Текст книги "…нет воспоминаний без тебя (сборник)"

Автор книги: Эльчин Сафарли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

9
...Радость – это вера в лучшее тогда, когда лучшее видится худшим...

«Не познав одиночества, не оценишь любовь». Слова моей бабушки Лале – любительницы крепких сигарет, ненавистницы золотых украшений, заядлой автомобилистки, почитательницы абрикосового вина. «Волчонок, запомни, каждый может найти любовь. Это не так сложно. Знаешь, что действительно сложнее сложного? Разглядеть любовь в запутанном клубке чувств, уберечь ее от штормов разочарований...»

Лале не читала книг великих писателей. Отучилась девять классов, рано вышла замуж, целиком посвятила себя семье. «Мудрости научила жизнь. Била, изводила, закаляла, но учила. Я зло рано узнала, а в добро поверила поздно. Думаешь, я не хотела другой жизни? Хотела. Судьбу не перепишешь. Не жалуюсь. Горжусь. Я отыскала настоящую любовь – твоего деда. Ради нашего счастья готова была биться до последнего вздоха...» Жаль, Зейнеп не посчастливилось познакомиться с Лале. Любимая многому смогла бы научиться у нее. Ну, как минимум делать волшебное абрикосовое вино с добавлением мускатного ореха... К сожалению, я сам в полной мере не «напитался» мудростью, знаниями бабушки. Зато получил от нее самое важное: научила верить в любовь всегда. Даже когда земля под ногами раскалывается на части и одиночество кажется беспросветным. «Повод для грусти всегда найдется. Нужно уметь радоваться. Однако радость – это не просто улыбка на лице. Радость – это вера в лучшее тогда, когда лучшее видится худшим... Я запутано говорю, с годами поймешь...»

До сих пор вижу перед глазами Лале, хотя понимаю, что ее больше нет. Она там, на небе. С наслаждением курит очередную сигарету, сидя на пушистом облаке. Там ей спокойно, просторно, светло. А я по-прежнему прихожу на ее могилу с букетом тюльпанов, которые она каждый год сажала в саду. Говорят, ушедшие слышат слова, читают мысли, чувствуют запахи. Бабушка, я уверен, что ты вместе со мной вдыхаешь аромат твоих любимых цветов...

* * *

«Привет, бабуль. Это я, твой сентиментальный волчонок. Ты меня всегда так называла, помнишь?.. Я знаю, ты рядом со мной. Я знаю, ты читаешь мои мысли, потягивая любимые «Мальборо». Веришь ли, я часто чувствую запах твоих сигарет. Веришь ли, и курю, как ты – с каким-то забавным аристократическим изяществом. Не зря ты постоянно говорила, что мы одной крови... Сегодня захотелось написать тебе письмо. В День твоего рождения. Мог бы и мысленно сформулировать, но почему-то захотелось изложить все на бумаге. А ведь я никогда не писал тебе писем. Чаще болтали по телефону. Часами. Ты спрашивала о Босфоре, а я просил тебя спеть. Грустные баллады о потерянной любви хрипло-меланхоличным голосом. Помню, я пообещал, как только разбогатею, непременно арендую студию для записи твоих песен. Планировали выпустить диск на твое 75-летие. Я получил деньги, но потерял тебя. Песни остались в воспоминаниях. Жалею...

Но знаешь, бабуль, я счастлив! Люблю и любим. Нашел половинку. Она так же, как и ты, обожает серебро, завороженно слушает море. Если у нас родится дочь, назовем ее Лале. Обещаю... Бабуль, знаешь, чего мне не хватает? Теплоты твоих рук. А помнишь, как я рыдал, уткнувшись головой в твои колени? Ты перебирала пальцами мои волосы, шептала на ухо: «Все проходит... Запомни, реки не высыхают. Они просто уходят под землю, вновь оживая где-нибудь в другом месте. И ты вытерпишь. Снова оживешь, как река...» Порою хочется обнять тебя, по-детски выплакаться. С тобой не нужно быть сильным, выносливым. С тобой я был, буду другим. Ты умеешь разгадывать души... Бабуль, я сейчас в том городе, где ты так хотела оказаться. Стамбул помнит юную Лале. Он запоминает всех, кто прикасался к нему искренней любовью. Я и ты – частички города души. Мы здесь вместе. Навсегда... Через несколько дней приеду в Баку, отнесу письмо на твою могилу. Положу на видном месте. Придавлю камнем, чтобы ветром не унесло. Внутрь вложу еще лепестки тюльпанов. Прочти и ответь – хотя бы мысленно... Скучаю. Люблю. С днем рождения, моя цветочная Богиня! Целую, твой сентиментальный волчонок».

10
...Любовь грозит разрушением тому, кто, любя ближнего, забывает о любви к самому себе...

...Признаюсь Зейнеп в любви. Ежедневно. Если есть возможность, ежечасно. Объясняю, шепчу, доказываю, повторяю. Неизменным «люблю» дополняются повседневные «доброе утро», «удачного дня», «сладких снов». Обращаюсь к ней и по имени, но в основном «любимая». Хочу, чтобы она постоянно помнила о том, как дорожу ею. Любящие люди должны подпитываться своей же любовью. Вдыхать друг в друга душевный кислород, которого нам, жителям безжалостно ритмичных мегаполисов, катастрофически недостает. Говорят, любовь порою разрушает – ошибочное обобщение. Настоящая любовь только возрождает. Оживляет, поднимает на ноги, заставляет улыбаться, изучать облака на ясном весеннем небе. Любовь грозит разрушением тому, кто, любя ближнего, напрочь забывает о любви к самому себе... Временами страх оттеняет мою любовь – страх потерять с трудом найденное. До сих пор боюсь сказать ей, что она стала моим воздухом. Кислородом. Вдруг эти слова напугают ее? Вдруг превратят искренность между нами во что-то хрупкое?..

Да. Зейнеп – мой воздух. Убеждаюсь в этом, когда смотрю в родные глаза, прислушиваюсь к теплому дыханию. Она перестала быть для меня загадкой. Разгадана. Но интерес к ней не остыл: теперь хочется наблюдать за ней, видеть рядом, мазать ее губы душистым медом, когда она, застудив горло, сильно кашляет. Согревать ее холодную ладошку в своей руке, вдыхать жасминовой аромат ее волос... Нет необходимости высказывать всю любовь – кое-что можно попридержать в себе, бережно хранить, выражать не словами. Лучше – поступками, прикосновениями, ласками, поцелуями. Один страстный поцелуй может сказать больше любых слов. Одно нежное прикосновение порою доказывает недоказуемое. Одна горячая ласка иногда объясняет необъяснимое. Любовь – многогранна. Она у каждого своя. Чужая может показаться странной, но для ее обладателя она остается самой очаровательной. В любви нет теорем, уравнений, задач, любви не нужно учить. Просто чувствовать, внутри. Где-то в области сердца...

* * *

Продолжаю писать книгу нашей любви. Глава за главой. Иногда на турецком, чаще – на русском. Благо Анна Павловна, моя русская бабушка по папиной линии, с детства учила меня «великому и могучему». Помню, как советовала читать Чехова ежедневно. Сегодня «Смерть чиновника», завтра «Хамелеон», послезавтра «Толстый и тонкий». До сих пор так делаю, чтобы сохранить свой русский. Сложно приходится, когда все окружение общается на турецком, азербайджанском языках. Пополняю имеющуюся базу чтением русских писателей, общением с русскими друзьями по телефону, в Интернете... Зейнеп с любопытством читает главы изо дня в день толстеющей книги, которую, наверное, поделю на две части. Главы на русском читаем вместе. Ложимся на диван, включаем диск Цезарии Эворы, запасаемся чипсами, пачками томатного сока. Читаю на русском. Перевожу на турецкий слова, которые она пока не выучила. Внимательно слушает. Иногда плачет, смеется, обнимает. «Как ты умудряешься так волшебно описывать привычную для нас реальность? Ты талантище, мишуня!» Зейнеп признается, что два дня назад показала одну из глав университетскому педагогу по технике журналистики. «Он обалдел, любимый! Посоветовал издаваться. Не только для того, чтобы люди узнали о твоем таланте, – ходжам[18]18
  Учитель (турец.).


[Закрыть] сказал, что такая книга может по-настоящему изменить чью-то жизнь к лучшему. Заставить поверить в любовь того, кто в нее не верит...»

Я слушаю, и мне приятно. В глубине души не верю в себя как писателя: я – журналист. Мне ближе лаконичные репортажи, заметки. Но Зейнеп настаивает, чтобы в ближайшее время я отправил пару глав в издательства. «Пока еще рано, любимая. Кого, кроме меня, тебя и моих друзей в Интернете, могут заинтересовать такие тексты?» Встает с дивана налить сока, говорит отвернувшись: «Все же попробуй. Ты ведь ничего не теряешь. И в Москву ехать не придется, отправим электронной почтой». Я притягиваю ее к себе. Целую в шею. «О’кей, обещаю подумать. Но не сейчас. Сейчас у нас есть дело поважнее, не так ли?»

11
...Будущие цели, якобы во имя которых ежедневно плетешься на работу, так и останутся будущими, если не начать осуществлять их в настоящем...

Однажды проснулся и сказал себе: «С сегодняшнего дня все будет иначе». Было самое заурядное утро в Баку. Блики солнца на простынях, гомон суетливого проспекта из открытого окна, истерика занудного будильника, прохладные тапочки, как всегда отползшие под кровать... В то утро магического озарения не произошло: просто решил, что в будничном потоке больше жить нельзя. Осточертело провожать дни, похожие друг на друга, как однояйцевые близнецы. Будущие цели, якобы во имя которых ежедневно плетешься на работу, так и останутся будущими, если не начать осуществлять их в настоящем. Надеюсь, я все вовремя осознал. К тому моменту на моем банковском счете было четыре с половиной тысячи долларов – копил на автомобиль. Ну что ж, неплохой капитал для старта новой жизни. Надеюсь, хватит на первое время... Решил плюнуть на работу, автомобиль и прочие тривиальные цели заезженного офисного работника, променявшего низкооплачиваемое призвание журналиста на высокооплачиваемую работу пиар-менеджера. Сегодня же поеду в офис, напишу заявление об уходе – «в связи с желанием начать жизнь заново». Жизнь заново. Звучит легко и звонко. На самом деле все, конечно, сложнее. Зато игра стоит свеч... Отыскал тапочки, ласково пожурил их и – в душ. Оделся в хороший костюм от Зенья, купленный на распродаже. Классические туфли «Кларкс», приобретенные с предновогодней 30%-й скидкой. К чему только так «намылился»? Кому пускаю пыль в глаза?..

Я ехал в такси, вспоминая Стамбул. Перед глазами оживали картинки города моих предков. Города, куда и раньше планировал переехать навсегда, – после покупки авто, погашения кредита, приобретения последней модели стиральной машинки со всеми необходимыми навыками и приятным голосом, возвращения долга в размере двух с половиной тысяч долларов. Наверное, так и не добрался бы до Стамбула, если бы не нашел силы (слюни?) плюнуть на рутину «высокотехнологичным» плевком... Так вот. Спустя час написал заявление, получил расчет, попрощался с шефом, поблагодарил за лицемерные «желаем удачи». Вдохнул воздух свободы на пороге офиса. Ощущение свободы! Даю себе слово в ближайшее время дышать исключительно Босфором. Даю слово и в итоге сдерживаю его... Изменить можно все. Главное – суметь плюнуть на рутину нескончаемых проблем, пообещать себе мечту. Обещания самому себе, как правило, наиболее категоричные – потому что врать себе не хочется. Особенно когда тебе частенько врут окружающие...

Заглянул в любимую кофейню «In Fashion», недалеко от набережной. Покурил, съел шоколадно-малиновое пирожное. Позвонил другу, которому вдруг захотелось вернуть долг срочно. Купил газету с объявлениями, в разделе «Образование» нашел преподавателя турецкого. Всегда было желание усовершенствовать родной, немного подзабытый язык, но работа не оставляла времени. Теперь все будет иначе. Стамбул, скоро встретимся, слышишь?..

Долгожданная встреча произошла спустя три месяца. Данное себе обещание выполнено. Моя жизнь началась заново – со шлейфом побед и разочарований, с эйфорией, ударами в спину и поисками близости. Жизнь заново рука об руку с верой. С нуля, с нулем на счету, но зато с открытым доступом ко всем ресурсам надежды... Изменить устоявшееся мало-помалу не получится. Единственный способ – отрубить. Поверить в возможность невозможного. Да, и банальные истины помогают. «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть» ...

* * *

У нас с Босфором юбилей – пять лет со дня знакомства. Пять лет со дня, когда я убедился, что счастье может быть длиннее одной вспышки. Зейнеп объясняет нашу возвышенную дружбу с Босфором астрологическим «благословением»: «У вас одинаковые стихии, водные знаки...» Улыбаюсь. «Может быть... Но по-моему, не это главное. Наша с Босфором дружба – это такое особое общение, когда молчание красноречивее любой беседы». Она понимает суть моих слов, ведь Босфор – родник и наших чувств... Турки уверяют, что великий пролив может вдохновить даже самого отчаявшегося художника. Это очень справедливо. Дыхание Босфора пропитано свежестью веры в себя. Рядом с ним самые туманные мечты обретают реальные черты... Босфор – целитель. Помогает отпустить прошлое, принять настоящее, избавиться от боли... Сегодня, в юбилей нашей дружбы я напишу ему письмо с поздравлениями. Подарю миниатюрный парусник, пусть он причалит прямо у сердца... Находиться близко к сердцу Босфора – честь. Поверь мне, Друг, и перестань скромничать...

12
...Встретить на Востоке человека, не признающего свой род, так же сложно, как обнаружить жизнь на Марсе...

Восток – это не только дурманящие специи, золотисто-шелковые парчи, зажигательные танцы живота на узорчатых коврах-самолетах, драгоценные камни из расписных сундуков со сказками. Восток – это еще и бесконечная череда родственников со сложными именами, открытыми сердцами, поразительной прямолинейностью, колоритной внешностью. Встретить на Востоке человека, не признающего свой род, так же сложно, как обнаружить жизнь на Марсе...

Родственники для восточного человека – близкие люди, готовые искренне радоваться и плакать вместе. Не зря говорят: «Выходишь замуж за мусульманина и в подарок получаешь всю его родню». Мои родственники – длинный караван самых разных личностей. И каждый из них внес лепту в мое становление. Двоюродная тетя Амина кормила грудью, когда у матери пропадало молоко. Дядя Каракурт учил аккуратно бриться, когда первые усики трогательно пробивались на моем взрослеющем лице. Тетушка Чаглайан подарила миниатюрный Коран в зеленом чехольчике, заботливо пришив его к краю моей подушки со словами: «Пусть Аллах оберегает сон нашего малыша». Кузен Булут впервые пошел со мной подсматривать за красавицей-соседкой, которая не до конца задергивала занавески в спальне...

Каждый родственник – маленькая или большая частичка меня. С ними не нужно быть прилежным, сдержанным в эмоциях, непременно галантным, цитировать Низами[19]19
  Низами Гянджеви – классик персидской поэзии, азербайджанский лирик XII века.


[Закрыть] во время чаепития или исполнять Гаджибекова[20]20
  Узеир Гаджибеков – азербайджанский композитор (1885–1948), создатель первой оперы на Востоке.


[Закрыть] на фортепиано. С родственниками я такой, какой есть. Смешно рисоваться перед людьми, помнящими тебя с младенчества... Восточные родственники – это люди, которые постоянно находятся рядом, как минимум душевно. Участвуют во всех актах твоей жизни, не удаляясь даже во время антрактов. Однако участвовать не значит вмешиваться...

Восточные родственники стремятся быть полезными. Если подхватил простуду, то тетя Абия специально приедет напоить травяным чаем от температуры, сладким дошабом[21]21
  Густой сироп темно-вишневого цвета из вареных тутовых ягод. Помогает при простуде и других инфекционных заболеваниях, широко используется в Азербайджане.


[Закрыть] от кашля. Если полицейские отняли права за нарушение, то двоюродный брат Орхан, следователь в городской прокуратуре, начнет хлопотать, чтобы забрать «корочку» без затрат. Если дома сгорела проводка, то дядя Девран примчится на помощь хоть поздней ночью... Чтобы тебя любили родственники, нужно любить их. Это единственное условие. «Будь верен семье, и все будут верны тебе» – слова прабабушки Пярзад, всплывшие в памяти...

Кажется, 80 процентов моих родственников – женщины. В основном тетушки по маминой линии. Шумные толстушки с белоснежно-ватными телами, беспокойными глазами, густыми волосами, окрашенными хной. Они одинаково хорошо умеют плакать и смеяться. Оптимистки, хотя и склонны к меланхолии. Верят в Аллаха, совершают намаз, но и не покрываются, любят посплетничать, пострелять у меня сигареты, чтобы подымить тайком от мужей. Мои любимые женщины... Гордые, сильные, практичные. Знаю их запахи: тетушка Дильбер пахнет лепестками белых роз, тетушка Джавахир – цветами апельсинового дерева, а сентиментальная Мялахат источает аромат розовой магнолии...

Большинство моих тетушек – ноябрьские Скорпионы. Поэтому для меня предпоследний месяц года самый затратный: покупаю подарки, чтобы обрадовать, удивить, восхитить. Когда они целуют меня шесть раз вместо принятых двух, будто заново рождаюсь – становлюсь более сильным, стойким, жизнерадостным. Мои тетушки – мои ключи к могущественной силе... И я рос в окружении этих обычных женщин, переживших множество побед, потерь. По темпераменту они похожи на итальянок. Мои тетушки – ракеты дальнего действия, единственные в своем роде женщины-мужчины. Разборчивы. Прежде чем сделать один шаг вперед – делают десять шагов назад. Моя мама – такая же. Для сыновей-дочерей своих сестер она та же женщина-богиня – лучший советчик, внимательный слушатель... И конечно, все они ждут мою свадьбу. Ждут моих детей. «Ты даже не переживай, мы поможем Зейнеп. Воспитаем. Из девочки вырастим настоящую женщину, из мальчика настоящего мужчину. Не волнуйся, дяди тоже будут рядом». Смотрю я на них, затем заглядываю в себя и убеждаюсь, что сильным меня сделали именно они...

13
...Отсутствие наивности – понимание того, что в современной реальности покупается и продается многое...

Скоро четверть века исполнится, а наивность все еще живет во мне. Ютится же где-то, наблюдает, закатывает, должно быть, глазки, обмахиваясь веером. По временам прорывается наружу, в отношении к некоторым жизненным явлениям. Хочу избавиться от этой занозы – мешает. Современный ритм требует умения вовремя взять ситуацию под контроль. А наивность заставляет мягче, сердечнее воспринимать жесткое и сложное. Наивность ублажает душу, да и разум изменяет. Думаю, верить в то, что один человек в силах изменить мир, это наивно. Отсутствие же наивности – понимание того, что в современной реальности покупается и продается многое...

В сущности, всю эту наивность из меня давно должна была выколотить жизнь. Когда получал удары в спину от верных друзей. Когда оставался без гроша в чужом мегаполисе, не имея возможности получить работу даже официанта. Когда давал в долг последние деньги и не получал их обратно. Но оказываясь в таких ситуациях, я никого не винил, кроме себя. Этот «ответ наивностью на жестокость» должен как-нибудь называться в психологии... Со временем многое изменилось: я стал жестче, теперь мы с миром чаще на равных. А впрочем, продолжаю верить в то, что на одного плохого человека приходится двое хороших, и что все меняется в лучшую сторону, и все сложности носят временный характер...

Сейчас самая лучшая поддержка для меня – она. Зейнеп – мой двигатель. Твердо стоит на ногах. Она всегда рядом, нежно подталкивает меня в нужную сторону. «Ты слишком мягкий! Слава Аллаху, под чужое влияние не попадаешь. Мишуня, учись отказывать людям, говорить «нет»... В принципе, я и не удивляюсь: твой знак зодиака говорит за тебя. Рыбка моя...» Я осознаю ее правоту. Не обижаюсь, наоборот – доверяюсь. Полагаюсь на нее со спокойной душой...

* * *

По вечерам выходим на Истикляль джаддеси[22]22
  Центральная улица Стамбула со множеством магазинов и клубов.


[Закрыть] – почувствовать вечерний ритм центрального Стамбула, послушать уличных музыкантов, посидеть в шумных клубах без дверей, непременно зайти в книжные магазинчики. Редко возвращаемся домой без какого-нибудь нового романа. Мы с Зейнеп настоящие запойные читатели: читаем везде, всегда. В транспорте, в парках, во время перерывов, дома. Книжки в мягких переплетах – наши верные спутники. Она любит классику, я – современную прозу. Она – поклонница Остен, Вулф. Я – поклонник Гари, Мураками, Мердок. Помимо «любимчиков», покупаем и других авторов, для знакомства. Харрис, Хёга, Гавальду, Леви. Она может плакать над книгой, я прослезился один раз в жизни: над «Обещанием на рассвете» – гениальной книгой душевного Ромена Гари... Она читает исключительно в сидячем положении. Дома – в кресле. Поджав под себя ноги, накрывшись пледом, с дымящейся кружкой яблочного чая рядом. Я же погружаюсь в книжный мир, устроившись на кровати, обложившись подушками, зашторив окно, включив лампу на тумбочке. Компанию мне составляет Айдынлыг. Развалится рядом и клянчит с жалобной мордой сырные чипсы...

Дарим друг другу закладки. В прошлом году Зейнеп подарила мне матерчатую, с вышитым рисунком чаек над Босфором. А я ей – картонную, с плюшевой головой Мардж Симпсон на верхушке. Каждая книга – это частичка нашей истории. Когда читал «Ради Бога, не двигайся» я звонил к ней из Тбилиси, умолял вытерпеть разлуку, признавался в любви. Когда она дочитывала «Невыносимую легкость бытия», написала мне эсэмэс: «Мишуня, готова стать твоей женой, хотя официального предложения пока не поступало». Когда Зейнеп зачитывалась второй книгой о Гарри Поттере, то позвонила мне со словами: «Ты самый лучший волшебник на свете. Смог меня сделать счастливой...» А я ответил, что наша дочь будет похожа на замечательную Гермиону... Вчера, купив «Стамбул» Памука, она прислала мне эсэмэску: «Надеюсь, очень скоро куплю твою книгу о нас. Не забудь отправить рукопись в издательство. Твоя З.» Я написал в ответ: «Уже отправил, любимая. Держи кулачки. Кстати, название тоже придумал. «Сладкая соль Босфора»... Красиво, да?»