Текст книги "Неделя на жизнь (СИ)"

Автор книги: Екатерина Анашкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

…Он даже удивился, насколько ему стало легче, когда все выяснилось: он просто застал ее с любовником у них дома. Вера даже не пыталась оправдываться, а просто заявила, что уходит. Но «просто» уйти было не в характере Верочки. Расставались они «по-итальянски», как сказал Лешка, со скандалом, криками и кучей перебитой посуды. Она обвиняла его в том, что его никогда не бывает дома, что денег он зарабатывает с гулькин нос, что она выходила замуж за перспективного молодого человека с прекрасным будущим, за юриста с красным дипломом, а не за вечного опера, который сутками гоняется за жуликами и бандитами.

– И ты еще удивляешься тому, что у меня есть любовник?! Да, я не люблю тебя и никогда не любила! Это только тебе кажется, что у нас с тобой все хорошо! А с этим человеком у меня действительно будет настоящая семья, а не видимость! И ребенок мой никогда и ни в чем не будет нуждаться.

Макс слушал ее обвинения и понимал, что Вера, скорее всего, права. Он действительно совершенно не любит ее… И зачем нужна была эта поспешная свадьба? На тот момент казалось, что чувства не пройдут никогда и все будет просто замечательно. А сейчас не понимал лишь одного: почему она раньше не сказала ему об этом? Зачем было столько времени изменять, прятаться, юлить и врать? И ведь что удивительно, ему все равно, уйдет она или нет. Наверное, он и сам должен был сказать, что не любит ее, да как-то не было необходимости… Ему уже давно все стало безразлично. Они жили соседями, каждый сам по себе. Наверное, Вера всегда ждала от него чего-то другого. Ей всегда и всего было мало: мало денег, мало внимания. О его интересах и желаниях она даже никогда и не спрашивала. Ей это было неинтересно. Первую пару лет он пытался соответствовать ее запросам и требованиям, а потом, он даже сам не понял как, и ему стало неинтересно. По-настоящему сильным ударом оказалось лишь известие о том, что ребенок не его: он так ждал сына…

Обо всем об этом он рассказал только Инне. Их родители по сей день считали, что сын сам оставил беременную жену, и осуждали его за это.

…– Так что скажете, ребята? А? – спросила Инна, закончив свой рассказ.

Алексей задумчиво переставлял на кухонном столе баночки с перцем и солью:

– Да, похоже, что ты прав, Максимка, и район то же… – они переглянулись.

– А вы это о чем, собственно?

– Да ты понимаешь, Плюшка, какое дело… Месяцев шесть назад у нас уже было похожее дело. В мае этого года пропали две девочки, Лена и Света, восьми и двенадцати лет. Правда, обе они были из неблагополучных семей. Родители – алкаши со стажем. Они даже в милицию пришли не сразу. До сих пор уверены, что дети просто-напросто сбежали. А им и дела-то особого нет – одним ртом меньше. Об одной из них заявила соседка-почтальонша, у которой Света иногда подрабатывала, а о второй сообщила ее тетка, которая тоже не живет с ними. Эта тетка планировала в скором времени оформить опеку над девочкой, и к тому моменту уже собрала кое-какие документы. Но не успела – малышка пропала. По показаниям очевидцев, ее и ее подругу тоже уводил какой-то мужик с коляской. Ходили слухи, что было и еще одно исчезновение: четырнадцатилетняя девочка ушла из дома и не вернулась. Свидетели утверждают, что накануне она утверждала, что какой-то очень состоятельный мужчина предложил ей жить вместе. На утро она собрала свои нехитрые пожитки и сказала родителям, чтобы не ждали и не искали ее – она начинает новую, самостоятельную жизнь в другом городе. С тех пор никто ее ни разу не видел. Но по тому случаю заявления никто так и не подал. Говорили, что девица эта была не самого образцового поведения, ее, подвыпившую, частенько видели в компании взрослых мужчин. Поэтому то, что она пропала, никакого особого удивления не вызвало.

– Господи! – пробормотала Инна. Она встала, подошла к окну. Алексей видел, как передернулись в ознобе ее плечи, закутанные в старенькую вязаную кофточку. Тонкие пальцы смахнули наметенный на окно снег. – И что, вы их нашли?

– Нет. Хотя и искали-то, честно говоря, спустя рукава. Ведь они и в самом деле могли сбежать от такой жизни. Знаешь, сколько таких каждый божий день исчезает на просторах нашей Родины? Сели в поезд – и привет.

Некоторое время они молчали. Капли талого снега с мерным стуком падали на железный карниз.

– Ребята, надо что-то делать. Это дело нельзя оставлять просто так. Ведь и Лизка, и Катька Долгова видели его. Ежу понятно, что эта скотина постарается убрать свидетелей! Кстати сегодня я поговорила с Катериной, и она сказала, что вчера долго не могла уснуть, все вспоминала события последних дней и теперь она почти убеждена, что один такой мужчина с детской коляской очень часто проходил мимо ее дома и мимо школы. Она даже постаралась мне его описать, – снег таял в теплой ладошке, и на полу кухни образовалась лужица, куда уже успела сунуть свой нос неугомонная Дашка.

Лешка смотрел на Инну и удивлялся. Как же она изменилась! Она сильно похудела, а под большими серыми глазами залегли тени. Что-то происходит в ее жизни… Он перевел взгляд на пушистую Дашку, которая, фыркая, слизывала с лапок талую воду. Они даже как-то похожи, подумал он. Обе маленькие и какие-то до ужаса несчастные.

На прошлом Дне рождения Макса Инна была не одна, а в компании с каким-то красавцем, которого представила, как своего жениха. Алексей помнил, как почему-то ему было неприятно, что его маленькая, всегда такая жизнерадостная Плюшка вдруг стала чужой невестой. Красавец был напыщенным, с надменным взглядом, цедил слова медленно, сквозь зубы, и томно возводил глаза к потолку. Он равнодушно целовал Инну в щеку, а Алексей, глядя на эти ужимки передергивался от отвращения. Ему было непривычно больно думать, что эта девчонка навсегда может исчезнуть из его жизни, превратившись в жену этого «Луиса-Альберто». Тогда он даже не запомнил, как зовут Инниного жениха, и постарался побыстрее сбежать из гостей, несмотря на активные протесты его тогдашней девушки, – как бишь ее звали? С того момента он старался не спрашивать об Инне, и о том, что она рассталась со своим ухажером, узнал совершенно случайно. Неизвестно почему, но радовался он тогда, как мальчишка, и даже напился от счастья в компании с лучшим другом Максом, придумав какой-то глупый повод, чтобы оправдать этот незапланированный загул…

– Я только прошу тебя, не суйся не в свое дело, еще сама попадешь под раздачу! Хорошо, что завтра выходные, сиди дома, – в сердцах сказал Макс. – И вообще, тебе не помешало бы отдохнуть, и для начала просто выспаться. Вон, какие синячищи под глазами – смотреть страшно. Ладно, Лех, пойдем. Сегодня, наверное, уже поздно, а вот завтра с утречка мы и нагрянем к твоим девчонкам. Давай адреса.

* * *

Короткий ноябрьский день неотвратимо угасал. Стрелки часов только подбирались к четырем, а в маленькой кухне уже царил глубокий сумрак. Анна Петровна задвинула шторы и включила свет. Лиза спала в большой комнате на диване. Временами она вздрагивала и всхлипывала. Наташа неотлучно находилась рядом с ней. Анна Петровна залила кипяток в заварочный чайник и достала лимон. Голова была мутной и сердце ныло не переставая. Телефонный звонок прорвал тишину резкой трелью. Анна Петровна поспешила ответить, чтобы не потревожить внучку.

– Анечка, здравствуй! – услышала она знакомый голос.

– Здравствуй, Людочка! – поздоровалась она тихонько.

Людмила Александровна была их соседкой с нижнего этажа. Когда-то давным-давно они вместе въехали в этот дом и знали друг друга уже много лет. По прошествии времени, многие соседи переехали, разменяли квартиры, а они так и остались на насиженном месте. Людмила была соседкой немного взбалмошной, временами любящей выпить, но в сущности неплохой.

– А ты что так тихо говоришь-то? Или я тебя разбудила?

– Да нет, просто Лизанька приболела, сейчас спит.

– Да что ты! Хотя я не удивлена, погоды-то какие стоят. Ветрище какой задувает, а у меня как ветер, так давление. Люд, я чего звоню-то. Ко мне тут слесарь приходил. Хороший такой, обстоятельный. Кран мне починил и даже денег не взял. Говорит, тут постановление вышло, что нужно у всех сантехнику проверять. Вот теперь хочет к вам заглянуть, и попросил меня позвонить тебе, чтобы ты ему дверь открыла. Говорит, что многие не хотят открывать, поэтому попросил меня подтвердить, что он на самом деле слесарь, а не ком с горы. Он сейчас к вам поднимется, ладно?

Анна Петровна перехватила трубку. В висках застучали тревожные молоточки.

– Нет, Людочка, сейчас приходить не надо. Сама понимаешь, Лизанька только что уснула и я бы не хотела ее будить. Может быть как-нибудь в другой раз?

– Да ладно тебе, Ань, ведь не каждый же день тебе такой подарок государство делает! Соглашайся, пока бесплатно. Да он ведь и звонить в квартиру не будет, если ты заранее замок отомкнешь, не разбудит он твою Лизу!

– Люда, ты ведь прекрасно знаешь, что Коля все делает сам, и у нас нет никаких нареканий. Все, Люда, спасибо, что позвонила, но я дверь не открою.

– Упрямая ты, дурында! Ты хотя бы ему отказ напиши, а то ведь влетит человеку из-за твоего упрямства, да еще и рублем накажут! Жалко ведь мужика, он старается.

– Нет, Люда, я сказала – нет. Все, прости, но у меня дела, – твердо сказала Анна Петровна и положила трубку. Из ящика тумбочки она вытащила потрепанную телефонную книжку и нашла там телефон ЖЭКа. Через две минуты сердце заныло с новой силой, когда выяснилось, что никаких распоряжений не было, и слесаря в их дом никто не посылал…

Суббота

Катя Долгова быстро бежала к метро. Час назад позвонила мама и сказала, что приедет на выходные к ним с бабушкой. Ради этого она забрала с работы ноутбук, чтобы поработать дома. О вчерашнем происшествии маме Катя ничего пока не говорила, чтобы заранее не волновать. Сегодня ей наконец-то удалось поговорить с Лизой по телефону. Подруга рассказала, что вчера вечером позвонила Инна Викторовна и предупредила, что сегодня к ней придут какие-то оперативники с Петровки, вроде как один из них брат самой Инны Викторовны. А второй его сослуживец.

Один из них, видимо как раз тот второй, который не брат, – позвонил сегодня утром и Кате, представился Алексеем Дмитриевичем Березиным и попросил подозвать к телефону ее маму. Катерина ответила, что мама будет ближе к обеду. Тогда он попросил связаться с ним, как только она приедет и дал номер своего мобильного.

– Катя, ты ведь большая, умная девочка. Прошу тебя, не выходи из дома одна. Я приеду вечером. Мне очень нужно поговорить с тобой и с твоей мамой. Это касается твоей подруги Лизы Гориной.

– Я поняла, – согласно кивнула она.

– А с кем ты сейчас дома?

– Одна, бабушка ушла гулять. Да вы не волнуйтесь, Алексей Дмитриевич, я все понимаю, не маленькая уже, – серьезно ответила Катя.

Бабушка вчера долго отчитывала ее за отлучку и грозилась все рассказать маме, поэтому хитрая Катерина и ей ничего не рассказывала. Просто выдумала, что встретила на улице одноклассницу и заболталась с ней.

«Придется признаться!» – думала она, выстукивая каблучками по замерзшим лужам.

Этой ночью на город свалилась настоящая зима. Снег, не переставая, сыпал с неба всю ночь, и к утру на улице намело целые сугробы. В воздухе пахло свежими апельсинами. Почему-то для Катьки свежий мороз всегда пах апельсинами и огурцами. Катька, в отличие от своей подруги, очень любила и зиму и зимние праздники, которые уже не за горами. Скоро мама купит большущую разлапистую елку, а кот Тимофей, по старости лет отличающийся сварливым нравом, будет шипеть на нее, пугать, и пытаться точить о шершавый ствол свои когти. Мама, как всегда, начнет на него за это ругаться, потому что будет переживать, что дерево упадет на буфет и непременно разобьет стекло. Елка будет одуряюще пахнуть смолой, которая прозрачными янтарными капельками выступит на стволе между веток. А еще бабушка обязательно достанет с антресолей коробку, в которой весь год томятся, дожидаясь своего часа, волшебные старые елочные игрушки: самолетик с полустертой надписью «СССР», прожектора в глубине которых переливаются узоры, похожие на неизведанные лунные кратеры, хрупкие разноцветные шишки, обсыпанные вкусно-скрипучим искрящимся снегом, желтый цыпленок и пингвин на прищепках, снеговичок с лыжами за спиной, шарики со звездочками и снежинками на гладких блестящих боках… Несмотря на свой солидный, уже совсем не детский, как она считала, возраст, Катька всегда с нетерпением ждала эту самую необыкновенную и сказочную ночь. Как пристально она ни следила, но маме и бабушке каждый раз удавалось-таки положить подарки под елку так, что она этого не замечала. Восторг от того, что она испытывала, разворачивая приятно шуршащую подарочную бумагу, нельзя сравнить ни с чем! В их семье никогда не клали подарки в пакеты, какими бы красочными и нарядными они ни были. Только в бумагу! Аккуратные свертки перевязывались разноцветными ленточками и бантиками. Катька всегда просто с ума сходила от самого процесса упаковки: бумага рвалась, расходилась, не хотела заворачиваться, бантики выскальзывали из рук, скотч прилеплялся куда угодно, только не туда, куда было нужно. Катька пыхтела над этим по нескольку часов, но какое наслаждение подложить все эти коробки и коробочки под зеленые колючие лапы!.. А первого января обязательно придет Лиза, и они отправятся гулять и кататься с ледяной горки…

Неожиданно Катька остановилось. Вокруг было много людей идущих по своим важным и не очень важным делам. В ту же секунду на Катьку налетела какая-то тетка в шапке, по виду напоминающей копну старого слежавшегося сена, влекущая за собой прицепом клетчатую скрипучую тележку на колесиках.

– Чо встала-то посредь дороги? Не видишь, люди спешат, а эта стоит тута, как у себя дома! – тетка с силой оттолкнула Катьку в сторону и с утроенной силой заторопилась в сторону метро. Тележка послушно заскрипела вслед за хозяйкой, подпрыгивая на ледяных кочках.

Катерина потерла ушибленную руку и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Она читала о таком в книжках, но будучи прожженной реалисткой, как она называла себя сама, конечно же, ни во что такое никогда не верила.

– Да чушь это все, Лизка! – доказывала она подруге свою точку зрения, – Как можно почувствовать то, что нельзя почувствовать в принципе? Вот ты чувствуешь, как я тебя хватаю за руку, а? Чувствуешь! А взгляд? Что это такое? На самом деле на тебя ведь постоянно кто-нибудь да смотрит. Особенно в людном месте. Ты же не падаешь в обморок, не теряешь сознание, не пугаешься.

– Но, Катька, писатели же тоже не дураки, почему же тогда они чуть ли не в каждой книжке пишут «прожег взглядом» и тому подобное! Может все-таки что-то в этом есть? – возражала Лизавета, склонная к романтическому восприятию действительности.

– Брось ты, Лизка! Все это сказки для нервных и неуравновешенных барышень!

Сама Катька никогда не причисляла себя к категории «нервных и неуравновешенных барышень». Но сейчас, она могла бы поклясться, что на нее кто-то очень пристально и изучающе смотрит. Ей вдруг стало очень неуютно и жутковато. А может, все-таки зря она пошла к метро? Ведь Алексей Дмитриевич предупреждал, что нельзя выходить из дома. Но как же она не встретит маму? Если бы она отказалась прийти, пришлось бы сразу во всем признаться.

Рука машинально нащупала в кармане гладкий полированный корпус мобильного телефона. Телефон был подарен мамой на прошлый день рождения, и Катька им очень гордилась. В школе использовать телефон строжайше запрещалось. Нападешь на какую-нибудь там Олесю Витольдовну – так могут и отобрать, не дай Бог!.. Аппаратик был маленький, приятного золотистого цвета и крышечка вкусно чмокала, когда Катька закрывала телефон после очередного разговора. Разговаривала она преимущественно с мамой и с Лизкой. Причем у Лизы не было такого телефона, и Катька звонила ей на домашний, за что на нее постоянно ворчала бабушка, называя ее транжиркой. Но как это здорово, – разговаривать не из коридора, а из своей комнаты, по своему личному телефону! Катька чувствовала себя по-настоящему взрослой и очень самостоятельной девушкой, когда звонила с этого шикарного, по ее представлениям, телефончика. А на предстоящий День рождения мама обещала подарить компьютер. Катька долго уламывала ее, мотивируя это тем, что маме самой не придется каждый раз таскать с работы ноутбук, когда она приезжает к ним с бабушкой.

Она набрала знакомый номер, но равнодушный голос оператора сообщил ей, что «абонент», то есть мама, находится вне доступа сети, то есть в метро. Так и есть – она взглянула на часы на дисплее – до встречи оставалось еще целых двадцать минут. Жаль, что она не догадалась взять номер того бравого оперативника, Березина, кажется, который звонил сегодня утром. Хотя с другой стороны, что бы она ему сказала? «На меня кто-то смотрит, прожигает взглядом, и я боюсь!» Это вообще чушь какая-то! Катерина сунула «оператора» в карман и решительно двинулась в сторону станции. В тот же момент она почувствовала, как что-то острое и холодное прошло сквозь курточку и кофту и больно воткнулось в предплечье. Кто-то тут же подхватил ее под руку. Сознание замутилось, а воздух из морозного и приятного, пахнущего апельсинами и огурцами, вдруг превратился в маслянистую, густую и зловонную субстанцию, заливающую нос и горло… Ноги стали ватными и тело уже не подчинялось ей. Она чувствовала, что по дороге движется не она, Катя Горина, а ее тень. Рядом находился какой-то незнакомый человек, который вел ее за собой, крепко поддерживая под локоть. Этот кто-то что-то говорил и даже смеялся. Катя покорно перебирала ногами и скорее инстинктивно, чем на самом деле, понимала, что идет в противоположную от метро сторону. Последнее, что запомнила Катя Долгова, перед тем как потеряла сознание, была большая красная машина, куда ее втолкнула невидимая сильная рука…

* * *

За окном наступил очередной ноябрьский день. А, может быть, уже и декабрьский? В последние десять лет для Антонины Владимировны Филипповой все дни были абсолютно одинаковыми. Она даже не смотрела в календарь, да и не было у нее календаря. Она и без него помнила все даты своей жизни. День свадьбы, день рождения сына, мужа, доченьки… А еще дни смерти Мишеньки и Машеньки. Сын Витя тоже умер, только дата еще не определена. Нет у нее сына. Есть чужой человек, который приходит раз в месяц, оставляет немного денег, продуктов и оплачивает квитанции за квартиру, газ, электричество… За телефон счета всегда очень маленькие. Кому ей звонить-то? Витя свой номер не дает. Говорит, что телефон рабочий. А подруги все уж на том свете, рядом с Машенькой и Мишенькой. Только она что-то на этом свете задержалась…

Антонина Владимировна раздвинула тонкие полинявшие от времени и бесчисленных стирок шторки в кухне и налила в чашку, где болтался сиротливый пакетик дешевого чая, кипяток. Маленькая кухня тут же наполнилась запахом перепаренного веника.

Когда-то давным-давно она была безмятежно счастлива. У нее была любящий муж, дети, любимая работа. Между родителями мужа и ней сразу же установились теплые отношения, Антонина искренне полюбила свою свекровь и та стала для нее непререкаемым авторитетом на долгие годы. Варвара Афанасьевна была женщиной властной и очень обеспеченной. Много раз она заговаривала о наследнике, и когда родился Витя, радости ее не было конца. Свекровь сразу же переписала в завещании все свое имущество на него, а Антонина Владимировна с Михаилом не возражали: мальчик, наследник, любимый сын!.. А им хватит и того, что зарабатывали они сами. Кто же знал, что очень скоро жизнь повернется совершенно иначе?..

Она знала, что теперь у сына есть семья: жена и сын. Но на свадьбу он не звал, с внуком видеться запретил, с невесткой не познакомил. Поначалу Антонина Владимировна не понимала, почему сын вычеркнул ее из своей жизни; однажды она даже робко намекнула на то, что жаль, что родилась не девочка, а мальчик и как хорошо было бы назвать внучку Машенькой. Гримаса злости и ярости на миг появившаяся на лице сына исчезла так быстро, что потом она подумала, что ей все это просто показалось. Со временем Антонина Владимировна смирилась со своим одиночеством. В конце концов, это их право… А ее боль и ее любовь всегда с ней, в ее сердце. С полки старого серванта, со старой пожелтевшей фотографии, на нее смотрели улыбающиеся лица мужа и маленькой девочки. Никогда не простит она себе, что родила Машеньку так поздно. Ведь врачи предупреждали, что ребенок, рожденный в возрасте после тридцати пяти подвержен риску. Но Мишенька так хотел доченьку! Беременность протекала непросто, роды были долгими и сложными, а Машенька родилась слабенькой и болезненной. И все же они были безумно счастливы, что в их жизнь вошло это ясное солнышко! Миша поднял все свои связи, нашел нужных людей, написал целую кипу писем и прошений, и наконец-то, перед ними появилась реальная надежда на спасение Машеньки. Хирурги Мюнхенской университетской клиники брались за проведение операции. Прогнозы были самыми оптимистичными, и хотя деньги требовались большие, они с Мишей решили продать шикарную трехкомнатную квартиру в центре Москвы, – единственное наследство, оставленное родителями им лично. Все остальные деньги уже давно хранились на отдельном счету и принадлежали их сыну. Вырученной от продажи квартиры суммы вполне должно было хватить и на операцию, и на последующую реабилитацию и на жизнь в Германии. Но мечтам сбыться было не суждено. Маленькая Маша умерла во сне… Миша, не вынеся горя, тихо скончался сразу же после дочки. Остался только Витенька. Но оставшись с сыном вдвоем, Антонина Владимировна не узнала своего мальчика, – так он изменился за последний год. По прошествии времени, Антонина Владимировна честно призналась себе, что в то время она очень мало времени уделяла сыну: сначала больная малышка, потом умирающий у нее на руках муж… Ей казалось, что она прожила за этот год еще одну, очень несчастную, полную горя и отчаяния жизнь. Совершенно разбитая и подломленная обрушившимися на нее несчастьями, она так и не нашла в себе сил вернуться на работу. Накоплений, которые она сделала вместе с покойным мужем, вполне хватало на ту жизнь, что теперь она вела. Витенька был обеспечен, а ей много не нужно было. Именно в этот момент, наверное, и произошел тот раскол, плоды которого пожинает она до сих пор. Теперь денег почти не осталось, – только то, что давал сын и плюс нищенская пенсия в три рубля. Квартиру она согласилась переписать на сына, а сама без возражений перебралась в Новогорск, где Витя приобрел для нее однокомнатное жилье. Она вовсе не считала себя обделенной – и в самом деле, все деньги по завещанию принадлежат сыну, так решила свекровь и не ей осуждать ее…

А может Витя не откажется свозить ее на кладбище в следующем месяце? Пока она была в силах, она на каждый Новый год непременно отвозила подарки мужу и дочке. Мужу – апельсины, а Машеньке конфетки, плюшевых зверюшек и погремушки… Только в последнее время ноги что-то совсем плохо слушаются, да и в голове постоянный шум. Антонина Владимировна осторожно отпила подостывший чай.

– Ничего, Мишенька, ты там за Машуней приглядывай, а я уж скоро к вам приду! Недолго ждать осталось, – сказала она, обращаясь к фотографии, с которой смотрела на нее ее семья.

* * *

Мягкие лапки прошлись по лицу, и шершавый язычок облизнул нос. Хозяйка не реагировала. Секунду спустя лапы прошествовали в другую сторону, и на этот раз была слегка прикушена мочка уха.

– Дашка, ну имей ты совесть, подлый зверь! Сегодня же все-таки суббота, дай мне хоть немного поспать!

Инна набросила на голову одеяло. Дашка немедленно нашла образовавшуюся щелку и просунулась к ней.

– Что ж такое-то? – Инна рывком села на кровати, подхватив котенка. Дашка, не ожидавшая такого напора, немного обалдела, а потом приняла игру и некоторое время они пугали друг друга. Сначала Инна притворялась, что хочет схватить Дашку за хвост, а та, делала вид, что боится и шипела, а потом нападала Дашка и Инна, хохоча, пряталась от нее в подушки.

– Все, разбудила! Ты победила, сдаюсь! Так и быть, накормлю тебя, наглая девчонка, только сначала умоюсь! – объявила Инна, нашаривая под кроватью тапочки.

Дашка, гордо подняв треугольный пушистый хвостик, снисходительно сказала, что даже и не сомневалась в этом, мяукнула и прошествовала на кухню, где и уселась возле своих мисок в ожидании сытного субботнего завтрака.

Дверной звонок сообщил об утренних гостях, когда трапеза близилась к финалу.

– Дашка, ты ждешь кого-нибудь? – удивленно спросила Инна, подливая себе кофе. Дашка фыркнула и сказала, что все приличные кошки и их хозяева в такую погоду по выходным сидят дома, смотрят телевизор, а не ходят по гостям, тем более без приглашения.

Инна, поплотнее запахнула теплый уютный халат, подошла к двери и повернула замок. На пороге обнаружился Лешка.

– Привет, Плюшка! Ты уже не сплюшка? Пустишь немного обогреться? – и, не дожидаясь ответа, Лешка шагнул в коридор.

– Привет! Проходи, конечно. А что, что-то случилось? – Инна посторонилась, потому что огромный Березин сразу занял собой все пространство в маленькой прихожей.

– Ну почему сразу «случилось»? Может я просто соскучился и захотел напроситься к тебе на кофе! – Лешка оперативно разоблачился, пристроив дубленку на вешалку и поставив на коврик у входа необъятных размеров ботинки, своим видом напоминающих два авианосца.

– Просто я не припомню, когда ты приходил ко мне просто так, потому что соскучился!

– Так потому и не приходил, что ты не приглашала. А вот теперь я сам набрался окаянства. Такое объяснение тебя устроит? – Лешка обезоруживающе улыбнулся. Инна улыбнулась в ответ и прошла в комнату.

– Руки мой, а то у меня теперь детеныш есть, всем должно соблюдать гигиену! – крикнула она оттуда, напяливая джинсы и тонкий свитер.

– Может тебя покормить? Или ты не голодный?

– Иннка, когда и где ты встречала сытого опера? Конечно, накормить, напоить, а потом еще желательно и спать уложить! – Лешка пристроился на хрупком табурете возле кухонного стола и тут же потянул к себе Иннину кружку с кофе.

– М-м-м!!! Амброзия! – он шумно отхлебнул и довольно зажмурился.

– Кстати, тебе повезло, – я вчера, наконец-то дошла до магазина и затарилась провизией. А то всю предыдущую неделю мы с Дашкой подъедали старые запасы. Ладно, давай рассказывай, а я пока тебе блинчиков напеку, – сказала Инна, доставая из холодильника молоко и яйца.

– Да рассказывать в общем-то пока нечего. Мы с Максом по-братски разделили обязанности. Он поехал к Гориным, а я договорился встретиться с этой твоей Катькой Долговой. Утром по телефону я строго-настрого ей наказал сидеть дома и никуда не высовываться. Вот я приехал, а ее бабушка сказала, что Катерина уже отбыла на встречу своей мамы к метро, якобы они всегда там встречаются. Кстати, бабушка ни о чем так и не знает. Эта твоя Катерина, видимо, скрыла от нее все, что случилось вчера, – Инна с досадой покачала головой.

– Ну, Долгова! Ты у меня получишь!

– Да, ладно, не переживай раньше времени. Вот увидишь, скоро явится домой твоя Долгова. Думаю, что кроме тебя пистон ей вставят еще и мама с бабушкой.

– И это правильно! Тоже мне, шпионка малолетняя!

– Вот, а пока их нет, я тебя навестить заехал. Не возражаешь?

Лешке было неловко. Ему почему-то казалось, что Инна не может не видеть и не чувствовать его обман. Он никогда не умел врать. Даже по мелочам. Не получалось и все тут. Иногда, даже как-то обидно было. В школе, в университете никогда не получалось списать. Преподаватели мигом вычисляли, что у него – именно у него! – есть шпаргалка. Списывали все, везде и всегда. И никто почему-то не попадался. А вот Лешка Березин прокалывался постоянно. Вот и сейчас, Иннка непременно вычислит его. Ведь он спланировал свалиться ей на голову еще вчера, сразу после того, как они с Максом ушли от нее. Долго не мог придумать подходящего повода и, наконец, решил, что надо ехать без предупреждения, просто так, утром, как будто случайно. Думал об этом всю ночь и все утро и ужасно боялся, что Иннка обо всем догадается. Но на удивление, Плюшка и не думала уличать его во лжи, она даже как будто обрадовалась. И улыбалась она сегодня как-то открыто, не вымученно, как было все последнее время. Он с удовольствием смотрел на ее аккуратную фигурку, обтянутую голубыми джинсами и подвязанную стареньким фартучком. Ее тонкие пальцы ловко управлялись с ложками и поварешками, а золотистые завитки на шее трогательно обнимали голую шею. Волосы были приподняты вверх при помощи какой-то странной штуки, которая показалась Лешке настолько сексуальной, что он поспешил отвести взгляд от Инны, и уставился на Дашку, которая сидела возле его ног и пытливо смотрела на него своими любопытными желтыми глазенками: «Ведь ты, большой и прожорливый человек, не обидишь нас? Смотри, если что, нападу без предупреждения! Знаешь, какие у меня когти?» Лешка нагнулся и погладил детеныша от ушей до хвоста. Дашка строптиво увернулась, отошла и уселась возле Инниных ног.

– А ты уверен, что с Катькой все будет хорошо? С ней точно ничего не случится? – тревожно спросила Инна, переворачивая в сковородке очередной румяный блинчик. – Может, стоило позвонить ей на мобильный?

– Я звонил, но связи нет. Думаю, что на улице холодно, вот она и спустилась на станцию, чтобы встретиться с мамой там. Да ты не волнуйся, не совсем же он придурок. Сейчас утро, суббота, народу около метро валом. Не будет же он нападать на ребенка средь бела дня на глазах удивленной публики!

– Ну не знаю, может ты и прав, – легко согласилась Инна. – А как там у Макса? Новости есть?

– Пока нет, но он обещал позвонить, как только закончит. Ну, когда готово-то будет?

Инна поставила перед ним тарелку с горкой аппетитно дымящихся блинчиков и достала из холодильника сгущенку и варенье.

– А ты? – спросил Березин, заворачивая блинчик в трубочку.

– А мы уже позавтракали с Дашкой. Мы просто составим тебе компанию. Не против? – весело сказала Инна, присаживаясь напротив.

Ей сегодня все было весело. Даже нападавший за ночь снег не привел ее в ужас, как это бывало обычно. Зима – это, в сущности, не так уж и плохо. В конце концов, можно будет даже напроситься с родителями на выходных в деревню. Это действительно была именно деревня, а не дача! Добираться до нее надо было часов пять, а последние пять километров – по проселочным дорогам, через леса и поля. И с этими дорогами мог справиться только отцовский внедорожник и его водительский опыт! Старый добротный дом стоял на самом краю деревни, а за ним – сосновый бор. Сам дом напоминал Инне деда, который ворчит, но под усами прячет добрую лукавую улыбку. Можно будет затопить печку – настоящую беленую русскую печку! – замесить побольше сдобного теста, начинки наготовить самой разной – Нина Николаевна каждый год заготавливала мороженую чернику и малину – и напечь целую гору плюшек и пирогов! В деревенской печи получаются совершенно немыслимой вкусноты пироги. А потом на морозце можно будет и самовар поставить. Они с мамой все лето собирали березовое лыко, шишки и чурочки для растопки. Это был их ритуал – из каждого похода в лес приносить в отдельной корзинке такое «биологически чистое топливо», как называл его папа… Когда все будет готово, то она и мама разложат все это богатство на столе, включат телевизор, и до поздней ночи будут вместе пересматривать старые фильмы. А папа будет украдкой таскать плюшки, но постоянно ворчать, что они обжоры, и чтобы хорошо себя чувствовать и подольше оставаться молодым и здоровым, нужно, как он всегда выражался, «меньше жрать и лечиться работой».