Текст книги "Любовь во времена Тюдоров. Обрученные судьбой"
Автор книги: Екатерина Юрьева
Соавторы: Ольга Болгова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
«Что еще нужно уставшему от дорог страннику?» – думал Ральф, делая вид, что разглядывает окно, через приоткрытые ставни которого пробивался тусклый свет, но исподтишка наблюдая за своей спутницей.
Лицо ее, прежде бледное, разрумянилось, глаза заблестели от эля и сытной еды. Она иногда поглядывала в его сторону неодобрительно, как ему показалось. Впрочем, ее осуждение мало волновало его, мысли сэра Ральфа Перси витали в столь греховных областях, что, прочитав хоть часть их, благочестивый христианин, а особенно целомудренная христианка, осудили бы его намного сильнее, зарделись и отвернулись в глубоком негодовании и смущении. Если бы Ральф хоть отчасти был поэтом либо состоял в приятелях такового, то строки его соотечественника по имени сэр Томас Уайетт [37]37
Уайетт, сэр Томас (1503—1542) – придворный поэт Генриха VIII, впервые использовавший в английской литературе формы сонета, терцины и рондо.
[Закрыть], что месяцем ранее сидел на том же месте, что и бродяга мессер Кардоне, подошли бы к его мыслям как нельзя лучше:
Мадам, прошу, не тратьте лишних слов;
Довольно одного: согласны вы иль нет.
И если да, оставьте осторожность
И не теряйтесь, докажите это:
Довольно и кивка, чтоб я пришел.
«Ни один джентльмен не позволил бы себе такие вольности при леди, – сердито думала Мод, стараясь не смотреть на расстегнутый дублет Кардоне. Она доела пирог и спрятала пылающее, вероятно от горячей еды, лицо за кружкой с элем, незаметно для себя почти полностью ее опустошив. „И что он вел за жизнь, которая зависела от быстроты действий? Все время воевал? Путешествовал? Слуга у Кардоне – иноземец и, похоже, служит ему не первый год“…»
– Вы давно не были в Англии? – спросила Мод.
– Да, очень давно, покинул остров, когда вы, вероятно, были совсем маленькой девочкой, – ответил он.
Муж Мод тоже покинул Англию, когда она была ребенком, но так сюда и не вернулся, а она успела за это время вырасти. Ей уже исполнилось…
– Сколько вам лет, леди Вуд? – спросил Кардоне.
Она ответила сурово и серьезно, словно урок учителю.
– Двадцать. Отец…
Упоминание о сэре Уильяме привычной болью отозвалось в ее сердце, хотя она всего лишь хотела сказать, что на двадцатилетие он подарил ей гнедую арабскую кобылу. По обыкновению запнувшись, когда речь заходила об отце, она вспомнила, как сэр Уильям, желая сделать для дочери приятное, устроил тогда праздник в Боскоме. Он пригласил соседей, и веселье длилось несколько дней. Мужа ее, как всегда, не было, и до Мод доносились перешептывания гостей, что «бедный сэр Уильям так уж, видимо, и не дождется внуков…». Но теперь ее отцу было не до внуков, хотя, может быть, мысль о том, что он может умереть, так их и не увидев, еще более омрачает его нынешнее положение. А его дочь сейчас сидит в харчевне и наслаждается едой и обществом такого же вечного странника, как ее муж, вместо того чтобы спешить в Лондон и сделать, как говорит Кардоне, то, что должно.
Мод порывисто встала – от крепкого эля у нее закружилась голова и потянуло в сон, но она не собиралась задерживаться здесь, как и позволять рассиживаться своему спутнику.
– Нам надо ехать, пока не стемнело. Мы еще не успели сделать то, что должны, – сказала она, достала из омоньера [38]38
Омоньер (фр.) – кожаный мешочек для денег, прикреплявшийся к поясу.
[Закрыть], висящего на поясе, несколько монет, положила их на стол и направилась к выходу.
«Не слишком уверенной походкой, – отметил Ральф, буравя ее спину глазами. – Гм… леди Перси тоже должно быть двадцать… Ну что ж, леди Вуд, платите звонкой монетой, но не пытайтесь откупиться! Та цена, которую я желаю, не покажется вам слишком высокой. Мы не успели сделать то, что должны! Надо же. Ведьма и тигрица…»
Он поднялся из-за стола, когда она уже подходила к дверям, сгреб ножны, на ходу застегивая пояс, догнал ее в несколько шагов, своротил по пути грубо сколоченный табурет и распахнул перед нею дверь, изобразив шутовской поклон.
– Леди Вуд, слуга и страж к вашим услугам! Надеюсь, мы успеем сделать все, что должны, и немного больше.
Он потрогал чуть саднящую шею и, натянув перчатки, подхватил девушку под руку и потащил за собой.
В голосе Кардоне прозвучали издевательские нотки, будто он опять чем-то был недоволен или обижен. Тем, что она не дала ему еще побыть в харчевне или что заплатила за обед?
«Мужчины, – девушка едва поспевала за его размашистыми шагами. – Они хотят, чтобы им подчинялись во всем. И даже когда требуют оплату за свои услуги, все равно считают себя хозяевами положения и не терпят указаний».
Впрочем, она не жалела, что поставила на место этого грубияна. Ожидаемая им значительная сумма в конце путешествия смирит его со многим, в том числе с ее обществом.
– Встреча с моим отцом стоит любых затрат, сэр, – парировала она, вывернулась из его руки и отправилась на поиски хозяйки харчевни. Ей нужно было привести себя в порядок перед дорогой и плеснуть холодной воды на запылавшие вновь щеки.
Когда она вернулась во двор, Кардоне сидел на рыжем. Он уставился на нее, сощурив глаза – то ли он, по обыкновению, злился, то ли просто ждал, когда она явится.
– Надеюсь, дождя все же не будет. – Мод посмотрела на потемневшее небо.
– А я надеюсь, что вы не сердитесь на меня за то, что я не нашел лошадь, и вам опять приходится ехать со мной. – Он ухмыльнулся, подхватывая девушку и усаживая впереди себя. Рука его привычно обвилась вокруг ее талии, а она привычно прижалась к нему, прильнула щекой к его плечу.
– Я не сержусь, а лишь сожалею, что у нас нет второй лошади и вам опять придется везти меня на своей, сэр, – сказала Мод коричневому джеркину. – К счастью, нам осталось недолго ехать. Как только мы догоним наших людей, я пересяду на свою кобылу и тем избавлю вас от лишних неудобств.
И, только сказав это, поняла, что ей вовсе не хочется пересаживаться на другую лошадь.
Пока леди Вуд занималась своими делами, Ральф подозвал парня, служку трактира, и выспросил у него, можно ли выехать на лондонскую дорогу, не возвращаясь на ту развилку, где они свернули. Сгустившиеся тучи обеспокоили его, но, по словам парня, в нескольких милях отсюда находилась деревня Вуденбридж, где можно было остановиться и переждать дождь, если таковой случится.
Леди Вуд подошла и остановилась, глядя на него снизу вверх. Она показалась ему совсем маленькой и хрупкой, в глазах ее мелькнул то ли испуг, то ли сомнение. Ральф наклонился и уже привычно подхватил ее.
«И десятка дюжин фунтов не будет», – подумал он, поднимая девушку в седло.
Привычно взглянув на ее запылавшую щеку, он дернул поводья и, бросив короткое «джи-ап!» рыжему, тронул его с места.
Узкая дорога, что лентой резала простор перепаханного поля, вскоре вывела путников на другую, пошире – та тянулась коротким перелеском. Едва они вновь выехали на луговину, как резко стемнело, словно с небес бросили огромный черный плащ, сильный порыв ветра зашевелил деревья, изгибая ветви, шурша отчаянно борющейся со стихией листвой. Ветер стих так же внезапно, как начался, словно собираясь с силами, чтобы нанести следующий удар.
Ральф пришпорил рыжего, крепче прижал к себе девушку, которая льнула к нему, ища защиты.
«И кто ж еще ее защитит? Муж, который отпустил жену неведомо куда?» – подумал он не без самодовольства.
По расчетам, до деревни или до следующего перелеска оставалось совсем немного, когда хлынул дождь, и не просто дождь, а холодный октябрьский ливень. Одежда оказалась промокшей насквозь, и перелесок, куда он гнал рыжего, уже не мог спасти их от потоков воды, низвергающейся с небес.
Как он заметил эту хижину, спрятанную меж пары буков, известно лишь разбушевавшимся небесам. Видимо, они сжалились, заставив Ральфа повернуть в нужную сторону. Остановив рыжего, он вытер мокрое лицо и вгляделся в темное пятно, на котором зацепился глаз. Это была низкая с соломенной крышей хижина, сложенная из неотесанных валунов, почти пещера. Он подъехал, спешился и толкнул грубо сколоченную дверь. На него дохнуло терпким овечьим запахом – похоже, они наткнулись на хижину пастухов. Ральф крикнул в полутьму: «Есть тут кто-нибудь?», ответа так и не получив. Он повернулся к рыжему и, не сдержавшись, выругался – к счастью, на языке Бертуччо, – леди Вуд решила слезть с лошади и сделала это так неудачно, что он едва успел подхватить ее, чтобы она не упала. Так на руках он и отнес ее в хижину.
Здесь, на земляном полу, лежали тюки соломы и несколько овечьих шкур. В углу виднелся очаг, сложенный из камней, почерневших от копоти. Тусклый свет пробивался через узкие окошки-щели под потолком. Усадив девушку на соломенный тюк, Ральф отправился за рыжим, который с трудом протиснулся в дверь и занял собой половину хижины, наполнив ее своим запахом и шумным дыханием.
Все-таки Англия плотно заселена, иначе неизвестно, как бы они добрались до деревни. Ливень накрыл окрестности плотным потоком холодной воды, словно огромным водопадом, похожим на тот, что поразил Ральфа там, в далекой Америке, где ему довелось зимовать.
Дождь шуршал по крыше, просачиваясь через отверстия в стенах, но это было убежище, и вполне надежное. Промокшая одежда прилипла и холодила тело, спина вновь напомнила о себе резкой болью. Ральф снял джеркин и дублет, встряхнув, бросил одежду на тюки соломы, после чего взглянул на девушку.
– Раздевайтесь, леди Вуд, снимайте мокрую одежду, да побыстрее!
Мод промокла насквозь, но раздеться при мужчине?! Сам Кардоне не страдал скромностью: его джеркин уже лежал на соломе, за ним последовал дублет.
Она сняла перчатки, стянула влажный и оттого тяжелый чепец, сбросила накидку и разложила эти вещи на соломе, вовсе не будучи уверена, что они когда-нибудь смогут высохнуть в холодной хижине.
Рыжий шумно вздохнул, перебирая ногами. Выдрав из тюка пучок соломы, Ральф протер спину и бока коня, подтолкнул его поглубже к стене хижины, отцепил от седла кожаный дорожный мешок и извлек оттуда запасную полотняную рубашку, а из сумки на поясе достал огниво. Осмотрев хижину, обнаружил в углу плотно сложенный хворост и несколько поленьев. Слабый язычок пламени, лизнув предложенную ему пищу, затрещал сгорающей соломой, а затем принялся за хворост, набирая силу, запахло дымом и теплом. Ральф повернулся к леди Вуд. Она стояла, дрожа и потирая замерзшие руки, лишь сняла чепец и накидку.
– Мадам, ваше платье промокло насквозь. Вы ведь не хотите заболеть и огорчить своего отца? Не бойтесь меня, я не посягну на вас никоим образом. У меня есть сухая рубашка, огонь нагреет хижину и подсушит одежду. Снимайте платье…
Он положил свою рубашку рядом с ней на солому и, отвернувшись, шагнул в сторону, но отсутствие движения за спиной заставило его обернуться.
Леди Вуд стояла неподвижно, растерянно глядя на него.
– Шнуровка? – сообразил он. – Вам нужна служанка, чтобы развязать шнуровку?
Гм, всевышний свидетель, он этого не хотел… Но не хватало, чтобы она подхватила лихорадку.
– Вам остается одно, леди Вуд, принять мою помощь, хоть я и неловок в таких вещах, как женские платья. Мне не хотелось бы терять обещанное вознаграждение, вы мне нужны живая и здоровая.
«Вам остается одно, леди Вуд, принять мою помощь…»
Мод представила, как его пальцы дотрагиваются до нее, распускают шнуровку… Она сглотнула. Это невозможно! Совершенно невозможно! Но верхнее шерстяное платье было мокрым, а ей так нужно в Лондон!
Девушка медленно повернулась спиной к своему спутнику и перебросила распустившиеся волосы через плечо на грудь.
«Только верхнее платье…» – сказала она себе, и, хотя Кардоне еще не приблизился к ней, по ее коже побежали мурашки. И совсем не от холода.
«Он обещал! Он обещал не дотрагиваться до меня!» – мысленно твердила Мод, внезапно поняв, что будет разочарована, если Кардоне сдержит данное ей слово. Или нет? Она совсем запуталась. Ей были приятны, очень приятны его прикосновения, но она вовсе не собиралась позволять ему… Вернее, не хотела, чтобы на нее «посягали». Мод невольно вспомнила, как начинали блестеть глаза ее компаньонки, когда речь заходила о мужчинах – это была одна из любимых тем миссис Пикок.
«Женщина должна ощущать себя женщиной, – говорила она, – и эту возможность ей может дать только мужчина. Его особое к ней внимание. Впрочем, вам, дорогая леди Перси, это неведомо…» И в ее голосе явственно слышалось: «Бедняжка…»
Мод напомнила себе, что она – леди, замужняя женщина, которой не пристало поддаваться обаянию какого-то проезжего рыцаря с дурными манерами. О, пресвятая Дева! Она даже не знает, кто он! Лишь его странное для англичанина имя да то, что он едет в Лондон и всю жизнь провел в дороге. Этого явно недостаточно. Да что это с ней происходит?! Мод зажмурилась и опустила голову.
Вот он подошел, вот коснулся ее – всего лишь тесемок шнуровки на платье, а у нее отчего-то сжалось горло и куда-то ухнуло сердце.
– Сложная задача – эти женские шнуровки, – услышала она хрипловатый голос, который обволакивал ее, будто паутиной. Его теплое дыхание обдало ее шею, его руки принялись теребить узел завязки, а у нее огнем запылала кожа… – Diablo, как вы умудряетесь застегивать все это? Ваше платье совсем мокрое, вам нужно быстро согреться… сейчас, подождите, проклятье, это посложнее, чем разделать шкоты…
Мод не знала, что такое шкоты, но предпочла не уточнять, да ей было и не до разговоров. Все ее мысли и силы сейчас были направлены на то, чтобы Кардоне не догадался, какое волнение в ней вызывают его прикосновения – пусть только к тесемкам одежды.
Огонь разгорелся, хворост весело затрещал в языках пламени, шипя от брызг воды, что попадали в огонь через дымовое отверстие в крыше.
Ральф уставился в спину девушки, на тонкую линию кожаного с золотой нитью шнура на бледной коже шеи, на темные волосы, стекающие через ее плечо густой влажной волной, и очень отчетливо осознал, как непроста его задача – развязать шнуровку, не узнав вкус этой кожи, удержавшись от того, что ему невыносимо хотелось сделать.
– Сложная задача – эти женские шнуровки… – бормотал он, дабы сосредоточиться лишь на перекрещениях тонких витых шнуров, стягивающих платье на спине.
Он болтал и лукавил, застежки такого или иного рода он развязывал не раз, но никогда с целью просто помочь снять платье и ничего более. Леди Вуд стояла неподвижно, лишь мелко дрожа. Он чувствовал ее дыхание, чуть прерывистое, словно она бежала и остановилась, пытаясь отдышаться. Когда он нагнулся, чтобы зубами захватить намертво затянувшийся мокрый узел, кровь ударила в голову, застучала в висках, и ему пришлось на миг оставить свое занятие, чтоб взять себя в руки.
Наконец со шнуровкой было покончено, он спустил с ее плеч тяжелое мокрое верхнее платье, расшнуровал нижнее, сжал ее плечи, прикрытые теперь лишь тонкой материей камизы, и хрипло пробормотал:
– Я займусь огнем, а вы берите мою рубашку…
Он с трудом оторвал себя от ее дрожащего тела и шагнул к очагу, стараясь не смотреть на нее.
На стене хижины, на внушительных размеров гвозде висела скрученная петлями веревка, и Ральф, зацепив ее за этот гвоздь, протянул через хижину, закрепив на противоположной стене. Воздух быстро нагревался, теплом дышал рыжий, и Ральф, скинув рубашку, размотал полосу полотняной ткани, которой «лекарь» Бертуччо перетянул воспалившуюся рану на спине.
«Это какое-то наваждение…»
Мод не оборачивалась, но сразу почувствовала, что он отошел: ей стало холодно и почему-то одиноко, хотя Кардоне по-прежнему находился в хижине, в нескольких шагах от нее. Было слышно, как он двигался у очага и что-то там делал.
Кое-как впопыхах стянув с себя верхнее платье и лиф нижнего, девушка осталась в чуть влажной спереди юбке и прямо на камизу надела рубашку Кардоне – большую, приятно сухую и чистую.
Подвернув рукава, Мод наконец повернулась к своему спутнику, который за это время успел протянуть над очагом длинную веревку.
– Сюда можно повесить одежду? – спросила она и отвела глаза, чтобы не смотреть на его обнаженные плечи и спину, освещенные отблесками огня, как вдруг ахнула: – Вас тоже ранили?!
На его спине – от бока и почти до позвоночника – тянулся широкий темно-багровый воспаленный рубец.
Он обернулся и замер.
«Да что это со мной? Спокойно, Кардоне, спокойно, ты дал слово, о, святая Дева Мария!»
Темные волосы, рассыпавшиеся по плечам, вновь вспыхнувшие щеки, губы, глаза…
– Ранили? – переспросил он, опять охрипнув. – А-а-а… это? Неважно, давняя рана… Неудачно подставил спину под меч. Одежду? Да, вы можете посушить одежду, мадам…
Рана была не столь уж давней, пару месяцев назад ему пришлось применить свой меч на палубе испанской каравеллы [39]39
Каравелла – парусное палубное судно с высокими бортами и 3–4 мачтами, распространенное в странах Средиземного моря в XIII—XVII вв.
[Закрыть], а потом лежать в каюте, моля Всевышнего о милости позволить увидеть родные края. Позволил…
В дороге рана воспалилась и добавила боли и без того напоминающей о себе спине. Бертуччо, который приноровился лечить небольшие увечья, смазывал рану снадобьем, приобретенным у лекаря в Дувре, но средство не очень помогало, заживлению ран вряд ли способствует кочевая жизнь.
В хижине стало тепло, рубашка, которую он пристроил у очага, подсохла. Он накинул ее, чтобы не пугать леди Вуд собой и своим жутким шрамом, достал из поясной сумки маленькую флягу – индейскую, сделанную из цельного выщербленного куска неведомого на Британских островах дерева, обтянутую бычьей кожей. Внутри булькнули остатки крепкого сахарного вина.
– Выпейте, леди Вуд, это хорошее вино, вам сразу станет теплее и спокойнее, – сказал он, все еще не избавившись от хрипоты в голосе, и протянул девушке флягу.
Мод взяла флягу и с некоторой опаской глотнула из нее. Вино оказалось очень сладким и очень крепким, обожгло рот и побежало по жилам приятным теплом. Она хотела сделать еще глоток, но в рот упало лишь несколько капель.
– Простите, кажется, я все выпила, – она вернула пустую флягу Кардоне, коря себя за то, что не оставила ему вина, взяла свою одежду и развесила ее на веревке.
– Ваша рана воспалена, сэр, у меня есть хорошая мазь… – Она вопросительно взглянула на Кардоне. Он надел рубашку, и теперь можно было смотреть на него, не заливаясь краской. – Я умею делать перевязки, – добавила Мод. – Если позволите…
Кардоне проворчал что-то, встряхнул пустой флягой и дотронулся до своей шеи – до того места, куда она его укусила, когда… Ей опять вспомнился его поцелуй и как она тогда испугалась. Но сейчас ей совсем не было страшно находиться с ним в этой крошечной хижине, где они были совсем одни. И полураздеты. Вероятно потому, что он дал ей слово, хотя леди Риттер часто говорила, что нельзя верить словам мужчин: они все лгуны и обманщики, кроме, естественно, сэра Уильяма, и что им всем от женщин нужно одно.
Мод развязала кожаный мешочек, висевший у нее на поясе, – в нем хранились всякие мелочи, которые необходимо было иметь под рукой, вытащила свернутый кусок чистого полотна и серебряную баночку с целебной мазью.
– У вас ловко получалось перевязывать раненых, там, на дороге, – Кардоне посмотрел на баночку в ее руках. – Я с почтением приму ваши снадобья, ведь вы мне задолжали, леди Вуд, – он чуть помолчал, улыбаясь. – Речь веду не о плате за мои услуги в качестве вашего стража, а за услуги служанки. Я был хорошей служанкой, леди Вуд, не так ли? Мне придется снять рубашку, чтобы вы могли добраться до моей раны. Вас она не очень пугает?
От улыбки в глазах Кардоне заплясали блики огня, и он показался девушке таким красивым и таким милым – пусть и ворчливым, что она не могла не улыбнуться ему в ответ.
Поймав улыбку, которая озарила ее лицо, Ральф в очередной, неведомо какой по счету раз раздел леди Вуд глазами. Воображение мгновенно унесло его туда, откуда он так старался себя вытащить или по крайней мере удержать на пороге. Рана заныла еще сильнее, словно в поддержку мук своего хозяина.
Как пылает ее лицо, то ли оттого, что она согрелась огнем и вином, то ли от смущения, которое, как он не мог не заметить, преследовало ее постоянно. Она была дьявольски хороша, простоволосая, раскрасневшаяся, в его рубашке, свободно спускающейся с плеч, – подхватить на руки и уложить вот на эти овечьи шкуры… Но она не желает этого. Ральф невольно потрогал шею – как отчаянно она сражалась, вырываясь из его рук. Он должен был сделать все иначе, не поддаваясь порыву, но у него просто не было времени, сказал он себе в оправдание. Она не боится его, это уже хорошо.
– Нет, ваша рана меня не пугает, – сказала Мод.
Его рана действительно не пугала ее, куда больше волновал его взгляд и мысль, что сейчас ей придется дотронуться до его тела.
– С-снимайте рубашку, сэр, – запнувшись, она поспешно наклонила голову, чтобы скрыть замешательство, а заодно откупорить баночку, что удалось не сразу – руки ее чуть дрожали.
Коротко вздохнув, он повернулся спиной, спуская с плеч слегка влажную рубашку, пропахшую дымом.
Она собралась с духом, зачерпнула пальцами густую пахучую мазь и стала смазывать рубец аккуратными, почти невесомыми касаниями.
Легкие движения ее пальцев, пощипывание кожи, тепло, следующее за прикосновениями, – что еще нужно мужчине, давшему слово не дотрагиваться до доверившейся ему женщины. Что еще нужно? Многое. Так чувствует себя привязанный к мачте приговоренный – теплый бриз ласкает его лицо и шею, а душа корчится в муках, ожидая близкой неминуемой казни. Или примерно так.
Ласковый бриз дышал ему в спину, что-то нашептывая себе под нос, словно колдуя.
– …на меду и овечьем жире, – тихонько приговаривала Мод, смазывая рану, – с капелькой настоя полыни, собранной на рассвете. Розмариновое масло и желток, толченая кора дуба, отвар из омелы и ягод можжевельника, ромашки и шалфея. Очень хорошо помогает при ранах и ожогах, я в том не раз убеждалась. Боль утихнет, пройдет, и все быстро заживет…
Она всегда разговаривала с больными, по опыту зная, как важны для них слова утешения и поддержки, и даже перечень состава мазей и свойств растений внушает надежду на выздоровление.
Впрочем, этому больному, похоже, не требовались слова утешения.
Ральф, стараясь растянуть мучительное удовольствие и благодаря всевышнего за воспалившуюся рану, сообщил, что ему становится легче, но еще недостаточно легко, и рана требует, видимо, еще не одной порции чудодейственной мази, втертой столь умелой рукой.
– Вы словно шаман белой совы, – сказал он и поспешил объясниться, чтобы не напугать свою спутницу подобными кощунственными словами. – Это колдун племени дикарей, они называют себя йеттами и живут в далекой стране, что зовется Америка, на берегах огромных прекрасных озер. Я жил в их племени. У них своя, иная вера, и свои боги – тотемы. Йетты поклоняются земле, воде, зверю и птице. Каждый из них выбирает своего зверя-покровителя и живет с его именем, словно он и есть тот зверь, и та птица, – Ральф пустился в рассказ о жителях Америки, то ли чтобы отвлечь себя от греховных мыслей, то ли ему просто захотелось рассказать о своих странствиях колдунье, кружащей его голову.
– И вот здесь, чуть пониже, там тоже болит, – добавил он, последнее относилось к боевой ране в широком смысле слова.
Мод не верилось, что Кардоне на самом деле бывал там, где живут диковинные племена со странными верованиями и покровителями. Наверное, он вычитал это из каких-нибудь иноземных книг, в которых, как она слышала, могут написать что угодно. Или эти дикари – плод его воображения. На всякий случай она потрогала кожу повыше рубца, чтобы убедиться, что у него нет жара. Кожа у него была теплая, сухая, гладкая и удивительно нежная на ощупь. Мод постаралась вновь сосредоточиться на рубце, а не разглядывать обнаженную спину мужчины, на которой перекатывались крепкие мышцы, но было невозможно не заметить еще несколько старых шрамов – один был под лопаткой, другой тянулся по плечу и исчезал под густыми завитками темных волос на сильной шее.
К счастью, его нынешняя рана не представляла серьезной угрозы для жизни, хотя наверняка доставляла ему немало неудобств. Поразительно, как – при постоянной боли – ему хватало выдержки и терпения проводить много часов в седле, сражаться, да еще таскать на себе горе-попутчицу.
«Наверное, поэтому он все время такой сердитый и раздраженный», – решила Мод, осторожно смазывая поясницу Кардоне – место, на которое он указал, хотя там не было никаких заметных повреждений или припухлостей. В любом случае воспаление непременно пройдет, а рубец разгладится.
Девушка еще раз бережно обвела кончиками пальцев края раны, убедилась, что мазь лежит ровным слоем, и достала длинный кусок чистого полотна. Чтобы наложить повязку, пришлось ближе придвинуться к Кардоне и чуть не заключить в объятия, обматывая ткань вокруг его тела, что вызвало в ней очередную волну смущения и неловкости.
Закончив, она отступила от него и села на овчину, прикрывающую ворох соломы.
– Теперь можно… одеться, сэр, – пробормотала Мод, укладывая коробочку с мазью в мешочек.
Она не поднимала глаз, ни когда он натягивал на себя рубаху, ни когда опустился рядом с ней, вытянув ноги к очагу.
– К вечеру наступит облегчение… надеюсь, – по-прежнему избегая смотреть на Кардоне, Мод уставилась на огонь, вдруг почувствовав себя неимоверно усталой. Она почти не спала ночью, не считая пары часов сна верхом на лошади, а затем столько всего произошло… Девушка подавила зевок, прикрыв рот рукой, и бессильно уронила ее на колени.
– Нужно будет… потом… еще смазать… – с трудом проговорила она. Веки ее налились тяжестью, голову потянуло вниз, и неудержимо захотелось прилечь.
Ральф раскинулся на соломе и с удовольствием потянулся. Усталость переходила в сонную истому – сказывались бессонная ночь, схватки и гонки по Кембриджу и его окрестностям вкупе с соседством молодой женщины, чьи пальцы только что столь нежно касались его тела, а сама она столь доверчиво устроилась рядом и, кажется, засыпала.
По крыше все хлестал дождь, завывал ветер, непогода разгулялась не на шутку. Пламя зашипело брызгами воды, попавших в очаг, поднимая пар, и Ральф нехотя поднялся, чтобы подбросить пищи огню. Он повозился с очагом, раскладывая поленья так, чтобы подольше поддержать огонь без добавочного топлива; выглянул наружу, осторожно приоткрыв низкую дверь и удостоверившись, что дождь льет все с той же силой, словно на Кембриджшир низвергся океан; попытался выжать из опустошенной фляжки несколько капель сахарного вина и вернулся на покинутое ложе. Леди Вуд спала, уткнувшись головой в тюк соломы.
Вновь помянув нечистого, он устроился рядом с нею, разглядывая ее лицо в смутных бликах пламени. Он не мог объяснить, что за чувство посетило его. Странное, незнакомое, никогда не изведанное им ощущение.
«Ты ли это, Кардоне, лежишь рядом с женщиной и даже не пытаешься ничего сделать? Берт бы долго смеялся, узнав о таком…»
Леди Вуд зашевелилась, подвинулась к нему и уткнулась головой в его плечо. Он осторожно приподнял ее, подсунул руку под спину и обнял, прижимая к себе. Пальцы скользнули по груди, стянутой корсетом.
«Что ж, Кардоне, ты переживал и не такие муки…» – усмехнулся он и закрыл глаза. В углу шумно вздохнул рыжий.
