Текст книги "Убийство по подсказке"

Автор книги: Элен Макклой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава восьмая
СЛУХИ, ПРИУКРАШЕННЫЕ СОТНЕЙ ЯЗЫКОВ

Ресторан «Капри» находился в подвальчике. Вниз, в тускло освещенный, похожий на пещеру зал, окрашенный в красно-белые тона, вела небольшая лестница. Темные, выложенные грубым камнем стены оживляли встроенные в них зеркала и висящие в рамках карикатуры на различные театральные знаменитости. Плюшевый ковер скрадывал звук шагов. Столики располагались вокруг стен перед кожаными диванчиками. В центре возвышалась буфетная стойка, демонстрировавшая посетителям всевозможные лакомства – копченую холодную индейку, заливное из голубятины, яркие ягоды земляники, только что извлеченные из теплицы, и громадный торт с зеленоватой начинкой, пропитанной ромом. На переднем плане располагался небольшой бар в виде подковы. Там и нашел Базиль Полину с Роднеем.

Их бокалы были пусты. В пепельнице перед Родом возвышалась гора сигаретных окурков. Полина держала на коленях свой обычный альбом для рисования, а ее карандаш по-прежнему быстро сновал, рисуя профили посетителей. Это занятие всегда свидетельствовало о ее душевном беспокойстве.

– Привет, – поздоровалась она с Базилем. – Марш Ингелоу еще не показывалась.

– А я и не рассчитываю, что она придет, – ответил он. – Может, сядем за столик?

Они нашли один, который стоял прямо возле входа Полина и Родней сели на диванчик, а Базиль придвинул кресло и сел напротив. В зеркале над головой Полины был отлично виден сам вход, лестница и большая часть ресторанного зала. Они заказали пиво и местного изготовлен сосиски, чем, собственно, и был знаменит этот ресторан Нью-Йорке.

– Почему же нет мисс Ингелоу? – поинтересовался Род.

Полина пожала плечами. Базиль рассказал им о своем визите к Ванде, не отрывая взгляда от зеркала.

– И в результате, – заключил он, – Ванда все же опознала Владимира как Джона Ингелоу.

– Боже! – вырвалось у Полины.

Род, судя по его виду, был удивлен не меньше. Щеки Полины залила пунцовая краска.

– Значит, если Ванда действительно выходит замуж за Ингелоу… тогда, может, ты меня простишь? – И она повернула свое сияющее личико к Роду.

Базиль улыбнулся. Наблюдая за ними и радуясь за них душе, он все же чувствовал себя не в своей тарелке и поэтому не мог не внести в эту радостную атмосферу некоторый оттенок вполне оправданной настороженности.

– Тем более странно, что Ванда вела себя подобным образом… – проявляя такой интерес к Роднею.

Радость потускнела на лице Полины, как тускнеет поверхность зеркала, когда на него подышишь.

– Может, она старается добиться восхищения собственной персоной от каждого встречного мужчины?

– Возможно.

Базиль не спускал глаз с Роднея, тщательно изучая его лицо. Был ли этот юноша на самом деле столь откровенен? Действительно ли он впервые, только что, узнал, что Ванда хотела выйти замуж за Ингелоу? Его так часто видели с Вандой за последние несколько недель, и она, казалось, была совершенно уверена, что он в нее безумно влюблен.

Род заерзал под пристальным взглядом Базиля.

– Известно ли полиции об Ингелоу? – спросил он.

– Да, сведения о нем попали в первые выпуски вечерних газет.

– Тогда Марго не придет, нечего и ждать, – воскликнула Полина. – Она хоть и наглая баба и ее ничем не проймешь, все же вряд ли она рискнет появиться на публике, чтобы пообедать в фешенебельном ресторане всего лишь день спустя после убийства мужа.

– Вряд ли, – согласился с ней Базиль. – Скорее всего в данный момент ею занимается полиция.

– А она не могла быть убийцей? – внезапно предложила Полина. – Вы ведь видели, как она выходила из алькова.

Базиль рассмеялся.

– Разве брак – это единственный мотив для убийства?

– Они стали чужими друг для друга. Собирались развестись…

– Зачем рисковать головой и убивать мужа, если от запросто можно избавиться с помощью развода и получить при этом солидный денежный куш? – заметил Базиль. – В наши дни все эти убийства из-за матримониальных побуждений нужно оставить на совести садистов и тех женщин, поклонниц высшей морали, которые считан убийство поступком более добродетельным или, по крайне мере, более респектабельным, чем развод.

– Но ведь она хорошо знала его, знала, что у него с Вандой, – упорно цеплялась за свою теорию Полина. – Почему же ей…

Базиль прервал ее и, повернувшись к Роду, спросил:

– Можете ли вы доказать, что вы не знали Ингелоу даже в лицо?

– Конечно, нет. – Торопливые пальцы Рода начали передвигать по столу солонку.

– Значит, не можете. Но вас повсюду видели с Вандой, а Ингелоу был ее любовником. Полиция, конечно, станет утверждать, что вы знали Ингелоу, знали его отношения с Вандой, и таким образом в руках у них окажется довольно убедительный мотив. Как, впрочем, и присяжные, которые назначаются случайно из граждан огромного города. Женщина плюс два мужчины равняется ревность.

– Чудовищная чепуха! – взорвался Род. – Если периодически появляешься на людях с женщиной, с которой тебя связывает общая постоянная работа, то это отнюдь не означает, что ты в нее влюблен. И ни один достойный человек не станет рисковать головой ради чего-нибудь еще, кроме настоящей любви!

Базиль утвердительно кивнул головой, но в его душе не растаяло сомнение. Ванда – соблазнительная женщина. Род – слишком юн и неопытен. Секретом его шарма как раз и является его почти детская наивность. Допустим, он зашел слишком далеко в своих отношениях с Вандой, и затем вдруг обнаруживает, что был для нее лишь забавой и что на самом деле она выходит замуж за Ингелоу. Бывали случаи, когда мужчины убивали и за меньшую провинность… И такой убийца после этого спокойно мог вернуться к Полине, чтобы скрыть от полиции мотив своих действий…

– А вот и она, – тихо сказал Базиль.

– Кто она? – Они резко повернулись к нему в замешательстве.

– Марго Ингелоу.

Вероятно, требовалось что-то посерьезнее убийства мужа, что могло бы удержать Марго от посещения любимого ресторана в обеденное время. Она остановилась на верхних ступенях лестницы. Ее серые глаза казались почти белыми на фоне ее смуглого, почти коричневого лица. На ней была простая накидка из тафты, которую носят пастухи-бедуины, на руках – белые лайковые перчатки, а на ногах модные кожаные сандалии. Желто-белые ленты украшали ее маленькую черную шляпку.

– Кто это с ней? – прошептал Род, пытаясь разглядеть ее спутника.

Но вот пара сошла вниз, и он сам ответил на свой вопрос:

– Ба! Да это же Мильхау!

Старший официант усадил их с торжественной церемонностью и лично принял заказ. Мильхау суетился, всячески угождая своей спутнице, снял с нее накидку, поудобнее разложил маленькие подушечки за спиной. Марго принимала все эти почести с холодной надменностью императрицы. Возле ее столика, при входе или выходе из ресторана, непременно останавливались другие посетители. Она приветствовала всех милой улыбкой, и на ее щеках появлялись глубокие ямочки. Это была улыбка отнюдь не разбитой горем вдовы, да и те, кто топтались возле нее, судя по всему, не выражали ей особых соболезнований и не сильно оплакивали жертву. Очевидно, все уже относились к ней как к разведенной, самостоятельной женщине. Но все же даже такое предположение не объясняло до конца поведение всех этих людей. По мере того как Базиль внимательно наблюдал в зеркало загадочную пантомиму, он все отчетливее осознавал, что эти позы и жесты не были ухищрениями галантных кавалеров, крутящихся возле привлекательной женщины. Во-первых, Марго таковой назвать было нельзя, а во-вторых, все эти вздыхатели были несколько стары для подобной роли. Как и у Мильхау, все их манеры отличались странной почтительностью, добросовестным, заранее рассчитанным на эффект энтузиазмом. Мильхау встал и направился к буфетной стойке.

– Ну вот, наступил ваш черед, действуйте, – прочитала Полина.

Базиль отодвинул кресло, вышел из-за столика, но пошел не по направлению к Марго, а прямо к Мильхау.

– О, доктор Уиллинг! – жирное лицо Мильхау не выразило особой радости.

– Не слишком ли неожиданна ваша привязанность к вдове в ее безутешном горе? – спросил Базиль.

Глаза Мильхау были круглые, черные, как бусинки, словно у канарейки, только в увеличенном масштабе.

– Бизнес есть бизнес, доктор Уиллинг. Сами понимаете в какую дыру я угодил. Спектакль испорчен, моя «звезда» на грани нервного потрясения. Я потеряю около 80 тысяч долларов, если не предприму что-нибудь, и как можно скорее. Контрактом связаны сотни людей, и мне срочно нужно поставить что-то другое, с быстротой звука. Мисс Ингелоу всегда была без ума от театра, – продолжал он, – так что я в меру своих сил пытаюсь оказать первую помощь своему банковскому счету и уговорить ее финансировать следующую мою постановку.

Базиль был крайне удивлен словами Мильхау.

– Разве может она это сделать?

– Может? Что за вопрос!

Глаза у Мильхау вдруг заблестели, как у человека, мучимого страшными приступами голода.

– Уверен, что может. Со всеми деньгами Ингелоу?!

– Мне казалось, что деньги теперь принадлежат мисс Морли.

– Это казалось и Ванде, – резко возразил Мильхау. – Но она сильно заблуждается на этот счет. Сегодня утром я был в полицейском управлении, и там они располагают точными сведениями, полученными прямо из рук личного адвоката Ингелоу. Новое завещание, по которому все состояние должно было перейти во владение Ванды, осталось неподписанным. Все деньги отныне принадлежат «моей любимой супруге Маргарет Адэмс Ингелоу», как об этом и говорится вполне убедительно в старом завещании. Да, Ванде явно не повезло!

– Таким образом, если я вас правильно понял, если бы Ингелоу успел подписать новое завещание, то в результате мисс Ингелоу, его законная супруга, не получила бы ничего, кроме той незначительной суммы, которая ей причитается по условиям бракоразводного процесса?

– Совершенно верно. Да, я понимаю, что это может быть мотивом для преступления, но ведь ее вчера на сцене не было, и она не могла…

– Минуточку, – прервал его Базиль. – Мисс Ингелоу была вчера на сцене. Вечером. Я видел, как она выходила из алькова перед самым началом спектакля.

Мильхау тихо выругался.

– Послушайте, Уиллинг! Чего вы хотите? Похоронить мою единственную надежду ради какого-то убийства? Боже! Да если Ванде и захотелось кого-то укокошить, почему жертвой должен стать человек, финансирующий спектакль?

– Значит, вы считаете, что это сделала Ванда?

– Ну… Я не знаю.

– Но тогда кто же? Родней, Леонард? Или, может, сама мисс Ингелоу? У всех у них были равные возможности, такие, как и у Ванды.

– Я не могу себе представить ни Леонарда, ни Роднея роли убийцы. – Глаза Мильхау лукаво сузились. – Оба они обычные, простые парни, лишенные всякой исключительности, а у мисс Ингелоу не было столь острой нужды в деньгах. Она получила бы немалую долю после расторжения брака.

– Ну, а Ванда? Она нуждалась в деньгах?

– Она всегда испытывает в них нужду.

– Лучше представьте меня мисс Ингелоу, – потребовал Базиль.

– Охотно, – сказал Мильхау, но в его голосе явно не чувствовалось никакой охоты.

Вблизи сосредоточенное, гладкое, смуглое лицо Марго выглядело так, будто оно было вырезано из дерева и тщательно отполировано. Ее белесые глаза, белые зубы, казалось, были сделаны из слоновой кости и напоминали маску фетишей из далекой Африки. Любая женщина в мире, оказавшись в подобной ситуации, неизбежно выказала бы хоть малейшие признаки волнения или смущения, но только не Марго Ингелоу. Когда Базиль вместе с Мильхау подошел к ее столику, она увлеченно болтала с каким-то мужчиной. Она попрощалась с ним, подарив обворожительную улыбку, когда же увидела Базиля, улыбка тут же исчезла. В то время, как Мильхау, бормоча какие-то невразумительные слова, представлял ей Базиля, она молча уставилась на него, демонстрируя самое дерзкое нахальство.

– Вы, конечно, меня не помните, но зато я вас помню очень хорошо, – начал он. – Мы прошли мимо друг друга совсем рядом, там, за сценой Королевского театра, вчера вечером перед началом спектакля.

Когда она услыхала эти слова, в ее глазах промелькнули золотистые искорки.

– Не угодно ли вам присесть? – Она даже не удостоила взглядом Мильхау, когда тот грузно плюхнулся на диван рядом с ней.

– Значит, это вы сообщили полиции, что вчера вечера я была в театре?

– Доктор Уиллинг – сам полицейский, – жалким голосом вставил Мильхау. – Во всяком случае, два сапога пара – он состоит в штате окружного прокурора.

– Вот оно что, – сказала Марго, заметно потеплев. – Сегодня утром какой-то инспектор явился ко мне на квартиру в тот момент, когда я собиралась идти в театр, промурыжил меня около часа. Не могу понять из-за чего. Разве не ясно, что это дело рук той женщины?

– Какой женщины?

– Как какой? Ванды Морли, конечно!

Базиль решил отплатить откровенностью за откровенность.

– У вас тоже был мотив и возможность.

– Какой мотив? Ах, завещание? Чудовищно! Неужели вы на самом деле считаете меня способной убить собственного мужа, чтобы помешать ему поставить подпись под другим завещанием, по которому все состояние переходит к другой женщине?

– Вероятно, так оно и было.

– Но для чего мне это делать?

– Незачем?

Официант принес блюдо с омарами. Марго подождала, пока он не разложит их по тарелкам. Когда тот ретировался, она продолжила свои объяснения.

– Видите ли, доктор Уиллинг, Джон и не собирался подписывать этот документ.

– Почему?

– Мы с ним помирились.

– Несколько скоропалительно, не так ли?

– Может, именно так показалось мисс Морли.

Тонкие губы Марго сложились в язвительную усмешку.

– Значит, для такого примирения должна существовать какая-то особая причина?

– Я сообщила Джону, что у нас будет ребенок.

– Ах вот оно что!

Неожиданное громкое восклицание Базиля поразило Марго. Она рассмеялась.

– Дорогой доктор Уиллинг, вы никак не можете предположить, что у меня может быть ребенок?

– Ну, а если столь нетерпеливо ожидаемый наследник так и не появится на свет, не будет ли сей факт некоторым для вас неудобством?

– Мне давно нужно было родить ребенка. Глупо, что я не сделала этого раньше. Но я и понятия не имела, что Джона может волновать такая ерунда.

– Почему вы не пришли сами для опознания Владимира как человека по имени Джон Ингелоу, когда утренние газеты сообщили о его убийстве? – спросил Базиль.

– Одно дело быть невиновной, – резко ответила Марго, – а другое – только таковой казаться. Я хорошо знаю, что первым подозреваемым лицом в глазах полиции будет тот, кто наследует состояние Ингелоу. Таким образом, подозреваемым сразу же стала бы я. Поэтому я надеялась, что полиции ничего не будет известно о моем визите в театр перед спектаклем, как и о том, что Джон играл роль Владимира. Я была уверена, что кто-то в конечном счете его опознает.

– Когда произошло примирение?

– Вчера вечером. Поэтому я и прошла за сцену. Я была вне себя. Нужно было что-то предпринять, чтобы заставить Джона прекратить разыгрывать из себя дурачка перед Вандой, женщиной, чуть ли не вдвое старше его. Он все время отказывался встретиться со мной, но я узнала, что он будет играть роль Владимира в «Федоре». Я попыталась увидеть его несколько дней назад, когда он вернулся из Панамы. Когда я незаметно вошла в коридор его квартиры, то подслушала его разговор с Вандой по телефону по поводу всего этого вздора, которым набита ее глупая голова. Но он, увидев меня, не стал со мной разговаривать и тут же куда-то уехал. Таким образом, мне представился единственный случай поговорить наконец с ним и выяснить отношения. Я купила билет, сунула десятку билетерше и попросила ее провести меня на сцену.

– Через пожарную лестницу?

– Да нет же! Откуда у вас такие бредовые идеи? Я прошла как обычно, через двери кассы, затем через дверь, ведущую на сцену из партера. Я подстерегла Джона и перехватила его как раз в тот момент, когда он входил через служебный вход. Мы постояли там и говорили минут двадцать. Потом он направился в артистическую к Ванде.

– Значит, эта встреча задержала Ингелоу, – высказал свое предположение Базиль. – Хорошо. Что дальше?

– Он дал мне слово оставить Ванду и вернуться ко мне. Теперь вам понятно, как глупо подозревать меня в убийстве Джона из-за денег. Я должна была получить все деньги, а также и самого Джона.

– Но теперь вы получили все деньги и без Джона. Может, вам так удобней. Многие жены богатых людей отдают предпочтение такому варианту.

Марго восприняла иронию Базиля без особых эмоций.

– Я не стану притворяться, что была в него безумно влюблена. Просто я к нему привыкла. Я бы никогда его убила только ради того, чтобы от него избавиться.

– А что вы делали на сцене, когда Адеан и я увидели, как вы выходили из алькова?

– После того как Джон ушел, оставив меня в коридоре, я решила попросить его отвезти меня домой после первого акта. Я была уверена: чем раньше я избавлю его от влияния Ванды, тем лучше. Поэтому я прошла по сцене вошла в альков и хотела подождать его там. Но когда на сцене начали появляться актеры, я испугалась, подумав что могу остаться здесь в тот момент, когда поднимут занавес. Тогда я поскорее вышла из алькова, прошла к кулисам, прямо по направлению к двери, ведущей в зал. Возможно, там вы меня и увидели.

– Судя по вашему рассказу, у Ванды Морли не было никакого мотива для убийства Ингелоу. После вашей встречи в коридоре, когда он вошел в ее артистическую он, вероятно, передал ей содержание вашего с ним разговора, сообщил о своем намерении уйти от нее и вернуться к вам и сказал, что новое завещание не подпишет.

– В том-то и дело, что не сообщил! – вмешался в беседу Мильхау. – Полиция сегодня все выяснила, допросив костюмершу. К тому времени, когда Ингелоу добрался до артистической Ванды, она уже была полностью одета и там торчала целая толпа людей – ее агенты по связи с прессой, несколько парней из моей конторы, гримерши и т. д. Она сильно волновалась из-за своего манто – ведь его не доставили к обещанному времени, – и у Ингелоу не было просто возможности поговорить с ней обо всем наедине. Ему быстренько наложили на лицо этот страшный грим мертвеца. Все полагали, что он – один из друзей Ванды, играющих сегодня роль Владимира, но никто его не знал и никто не обращал на него ни малейшего внимания. Вы же знаете, что творится на сцене в день премьеры – настоящий Содом!

– У Ванды, таким образом, были все основания надеяться, что он подписал новое завещание, по которому все состояние досталось ей, – настойчиво уверяла Базиль Марго. – Поэтому она и убила его. Ведь все так просто.

– Допустим, – сказал Базиль, – но из двух мотивов ваш звучит более солидно.

– Разве мотив должен быть солидным?

– Необязательно.

– Тогда это дело рук Ванды. – Ее белесые глаза остановились на глазах Базиля. – Доктор Уиллинг, я могу поклясться. Убийца – Ванда. Все на сцене видели, как Джон входил в альков. Он был живой, и в алькове никого не было. Двери не открывались до начала спектакля, когда был поднят занавес. Только трое приближались к Джону – Ванда, Родней Тейт и Леонард Мартин. Ни тот, ни другой имели мотива для убийства Джона, они даже не знали его в лицо. Я познакомила Джона с Вандой всего за несколько месяцев до его отъезда в Панаму. Он возвратился оттуда всего три дня назад и вчера вечером впервые пришел в театр. Только Ванда могла его убить – либо потому, что была уверена в окончательном оформлении нового завещания, по которому она получала все, или потому, что предчувствовала его намерение примириться со мной и уйти от нее, так как она ему надоела.

– Может быть, из-за обеих причин вместе?

– Не знаю. Думаю, что достаточно и одной.

– Мог ли кто-нибудь слышать ваш разговор в коридоре?

– Конечно нет.

– В таком случае мы не располагаем никакими другими свидетельствами о состоявшемся между вами примирении, кроме вашего честного слова. Вполне возможно, что Ингелоу отказался вернуться к вам, вы вошли в альков, подождали его там, тихо прикончили его перед самым поднятием занавеса, когда он уже лежал в кровати, зная заранее, что если он останется жив, то непременно подпишет новое завещание, по которому Ванда Морли получала все деньги, а вы – ничего, или почти ничего, если не считать ту сумму, которая оговорена условиями бракоразводного процесса.

– Но я вышла из алькова раньше, чем туда вошел Джон.

– И вы можете это доказать?

Появление возле стола официанта принесло Марго заметное облегчение. Она рукой отставила от себя тарелку с омаром, так и не доев его до конца.

– Омлет с ромом, – сказала она, обращаясь к Мильхау. – И кофе.

Она зажгла сигарету, затянулась и откинулась спиной на подушечки, как будто именно в эту минуту ей нужно немного отдохнуть и подумать.

– Все это происки этой дрянной сучки Морли, этой кикиморы, – почти со страстью в голосе вновь заговорила она. – Если бы она не бегала за Джоном, этого никогда бы не случилось. Каким глупым было это увлечение с его стороны! Он, по сути дела, всегда был равнодушен к этим сексуальным красоткам.

Вдруг черные зрачки Марго расширились до предела, оставив тоненькую белую полоску глазного яблока. Словно онемев от ужаса, она уставилась куда-то поверх голову Базиля.

– Скажите на милость, есть у этой женщины совесть? Вот и она собственной персоной!

Базиль повернул голову. На верхних ступенях лестниц стояла Ванда. «Интересно отметить, – подумал про себя Базиль, – Марго Ингелоу не находит ничего предосудительного в том, чтобы спокойно пообедать в ресторан «Капри» на следующий день после убийства своего мужа, но считает это просто до крайности неприличным, когда голову Ванды пришла та же идея».

Голубоватое пламя играло в ковшике, из которого официант выливал горячий ром с сахарной смесью на омлет на тарелке перед Марго, но она уже утратила всякий интерес к еде. Она не сводила глаз с верхних ступеней лестницы.

Ванда казалась удивительно хрупкой в своем черном наряде, черноту которого лишь слегка разбавлял блеск серег из топаза и заколка. Ее свежее, искусно подрумяненное косметикой лицо хранило выражение какой-то загадочной меланхолии. Рядом с ней стоял Леонард, тихий и незаметный, каким он был всегда, если не играл на сцене.

Все с нетерпением ожидали, почти замерев, пройдет ли Ванда мимо столика Марго не останавливаясь. Базиль изучал лицо Полины, сжавшееся, сосредоточенное, маленькое, побелевшее. Родней, не отдавая себе отчета, сворачивал и разворачивал салфетку.

Ванда спокойно сошла по лестнице. Старший официант хотел было препроводить ее в дальний угол зала. Она бросила на него надменный взгляд, и он сразу стушевался «Дженаро, я хочу сидеть за своим обычным столом». Она обошла левый угол стойки, оказавшись лицом к лицу с Марго. Мускулы ее лица напряглись, на нем появились морщины. Слушок о приобретении целого состояния стал, вероятно, известен не только Мильхау и тем типам, которые крутились возле Марго. В золотистых глазах Ванды промелькнула свирепая ненависть. Она уже не была знаменитой актрисой и очаровательной женщиной, она теперь была тем самым сорванцом с улицы. Мильхау даже привстал со стула:

– Ванда… Я… сейчас тебе все объясню. Понимаешь, мне необходима финансовая поддержка для следующего спектакля с твоим участием, а она только что стала наследницей громадного состояния Джона Ингелоу, и…

– Я об этом слышала. – Ванда полоснула его своим постным взглядом, и продюсер немедленно умолк. Воцарилась напряженная тишина. Леонард придвинулся поближе к Ванде. Марго, не отрываясь, смотрела ей прямо в глаза, бросая дерзкий вызов у всех на виду. Это было уже слишком для Ванды. Она резким движением выбросила вперед руку, как выбрасывает молниеносно змея свое жало. Схватив со стола рюмку с ликером, она выплеснула ее содержимое прямо в глаза Марго. Весь свой талант, силу актрисы она вложила в одно свистящее слово: «Убийца!»

Марго встала, закрыв лицо руками. Она и виду не подала, что ей больно, что ликер режет глаза. Она просто игнорировала Ванду, как игнорировала и Мильхау.

– Доктор Уиллинг, – сказала она, обращаясь к Базилю, – не могли бы вы вызвать для меня такси? Отвратительная сцена!

Ванда разразилась громкими рыданиями. Леонард пытался успокоить ее. Мильхау с зубовным скрежетом глядел вслед уходящей Марго.

– Уплывают мои 80 тысяч долларов! Подумать только!

В такси Марго посмотрела на Базиля. Впервые в ее глазах он заметил растерянность.

– Ведь как сказала! Как будто была совершенно уверена в том, что все сделала я. Значит, эта сцена, по ее мнению, должна означать, что она к убийству не имеет никакого отношения… кто же тогда?

Базиль хранил молчание. Он думал про себя о том, что, вероятно, Марго Ингелоу могла быть актрисой ничуть не хуже, чем Ванда Морли.

Они ехали в такси по Пятой авеню в потоке машин, которые останавливались на красный свет и тут же продолжали свое движение, как только вспыхивал зеленый, и делали это так слаженно, словно подчинялись какому-то невидимому дирижеру. Марго сидела, прижавшись спиной заднему сиденью, закрыв глаза, ее лицо было абсолютно неподвижным, словно маска из гипса. Базиль, глядя на нее, никак мог понять, что с самого начала привлекло в ней Джона Ингелоу. Может, потому, что она была непохожа на других женщин?

– Почему Сорока? – произнес вслух Базиль, как будто раздумывая над чем-то.

Она с удивлением широко раскрыла глаза. Они еще были воспалены от ликера.

– Что вы имеете в виду?

– Почему кое-кто называет вас Сорока?

– Откуда я знаю? – Она поглаживала рукой черно-белую кофточку, края которой лежали у нее на коленях. – Сороки обычно бывают черно-белой окраски, а мне как раз нравится такое сочетание цветов. Может, поэтому. Экономишь время и нервы при покупке, если ограничиваешь себя несколькими цветами тканей, которым отдаешь предпочтение. Кроме того, у людей остается о вас впечатление как о личности нестандартной.

«Таким образом она заранее рассчитывала на то впечатление, которое окажет на окружающих, – размышлял про себя Базиль, – она, вероятно, предполагает, что в одноцветном платье с перманентом на голове она будет казаться не просто рядовой, а прямо-таки заштатной женщиной. Только строгие, прямые волосы, смуглая, загорелая кожа, хрустящие шелковые наряды с подчеркнутым черно-белым контрастом превращали ее, Маргарет Ингелоу, в личность. Забавная логика!»

– Это – единственная причина?

– Что вы имеете в виду?

– Ну вашу кличку или прозвище Сорока.

– Конечно. – Она опустила глаза. – Какие еще могут быть причины?

– Не знаю. Я просто спрашиваю.

– Мои друзья называют меня Марго, а «марго» по-французски означает «сорока». У Джона была мать-француженка, вам это известно. Она уехала в Америку, где устроилась гувернанткой. Отец Джона был другом ее первого работодателя. Джон был единственным ребенком в семье, и они, конечно, его испортили.

– Как у него все началось с Вандой Морли?

Она, криво усмехнувшись, пожала плечами.

– Как обычно начинаются подобного рода дела? Мы с Джоном часто ссорились. Где-то я встретила Ванду, уже не помню где, и она пообещала помочь мне в начал моей артистической карьеры. Я привела ее домой… и вскоре уже она, а не я стала другом Джона. Он даже говорил о своем намерении финансировать ее постановки. Но так как она чисто теоретически все еще оставалась моей подругой, то навещала нас, виделась с ним в мое присутствии, но вначале было очень трудно предположить, что между ними существует любовная связь. Кроме того, они были очень осторожны. Она даже пытала скрыть от меня свои взаимоотношения с Джоном, чтобы не выдвинула обвинений в измене и не потребовала большей суммы при разводе и разделении наследства. Перед поездкой в Панаму он заявил, что намерен со мной развестись. Он считал, что мне неизвестно, кто его избранница, но я уже догадывалась, кто она, и ответила отказом. Я сделала все возможное, чтобы вернуть его, но… мы по-прежнему продолжали ссориться. У нас не оставалось больше никаких иллюзий по отношению друг к другу. Что-то в нашей жизни сломалось, и мы просто не могли вернуть ее на старую колею.

– О чем вы спорили?

– Так, ни о чем. – Она все не поднимала головы и продолжала играть белыми перчатками, лежавшими у нее на коленях. – Когда мужчина устает от женщины, то для ссоры достаточно любого предлога.

– Одним из них были деньги? Не так ли?

– Деньги? – Она вскинула свои длинные ресницы и вновь с удивлением уставилась на него своими водянистыми, широко раскрытыми глазами.

– Нет. Он не стеснял меня в деньгах. Я могла тратить, сколько хотела. Но мне не нужны были деньги, мне нужен был Джон. Если бы я только раньше знала, что он хотел иметь ребенка.

Она говорила холодным, размеренным тоном, не выдающим никаких внутренних чувств. Базиль никак не мог понять, действительно ли она дорожила Джоном, а не тем престижным положением в обществе и той властью, которой она пользовалась, оставаясь супругой богатого человека.

Такси остановилось в тени жилого небоскреба, который, словно вышка, отражался на серо-голубом фоне неба.

– Хотите зайти?

Он прошел за ней в холл. Скоростной лифт ракетой пролетел двадцать три этажа, и они вышли из него в вестибюль из стекла. Через его прозрачные стены была видна гостиная, очень просторная и безликая, словно холл какого-то отеля. С четырех сторон ее окружала терраса. Из каждого широкого окна были видны спинки летних шезлонгов, макушки кустов, парапет и серо-голубое небо. Теневые навесы превращали гостиную в прохладное, уютное, чистое убежище.

– Замечательное помещение для детишек или прекрасный вольер для любимых животных! – пошутил Базиль.

– У меня нет ни того, ни другого.

– Даже канарейки?

– В Нью-Йорке нет. Есть пара ирландских сеттеров в Фернлейе и целая конюшня верховых лошадей. Мне кажется, там живут канарейки в оранжерее. Но я не обращала на них внимания. Ими занимается мать Джона.

Шурша юбкой, Марго пересекла широкую комнату вышла на залитую солнцем террасу. Она опустилась в соломенное кресло и дотронулась до кнопки звонка, утопленной в подлокотнике. Очевидно, это был условный сигнал, так как тут же появилась служанка с подносом на котором стояла бутылка джина «Том Коллинз» и ваза с фруктами.

– Мадам, вас спрашивает какой-то джентльмен имени Адеан. Мистер Адеан.

– Я не знаю никакого мистера Адеана, – ответила Марго, вопросительно посмотрев на Базиля.

– Это тот человек, который играл одного из слуг Владимира.

– Ну что же! Я готова его принять.

Служанка скрылась в дверях гостиной. Через несколько минут они услышали, как открываются двери лифта. Очевидно, прихожая находилась этажом ниже. Неслышно ступая по мягкому ковру, вновь на террасе появилась служанка и торжественно объявила: «Мистер Адеан».

Он был без шляпы, в рубашке «а-ля-Байрон», распахнутой на груди, но так как он не обладал байроновским профилем, то весь эффект, на который он, вероятно, рассчитывал, был испорчен. Ему явно не шел его ворсистый твидовый пиджак горчичного цвета, так как еще больше подчеркивал рыжеватость его волос и веснушки. В руке он держал трубку, а под мышкой – увесистую, пухлую рукопись, переплетенную в зеленый картон, с медными скрепками, поблескивающими на солнце. Ему не хватало лишь лохматой собачонки, чтобы выглядеть стандартным, преуспевающим литератором.