Текст книги "Полшага в сторону"

Автор книги: Эльберд Гаглоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Эльберд Гаглоев
Полшага в сторону

Никогда не понимал городские власти. Причем независимо от их названия. Будь то мэрия, магистрат, дума городская. А вот интересно, как аппарат городничего назывался? Городничество? Все руководители этих структур и с экранов телевизоров, и со страниц газет денно и нощно рассказывают о том, как пашут и пашут на наше благо. А мы вот, тупердяи, никак пользы своей не поймем. Странные какие. Вот и наш то ли мэр, то ли голова, то ли атаман городской не далее как на прошлой неделе рассказывал какие дома, построили, какие к ним подъездные пути проложили, а парк какой насадили – это же сказка, а не парк, чудо света, висячие сады Семирамиды. Сидя перед телевизором, я ему очень сопереживал, когда он говорил о грубости подростков, что разрисовывают стены, сволочизме новоселов, КАМАЗами завозящими добро в новые дома, отчего дороги портятся. Не хочется даже упоминать, сказал нам голова, несознательных владельцев крупного рогатого скота, что умышленно выпускают живность в парк. Подкормиться. Иногда мне казалось, что наш микрорайон построен для людей, которые вообще ничего не видят. Еще это очень закаленные люди, потому что отопление подключить забыли, а вода этим странным созданиям нужна час утром и два вечером. А от такой глупости как электричество надо вообще отвыкать. Поэтому его порой отключают на весь вечер. И вообще, самый полезный сон – до полуночи.

Вот с такими веселыми мыслями я шел от платной стоянки по остаткам асфальта, похоже, уложенного прямо в раскисшую от осенней непогоды землю. Помнится первый день дорога смотрелась празднично. Когда по ней пронеслись «мерседесы» приемной комиссии. А вот когда злые новоселы нахально повезли свои вещи, дорога не устояла.

Вот так вот я прыгал, пытаясь отыскать кусочек дороги побольше и, желательно, чтобы грязи было поменьше. Но нельзя витать в эмпиреях, а также критиковать руководство, занимаясь при этом еще каким-нибудь делом. Ведь первые два требуют серьезного напряжения душевных и умственных сил. Умственные больше приложимы ко второму случаю в плане отыскания соответствующих эпитетов. А не думайте, что прыганье по камушкам не требует соответствующей концентрации! Не думайте.

Я и поскользнулся. Причем поскользнулся паскудно. Ногу повело, и она успешно влезла в жирную грязюку по самый обрез туфля. Или туфли. Обуви, в общем. Но чудовищным напряжением мышц паха и брюха я таки удержал равновесие. Судорожно для этого помахав руками и совершив ряд загадочных телодвижений.

И вдруг – спасение. В полушаге от колеи, названной по ошибке нашим городским атаманом дорогой, торчал из грязи девственно серый кусок гранита. Солидный такой, со срезанной верхушкой. Но был он недосягаем. Вот в чем беда. Для того чтобы кошачьим прыжком взлететь на его вершину, мне надо было опереться как раз на ту ногу, которая оказалась в луже. А как уже было отмечено, вода плескалась у самого среза обувки. Но еще не затекала. Однако в голову мою закралась мысль, что конечность и так погружается, а значит стоит спасаться.

Из раскоряченной позы, в которой я находился, прыгнуть было сложновато, но как сказано в песне «мы преодолеем». И мы преодолели. Пузатым тигром сквозь тьму метнулся мой организм и застыл в шатком равновесии на камне. Носок, я думаю, запачкался, но грязная жижа в обувку не попала.

Кругом измена. Измазанная грязью подошва скользнула по грубой башке булыжника. Метнулись огненными полосами освещенные окна в темных глыбах домов, тело напряглось в ожидании удара, но нога вдруг с тугим шлепком встретила препятствие. И я выровнялся. Скосил глаза и увидел, что вторая нога тоже стоит на булыжнике. Крепко так. Я немного проморгался, потому что в глазах рябило. И в голове слегка шумело. Все-таки резкие движения мне еще противопоказаны. Голова хоть и костяная, а нежного обращения требует. Сотрясение мозга как известно штука коварная.

Стало как будто светлее и вдруг я совершенно четко увидел почти сухую тропинку идущую к дому. Сразу уверившись в себе и прекратив критику руководства города, легко добрался до нее и уже не судорожными прыжками, а основательным таким шагом солидного мужчины, занимающего определенное положение в обществе, направился к дому. И скоро вышел на качественный уже асфальт. Сбил грязь с подошв и двинулся туда, где меня ждал телевизор, диван и яичница с колбасой. Шикарный холостяцкий ужин.

На углу стояли подростки. Сначала я не понял, что отличалось. И понял. Музыка. В кругу мальчишек надрывался магнитофон. Вообще-то у нас как-то такое не принято. А посреди в некоем подобии брейкданса ломался сын моего соседа. Человека весьма сурового. Нет, не подумайте, я не против танцев. Очень даже за. Но не принято. Понимаете? Не принято. Архаичные у нас в этом плане нравы.

Мало того, что орала музыка, и кто-то там бесновался в кругу. Детки встали так, что обойти их, не вляпавшись при этом в грязь, не было никакой возможности. Это было весьма удивительно. Молодежь у нас по сравнению с тем, что пишут в газетах о подрастающем поколении, весьма прилично воспитана. Казаки.

Чтобы не мешать молодежи веселиться я попытался аккуратно подвинуть одного, но встретил очень неожиданную реакцию. Парень вдруг с шипением вывернулся из-под моей руки и отскочил, выставив перед собой скрюченные пальцы.

– Проходишь – проходи, – с ненавистью выдохнул мальчишка.

– Вовка, да ты что, не узнал меня? – оторопел я.

– Узнал. Узнал. Я тебя на всю жизнь запомнил. Метку твою ношу. Сам-то узнаешь? – и коснулся скрюченным пальцем взявшийся коростой рубец на щеке.

Я, конечно, узнал. Когда мы вселялись, дерзкий малолетка вскарабкался на столб, чтобы вкрутить лампочку. Хвастался. Как же. Весь двор шелохнуться боялся, пока он там, как обезьяна, висел. А вот когда спускался, руки видно устали и решил парень по столбу съехать. Да вот, похоже, столб этот в пятницу после обеда делали. Кусочек арматуры торчать и остался. Небольшой такой, острый. Хватило его мальчишке щеку до скулы пропороть. Хорошо глаз целым остался.

Я его и повез к знакомому челюстно-лицевому хирургу. Сам и за руку держал, чтобы страшно не было. Так что помню я этот рубец, помню.

– Узнаю, – так и ответил.

А мальчишка дальше шипит.

– Подожди, нежить, до полнолуния немного осталось. Поплатимся.

С Вовкой явно было что-то не то. Хотел я ему замечание сделать. Нельзя де так со старшими разговаривать. Только все остальные тоже в стайку сбились, зарычали, заворчали как псы. И тут я вдруг врезал Вовке в челюсть. Да так смачно, что его плотная, но небольшая фигурка тринадцатилетнего пацана, протаранив воздух, глухо шарахнулась спиной о кирпичную стену. Сполз он по ней и сложился грязноватой кучкой.

Внутренне ужаснувшись сделанному, я рванулся было к ударенному ребенку, но ворчащая стайка встала у меня на пути.

– Не тронь его, Петрович. Не вправе ты. Пустолуние сегодня, – донеслось с их стороны.

– Пропадите вы, – в сердцах сплюнул я.

И ломая голову над странным поведением своим и ребят, двинулся к подъезду. А Сашке надо будет сказать, что с пацаном неладно. Сейчас столько всякой наркоты с Закавказья идет. Привыкнет, не дай Бог. Пропадет пацан.

Я даже не знал, что у нас в городе делают такие двери для подъездов. Матово поблескивающая жирноватая поверхность сильно отличалась от разукрашенных в разные цвета металлических створок. Деньги мы сдали, в общем-то, немалые, но такого я, признаться, не ожидал.

Поставили двери, похоже, пока я был на работе, и ключи у меня естественно отсутствовали. Проблемы вроде серьезной нет. Надо лишь ткнуть пальцем в любую кнопку домофона.

Однако космически-прекрасная дверь уже открывалась. Я отступил в сторону. Сосед Славка выводил свою звероподобную псину погулять. А попросту говоря попакостить на отведенной микрорайону территории. Животина была хоть и здоровенная, но беспородная. Наверное поэтому и не злая. С детками игралась.

– Привет, Славка.

Мрачно глянул на меня исподлобья сосед. Не торопясь наклонился, отстегнул карабин ошейника, выпрямился. Показалось, что взгляд его отсветил алым.

– Взять, – скомандовал.

И добродушная псина, на которой вечно катались дети, оскалив сахарно-белые клыки, молча бросилась в атаку.

Тут бы мне и конец пришел. Вспорол бы меня пес как консервную банку. Не смог. Я быстро прыгнул вперед и в сторону. Пнул растянувшуюся в прыжке собаку прямо под ребра. Ее хребтом ударило о ребро толстой двери, и я уже замахнулся, невесть откуда взявшимся клинком, чтобы отвалить псу голову.

Мою руку стиснуло, как тисками и в лицо глянула жуткая физиономия, совсем отдаленно напоминающая человеческую. Подсвеченная красным из глаз, рожа впечатляла.

– Не вправе ты сегодня. Пустолунье теперь.

Да что, в конце концов, происходит? Какое пустолунье?

Я убрал в пояс палаш, спрятал в рукав стилет, что упирал в живот Славика с нечеловеческим лицом. И молча пошел к себе. Дошел. И в недоумении остановился. Вместо моей железной двери, обшитой досками, на меня матово поблескивала такая же дверь, что и внизу. Только эта была ощутимо массивнее.

А вот ключей у меня от этой волшебной дверцы быть не могло. А ведь и палаша быть не могло, и стилета? Я ничего уже не понимал и в отчаянии уперся лбом в дверь, положил на нее руки. Врата отворились.

А вот квартира была моя. И мебель моя. Скинув обувь, я прошел на кухню. Включил чайник, дождался пока закипит, сотворил чай. Закурил и плюхнулся в кресло. Ничего не понимаю. В башке сумбур.

Щелкнул дистанционкой. Попал на рекламу, хотел было переключить… Палец замер над кнопкой.

На экране вампир, встопорщив пасть резцами, собрался вонзить их в нежную шейку милой барышни. Вдруг сделал идиотское лицо. Представляете вампира с идиотским лицом!? За кадром зазвучал вкрадчивый голос.

– Косметическая линия «Дракула» защитит вас и ваших близких.

Потом корчился в истерике здоровущий волк, попытавшийся куснуть ребенка.

– Белье из Белоруссии. Серебряное микро напыление.

Золотоволосый эльф поражал с разворота в шею летящую лань. А потом, слизнув с наконечника каплю крови, радостно скалил в объектив белоснежные лошадиные зубы.

– Только продукция «Россвооружения». Стрелы с лазерной наводкой.

Полуобнаженный громила с мускулатурой культуриста бил блестящим двуручным мечом по дипломату, которым прикрывался интеллигентного вида мужчина в очках под Леннона. А на экране стальными буквами: «Защитные системы «Пасадена».

Семейство большеглазых людей наслаждалось разноцветным питьем из высоких стаканов. А дедуся поучал внучка.

– Эти точно без примеси. Все из человека.

Потом многозначительно смотрел в экран продолговатыми зрачками и весело сообщал.

– Все соки «Его семья».

Я защелкал дистанционкой.

На одном канале хорошие вампиры убегали от плохих людей.

На другом – хорошие люди жгли деревню злых вампиров.

На третьем хорошие вампир и оборотень, прорубаясь сквозь сонмы очень плохих людей, спасали прекрасную эльфийку.

Дальше шел какой-то очень запутанный фильм, где все любили друг друга.

Потом злобные люди в рясах жгли одного доброго мужчину и одну очень добрую вампирессу на одном, но очень большом костре.

В новостях сообщали о визите Императора Франков в Великую Океанию и переговорах о выдаче пленных, уже откормленных океанцами.

Арабский террорист-оборотень подорвался в автобусе с еврейскими эльфами. Есть убитые и раненые. По последним данным российских граждан среди пострадавших нет.

Недалеко от чеченского села Гехи-Чу обстреляна колонна российской миротворческой миссии «Вервольф». Как утверждают наши эксперты, на месте трагедии обнаружены стрелы прибалтийского производства. Глава общественной организации «Эстлийский лев» не отрицает возможности участия своих компатриотов в боевых действиях в Чечне.

На Стальных Островах бастуют фермеры. Они протестуют против увеличения квот на поставки крови с Черного континента. После программы новостей смотрите интервью с Робертом Йорком, членом Брайтонского Магистериума, о различиях в жизненой субстанции различных рас.

Понийская Империя отрицает участие в боевых действиях в Манчоу-То вампиров-командос, зараженных вирусом «серебряного гриппа».

Мне показалось – схожу с ума. Куда я попал?

Встал и поплелся на кухню. Стресс снимать. Как? Водкой.

Наверное, я все-таки человек. Потому что морозильник был забит заледеневшими бутылками с прозрачной влагой. Налил полный стакан и опростал единым духом. Волшебный сок успокоить не успокоил, но страх приглушил. Посмотрел я на бутылку. Тьфу ты, пропасть! «Бледноглазая ведьма». Фигуристая такая бабенка. Слегка одетая. Формы – весьма.

В дверь заколотили. Руки привычно скользнули по оружию. Все не месте. Глянул на экран домофона. От сердца отлегло. Сашка пришел. В камеру смотрит, улыбается. Руку за спиной держит. Видно опять от Таньки с пузырем сбежал. Дверь открыл.

– Заходи.

– Допрыгался ты, Петрович, – говорит друг Сашка и достает из-за спины… Нет, не бутылку. Обрез. Калибр двенадцатый. Два ствола как два туннеля. – На, – говорит.

И как дал. Знаете, в таких случаях время правда замедляется. Очень четко я увидел, как на срезах стволов полыхнули огненные цветы. Меня через весь длинный коридор до дверей ванны донесло и об нее с разгона приложило. Сполз я по дверям. Глаза на грудь скосил. Крови нет. Не зря я пол зарплаты за кевларовый френч отвалил. А то бы дышал сейчас напрямую. Легкими.

Сашка надвигался темной тучей, поигрывая мясницким тесаком.

– Человек, говоришь? Колдун, говоришь? Сейчас поглядим – жидка ли кровь твоя. Или нет крови? А, тварь?

Зря он болтать начал. Фильм такой есть «Злой, плохой, хороший». Так вот там один из героев говорит крылатую фразу: «Пришел стрелять – стреляй». В этом мире она бы звучала иначе. Пришел убивать – убивай.

Я зацепил ногой его пятку и другой влепил в колено. Он обрушился с грохотом.

В квартиру ворвались соседи. Решил я, что смерть моя пришла, когда глаза их яростно горящие увидел. Но нет. Кто-то набросил на Сашкину толстую шею серебряную цепь. Кто-то ловко треснул по покатому лбу резиновой дубинкой. Подбежал Игорь. Помог подняться. В груди скрипело, сипело, с хрустом шевелились ребра. Наконец вздохнул. Игорь грозно глянул на набившихся в коридор. Те угрюмо смотрели на связанного Сашку.

– Я человек. Я вправе. Вызываю Инквизицию.

Холодом дохнуло от этих слов. Взгляды стали еще угрюмее.

– Я эльф. Я вправе. Согласен, – вдруг сказал Валерий Павлович, инженер с пятого этажа.

– А ты? – взгляды присутствующих остановились на мне.

– Вызывайте, – с трудом выдохнул я.

Кто такая Инквизиция, мне было неизвестно, но пальбу в себя приветствовать тоже не стоило.

– Говорить не о чем. К Камню обоих, – привычно скомандовал Сергей Сергеевич, отставник.

Спускался я с трудом. Тяжело хлопало в груди. Но помощь Игоря отверг. Я – человек.

Все к Камню. Там, где у нас во дворе стояло длинное приземистое строение для проведения массовых мероприятий высился приличных таких размеров булыжник, от которого ощутимо веяло древней, лютой какой-то мощью. Действительно – Камень. И вокруг него собрался почитай весь наш двор. Странно было. Лица ну абсолютно все знакомые, только вот выражение… Возвышенное и суровое. У нас на югах если больше двух собираются, то балаболят почем зря. Это обычно. Сейчас же все молчали. Торжественно.

Цепь, обвившую Сашкину шею, швырнули на Камень, и она, странным образом вплавилась в него.

Во двор со скрипом тормозов, ослепляя всех яркими сполохами, ворвался длинный черный автомобиль. Резко встал, качнувшись на подвеске. Шесть широких дверей открылись и из них нет, не вышли, а сразу встали шестеро рослых в черных сутанах. Грубые кресты, метнувшись на толстых угловатых цепях, тяжко улеглись на мощных грудных клетках. Глубокие капюшоны скрывали лица, но не могли спрятать мощно торчащие подбородки. Спрятав ладони в широкие рукава ряс, великаны мерно двинулись к ожидавшей их толпе.

И только тогда из машины вышел еще один. С белоснежной мантией, с тиарой, с золотым посохом резко контрастировала гордая осанка воина. Круглые серые глаза яростной хищной птицы, крепкие надбровные дуги, крючковатый нос. Крепко сжатые губы над глыбой подбородка. Совсем был дядька не похож на попов из телевизора.

Неспешно, в несколько шагов он оказался в середине мрачного строя. Не доходя до толпы нескольких шагов, черные встали. Но яростнолицый прелат остановился, лишь когда подошел вплотную к народу.

– Воззвали к Инквизиции, – обвиняюще рявкнул. – В Пустолунье. Мы здесь.

Вперед протолкался Валерий Павлович. Затюканный интеллигент, явный подкаблучник, мишень для плоских шуточек наших «козлистов». Сейчас он выглядел постаревшим, но яростным и умелым воином. А горделивостью осанки мог поспорить с великаном в белом.

– Я человек. Я вправе.

– Ты – вправе.

– В дни Пустолунья Александр Трофимович Весин, оборотень, напал на Виктора Петровича Скакуна, человека. Выстрелил в него с обреза. После чего был схвачен.

– Так? – громыхнуло над толпой.

Взгляды соседей сфокусировались на мне.

– Так, – согласно кивнул я головой.

– Снимите с напавшего цепь.

Охотно выполнили. Облегченно. А по мне мазнуло не ненавистью. Гадливостью. А я вот видел только Вовку, восторженно пожиравшего глазами батьку, что не побоялся даже в Пустолунье за него вступиться. И как!

Сашка стоял набычено, но могучие плечи обреченно сутулились.

– Сына он моего, – с трудом протолкнул он сквозь помятую глотку, – ударил.

– Так? – полоснули по мне стальные клинки глаз. И нехотя, – сын мой.

– Так.

– За что?

– Я напал на него, – яростно взлетело над толпой. – Я напал на него.

Ахнули все.

– Молчи! – рявкнул Сашка, поворачиваясь.

– Ложь – звякнуло.

И потом понял что голос мой.

Один из черноризцев наметил движение к Сашке, но был остановлен властно вздетой рукой.

– Подойди, дитя, – И Вовка подошел. – Посмотри мне в глаза.

Взъерошенным волчонком уставился пацан, а лютые серые глаза прелата вдруг потеплели.

Минута – и Вовка потупился.

– Лгать грешно, – просветил старец ребенка. – Веруешь ли ты в Господа Бога нашего.

– Я волк, – опять взъерошил загривок пацан.

– Волк, волк, – грустно качнулась тиара. – Иди, дитя.

Вовка протолкался к Таньке, что стояла чуть в стороне, перевозя обезумевший взор с меня на своего мужа, обнял. И мать вцепилась в пацанячьи плечи.

– Человек Виктор Скакун! – громыхнуло вновь. – Напавший на тебя в дни Пустолунья Александр Весин достоин смерти. Жаждешь ли ты его кончины?

Странно было. Но эти вот взгляды. Молящие? А ведь чуть не убил, зараза.

– Да нет вроде.

– Да или нет, – стегануло бичом.

– Нет.

– Нет, – повторил прелат.

– Нет, – выдохнула толпа.

– За нападение же получи урок, – негромко, но чтобы все слышали, проговорил прелат.

Облитая сталью рука черноризца метнулась вперед и сдавила Сашкино горло. Тот судорожно открыл рот и сразу получил порцию мутноватой жидкости. Резко запахло давленым чесноком.

Сашку стало корежить. Лицо то удлинялось, превращаясь в волчью морду, то разглаживалось в пустой плоский блин. Конечности покрывались шерстью, ногти перерастали в когти, которые оставляли страшные борозды в камне. Рев стоял такой, что хотелось заткнуть уши. Наконец серебряная цепь не выдержала и с громким звоном лопнула. Пыльный запах горелой шерсти забил ноздри. Резко завоняло, над Сашкой сбилось небольшое черноватое облачко и вдруг лопнуло, заплевав всех смрадом.

На мрачной плите лежал Сашка. Только Сашка, постаревший лет на десять. Глубокие морщины избороздили его лицо, глаза запали, щеки ввалились. Он попытался встать, но повалился обратно. С обеих сторон подскочили жена и сын. Но отстранил их. Поднялся. Его повело в сторону. Поймав равновесие, Сашка утвердился на ногах. Повернулся к толпе соседей, сочувствующих.

– Спасибо обществу.

Низко поклонился монахам.

– Благодарность моя Святой Инквизиции.

Глянул искоса в нашу сторону. Бросил.

– И вам спасибо.

Золотой молнией мелькнул тяжелый посох, больше похожий на лом, ударил под руку. Громко хрустнули ребра.

– Как Право велит, благодари, тварь! – раскатился по двору свирепый рык патриарха. Как пишут в романах, лик его был ужасен. Такой убьет и не заметит.

Черноризцы слаженно бросили руки под сутаны, отшагнули назад, набирая разгон для атаки. На черноте ряс ослепительно блеснули серебряные крыжи мечей.

Толпа отшатнулась, а двое, что вызвали монахов, придвинулись ко мне. Мелькнула сталь клинка в трости Валерия Павловича, из-под выпущенной джинсовой рубахи вылетела и шлепнула искристым оголовьем о ладонь ладная секирка Игоря.

Но Сашка уже опустился на колени. Низко склонил голову, блеснул волчьим взором сквозь битловские космы. В наступившей тишине громко скрипнули зубы.

– Вас, человеки, и тебя, эльф, за науку и заботу благодарю. И детям своим накажу благодарить, – он прервался.

– Продолжай, – грубо пнул голос старца.

– И крест в том целую, – значительно тише добавил Сашка.

– Так целуй, сын мой. Или не носишь ты креста, как дитя твое?

Не думал, что голову можно опустить ниже, но Сашка смог.

– По Древнему праву ответствуй мне, раб, – очень тихо, но очень гулко.

Я в пару шагов оказался рядом с Сашкой, присел на корточки.

– Не ты уронил, сосед? – протянул на ладони свой такой маленький, но вечно блескучий, крестик.

Широкие плечи дрогнули, сквозь путаницу волос дико, удивленно уставились волчьи глаза. Изумление сменилось благодарностью.

– Мой! Как же! Мой. Видно как корежило меня, так бечевка и перетерлась, – быстро заговорил он, протягивая на ладони прелату символ.

– Бечевка перетерлась, говоришь? – тяжко спросил прелат.

В ушке креста качалась длинная, массивная цепь из угловатых нарочито грубых звеньев. Страшнолицый опустил пудовый взгляд на Сашку, тот потупился. Потом взгляд яростных серых глаз вонзился в мое лицо.

– А носишь ли ты сам крест, сын мой?

– Ношу, брат мой, – правая рука откинула полу спасительного френча.

На широком толстом поясе, касаясь друг друга краями перекладин – кресты. Много.

Он опустил взгляд на пояс, посмотрел мне в лицо, в глазах колыхнулась боль.

– Носишь, брат мой, – констатировал.

Повернулся и, вдруг став ниже ростом, устало пошел к машине.

Вот тут– то меня и нагнала черная пустота. Перед глазами закрутилось, и я почувствовал как падаю.

Пришел в себя на заднем диване шикарного автомобиля. Рядом сидел нахмурившийся прелат.

– Уже скоро. Держись, брат мой, – не поворачивая головы и почти не разжимая губ, проговорил он.

– Кого благодарить мне, кроме Господа Бога нашего?

– Все мы в руке его, – смиренно сложил он ладони на груди. – А зовусь я брат Гильденбрандт.

Хорошее имя для служителя Божьего. На старогерманском это как пламя войны звучит. Смиренное такое имя.

Второй раз я пришел в себя в палате. Совершенно обнаженный лежал под тонкой простыней. Испуганно дернулся, но все оружие и пояс лежали на прикроватной тумбочке. И пояс!? Я рывком сел и расслабленно шлепнулся на хрустящие простыни. Запястье правой руки было обвязано толстой шелковой бечевкой, с которой свисал грубо кованый крестик.

Дверь открылась. В кабинет стремительно вбежал молодой человек, почти мальчишка.

– Славный вечер, – поприветствовал и сразу схватил за руку чуть выше кисти. – Так, пульс у нас нормальный. Томография показывает – внутренних повреждений нет. Усталость, переутомление, возможно психический шок. Ну и конечно потрясение при ударе. В целом вы в норме. Так что хоть сейчас домой.

Вдруг взгляд его зацепился за пояс.

– Ого! Можно посмотреть?

– Нельзя, – гораздо резче, чем хотелось, ответил.

– Забавно. Настоящий. Не думал, что вы остались, – вежливо улыбнулся он мне.

И показалось, что клыки растут, а белый до этого плащ вдруг потемнел, его раздуло ветром. Хотя какой ветер в палате? Очень захотелось ударить этого с виду симпатичного парнишку и похоже именно это я собирался сделать. Рука дернулась, качнулся крестик и наваждение рассеялось.

– Так я вас больше не удерживаю, – белозубо улыбнулся доктор и распахнутые в дружеской гримасе зубы опасно блеснули. – Вам прислать сестру или вы предпочитаете сами?

– Если сестра за счет заведения, то присылайте.

Он коротко хохотнул и откланялся.

Одежда нашлась в шкафу. Здесь же висела оперативка с двумя «Береттами». Странно, я не заметил. Кем же я работаю? Это сколько же проносить надо было, чтобы не замечать. Причем в обойме одного из стволов головки пуль вроде серебряные.

Я едва успел надеть френч, укрывающий весь мой арсенал, как щелкнул выключатель и палату залил яркий белый свет.

В дверном проеме стояла длинноногая медицинская сестра. Тесноватый халатик жадно охватывал призывно прогнувшийся гибкий стан. Края глубокого выреза с большим трудом не пускали рвущиеся на свободу молочно-белые полушария. Весьма, я бы сказал, аппетитный цветок душистых прерий.

– Виктор Петрович Скакун.

С ударением на последнем слове осведомилось чудесное видение, умышленно или случайно вставшее так, чтобы полутьма коридора подчеркнула точеность фигуры. Нет, скорее умышленно. Ведь в той войне, что ведется от века мужчинами и женщинами, обе стороны измыслили множество уловок. И горе тому, кто на них попадется.

Отлепив руку от косяка, она откинула назад плечи, отчего соски уставились в потолок и от бедра повела вперед длинную мускулистую ногу. Пошла. Как пошла! Играя всем телом, не отрывая от меня наглого, дразнящего взгляда. И когда прошла мимо, на ходу задев крутым бедром, жаркая, привыкшая к раздевающим взглядам, я вдруг понял, что все это время не дышал. Долгоногая, играя бедрами, подошла к кровати и аккуратно положила планшет на тумбочку. Наклонилась, отчего коротенький халат почти совсем обнажил вздернутые ягодицы, провела ладонью по простыне, хранящей тепло моего тела, другую заложила между ног. Лукаво глянула через плечо, спросила чуть хрипловато:

– Есть ли жалобы к администрации?

Мне пришлось откашляться, чтобы ответить.

– Ни одной.

Зажатая промеж ног рука туго пошла вверх, когда медсестра стала медленно выпрямляться. Достигла развилки. На долю секунды задержалась. Выскользнула. Ничего не показала. Но возбужденное воображение нарисовало такие картины райского блаженства, что зубы свело.

– Предложения? – голос упал почти до шепота.

– Только лично к вам.

– Тогда распишитесь.

Тягуче гибко наклонилась за планшетом, подхватила. Выпрямилась, отчего бюст едва не вырвался из тесного плена. Утвердилась на высоких каблуках. Пошла.

Я всегда говорил, что высокие каблуки вещь опасная. Но в некоторых ситуациях и полезная донельзя. За пару шагов до меня у девчонки подвернулась лодыжка, высокий каблук сыграл и она стала падать. Я с готовностью шагнул навстречу. Подхватил налитое веселой силой тело, руки сами сомкнулись на упругой талии. Левая нахально скользнула чуть ниже.

Дерзко торчащий бюст уперся мне в грудь, которая раздулась вдвое. Острые соски почти насквозь прожгли кевлар. Узкие дамские кисти с удовольствием легли на мои плечи, отчего я еще и выпрямился, раздувая шею.

Высокие скулы, пухлые губы, длинный каре-зеленый взгляд сквозь упрямую пепельную челку, чуть длинноватый прямой нос.

Сочные губы раздвинулись в довольной улыбке.

– Так вы подпишете, Человек Скакун?

– Только после удовлетворения моих претензий, – с трудом вытолкнул я сквозь пересохшую глотку, едва сдерживая горловое клокотание.

– Тогда не здесь. – На секунду прижалась и вдруг гибко вывернулась, сдирая с меня кожу вместе с кевларом жаркой силой вкусного тела. – Пойдем.

Я шел за ней по коридору, а сознание рисовало приятные картины того, что сделаю с ней, как вдруг теплый толчок в грудь прервал течение похотливых мыслей. Будто упала стена. Тяжелая волна женских феромонов ударила в нос и вдруг перед моим взором, что никак не мог оторваться от литых ягодиц, играющих на длинных мускулистых ногах, от гибкой послушной талии, что ловко раскручивала это великолепие, появился красивейший зад волчицы с призывно задранным хвостом. Картина появилась так внезапно, что я даже встал. Закрыл глаза, потряс головой, открыл. Видение не пропало, а запах текучей волчицы забивал ноздри.

– Что с тобой? – остановилась красотка, полуобернувшись, отчего изгибы тела стали еще аппетитнее.

Уж не знаю, где так учат двигаться медицинских сестер, но посетить это учебное заведение стоит.

Я огляделся. Мы были уже явно не в обитаемой части медицинского учреждения. И света поменьше и стены поплоше.

– А куда мы идем? – спросил я, внезапно протрезвев.

– Ко мне, – гибко шагнула в мою сторону очаровашка.

– Ты знаешь, что-то не хочется. Выведи меня отсюда. Да хоть в ту же палату. Там и кровать хорошая.

– У меня лучше, – уверила она, прикусив вдруг губу.

Обманутый столь шаблонным проявлением страсти, я едва не зевнул атаку и еле-еле успел убрать глотку. Тонкая сталь планшета со свистом вспорола воздух. Сразу пришлось блокировать и удар ногой, такой длинной, такой красивой. Весьма милый, изящный каблук может нанести серьезный вред пищеварению. Барышня очень активно махала конечностями, при этом очаровательная улыбка так и не покинула ее милого лица. В глазах даже присутствовала некая истома. Она явно кайфовала. Такой вот апологет физических нагрузок мне подвернулся. К сожалению, пора было заканчивать, хотя смотреть за переливами этого прекрасного тела было очень и очень приятно. Однако, дама с нетерпением поглядывала в глубь коридора, явно ожидая прибытия подтанцовки.

Пропустив над головой столь оригинально использованный планшет, я дал ей по печени и, пока железка не прилетела обратно, слегка добавил в челюсть. Не хотелось ломать столь аппетитную шейку. Дама сложилась на пол. Вас никогда не били по печени? Тогда вам не понять всей прелести ощущений.

Нет, но какова, зараза! Она так эротично отхватила свой нокаут, что сразу захотелось воспользоваться ее беспомощным состоянием. Вероломно воспользоваться. Я в задумчивости постоял, оценивая эту любопытную идею. В грудь опять тепло толкнулось. Да что со мной? Никогда патологической сексуальной агрессивностью не отличался. В меру, все в меру. А сейчас я буквально не мог оторвать глаз от крепких даже на взгляд ягодиц, нахально вылезших из-под халата. Белья, как выяснилось, барышня не носила.

В грудь опять тепло толкнулось. Кто это у меня там? Ладонь нырнула между липучками френча и наткнулась на тяжелый, теплый крестик. Я достал его. Разглядел с удивлением. Грубо кованный, видны следы молоточка, странно уютный, защищающий. Он лежал на ладони надежным успокоением. Ко лбу, к губам, за пазуху.

А девчонка. Красивая такая девчонка. Только вот кидаться на нее не хотелось. Пусть так полежит. Я подошел к стене и увидел план эвакуации на случай пожара. Ага, вот мы где. Сориентировались. Теперь побредем.