинаю думать, что этот дождь колдовской, – объявил змей провидцу, удобнее устраиваясь в печи и укладывая подбородок на пальцы сведенных рук. – Стоит мне задержаться на улице, как появляется морось, когда я ухожу переждать под крышу сарая – принимается лить как из ведра, но если я забираюсь в дом – всё сразу прекращается. Что происходит? – Шего, говоривший всё это стене напротив, повернул голову к Кроле, брившемуся перед зеркалом.
– Ка…кая… – тянул провидец слова и бритву – ровные полосы чистой розовой кожи проступали сквозь мыльную пену, – ерунда. – Лезвие плюхнулось в тазик с водой, где еще полчаса назад он тщетно пытался рассмотреть будущее. – Типичная осень в здешних местах, и только. Прогноз, знаешь, неутешительный.
– Сразу и ерунда, – вздохнул Шего. – Ты ведь просто врешь мне. Не говоришь, где Рае и что с ним, не отвечаешь, почему мы торчим столько времени в этой трухе, ничего вообще не рассказываешь. Я, по-твоему, идиот или узник?
– Что ты городишь так… – Крола не успел досказать – порезался, тончайшая алая струйка мигом нарисовалась у него на лице. – Погляди только, что ты сделал со мной!
– Все на свете идиоты. – Змей спрятался в печь.
– Ну не глупи, Шего, – позвал его Крола, поднимаясь со стула и, стянув со спинки пожелтевшее тонкое полотенце, промокнул им лицо. – Что ты хочешь от меня услышать?
– Что с Рае и где он? – глухо, но твердо спросил Шего.
– Акрмэого? – Ткань на лице провидца проглотила его слова.
– А кроме этого меня ничего не интересует, – прошипел змей.
Расшитое полотно вспыхнуло в руках Кролы, провидец вскрикнул, отбросив его на пол, и сверху выплеснул содержимое таза – мутная вода с белыми пузырями сотен ослепших глаз залила шипящее пламя.
– Ты что, совсем оборзел? – взбесился Крола.
– Если вы продолжите держать меня в неведении, я спалю к Чертям всю эту помойку! – пригрозила печь.
– Что ты сам-то будешь делать под колдовским дождем? – съязвил провидец.
– Да лучше вымокнуть и исчезнуть, чем ждать неизвестно чего!
– То-то ты от углей не вылазишь!
Шего выскочил из чрева печи и угодил босыми ступнями прямо в грязную лужу.
Змей раскачивался на стуле, упираясь ногами в топившуюся печь, и наматывал на указательный палец торчащую из потрепанной сидушки бороду ниток.
– Очень больно? – виновато спросил провидец.
– Отстань, ладно? – хмуро ответил Шего, выдрав клок лохмотьев из стула и бросив его в огонь.
– Извини, – сказал Крола, присаживаясь на сундук.
– Проехали, – промычал змей, почесав когтем место под носом.
– Не могу я тебе сказать, просто не могу. – Провидец всплеснул руками.
– Почему? – Шего подался вперед, стул под ним с грохотом стукнулся об пол и затих.
– Он меня убьет.
– Это вряд ли. Он и меня не убил, как видишь.
Крола покачал головой.
– О доме скажу.
– Валяй. – Шего продолжил раскачиваться, в то время как провидец с трудом подавил в себе желание подсечь ножку этого стула.
– Ну так что с домом? – Словно без интереса змей вернулся к подачке. – Разве это не обычный прыгун?
– Ты нашел врата? – Абстрактный ужас мгновенно оформился внутри Кролы в нечто невыносимо конкретное.
– Кто бы их еще прятал.
– Там, вообще-то, замок!
– Ты это серьезно?
– Только не говори, что ты прыгнул. – На лбу у Кролы выступила испарина.
– Черт, – взъярился змей, – ты серьезно? Кончай считать меня идиотом. А замок ваш и ржавым гвоздем открыть как два пальца.
– Ну для тебя он, может, только символизирует запрет, – Крола выдохнул с явным облегчением, – но и этого достаточно, чтобы держать свой любопытный нос подальше от неприятностей.
– Вы этим и занимаетесь? Символизируете запрет?
Крола взглянул в окно – в стекло бились серебристые капли.
– Этот дом никогда не был обычным, даже когда был прыгуном.
– Почему?
– Из-за ямщика.
– И где он? – Шего повернулся к провидцу, цепляясь когтями за спинку накрененного стула, а ногами – за печь.
– Где, где. Кто знает? – Крола открыл стеклянную дверцу буфета, повернул одну из чашек на верхней полке, потом вторую – так, что ручки обеих стали смотреть в одну сторону. – Убили его, много лет прошло.
– Змееловы? – Шего сжал свои пальцы на спинке стула так, что поцарапал дерево.
– Считается, что да. – Крола закрыл шкаф.
– А ты как считаешь? – Змей пристально посмотрел на провидца, лицо которого, неясно очерченное стеклом буфета, было строго и сдержанно.
– Я? Свои его убрали, – повернулся Крола и весомо добавил: – Разумеется.
Шего стало не по себе. Он весь сжался на стуле, как на насесте.
– Как это?
– Да вот так. – Провидец налил воды в чайник и поставил его к огню, Шего еще теснее прижался к стулу. – Надоел он им всем. Своенравный был. Змеям давал выбор: уйти или остаться. Но никто не уходил, все боялись. Особенно после того, как Лир вернулся.
Шего нахмурился.
– Разве можно получить свободу? А как же хозяин?
– Ямщик может увести так далеко, что никто не найдет. За тридевять земель.
В окне вдруг проклюнулось солнце и осветило комнату слабым призрачным светом. Шего посмотрел на грязные половицы, посветлевшие и от того как будто подобревшие, вытащил из кармана сигарету, затянулся, стряхнул пепел в ладонь.
– Но зачем он вернулся?
– Кто?
– Лир.
На чайнике принялась прыгать крышка (кипящие брызги рвались из-под нее, как грешники из адского пекла), Крола подцепил ручку спущенным с плеча рукавом свитера и унес его к столу.
– А ты-то сам, далеко ушел?
Змей ничего не ответил на это и снова отвернулся к огню.
– И что с ним стало?
– Убили, я же сказал.
– С Лиром, который вернулся.
– Ничего хорошего.
– Почему?
Крола вздохнул, потом выплеснул старую заварку в форточку и налил в чашку свежего кипятка. Чая он так и не нашел и нарвал себе жухлых листов смородины, которые валялись теперь по всему столу.
– Да потому что. Чтобы другим неповадно было. Ты что, не понимаешь ничего? – начал злиться Крола. – В каком мире мы живем? – Он смотрел на Шего так, как будто змей должен был ответить ему на эти вопросы, но тот не отвечал, а всё упорнее смотрел в огонь. – Оно не в жизни, проснись уже, сколько можно? Мы тени, окруженные смертью, и сами – смерть. Если мы будем жить, для себя, для радости, то какими же мы окажемся палачами? Мы никому не нужны другими, для нас нет места – ни в одном из миров.
– Ты когда-нибудь убивал? Хоть кого-нибудь? – спросил змей глухо. – Кроме комаров. Например, собаку? Или человека?
Крола криво усмехнулся:
– Знаешь, я вообще-то люблю пострелять уток по осени.
Шего снова отвернулся к огню.
– Почему ты не спас его?
Провидец уронил чайник на чашку и выматерился.
– От трибунала? Интересно как?
– Ямщика. Ты мог предупредить его. Он бы ушел. За тридевять земель.
Крола сел на стул рядом с быстро растекающимся и быстро остывающим блестящим пятном.
– Я тогда сам был как ты – глупый ребенок. Моя сила еще не проснулась толком. Видел его уже мертвым, а смерти его не видел.
– Как это? – удивился Шего.
– Вообще-то, я не всё вижу.
Крола стал собирать осколки в ладонь.
– Странно.
– Странно, что его смерть не видел никто. Понимаешь? Ни один провидец.
– И что? Если ты видишь не всё, значит, и другие не всё видят.
– Так это не работает.
Крола сложил осколки на краю стола, поднялся со стула, подошел к буфету и вытащил из него одну из тех чашек, что недавно перевернул, ополоснул ее, выплеснув горячую воду со дна в форточку, заполнил до краев смородиновыми листами и на сей раз удачно залил кипятком.
– У нас есть общее поле зрения, и в этом едином поле мы зрим и прошлое, и будущее. В нем нет ни черных дыр, ни белых пятен. Всё кристально чисто и ясно, но как замысел, целиком, оно ото всех скрыто, доступно же лишь частями. Каждый провидец видит свою крупицу в общей чаше с водой. Когда же все видения складываются в определенный промежуток времени, мы, можно сказать, исповедуемся и получаем доступ к тому, что видел каждый из нас. Как книгу читать, склеенную по страницам.
– То есть… – протянул было Шего, но на самом деле не смог бы продолжить начатое предположение, потому что не знал, что думать.
– Нельзя скрыть совершившееся видение, мы всё равно увидим его рано или поздно, остается только ослепить смотрящего, правда, не знаю как. – Крола сделал глоток настоя.
– И кому это нужно?
Провидец молча допил всю чашку и, вытащив из нее листок, стал жевать его с хмурым видом – в животе у него пронзительно заурчало. Шего встал со стула и, нырнув в печь, вытащил из нее уголек, который зажал в ладони.
– Как же Рае пользуется порталом?
– Понятия не имею.
– Всё равно не понимаю. Это же не единственный такой дом, их же много, что даст смерть одного ямщика? В конце концов, на его место разве не может прийти другой?
– Понимаешь, какая штука… Смерть змея при живом колдуне – явление крайне редкое. Могут пройти сотни лет, прежде чем это повторится. Тогда строят дом и портал из костей зверя, а человек, чтобы продолжать управлять им, получает бессмертие и становится ямщиком. Без него дом – не имеет силы. Чужой, сменщик, не сможет стать ямщиком, потому что не сможет управлять домом.
Крола потянулся к чайнику, но тот оказался пуст – несколько капель упало на дно чашки.
– Но как же бессмертный был убит? – спросил змей.
– На всякую мышку – есть своя мышеловка.
Провидец снова налил воды в чайник и поставил его к огню.
– А мы-то что тут делаем, в мышеловке?
Шего смотрел, как языки пламени обвивают жестянку, бьются об нее, как какие-нибудь морские создания.
– Бессилие – тоже сила. – Крола присел на корточки рядом с печью и стал смотреть на огонь. – Мы здесь, потому что это место давно стерто со всех карт. И всё еще невидимо для провидцев. По большому счету, о нем мало кто помнит. Считается, что это лишь груда бессмысленных бревен. – Он повернулся к Шего и посмотрел ему прямо в глаза. – В целом, так оно и есть, но это – безопасное место.
Змей спрятал ноги в ботинки, стоявшие на полу, и, не завязывая шнурков, прошел к окну, шаркая по полу тяжелыми подошвами, оттянул пальцем нитку с занавеской, посмотрел во двор – шары темных деревьев угрюмо темнели в серой синеве.
– Твои скачки оставляют следы, любой ямщик отыщет тебя, но только не здесь.
– Это мы так бесследно исчезли? – спросил Шего, считывая каждую вонзившуюся в стекло дождинку.
– Насколько это возможно. – Крола обтер пальцем золоченый фарфоровый край пустой чашки.
– Мы ведь никогда не сможем вернуться, да?
– Что ты хочешь, чтобы я ответил тебе?
Колдун вошел в темную комнату, освещая себе путь фонарем. Тусклый свет резал глаза, и дальше собственного носа ничего нельзя было рассмотреть. Рае приблизился к печи, из которой, как подломленный цветок, свешивалась маленькая рука, – и нежно подхватил лепестки острых пальцев.
– Кто здесь? – заспанный голос провидца пробил испуганно и резко, но нож в его руке не дрожал.
– Тише ты, разбудишь его. – Рае выпустил змеиные коготки, и они безвольно повисли в воздухе. – Спи, – приказал он зверю.
– Чертов дом, я ничего в нем не вижу, – уже громче досадовал Крола, прикрывая глаза ладонью. – Да и свет этот – заслонка какая-то.
Колдун поставил лампу в печь, к спящему, и долго-долго смотрел, как раздувает и сжимает дыхание хрупкое тельце, а после широким медленным жестом вытер ладонью лоб, выглаживая кожу, умасливая усталость.
– Есть хочешь? – спросил Крола, Рае покачал головой. – А я ну так очень хочу, ты не принес ничего?
Колдун вытащил из-за пазухи жухлый цветок, мерцавший в полумраке.
– Это что, распустившийся папоротник? – Провидец отступил на шаг, указывая на ветку пальцем. – Где ты его достал?
– Не такое это и трудное дело,– вздохнул Рае.
– Да уж конечно! Это осенью-то. Зачем он тебе? – Крола с подозрением вгляделся в темное лицо колдуна.
– Он не для меня. – Рае провернул сокровище в пальцах, отчего лепестки раскрылись и трепетный робкий свет разлился по всему цветку.
– Что ты хочешь сделать? – возмутился Крола, уже зная ответ.
– Подарить.
– Да кому нужны такие подарки? – Провидцу хотелось схватить колдуна и дико его встряхнуть, чтобы тот очухался от своего безумного наваждения, но Рае был непреклонен.
– Он всегда хотел только этого.
– Ты с ума сошел? Что ты будешь без него делать?
Тонкий тлеющий стебель, увитый вялыми листьями с поникшими алыми лепестками, лег на запястье, как на снег – раскаленный меч, медленно и легко погружаясь внутрь, проникая под кожу, вплетаясь в вены. Он отравил кровь и память. Звериные пальцы обернулись человеческими, гладкое тело покрылось тончайшим пушком, волоски выступили густой темной щетиной, прорезались брови, ресницы… Провидец только покачал головой, отказываясь смотреть на всё это сумасшествие. Рае подхватил превращенного змея на руки, слегка встряхнул безмолвное тихое тело, отчего маленькая голова уткнулась ему в плечо – колдун невольно вздрогнул, когда жесткие волосы кольнули кожу, вдохнул чужой новый запах и вынес мальчика из комнаты, бросив провидцу короткий приказ:
– Поехали.