Текст книги "Ребро жестокости (СИ)"
Автор книги: Эльдар Саттаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Третья глава.
КРЕСТИНЫ В ТИХУАНЕ
– Добро пожаловать, дорогие прихожане, на празднование крестин этой маленькой дщери Божьей, – торжественно провозгласил епископ Херардо Монтеро, и продолжил, обращаясь уже к стоявшей перед ним молодой паре с новорожденной девочкой на руках у матери. – Вы связали свои жизни узами брака, дали рождение этому ребёнку и пришли в Церковь, чтобы крестить его. Какое имя вы выбрали для своего ребёнка?
– Пьедад, – ответил Пабло, красивый молодой отец с буйной шевелюрой, одетый в белоснежный костюм, и его супруга, очаровательная донья Эльвира кивнула, ослепительно улыбнувшись священнику.
– Чудесное имя[7]7
Piedad – Милосердие (исп.)
[Закрыть]! Помните же, что испросив крещения для своего ребёнка, вы обязаны растить его в христианской вере. Крещу тебя, маленькая Пьедад, от имени Церкви Божьей, во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Отец Херардо наложил большим пальцем знак креста на лобик младенца и начал потихоньку лить воду из медного кувшина на её крошечную головку. Пьедад захныкала.
В переполненном нефе, в первых рядах, выделялась группа из шести Фуэрте-младших. Почти все они были одеты, в цветастые «гавайские» рубашки, по моде мексиканских провинциалов, светлые брюки и беговые кроссовки. Массивные золотые браслеты на волосатых руках, позвякивая, стукались об «ролексы» при каждом жесте. «Лысый» Панчо, старший из них, водрузил на голову огромный белый стетсон, который он упорно отказывался снимать даже в церкви. Взоры молящихся прихожан с нескрываемым любопытством обращались на братьев гораздо чаще, чем на отца Херардо, произносившего тем временем сакральные формулы с амвона.
«Горилла» Хуан, стокилограммовый великан, затянутый в трещавшие на нём чёрные кожаные штаны, склонился к уху «Лангуста» Эдо и низким голосом сообщил:
– Говорят, Монтесума послал сюда своего человека.
– Зачем? – равнодушно пожав плечами, ответил Лангуст.
– Разбираться. Якобы из-за того, что «Синий» после ареста дяди сообщил ему, что отдал штат «Доктору», а «Доктор» сбежал. Теперь трезвонит на каждом углу, что мы заплатили Тибурону, чтобы тот его убрал. Позорит семью перед уважаемыми людьми.
– А Монтесума здесь причём? – всё так же равнодушно проронил Лангуст.
Горилла собирался ответить, но после того как Панчо окатил его выразительным взглядом святоши, лишь покрутил указательным пальцем в воздухе, звякнув браслетами. Лангуст согласно кивнул: «поговорим после мессы». В этот момент братья церемонно, друг за другом, пристраивались в проходе между скамьями к очереди прихожан за причастием. Временно забытое отвлекшимся Богом население привычно, по-сизифовски, тянулось друг за другом в сторону трансепта, к недосягаемому свету. Панчо вновь обернулся к Хуану и сделал большие глаза. Хуан сначала не понял, но потом вспомнил, что сегодня не исповедовался, вышел из очереди и вернулся на место, откуда мрачно наблюдал, как коленопреклонённый Панчо сосредоточенно жуёт тело христово, благоговейно запитое пресуществлённой кровью. Разноцветные блики недосягаемого света тоскливо струились на каменные плиты пола свозь искусный витраж, отобразивший на своих стёклах кроткую паству в виде стада баранов.
После мессы братья в парадном кортеже «мерседесов» направились прямиком в клуб «Инглатерра», где всё было готово к грандиозной фиесте. Парковка была под завязку забита дорогими автомобилями. Отдельные припозднившиеся гости продолжали прибывать на такси. Народ уже растекался по площадке с дымящимися мангалами вокруг огромного бассейна, в котором плескалось несколько загорелых девушек и юношей. Дети приглашённых семейств шумно резвились на батутах в специально разбитом для них надувном городке. Возбуждённая толпа перекатывалась с патио на освобождённые от сеток теннисные корты, охраняемые шеренгой угрюмых мордоворотов по наружному периметру. Галдящая масса разбивалась на мелкие группки, судачила, от души отдавая должное закускам от семейного повара и дорогим напиткам, причмокивая, хвалила отборный виски из дубовых бочек. Это была настоящая массовка, отобранная из сливок городского общества, призванная свидетельствовать о богатстве и власти семьи Фуэрте. Повсюду слышались льстивые речи, восхищённые сплетни, сливающиеся в общий благоговейный гул. Банкиры, полицейские чины, нотариусы, адвокаты, представители духовенства, репортёры из лояльных изданий собрались, чтобы отдать дань почтения крошке Пьедад и её преуспевающей семье.
Но помимо солидной возрастной публики, не меньше здесь было представлено и местной молодёжи. Харизма Живчика и брутальность Гориллы притягивали подростков и студентов из богатых семей, как магнит. Побывать на одной из вечеринок, регулярно закатываемых Фуэрте-младшими, было заветной мечтой всех местных девчонок, а парням такое приглашение придавало веса и значительности. Что же до людей, которым посчастливилось попасть в весёлую компанию, то их навсегда затягивал стремительный водоворот праздной жизни, шумных сборищ и спонтанных нарушений уголовного кодекса. Преступная карьера новоявленных членов картеля начиналась исподволь, с каких-нибудь мелких правонарушений и заканчивалась двадцатилетними сроками, если не кладбищем. Пьяная бравада с нелегальным ношением оружия неизбежно перерастала в личные трагедии, когда, не успев оглянуться, желторотые юнцы с зачатками представлений о реальной жизни вдруг оказывались повязанными кровью с одними из самых хладнокровных убийц на земле.
Например, жалобы соседей Гориллы по кондоминиуму на громкую музыку изначально воспринимались толпой подвыпившей молодёжи с глумливым юмором. Каждый старался перекричать, перетопать, перешуметь другого, с упоением доказывая нудному старичью за стеной право юности на непослушание. Всё обернулось кошмаром за те доли секунды, когда один из раздосадованных соседей всё-таки дозвонился в дверь, а Горилла не долго думая застрелил его в упор прямо на пороге. В тот момент, когда после двух сухих щелчков пистолета безжизненное тело отставного полковника полиции грузно ввалилось в прихожую и распласталось на красном ковре, все, кто это видел, вдруг остановились и смолкли, но лишь затем, чтобы, будучи подстёгнутыми нетерпеливым жестом Гориллы, возобновить буйство ночи с удвоенной энергией. Свистопляска становилась лишь громче и разнузданнее, пока Горилла с двумя подручными оттаскивали тело старика в погреб, где огромный чан, наполненный кислотой, по традиции дожидался очередной жертвы. Постепенно, таким или схожим образом Фуэрте-младшие сплотили вокруг себя молодое поколение высшего класса Тихуаны. Это было намеренной стратегией семьи, идейным вдохновителем которой был Живчик. Они создавали свой собственный картель.
В тот день только самые громкие возгласы и смех изредка пробивались сквозь наглухо задраенные и зашторенные окна конференц–зала «Инглатерры», в котором братья держали военный совет.
– Если бы дядя знал, чем эта чернь способна отплатить за благодеяния, он ни за что не «поднял» бы таких людей как Монтесума или Пинья, – возмущался Хавьер «Тигрёнок», самый младший из братьев. – Они обязаны всем, что у них есть нашей семье.
– У плебеев отсутствует благородное чувство признательности, – согласился Карлос «Хирург», самый рассудительный из братьев. – Подумать только, кем они были до того, как дядя их подобрал… Пеоны, навозники, побирушки со свалки. Но Пинья понёс своё наказание за то, что обманул дядино доверие. Врагу не пожелаешь.
– Не приведи Господь! – воскликнул Лысый Панчо и непроизвольно перекрестился.
– Самое главное, надо решать, что нам теперь делать? – сказал Пабло. – Мы не можем просто сидеть, как в осаде, и ждать, пока бешеный Пинья до нас до всех доберётся. А ведь он теперь не успокоится, пока жив. Он будет стремиться мстить всей нашей семье. До Альманегры он уже добрался. Но заказчиками он считает нас.
– Валить их всех надо, – мрачно ответил Горилла. – Пусть только сунутся. Моё мнение таково – с ними слабину дашь, и, почитай, наша песенка спета. Пинью завалить надо было в первую очередь.
– Тогда бы месть дяди была бы не такой страшной, – возразил Пабло. – Думаю, он намеренно оставил Пинью в живых, чтобы тот подольше помучился, чтобы как следует осознал, на кого он голос поднять посмел…
Зашипела рация, лежавшая на столе перед Гориллой. Сквозь помехи послышался встревоженный голос охранника: «Здесь парочка порывается в клуб пройти без приглашения, оба пьяные. Парень говорит, у него дело к дону Пабло. В драку лезет». Горилла поднял рацию, нажал вызов и хмуро спросил: «Кто такой?». Было слышно, как кто-то действительно переругивается с охранниками нетрезвым голосом. «Армандо Диас из Прибрежного штата», сообщил охранник. Горилла поднял глаза на Пабло. Тот молчал, словно бы погружённый в мысли. Тогда Горилла отчеканил: «Это от Монтесумы. На входе». Но Живчик лишь неопределённо дёрнул головой, то ли утвердительно в ответ на некий немой вопрос, то ли давая понять, что пусть Горилла разбирается сам.
Горилла резко поднялся из-за переговорного стола и пулей выскочил в дверь, распахнув её настежь. В помещении повисла напряжённая тишина. Только Живчик еле слышно проронил: «Испортить мне крестины решили, ублюдки». Потом братья отчётливо услышали знакомые сухие щелчки. Это для начала, вместо приветствия, заговорил пистолет Гориллы. Потом послышался его срывающийся от ярости крик: «А ты, потаскуха, тоже на асфальт, живо, мордой вниз». Раздался ещё один сухой щелчок. В этот момент кто-то прибавил громкости на установленной в патио стереосистеме. Предсмертные хрипы жертв, раздававшиеся с автостоянки, заглушили ритмы евро-диско и восторженный девичий визг со стороны бассейна.
Четвёртая глава.
ВЕСТИ ИЗ МЕХИКАЛИ
1.
Первым, что увидел Джек проснувшись наутро была Библия в чёрном кожаном переплёте с вытисненным на корешке золотистым крестом, лежавшая на ночном столике. Администрация не только баловала постояльцев комфортом, но и заботилась об их духовных нуждах. У Джека натужно ломило черепную коробку от выпитого накануне. Он поплескал в лицо холодной водой в ванной, почистил зубы подарочной щёткой и вернулся в комнату. Отчёты, пересланные Санчесом были в основном на испанском, сплошная белиберда, лишь в сопроводительных записках шеф местной полиции снизошёл до комментариев на ломаном английском. Общий смысл был такой, что Пако благополучно добрался до Мехикали, где остановился в каком-то заброшенном доме, занятом участниками местной клики БП-13. К отчётам прилагались размытые фотографии плохого качества, снятые на дешёвые смартфоны и даже пятиминутный видеоролик, на котором различить связный сюжет можно было лишь с третьего просмотра. Судя по фотографиям местное отделение банды так же походило на своих калифорнийских коллег, как, скажем, чернорабочие из местной макиладоры на представителей крупных американских профсоюзов. В Лос-Анджелесе члены БП-13 тоже проживали группами, совместно, но в собственных домах с газонами, гаражами и, иногда, бассейнами. Здесь же бандиты занимали какой-то пустующий остов недостроенного дома на безлюдной окраине, изукрашенный аляповатыми граффити. «Больше смахивает на жильё бездомных калифорнийских панков», подумал Джек. Ему невольно вспомнилось, что в такие вот жилища стекаются подростки, сбежавшие из дома в Лос-Анджелес. Они стекаются в его город, точно так же как и пенсионеры – из всех штатов ржавого пояса, лишь затем чтобы потом медленно подыхать, коченея под жарким калифорнийским солнцем, изнывая от одиночества и предательств, впитывая кожей пыль, нанесённую сюда тысячами стоптанных подошв из тысяч чужих и далёких городов. Кто знает, нет ли и среди малолетних бандитов, ютящихся в развалинах с этой фотографии, таких же американских подростков, бросивших свои дома лишь затем, чтобы примкнуть к очередной уличной семье? Нищая молодёжь сбивается в банды оттого, что так им легче выживать среди обречённых масс, принадлежащих к низшим звеньям пищевой цепочки. Поэтому, когда такие вот подпольные структуры, неформальные объединения, зародившиеся в этнических гетто сытого Лос-Анджелеса, теперь добираются до беднейших стран региона, местные подростки, едва успев разделиться на банды, носящие разные числовые обозначения или инициалы, вдруг начинают ни с того, ни с сего отстреливать и резать друг друга в тысячи раз чаще, чем их американские собратья. Горы трупов вырастают на пустом месте буквально в одночасье, переполняют морги, оккупируют кладбища. Трудно паразитировать на нищете своих ближних, если не сеять постоянно кругом страх, измываясь над себе подобными. Цена на молодую человеческую жизнь падает по мере продвижения вдоль меридиана на юг, параллельно с соразмерным падением покупательной способности и прожиточного минимума. И кто знает, не выплёскивает ли мутная волна Большой рецессии подобные отбросы общества, изрыгнутые заложенными и перезаложенными квартирами многоэтажных окраин какого-нибудь Нью–Джерси, теперь и через госграницу? Осколки разрушенных и пущенных по миру семей вполне могли бы всплывать и здесь, к примеру, в том же Мехикали. Недаром ведь название городка – гибридное слово, сложенное из Мексики и Калифорнии, точно так же, как и Калехико за контрольной линией, на той стороне.
На мгновение прикрыв глаза, Джек позволил себе вспомнить шумы родного города за окном своей квартиры и отчётливо увидел перед собой загорелое юное тело своей жены. Мысленный взор с готовностью соткал из воздуха их широкую итальянскую кровать, обитую белой кожей, скомканные за ночь покрывала из персикового перкаля, тёплую ложбинку, оставляемую телом сонной Янины, когда она переворачивается со спины на бок, нежный цветочный запах её кожи. Казалось, их недавний отпуск в Гонолулу закончился лишь вчера. Между тем они были женаты уже полтора года, и эти месяцы стали самым счастливым временем в жизни Джека. Он вспомнил оценивающие взгляды, которыми, словно невзначай, её окидывали сёрферы на пляже Вайкики, и его неприятно кольнуло в сердце. Волны гордости от обладания трофейной женой неизбежно обращались в пену отчаяния, разбиваясь о мрачные рифы упорно гнездившихся в душе подозрений, что Янина его не любит и когда-нибудь непременно будет ему изменять. Он выбрал её на одном из самых надёжных сайтов знакомств, по критериям возраста, веса, роста и происхождения – Джек обязательно хотел завести семью с девушкой из Восточной Европы, которая была бы моложе его на двадцать лет. Непосредственно перед тем как оформить приглашение, Джек вылетал в Клуж, где смог убедиться в полном внешнем соответствии невесты загруженным на сайт снимкам. В жизни она была даже красивее, и он не преминул упомянуть об этом на одном из первых свиданий. Именно в тот период первых встреч, неспешно разворачивавшихся в подлинное знакомство, Джек ощутил, что тонет в тягучей патоке омута платонической любви. Она прилетела к нему сразу после своего совершеннолетия, когда Джек уже выплатил невозмещаемый аванс пастору и зарезервировал дату для церемонии венчания в местной пресвитерианской церкви. Он открыл глаза и взглянул на часы. Домой звонить было рано. Наверное, Янина ещё не проснулась.
Джек вздохнул и снова прокрутил видео. Строение с покосившимися стенами. Осыпавшаяся штукатурка, ржавчина обнажённой арматуры. Провалы оконных проёмов без стёкол. Подкатывает машина Гутьереса. Полуголые татуированные парни режутся в домино у входа. К стене прислонён АК-47. Они приветствуют друг друга дурацкими жестами с распальцовкой. Пако озирается, словно принюхивается. Входит в помещение. Парни встают, подходят к машине, разглядывают её, обходят кругом.
2.
Джек спустился на завтрак в фойе и прошёл на террасу, где был накрыт шведский стол. Из глубины зала ему помахал Бош, и Джек кивнул. Благодаря компенсаторным эффектам сглаживающей дымки утренних лучей, издалека, Джим выглядел несколько более подтянутым, чем накануне, свежее и как будто немного моложе. Впрочем, Джек отметил про себя, что он с утра уже пьёт местное игристое вино, причём видимо не первый бокал. Как раз в этот момент, Джим властным жестом подозвал официанта и отправил его за бутылкой кавы, стоявшей в ведре со льдом, на краю длинной, накрытой столешницы в центре зала. Джек тоже подошёл к буфету, отыскал контейнер с овсяными батончиками, наложил их в миску, залил молоком, добавил сухофруктов, посыпал всё семенами чиа и прошёл к столику Боша. По пути он остановился у стойки с напитками, чтобы выпить залпом бокал свежевыжатого сока из гуанабаны и забрать с собой ещё один. Джим занял столик у окна, с видом на лениво просыпающуюся авениду.
– Ну как вам новости, мой друг? – вместо приветствия атаковал его Джеймс, пока он усаживался за стол с подносом. – Съезд Республиканской партии официально утвердил Трампа кандидатом в президенты.
– Только рад этому, само собой, – ответил Джек.
– Вот как! А я-то надеялся, что переубедил вас голосовать за него.
– Нет уж. Зачем, чтобы наблюдать, как Уолл-стрит обращает мой народ в тотальное рабство?
– А вы, видимо, считаете, что при республиканцах наш народ вполне свободен от них, – съязвил Джим.
– Боюсь, что до сих пор никто, повторюсь, никто ещё не представлял интересы финансистов во власти в той же мере, как ваш нынешний кандидат, с её семейным фондом, корпоративными и личными связями. Двадцать миллионов в личный карман за одни только речи, произнесённые в банках и фондовых фирмах! Это же завуалированная взятка за услуги, по-вашему нет?
– Для политика её уровня это нормально. Её стандартный тариф – двести двадцать пять тысяч за часовое выступление. А что вы хотели? Русские олигархи оплатили Кайли Миног миллион за полчаса кривляний на частной сцене.
– Русские олигархи настолько тупы, что до сих пор зачем-то сорят деньгами напоказ. Международные финансисты намного практичнее – они инвестируют в своё собственное влияние, в реальную власть над миром, если угодно. Пример: кто возглавлял Госдеп, когда Goldman Sachs протолкнули нужные им поправки в Закон о контроле над бюджетом? С тех пор их оштрафовали на пять миллиардов за открытое мошенничество с деривативами, и это лишь верхушка айсберга, вам ли с вашим опытом не знать этого. Вот как дела делаются.
– Ну, хорошо, хорошо, давайте отвлечёмся от этой женщины. Вы смогли бы в теории проголосовать за кого-либо из кандидатов от Демократической партии?
–Мне не нужно столько государства в моей частной жизни, благодарю покорно. Не горю желанием жить в Социалистических Штатах Америки.
– Бросьте, что за бред.
– Читали ли вы, Джим, предвыборную платформу Сандерса? Он ведь, к примеру, уверен, что я должен платить за колледж и лечение какого-нибудь легализованного Хуана или Рамона. Сказал бы уж прямо: «Хочу расплодить оплачиваемых бездельников, как во Франции, поэтому те, кто реально зарабатывает, пусть делятся и платят подати в федеральный бюджет».
– Но он же не прошёл в кандидаты…
– Все вы, демократы, одним миром мазаны, – отмахнулся Джек. – Неужели вы, например, можете хоть в чём-то позитивно оценить годы президентства Обамы?
– А что, он неплохо справился с кризисом в автопроме, для начала. Потом, реформу здравоохранения и план стимулирования экономики, как начинания, я полностью поддерживаю …
– Даже план стимулирования? Так вы за экономику, основанную на перманентном госдолге и бюджетном дефиците. Между прочим, это чревато фискальным обрывом. Что же до кризиса и реформы – да, это правда, что для начала он обанкротил и национализировал автопром, и лишь потом взялся за геноцид злосчастных страховщиков. А вы знаете, что расходы из госбюджета на здравоохранение превысили за последний год три триллиона долларов? Даже нефтянке далеко до такого капиталооборота. Судя по всему, или потолок госдолга в ближайшие десять лет придётся сдвигать до тридцаточки, или… Суть ведь не в самой реформе – это лишь символ явного левого поворота Обамы к коррумпированной социал-демократии. Был у меня тоже забавный случай в практике. Попала мне как-то в разработку банда «АП-13». Это случилось чуть ли не на следующий день после того, как Палата представителей Конгресса впервые утвердила реформу Обамы, а президент собственноручно подписал Акт защиты пациентов в США. Группировка эта, «АП-13», базировалась в Беверли-Хиллс, где я живу, держала там станцию техобслуживания легковых автомобилей, как раз по соседству с моим домом. Честно говоря, первую наводку мне дали соседи. Понаблюдав за заведением и контингентом пару суток из машины, я понял, что дело нечисто. Начал следить плотнее. Выбил разрешение на прослушку. Спустя полгода, когда я получил, наконец, санкцию на обыск от прокуратуры, знаете, что я там обнаружил? Целую подпольную мини-типографию, которая денно и нощно распечатывала фальшивые страховые бланки «Медикейд», а на жёстком диске тысячи личных дел пациентов и врачей. Оказывается, они ухитрились получить доступ к внутрикорпоративной сети центральной городской клиники, завладели регистрационными номерами лицензий и дальше сами понимаете – просто гребли лопатой. Только и знали, что обналичивали. Когда мы их накрыли, уже сотню миллионов у американских граждан украли. Это я к чему всё говорю, не успел ваш Обама издать свой Акт, как нас всех уже крупно поимели чёртовы русские.
– АП-13 – разве не армяне? Помню, кто-то из них вроде бы засветился на войне в Сирии, на стороне Асада.
– Было дело. Мы их депортировали, их там призвали в армию. Да какая разница, в конце концов, русские или армяне…
– Что ж, объяснить гигантские затраты на здравоохранение довольно просто. Надо смотреть в корень проблемы. Ни в одной другой цивилизованной части света биологическая жизнь человеческого существа не обрела столь явственного выражения в денежном эквиваленте, не срослась с капиталом в такой степени как у нас. Знали ли вы, что приболев в любой другой стране, вы запросто можете отправиться в аптеку и свободно приобрести все необходимые вам для лечения медикаменты, включая антибиотики, без необходимости наносить платный визит к жуликоватому терапевту или обращаться в страховую компанию?
– Даже антибиотики? Без рецепта? – глаза Джека округлились в непритворном удивлении. – Вы шутите…
– Ничуть. Более того, если с вами, что-нибудь случится на улице, или даже в помещении – травма, например, или удар хватит, не дай бог, то за границей вам вполне могут оказать первую медицинскую помощь. Бесплатно! Вас будут лечить даже без страховки.
– У нас в теории такое тоже возможно.
– Да, но случись у нас такое, вас потом будут преследовать всю жизнь, требуя оплатить счета, если вы, конечно, не располагаете убедительными свидетельствами собственной неплатёжеспособности. В других странах, оказав вам скорую помощь, вас просто отпустят восвояси. Пожелают доброго здоровья. Более того, в развитие темы, если вы вдруг решите пролечиться дома, вы можете взять так называемый «больничный», хотя вы, наверное, не знаете, что это такое.
– Нет.
– Это когда работодатель оплачивает вам все дни, необходимые для лечения, как если бы вы не покидали рабочего места, а то и приплачивает сверху. Если вы женщина и забеременели, вы можете свободно взять декретный отпуск, рожать и нянчиться с новорожденным столько, сколько нужно, без риска, что вас за это уволят. В некоторых странах в оплачиваемый декрет отпускают даже отцов. Да что там! Скажите, сколько длится ваш оплачиваемый ежегодный отпуск, Джек?
– Благодаря выслуге лет – десять дней.
– Вы правы – у нас это максимум. В ЕС минимум составляет четыре рабочие недели.
– Джим, признайтесь, вы меня разыгрываете.
– Если бы. Даже австралийцы недавно перешли от нашей модели к европейской, мы в этом смысле уникальны. Европейцы, от рядовых уличных манифестантов до глав правительств, упорно отказываются от экономической интеграции с нами именно по этой причине. Наши жизненные стандарты, по их мнению, намного ниже, и это касается не только трудовых отношений и здравоохранения – речь идёт об экологических нормах, общественном транспорте, еде и вине, контроле качества, защите потребителей, нераспространении огнестрельного оружия для маньяков и так далее, назовите сферу сами.
– Вы просто подталкиваете меня к сознательной эмиграции.
– Вовсе нет, я пытаюсь убедить вас голосовать за демократов. Прогрессивное крыло нашей партии хорошо понимает, что нам необходимо ориентироваться на более высокие цивилизационные стандарты социальной модели наших европейских собратьев. Мы уже пришли к невиданному процветанию, обеспечившему Америке мировое лидерство. Пора бы уже дать передышку нашему народу, гуманизировать качество его жизни. Вы не находите?
– Нет. Раз уж на то пошло, выскажусь и я, если позволите, – взорвался Джек. – Мы действительно пришли к процветанию исключительно благодаря нашему особому, американскому образу жизни, сложившемуся как раз под влиянием этих ваших «европейских собратьев». Это ведь они пытались вырезать целое поколение наших дедов в Варфоломеевские ночи. Это они преследовали, выдавливали, гнали наших отцов-пилигримов на край света, до самой границы прерий и Дикого Запада. Это они, уже изгнав их и потеряв цвет своих наций, начали устраивать мировые бойни для того чтобы в очередной раз перекроить географические карты своих бессмысленных государственных образований. Поэтому, если сегодня именно мы учим их, как надо жить, как считать деньги и как ими распоряжаться, так это не более чем разумный итог подведения фатального баланса по всем счетам. Мы умеем работать, копить и инвестировать, как никто другой. Гений истории с банальной очевидностью демонстрирует, что он на нашей стороне, и это им теперь надо ориентироваться на наши стандарты, а не наоборот, как утверждаете вы. Их ржавые социальные механизмы, кстати, полностью обязанные своим существованием опасному соседству с «красными», нуждаются в радикальном усовершенствовании по американскому образцу. Это им, а не нам, пора расстаться с прошлым и попытаться догнать нас, шагнув, наконец, в двадцать первый век.
Джеймс оторопело смотрел на своего собеседника. Его вилка застыла в воздухе, на полпути между тарелкой и открытым ртом.
– Кстати, что это вы едите такое? – выпустив пар, как ни в чём не бывало, поинтересовался Джек.
– Мексиканская икра, – сказал Джим, стряхивая невольную озадаченность. – Вот попробуйте. Хорошо сочетается с шипучкой.
– Нет, я по утрам не пью, – отказался Джек.– А вот икры попробую с удовольствием.
Джим, слегка поморщившись, допил своею каву и пододвинул поближе к Джейкобу голубую керамическую миску с белёсой зернистой россыпью. Джек собрал вилкой «икру» в тортилью, свернул её и надкусил. Вкус действительно был необычным и довольно приятным, маслянистым с горчинкой. Прожёвывая еду, он что-то довольно промычал.
– Это аксайякатль – яйца болотных личинок, – с готовностью пояснил Джим.
Джек едва подавил рвотный рефлекс. Схватив со стола салфетку порывистым движением, он судорожно прижал её ко рту. В горле стоял ком.
– Вы уж предупреждайте, дружище, – попросил он, комкая салфетку, в которую сплюнул содержимое.
– Замётано, старина, – довольно хохотнул Джим, с хрустом прожёвывая засахаренных насекомых. – Приходите сегодня на ужин, и я вас познакомлю с традиционными блюдами. Никаких сюрпризов, чистый текс-мекс[8]8
Техасско-мексиканская кухня.
[Закрыть].
– Хорошо, договорились, – поколебавшись, согласился Джек. – Пока же, я наведаюсь к нашему общему другу Санчесу.
– Передавайте поклон, – сказал Джим и нетерпеливо махнул официанту, красноречиво указывая тому на свой пустой бокал.
3.
Назойливый звонок скрежетал, царапал и ранил нежную ткань утреннего сна. Наощупь добравшись до видеодомофона и с трудом разлепив веки, Янина с удивлением узнала на экране угрюмое лицо Нила Тейта. Бульдожья челюсть, неизменная жевательная резинка, бесцветный буравящий взгляд из–под тонких стёкол очков с прогрессивными линзами.
– О, господи, Нил, привет, – сказала она в микрофон хрипловатым спросонья голосом. – Проходи. Я что-нибудь накину и спущусь.
Нил важно кивнул ей с экрана. Янина ткнула пальцем в зелёную кнопку, сигнал побежал по контактам и разноцветным проводкам, нержавеющие цилиндрические шпонки скользнули в безопасные пазы, блокировка входной двери отключилась. Накинув коротенький розовый халатик поверх прозрачного кружевного пеньюара, Янина спустилась по лестнице. Нил, по-хозяйски порывшись в холодильнике, уже плеснул себе в стакан апельсинового сока и расхаживал по гостиной, отпивая холодный напиток мелкими глотками и внимательно изучая развешанные по стенам полноцветные снимки в рамочках. Панорама проспектов Бухареста и фронтальный ракурс Дворца парламента, соседствовали здесь с видами лазурного моря и песчаных пляжей Мамаи. На самом верху гордо красовался коллективный снимок женской сборной Клужа по волейболу U-16. В центре, лучезарно улыбаясь, стояла Янина с капитанской повязкой на рукаве, гордо сжимая в руках какой-то региональный трофей.
– Доброе утро, Нил, – приветливо пропела она, завязывая поясок на ходу и проходя в совмещённую кухню. – Поставить кофе?
– Доброе, Янина, не откажусь, – лаконично отозвался Нил.
– Как Джессика, дети? – вежливо поинтересовалась Янина, начиная возиться с буфетом и кофеваркой.
– Всё окей, спасибо.
Нил остановился перед свадебной фотографией из церкви в Беверли-Хиллс и теперь, казалось, внимательно изучал лица всех гостей, присутствовавших на церемонии.
– Кстати, всё хотел спросить, кто ты по вероисповеданию?
– Православная христианка, – ответила Янина, залив воду в термоблок кофеварки и поставив её в рабочий режим. – А что?
– Как же получилось, что вы венчались в пресвитерианском приходе? Родители Джека – потомственные католики, оба.
– Ну, я не знаю, – неуверенно сказала Янина, откинув волосы назад и удобно устраиваясь в кресле. – Джеку неохота было устраивать католическую церемонию. Он вроде бы говорил, что та церковь более современная.
– Понимаю – Нил кивнул. Ответ его, судя по всему вполне удовлетворил. – Джек молодец, он настоящий патриот своей страны. Надеюсь, то же самое всегда можно будет сказать обо всей вашей семье.
Янина неспешно откинулась на спинку мягкого кресла и закинула одну длинную ногу на другую. По мере капельного заполнения фильтр-кофеварки, по комнате исподволь расплывался крепкий аромат отборных зёрен американского помола. Янина накручивая длинный рыжий локон на палец, выжидающе смотрела на Нила. Он извлёк из кармана свой громоздкий смартфон, ввёл код, и медленно приблизился к Янине.
– Ты знаешь этого человека, Янина?
Чуть привстав, чтобы лучше рассмотреть изображение на дисплее, Янина невольно отпрянула назад. Внутри захолонуло от неожиданности и испуга. Тот самый парень из ремонтной мастерской. Нил внимательно наблюдал за ней. Когда она подняла на него глаза, её взгляд уже успел принять хорошо знакомое ему затравленное выражение.
