Текст книги "Малина (СИ)"
Автор книги: Екатерина Костюшина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Костюшина Екатерина Викторовна
Малина
Глава 1. Малиновый уксус
– Ольга Леонидовна, – голос въедливой секретарши начальницы противно бил по нервам, – Ваш отчет готов?
Оскалилась. Схватилась за компьютерную мышку и самым ласковым тоном, от которого трясутся все, включая даже мужа начальницы, промурлыкала:
– Анечка, светлая головушка, выйди и закрой дверку. Отчет скоро будет готов. Наш отчет!
Анечка побледнела и поспешно дверку закрыла, а главный бухгалтер, глубоко вздохнув, стала стряпать квартальный отчет. В принципе, если тебе все данные дали правильные, если ты имеешь опыт в составлении отчетов, и вдобавок у тебя шикарно развито мышление – то и двух дней не надо трать на это дело. Ольга Леонидовна как раз была именно таким человеком.
Однако помимо своего профессионализма Ольга обладала странным качеством – интуицией. Именно она не давала хозяйке выполнять работу так, как следует, потому что это чревато еще большей нагрузкой. Поэтому отчет квартальный делался вместо двух дней целую неделю, а сведение всех доходов и расходов, плюс представление их в электронном виде вообще могло занимать уйму времени. За это и ценилась Ольга Леонидовна. Никогда не сидела без дела, всегда что-то считала, выписывала и заносила данные.
Работа бухгалтера кому-то покажется скучной. Ну, что там может быть интересного – посчитай зарплату, вычти стоимость больничного, добавь по распоряжению начальников отдела премии, составь смету и так далее. Всем на этой работе казалось, что вот эта бледная шатенка в незамысловатом свитере и простеньких джинсах очень скучная, поэтому и любит она свои циферки.
Наверно, это могло бы оказаться правдой. Почему бы и нет? Тем более, что для этого у Ольги были все предпосылки, и в скором времени она могла бы стать или 'синим чулком', или 'офисной крысой', или 'дурнушкой-зазнайкой'. Но превращение тихони почему-то не происходило...
Отчет был готов только после обеда. А все почему? Потому что Оля совершенно случайно, вот ни капельки не специально, выдернула ногой шнур от компьютера из розетки. Автосохранение сработало, но не до конца, так что резюмирующий абзац пришлось переписывать. При этом Оля натурально злилась и даже чуточку всплакнула. Так что начальство в лице суровой Марины Рудольфовны лично погладило по плечу бедную бухгалтершу и попросило не переживать, потому что еще целый день до конечной сдачи отчета. А потом еще и программиста прислала, чтобы спрятал 'лишнее' в короб.
– Оль, вот как? – вздыхал Эдик, – Ты же умеешь аккуратно работать с техникой!
Он провод за проводом осматривал на предмет повреждений и убирал в пластиковый короб, чтобы больше не повторялась такие 'происшествия'.
– Я когда волнуюсь, такая невнимательная! – надулась Оля и уставилась в монитор, типа ошибки проверяла, ага, в сотый раз.
– Это ж как надо было волноваться?
– Сильно! – буркнула девушка и почесала затылок. Чего он прикопался? Пусть уберет все в короб и идет по своим делам – на ресепшене уже два часа его ждут, потому что вся база клиентов висит.
В итоге отчет сдан, коварный план не раскрыт, и она спокойно идет домой. Да, темно на улице ужасно, Ольга совсем этого не боится, потому что темнота – это скорее друг, нежели враг. Вообще есть мало вещей, которых девушка не любит и которых боится. Только какая девушка в этом сознается? Правильно, никакая!
Вот и Ольга не сознается себе в некоторых чувствах. Например, что она немного двулична. Именно об этом обстоятельстве и стоит повести дальнейшее повествование. На работе и для родителей она пай-девочка, то есть не спорит, мило беседует и согласна в любой момент оказать помощь. Иногда, конечно, прорывается и вторая ее личность, и тогда все тихо спешат убежать от девушки куда подальше, но это бывает так редко, что все списывают такие эпизоды на нервное напряжение.
Вторая же личность или ипостась Ольги – это певица. В любых караоке она всегда завоевывает призы, а в небольшом кафе, где она подрабатывает для души по вечерам вторников и пятниц, у нее были даже свои поклонники. Да, платили не так много, сколько бы хотелось, но если месяц копить и не тратить, то на маленькую сумку 'Майкл Корс' хватит. Эта личность была экстравагантная, пьянящая своей красотой и шармом. В этом образе Ольга чувствовала себя роковой красоткой, которой подвластно все и вся. Пьянящее чувство власти над теми, кто сидит и ее слушает, придавало сил на все последующие дни, срывало крышу.
В этой эйфории Ольга купалась еще с института. Нужно было как-то оплачивать свои 'хотелки', а устраиваться продавцом, когда у тебя диплом об окончании музыкальной школы и еще оконченные курсы вокала, было как-то не комильфо. Работа сама ее нашла в караоке-баре, куда она пришла в очередной раз. Простое предложение с условием, что она не будет встречаться с клиентами самого клуба-кафе, очень устроило молодую девушку, и она с середины третьего курса там работает и по сей день.
Кафе-клуб было в шаговой доступности от ее квартиры, которую Ольга получила в наследство от бабушки, плюс после смены девушка могла спокойно покушать. Шикарный бонус достался потому, что шеф-повар симпатизировал худенькой девчушки, которая поет так, что иной раз слезу вышибает, да еще и приятной, теплой и понимающей собеседницей певичка была.
Ольга быстро переоделась у себя дома, схватила туфли на высоченной шпильке, сделала шикарный вечерний макияж и выскочила из квартиры. Второй этаж, лестничный пролет и выход на улицу. Воздух ледяной. Октябрь холодный, но сухой, пасмурный, без солнца. Темноту разбавляют оранжевые огни фонарей и желтые вывески. Стук тяжелых сапог по асфальту, размеренное дыхание и еще пару шагов – она уже на работе.
Кафе-клуб радостно распахивает перед ней свои теплые стеклянные двери. Из колонок слышится что-то попсовое и примитивно-наивное. Запахи проникают в нос, и Ольга распахивает глаза. Ей нравится сначала слушать, потом вдыхать, а только потом смотреть. Тут все уютное, плитка, сочетается с деревом, золото-позолота. Это смешение стилей чем-то напоминает взбесившего дизайнера, но зато придает особый шарм всему помещению. Публика ее еще не заметила, и Ольга прошмыгивает в служебное помещение, скидывает с себя пуховик, непрезентабельного вида сапоги без каблука, пушистую шапку и перчатки, ставит на пол яркие красные туфли, надевает их, выпрямляется, оглаживает бархатное платье, поправляет кудри и глубоко вдыхает запах еды, пыли, средства для мытья полов и дерева.
Твой выход.
Расправляет плечи и выходит через другую дверь, которая ведет на сцену. Ее с улыбкой встречает клавишник – Егор, похлопывает по плечу гитарист – Жорка и с дальнего края улыбается официантка Милана.
– Сегодня как? – Ольга осматривает зал.
– Сегодня тихо как-то, – пожимает плечами Егор.
– Рука болит? – участливо спрашивает девушка.
Клавишник в прошлый раз так усердно играл, что у него руку судорогой свело и пришлось ей вспоминать как это: и петь и играть на инструменте одновременно.
– Нет, – смеется, – Мне массаж делали два дня, должно быть все нормально.
– Ага, – кивает она и присматривается к компаниям, что расселись поближе к сцене. Новенькие. Она их тут еще не видела. Смеются, балагурят и на нее лукаво хлопают своими глазками.
Настраивают инструменты, Ольга делает гимнастику для связок, пьет теплую воду, вставляет свои комментарии по поводу репертуара. Заказов мало и в основном сплошная попса: Натали, Караулова, Нюша, Лазарев, Кид, Тимати... Да, приходилось петь еще и мужские песни. Это было что-то из разряда – очень интересно. Получалось сногсшибательно, когда она на полном серьезе пела песню 'Моя невеста', мужская часть зала пускала на нее слюну, девушку тихо смеялись в кулачки.
Их представили. Смешной менеджер зала в пиджаке с пальмами расхваливал умения их скромной группы добрых пять минут, а потом предоставил им право слова.
– Добрый вечер, – промурлыкала Ольга в микрофон, хлопнула глазками и томно улыбнулась, – На улице сегодня достаточно холодно, мы рады, что вы пришли погреться в нашей уютной компании. И чтобы этот процесс проходил приятно, мы сегодня будем петь только для вас.
Обвести взглядом всех, задержаться на столах, которые расположены подальше, повести плечиком и нежно обнять микрофон одной рукой, вторую свободно положить себе на бедро, склонить голову и запеть. Главное не закрывать глаза, чтобы не создавалось впечатление, что она боится. Публика она такая, дашь слабину – закидает тухлыми помидорами.
Песни лились звонко и настойчиво, Жора сегодня как-то рьяно старался, наверно душевно отдохнул вчера, а Егор чрезвычайно радостно улыбается, скорее всего что-то вспоминает. Вот только ей нельзя отвлекаться, потому что песни нужно петь с душою. И она поет. Сначала спела три песни из заявок, зал разогрелся, кто-то даже отложил столовые приборы и смотрел только на сцену. Две пары решили потанцевать. Компания у сцены усердно жевала. Потом нужно спеть две-три песни из собственного любимого запаса. Это тебе не два слова и куча смысла, а полноценные песни с целью и задумками. На удивление хорошо пошел репертуар группы 'Серьга', а песенка 'Человек и кошка' рассмешила даже непробиваемую чавкающую компанию. Они просили повторить еще – на бис. Заявки – своя заготовка, потом две минуты на общение с залом.
– Как у вас настроение? – звонко спрашивала Ольга, спускаясь со сцены.
Всем без исключения нравилось общаться с ней. То ли у нее аура в тот момент была такая доверительная, то ли певица сама чувствовала, кто ей хочет ответить. Она интересовалась и настроением посетителей, и вкусно ли готовят, что они хотят услышать, есть ли те, у кого тут праздник сегодня. А потом опять улыбки, песни...
К концу смены, которая длилась с семи вечера до часу ночи, Ольга уже успела пройтись по залу три раза, два раз отлучиться, чтобы выпить теплого молока и справить естественные потребности. Ноги немного устали от постоянного топтания на одном месте, спину ломило, а голова раскалывалась от счастья. Певица была невероятно довольна собой – не было типичных клиентов-дебоширов, зато ей оставили хорошие чаевые и даже одно предложение спеть на чьем-то юбилее, которое Оля отвергла очень мягко, сославшись, что именно в этот день у нее самой могучий-большущий праздник.
Кафе закрылось, уборщики и официанты заканчивали свою работу. Ольга сняла туфли, села на пол сцены и широко по-доброму улыбнулась.
– Хорошо отработали! – встряхнула головой и засмеялась.
– Вот за что я люблю нашу Птичку, – смеется Наташа, администратор, – Так это за оптимизм. Хоть потоп, хоть пожар – она всегда довольна!
– А что-то случилось? – Ольга строит личико святой наивности и хлопает ресничками.
– Ага, у нас сегодня трубу прорвало, Су-шеф руку кипятком ошпарил, а начальник поругался с кем-то из зала. А так ... – и рукой повертела.
– Так все же обошлось! – пожимает плечами певица, – Это уже было. Сейчас-то все хорошо?
– Да... Мне бы твое отношение к жизни, – качает головой Наташа, – А то я на дочку уже рычать готова, когда она мне очередную подлянку с одеждой или косметикой устраивает.
Все опять смеются. Наташа всем уже уши прожужжала, что у нее дочка та еще егоза. То занавески ножницами порежет, чтобы те были похожи на украшения, как 'в гареме', смешает соль и соду, зальет это все духами мамы и заправит папиным кремом для бритья. А на прошлой неделе ребенок взял мамин лак для ногтей и разрисовал плитку в туалете. Все считали такие забавы ребенка весельем, кроме самой Наташи. Она только что не рыдала от очередного заскока дочки.
Через час, когда все успели закончить рабочие дела, кафе полностью закрылось и рабочие отправились по домам. Ольга опять закуталась в свой пуховик. Ночь, темно на улице ни души. Лёлик, охранник, который год предлагал провожать ее до дома, а она все отшучивалась. Ну, кто к ней подойдет – она же сейчас на девушку только отдаленно похожа! Это надо быть полностью без головы и глаз, чтобы позариться на этакий комок серого тряпья, который сейчас из себя Оля представляла.
– Девушка! – раздалось где-то рядом.
Она вздрогнула и остановилась. Непроизвольно огляделась. Двадцать пять, а до сих пор ведет себя как ребенок. Пожала плечами. В пределах видимости никого не было – только ветки с клоками листвы, припаркованные машины и фонари.
– Да, вы! – уже ближе.
Оля не на шутку испугалось. Угар радости стих и всплыли в памяти разные страхи, которые присущи молодым девушкам. Да, ну! Бред. В наше время маньяков ловить надо, у нее подруга как-то рассказывала, что некоторые особо одаренные личности в поисках материала для курсовых и дипломов бегали по Битцевскому парку и искали насильников, и главное – не нашли! А тут прямо будете вам бегать холодной октябрьской ночью такой вот индивид. Ну-ну!
Опять осмотрелась, уверила себя, что просто прохожий, которому прикурить надо дать. Сейчас она ему скажет...
– Чего рот разинула! – ее грубо схватили за плечо и развернули лицом к говорившему.
– А...
– Птичка, – совершенно другим тоном стал говорить схвативший ее мужчина, – Попалась хорошенькая моя.
В голове была каша из мыслей. Смутно знакомые черты лица не хотели складываться в общую картинку, а во рту предательски пересохло. Мужчина что-то говорил, она не слышала – в ушах точно стук в барабан билось сердце. Что он от нее хочет? Куда пытается увести? Эй!
Дернулась. Ее в ответ встряхнули так, что чуть голова не отлетела от шеи. Прострелом боль отдалась в груди. Кажется, у нее позвонок сместился. Да, плевать. Чего он ее волочет. Бесит! Как он посмел!
– Прекрати! – еще раз встряхнул и для полноты картины наотмашь ударил по щеке, – Или идешь со мной, или я тебя убью. Ты хочешь умереть?
Со всей силы замотала головой. Голос предательски не возвращался. Надо было кричать, умолять, унижаться, но чтобы отпустил. Паника захлестнула с головой, когда Ольга поняла, что с ней хотят сделать. Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять замыслы этого человека. Она пыталась сопротивляться еще немного, адреналин бурлил в крови ровно до того момента, когда ее еще раз ударили теперь уже по затылку. Она потеряла сознание.
Страха в забытье не было. Она, кажется, пыталась что-то шептать и торговаться. Сквозь пелену боли она периодически улавливала картинки: темный вонючий подъезд, запах мочи, звон ключей, тепло помещения, шорох, шум снимаемой одежду, слепящий ее желтый свет настольной лампы, запах ароматических палочек.
– Не надо, – хрипит она.
– Тебе понравится, – отвечают ей.
Ее связывают. Жуткая беспомощность приводит в более-менее трезвое состояние. Она все еще пытается отбиться, но ее попытки больно ей обходятся, сильный шлепок по заднему месту, дергание за ухо, укус за шею до крови. Запах человека и собственной крови порождает рвотные позывы. Страх дарует ледяной холод в руках и ногах. К этому добавляется тряска и море слез. Когда ее раздевают, она уже не тихо плачет, а рыдает в голос, который неожиданно прорезается.
– Пожалуйста. Я вам заплачу, отпустите. Не буду заявление в полицию писать, только отпустите...
Ее не слушают. Олю трясет, как в лихорадке, одежду разрезают ножницами, и вот она полностью обнаженная в свете невнятного светильника. Кожа покрывается мурашками, надежда выбраться все еще не оставляет Олю. Пока. До тех пор, пока ей не закрывают глаза, а рот не заклеивают скотчем. Безысходность и безнадега. Ее трогают, щипают, кусают, а она лишь вздрагивает и заливается слезами. Тот момент, когда этот не человек, а чудовище начинает в полную силу насиловать ее, кажется, она вообще перестала все воспринимать.
Она начинает визжать, и слезы снова текут по лицу девушки. Унижение. Хлесткое и жуткое оно проникает в ее мозг с новой силой. Звуки скрипящего дивана и пыхтения этого нелюдя у нее стоят в ушах. Ощущение бесповоротности бытия и своей беспомощной слабости бьются с жалостью: за что, почему именно она, почему не слушала других... Ничего не получается, только задыхается с каждой секундой от страха, то того, что этот урод еще что-то может сделать похуже.
Пытка продолжается. Ее кусают за больную щеку, кажется, прокусывают кожу, потому что по лицу льется что-то и от этого саднит место укуса. Такой же участи подвергаются груди, бедра, живот. Оля сорвала голос. Мольба о том, чтобы все это скорее закончилось почему-то не доходит до адресата.
Больные удар по грудям, а потом ее переворачивают. И все снова, только с другой стороны. В какой-то момент приходит мысль, что соседи должны были вызвать полицию. Однако, мысль потухает под новыми вспышками боли и унижения. Забытье не приходит. Даже сон, который должен был настать по прогнозам всех психологов, тоже не идет.
Минуты и часы слились в единый клубок чего-то темного. Тело потеряло всю чувствительность до такой степени, что Оля даже не сразу поняла, что она свободна. То есть, что ее руки больше не связаны. Откуда у нее берутся силы – загадка. В мозгу что-то перещелкивает. Резко садится. Наверно, очередной раз подскочил уровень адреналина, тихо стягивает с себя повязку на глазах, убирает со рта скотч – даже не морщится. Оглядывается. Старается смотреть на все холодно и расчетливо – главное спастись. Еще столько же ужаса и боли она не сможет выдержать. Сейчас нужно убираться отсюда домой. Там вызвать полицию, скорую...
На полу лежит ее пуховик. Вещи ее все изрезаны и разбросаны, кроме него и сапог. Ничего – не зима – не замерзнет на улице, главное добежать до дома... О! Сумка ее! Это явно ей удача кинула свою спасительную руку. Быстро одевается и обувается, хватает сумку и только потом она смотрит на то место, где ее... изнасиловали. Урод там и лежит. Риск, что он проснется большой, но... Надо его сфоткать, чтобы засадить. Она не она будет, если все так спустит ему с рук.
Да, мозг у нее не совсем женский, а скорее мужской. Более логичный. Плюс стрессовая ситуация. Молниеносно фотографирует и убегает, прихватывая ключи от этой квартиры, закрывает на ключ. В ушах стучит сердце, ноги помимо боли как-то двигаются, точно за ней стая волков бежит. И только на улице она понимает, что не знает куда идти – незнакомые высотки...
Раннее утро все же. Позже, когда она вышла к шоссе поняла, что не так далеко и от ее собственного дома жил насильник. Всего-то две остановки. Боже, только бы он не выбежал за ней, только бы он не знал, где она живет, только бы... Но все проходит удачно, если это можно так назвать. Автобус подошел быстро и оказался теплым, так что Оля даже согрелась немного, а вот когда дошла до подъезда, когда стала подходить к своей квартире, на нее накатила отдача. И боль, и обида на всех, ей казалось, что мир рухнул. Как же плохо-то... И она в который раз за все это время заревела. Так громко и так жалобно, точно с жизнью прощалась. Ее трясло, и она не могла стоять на ногах. Съехала по стенке у своей двери, сжалась в калачик и еще громче стала выть.
Не сразу поняла, что ее трясут за плечо. А когда поняла, то заорала сорванным голосом.
– Тихо ты! – раздалось над ее головой, – Что случилось-то, скажи толком.
Оля всхлипнула и отодвинулась от мужчины. Господи, здоровый-то какой. Такой, если захочет ударить, то на ней живого места и не остановится!
– Ну-ка... – он берет ее за подбородок и втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.
Отпускает мгновенно и сразу тянется за телефоном. Звонит в 'скорую', затем вызывает наряд полиции, а потом, не слушая возражений девушки, копается в ее сумке, находит две связки ключей. Отметает предположение, что ржавый комплект – это ее собственный, а вот этот с железным блеклом-микрофоном – как раз нужный, это от квартиры-однушки, в которой и жила его соседка Ольга.
Открывает дверь, подхватывает на руки трясущуюся и все еще рыдающую Ольгу и вносит в теплое помещение. Он тут еще ни разу не был. Куда бы посадить ее, чтобы не навредить ей еще больше. Кто знает, что там было... В итоге девушка оказывается на диване. Он просто стоит и ждет, когда приедут специалисты. Хотя мог бы и осмотреть девушку – все-таки он врач. Но единственное, что он делает, так это спрашивает, есть ли у нее серьезные открытые раны, она качает головой и всхлипывает. Он только на кухню заходит, берет стакан, наливает туда воды и дает ей – столько плачет, значит, жидкости много потеряла. Оля жадно пьет.
Потом начинается суматоха. Скорая и полиция. Соседа берут в оборот, как свидетеля. Выпытывают время. Он деловито отвечает на вопросы. Только под конец слышит, как Оля пытается что-то просипеть, но ее просто не слышат громогласные специалисты.
– Что? – он встречается с ней глазами, – Телефон? Кому-то надо позвонить?
Оля качает головой.
– Фот... – хрипит она и опять начинает реветь.
– Ты сфотографировала...
И опять все закрутилось. Да, фото плохого качества, но потом находятся в сумке и ключи, а голову девушки буквально потрошат и выпытывают адрес, откуда она сбежала. Группа оперативников сразу уехала, а Олю забрали в больницу, чтобы обработать раны, провести диагностику и полечить нервы.
– Соберите своей девушке вещи, – командует врач.
– Ольга – моя соседка, – устало сообщает мужчина, но послушно собирает все нужное под молчаливым руководством девушки: тапочки, зубную щетку, расчёску, спортивный костюм, белье, документы, косметичку, телефон, кошелек.
Провожает до машины 'скорой', там и вспоминает, что соседке может что-то надобиться:
– Оля, если что-то надо будет... Ты звони. Если я буду не на дежурстве, я смогу помочь.
– М...
– Вот визитка моя, – изящным жестом достает из куртки визитницу, зеленая бумажка перекочёвывает в дрожащие руки, – Звони по любому номеру. Если не смогу ответить по мобильному – или за рулем, или с пациентами. Если по стационарному будешь звонить, спрашивай доктора Воронова. Я там один такой – соединят, если не на операции и не на обходе.
Девушка кивает и даже слабо улыбается. Оле кажется, что кошмар закончился, вот ее сажают в машину скорой, машина увозит подальше от дома и от всего, что произошло. Дорога, какая-то смотровая, подписка бумаг. В прочем, именно бумаги и привели в чувство – дотошность у нее была в крови. Подписала все, потому что документы хорошие были. Потом ее устроили в палату, сказали, что ей надо поспать. Она и заснула. Потому что устала.
