Текст книги "Слеза Василиска (СИ)"

Глава 9

Я вышел на крыльцо и обомлел – возле сторожки собралась толпа народу. Мужчины и женщины стояли полукругом и оживленно переговаривались между собой. Увидев на крыльце Василиска, они приветственно вскинули руки.

– Кто все эти люди? – спросил я.

– Это некоторые из тех, кто прошёл через моё очищение. Бывшие вампиры. Они носят под кожей мои камни, – ответил Василиск, после чего спустился с крыльца и тоже поднял руки, приветствуя собравшихся.

Следом за нами из сторожки вышла Жанна. Она надела штаны и куртку Василиска, которые ей были велики на несколько размеров. Выглядела она в этом нелепом, грязном, заношенном одеянии странно и нелепо, но её бледное лицо было прекрасно, как никогда. Оно светилось гордостью и любовью. Она подошла ко мне и взяла за руку, а мне нестерпимо захотелось поцеловать ее.

– До сих пор не могу поверить в то, что ты жива! – прошептал я ей на ухо.

Жанна улыбнулась и взмахнула рукой, приветствуя людей, столпившихся у крыльца.

– Зачем сюда пришли все эти люди, Жанна? – спросил я.

Жанна улыбнулась кому-то в толпе, помахала рукой и, убрав волосы под шапку, проговорила:

– Они пришли, чтобы поддержать и защитить Василиска. Скоро сюда придут вампиры во главе с королевой. Начнется великое противостояние.

– Ты хочешь сказать, что скоро здесь будет вампирская бойня?

Жанна нахмурила брови и ответила загадочно:

– Не знаю… Но что-то будет, и мы не отступим, будем сражаться до последнего. Вот только… Я думаю, что тебе лучше уйти отсюда, Антоша.

– Это еще почему? Я не хочу пропустить такое зрелище! – воскликнул я.

– Зрелище? – лицо Жанны напряглось, она наклонилась ко мне и тихо сказала, – здесь не будет зрителей. Если ты останешься, тебе придется стоять вместе с нами. И, возможно, умереть за Василиска.

Мне показалось, что она шутит, слишком уж пафосно это прозвучало.

– Так он же сам может спалить тут все и всех. Он василиск, из него идет огонь. Зачем ему столько помощников?

Жанна долго смотрела мне в глаза, а потом отвернулась. Я поднес пальцы к губам и подышал на них. Мороз стал меньше, но руки без перчаток все равно мерзли.

– Даже не могу представить, что тут будет! – нарочито пафосным тоном произнес я, глядя на людей, обступивших со всех сторон Василиска, – но мы ведь точно победим, да?

Жанна снова повернулась ко мне, в ее глазах стояли капельки слез. Мне вдруг стало не по себе.

– Я верю в нас, верю в праведный огонь. Добро должно побеждать. Если бы побеждало зло, нашего мира уже не было бы. Но я не знаю, кто победит в сегодняшнем противостоянии.

– Почему? – растерянно спросил я.

Жанна замолчала, нахмурившись. У меня сложилось впечатление, что она подбирает слова, чтобы ответить мне.

– Силы Василиска не бесконечны. Огонь внутри него не вечен. С каждым новым очищением Василиск постепенно расходовал его. Его силы раз за разом переходили к нам – раскаявшимся вампирам, желающим избавиться от жажды крови. Я не знаю, сколько в нем осталось сил теперь. Судя по тому, что он неважно себя чувствует в последнее время – их уже совсем мало. Боюсь, их может не хватить на сегодняшнее противостояние.

Я почувствовал неприятный холодок в груди.

– И тогда все погибнут? – спросил я.

– Да. Мы знаем на что идем. Поэтому прошу тебя, Антоша, уходи, пока не поздно.

Жанна вздохнула и грустно посмотрела на Василиска.

– Королева знает о том, что Василиск слаб, поэтому она ищет его. Выпив крови Василиска, она станет всемогущей. Никто и никогда больше не сможет ей противостоять. Этого никак нельзя допустить, понимаешь? Мы не допустим этого.

– Получается, вы – его живой щит?

– Да, – твердо ответила Жанна, – мы, раскаявшиеся, носящие под кожей его слезы, будем рядом. Мы будем защищать его до последней капли крови.

– Как же так? – возмутился я, – среди вас есть женщины и даже подростки. Смотри!

Я показал пальцем на парня, которому на вид было не больше шестнадцати.

– Смотри, этот почти еще ребенок! Какие из вас защитники?

Жанна стояла передо мной – бледная, хрупкая и какая-то совсем нереальная, далекая, как звезда. Лицо ее застыло камнем, и я понял, что сказал глупость. Проще всего потерять человека, обесценив и растоптав то, чем он живет, чем он “горит”.

– Уходи отсюда, Антоша. Немедленно уходи. Так будет лучше. Я не хочу тебя больше видеть. Тебе здесь не место. Это не твоя война.

– И не твоя тоже! Королеве нужен Василиск! Ты и так пострадала по его вине!

Я схватил Жанну за руки и заговорил сбивчиво и страстно:

– Давай уйдем отсюда вместе, милая! Я не вынесу, если снова тебя потеряю! Жанна! Прошу тебя!

Она смотрела на меня так, как будто я сильно обидел ее. Невозможно было вынести этот тяжелый взгляд!

– По-моему, ты так ничего и не понял из услышанного. Прощай, Антон. Наши отношения закончены. Спасибо за все.

Жанна накинула на голову капюшон старой куртки и быстро спустилась с крыльца. Подойдя к Василиску, она взяла его за руку, и тот улыбнулся ей. На меня она больше не смотрела. Я сжал кулаки, спустился с крыльца и, не прощаясь, побежал в сторону города. Пошел снег, он залеплял мне глаза, смешивался со слезами, текущими из глаз. Я себя уверял, что слезы текут от сильного ветра. Машины, мчавшиеся по трассе, громко сигналили мне, когда я случайно выходил с обочины на дорогу. А я снова вел себя, как тринадцатилетний юнец – показывал им непристойные комбинации, сложенные из пальцев. Мне было больно и обидно. Хотелось, чтобы весь мир узнал об этом.

– Не моя война, Жанна? Да, это не моя война! Не моя! Я самый мирный человек! И я не такой слабак, как все они, стоящие там, как ты! – кричал я во все горло проезжающим мимо машинам, – раз для тебя этот старый, чудаковатый бомж, называющий себя драконом, важнее, чем я, пожалуйста! Оставайся с ним! Погибай за него! Подумаешь! Я уже раз пережил твою смерть. Переживу и второй раз, не переломлюсь!

***

Я зашел в морг, сильно шатаясь, и с грохотом поставил на стол в ординаторской начатую бутылку водки, которую купил по пути. Петрович, сидящий на диване, удивленно взглянул на меня.

– Ты что же это, Антошка, неуж-то нагулялся? – строгим голосом спросил старик, – я уж думал, что не придешь! Думал, начальству докладывать про твои выкрутасы.

– Ну и докладывал бы, чего не доложил-то? – огрызнулся я, зло зыркнув на старика.

Я бросил свою заснеженную куртку на пол, сел рядом с ним, взял бутылку и отпил несколько глотков прямо из горла.

– Пьешь значит, скотина ты такая! – Петрович повернулся и со всего размаха ударил меня по спине, – а то, что у тебя труп из холодильника пропал – это тебя не волнует?

– Какой труп? – заикаясь, спросил я.

– Обычный! Мертвый! – заорал мне в ухо старик, – Пришел я, значит, девку вскрывать, а ее нет, как нет! И тебя тоже нет. Это что же значит?

Петрович схватил меня за грудки и затряс.

– Ты куда труп дел, паскуда?

Я повернулся к нему и глянул в покрасневшее от ярости лицо Петровича пьяными глазами.

– Никуда я ее не девал. Она сама взяла и ушла. Бросила меня, дура!

Петрович отпустил меня и захлопал глазами.

– Ты чего это, Антошка? Перепил что ли?

Голос его прозвучал испуганно. Он встал, взъерошил свои седые пакли и обошёл вокруг дивана.

– Давай-ка все сначала, да по-хорошему, Антошенька, – тихо и медленно, как малому ребенку, проговорил Петрович, – Ты утром мужика вдове выдал?

– Выдал, – ответил я.

– Всё хорошо прошло? В гроб-то он у тебя хорошо лег? А то плотники у нас, сам знаешь…

– Отлично лёг. Всё как положено, не первый год санитаром работаю! – заплетающимся языком проговорил я.

Петрович прошёлся туда и сюда, закивал головой, а потом повернулся ко мне и спросил осторожно:

– А потом ты решил отлучиться, так?

Я молчал, и старик, не получив ответа, продолжил:

– Ты, значит, отошёл. По неотложные личным делам. И в это время сюда вломились местные бомжи. Замок снесли, труп выкрали. Так и скажем. Ты не бойся, Антоша. Все так и скажем начальнику. Замок сейчас вот выломаем, и все улики будут налицо. Ты меня сколько раз прикрывал? И я тебя прикрою, не переживай. Только тут кое-какая проблемка…

Старик снова сел рядом со мной и зашептал мне на ухо:

– К покойнице этой нашей неопознанной женщина приходила. Назвалась сестрой, хотела труп забрать, а у меня ни трупа, ни документов! Чертовщина какая-то! Она так орала, так орала, потом бросилась на меня и вцепилась в горло, как дикая кошка. Насилу её оторвали от меня мужики, с которыми она приходила. Я ей ляпнул, что труп-то в соседний город на экспертизу увезли. Еле ушла эта бестия… Но грозилась вернуться, про тебя спрашивала. Так что, давай-ка, милок, рассказывай, что у тебя тут приключилось, и где на самом деле труп девчонки.

Я взял в руки начатую бутылку и жалобно взглянул на старого патологоанатома.

– Давай выпьем, Петрович? А?

Он как-то странно на меня посмотрел, как будто не узнал.

– Выпьем, и я тебе все расскажу. Клянусь! – добавил я.

Петрович взял бутылку, достал из шкафчика две разные рюмки и плеснул в них поровну прозрачной жидкости. Мы выпили, закусили чёрным хлебом, потом ещё выпили, а потом ещё и ещё. Когда Петрович, положив мне на плечо свою руку, затянул старинную песню, я понял, что пора, старик дошел до «кондиции».

Я прижал ладонь к его губам и сказал:

– Тшшш… Всё, Петрович, слушай. Только поклянись сначала, что не станешь надо мной смеяться.

Петрович сделал серьёзное лицо, но глаза его все равно были пьяными и мутными.

– Обижаешь, Антошка! – с трудом выговорил Петрович и хлопнул меня по плечу, – я ведь тебя больше всех санитаров люблю. Как я могу над тобой смеяться?

Я кивнул, налил себе ещё рюмку водки и опрокинул в рот обжигающую жидкость. Прокашлявшись, я заговорил. Голова моя оставалась ясной, алкоголь не затуманил разум, а вот язык шевелился плохо. Как смог, я рассказал Петровичу всю историю про Жанну от начала и до конца. Петрович был пьян, и я не боялся его реакции. Все пьяные на одной волне, они легко понимают друг друга. Да и мне просто хотелось выговориться, рассказать кому-то о своих чувствах и переживаниях, излить свою боль. Когда я, наконец, закончил свой рассказ, за окном стояла глубокая ночь.

Петрович смотрел на меня очень внимательно. Кажется, он даже протрезвел от услышанного. Я посмотрел на него, и мне стало неловко, к лицу тут же прилила кровь. Взгляд старика был таким пронзительным и свербящим, что я остро почувствовал свою уязвимость. У меня не было друзей, я никогда никому не изливал душу, ни с кем не откровенничал. И теперь, когда это случилось в первый раз, я вдруг почувствовал себя слабаком.

– Прости, Петрович, что вывалил на тебя все это. Слишком уж это все… Не надо было мне…

Старик внезапно и резко взмахнул рукой, не дав мне договорить.

– Не удивил ты меня, Антоша. Что касается вампиров этих, так и мне пришлось их повидать в морге. Что? Выкусил? То-то же! Петрович многое в жизни повидал! Хоть и захолустье у нас, но нет-нет, да и случается какая-нибудь чертовщинка. Как-то, лет пятнадцать назад, привезли в морг труп. Девушка, целая и невредимая снаружи, за исключением небольшой царапинки на шее. Начал я с телом работать, а оно, представь, сухое, как у мумии, полностью обескровлено. Вены аж скукожились все! Ну я тогда, конечно, знатно поседел! И так, и этак ее вертел, пытался понять, что с ней случилось, куда делась вся кровь. А потом побежал к главному.

Знаешь, Антошенька, что мне главврач приказал сделать? Несложно догадаться! Он приказал мне поставить другую причину смерти, чтобы шум не поднимать. Я поставил, да вот только через неделю к нам такой же труп поступил. И так раз пять или шесть повторялось. Уж мы тогда с главврачом страху-то натерпелись! Поняли, что вампир по городу гуляет. Даже сами хотели идти этого кровопийцу искать, чтобы изловить его и дело замять, не доводить до огласки. Да потом как-то все само собой стихло. Видно, уехал вампир из нашего городишки.

Я слушал Петровича, раскрыв от удивления рот.

– Что же ты раньше никогда об этом не рассказывал? – спросил я.

– Да разве об таком кому расскажешь? – всплеснул руками старик, – У главных – у них статистика. Святое дело. Статистику портить, значит, себе заявления не увольнение писать. А мы люди подневольные. Расскажи такое – сразу в безумцы и запишут. Лучше тихонько помалкивать. Было и было.

Мы оба опустили головы, замолчали на какое-то время, а потом Петрович толкнул меня локтем в бок.

– Про девушку-то еще не сказал тебе свое мнение, если, конечно, тебе интересно. Ты не будь трусом, Антоша. Прими все, как есть и ступай за ней. Совершать подвиги – это, конечно, страшно, но терять любовь – это уж очень болезненно переживать. Другие, они уже совсем не такими будут, если есть в твоей жизни одна-единственная. Послушай старика, уж я-то знаю, о чем говорю.

Я снова покраснел и удивленно уставился на него.

– Она сама отказалась от моей любви, Петрович. Она взяла и прогнала меня! Сказала, что останется с Василиском! Зачем же я буду навязываться?

– Нет, это не она отказалась от тебя, а ты отказался от нее. Пусть все это звучит, точно сказка: вампиры, драконы… Но то, что делает этот самый ее Василиск – это ведь бесценно, Антоша. Он заблудшие души к нормальной жизни возвращает!

– Но вот ведь как выходит – заодно он принуждает всех очищенных вампиров до конца жизни подчиняться себе!

– Они не подчиняются. Они благодарят, причем, судя по всему, искренне, раз готовы умереть ради него.

– Получается, все одно к одному! Какая–то кабала, пусть и искренняя, – огрызнулся я.

– Это не ты говоришь, Антоша. Это твоими устами говорят обида и ревность. А может и страх! – тихо проговорил старик.

– Да, конечно, ты ведь меня лучше меня самого знаешь! – насмешливо воскликнул я.

– Не тебя, а себя, – вздохнул Петрович.

Он замолчал отвел глаза, лицо его стало грустным, на глазах блеснули слезы. Видимо, он надеялся, что я не замечу этого, но я заметил, и мне стало стыдно за то, что я, сам того не желая, обидел старика.

– Ты чего это, Петрович? Ну? – с тревогой спросил я, смущенно поправляя очки.

Он вдруг как-то странно, неестественно всхлипнул, прижал морщинистые руки к лицу и разрыдался.

– Я налью тебе чай, – растерянно проговорил я, – Ты выпьешь и придёшь в себя, успокоишься. Я наполнил чайник водой из-под крана, включил его, а сам промыл кружки и бросил в них по чайному пакетику. Залив их кипятком, я поставил кружки на стол. Петрович к тому времени уже вытер слезы и смотрел припухшими глазами прямо перед собой.

– Ты сам никогда не был зависим от чего-либо. И, вероятно, не жил с зависимым человеком. Да?

– Меня воспитывала бабушка. У неё были две зависимости – она не представляла жизни без вязания и без нравоучений, – попытался пошутить я, но вышло не очень смешно.

Петрович промолчал, а потом заговорил – эмоционально, страстно, брызжа слюной:

– Вот поэтому ты воспринимаешь зависимость, как блажь. Только это не блажь, не слабоволие, а самая настоящая болезнь. Я это тебе, как человек с зависимостью говорю. Если бы мне в жизни встретился человек (или не человек!), способный избавить меня от страсти к водке, я бы до конца своих дней целовал ему пятки. Я не шучу. Но такого человека, увы, нет.

Он встал, пошатываясь, дошел до своего пальто, висящего на вешалке у двери, порылся в карманах и достал оттуда очередную бутылку. Подойдя к столу, он налил рюмку до краев и тут же залпом выпил ее. Не выпуская бутылку из рук, старик сел на диван и, нежно поглаживая округлое стекло, сказал:

– Вот она, вся моя жизнь. В ней, в этой бутылке – все мои мечты, радости, цели, все мои прошедшие годы, Антоша.

Мне было больно смотреть на него. Петрович был умным, достойным человеком. При желании, он бы мог многого добиться в жизни, и, получается, он сам прекрасно понимал это. Я с трудом сглотнул ком, стоящий в горле и мешающий мне говорить.

– Самое печальное, что я ведь ничего не помню, Антоша. Ничего из своей жизни не помню – все растворилось в алкогольном дурмане. Ничего мне не остается больше, как допиться до смерти…

Лицо Петровича потемнело, густые брови сошлись в одну сплошную линию. Я подсел к нему ближе и похлопал раскисшего старика по плечу.

– Еще не поздно все исправить. Я помогу тебе! Хочешь?

Петрович тяжело вздохнул, посмотрел на меня мутными, почти прозрачными глазами и сказал:

– Хочу. Но при одном условии – если ты сейчас оставишь меня здесь одного и отправишься помогать своей возлюбленной. Ничего не бойся. Знай, что она нуждается в тебе, как никогда. Василиск василиском, а любимый мужчина – всегда самый смелый и сильный защитник. И помни, еще не родилась та женщина, которой не нужно рядом сильное мужское плечо!

От его слов все у меня внутри встрепенулось, и на душе вдруг стало легко. Человечесие мысли и чувства склонны спутываться в клубок. Хорошо, когда кто-то рядом может своей мудростью и добрым словом помочь распутать их. Я широко улыбнулся тому, как все стало вдруг ясно и понятно, а Петрович встал, бросил мне на колени мою куртку и, едва дождавшись, пока я застегну молнию, потащил меня к двери. Но открыв ее, он вдруг замер на месте. Перед дверью стояли мужчины в черном. Один из них достал из-под пальто кинжал и всадил его по самую рукоять старику в живот. Я закричал, поймав его, падающего на пол. По заношенному свитеру Петровича потекла темная кровь, закапала крупными каплями на пол.

– Петрович, миленький! – пробормотал я, касаясь дрожащими пальцами впалых, покрытых жесткой щетиной щек.

Старик был мертв…