Текст книги "Хаос времён года"

Автор книги: Эль Косимано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

6. Один под ледяным дождем

Джек

Вернувшись домой и приняв душ, я чувствую, что мои легкие все еще горят от бега. Насколько бы сильно я ни нагружал штангу и сколько бы километров в день ни делал, это не помогает справиться с разочарованием, пустившим глубокие корни, – не в мышцах и не в легких. Это постоянная боль в сердце, и я уверен, что она медленно убивает меня.

Выхожу из ванной, не дожидаясь, пока запотевшая от пара поверхность зеркала снова будет показывать мое изображение, поскольку не в силах выносить собственного вида. Порез на шее упрямо пятнает полотенце, когда я им вытираюсь. Я не смог защитить себя от двух человеческих придурков, пытавшихся украсть мои часы. Этот наручный монитор – единственное средство обезопасить Флёр, когда она находится за пределами виллы, и если бы она внезапно не появилась в парке, они бы перерезали мне горло и забрали его.

Открываю ящик комода и, достав свежую футболку, натягиваю через голову. Мой сотовый вибрирует, и я беру его в руки и просматриваю запись на экране. Пришел мейл от Лайона:

«Джек,

ваши визы уже на почте. Я приложил отчет, с содержанием которого вам стоит ознакомиться. Мы с Геей считаем, что в свете последних событий, как здесь, так и за границей, будет лучше, если вы с Флёр пересмотрите свои планы на отпуск.

Мне очень жаль, Джек. Если захочешь поговорить, я всегда готов. Мое предложение остается в силе. Прилагаю обновленные паспорта с вашими визами, а также два дорожных чека, достаточных, чтобы покрыть перелет из Мехико в Лондон, на случай, если вы все же передумаете и решите вернуться домой.

Созвонимся, как обычно, на следующей неделе,

Профессор Даниэль Лайон

Обсерватория, Гуманитарный факультет»

Задерживаюсь взглядом на последних двух строчках, и на моих губах появляется улыбка. Лайон до сих пор не удосужился изменить подпись электронной почты. Зная его педантичность и внимание к деталям, понимаю, что это вовсе не упущение. Новый титул Лайона имеет значительно больший вес: Отец-Время, Кронос, Дарующий Бессмертие, Правитель Вселенной… Другие пришли бы в восторг от возможности присоединить любое из этих почетных званий к своему имени, скрыв то, кем были раньше. Но только не Лайон. Полагаю, ему так же непривычно использовать свой новый титул, как и мне свой. От осознания этого ведущая в его кабинет лей-линия делается в моих глазах куда более привлекательной.

До тех пор пока я не открываю вложение в нижней части экрана.

Моя улыбка тает, когда я бегло просматриваю отчет, а мечты о нашей с Флёр юбилейной поездке в Амстердам внезапно превращаются в дымящуюся кучку пепла. Лайон с Геей вели поиски нескольких ударившихся в бега Времен года – охотников за головами, которые явились за мной и Флёр, когда мы сбежали от Майкла. Большинство из них сдались и были помилованы. Других поймали и привезли обратно в Обсерваторию для слушаний. Но некоторые ускользнули, едва узнав о поражении Майкла; и с тех пор о них ни слуху ни духу.

Они-то и беспокоят Лайона больше всех.

Череда странных несвоевременных штормов наводит на мысль, что они живы – и вовсе не залегли на дно. В связи с этим Лайон вводит ограничения на перемещения для всех непарных Времен года, если только они не согласятся находиться под наблюдением, будучи привязанными передатчиком к лей-линиям. Это было бы приемлемо для самой Флёр, чью магию можно вернуть в Обсерваторию через лей-линию, если бы с ней случилось худшее, но не для меня, ведь теперь я просто человек.

Я бросаю телефон на кровать, оставляя вмятину на одеяле, и, упершись руками в комод, опускаю голову, пытаясь понять, как мне сообщить новость Флёр. Мы сумели сбежать от целой армии Стражей, отбились от орды жаждущих вознаграждения Времен года, преследовавших нас через Атлантику и бо́льшую часть Северной Америки, но теперь, когда я стал человеком, в интересах нашей безопасности нам не позволяют даже покинуть пределы собственного долбаного города.

Легкий ветерок колышет прозрачные занавески в спальне. Подняв голову, я замечаю в окне проблеск розового. Флёр примостилась на краю бассейна во внутреннем дворике, подол ее юбки в деревенском стиле подоткнут выше колен, а ноги погружены в воду. Сейбы и кипарисы образуют для нее естественный растительный фон: их ветви опущены, а бледные листья колышутся под клубящимися серыми облаками позади нее. Убранная за ухо прядь волос открывает взору длинный белый провод, соединяющий наушники с мобильным телефоном. Разговаривая, Флёр выводит ногой узоры на воде.

Я тяжело вздыхаю.

Она прекрасна. Красивая, внушающая благоговейный трепет, сильная; я ее не заслуживаю.

Вздрагиваю от внезапного телефонного звонка: в комнате начинает грохотать песня «Холодный как лед» группы «Foreigner», и, чтобы выключить ее, я бросаюсь к кровати. На экране появляется самодовольное лицо Чилла, моего бывшего куратора. Я не выбирал мелодию звонка – это сделал он, – и сколько бы раз я ни менял ее на что-то, что не вызывало бы у меня желание выпрыгнуть из собственной кожи, он всякий раз умудряется взломать мой телефон и снова установить треклятую песню.

– Ну, как делишки? – со вздохом отвечаю я на вызов.

– Я почувствовал значительное колебание Силы[4]4
  Фраза из фильма Джорджа Лукаса «Звездные войны».


[Закрыть].

Зажав телефон между плечом и ухом, я отодвигаю край занавески. Флёр все еще разговаривает по телефону, и теперь я знаю, с кем.

– Поппи тебе сказала, да?

– Неа. Но они болтают уже почти час, и она продолжает переводить мои звонки на голосовую почту. Мне удалось дозвониться только один раз, и все, что она сказала, прежде чем повесить трубку, – что я должен позвонить тебе. Неприятности в раю?

– Нет.

Я иду с телефоном по коридору, проскальзываю в свой кабинет и закрываю дверь. Падаю навзничь на диван и прикрываю глаза рукой. В царящей вокруг тишине, лишь с голосом бывшего соседа по комнате в трубке, лежа на старом потрепанном диване с промятыми подушками, я почти могу вообразить, что снова оказался в нашей комнате в общежитии.

– Потому что ты можешь рассказать мне…

– Да нечего рассказывать, – ворчу я. Открыв глаза, вижу прямо над головой нарисованное Флёр кривобокое вечнозеленое растение – правда, вверх ногами. Принимаю сидячее положение и свешиваю ноги с дивана. – Ничего не происходит. У нас все хорошо.

– Понял, – спокойно отвечает Чилл и, хвала Гее, не развивает эту тему.

– Кстати, где ты сейчас находишься? Зима почти закончилась. Разве ты не должен быть дома, в стазисе?

– У меня есть еще несколько дней, прежде чем сюда прибудет Джерек, чтобы сменить меня. Я уже готов вернуться домой к Поппи. Предвкушаю, как буду смотреть Netflix и отдыхать со своей девушкой до конца лета.

Поппи – бывший куратор Флёр, и Чилл клялся, что на дух ее не выносит, – до тех пор, пока ему не предложили провести с ней вечность, и теперь она куратор Чилла. Сам Чилл в битве на озере был смертельно ранен, пытаясь спасти меня, и впоследствии сделался Зимой. Я уступил возможность воспользоваться старой зимней магией Лайона, чтобы сохранить Чиллу жизнь, а он, в свою очередь, спас Поппи, выбрав ее своим куратором. Через несколько дней его сезон закончится, и она проведет его материю – его душу, магию и энергию – через лей-линии обратно в их общий дом в Фэрбенксе, штат Аляска. Некоторое время Чилл проваляется в стазисе, а остаток года они проведут вместе.

– На какой срок ты выйдешь из строя? – Я подхожу к рабочему столу и включаю мониторы.

– Всего на пару дней. А что? Будешь скучать по мне?

– Размечтался.

– Я запрограммировал твой сотовый так, чтобы он показывал тебе мое лицо и ты не слишком грустил в мое отсутствие.

Я не могу сдержать смех.

– Да, я заметил. Кстати, как тебе это удалось?

– Хакер никогда не раскрывает своих секретов.

Где-то на заднем плане кричит птица. Дыхание Чилла в трубке становится прерывистым, как будто он взбирается по крутому склону. Мир, похоже, перевернулся с ног на голову, раз я сижу перед экраном компьютера, а Чиллу приходится карабкаться по горам.

– Пару дней, значит? – Меня захлестывает горькая ревность. Когда я был Зимой, то проводил месяцы в стазисе, исцеляясь от полученных ран, и даже не мечтал проснуться в объятиях своей девушки.

– Кровь не прольется. А мне просто нужно поспать некоторое время, чтобы зарядить свои магические батареи, – говорит он, имея в виду открытие, которое помогло нам выяснить, как выжить в верхнем мире, не рискуя истощить силы.

Магия Времен года функционирует как перезаряжаемая батарея. Мы должны были работать в группах, чтобы наши противоположные заряды, созданные самой природой, могли исцелять друг друга и пополнять магию друг друга. Стазисные камеры были извращенным изобретением Майкла для разделения Времен года – с их помощью он стремился контролировать нас, привязав к Обсерватории передатчиками и сделав зависимыми от стазисных камер, из которых мы черпали энергию. И это вместо того чтобы позволить нам мирно сосуществовать. Действуя сообща, мы были слишком сильны, слишком опасны, способны свергнуть систему, которая подавляла нас.

Те Времена года, кто покинул Обсерваторию, додумались до такого же решения, что и мы. Эмбер и Хулио могут заряжать друг друга одним прикосновением – чего они, кажется, никогда не прекращают делать, какая бы ни была погода в Калифорнии. С другой стороны, Флёр не нуждается в партнере, поскольку мы остаемся в благоприятном для нее климате. Но Чилл, решивший жить со своим куратором-человеком в Фэрбенксе, где теплые летние периоды очень непродолжительны, вынужден прибегать к услугам стазисной камеры, чтобы восполнять ресурс.

– Хмм, – я рассеянно поигрываю мышкой.

Жестокость охоты, боль от убийства Эмбер, необходимость самому пасть жертвой Флёр, продолжительный стазис и слабость после выхода из него, одиночество и изоляция… эти аспекты жизни в бытность мою Зимой мне совершенно не нравились, и потому я убедил себя, что рад, наконец, от них избавиться. А теперь все это даже не проблема.

– Ты в порядке, Джек? – Чилл провел слишком много зим, слушая мой голос через наушники, анализируя невербальные сигналы в поисках признаков того, что что-то не так. Что я в опасности – слишком устал, слишком болен, слишком зол на весь мир… Готов сдаться.

– Ага. – Я сажусь на стул и открываю электронную почту, отбрасывая мысли, которые терзали меня с неудавшейся пробежки в парке. – Я рад за тебя, Чилл. Вы с Поппи это заслужили. – Это правда. Я отказался от шанса снова сделаться Зимой именно по этой причине – чтобы Чилл и Поппи могли жить вместе.

Перезагружаю почту, и на экране появляется мейл от Лайона.

– Ты уже видел отчет, который Лайон прислал несколько минут назад?

– Сейчас читаю. – Дыхание Чилла выровнялось, как будто он наконец-то сел. – Что ты об этом думаешь?

– Он сказал, что они разбудили последних Стражей Майкла. Их всех лишат магии, а тех, кто откажется, исключат из программы.

В трубке раздается тихий присвист.

– Бродячие Времена года, верные Майклу, должно быть, разозлились, что их друзей уничтожили. Возможно, Лайон боится возмездия.

– Похоже на то. А мы все на какое-то время оказались взаперти.

– И твои планы на годовщину коту под хвост. Из-за этого вы с Флёр спорите?

Мне удается лишь хмыкнуть в ответ.

– Ой, Джерек звонит! – Дыхание Чилла снова становится прерывистым, как будто он возобновил движение. – Я должен ответить. Потом нам с Поппи нужно будет согласовать мое перемещение домой. Девочки, наверное, уже всласть посплетничали о твоей персоне. Думаю, тебе стоит пойти поговорить с Флёр.

– Спасибо, я так и сделаю, – отвечаю. – Счастливого пути домой и обними за меня Поппи.

Чилл первым дает отбой, а я еще долго сижу с прижатым к уху телефоном, вслушиваясь в тишину на другом конце линии.

7. Любовь, или Время года

Флёр

Джек выходит из-за веранды, засунув руки в карманы, шаркая босыми ногами, и останавливается на траве у края патио. Я едва слышу прощальные слова Поппи в трубке. Мой взгляд прикован к красному порезу на шее Джека. Вынимаю из ушей наушники и кладу их поверх телефона. Джек медленно приближается, прикусывая зубами нижнюю губу и нахмурив темные брови. Слабый запах крови летит ко мне впереди него, и он поднимает голову, почувствовав мой прикованный к ране взгляд.

– Я в порядке, – заверяет он, отвечая на вопрос, который, должно быть, отразился на моем лице. Я вытаскиваю ноги из бассейна, и Джек усаживается рядом со мной, прежде чем я успеваю встать, близко, но не касаясь. – Как Поппи?

Осторожно, чтобы не было брызг, опускаю ноги обратно в воду. Боюсь нарушить установившееся в наших отношениях хрупкое поверхностное равновесие.

– Нормально.

– Ты, наверное, уже слышала о запрете на перемещения? – Джек слегка поворачивает голову, ловя мой легкий кивок. – Просто… хочу, чтобы ты знала: сегодня утром я поговорил с Лайоном о нашей поездке в Амстердам. А он, в свою очередь, должен был поговорить с Геей на неделе и сообщить мне, но… – Он трет глаза и испускает негромкое ругательство. – Как бы то ни было, он уверяет, что сожалеет.

– Сильно в этом сомневаюсь. – Горькие слова слетают с губ прежде, чем я успеваю прикусить язык.

Отношения Джека с профессором сложные и проблематичные, но всякий раз, как я пытаюсь убедить Джека отступить на шаг и оценить самого Лайона и его действия критически, а не альтруистически, он принимается его защищать. Сама же я не уверена, что преданность Лайона Джеку так уж безвозмездна.

– Знаю, что он тебе не нравится. Я все понимаю. Но он вовсе не пытается усложнить нам жизнь, Флёр. Я не могу просто взять и закрыть глаза на все, что он для нас сделал.

– Ты имеешь в виду все, что он сделал, чтобы загладить свою вину. – Легкий ветерок треплет мне волосы, бросает пряди в лицо. Над головой начинают собираться тучи, отбрасывая на сад тени. – Знаю, ты хочешь видеть в нем только лучшее. Но вот сама я познакомилась с Даниэлем Лайоном, когда он прибыл с опозданием на битву, в которой заставил нас сражаться за него. Ему только и оставалось, что принять титул, который мы ему обеспечили. Он даже не взглянул на тебя, когда ты истек кровью и умер, так что, уж извини, я ему не доверяю. – Лицо Джека расплывается от подступивших к глазам горячих слез, и я изо всех сил стараюсь сдержать их. – Если хочешь знать, я считаю, что смерть Вуди, твоя смерть, смерть Поппи… Габриэля, Юкио, Ноэль и всех остальных… – Я закрываю глаза, содрогаясь от воспоминаний. – Все эти смерти на совести Лайона. И то, что Гея вернула нам вас двоих, не означает, что я его когда-нибудь прощу. Лайон манипулировал нами, Джек. Никогда не забывай об этом. Мне трудно уразуметь, почему ты хочешь вернуться к нему.

– Потому что, будучи таким, какой я сейчас, я не могу обеспечить твою безопасность. – Джек с отвращением указывает на себя рукой, как будто каждая идеально вылепленная часть его тела, каждый изгиб и каждая черточка, словно специально созданные для меня одной, кажутся ему недостаточно волшебными.

– Почему ты думаешь, что Обсерватория сможет обеспечить нам безопасность?

– У Лайона мой дымный туман. Он заверил, что поможет, если я захочу забрать его обратно.

– Ты же знаешь, как я к этому отношусь, и слышал, что сказала Гея. Эта сущность больше не часть тебя. Она отравлена, Джек.

– Они не могут знать этого наверняка.

– Они, может, и нет, зато нам обоим это известно.

Мы оба понимаем, когда это случилось. Во время засады в хижине дедушки Джека нас окружила группа Времен Года. Хулио и Эмбер получили смертельные раны, и моя сила быстро угасала. Мы трое истекали кровью и умирали, и в последней отчаянной попытке спасти нас Джек забрал магию у умирающей Зимы по имени Неве Ондинг, зная, что ее не спасти. Даже если бы у нее был шанс исцелиться, не уверена, что она заслужила эту милость после того, что пыталась сделать с нами.

Магия, которую Джек взял у Неве, дала нам силы пережить ту ночь. Только проснувшись, мы осознали, как произошедшее повлияет на Джека в дальнейшем. Чувство вины разъяренным призраком терзало его совесть. Он до сих пор иногда задается вопросом – как, впрочем, и все мы, – не прилепилась ли к нему в тот день частичка души Неве Ондинг? Не продолжает ли она и по сей день существовать в его дымном тумане?

Как мне кажется, именно поэтому Гея предупредила Джека, что возвращать его дымный туман опасно, ведь он утратил сущность Джека.

– Я понимаю, что будет больно, но Лайон сказал…

– Лайон – лжец и манипулятор! Если эта штука повреждена и причиняет боль, зачем он предлагает тебе ее забрать?

– Эта штука была частью меня!

– Но больше она тобой не является! Ты действительно хочешь рискнуть?

На глаза мои наворачиваются слезы, когда я ловлю взгляд Джека, исполненный такой тоски и отчаяния, каких я давно не видела. Внезапно мне кажется, что я смотрю на него сквозь сетчатый забор и мы сжимаем пальцами ячейки, почти соприкасаясь лбами – но не до конца. Джек знал, чего хочет, в ту ночь, когда я выследила его на стройке, стремясь прикончить, как предписывали правила. Он понимал, чем готов рискнуть, чтобы защитить меня, чтобы мы могли быть вместе. Его не волновало, что это безрассудно и смертельно опасно; он уже сделал свой выбор.

– Ты ведь все равно намерен так поступить, да? Вот чего ты хочешь! Вернуться в Обсерваторию.

– Я бы никогда не оставил тебя здесь одну. Никогда. – Он колеблется, словно взвешивая последующие слова. – Но что если… что если я предложу вернуться вместе? Всего лишь на какое-то время. Просто посмотреть…

Я отрицательно качаю головой и, приложив ладонь к его щеке, заставляю повернуться к себе лицом.

– Там, внизу, мы не были вместе, Джек, – шепчу я. – Мы находились по разные стороны Перекрестья, убивая друг друга снова и снова. А Лайон с Геей делали ставки на будущее двух одиноких, лишенных надежды детей, тем самым рискуя нашими жизнями. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы снова вернуться к этому. У нас есть все, что нам нужно, здесь и сейчас. Не так ли?

Джек кивает, не отрывая от моей руки своей щеки. Я ощущаю ее тепло.

На мгновение прижавшись своими орошенными слезами губами к его, я возвращаюсь в наш дом.

8. Те, кому милее огонь

Дуг

Утром в день Зачистки последних четырнадцать Стражей прежней гвардии, включая меня, выводят из камер и доставляют к богато украшенным двойным дверям Центра Управления, где мы выстраиваемся в шеренгу по одному и ждем. Запястья у нас скованы наручниками, как у преступников, на руках – огнеупорные рукавицы. Восемь пленников стоят передо мной и Кай и еще четверо позади нас.

Не так много, как я надеялся, но достаточно.

Ликсу – последняя в очереди – пытается отпрянуть от Стража, завязывающего на ней рукавицы. На долю мгновения мы с ней встречаемся взглядами поверх голов, но потом наша шеренга начинает двигаться, и я вынужден отвернуться. Нас сопровождают четверо новобранцев Лайона: двое впереди и двое сзади. Я замечаю, что комбинезон Кай на спине потемнел от пота, ее страх острый и осязаемый.

– Я буду прямо за тобой, – бормочу я, склоняясь к ее уху.

Пристально наблюдаю за ней, чтобы убедиться, что она выполнит свою часть сделки. Меня и раньше бессчетное множество раз обманывали, поэтому я не готов полностью доверять ей.

Кай едва заметно кивает. Когда Стражи распахивают двери и вызывают первого заключенного, очередь продвигается вперед, заполняя освободившееся место.

Я мысленно отсчитываю секунды. Проходит целых две минуты, прежде чем из-за дверей доносится приглушенный крик бедняги. Это не боль, а высокий, пронзительный вопль потери, когда магия извлекается из него и возвращается в одно из созданий Геи. Крик все длится, и у меня сжимается желудок. Хорошо, что мы стоим по эту сторону двери, в противном случае я бы задушил парня собственными кандалами, просто чтобы заставить замолчать.

Наконец, вопли стихают, и короткие темные волосы на затылке Кай встают дыбом. Для нее это будет испытанием – испытанием преданности мне.

– Давай же, – шепчу я.

Кай начинает извиваться, заламывая руки в оковах.

– Нет! Нет! – причитает она, и ее голос срывается на визг. – Я не хочу! Нельзя им позволить это сделать! – Стражи, стоявшие в конце очереди, спешат к ней, чтобы утихомирить, но она бросается на пол, брыкается и бьет их по лодыжкам.

– Назад! Освободи место! – Один из Стражей Лайона отталкивает меня плечом, не замечая, как я снимаю его ключ-карту с магнитной цепочки в кармане. Заключенные позади меня вытягивают шеи и подаются вперед, чтобы лучше видеть. Ликсу – единственная, кто наблюдает за мной, когда я выхожу из строя, прижимая наручники к телу, чтобы не звенели, и начинаю медленно отступать с места происшествия. Она не произносит ни слова, когда я поворачиваю за угол и бросаюсь бежать.

Я достигаю входа в галерею, и крики Кай стихают в отдалении. Осторожно выглядывая из-за стены, ищу глазами сидящих под потолком ворон, но насесты пусты. Поблизости не видно ни пчел, ни дымных туманов, лишь одинокая муха кружит под куполом. Если она меня засечет, Гея в течение нескольких секунд обо всем узнает и положит конец моему маленькому эксперименту.

Я стряхиваю рукавицы и засовываю их в карман. Отрываю пластиковую пуговицу от комбинезона и, прижавшись к стене, забрасываю ее как можно дальше в соседний коридор, и она со стуком скачет по мраморному полу.

Заглянув за угол, вижу, как муха зависает на мгновение в воздухе, а потом улетает в направлении звука.

Быстро продвигаясь вперед и проверяя каждый поворот на наличие Стражей, я, наконец, добираюсь до Перекрестья. Замечаю на противоположной стороне круглого зала две тени, которые пропадают из поля моего зрения, скрывшись за расположенным в центре лифтом. Я подкрадываюсь к порталу, подстраиваясь под их скорость, так чтобы всегда оставаться вне зоны видимости патруля. Прижимаясь к стенам, стараясь не попасть в объектив камеры слежения, я ныряю в северное крыло. Охрана уже не такая строгая, как прежде, и при виде пустого кабинета Лайона я испытываю выброс адреналина. Он знает, что что-то должно произойти, и, вероятно, разместил всех своих Стражей в восточном крыле, чтобы защищали его. Именно на это я и рассчитывал.

Наручники лязгают о контрольную панель, когда я взмахиваю украденной ключ-картой над сканером справа от двери, но по-прежнему вижу красный свет. На дисплее прокручивается сообщение: «Пожалуйста, отсканируйте вторую карту».

Что еще за вторая карта? Должно быть, Лайон усилил охрану, пока я был в стазисе. Меня охватывает паника. Я хватаюсь за медную ручку и дергаю, но тяжелые деревянные двери не поддаются.

– Эй! – раздается за моей спиной голос. – Тебе нельзя здесь находиться! Что ты?..

Я быстро оборачиваюсь, выбрасывая руки перед собой, и мои железные наручники врезаются в челюсть Стража, опрокидывая его на спину. Я сажусь на него верхом, коленями прижимая его конечности к полу и надавливая наручниками на горло. Он трепыхается подо мной. К тому времени, как его голова безвольно скатывается набок, у меня начинают трястись руки. Я спешу отключить его передатчик, выдергиваю его из уха и засовываю себе в карман.

Лязгая наручниками, я ищу на его поясе ключ-карту и, взяв в каждую руку по одной, провожу ими над сканером. Красный свет сменяется зеленым, и замки открываются. Подхватив неподвижного Стража под мышки, я втаскиваю его за собой в кабинет и закрываю дверь, запирая нас внутри. У него под кожей мерцает слабое свечение – это магия готовится покинуть тело. Он умрет через несколько минут. Значит, у меня совсем мало времени, прежде чем кто-то в Центре Управления поймет, что парня больше нет.

Датчики движения включают свет, и я резко вскидываю голову и замираю, когда они начинают вспыхивать в быстрой последовательности: книжные полки, лампы для чтения, настольная лампа, верхнее освещение…

Затаив дыхание, я жду.

В кабинете по-прежнему тихо. Никаких шагов в коридоре или мигающих сигналов тревоги. Только мерцание змеиной чешуи в террариуме на другом конце комнаты.

Змея извивается, высовывая и пряча свой раздвоенный язычок в такт моим движениям, когда я подползаю ближе и опускаюсь на колени перед стеклом, чтобы хорошенько рассмотреть мерцающие грани ее глаз. Если раньше у меня и были какие-то сомнения, что душа Ананке заключена внутри этой змеи, то теперь они исчезли.

– Я пришел, чтобы освободить тебя. Ты поможешь мне выбраться из этой передряги. Ты ведь уже это знаешь, не так ли?

Провожу пальцами по крышке, но она запечатана со всех сторон. Осматриваю комнату и цепляюсь взглядом за высокую изогнутую настольную лампу за кожаным креслом в углу. Выдернув вилку из розетки, я переворачиваю лампу вверх дном и, размахнувшись, с силой ударяю основанием по террариуму. Змея с шипением отшатывается от осколков стекла. Я бью снова и снова, пока не вырубаю дыру достаточную, чтобы в нее могло проскользнуть узкое длинное тело рептилии.

Медленно опускаю лампу и встаю между змеей и ее единственным выходом на свободу. Сначала появляется ее морда, а за ней – почти два метра мерцающей чешуи. Она падает на пол и, подняв треугольную голову, начинает раскачиваться, как кобра, предупреждающая о броске. Она больше, чем я себе представлял. Она раскрывает челюсти, обнажая похожие на косы клыки.

– Как, черт возьми, мы должны это сделать? – шепчу я.

Прежде мне доводилось становиться свидетелем того, как Гея забирает магию, просто всасывая ее в легкие, как воздух. Я знал, что будет нелегко, но размер змеиных клыков не учел вовсе. Или это работает так же, как с Майклом и его посохом? Нужно ли мне убить рептилию, чтобы завладеть ее магией?

В любом случае, придется ее схватить. Руки у меня вспотели, и я вытираю их о комбинезон. Змея отползает назад, повторяя мои движения, когда я подхожу ближе, загоняя ее в угол.

Я делаю ложный выпад, получая в ответ злобное шипение. Пот стекает у меня по виску, когда я снова бросаюсь вперед, нацелившись на тонкую линию мышц за ее приоткрытыми челюстями.

Она наносит удар, и я вскрикиваю, когда ее клыки впиваются мне в запястье. Другой рукой я сжимаю ее тело, которым она хлещет из стороны в сторону, как хвостом. Я пытаюсь оторвать тварь от себя, но ее челюсти крепко сжаты. От укуса у меня под кожей вспыхивает жаркое пламя, а тело охватывает ужасная пульсирующая боль. Сердце колотится так, будто вот-вот выскочит из груди, кожа горит огнем, желание завладеть магией отодвигается на задворки сознания стремлением выйти живым из этой заварушки.

Я сжимаю змею, перекрывая ей воздух, вспоминая, как Лайон держал посох, когда по нему пробегала молния. Как Майкл корчился и сопротивлялся. Помню я и ослепительную вспышку света, когда магия перешла от одного к другому и Майкл умер.

Участок кожи, соприкасающийся с пастью змеи, начинает светиться, магия распространяется по руке. Ее раскаленные добела потоки лучатся, точно стрелы молний, у меня под кожей. Как раз в тот момент, когда я больше не могу сдерживать рвущийся наружу крик, змея обмякает.

И, убрав клыки, с тяжелым глухим стуком падает на пол.

Я вздрагиваю, смаргивая слезы, когда змея рассыпается кучкой пепла. Тяжело дыша, опускаюсь на колени, пытаясь сосредоточиться на двух маленьких проколах, которые она оставила на моей руке. Собственные глаза кажутся странными, слишком чувствительными к свету. Как будто пытаются увидеть всю комнату сразу.

Я бросаюсь к торшеру и, подтянув к себе его основание, стараюсь рассмотреть свое отражение в поверхности лампы, но вместо него вижу Лайона. Точнее, проекцию своего лица в его глазах. Созерцаю себя, держащего его посох. Я моргаю. И снова моргаю. С латунной поверхности на меня глядят два глаза со множеством граней, как у алмаза.

* * *

К тому времени, как я поворачиваюсь, чтобы выйти из кабинета, задушенный мной Страж уже превратился в бесформенную кучку пепла на ковре. Я держу голову опущенной, руки пассивно висящими в наручниках, а рукава низко натянутыми, чтобы скрыть укус. Челка падает на глаза, когда я возвращаюсь в Центр Управления, перемещаясь по коридорам по памяти.

Стоит мне снова встать в строй, как Страж хватает меня за плечо.

– Где тебя черти носили? – бормочет он, подталкивая к остальным.

– А ты разве не знаешь?

Пот у него кислый, глазки бегают, не глядя, однако, мне в лицо. Он боится… боится, что на него возложат ответственность за мое исчезновение. Я борюсь с искушением поднять голову и встретиться с ним взглядом, любопытствуя, сумею ли рассмотреть отражение его судьбы.

– Считай, что тебе повезло. Ты следующий, – говорит он, подталкивая меня вперед.

Кай в коридоре уже нет, значит, она внутри.

Я напрягаюсь, когда из-за двери доносится резкий, внезапный визг, за которым следует завывание, но не поднимаю головы. Я должен был вернуться вовремя и пойти прежде нее. Я не предусмотрел этого момента, не увидел его в отражении в лампе, торопясь вернуться сюда. Каждый новый крик пронзает меня точно ножом. «Это испытание, – напоминаю я себе. – Которое она уже прошла». Еще не поздно все исправить.

Две мучительные минуты спустя вопли Кай стихают, и двери распахиваются.

Я знаю, что ждет меня внутри, так как уже видел в отражении в лампе занимаемые Стражами позиции. Пятеро их них рассредоточены по комнате – это команда личной охраны Лайона. Плюс парень, который сопровождает меня. Еще трое в коридоре, сторожат четырех оставшихся членов Стражи Майкла… тех, у кого пока не отняли магию.

Под тиканье настенных часов за спиной мы идем по центральному проходу между деревянными скамьями. С возвышения, на котором находится Гея, раздается карканье вороны. На столе позади Геи – зверинец с кучей клеток, от которых несет птичьим пометом с примесью магии. Девять Стражей, уже лишенных силы, понуро сидят на передней скамье, распространяя вокруг себя запах кислого пота. Кай примостилась в конце ряда, ближе всех к центральному проходу. Она обхватывает себя руками, чтобы унять сотрясающую ее дрожь, а Страж Лайона проводит меня мимо нее в переднюю части комнаты. Воздух сгущается, когда она, подняв голову и прищурившись, смотрит на меня, безмолвно обвиняя в предательстве, однако я не могу позволить себе отвлекаться. Быстро окинув взглядом остальных бывших Стражей, отмечаю, что ни на одном из них больше нет наручников.

Когда мы подходим к возвышению, мой сопровождающий заставляет меня остановиться. Лайон стоит на небольшой платформе надо мной. Я не отрываю взгляда от полированного основания посоха, в котором вижу отражение своих сияющих глаз как мрачное предвестье грядущего. Между нами свисают концы черного бархатного пояса.

– Дуглас, – обращается ко мне Лайон, когда Страж снимает с меня кандалы. – Еще есть время сделать правильный выбор. – Ворона кричит, хлопая крыльями по прутьям своей клетки, и Гея поворачивается, отвлеченная этой внезапной вспышкой.