Текст книги "Отражения (СИ)"
Автор книги: Екатерина Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Глава 1. Медальон Морганы
Гермиона сидела на подоконнике своей маленькой квартиры на Эджвар-роуд, свесив ноги на улицу. Над Лондоном бушевала августовская гроза, в точности отражая внутреннее состояние девушки. С иссиня-чёрных небес обрушивались целые водопады, и реальность дрожала, подёрнутая серебристой дымкой. На горизонте то и дело вспыхивала большая ветвистая молния, заливая крыши домов и антенны призрачно-белым светом.
Гермиона медленно пригубила вино и поставила бокал обратно, на столик. Взяла из корзинки сочную вишенку и меланхолично отправила в рот.
Громыхнуло так, что внизу сработали автомобильные сигнализации. Гермиона прожевала сочную ягоду и выплюнула косточку. Струи хлестали по голым коленкам, по белым эркерам, дребезжали и пели реквием лету в водосточных трубах. Погода плакала. И душа тоже – ей в унисон.
Полчаса назад Рон ушёл в Нору. А ведь вечер так хорошо начинался…
Гермиона приготовила отличное рагу с прованскими травами, бутылку «Ramonet» и мороженое на десерт. Вечер обещал быть просто замечательным, пока Рон не засобирался в Оттери-Сент-Кэтчпоул. Он достал из шкафа своё плащ и её серое пальто в клетку.
– Мама обидится. Идём.
– Рон… у нас семейный ужин. Я хотела, чтобы мы вместе провели время. Понимаешь?
– Да, но мама обидится. Сегодня пятничный семейный ужин.
Гермиона почувствовала, что закипает.
– Разве не я твоя семья?
– Конечно, – Рон вытянул губы «уточкой» и чмокнул её в нос. – И ты, и мама. Она, кстати, хорошо к тебе относится и поддерживает тебя. Пытается быть тебе ма…
– Хватит! – отрезала Гермиона. И зло отчеканила: – Она мне не мать, Рон.
Эта тема была под запретом. После войны ей с большим трудом удалось вернуть память родителям. И не обошлось без конфликта и ругани. Мама ещё долго не разговаривала, не могла простить, а вот отец понял. Он обнял её во внутреннем дворике дома на Кавинтон-роуд и гладил по голове, а в его синюю рубашку впитывались её горючие слёзы.
А ещё через неделю мама слегла с непонятными симптомами. Гермиона потратила все деньги на лечение, но рак крови буквально за считанные дни уничтожил хрупкую миссис Грейнджер. И стоя у гроба простуженным мартовским днём, Гермиона поняла, что никогда не получится контролировать всё, потому что смерть равняет всех, не спрашивая твоего на это мнения. Но и спасать всегда необходимо. Она прекрасно помнила «Круциатус» Беллатрисы Лестрейндж и не желала, чтобы он достался кому-то ещё, а особенно – кому-то из близких. Сделала всё, что смогла…
Гермиона обняла себя за плечи и крепко сжала пальцы.
Рон вернул её к действительности.
– Тебе пора отпустить её, Герм. Рано или поздно тебе всё равно придётся это сделать.
Гермиона отвернулась от него, сложив руки на груди. Видит бог, Рон был прав. Но, почему, чёрт возьми, он не может дать ей на это время? Хоть немного этого драклового времени.
– Гермиона…
– Иди, Рон. Я остаюсь. Ты так боишься, что обидится Молли, но тебе плевать, обижусь ли я.
– Гермиона…
– Уходи!
– Приходи, как остынешь. Я буду ждать тебя там.
И только полыхнуло зелёным в камине.
Гермиона зажмурилась. Иногда, когда она спрашивала себя, как сильно любит Рона, в душе время от времени возникали пустоты, как будто чёрные дыры. И это пугало.
Гроза уходила. Дождь проредился, закапал медленнее, мерно забарабанил по жестяному подоконнику. Гром глухо погромыхивал за Гайд парком, тучи убирались восвояси.
Гермиона ловко спрыгнула с подоконника и прошагала на кухню. Там она со злостью швырнула в мусорное ведро мужскую туалетную воду с ароматом сандала. «Ведьмак» предназначался Рону, но раз уж тот ушёл… Затем положила большую порцию кошачьих консервов в миску.
– Кушай, Лапсус. – Полуниззл, одобрительно урча, потёрся об её колено. – Я завтра буду поздно, если что, приоткрою окно. Погуляешь.
Гермиона вспомнила Джини, с которой они в последнее время сдружились, и улыбнулась:
– Знаешь, что я делаю, когда у меня плохое настроение?
– И что же?
– Колдую, Герм! Мы же ведьмы!
Гермиона усмехнулась. Она вычертила палочкой в воздухе нечто замысловатое, и по комнате прыснули солнечные зайчики. Отражаясь в каплях на подоконнике, они собирались по углам и рассыпались по стенам и потолку тысячью ослепительных искр, прыгая с дивана на комод.
Гермиона допила вино и включила стереосистему. Под музыку всегда легче работалось. Tam Lin заиграли бодрую «Rising Gael», и Гермиона раскрыла несколько книг на закладках, подготовленных ещё вчера.
В Отдел Тайн, где она теперь работала, вчера привезли сразу несколько темномагических реликвий. Эрни Макмиллан изучал кольца и занимался их разблокировкой, ей же достался золотой медальон на цепи с потрескавшейся оправой, покрытой въевшейся прозеленью, и крупным рубином посередине.
Гермиона давно уже сняла проклятие, но не спешила поведать об этом начальнику, мистеру Эссексу – тогда бы пришлось сдать украшение вместе с отчётом и браться за другую работу. А Гермиону разбирало любопытство, как же действует этот загадочный медальон. Она перебрала с десяток пыльных фолиантов, но толку от них было – чуть. В них говорилось только, что он принадлежал самой Моргане и помогал ей попадать из нашего мира куда-то ещё. Но большего выудить не удалось. Ни одно заклинание не действовало на медальон, он так и лежал на столе в её кабинете, завернутый в кусок старой шерсти.
Но Гермиона не собиралась сдаваться. Конечной целью её исследований была Арка Смерти. Гарри, конечно, оправился после гибели Сириуса, но так и не смог простить себе его смерти. Винил себя за то, что так повелся на ловушку Волдеморта.
– Мне его иногда не хватает, – говорил Гарри после лишнего бокала Огневиски. – Сириус тысячу раз мог дать показания под Веритасерумом, что не убивал моих родителей, но он сам себя обрек на заточение… даже суда не потребовал… и Дамблдор ему не помог. Видимо, тоже понимал, что крёстный добровольно отбывал наказание.
Гермиона подозревала, что Сириус мог остаться в живых, но там, на той стороне Арки. Только вот к ней ещё следовало подобраться и получить доступ мистера Эссекса, а для этого нужно закончить проект с темномагическими реликвиями.
Она листала уже третий том «Волшебных старинных зелий», когда наткнулась на описание эпохи, в которую жила Моргана. И тут, читая легенду о Тэм Лине, Гермиона всплеснула руками.
– Фейная пыль! Ну конечно же!
* * *
В Отделе Тайн с утра было как всегда тихо и сумрачно. Невыразимцы молча работали в небольших смежных кабинетах. Скрипели гусиные перья на пергаментах, из приоткрытой двери испытательного зала доносились какие-то хлопки и вспышки невербальных заклинаний, Эрни за спиной звенел старыми заколдованными перстнями и ругался вполголоса: его самопишущее перо заносило в отчёт и «мантикору в штаны этим аврорам», и «чтоб этому слизню фестралов увидеть!».
– Эрни! – Гермиона окликнула коллегу, но он даже не обернулся, погружённый в свои мысли. – Ты чего? Опять Квинси прицепился на входе? Плюнь, у него просто синдром консьержа!
– Да у него синдром старого маразматика! – раздражённо отозвался МакМиллан.
Подозрительный пожилой аврор дежурил на входе и выдавал пропуски. Его никто не любил: он вечно ко всем придирался, объясняя это особенностью своей работы. Гермиона уже давно научилась не обращать на него никакого внимания, но вот вспыльчивого Эрни Квинси, кажется, сегодня достал.
Она вернулась к своему исследованию, пытаясь не думать о том, что Рон не вернулся на Эджвар-роуд и заночевал в Норе. От этого было слишком горько и обидно. Хорошо ещё работа спасала от слёз и жалости к самой себе. Гермиона взяла в одну руку тяжеленную книгу «Рецепты Тайн», а в другую – палочку. На столе покачивались аптекарские весы, и в чашечке Петри то прибывала, то убывала золотистая пыль. На соседнем в клетке томилась белая крыса в ожидании эксперимента.
– Так… – Гермиона сосредоточенно потёрла нос и взмахнула палочкой. – Если убрать ещё две унции, получится как раз неделя в другом изменении… Или где там ещё бывала эта Моргана…
Медальон лежал рядом и золотился в тусклом сиянии свечей. Ровные грани алого с сиреневым отливом, камня переливались, загадочно поблёскивая. В нескольких из них отражалась сама Гермиона. Вспомнились вчерашние солнечные зайчики, и тут её осенило.
«А если этот рубин и есть дверь к другим мирам? Каждая грань – иная реальность! А ребро – это дверь!»
– Эрни, как ты думаешь, – задумчиво спросила она, – если ты попадаешь в параллельный мир, ты можешь встретить там своего двойника?
– Что?
МакМиллан чихнул и нечаянно толкнул её локтём. Тяжёлая книга грохнулась на стол, задев весы. Они со звоном упали на стол, переворачивая чашечку Петри. Золотистая пыль взметнулась, и Гермиона вскрикнула от ужаса: она видела, как медленно, дьявольски медленно, пыль оседает прямо на медальон. Гермиона взмахнула палочкой, чтобы накрыть его щитом, но не рассчитала сил, и по инерции наклонилась слишком сильно.
– Ой! Эрни-и-и-и-и!
Гермиона рухнула грудью на стол, погребя под собой и пыль, и нагревшийся медальон. И в следующую секунду почувствовала, как её затягивает куда-то, будто при трансгрессии или при использовании портала. Всё вокруг вдруг окрасилось красным и бешено завертелось, как при полёте через каминную сеть. Гермиона прижала ладонь ко рту, чтобы завтрак всё-таки остался в желудке, а потом сильнее сжала палочку и проклятый медальон. Её так долго мотало, что когда выбросила куда-то, она с облегчением упала на что-то твёрдое и ровное, и отключилась.
* * *
Возвращение в реальность было весьма неприятным. Голова раскалывалась, будто в череп вонзили лезвие тяжёлой алебарды. Гермиона приподнялась на локтях и охнула, нащупав на лбу здоровенную шишку: крепко же её приложило. Вокруг царила глухая тьма, а в нос забилась пыль.
– Эрни? – простонала Гермиона. – Какого гоблина?..
Она засветила огонёк «Люмосом» и не узнала их кабинет: такой бардак надо постараться ещё наколдовать! В углу свалены свитки, столы сдвинуты, будто за ними никогда не работали, у шкафа с зельями – груды магических клеток для демонов и треснувший аквариум для водяных духов. Несло формалином и ещё чем-то резким, неприятным.
«Долго же я была в отключке… Где же все? И почему все оставили её здесь? Неужели фейная пыль всё-таки сработала?»
Но верить в это отчаянно не хотелось: она ведь понятия не имела, сколько унций просыпалось, и сколько времени придётся провести в другом мире.
«Нужно выбрать отсюда и во всём разобраться!».
Геримона поднялась, сжала в кулаке медальон и отряхнула платье. Обогнув огромную бутыль с чем-то мутно-жёлтым и, похоже, живым внутри, она запнулась об медный угол громадной инкунабулы и зашипела от боли.
С трудов выбравшись из Отдела Тайн, Гермиона побрела по коридору, села в лифт и, наконец, вышла в пустой Атриум. В давящей гулкой тишине весело журчал фонтан, вода булькала в круглом резервуаре. Блики её отражались от золотой статуи и играли на стенах из гладких чёрных плит.
Какая-то мысль, очень важная и судьбоносная, стучала в голове, но боль не давала сосредоточиться на ней. Нужно выбраться на свежий воздух, может, там станет полегче. Но у каминов её остановил Квинси, направив на неё палочку.
– А ну стоять!
Сутулый аврор в старой шляпе-пирожке скалился и злобно ухмылялся.
– Квинси! Стоп! – она подняла руки, показывая, что палочка направлена вниз. – Всё хорошо, Квинси! Я здесь работаю, помнишь? Я – Гермиона Грейнджер!
– Грейнджер, значит? Да ещё и работаешь здесь? Совсем за кретина меня держишь, соплячка?! Вот сдам тебя дежурной бригаде, а уж они отправят куда надо!
Он недобро ухмыльнулся, и Гермиона напряглась: что-то с ним не так. Даже когда охранник был совсем не в духе, такой злобной рожи она у него не видела.
Не став гадать «Империо» на нём или ещё что похуже, она вскинула палочку, чтобы поставить щит и сигануть к камину, но Квинси успел раньше.
– Ступефай!
Заклинание вышло таким сильным, что Гермиона упала и немного проехала спиной по гладкому полу, прежде чем стукнуться затылком и снова потерять сознание.
* * *
Очнулась она в полумраке от того, что кто-то протирал холодной влажной тканью лоб. От тряпицы пахло французской фиалкой и нюхательной солью, совсем как у бабушки, в Кэлвере.
– Как вы, хозяйка? – спросил тонкий незнакомый голос. – Я вылечил шишки и ссадины.
– О, Мерлин… Где я?
– Дома, мэм. Дома.
Гермиона чувствовала под собой что-то мягкое и села. Голова закружилась от усталости и голода.
Гермиона с удивлением разглядывала незнакомую спальню: кровать тёмного дерева с широкой узорчатой спинкой, высокий платяной шкаф с резными дверцами, туалетный столик с зеркалом у арочного окна. Но рядом… рядом стоял маленький домовый эльф, завёрнутый в полосатое полотенце, и взволнованно наблюдал за ней.
– Всё хорошо, мэм?
Дверь распахнулась, и в комнату вошёл человек, увидеть которого сейчас Гермиона ожидала в самую последнюю очередь – Люциус Малфой. Он деловито поправил острые манжеты под элегантным синим костюмом, затем взял за спинку стул, поставил перед кроватью и сел, положив ногу на ногу, а поверх – трость с серебряным набалдашником.
И холодно скомандовал:
– Вон, Хенк!
– Простите, сэр… – пискнул домовик и мгновенно растаял в воздухе.
Гермиона только сейчас поняла, что краснеет от пристального взгляда Малфоя, который скользнул по её голым ногам, и как можно ниже натянула подол платья. Но коленки, казалось, так и горели. Она сглотнула и уставилась на блестящие запонки его рубашки.
– Что ты делала в Министерстве, глупая девчонка? – бросил Люциус.
– Мистер Малфой, – начала Гермиона, – выслушайте меня. Боюсь, возникло недоразумение. Я работаю в…
И как бы она не пыталась, больше не смогла произнести ни единого слова. И с ужасом поняла: действует клятва невыразимцев, которые ничего не могут рассказать о своей работе. Никому.
– Что ты несёшь? – с угрозой спросил он, наклонившись. – Какая ещё работа?
– Мистер Малфой, – Гермиона облизнула сухие губы и огляделась в поисках палочки или медальона, – держите себя в руках! Сейчас я всё вам объясню… Мне нужны чернила, перо и пергамент. Надеюсь, всё это у вас есть?
Она замерла, когда серые глаза его опасно сузились. Малфой резко поднялся и в одно мгновение оказался на кровати.
– Хватит играть со мной!
– Что? О чём вы?
Он толкнул её на подушку и оседлал бёдра.
Гермиона растерялась.
– Вы что… вы что это делаете?
– Не переигрываешь?
– Отпустите! – пискнула Гермиона.
Она крутанулась, чтобы выскользнуть из-под него, но силы были неравны, да и слабость всё ещё сказывалась. Малфой улёгся на неё и сжал её подбородок двумя пальцами. На мгновение он замер, разглядывая её, и Гермиона с изумлением ощутила притягательный запах его парфюма с нотками сандала. «Ведьмак»! Точно такой же она выбросила вчера в собственной квартире.
Люциус наклонил голову. В его глазах на мгновение мелькнуло какое-то сомнение. И тут же угасло из-за того, с каким интересом Гермиона втянула носом его запах. По-своему истолковав её замешательство и учащённое дыхание, он провёл кончиком языка по губам.
– Что ж, я не против так поиграть, испорченная ты девчонка!
Гермиона забилась под ним, видя, как Малфой накладывает Запирающие и Заглушающие чары. Она бросила отчаянный взгляд на прикроватную тумбочку, но та была пуста: ни палочки, ни медальона. Тогда Гермиона ударила Люциуса кулаком в плечо, и трость упала на пол, звякнув набалдашником.
Малфой с силой сдавил её запястья, прижимая к кровати.
– Ах ты, дрянь! Лживая, маленькая…
– Мистермалфоймистермалфой, очнитесь! – завопила она, с ужасом чувствуя, как в промежность упирается его возбуждённый член. – Это же изнасилование!
– Я бы так не сказал, особенно учитывая то, что случилось вчера! – прошипел он, задирая подол платья.
– Но ми…
Все остальные слова оказались заглушены жадным яростным поцелуем, который и поцелуем-то назвать было сложно – скорее, актом обладания. Губы ещё ныли от частых укусов, а язык Люциуса уже хозяйничал во рту.
Она вырвала одну руку, и Малфой завернул их ей за спину. А дальше всё произошло настолько быстро, что Гермиона помнила урывками.
Ткань платья треснула по шву. Мельхиоровые пуговицы мужской рубашки холодили голую кожу.
Люциуса аж лихорадило. Он что-то отрывисто шептал, и можно разобрать было только «живой». Его губы прихватили грудь, прижимая языком, зубы укусили сосок.
Гермиона извивалась, как могла, но от трения о тело Малфоя внизу живота разгорался постыдный жар. Дыхание перехватывало, а из горла – только хрип… и сдавленный стон.
Она не понимала, что с ней творится.
«Он не может возбуждать! Просто не может! Этого вообще не может быть в реальности!»
Но этот безумный Люциус… его грубые жадные ласки и то, как он тёрся об неё, желая овладеть – всё это неожиданно заводило, заражало необузданным желанием, противиться которому не осталось сил.
Холодная оправа перстня Малфоя оцарапала кожу живота, и его длинные пальцы скользнули в трусики. Они настойчиво гладили клитор, сжимали его, а потом нетерпеливо проникли внутрь. Гермиона просила отпустить, стонала… и, кажется, насаживалась на них.
– Ну же… Ну… же…
«Это ведь не мои мольбы? Нет?..»
Малфой будто только того и ждал.
Звяк! Пряжка. Ремень. Рубашка. Всё прочь, всё долой!
А потом Гермиона чувствовала, как Люциус сжимает её плечи, как входит весь, растягивая её, ещё, и ещё, стараясь вбиться глубже, взять её всю.
Хрипло шепчет:
– Хочешь меня? Получи…
И отрывистые поцелуи жалили шею, ключицы.
– О Господи…
И она только крепче стискивала зубы, чтобы не начать унизительно постанывать: «Ещё, ещё!»
Люциус будто слышал её мысли и не сбавлял темпа.
– Хорошая девочка… Вот так… Да-а…
Он приподнялся на руках, и задвигался иначе, так, что каждый толчок задевал клитор, отдаваясь внутри вспышками удовольствия. Гермиона не выдержала, стоны рвались помимо её воли. Её тело жило какой-то своей жизнью, подаваясь Малфою навстречу, чтобы догнать ускользающее ощущение. Ещё немного… И вот…
– Не остана-а-а-а!..
Она не помнила, когда её так трясло и выгибало. И от жёстких последних ударов просто всхлипывала.
От слабости Гермиона не могла даже пошевелиться под тяжестью Малфоя, который горячо дышал ей в шею, засыпав лицо длинными прядями своей шевелюры. Смутно она понимала, что сейчас надо бы поднять его палочку, оглушить и трансгрессировать в аврорат. Но усталость навалилась плотной пеленой, а расслабленное тело желало одного – спать.
Последним, что она слышала, проваливаясь в сон, было:
– И кстати… где интимная стрижка, которую я велел сделать?
Глава 2. Привет, дорогая!
Вода пела, ударяя в гладкие кафельные стены, на которых волновалось заколдованное малахитовое море. Тёплые струи душа успокаивали, принося уверенность в том, что всё образуется. Гермиона закрыла глаза, намыливая душистым шампунем волосы. Когда не видишь собственное тело, меньше злости по поводу того, как оно могло так отреагировать на похотливого старого козла. Хорошо ещё, хоть проснулась утром одна, без него.
C Роном никогда такого не было. Он всегда спрашивал…
«Гермиона… может, мы… ты вообще хочешь?»
Она вдруг здорово разозлилась, вспомнив это. Конечно, изначально она могла и не хотеть! Можно ведь как-то раззадорить, или начать без слов…
«Ну да. Вот прямо как вчера… с Малфоем».
Гермиона вспыхнула. Внизу живота при одном только воспоминании занялся жар. Кожа помнила грубые ласки, несмотря на то, что её яростно натирали щёткой, а тело, кажется, просило продолжения. Ведьма уменьшила напор горячей воды. Холодные струи заставили вздрогнуть, сжаться и прийти в себя.
«Да чтоб его! Почему, почему с ним было так?»
Втирая гель с запахом ромашки в дрожащее тело, Гермиона сжала зубы. Понятное дело, что из-за Эрни она попала в параллельный мир. И здесь она живёт у Малфоев (только этого не хватало), хозяйка домовика (просто чудесно!) и, видимо, в каких-то отношениях с Малфоем-старшим. Да нет, даже не она, а её отражение! Знать бы ещё, куда оно девается, когда переносишься в другой мир…
А вообще неплохо врезать этой «Гермионе», из-за которой пришлось выдержать вчерашний натиск. Ведь Малфоя, если рассуждать справедливо, винить было просто глупо: он явно принял её за другую. Интересно знать, где здешняя Нарцисса. Помнится, в привычном мире она ушла от мужа после победы над Волдемортом; в Министерстве поговаривали: не простила ему, что поставил под удар её с Драко жизни. А Гарри как-то обмолвился, что видел Нарциссу у Андромеды, когда навещал маленького Тедди.
Гермиона как смогла высушила волосы махровым полотенцем. Причёсываясь перед зеркалом, она сердито разглядывала распухшие алые губы и покрасневшие следы укусов Малфоя на груди.
«Ну подожди, змей белобрысый! Дай мне только палочку вернуть, я тебе покажу, что такое сила волшебства!»
Отодвинув ящик комода, она вытащила белое нижнее бельё. Но лифчик оказался каким-то странным и маленьким, край чашечки как раз перечёркивал грудь пополам, задевая сосок. С трусиками дело обстояло ещё хуже: на самом интимном месте был разрез, открывающий любопытному зрителю половые губы во всей красе. Гермиона чертыхнулась и перерыла всё, что было в ящике. Там попадались какие-то прозрачные крохотные треугольнички на верёвочках, танга, стринги, кружева, гипюр и органза.
«Мерлинова борода! Да что ж за отражение-то у меня в этом мире такое?!»
Брезгливо поморщившись, она оставила первые и распахнула шкаф в надежде найти там нормальную одежду, а не гардероб стриптизёрши или перечень товаров интим-салона.
В одном углу как раз и оказались ультракороткие платья, юбки и наряды с неприличными вырезами, открывающими грудь, и даже пошлое боа. Но в другом всё-таки обнаружилась нормальная одежда. Гермиона натянула серое платье-футляр до колен.
«Вот в таком-то меньше шансов, что Малфой снова набросится… Опять… Проклятье!»
Она ударила кулаком по круглой ручке шкафа.
«Палочка. Медальон. И никаких Малфоев! Палочка. Медальон».
– Хозяйка, мистер Малфой ждёт вас в гостиной к завтраку!
Гермиона вздрогнула: она совсем не услышала хлопка трансгрессии Хэнка. А домовик с трогательной заботой на умильной мордочке смотрел на неё снизу вверх.
– Тогда… проводи меня.
В гостиной, залитой утренним солнцем, нежилось приятное тепло. Лучи скользили по рамам натюрмортов и полок с сувенирными фигурками.
За длинным столом, накрытым на двоих, сидел Люциус, развернув «Ежедевный Пророк».
Такого Малфоя, вальяжного холёного, и, что уж там скрывать, красивого, сложно было назвать «старым козлом». Таким Гермиона видела его на втором курсе обучения в Хогвартсе, в магазине «Флориш и Блоттс» – уверенным в себе, этаким королём мира. Воротник белой рубашки под коричневым пиджаком пижонски расстёгнут, на плечи спадают длинные шелковистые волосы. В воздухе витал тонкий аромат сандала и барбариса – на столе перед Люциусом исходила паром чашка чая с серебряным ситечком.
Гермиона не удержалась от шпильки.
– Значит, правда – всё, что в Хогвартсе сплетничали: Люциус Малфой заваривает чай в ситечке!
– О чём ещё сплетничали в Хогвартсе касательно меня? – он поднял на неё серые глаза, в которых явно читалась насмешка. И любопытство.
Гермиона замолчала, чувствуя, как начинают гореть кончики ушей. Она вспомнила, как однажды подслушала в библиотеке разговор двух старшекурсниц, и чуть не сползла тогда по стенке: эти девицы утверждали, что папаша Драко вряд ли носит бельё под брюками, и всерьёз обсуждали, какого размера «у него в штанах».
– Доброе утро, мистер Малфой.
– Доброе утро, – он окинул её платье скептическим взглядом, и Гермиона почувствовала, как края чашечек трутся о соски.
Она села к своим приборам через два стула от него и занялась завтраком. Тосты были такими восхитительно хрустящими и золотистыми, что пришлось сдерживаться и есть медленно, а желудок уже урчал от голода. И к своей досаде пришлось признать, что чай, заваренный в ситечке, получается густым терпким и очень вкусным.
Единственное, что мешало: заинтересованный взгляд Малфоя, который «ел» её.
– Мистер Малфой, мне нужна моя палочка. Полагаю, она у вас?
– Сэр.
– Что, простите?
– Когда обращаетесь к тем, кто старше вас, следует добавлять «сэр».
Гермиона с трудом подавила желание запустить в него сахарницей. А лучше молочником – он потяжелее будет.
– Сэр, не будете ли вы так любезны сообщить, где сейчас моя палочка и медальон с рубином?
– Охотно, – отозвался Люциус, отпивая чай. – И то, и другое в аврорате. Проверяется на воздействие тёмной магии и последних использованных заклинаний.
– Мне срочно нужны эти вещи!
Малфой укоризненно глянул на неё.
– Сэр! Мне нужна моя палочка! И медальон! Помогите мне вернуть их!
– Хм, – он откинулся на спинку стула, сложив пальцы в замок, – а что мне за это будет?
«Авада Кедавра!» – зло подумала Гермиона.
– Мне проще самой наведаться в аврорат, чем просить что-то у вас, добрый вы самаритянин!
– О, не советую, дорогая, – Люциус допил чай и отставил чашку. – Поттер напару с Уизли так и злобствуют. Они до сих пор точат на тебя зуб за то, что ты связалась с нашей семьёй, а теперь, когда ты вынесла из Отдела Тайн ценную реликвию… Думаю, тебе там не поздоровится.
Гермиона судорожно потёрла виски. Она мысленно послала в своё бессовестное отражение два «Круциатуса» и одну «Аваду».
«Мир здесь явно какой-то ненормальный. С чего бы мне… в смысле, ей связываться с Малфоями? Но надо бы как-то аккуратно восстановить логическую цепочку событий».
– Сэр, с чего вы вдруг набросились на меня… вчера?
Люциус сжал губы и с едва уловимой злостью бросил:
– Ещё позавчера ты бессовестным образом мастурбировала прямо у меня на глазах, а теперь дурочку из себя строишь?
Гермиона выронила тост, не донеся до рта.
– Что я делала… сэр?..
Малфой же счёл беседу законченной. Он достал из кармана жилета серебряный брегет, посмотрел на циферблат и щёлкнул крышкой.
– Что ж, сударыня, мне пора. Приличные волшебники в отличие от вас работают.
Гермиона покраснела от гнева.
– Да как вы смеете! Я ведущий научный сотрудник О…
Но Малфой уже вышел в холл широким шагом. Вслед ему полетел злосчастный молочник и с грохотом разбился о стену. В гостиной тут же возник Хэнк и принялся торопливо колдовать, убирая сливки с обоев.
– Хозяйка не должна сердиться… Хозяин заботится о всех нас…
Гермиона обернулась к нему.
– Хэнк, ты ведь можешь трансгрессировать в Министерство и принести мне мою палочку? И ещё одну вещицу?
Домовик опустил голову и повесил уши.
– Накажите меня как всегда, хозяйка! Хэнк бы выполнил всё, что скажете… кроме этого. После того, как Хэнк по вашему приказу вынес из Министерства Магии портсигар мистера Яксли, авроры поставили защиту против домовиков. А мистер Малфой настрого заказал трансгрессировать туда вместе с вами…
Гермиона озадаченно потёрла лоб.
– А зачем мне этот портсигар? Она… э-э-э… я не говорила?
– Нет, – вздохнул Хэнк. – Что мне сделать, хозяйка? Прищемить пальцы дверью как обычно или стоять на углях?
– Что? Не смей этого делать! – Гермиона с жалостью посмотрела на унылого эльфа. – Ты больше никогда не будешь себя наказывать, слышишь? Иди лучше съешь пирожное или поспи. Я позову, как понадобишься.
Домовик недоверчиво уставился на неё, но всё-таки исчез.
Гермиона с трудом доела тост. Картина, о которой заявил Люциус, никак не выходила из головы: она с раскинутыми в стороны ногами сидит, допустим, в кресле и ласкает себя, тихо постанывая. Потом подносит палец к губам, медленно проводит по ним, зажмурившись, облизывает, а потом открывает глаза и встречается взглядом с Малфоем…
По телу пробежала лёгкая дрожь.
«О Мерлин!.. Хватит этих неуместных фантазий!»
Отражение, похоже, заманивало Люциуса, соблазняло. Но зачем? Неужели, оно любило его?
Гермиона вдруг вспомнила возмущённую фразу Малфоя, исполненную порока: «Где интимная стрижка, которую я велел сделать?».
«Интимная стрижка, надо же!»
Сидя за книгами дома и в Отделе Тайн она как-то позабыла об интиме и прочих тонкостях отношений между мужчиной и женщиной. Спасибо Рону – он нечасто напоминал об этом. Но сама стрижка предполагала то, что Люциус собирался…смотреть на это. И не исключено, что даже с удовольствием. Она на мгновение представила это…
«Да никогда этого не будет! Скорее Рон Уизли перестанет доставать своими долбаными сеансами психоанализа!
Господи… Ну ведь с кем угодно могло спутаться это отражение, но ведь не с ним же, не с Малфоем! Он ведь мерзкий Пожиратель, садист и расист!»
И вдруг её осенило.
«Это ведь не наш мир. А если он здесь не был Пожирателем? Что я вообще знаю о здешнем Малфое?»
Знания, как известно, сила. И вооружаться Гермиона отправилась в самое надёжное место – в библиотеку.
Она никогда не бывала здесь, с дрожью вспоминая о мрачной гостиной Малфой-мэнора, где её пытала свихнувшаяся Лестрейндж, но размеры этого помещения просто поражали. Стеллажи с узкими лестницами под потолок высились кругом, а в центре расположились голубой плюшевый диван, кресла и столик.
Без палочки многие заколдованные книги не шли в руки, и только с помощью Хэнка удалось отобрать несколько фолиантов, в каждом из которых говорилось или упоминалось об эпохе Морганы. И только в шестом по счёту томе «Деяний Великих» Гвидиона Маб Дона Гермиона нашла детальное описание медальона. А ещё и принцип действия, но это не добавило радости.
Оказалось, при переходе в иной мир отражения автоматически менялись местами, поскольку Вселенная не могла выдержать в одной реальности «одного и того же волшебника в квадрате». Поэтому, если бы не меняла их местами, то множила бы на ноль, а попросту – уничтожала.
Моргана писала, что нельзя вмешиваться в события того измерения, куда ты попал. То есть, если уж тебя принимают за твоё отражение – «играй свою роль до конца, будь естественным и не пугай своей ажитацией окружающих. Конечно, не беда, если несколько близких знают о том, что ты – нездешняя, но всем подряд об этом сообщать не стоит».
Гермиона отодвинула книгу. Определённо, или Моргана была хорошей актрисой или просто чокнутой. А если в параллельном мире тебя вознамерились сжечь на костре или примерить испанский сапожок? Или утопить? Конечно, время пребывания в ином измерении зависит от количества фейной пыли, это уже доказано, но что если, к примеру, вздёрнут на осине за мгновение до того, как пыль перестанет действовать?
Нужно во что бы то ни стало добыть палочку и медальон: если знать, какое количество пыли просыпалось на камень, можно вычислить, сколько осталось здесь мучиться. Но для этого придётся как-то договориться с этим чёртовым Малфоем. Да и как-то обезопасить себя. В конце концов, пусть знает, что та, что любит его, сейчас далеко, и ей без него несладко.
