Текст книги "Ваххабизм в России. Теория и практика террора"

Автор книги: Эль Мюрид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Крах советской системы и распад исламской уммы

4 февраля 1989 года группа влиятельных богословов и улемов Таджикистана и Узбекистана в ультимативной форме потребовала смещения руководителя САДУМ Шамсуддина Бабаханова, который был обвинен в несовместимой с нормами ислама деятельности и продажности безбожной власти. «Восставшие» совершенно справедливо полагали, что их выступление станет началом долгой, сложной и во многом безнадёжной борьбы, однако совершенно неожиданно в тот же день их представителей оперативно принял Первый секретарь республиканского ЦК И.К.Каримов, который выслушал их требования и согласился с ними. Руководителем САДУМ был назначен директор Высшего исламского института Мухаммад Содик Мухаммад Юсуф.

Опыт смещения руководителя такого уровня «снизу» был немедленно воспринят в других местах, и практически через месяц после ташкентских событий аналогичный кризис начался в Духовном управлении мусульман Северного Кавказа (ДУМСК). Ситуация в нём была дополнительно осложнена национальным и религиозным факторами. С момента образования ДУМСК в 1944 году его последовательно возглавили кумык и два аварца – то есть, представители Дагестана, в котором преобладал ислам шафиитского мазхаба. В 1978 году руководителем ДУМСК был назначен балкарец Махмуд Геккиев, являвшийся представителем ханафитского мазхаба. В обстановке стабильного развития такая ротация выглядела разумной с точки зрения поддержания баланса между представителями разных народов и исламских течений Северного Кавказа, однако в ситуации начавшегося развала именно это и послужило поводом для запуска кризиса.

В отличие от событий в Ташкенте смещение М.Геккиева не прошло гладко. Более того – даже после ухода с поста руководителя Управления несмотря на многомесячную борьбу его преемник так и не был избран. Созванный в октябре 1989 года экстренный съезд Совета алимов провалился в связи с возникшими тяжелыми разногласиями на национальной почве. По этому вопросу наметилось жесткое противостояние между дагестанскими духовными лидерами и представителями всех остальных народов Северного Кавказа. Последние уполномочили казыя Карачаево-Черкесии изложить их общую точку зрения на происходящее, и тот заявил о намерении создать независимое от ДУМСК духовное управление.

Уже через месяц после съезда возник новый муфтият – ДУМ Кабардино-Балкарской республики. Попытавшись спасти от развала ДУМСК, духовное и региональное руководство Дагестана сумели лишь реорганизовать его в Духовное управление мусульман Дагестана, что окончательно зафиксировало развал системы управления и запустило процесс размежевания на Северном Кавказе.

Для Духовного управления мусульман Европейской части и Сибири (ДУМЕС) события в САДУМ и ДУМСК не представляли поначалу значимой угрозы. Позиции руководителя Управления Талгата Таджуддина выглядели вполне прочными, однако на территории, подведомственной ДУМЕС, события стали развиваться не по пути «верхушечных» переворотов, а носили более глубинный, а потому и более катастрофичный характер.

В феврале 1989 года Первый всетатарский съезд учредил «Народное движение в поддержку перестройки – Татарский общественный центр», бывший, по сути, первой этнорелигиозной партией СССР. ТОЦ стал матрицей для большинства радикальных националистических и сепаратистских организаций Татарстана. Вслед за ТОЦ создание этнорелигиозных партий и объединений в национальных автономиях России приняло обвальный характер.

Если в Башкирии, Татарстане, других национальных республиках в идеологии этих партий и движений преобладали националистические мотивы, то созданная в Астрахани Исламская партия возрождения (ИПВ) носила подчеркнуто клерикальный характер. Особого влияния она не имела, просуществовала сравнительно недолго – буквально до распада СССР. ИПВ сумела закрепиться на некоторое время лишь в Таджикистане, где сыграла исключительно негативную роль в развязывании гражданской войны. Тем не менее именно в ИПВ впервые появились в качестве политических деятелей многие из ныне действующих политиков исламского толка с радикальными воззрениями. В частности, идеологом партии был философ Гейдар Джемаль, требовавший создания общесоюзного исламского политического центра, ограждающего умму от демократических западнических тенденций.

Вместе с крахом советской коммунистической идеологии на территории СССР начался мощный подъём религиозного возрождения. Число мусульманских общин стало лавинообразно расти, существующие стремительно наполнялись людьми. Советская система, подчиняющая каждую общину непосредственно председателю ДУМЕС, захлебнулась в управленческом коллапсе, и 15 января 1991 года президиум ДУМЕС принял решение о создании территориальных органов управления – мухтасибатов. Были созданы 25 территориальных управлений, руководство которыми было передано наиболее заслуженным и образованным имам-хатыбам этих территорий. Они получили звание имам-мухтасиба вместе с чрезвычайно широкими полномочиями, фактически переводящими их в автономные центры принятия решений.

Очень высокую степень влияния и широкие полномочия получил бывший ответственный секретарь ДУМЕС, ставший мухтасибом Московского мухтасибата, Равиль Гайнутдинов (Гайнутдин). На него были возложены обязанности по внешнеполитической деятельности ДУМЕС. Он же стоял у истоков Исламского культурного центра, который стал сложным структурным образованием, включавшим в себя черты общественной организации, духовного центра, политического объединения и коммерческой структуры. Довольно быстро ИКЦ стал структурой влияния Саудовской Аравии, а впоследствии и других аравийских монархий, которые через него запустили свои начальные программы финансирования духовного образования в России.

Образование стало ахиллесовой пятой исламского возрождения, так как быстро росшая численность возвращающихся к исламу последователей не была подкреплена адекватным ростом численности образованных священнослужителей, а имевшиеся учебные заведения попросту не могли обеспечить их выпуск. Открывающиеся религиозные учебные заведения не имели качественного преподавательского состава, учебных материалов. Число мечетей также не соответствовало возросшему количеству прихожан.

Весь этот спектр проблем не мог быть разрешен одномоментно, а в условиях нарастающего организационного хаоса, переходящего в коллапс, ни о каком качественном управлении процессами и решением проблем речи уже не шло. Начался период распада.

Сам процесс раскола исламской уммы и ее духовных лидеров носил очень изменчивый, динамичный и сложный характер. На его ход оказали влияние идущие в России процессы распада общественной и государственной ткани периода 90 годов прошлого века. Ислам стал разменной картой в руках политиков, пытающихся использовать его для достижения своих целей.

Особенно трагичные события происходили на Северном Кавказе, где впервые эндемичный (традиционный) ислам столкнулся с ваххабизмом в его крайних формах. Беспощадная борьба с ваххабизмом не осталась без последствий – окрепшие суфийские тарикаты использовали в борьбе с ним вполне симметричные методы. Это привело к тому, что сегодня последователи погибшего Саида Чиркейского выглядят зачастую не слишком лучше ненавидимых ими ваххабитов. Подконтрольные им сетевые ресурсы ведут непримиримую борьбу как с экзогенными течениями ислама, так и с официальными духовными структурами современной России. Говорить на этом фоне о едином фронте борьбы с чуждыми и враждебными проектами на нашей территории пока не приходится.

Последствия раскола и его частичное преодоление

Сам по себе процесс раскола и относительного замедления разрушительных событий растянулся почти на полтора десятилетия. Будучи запущенным в 1989 году, этот процесс стал замедляться лишь в начале нулевых годов нового века. Тем не менее пока нет никаких признаков того, что дальнейшее развитие обстановки будет протекать конструктивно и предсказуемо.

Подводя предварительные итоги прошедших после развала СССР двух десятилетий, можно сказать следующее.

К нынешнему моменту сложилось своеобразная биполярная система тяготения внутри мусульманского сообщества. Один её центр находится в Поволжье, второй – на Северном Кавказе. Однако пока это именно центры тяготения – не более того. Фрагментация исламского сообщества не только не преодолена, но и продолжается, хотя темпы её значительно замедлились.

Сегодня ситуация существенным образом осложняется наличием внешнего фактора – идущие с нарастанием миграционные процессы приносят на территорию России миллионы мигрантов, в основном из среднеазиатских республик бывшего Советского Союза. Их нельзя априори рассматривать в качестве носителей чуждых религиозных воззрений. Скорее наоборот – в отличие от России, государственная власть в республиках Средней Азии крайне жестко взяла под свой контроль большинство процессов, происходящих в исламском сообществе, и представители радикальных течений в этих республиках испытывают на порядок большие трудности, чем их коллеги в России. Поэтому приезжающие в Россию мигранты «заражены» радикальными воззрениями не больше, а зачастую и меньше, чем мусульмане тех регионов России, куда прибывают мигранты.

Однако эта жесткость является причиной того, что Россия для носителей радикальных взглядов представляется вполне безопасным убежищем от преследования со стороны своих собственных властей. Российские же правозащитные организации немедленно берут под свою опеку радикалов, заявляя о преследовании их на родине за политические взгляды. В складывающихся обстоятельствах незначительное количество экстремистов, привечаемое на нашей территории, отождествляются со всей массой прибывающих мигрантов – и это до сих пор является серьёзной проблемой.

Стоит отметить, что сказанное касается не только представителей Центральной Азии и жителей республик бывшего СССР. Идущая война в Сирии высветила неприятную проблему – несмотря на явственную поддержку режима Асада, Россия допускает присутствие на своей территории и публичную деятельность людей, приветствующих и оправдывающих противников правительства Сирии и даже откровенных террористов. В качестве примера можно привести деятельность представителя радикальной сирийской оппозиции Махмуда Хамзы, невозбранно работающего в Москве. Здесь речь идет уже не просто о двойных стандартах, а об отсутствии четкой позиции по отношению к экстремизму и терроризму.

Ситуация в мусульманском сообществе мигрантов будет рассмотрена ниже, но можно сказать, что подавляющая его часть не является изначальной угрозой с точки зрения привнесения чуждых радикальных идей. Тем не менее невнятная и непоследовательная политика в области адаптации и тем более интеграции мигрантов, во многом сознательное разжигание ксенофобии, опускание мигрантов и жителей коренных национальностей в тяжелейшие социальные условия объективно создают вражду между ними и толкают мигрантов в объятия радикальных проповедников.

На сегодняшний момент на территории России действует около 60 автономных Духовных управлений, что является и уникальным явлением, и нонсенсом. Существующие органы управления не обладают значимым авторитетом и продолжают порочную практику вражды между собой. Продолжаются аппаратные битвы и внутри муфтиятов. Во многом эта вражда обусловлена чисто личностными, то есть, субъективными факторами, но они создают вполне объективно сложившуюся картину общей слабости по всем направлениям. Ни одно из существующих духовных управлений не контролирует значимую часть мусульманского сообщества, что дополнительно закрепляет его фрагментацию.

Государство не имеет сформулированной и четкой политики в отношении мусульманского сообщества. Более того – эта политика во многом двойственна, а значит, критикуема во всех своих проявлениях. В частности, это выражается в параллельном существовании двух моделей взаимодействия государственной власти с религией.

С одной стороны, региональные власти Северного Кавказа и частично Татарстана обладают возможностью вмешиваться и влиять на вопросы духовного управления. Зачастую это носит характер решения сугубо тактических целей и задач. С другой – политика всех остальных регионов и федеральных органов власти заключается в полном невмешательстве в происходящие процессы, а зачастую и в их игнорировании. В конечном итоге она сводится к требованию лояльности, по большей части выражаемой лишь в публичных заявлениях.

Все это говорит об отсутствии политики как таковой. Раз так – нет действенных структур, осуществляющих повседневный контроль, анализ и прогнозирование обстановки. Это приводит к тому, что перманентные кризисы ставят власть каждый раз перед фактом своего возникновения без возможности реагировать на них упреждающе.

Ухудшающаяся социальная обстановка порождает сторонников радикальных идей, которые выпадают из сферы внимания как духовных лидеров, занятых бесконечной борьбой друг с другом, так и государства, сводящего свою роль к сугубо полицейскому реагированию на наиболее вопиющие проявления их деятельности.

Распад Советского Союза и центробежные процессы в России сопровождались распадом и развалом всей прежней системы управления разными областями государственного строительства и общественной жизни. Одна из наиболее чувствительных областей – идеология – оказалась не просто в кризисе, а прошла через период полного распада, который во многом так и не преодолён.

В сложившейся ситуации реархаизация сознания и востребованность религии стали объективными процессами, которые ко всему прочему практически выпали из зоны пристального внимания государства. Клерикальное руководство сосредоточилось на проблемах собственного выживания и в значительной степени свело свое участие в происходящих событиях к аппаратным войнам. Опять же – трудно обвинять его в утрате контроля над процессами, так как в складывающихся условиях тотальной деструкции планирование деятельности на продолжительный период попросту нереально.

Так или иначе, но ворота для проникновения враждебных проектов были распахнуты, и последствия не заставили себя долго ждать.

Подробно и во всех ракурсах процессы раскола исламской уммы России и его преодоления изложены в труде Р.А.Силантьева «Новейшая история исламского сообщества России», вышедшем в библиотеке приложения к журналу «Новая книга России» «Национальная безопасность» в 2006 году. Книга немедленно вызвала бурное обсуждение в исламском и православном сообществе. Во многом отзывы на нее носили негативный характер, однако аргументированной критики на изложенные в ней факты и выводы так и не последовало.

Учитывая, что более фундаментального исследования на данную тему в современной России попросту нет, автор рекомендует его для всех интересующихся подробностями произошедших в нашей стране процессов возрождения ислама – как с точки зрения негативных, так и позитивных последствий.

Механизм проникновения на территорию России экстремистских течений исламского толка

Раздробленность мусульманского сообщества и глубокие противоречия внутри него создают питательную среду для проникновения разнообразных инородных течений и идеологий. Относительно мирные из них сразу выдавливаются более агрессивными на периферию.

Динамичный рост численности мусульманского сообщества в конце 80 – начале 90 годов привел к тому, что неизбежно стало расти число мечетей и общин при них. Практически полное отсутствие системы подготовки кадров привело к тому, что имамами мечетей становились зачастую случайные люди, не имеющие соответствующего богословского образования. Проблема была решена массовой отправкой молодежи на обучение в зарубежные исламские учебные заведения. Большая часть из них была отправлена в те страны, которые выразили желание поддержать возрождение ислама на территории России – в первую очередь, аравийские монархии Залива.

Даже если не принимать во внимание интерес этих стран в распространении своего влияния на территории России, сам процесс обучения не давал возможности готовить квалифицированные кадры. Срок обучения в 4–5 лет был непозволительно коротким. Минимум 3 года необходимо для овладения арабским языком и его письменностью. Оставшиеся год-два не позволяли получить системного образования, а в реальности зачастую дело обстояло ещё хуже – новоявленные адепты учения в ускоренном порядке изучали арабский язык и письменность в бытовом разговорном объёме, и оставшееся время проводили в зубрежке и механическом запоминании текстов без особого вникания в их смысл. Говорить об осмысленном понимании сложных философских и этических норм, накопленных исламом в течение полутора тысяч лет, в таких условиях не приходится.

В итоге в Россию стали возвращаться догматики, обладающие определенной и ограниченной суммой знаний, но лишенные возможности их адаптировать и применять в российских условиях. Кроме того, большая часть образовательных учреждений, куда прибывали российские студенты, давала образование в области наиболее фундаментального толкования священных текстов. Такое образование шло вразрез с устойчивыми традициями, принятыми как на Северном Кавказе, так и в Поволжье. Не нужно забывать, что ханбализм отвечает условиям и реалиям наиболее архаично устроенного общества с преобладанием родо-племенных отношений. Даже условия Северного Кавказа, в котором эти отношения еще не прошли стадию своего разложения, были гораздо сложнее аравийских. Что уж говорить о урбанизированном Поволжье и Центральной России.

Объективно складывался конфликт между сутью излагаемых новоявленными имамами воззрений и реальной жизнью. Это стало предпосылкой для интереса ваххабитов в социальной деградации российского исламского общества. В этом ваххабиты оказались полностью солидарны с неолибералами-западниками, чей интерес также заключается в архаизации российского общества, его фрагментации и раздробления на непримиримые враждующие страты и общественные группы.

Положение могли бы исправить дополнительные богословские курсы, организованные непосредственно в России, которые проводили бы дообучение и адаптацию молодых выпускников иностранных исламских вузов. К сожалению, к моменту возвращения первых обученных имамов-неофитов разрушительные процессы в системе управления исламским сообществом набрали максимальный размах. Муфтияты делили общины, территории, деньги, благосклонность чиновников и иностранных спонсоров. Создающиеся на территории России учебные заведения отдавались на откуп приезжим арабам, которые и финансировали эти программы и мероприятия. Именно так и вышло в медресе «Йолдыз» в Набережных Челнах, из которой вышел известный по взрывам в Москве террорист Денис Сайтаков.

Руководство медресе «Йолдыз» еще в сентябре 1993 года заключило договор о сотрудничестве с саудовской благотворительной организацией «Тайба» и фактически передало ей весь образовательный и воспитательный процесс. «Тайба» же была обычной вербовочной структурой, немедленно приступившей к своей основной деятельности – вербовке и мотивированию будущих террористов. Такую же деятельность разворачивали на территории России благотворительные арабские фонды «Аль-Харамейн», «Аль-Игаса», «Ибрагим аль Ибрагим» и другие. Эти же структуры были замечены в финансировании боевых отрядов чеченских террористов. Только в 2000 году после разгрома банд Хаттаба и Басаева в Дагестане и Чечне российская ФСБ, наконец, обратила внимание на деятельность этих и им подобных организаций. Можно только представить, какое количество мусульман было обращено с помощью всех этих структур в ваххабитов.

Выпускники челнинской «Йолдыз», бугурусланской «Аль-Фуркан», других медресе и школ вместо усердного изучения богословия прямым ходом шли в Чечню, где в это же время радикальные исламисты начали окончательное искоренение традиционных исламских общин, суфийских тарикатов и их лидеров.

Особый упор в деятельности ваххабитских миссионеров был сделан на прозелитизм среди этнических христиан, которые должны были стать основой начавших свое формирование ячеек-«джамаатов». При этом чисто статистически большая часть новообращенных славян становились приверженцами именно радикальных исламистских идей, что вообще свойственно неофитам. Пропагандистская и миссионерская деятельность подкреплялась массовыми многомиллионными изданиями книг и переводов, трактующих ислам с салафитской точки зрения.

Тяжелая социальная обстановка и утрата идеологического целеполагания в значительной степени облегчали работу вербовщиков – как внутри этнических мусульман, так и в этнической христианской среде. Государственные органы власти и управления не только не обращали внимание на эти явления, но и относились к ним вполне лояльно, рассчитывая использовать связи с ваххабитскими структурами в качестве поддержки своих отношений с богатыми аравийскими спонсорами и инвесторами.

Стоит отметить, что процессы, происходящие на Северном Кавказе и в Поволжье, существенно различались между собой, и именно этим можно объяснить принципиально разную ситуацию сегодня в этих двух крупнейших центрах распространения ислама в России. На взгляд автора, ситуация в Поволжском регионе выглядит сегодня гораздо более угрожающей, несмотря на то, что именно Северный Кавказ является основным поставщиком новостей о столкновениях с террористами и экстремистами. Чтобы понять, в чём заключаются эта особенность, нужно кратко рассмотреть ситуацию в этих двух центрах.