Текст книги "Ваххабизм в России. Теория и практика террора"

Автор книги: Эль Мюрид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Северный Кавказ

Еще в 1990 году были отмечены первые столкновения между эндемичными дагестанскими салафитами и приверженцами суфизма. Раскол ДУМСК, а затем и ДУМ Дагестана резко ослабил мусульманское сообщество и дал свободу действий салафитам – как имеющим местное происхождение, так и пришлых. Агрессивные методы работы адептов салафизма очень быстро вызвали отпор и даже вооруженные столкновения с традиционалистами, которые произошли в течение 1991–1995 годах в Кизилюртовском, Казбековском районах республики и в Махачкале.

Экспансия салафитов в Дагестане была приторможена возрождением суфийских братств, которые традиционно были представлены на Северном Кавказе тарикатами нашкбандийя, кадирийя и шазилийя. Зоной беспощадной борьбы между тарикатистами и салафитами стала так называемая Кадарская зона в Буйнакском районе Дагестана, в которую входили села Карамахи, Чабанмахи и Кадар. С 1997 по 1998 год в этой зоне шли ожесточённые столкновения, в ходе которых в конечном итоге салафиты одержали победу. Активную помощь им оказали полевые командиры-ваххабиты из Чечни.

В июле 1998 года в селе Карамахи прошел съезд «Конгресса народов Чечни и Дагестана», фактически оформивший создание объединенной ваххабитской общины этих республик. Было установлено шариатское правление в Кадарской зоне, которое было провозглашено 16 августа 1998 года. Буквально через неделю в Махачкале в результате теракта был убит председатель ДУМ Дагестана М.Абубакаров, что поставило республику на грань гражданской войны.

3 сентября в республику прибыл и.о. министра внутренних дел РФ С.В.Степашин, посетивший село Карамахи. Неожиданно для всех он вполне положительно отозвался о деятельности ваххабитских джамаатов. Это вызвало полное смятение среди традиционалистов, которые оценили визит Степашина как неприкрытое предательство их федеральной властью. Произошедшее показало традиционалистам, что они не могут рассчитывать на поддержку федеральных властей, и готовящаяся попытка отбить Кадарскую зону было отложена. Через год это привело к тому, что напавшие на Дагестан боевики Хаттаба и Басаева изначально имели на территории республики хорошо укрепленный дружественный им плацдарм.

Противостояние ваххабитов и традиционалистов достигло апогея в августе 1999 года, когда банды Басаева и Хаттаба вторглись на территорию Дагестана. Разгром этих банд вначале в Дагестане, а затем и на территории Чечни позволил традиционалистам развернуть наступление на ваххабитов и в значительной степени выдавить это течение в маргинальное подполье.

Итогом борьбы между последователями традиционных течений и ваххабитами на Северном Кавказе стала выработка политики на уровне региональных органов власти по контролю над религиозной деятельностью. 16 сентября 1999 года был принят закон о запрете ваххабитской деятельности на территории Республики Дагестан. Власти сделали ставку на влиятельных шейхов суфийских тарикатов, предоставив им свободу рук в отношении салафитов. Можно сказать, что это решение также не отличается глубиной проработки, так как усилившиеся суфии повели беспощадную борьбу не только с ваххабитами, но и стали проводить не всегда дружественную политику (по крайней мере в информационном поле) по отношению к традиционалистским структурам управления центральной России. Периодическая полемика, возникающая между ними, не всегда выглядит оправданной в свете существования гораздо более серьёзного противника.

Так или иначе, но ваххабизм на территории Северного Кавказа удалось во многом маргинализовать и загнать в подполье. Вряд ли его удастся искоренить в ближайшее время, тем не менее главная цель, которую преследуют в своей политической деятельности ваххабиты – создание государства «чистого ислама» на территории Северного Кавказа, скорее всего, уже недостижима. Оговоримся – речь идет о той ситуации, в которой сохранятся существующие тенденции. События Арабской весны развиваются крайне непредсказуемым образом, и в случае, если ее результатом станет полная дезинтеграция всего региона Ближнего Востока, радикальный ислам, скорее всего, получит новый импульс в своем развитии и распространении. В этом случае Северный Кавказ вновь станет передовой линией фронта столкновений традиционного ислама и ваххабизма.

Поволжье

Распространение ислама в Поволжье во многом связано с распространением татарского и башкирского этносов, как носителя культурной и религиозной исламской традиции.

Ситуация в Поволжье существенным образом отличается от ситуации на Северном Кавказе. Главное отличие – в отстранённой и во многом попустительской политике государства как на уровне регионов, так и на федеральном уровне по отношению к угрозе распространения ваххабизма. Главный принцип, которым руководствуются власти – внешняя лояльность мусульманского сообщества, внутренние же процессы, происходящие в нем, государство считает сугубо внутримусульманским делом, в которое незачем вникать и вмешиваться. Говоря иначе – отсутствие какой бы то ни было политики выдается за политику мудрую и вдумчивую. Нужда выдаётся за добродетель – знакомая ситуация. Принцип «не навреди» хорош в относительно стабильной обстановке, однако в складывающихся условиях он более напоминает поведение страуса.

Разрешение кризиса на Кавказе вооруженным путем, по сути, вскрыло гнойник и позволило его в значительной мере очистить. В Поволжье отсутствие политики государственного контроля над религиозной экстремистской деятельностью неизбежно приведет к образованию нового очага напряженности и необходимости купирования его не менее жесткими методами, чем на Кавказе.

Второй отличительной особенностью Поволжья является неспособность ваххабитов создать массовую прослойку своих сторонников. Оговоримся сразу – эта неспособность временная, и не стоит считать, что она не будет преодолена. Главным препятствием сегодня для массовой вербовки своих сторонников является традиционный национализм местных мусульманских народов. Они с большей охотой используют исламский фактор для своей автономизации или сепаратизма, чем позволят пришельцам извне отформатировать их ментальность в космополитичном формате радикального ислама.

Поэтому основная ставка ваххабитов в Поволжье делается на молодежь «эпохи ЕГЭ». Догматичное образование, сведенное к запоминанию полубессмысленного набора бессистемных фактов, оглупление молодежи, низкий уровень культуры и очень низкая критическая планка предоставляют радикалам прекрасное поле для внедрения в девственно чистое сознание молодежи своих вполне доступных и столь же догматичных идей. Пока доля такой молодежи невелика, однако продолжение катастрофической политики в области образования и культуры предоставляет ваххабитам прекрасный шанс на расширение своей деятельности в этой среде.

Еще одной проблемой ваххабитов в Поволжье является отсутствие среди региональных лидеров человека, хотя бы отдаленно напоминающего Джохара Дудаева, который будучи фантастически невежественным в богословии, да и вообще в вопросах веры человеком, использовал ваххабизм в качестве тарана для решения вопросов укрепления личной власти. Однако, как это всегда бывает, ваххабиты в конечном итоге использовали самого Дудаева и сумели в короткие сроки создать свое протогосударство, с помощью которого и обеспечили массовый приток в свои ряды новообращенных адептов.

Тем не менее, вполне можно представить себе ситуацию, при которой появление таких лидеров станет реальностью. Слабость федеральной власти, кризис в среде российской элиты немедленно приведут к росту сепаратизма и объективной потребности региональных элит возглавить этот процесс. Ваххабиты могут стать заманчивым инструментом для достижения своих целей – а уж как именно сложатся отношения между ними и региональными элитами, предсказать не трудно. Ваххабиты никогда не придерживаются никаких договоров. В случае захвата власти они немедленно избавляются или расправляются со своими попутчиками.

Судьба президента Ичкерии А.Масхадова – вполне показательный пример. Полевые командиры-ваххабиты Хаттаб, Басаев, Бараев, Радуев к концу существования Ичкерии практически добили как чеченских традиционалистов, так и протогосударственные масхадовские структуры. Только неудачный поход на Дагестан и поражение во второй чеченской войне не позволили им зачистить окончательно политическое и религиозное поле республики. Правда, самому Масхадову их поражение уже не помогло.

Отдавая себе отчет в этом, ваххабиты используют в Поволжье иную тактику, более приспособленную к существующим ограничениям. Она сводится к работе в двух направлениях – вербовке лидеров духовенства и государственных служащих, а также в создании небольших хорошо законспирированных групп боевиков-профессионалов, имеющих боевой опыт и подготовку, способных стать кристаллизующим ядром будущих террористических группировок.

Первое направление деятельности, судя по публикациям прессы и отчетам Российского института стратегических исследований (РИСИ), который чуть ли не единственный системно занимается этой проблемой, ведется вполне успешно. В 2012 году ваххабитам удалось убить одного из наиболее непримиримых своих противников и одновременно крайне влиятельного духовного лидера Татарстана Валиуллу Якупова, а также тяжело ранить муфтия Татарстана Ильдуса Файзова. Немного погодя это стало формальной причиной его ухода в отставку с поста руководителя ДУМ Татарстана. На смену им пришли люди, более лояльно относящиеся к идее внутриисламского диалога, а по сути – соглашательства с экстремистами. Вполне возможно, что мы увидим возвращение на свои места одиозных лидеров ваххабизма, которые были выдавлены из республики чрезвычайными усилиями как раз Якупова и Файзова.

Второе направление деятельности реализуется прямо сейчас в ходе сирийской войны. В качестве примера можно привести ваххабитского вербовщика Айрата Вахитова, известного под именем Салман Булгарский. Он открыто и весьма активно ведет вербовочную работу через русскоязычные социальные сети, рисуя героические картины «священной борьбы» с неверными и отступниками, адресуя свои не слишком правдоподобные истории малообразованной аудитории. Набранные таким способом добровольцы едут на джихад в Сирию, а выжившие и должны составить боевой костяк поволжских джамаатов. Трудно сказать, насколько и как ведется работа российских спецслужб по отслеживанию деятельности и возвращения на родину этих людей. Скорее всего – никак, хотя как обычно, хочется верить в доблесть и прозорливость наших органов. Во всяком случае, деятельность Салмана Булгарского не встречает ни малейшего противодействия, хотя его биография, в которой есть период отсидки в американской тюрьме в Гуантанамо и более чем вероятное сотрудничество с ЦРУ США, должна была привлечь особое внимание к его персоне.

Сообщения о татарских наёмниках в Сирии не могут не настораживать.

Специфика Сирии заключается в том, что сирийцы называют чеченцами практически всех боевиков-выходцев с Северного Кавказа, и татарами – практически всех выходцев с Поволжья, поэтому однозначно определять национальность и происхождение русскоязычных боевиков, воюющих в Сирии, затруднительно. Тем не менее, вполне очевидно, что русскоязычные наёмники становятся вполне ощутимой проблемой не только для сирийцев. Главная опасность заключается в том, что при полном отсутствии контроля за их перемещениями сложно оценить истинное количество и момент, когда они начнут массово возвращаться в Россию. Названная руководителем ФСБ цифра в 200 российских граждан, воюющих в Сирии, выглядит не очень правдоподобной. На видеоотчетах террористов, в которых они повествуют о своём боевом пути на разных территориях Сирии, русская речь и крупные отряды русскоязычных боевиков к середине 2013 года стали практически обыденным явлением.

Всё сказанное говорит о том, что ухудшение ситуации в Поволжье в отличие от Северного Кавказа развивается латентно и главное – без должного контроля со стороны государства. На сегодня её исследование сведено к сугубо полицейским сводкам и точечной работе отдельных научных структур. В подобных условиях говорить о качественном анализе и прогнозировании ситуации попросту не приходится. Неизбежным следствием попустительской политики государства станет внезапный прорыв накапливающихся негативных процессов.

Именно поэтому неприглядность ситуации и представляется автору крайне опасной. Поволжье, Уральский регион и северные нефтегазовые регионы страны подспудно накапливают свой разрушительный потенциал, но никаких системных решений по предотвращению угрозы не принимается. Собственно, без должного изучения проблемы, возможно, что бездействие властей выглядит и наиболее рациональной тактикой – бессистемные решения могут нанести ещё больший вред. Однако является ли такая политика разумной – вопрос явно риторический.

Стоит отметить, что если события на Северном Кавказе происходили на периферии страны, то Поволжье, Урал и Север – это центр России, в котором сосредоточен значительный промышленный и экономический потенциал. Удар, который нанесут (а его обязательно нанесут) ваххабиты в этом месте, может оказаться фатальным для дальнейшего существования нашей страны. Уже поэтому совершенно необъяснима с любой рациональной точки зрения столь странная политика государства, заставляющая за неимением лучшего, прибегать к конспирологическим теориям и задаваться вопросом о прямом предательстве части российской управляющей элиты.

Внешние факторы распространения ваххабизма

Внешние факторы угрозы распространения радикальных идей можно свести к двум группам – системной деятельности иностранных структур и агентов по распространению своего влияния на территории России, а также угрозам, исходящим от бесконтрольных миграционных процессов.

В первые годы «молодой демократической России» первый из указанных факторов являлся практически единственным. Как на территории России, так и в мусульманских республиках бывшего СССР в массовом порядке открывались представительства и филиалы разнообразных исламских фондов, центров и благотворительных организаций. Собственно, и их западные коллеги не отставали, внедряя свои структуры и конкурируя за влияние на просторах бывшего Советского Союза.

Республики Средней Азии, столкнувшись практически сразу после распада СССР с массированными атаками радикальных исламистов, очень быстро сумели взять ситуацию под относительно действенный контроль. В связи с информационной закрытостью этих стран далеко не все детали становятся известными, однако вполне очевидно, что власти среднеазиатских республик сумели реально оценить угрозы и жестко оградить себя от радикальных зарубежных эмиссаров – как в легальном поле, так и подпольно действующих. Пожалуй, только в Таджикистане из-за вспыхнувшей гражданской войны на этом пути возникли серьезные сложности, но и они в целом были преодолены.

В России в связи с развалом системы управления мусульманским сообществом на её месте возникли новые структуры, финансовые ресурсы которых не позволяли вести конструктивную деятельность. В этих условиях заманчивые предложения со стороны зарубежных спонсоров выглядели вполне допустимым компромиссом с совестью и долгом. Распространенная практика получения помощи неподотчетными суммами в наличных с одной стороны попросту развращала, с другой – делала принимающих такую помощь уязвимыми для возможного давления.

Без существования государственного контроля за финансовыми потоками структур управления мусульманским сообществом они были объективно заинтересованы в продолжении вполне порочной практики подобного «сотрудничества». Слишком принципиальные муфтии ставились в заведомо невыгодное положение перед менее щепетильными коллегами. При этом нужно учесть, что возрождение ислама действительно требовало мобилизации ресурсов. Строительство мечетей, создание системы духовного образования, издательские программы, содержание разбухающих аппаратов требовали вполне серьёзных вливаний, и опора на традиционные источники финансирования не могла покрывать всех возникающих потребностей.

Понятно, что столь питательная среда и заинтересованность духовных лидеров в поиске новых источников пополнения бюджета структур управления сообществом не могли не привести к тому, что страна была наводнена структурами, которые не слишком скрывали своих истинных целей. Кроме того, эти же структуры активно работали и с региональными органами управления, вполне искусно педалируя близкие им темы национального самоопределения. В условиях вялотекущего распада страны борьба с зарубежными враждебными структурами была практически бесполезной. Региональные лидеры – как светские, так и духовные – были обязаны просчитывать варианты своих действий в ситуации краха российской государственности. Возникла устойчивая самоподдерживающаяся система, конечным итогом функционирования которой должен был стать распад страны.

В этих условиях единственным стабилизирующим фактором стала вторая чеченская война и ликвидация одного из враждебных проектов развала России.

После уничтожения ваххабитского анклава на Юге страны федеральные власти предприняли активные действия по закрытию других проектов. Во многом лишь благодаря этому исламское сообщество смогло в какой-то степени остановить свой распад и зафиксировать сложившееся положение.

К сожалению, новые федеральные власти, сделав ставку на отечественную бюрократию в борьбе с иностранными проектами, не сумели найти или создать сдерживающую её силу, что в довольно короткие сроки вначале затормозило возрождение страны, а затем привело к ее стагнации. Сложившийся баланс между олигархией, ориентирующейся на отечественный промышленный комплекс, и олигархией, ориентированной на международную финансовую бюрократию, стал причиной краха политики возрождения, что немедленно привело к застойным явлениям во всех областях жизни страны, в том числе и в процессах, происходящих в мусульманском сообществе. К 2005–2006 году конструктивные процессы были прекращены, и вновь появились вполне угрожающие тенденции размежевания и борьбы внутри мусульманского сообщества и его структур управления.

Сказанное позволяет сделать вывод – общая ситуация в России прямым образом влияет на объединительные процессы внутри российской уммы. Ухудшение или стагнация положения в стране немедленно самым пагубным образом отражается на тяжелом и долгом пути собирания российских мусульман в единую общность.

Краткие выводы

Любая сложноорганизованная система всегда обладает разнообразными механизмами, позволяющими поддерживать её целостность и функционирование даже в неблагоприятных условиях. Социальная система – не исключение. Каждое общество обладает своими уникальными возможностями противодействия чужеродному влиянию, которое пытается изменить его внутреннюю сущность. Однако в периоды кризисов целостность таких механизмов может нарушаться, и чем серьезнее кризис, тем тяжелее последствия, связанные с утратой способов противодействия разрушительным процессам – как внешним, так и внутренним.

Российский ислам и мусульманское сообщество России с момента краха советской системы попали в тяжелейшие условия, как и вся страна. Однако именно исламское сообщество прошло этот этап своего существования наиболее тяжело и понесло совершенно несоразмерные потери. Даже по истечении 20 лет кризис мусульманского сообщества России не преодолен. Раскол уммы налицо – как среди лидеров, так и среди последователей учения Пророка.

На взгляд автора, именно неспособность российского мусульманского сообщества сплотиться и преодолеть множественные разногласия во имя единства в вере стала главной причиной тяжелейшего кризиса. Причины, способствующие такому положению вещей, многообразны, и носят как объективный, так и субъективный характер. Наиболее полно эти причины в российской литературе были разобраны в уже упоминавшейся выше книге Р.Силантьева «Новейшая история исламского сообщества России», поэтому автор отсылает читателя к этому труду, который нелицеприятно, но тщательно и добросовестно исследовал столь непростое явление в нашей новейшей истории. Без преодоления раскола исламское сообщество России не сможет системно противостоять агрессивному нашествию чуждой идеологии под вывеской ислама.

Вторая причина сложившегося положения – отстраненность государства от вопросов веры. Это оправдывается якобы светским характером государства, политикой невмешательства государства во внутренние дела уммы, однако такая позиция не может вызывать ни малейшего понимания.

Государство не вправе отстраняться от проблем значительной части членов общества, тем более, что эти проблемы угрожают целостности и благополучию государства. Известная истина про то, что народ, не желающий кормить свою армию, будет кормить чужую, в полной мере относится и к вопросам веры. Автор, будучи агностиком, без восторга относится к клерикализации российского общества. Для многонациональной и многоконфессиональной страны отсутствие единой светской идеологии является угрозой её целостности, а возрождение религий однозначно ведет пусть и к некритическому, но размежеванию единого народа. Однако в сложившихся обстоятельствах, когда страна «просела» в своем развитии, реархаизировалась и деградировала, возврат к истокам веры является объективным процессом.

Отказ государства от управления этим процессом губителен, какими бы рациональными аргументами он не оправдывается. Мы видим, что собственных внутренних сил у мусульманского сообщества России недостаточно. Оно слабо, разобщено, не обладает развитыми и действенными механизмами самозащиты от чужеродного и враждебного влияния извне. Нет сомнений, что российские мусульмане способны самостоятельно справиться с затянувшимся кризисом, но на первый план выходит вопрос цены, которую они и российское государство и общество заплатят за столь продолжительное решение этих проблем.

Во всех странах, где религия является важной частью общества, государство так или иначе, но создает структуры управления, которые защищают «свою» религию от внешних враждебных проектов, оказывают ей поддержку.

Опыт Европы, где государства, напротив, подчеркнуто дистанцируются от решения таких вопросов и декларируют равный подход к любым религиозным воззрениям, говорит о том, что подобный путь ведет если не к катастрофе, то к системному кризису. Отказ от защиты своей идентичности – в чём бы она не проявлялась на данном этапе развития – всегда ведет к её размыванию и проникновению чуждых этических норм.

Любой организм рано или поздно сдается под натиском болезнетворных проявлений. Поэтому европейская модель отношений между государством и религией для России неприемлема – находясь на стыке сразу нескольких цивилизаций, наша страна особенно уязвима перед чужеродным влиянием.

Тем более опасно, если мы находимся под атакой сразу нескольких агрессивных внешних проектов. Внедрение западной потребительской модели и алчности, как источника развития общества, уже подорвало устойчивость нашего цивилизационного устройства. Параллельно с этим мусульманское сообщество подвергается агрессивной атаке архаичных форм ислама, который отвечает потребностям обществ, находящихся на самых низших уровнях своего развития. Ислама в той его версии, которая взывает к самым примитивным, почти инстинктивным формам существования.

Оба враждебных проекта – неолиберальный и ваххабитский – направлены на опускание нашей страны, общества, государства, экономики, социальной и культурной областей на уровень, соответствующий тому уровню, на котором наша страна находилась многие сотни лет назад. В условиях стремительного развития остального мира это будет означать окончательное исключение России из числа стран и цивилизаций, имеющих свой собственный проект развития.

Для того, чтобы обозначить, что именно понимается под цивилизационной идентичностью России, нужно привести исчерпывающий перечень ее признаков. Это: русский язык, единая история всех народов, населяющих нашу страну во все периоды ее существования, единая территория, традиционные (эндемичные) религии, общая культура народов, населяющих Россию, ментальность, традиции, уклады и устои, поведенческие, этические и ценностные нормы и стереотипы. Только их сумма во всем своём многообразии позволяет формулировать собственный проект развития, опирающийся на все без исключения перечисленные признаки.

Переходя к конкретике, на взгляд автора необходимо создание государственного органа, задачей которого будет реализация политики России в области религиозных отношений. Формулирование этой политики – задача главы государства. Он больше не вправе игнорировать существующую тяжелую проблему, продолжая рассчитывать на процессы самоорганизации. Нет никаких «невидимых рук», которые волшебным образом что-то там отрегулируют и сделают нам красиво.

Необходимо создание координирующих общественных органов, создающих баланс в межрелигиозных, внутриконфессиональных отношениях, интересах государства и общества. Решительно необходимо сформулировать основные подходы ко всем чуждым (или как принято называть «нетрадиционным») религиозным течениям и формам. Бездумный тотальный запрет их недопустим, однако создание жестких и однозначных правил, по которым они могут действовать на нашей канонической территории, не вызывает ни малейших сомнений.

Но что самое главное – нужно всегда помнить о светском характере нашего государства. Параллельно с защитой «своих» религий нужно ставить задачу формирования единой светской идеологии, которая должна постепенно заменить религиозные воззрения, а если точнее – создать симбиоз между разными объединительными идеологиями, работающими на единство государство и народа.