Текст книги "Вне времени"
Автор книги: Эльдар Ахадов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
ВНЕ ВРЕМЕНИ (роман-сказка)
Шаг 1
Село Ариведерчи находится сразу за Косоедовкой – направо за кустами версты с две, не более. Туда при желании можно было бы проехать на электричке или на попутной машине хотя бы. Если своей нет. Но господин Пржевальский упрямо жил в своём 19 веке и для него было принципиально: добираться туда именно на лошади, а не абы как.
Лошадь Пржевальского – натура утончённая, нервная. Прислонясь спиной к придорожному тополю, как пастернаковский Гамлет к дверному косяку, она мечтала на цветок одуванчика, едва не затоптанный сапогами Пржевальского, мирно беседующего с косоедовскими мужиками о скором конце света, а заодно и о том, как покороче проехать в Ариведерчи. Обычный мужской трёп.
И вдруг в легком дуновении ветра лошади господина Пржевальского нечаянно послышался волшебный запах пряных свежесрезанных луговых трав. Ветер усиливался. Ноздри кобылы затрепетали, следом затрепетали ушки, грива и всё остальное. Кобылу сносило. А вскоре и вовсе снесло. Её брюхо разбарабанило словно мыльный пузырь, «Меня надуло ветром!» – осенило лошадь, пребывавшую в непонятной эйфории. Говорить она не могла, но думать ей никто не запрещал. Трепеща, словно государственный флаг, надутая, она летела по воздуху – вперёд, вперёд – в страну луговых трав. Летела, кружила примерно на уровне крыши собора Парижской Богоматери. Не выше и не далее. Как на привязи.
Пржевальский удивился. Лошадь пропала, и не видно нигде. Он так и не догадался задрать голову и посмотреть в небо. Там бы он её сразу заметил. Хитрые косоедовские мужики-то заметили. Но не сказали. Потому что хитрые.
Господин зачем-то решил ощупать тополь, к которому только что прислонялась его лошадь. Тополь оказался жидким и сразу потёк, как обычно течет тушь для ресниц. Пржевальский заподозрил подвох и обернулся к косоедовским мужикам. Но их нигде не оказалось. Дорога в Ариведерчи была свободна. Она ласково обдала незадачливого прохожего густым облаком пыли, как бы маня за собой.
Но Пржевальский без лошади – не Пржевальский. С криком «я требую!» он топнул неизвестно кому ножкой и остался стоять на месте в то самое время, как вся местность вокруг него начала быстро передвигаться куда-то влево и вбок. Над головой Пржевальского небо клокотало лошадью, которая всё это видела и была изумлена не меньше хозяина. Хозяин на небо опять-таки не посмотрел, поскольку принял лошадиное клокотанье за приближающуюся грозу. И поднял воротник. Поскольку не любил ни дождей, ни сквозняков.
Оставим упрямого Пржевальского и перенесемся в Ариведерчи. По слухам, деревня была основана в конце 18 века беглыми итальянскими кастратами. Отчаянная попытка кастратов вернуться к обычной жизни. Попытка, обреченная на неуспех, поскольку размножаться кастраты не могли. Хотя и пытались. Но что это были за попытки! Смешно. Ни единого шанса. И вот, однажды, когда последний божественный тенор на селе умолк навсегда, во всей округе воцарилась долгожданная выстраданная землепашцами тишина. С той поры на селе не наблюдалось ни одного кастрата, а все были румяны и плодородны. Но откуда они взялись – эти самые все? Как они возникли в такой ситуации? Возникла молва о том, что, дескать, построена Ариведерчи на святом месте. А свято место пусто не бывает. Это известно всем.
Пржевальскому же, по тем же косоедовским слухам, дозарезу нужны были святые места, чтобы замолить один страшный грех. Именно поэтому он и волочил за собой всюду свою чёртову лошадь. Без неё отмолить свой жуткий грех ему совершенно не представлялось возможным. Каков же он был – сей ужас, порожденный Антоном Макаровичем Пржевальским в годы своей буйной географической юности? Думаете: кто-то знает? Никто не знает. Так что придется ждать его личного чистосердечного признания. «Не дождётесь!» – внезапно подумал Пржевальский, продолжая наблюдать за передвижением местности….
Шаг 2
Он поднял руку. И начался ветер.
Опустил её. И ветер прекратился.
Шагнул в воду. И вода застыла.
И пошел по ней. И вышел на берег.
И вода заплескалась опять.
И вошел в огонь. И огонь расступился.
И сказал слово. И было то, что сказал.
Ибо в чем усомнишься, того и не будет.
Но во что веришь, то и есть.
– Проще всего управлять тем, чего нет. Потому как: что бы ты ни сделал, всё равно всё исполнится, ведь этого же всё равно нет!
– Как же оно исполнится, если его нет?
– Легко! Его-то нет, но твоё желание-то есть. А значит, есть то, что можно желать. Раз этого желают. Поэтому всё, чего желают – существует.
– Бред какой-то.
– Нет, не бред. Ты можешь всё. Всё, что тебе угодно. Там , где нет ничего. Потому что там, где нет ничего, есть только твои желания. Незамутненные ничем иным. Ибо ничего иного нет.
Старенький профессор неизвестных наук Настарбинский привычно полемизировал с лаборантом Хорьковым в своем уютном небольшом кабинете. Уму-разуму учил Хорика неразумного, как его ласково звала невеста Дзелинда, рослая такая с нежной душой. Хорик ей доверял, а вот шефу своему не очень. Особенно в последнее время. Какой-то он стал не такой. Дядьку непонятного чокнутого разыскал где-то, и всё его о чем-то расспрашивал наедине.
Однажды Хорик собрался духом и робким голосом спросил про того незнакомца, профессор просиял глазами из-под очков, помолчал мечтательно и торжественно ответил, что это – Пржевальский. Не тот самый, а просто однофамилец. Но лошадь у него тоже была, не та самая, естественно, которую открыл знаменитый Пржевальский, а скромнее, чалая такая. Но, поскольку принадлежала она хозяину, то её по хозяину и называли – лошадью Пржевальского.
– Сударь! Подойдите-ка ко мне!
Хорьков насторожился, но подошёл
– А ударьте меня хорошенько! Бейте, не бойтес ь!
– За что? Вы заболели, профессор? Вам нехорошо?
Вдруг старичок Настарбинский набросился на лаборанта, пытаясь укусить вставной челюстью большой оттопыренный палец его левой руки. Хорик дико заорал с перепугу и судорожным инстинктивным движением правой руки проехался по настарбинскому темечку. После чего незамедлительно испытал настоящее нервное потрясение.
Дело в том, что вместо темечка хорьковская рука на долю секунды вошла в профессорскую голову, правда, тут же вынырнув из неё. Профессор немедля отпустил палец лаборанта, поднял голову и довольно улыбнулся.
У впечатлительного юноши кружилась голова. Он ничего не понимал.
– Вижу, дорогой, что тебе пока сложно сформулировать свой вопрос ко мне. Ничего, я сам помогу тебе в этом. Скажи мне: который сейчас год и где мы находимся?
– Год 2012-й, находимся мы в России, в Сибири, в городе Новоэнске, в секретной спецлаборатории по изучению неизвестных наук.
– Как меня зовут?
– Настарбинский Григорий Потапович, – неуверенным голосом произнес лаборант.
– Хорошо. Всё так вроде бы. И не так. Ладно, сейчас объясню. Но сначала ещё один последний вопрос: чем мы тут занимаемся?
– Пытаемся теоретически смоделировать процессы, предшествующие концу света, который ожидается в конце этого года. Население взволнованно, и правительство…
– Хватит, сынок. Я скажу тебе правду. Не будет никакого конца света, потому что он уже был, причем очень давно и не один раз… Ты думаешь, что в лаборанты попал случайно? После школы пытался поступить в универ, не получилось, безработный, потом дворник и на тебе – лаборант секретной лаборатории…
Хорьков вопросительно посмотрел на профессора.
– Моё настоящее имя – Хальмер-Ю, ты – мой сын Джеликтукон. Твои нынешние родители были приемными.
– А?
– Дзелинда в курсе, она не стала менять имени, и она тебе не сестра, не беспокойся, я бы не допустил, сынок. Прости, что пришлось спровоцировать тебя, но когда ты ударил меня, там, куда ты бил, меня не было. Просто ты верил, что я там. А я знал, что меня там нет. Вера – великая сила, Джеликтукон. Мне о многом нужно тебе рассказать, тебе будет трудно понять всё сразу. Не торопись. Потом привыкнешь.
Шаг 3
Дзелинда опять опаздывала. Вот договорились же, что она ровно-ровно к обеденному перерыву принесет из квартиры, которую они снимали, кастрюльку с вкуснющими домашними котлетами и горячей картошкой, посыпанной свежим укропчиком. А вот опять где-то зависла. Впрочем, новоявленный Джеликтукон давно уже простил любимой четыре исконно женских житейских порока:
– нескончаемые разговоры о необходимости похудеть ещё на пару килограмм,
– постоянные опоздания куда угодно, даже если сборы начинаются за полдня до условленного времени,
– острую форму отсутствия топографических способностей,
– катастрофический бардак в дамской сумочке.
За время их общения Хорик нашел объективные объяснения всем этим женским изъянам. Первое: ни одна женщина не в состоянии признаться самой себе в своем реальном весе, она всегда надеется, что любые вещи на размер меньше непременно на неё налезут, например, потому что она сегодня не завтракала ( утренние печенюшки и шоколадка с чаем Дзелинде уже забылись).
Второе: у неё реальные нелады с оценкой потраченного на свои сборы времени. То есть, там, где фактически прошло уже полчаса, по ее прикидкам было не больше 15 минут, если же минул час, для неё это всегда полчасика, три часа – тоже… полчасика. Дело в том, что попутно своим сборам она пытается самостоятельно справиться ещё с разными мелкими и не очень мелкими делами, наговориться по телефону, сварить обед, запустить стирку в стиральной машине, одеть-снять-одеть-переодеть возле зеркала весь свой гардероб, выбирая, в чем же выйти из дома. Хотя к тому времени, если взглянуть на часы, то можно уже никуда и не выходить...
Третье: Дзелинда постоянно умудряется заблудиться в дороге. Даже когда от самого начала и далее на всем протяжении маршрута отовсюду абсолютно четко виден конечный пункт.
Четвертое: она постоянно в самую неудобную минуту, когда совершенно некогда, теряет что-нибудь самое важное, без чего нигде не примут и никуда не войти, то есть ключи или паспорт, водительские права или банковскую карточку и всё такое прочее. И Зато потом, когда уже везде поздно ( двери взломаны, в самолет не пустили… и так далее), всё это непременно находится в той самой заповедной дамской сумочке, в которой царит вечный бардак.
Но благородный Джеликтукон никогда не станет всерьез сердиться на женщину за то… что она – женщина! Дзелинду нужно нежно любить. Только любовь способна сгладить любые недостатки и более того, сделать их достоинствами!
Первое. Ничто так не сжигает килокалории, как любовь. Если Дзелинде кажется, что у нее лишние килограммы, значит, ей не хватает любви Джеликтукона. И это он обязан срочно исправить положение.
Второе. Если Дзелинда долго собирается, значит, она всего лишь инстинктивно тянет время, надеясь, что любимый догадается, чем сейчас надо заниматься на самом деле.
Третье. Если девушка заблудилась, то надо успокоиться, найти её и заняться любовью: ей просто хотелось, чтобы для этого её нашли.
Четвертое. Если она потеряла ключи или паспорт и так далее, значит, не это сейчас самое важное. А – понимание, сочувствие и горячая любовь Джеликтукона.
Он любит Дзелинду и не в состоянии отыскать в ней ни одного недостатка. Ибо видит во всём – одни достоинства. Потому что любит.
А вот и картошка с котлетами подоспели, спасибо, Дзелинда. Одними разговорами, как бы необычны они не были, сыт не будешь.
Шаг 4
– Как ты думаешь: кто мы?
– Люди?
– Да.
– Земляне?
– Да.
– Или нелюди?
– Да.
– Пришельцы?
– Да.
– Вы здесь?
– Да.
– Или вас здесь нет?
– Да.
– ?
– Мы то, во что ты веришь. Ты – тоже.
– Сколько же вам ( тебе?) лет, отец?
– Много. Я – старше этой Вселенной.
– А что: есть и другие?
– Есть.
– И где они?
– Далеко, – Хальмер-Ю невольно улыбнулся вопросу…
На самом деле существует только то, во что ты веришь…
Настарбинский внезапно нахмурился, приложил ладонь к своей лысине, затем резко убрал руку и произнёс:
– Нет, не так. Неправильно всё. Не надо было тебе рассказывать!
– Но почему?
– Закрой глаза. Не жмурься. Просто спокойно плотно закрой глаза и смотри.
– Как смотреть? Ничего же не видно.
– Успокойся. И смотри так, как обычно смотрят вдаль... Ну!
Джеликтукон постарался внять совету новоявленного отца, хотя и совершенно не понимал, зачем он всё это делает. Некоторое время было темно и тихо. И вдруг там, вдали, едва забрезжив, нечто начало приближаться. Сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее. Через мгновение он увидел стоящего посреди пыльной дороги человека, в котором узнал недавнего профессорского гостя господина Пржевальского. Над ним примерно на высоте собора Нотр-Дам-де-Пари в воздухе наподобие флага трепетала чалая лошадь с животом надутым, как воздушный шарик. Вдоль дороги дул ветер, неся перед собой неуловимые струи пыли. Всё остальное: кусты, реки, деревни – медленно перемещалось куда-то в сторону. Один Пржевальский стоял на месте. Дорога под ним трепетала, извивалась, а он всё стоял. И ждал.
Джеликтукон чувствовал, что засыпает. Видение с Пржевальским затуманилось, загустело и растворилось во мгле. Он одновременно и бодрствовал и спал. Бодрствовал, потому что слышал где-то рядом голоса Григория Потаповича (по-другому, отцом, он его ещё не мог назвать) и Дзелинды. Спал, потому что видел закрытыми глазами, как по сосновой иголке поднимается муравей, позади которого, сквозь хвою пробивается закатное светило, и слышно, как вдали плещется о песчаный берег солнечно-радостное море. Ползущий муравей исчез в солнечном луче, словно обратившись в него, а Джеликтукон почему-то совсем не удивился тому, что летит, почти касаясь, изумрудно-прохладных волн моря.
Из дальней дали морской, из самых её глубин поднималась во всю ширь горизонта и стремительно приближалась исполинская волна. За ней – вторая, за второй – третья. Они накрыли собой и тут же покинули Джеликтукона, не оставив ни капли своей влаги ни на его ступнях, ни на одеждах. В эти мгновения одновременно и отовсюду звучала величественная музыка, словно невидимый гигантский оркестр исполнял яростную, торжествующую и щемящую симфонию самой жизни.
Джеликтукону стало душно, он обернулся и увидел, что находится в тесной темной каморке с крошечным зарешеченным окном под самым потолком. В углу помещения на обшарпанном сундуке, накрытом старым потертым ковриком, сидел мужчина в простой одежде, какую носили в странах Средиземноморья во времена Древнего Рима. У него была короткая борода и темные волосы. Джеликтукон хотел поздороваться с ним, но промолчал, потому что незнакомец шептал молитву. Слова молитвенного языка, конечно, были непонятны Джеликтукону. Он догадался о том, что это – молитва по той особой интонации, с которой они произносились. Кто он, этот узник? Какая участь его ждала? За решеткой едва забрезжило, когда снаружи раздался резкий гортанный голос и… всё исчезло.
И тут же в бесконечном тёмно-зелёном пространстве замелькали косматые голубые, алые, жёлтые и фиолетовые звёзды, радужные светящиеся облака пыли и газа. А потом всё померкло.
– Где я?
Шаг 5
Хальмер-Ю и Дзелинда мягко под локотки поддерживали раскрывшего глаза Джеликтукона.
– Мы с тобой, дорогой, мы рядом, – прошептала Дзелинда и нежно поцеловала любимого.
– Ариведерчи! Прошу любить и жаловать! Вуаля! – шутливо произнес профессор, картинно взмахнув рукой.
Действительно, перед ними было то самое село, в которое до сих пор так и не въехала лошадь Пржевальского, а значит, и её упрямый хозяин.
– Почему такое название? Зачем мы здесь?
– Увидишь. Пойдем, – улыбнулся Хальмер-Ю.
Село выглядело добродушным и даже приветливым. По улицам бегали румяные ребятишки, в избах хлопотали заботливые матери и бабушки, в лугах и полях косили, пахали, жали и присматривали за стадами деловитые румяные мужички. Пьяных не было. Ленивые нигде не наблюдались. Подала голос приближающаяся электричка. Деревенская дорога на глазах поднялась и покрылась асфальтом. По ней поехали грузовые и легковые автомобили. Вдали из-под земли поднялась новая трехэтажная школа. Пролетели воробьиные стаи, чем-то неуловимо напоминающие местных школьников.
Профессор привел Джеликтукона с Дзелиндой в гости к своим, по-видимому, давним знакомым. Хозяйка радостно пригласила всех за стол со всякой домашней снедью, блинами да пирогами. Детишки – мальчик и две девочки возрастом от 4-х и до 6-ти лет во всем помогали матери. Вслед за гостями с поля, по-детски нескладно извинившись за опоздание, явился загорелый коренастый отец семейства. Сели за стол. Через полчаса после домашней наливочки компания разговорилась.
Джеликтукону не терпелось спросить про название села. Но только он собрался задать вопрос главе семейства, как Григорий Потапович вдруг попросил его почитать детям какую-нибудь сказку из новой книжки. Родители подарили вчера. Дети с энтузиазмом увлекли юношу в детскую комнату и, дружно облепив его там, замерли в ожидании.
Джеликтукон вздохнул, деваться некуда, и начал читать.
Шаг 6
В одном скучном царстве-государстве никогда не происходило ничего интересного. Дети ходили в детские сады и школы, студенты учились в университетах, а взрослые работали на самых обыкновенных работах. Вот и всё. Утром все просыпались, а вечером чистили зубы и ложились спать.
И еда у них была обыкновенная и вода. И ничем таким особенным они не интересовались. Сидели себе на стульях, варили и жарили в кастрюлях да сковородках, ели из тарелок и ничему не удивлялись, потому что никогда ничего удивительного рядом с собой не замечали.
Вот, к примеру, сходят в гости, разговоры скучные переговорят, за столом посидят, пожуют, попьют и расходятся. А потом каждый у себя дома спать ложится. И никто из них даже не догадывается, что как только все заснут, как только угомонятся, тут-то самое интересное и происходит…
Стулья в гостиной начинают нетерпеливо перебирать ножками, и вдруг дружно выбегают сквозь стену дома на улицу и несутся наперегонки в ближайший лес. Там они бегают и прыгают до самого утра.. А деревья лесные сначала раскачиваются на месте, а потом становятся в круг, обхватывают друг друга ветвями за плечи и танцуют, довольные такие.
Кастрюли и сковородки стряхивают с себя крышки и летают по всей кухне, вращаясь вокруг себя, как планеты. Стаканы и ложки с вилками суетятся возле них, пытаются попасть внутрь да не могут, боятся. А те, которые сумели страх пересилить, исчезли внутри, потому что внутри кастрюлек и сковородок нет никакого дна, там сияет лунными радугами ночное небо и дышит, колышется звёздный ветер.
Двери в доме скрипучим шепотом переговариваются и вспоминают разные смешные случаи, а тарелки в шкафу хихикают, потом осторожно выпрыгивают оттуда и долго крутятся у зеркала, восторгаясь собой. А зеркало всё шумит, как туманный океан, в который так и хочется прыгнуть…
И вот, наконец, из своей спальной комнаты выходит маленький мальчик, его ночная пижама в один миг превращается в сверкающее одеяние волшебника. Сам он вырастает на глазах до размеров взрослого человека, взмахивает руками и улетает, растворяясь в небе за потолком…
Но всё это – великая тайна! Никто из людей, кроме того маленького мальчика из спальни, ни о чем таком не догадывается. Пока. Да-да, именно пока. Потому что однажды всё даже самое тайное станет явным. И все волшебные предметы, и сам мальчик, ждут этого часа.
И час такой обязательно настанет. А когда именно – зависит лишь от тебя! Найди мальчика, скажи ему, что ты веришь, и что в жизни бывает всякое… И сказка непременно начнется.
Шаг 7
Детям сказка понравилась. «Смышлёные какие!» подумал Джеликтукон и собрался уже вернуться во взрослую компанию, как младшая девочка протянула ему ручку и шепотом сказала:
– Дядя Желик, посмотри что у меня есть, прямо как в сказке.
Остальные двое тут же увязались за ними. Вот они все потихоньку вышли из дома и побежали по тропинке мимо тыльной его стороны и яблонь к огородам. В дальнем углу огорода возле забора желтел старательно утоптанный детскими ножками песочек.
– Здесь у меня маленький секрет закопан, смотри, – сказала девочка и начала ручками быстро разгребать песок, старшие дети присоединились к ней. В песке появились очертания небольшой зеленой эмалированной кастрюльки. Вдруг остатки песка в ней провалились, и обнаружилось, что в посудине нет дна. Джеликтукон с интересом просунул руку в кастрюльку. Действительно, дна там не было.
Более того, брат и старшая сестра потянули с разных сторон за края кастрюльки, и она начала на глазах расширяться, как будто края были резиновыми. Так в песке образовалась нора с эмалированными краями. Джеликтукон ещё не успел ничего сообразить, как юркие дети один за другим попрыгали в кастрюльку и исчезли там.
Совершенно ошарашенный юноша в отчаянии оглянулся на гостеприимный сельский дом, потом схватился за голову и застыл. Тут он заметил, что кастрюлька начала сокращаться, по-видимому, принимая свой первоначальный вид. Времени на раздумья не оставалось: Джеликтукон едва успел кое-как втиснуться в кастрюльку и исчезнуть вслед за детьми, как она приняла прежний облик. Песок под ней начал проседать. Через минуту кастрюлька полностью исчезла в песке.
… Прошло уже целых три часа, как дети ушли к себе, и компания за столом начала беспокоиться. Первой в детскую направилась мама. Затем отец семейства, извинившись перед гостями, присоединился к ней. Через пару минут начались совместные поиски. Ни в доме, ни во дворе, ни в саду, ни в огороде – нигде не удалось обнаружить молодого человека по имени Джеликтукон и троих ребятишек из Ариведерчи.
Село было дружным, как большая семья, вскоре к поискам подключились все его жители от мала до велика. Но, увы, никому-никому не пришла в голову идея искать маленькую эмалированную кастрюльку в дальнем углу огорода.
И тут, ну, наконец-то, в Ариведерчи появился Пржевальский! Если выразиться точнее, то это не он появился в селе. Верный своему принципу никуда не передвигаться без лошади, Пржевальский так и стоял на месте. Но вследствие передвижения местности само Ариведерчи оказалось перед ним.
Первой Пржевальского заметила, конечно, Дзелинда. Девушка со слезами на глазах бросилась к нему, обняла и воскликнула:
– Папа, миленький! Куда же ты пропал?! У нас тут такое!..
Да, Дзелинда Пржевальская была любящей дочерью своего принципиального отца!
– Папа, только ты можешь помочь нам!
– А что тут ещё случилось? С тобой всё в порядке? Ну-ка, рассказывай скорее…
– Пойдём в дом, папа, сейчас расскажу.
Несчастные родители, профессор, Пржевальские и ещё множество народу дружно направились к злополучному дому.
Шаг 8
Всюду гул моря. Дует монотонный ветер, пахнущий водорослями. Понизу вдоль поверхности суши, сходясь и расходясь, струями шероховатого блеклого пламени летит пылевидный песок. На бугре возле старого покосившегося указателя с проржавевшей надписью «Шестые Пески» сидит задумчивый Джеликтукон. Детей рядом нет . На мокром прибрежном песке расплываются огромные округлые следы.
Из-за бугра одна за другой выглядывают три мохнатые, сутулые спины гигантских животных. К Джеликтукону медленно приближаются мамонты. Наконец они останавливаются. Их длинная, серовато-бурая шерсть начинает шевелиться и покрываться пупырышками, словно закипающая вода. Из-под неё тут и там выглядывают крохотные ручки, ножки и головы. Затем на землю, скатываясь по шерсти, падают махонькие человекоподобные существа, веселые, со звонкими голосами, в разноцветных одеждах.
Джеликтукону их не понять, но, оказывается, они знают человечий язык. Вот к нему подбежала девушка ростом с детскую куклу Барби и говорит:
– Привет, человек! Я – Нигях. Не удивляйся, мы, древний народ сихиртя, понимаем людей, знаем ваш язык. Когда-то и вы знали наш, но с тех пор, как на земле вымерли мамонты, вы утратили многие знания.
– Вы не боитесь кататься на мамонтах? Это у вас развлечение такое? Острых ощущений ищете?
Нигях надула губки и отвернулась. Но потом, что-то сообразив, вновь обернулась к человеческому юноше и терпеливо, как ребенку, объяснила:
– Мы пасем мамонтов, ухаживаем за ними, как за детьми, кормим, лечим, от морозов спасаем, без нас ни один мамонт себе жизни не представляет. Не станет нас – пропадут мамонты.
– А у меня дети пропали. Трое – мальчик и две девочки. Ты не видела?
– Я – нет, может быть мой жених – Тадым, видел? Сейчас спрошу. Тадым! Беги сюда, спросить хочу!
От группы сихиртя, копошившихся возле мамонтов, отделился молодой парнишка ростом с локоть и подбежал к довольной невесте.
– Тадымушка, познакомься, это…
– Джеликтукон, – представился вежливый лаборант неизвестных наук.
– Родной, ты не видел где-нибудь троих человеческих детей: мальчика и двух девочек?
– Видел. Вон туда побежали.
От неожиданности Джеликтукон даже привстал. Он-то полагал, что искать придётся очень долго.
– А что ты ни о чём их не спросил?
– Милая, не сердись, мой мамонт поранил ногу, и мне срочно нужно было напоить его лечебным отваром, обработать и перевязать рану. Прости, всё равно я должен был их остановить…
– Ты знаешь: куда они направились?
– Да, к старой Халей.
– Понятно. Значит, им понадобились её способности. Все знают, что Халей – колдунья.
– Пойдем, Джеликтукон, мы с Тадымом отведем тебя к Халей. Тадымушка, готовь мамонта в дорогу. Нужно спешить.
Через несколько минут Нигях с Тадымом уже помогали Джеликтукону взбираться на диковинного волосатого исполина.
Кто такая – эта Халей? Чем занимается? И чего от неё ждать? Почему прежде беспечные Нигях и Тадым внезапно так тревожно переглянулись между собой? Эти вопросы мучили Джеликтукона всё больше, но мудрые сихиртя не торопились отвечать. Вдруг всё обойдется, а они гостя потревожили?
Шаг 9
Над норой старой Халей с истошными криками вились чайки. То одна, то другая птица пыталась прорваться внутрь, но вход в неё резко сжимался, изредка хватая какую-нибудь из птиц за клюв, а потом резко разжимался и плотным воздухом, как пробку из бутылки шампанского, отбрасывал чайку вон.
– Халей, выходи! – крикнула Нигях.
– Нет, – послышалось из норы.
– Халей, дети у тебя?
– Нет.
– Неправда, дети у тебя, я слышу их голоса.
– Ничего ты не слышишь, я им рты завязала.
– Значит, дети все-таки у тебя.
– Не твое дело! Нет у меня никого, – провизжала хозяйка норы, злясь на то, что действительно проговорилась.
– Халей, зачем тебе чужие дети?
– Они теперь мои, никому не отдам!
– Научишь их воровать яйца у чаек?
– Оставь меня в покое! С вами человек! Уберите отсюда человека. Люди хуже чаек!!! Когда приходят люди, жизни сихиртя наступает конец.
Джеликтукон, конечно, ничего не понимал в языке маленького народца, но всё-таки догадался, что дети живы, и что они в норе. Он долго ждать не умел и поэтому начал делать в мокром песке подкоп в нору с другой стороны.
Но старушку Халей на мякине не проведёшь. Настоящая ведьма. Она произнесла заклятье на языке столь древнем, что даже молодые сихиртя Нигях и Тадым ничего не поняли. Когда нора была разрыта… в ней никого не оказалось.
– Зачем они сюда побежали? – сокрушался Джеликтукон.
– У Халей никогда не было своих детей-сихиртя, поэтому она и занялась колдовством, ушла из племени, одичала, питалась птичьими яйцами, быстро состарилась, – печально произнес Тадым.
Тадым говорил правду. Когда возле «Шестых песков» появились дети, они выглядели очень испуганными, младшая девочка хныкала и просила есть. Тут появилась старушка Халей ростом с детскую куклу, которая умеет ещё и разговаривать, и даже двигаться умеет. Халей прикинулась доброй говорящей игрушкой. Она успокоила детей и пригласила их в свою нору погреться и отведать свежих деликатесных яичек.
Нора у Халей волшебная, слушается хозяйку, кого не надо – не пускает, а кого надо – не выпускает. Чаек Халей нисколько не боялась. А вот сородичей да ещё с иноземцем – опасалась всерьез. И не зря.
На свете всё живое, ничего просто так не бывает. Когда Джеликтукон попытался ради спасения детишек разрыть нору, он тем самым убил её. Разрытая нора – мертвая нора. Чайки торжествовали. За считанные минуты они добили нору и развеяли её песок по ветру. Слишком долго она не пускала их внутрь, защищая свою хозяйку, пряча краденые яйца – смысл их крылатой морской жизни.
Где же теперь дети? Куда спрятала их старая Халей, ведь у неё теперь нет своей норы?
Шаг 10
Тем временем в Ариведерчи до самого рассвета проходило бурное собрание, обсуждавшее создавшуюся ситуацию. Каждый предлагал своё. Одни считали, что нужно немедленно бежать расклеивать по всем окрестным деревням и селам объявления о пропаже детей. Другие настаивали на продолжении поисков. Третьи надеялись, что власти помогут найти. Только родители никого не слушали. Мама просто безутешно плакала на кухне. А отец детей то утешал её, то порывался куда-то идти, то просто бродил по дому, словно сам потерялся.
Дзелинда держалась, как могла. Но и ей было очень тяжко. Она понимала, что её любимый, по-видимому, исчез вместе с детьми…
Вдруг послышался ужасный грохот. Крыша дома проломилась. Раздалось истошное жалобное ржание. Оказывается, ветер окончательно прекратился, и лошадь Пржевальского, парившая весь день неподалеку от хозяина, сдулась, стала похожа на сморщенный шарик. И потому, увы, она больше не могла держаться в воздухе. Лошадь рухнула на крышу злополучного дома и, чуть не плача от страха, ввалилась в гостиную.
Все, кроме Антона Макаровича Пржевальского, были просто поражены этим событием. И только хозяин лошади не повел и бровью. Он понимал, что лошади людей не предают и не бросают.
Тут же с инициативой выступил некто Хальмер-Ю (он же – профессор неизвестных наук Настарбинский Григорий Потапович, сибирский учёный, как все, конечно, помнят ). Удивительно его спокойствие и самообладание, особенно, если знать, что среди пропавших – его родной сын Джеликтукон (между прочим, он же – Дима Хорьков, а для некоторых девушек и просто Хорик)!
– Друзья! Сочувственные разговоры – это хорошо, но хочу вам заметить, что можно было бы кроме того и делать что-нибудь. Вы посмотрите: сколько нас здесь! Целая толпа. Натоптали, крышу проломили, в комнатах – насорили, во дворе всё перевернули… Давайте-ка, приберем за собой хотя бы.
Охваченные приступом совести и энтузиазма люди начали уборку.. Ариведерчевцы – большие молодцы, так дружно и быстро управлялись, словно и не село, а семья одна. В комнатах прибрали, крышу починили играючи, и в саду за деревьями поухаживали, в огород перебрались. Батюшки мои! А это ещё что такое?
В самом конце огорода справа возвышалась невесть откуда взявшаяся гора песка, а рядом с ней несколько раздраженных косоедовских мужиков. Гора разрасталась буквально на глазах. Позади неё тянулся шлейф песка и пыли начинающийся от соседней Косоедовки.