Текст книги "Жених на замену (СИ)"

Автор книги: Екатерина Шельм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Валле напротив хмурится и поджимает губы. Естественно я тут же начинаю пялиться на них. Какого черта они такие яркие?! Чувствую себя идиотом, которого на улице обманули в наперстки. Где моя замарашка, что это за девица с такой сильной волчицей, что мой волк отозвался, и почему я, черт побери, онемел?!

Она обиженно отводит взгляд.

– Р-регенерация. – выдавливаю я наконец и киваю на ее декольте. Кашляю. – Ваша регенерация вернулась. Рад, что все зажило. – говорю вполне откровенно. Видеть на ее груди следы своих же когтей было бы не слишком приятно. Чертовски неприятно, понимаю с легким удивлением.

Валле касается открытой груди в декольте, задумчиво так, чувственно… и опомнившись запахивает плащ. В этом подчеркнуто целомудренном жесте резко вижу ее прежнюю, маленькою мисс ханжество. Это меня слегка трезвит. Не-ет, да не может быть чтобы она и мой волк…

– Да, одно из преимуществ двуликости.

– Только одно?

– Простите?

– Вы видите в двуликости только одно преимущество?

– Ну… Я сегодня смогла поднять Криса. – она усмехается и это снова резко непривычно для хмурой серьезной Валле. Понимаю, что мне нравится как она улыбается. Красиво так, искренне. – Это конечно забавно, но вряд ли мне пригодится. А вот… негативные стороны, увы, на лицо.

– А мне нравится ваше лицо.

Она замирает. Я прямо вижу как в ней борется простое женское тщеславие и эти ее правила-догматы-запреты.

– Б-благодярю. Да, я… то есть мое здоровье восстановилась.

– Вы прекрасно выглядите, Виолетта. – наконец нахожу слова. Уф, сказал таки. Лекс наверное в обморок бы упал услышав этот ужасный комплимент. Он бы придумал что-нибудь с морскими бризами, нежными фиалками и еще какой чушью, а я… Как есть так и говорю. Язык и так еле шевелится.

– Благодарю, – похоронно отвечает Виолетта. Уверен, ей этот комплимент тоже кажется ужасающе простым. Гадкой, грубой площадной вульгарщиной, но по крайней мере я честен. В деле соблазнения наследницы магического рода только полный идиот пойдет в атаку с таких комплиментов, а значит умысла тут быть не может. Надеюсь она это именно так понимает?

– И чувствую себя прекрасно. – признается она, но вдруг мрачнеет. Смотрит на меня с какой-то опаской и отворачивается к окну.

Разговор обрывается. Через пару минут она отдергивает занавесь на окошке и звонит в звонок. Кеб останавливается.

– Одну минуту, пожалуйста. – хмурая Валле вылезает на улицу, я следом.

7.2

Оказывается один из ее драгоценных фонарей не горит. Она осматривает какие-то артефакты, но не может дотянуться до верхних.

– Подсадить? – предлагаю лукаво и тут же понимаю, что весь мой небрежный тон напускное. Потому что по-правде мне действительно хочется стиснуть ее, прикоснутся хоть кончиком пальца. Волк одобряет, прямо во всю одобряет попытку стать ближе.

Она с прохладным смешком отказывается. Наверное принимает за пошлую шутку. Делаю вид, что так оно и было, а у самого внутри все сжимается от досады. Ну почему нельзя-то?.. Я все еще омерзителен? Проклятье!

Достает из складок юбки крохотный блокнот и переписывает номер фонаря. Качаю головой. Это же проклятое вечернее платье и она все равно потащила с собой блокнот?

– Займусь этим завтра, поедем, а то опоздаем.

Мы снова усаживаемся в кеб. Я молчу, она тоже. Вспоминаю как мой волк сидел тихо-тихо и понимаю, что я кажется перенял его тактику. Так боюсь сболтнуть не то, что предпочитаю не раскрывать рта. Зато смотрю.

В ней ничего кардинально не поменялось. Все та же грудь далеко не впечатляющего размера, тоже лицо, но… Из пустышки, почти человека она стала моего вида. Двуликой. И это меня волнует. Понимаю, что она откровенно нравится мне такой – живой, игривой, красивой, черт возьми. Отчаянно нравится. Обычно, когда хотя бы в половину так нравилась свободная волчица, хватал по праву сильного и никто и никогда не отказывался. Никогда. Иногда кто-то играл в недотрогу, да и то недолго, женщины всегда сдавались мне быстро. А эта сдастся? Сейчас я был бы не прочь, если бы Виолетта Валле мне сдалась, совсем не прочь.

Сглатываю. Воспоминания о собственных победах чуть бодрят. Да что я в самом деле размяк тут? И перед кем? Перед Виолеттой Валле!

– Любите оперу? – пытаюсь завести светскую беседу.

– О, да!

Ответ спускает меня с небес на землю. Да хоть трижды волчица, у нас с ней все равно ничего общего.

– Отлично. – хмуро отворачиваюсь. В последний (и единственный!) раз когда я был в опере, заснул и был с позором выгнан вон.

В фойе снимаю с нее плащ. Не могу удержаться, это сильнее меня – легко касаюсь кончиками пальцев голых плеч. Регенерация поработала на славу, на груди ни единой царапинки. Отлично все видно в декольте, а с моим ростом и еще некоторые интересные виды доступны… Она сегодня в парадном, а значит по последней моде и плечи открыты и юбка спереди укорочена так, что видно лодыжки в нежных ажурных чулках. Боги, туда мне лучше не смотреть. Определенно лучше не смотреть.

Она напрягается. Мое легкое прикосновение не остается незамеченным. Опасливый взгляд и тут же вежливое:

– Возьмите пожалуйста программки, мистер Хардман.

– Конечно, мисс Валле.

Оставляю ее одну и бреду как послушный лакей за программками. Что еще за программки? А, точно, книжечки эти.

Беру, иду назад и хмурюсь.

Рядом в Виолеттой стоит надушенный, напомаженный Лекс и как ни противно, а смотрятся они вместе не плохо.

– Я слышал Фогель филигранно исполняет партию Ера, а арию Кровавой жатвы особенно.

– Да, не терпится услышать его знаменитое крещендо, – кивает Валле. – Но и миссис Лавьен заслуженный голос столичной оперы. Лучшая Мари по мнению многих критиков.

– Нас ждет редкое удовольствие сегодня. Впрочем, никакому крешендо не затмить удовольствие видеть вашу улыбку, – он галантно целует ей ручку в перчатке, а эта малявка краснеет и польщено улыбается.

– Программки. – объявляю хмуро.

– 0, благодарю. – она будто смущена.

– Рей, прошу не засни как в прошлый раз, – Лекс хлопает меня по плечу. С досадой понимаю, что на моем фоне он смотрится аристократом и высоким денди.

– Постараюсь.

Идем в зал, у нас ложа только на четверых. Я с Валле и старик мэр с женой. Да, Лекс достал нам места лучше не бывает.

Усаживаю ее, она как-то хитро на меня смотрит. Что такое? Готов поддержать любой разговор только продолжай так смотреть…

– Да?

– В прошлый раз вы не пододвинули мне стул, в ресторане. Что изменилось?

– Вы изменились.

Улыбка Валле гаснет. Понимаю, что ответ не пришелся ей по душе. А что не так? Ведь правда изменилась.

Сажусь рядом. Наши локти на подлокотниках чуть касаются друг друга. Валле начинает крутить бинокль в руках. Я чувствую, что она нервничает, чувствую ее смущение и мне хочется пить этот флер как вино. Она аккуратно поставила ноги вместе, не закинула конечно же одну на другую. Это наверное в ее мире считается вульгарным. Сидя юбка чуть приподнялась и я почти вижу коленки. Боже, Рейнар, коленки! С каких пор тебя заботит такая малость? Но вот ведь – заботит и еще как.

Звенит звонок, гаснет свет и начинается пытка.

– О, сколь ужа-асен смерти ли-ик, – орет как резанный мелкий мужик в сюртуке с таким высоким воротом, что кажется он вот-вот в нем утонет. – Но на пороге он возни-и-и-ик! И нет пути иного мне-е-е, как сгинуть в мертвой тишине-е-е-е!

Пока Виолетта глядит в бинокль воровато читаю программку, чтобы после оперы хотя бы суметь вставить пару слов. Опера-то известная, но чтоб я помнил о чем там. Ага, так… Первый акт. Должен быть Кристофер Ера, умирающий от болезни, его отец и вампирский Сир, который его цапнет. Этот мужик в сюртуке это кто? Кристофер Ера или его папаша? Для птенца он конечно староват, но ведь это певец. Кажется таки птенец, он тут вроде как на сцене помирает, значит вот этот в сюртуке Ера-младший, а этот в синем фраке – его папаша. Запомним. Певцы так голосят, что половину слов я, естественно, даже своим волчьим слухом разобрать не могу. На сцене появляется женщина. Ну это легко – роскошное полуголое платье, кривлянья с претензией на эротику – значит вампирский Сир пожаловал, как же иначе.

– Приди-и-и в объятья вечной тьмы, забу-у-удь людские стра-а-асти! В моем гнезде-е-е воспрянешь ты для сладости и счастья-я-я!

Болезного Ера кусают. Отлично, пока все понятно.

Но еще через десять минут вступает кордебалет, и засмотревшись на стройные девичьи ножки я теряю нить сюжета. Все что-то поют, кого-то убивают, кто-то страдает… Опомнившись, выискиваю в программке место, где мы должны быть, но не нахожу. Скучаю, пока не замечаю, что если вот так наклонить голову, открывается чудесный вид в декольте малышки Валле. Хм, а опера может быть не такой уж скучной…

В конце первого акта вампир-сюртук Ера таки встречает свою любовь – двуликую, примарха-пантеру Мари, которую я запоминаю как «дом на голове» за приметную высокую прическу.

Выходим на антракт.

7.3

– Хотите чего-нибудь выпить? – предлагаю скорее из вежливости, думаю, что Валле откажется.

– Да, пожалуй. – после темноты зала видно что она румянее чем была при входе. Что с тобой, маленькая волчица? Это смущение, возбуждение? Скажи… Расскажи мне, малышка… Прижать бы ее к стене да и узнать, но как? Она же маленькая правильная Виолетта Валле, которая не делает это вне брака.

Идем по театру в сторону буфета. Слышу как ее провожают удивленными оценивающими шепотками. Двуликие одаривают сальными охочими улыбками. Ага, мечтайте. Пары тяжелых взглядов хватает, чтобы отвадить намечающихся поклонников.

Беру ей бокал шампанского, себе лимонад. Лекс велел не пить, вот и не буду.

Разговор у нас сегодня совсем не клеится. Зато я прекрасно чувствую ее телом. Всю, рядом. Че-ерт, как же это волнующе. А ты, чувствуешь меня, Вэл? Вэ-эл, так ее зовет этот напыщенный хилый братик, мне-то конечно не позволено ничего кроме «мисс Валле». Но может быть будет позволено?.. Пытаюсь поймать ее взгляд и угадать, но Виолетта смотрит куда угодно только не на меня. Через минуту это становится невежливым и она предсказуемо перебарывает себя и приветливо смотрит на меня. Воспитание это твоя сила, маленькая волчица, но оно же и слабость. Как просто тобой манипулировать.

– Прекрасное исполнение, правда? – говорит она. – Фогель великолепен.

– О, да… эм… волнующе. – говорю то, что чувствую, потому что про драную оперу мне сказать нечего. Валле оживляется.

– Вам правда нравится?

– Очень, слушал бы и слушал.

Она робко улыбается. Ох и врун же я. Нравится мне только одно – сидеть с ней рядом и чувствовать тепло кожи, соприкасаться локтями, слышать дыхание и любоваться видом в декольте.

К нам подходит бледный Кристоф Валле, он смотрит на меня, на Виолетту и как-то задумчиво теребит в руках бинокль.

– Как тебе первый акт, Крис?

– Мелизмы Фогеля, конечно, впечатляют, но Бернс сегодня показался мне не в духе, Арию волшебного дома исполнил будто нехотя. – бормочет он, а на лице какое-то мрачное, торжественное выражение.

– Принесу-ка я еще выпить, – забираю у Виолетты полупустой бокал и снова иду штурмовать буфет. Уж лучше там, чем слушать про «мелизмы».

На обратном пути меня поджидает Ребекка, наш белый вампирский сир, в доме которой я раньше проводил порядочное количество ночей. Сейчас как-то охладел ко всей этой вампирской ерунде – ауры, похоть, оргии… Старею что ли. Она свое гнездо и своих «пташек» поселила как раз там где нужно. Белые вампиры питаются вожделением, восхищением и похотью, а тут сильный и многочисленный клан оборотней под боком, ездить не переездить этих молодцев. Так что вампирши у нас ходят сытые и довольные жизнью, кроме Ребекки. Сколько ей лет не знаю, не вежливо же у дамы такое спрашивать, но наш хардмановский молодняк ее уже не слишком впечатляет. Ей по душе когда смотрят, с алчным восхищением, с яростным вожделением, а для такого представления нужен хороший партнер. Я был в ее любимчиках. Трахаться на более чем благодарную публику состоящую из ее одуревших от похоти гостей и вампиров, конечно, заводит, но удовольствие на разок-другой, не больше. Как-то раз она так поддала жару своей белой вампирской аурой, что вечеринка-оргия перешла все границы. Когда какой-то парень полез ко мне с поцелуями, потому что в такой атмосфере уже насрать как, с кем и почему, я выпутался из-под нежных тел ее вампирш-птенцов и ушел. Больше носа туда не совал, а Ребекка видимо скучала.

– Рейнар, – она протягивает руку, а мне нечем ее взять – в одной руке шампанское, в другой лимонадик для меня, сегодняшнего трезвенника.

– О, – Ребекка улыбается и только от этого можно прийти в полную боевую готовность. Она настолько раскована, уверена в себе, так охоча до секса, восхищения, удовольствий плоти, что это не может не волновать. Она притягательна на самом низком, не подвластном разуму уровне. Черные смоляные волосы закручены в хитрую прическу, на шее ярко-красные рубины – ни черта не скрывает свою природу да и не понять кто перед тобой правда сложно. Она красива той самой холодной, нечеловеческой вампирской красотой. Одета в белое. Говорила мне, что ненавидит этот цвет, но от белого Сира все отчего-то ожидают именно его. Не разочаровывает зрителей, не в ее интересах.

– Я тебе помогу, – она берет бокал, который я нес для Виолетты и медленно, глядя на меня выпивает до дна. Чуть запрокинув голову, показывая точеную шею роняет на язык последние капли. Хороша, что уж тут скажешь. Она чувствует, что я оценил, а как же, госпожа вампир питается такими эмоциями. Ей постоянно нужно, чтобы ее хотели, восхищались, желали и требовали.

– Я соскучилась.

А я не очень что-то.

– Прекрасно выглядишь. – отделываюсь дурацким комплиментом и понимаю что ведь тоже самое сказал Виолетте в кебе. А имел в виду не тоже самое…

– Платье дрянь. Без него куда лучше.

У меня по коже шалят искры. Кажется, она пытается соблазнить меня этой своей аурой? Обычно ей это вовсе не нужно и она отпускает ее только в своем доме, когда уже можно делать все, не стесняясь посторонних зрителей.

– Уверен, что это так. – не поддаюсь. Она может и старая вампирша, да я сильнейший волк тут, меня таким не возьмешь.

– Какой ты доверчивый, Рей. Не думаешь, что такую информацию лучше проверять самостоятельно? – под предлогом, что ей нужно отдать бокал, подходит вплотную и шепчет на ухо. – Заглянем ко мне на бокал вина? Обещаю, я не задержу тебя надолго.

Звучит как «заезжу тебя до полусмерти за пять-десять минут».

Ощутимо колеблюсь. Секс с ней всегда был чертовски горяч, порочно, страстно, нечеловечески горяч, но что-то останавливает. Я ведь давно не хочу ее и сейчас меня треплет аура и только. Как бы Ребекка ни была восхитительна и соблазнительна, во мне это уже ничего не трогает. Пройдено, выгорело, так стоит ли?..

Поднимаю взгляд и замечаю как на нас смотрит Виолетта Валле. Ее братец что-то ей рассказывает, она торопливо отворачивается от нас с Ребеккой, и я испытываю жгучую досаду. Вот ведь! Сейчас снова буду «омерзительным подонком, который трахается с вампиршей».

– Извини, у меня теперь невеста. – нахожу я предлог.

Ребекка очаровательно смеется в кулачок.

– Да, брось, как будто я не понимаю что это за «невеста».

– Прости?

– Весь город знает что именно тебе нужно от твоей «невесты». Но насколько я вижу, она все еще не попробовала… – ее рука медленно скользит по пуговицам сюртука. – …тебя. Какая глупая девочка…

Боже, от ее шепота и правда все что надо крепнет, а мысли путаются. Слегка недоумеваю, почему все еще не трахаюсь с этой прелестной дамой? Аура путает мысли, заставляет хотеть, но это всего лишь влияние вампирши, не поддаюсь до конца. Могу обмануться, поддаться если захочу, и провести под этой аурой горячую ночку, но… не хочу. Словно дорожка по которой ходил уже много раз. Не манит.

– Она не понимает от чего отказывается, но я-то знаю. Я могу оценить тебя по достоинству, дорогой, всего тебя, со всеми твоими талантами… – нашептывает она мне. Вот откровенная же лесть, но как же приятно ее слышать. Приятно, черт возьми, слышать, что тебя хотят. Именно тебя из всех мужиков округи, хотят. – Поедем, у меня от этих певцов уже голова разболелась и у тебя ведь наверняка тоже. Ну их… Давай уедем ко мне, я сделаю тебе массаж….

Звенит звоночек, зрители идут в зал. Виолетта стоит одна и теребит бинокль, не смотрит на нас, но и в зал не идет.

Вэл… Ее братец зовет ее Вэл. Так коротко, так нежно. Понимаю, что если уеду сейчас с Ребеккой то мелкая Валле будет прилюдно унижена. Будет сидеть одна в ложе рядом с пустым стулом и чувствовать сотни направленных на себя биноклей. Будет задыхаться от обиды, совсем как я, когда стоял перед ней сегодня, а ее братец едко голосил, что меня никто не ждал тут.

– Извини, Бекка. – целую ей ручку. Медлю мгновение, а потом жгу мосты:

– Боюсь, я больше никогда к тебе не поеду.

Черт, как же приятно сказать это, наконец. Честно и открыто. Не поеду не потому что у меня невеста Валле и не потому что разлюбил секс, и даже не потому что ко мне в запале полез какой-то парень. Потому что не хочу и наконец нахожу в себе смелость это признать. Потому что это было прекрасно, но это в прошлом. Потому что…хочу большего. Наверное, это все таки старость…

– И так всегда, – с отчетливой болью говорит вампирша. – Лучшие всегда уходят, Рей. Всегда.

– Мы живем свои смертные жизни, у нас знаешь ли, перемены, вроде как…рост. – смущаюсь. Какой к черту рост? Вот же ляпнул.

– Она милая. Влюбился?

– Я? – таращу глаза. – Нет, конечно! Я… нет!

Ребекка странно улыбается.

– Хорошего вечера, мистер Хардман.

Уплывает по фойе. Роняет платочек и двое волков чуть не в драку кидаются, чтобы его поднять.

Подхожу к Виолетте, она холодно вежлива. Отдаю проклятые стаканы лакею и мы идем обратно в ложу.

7.4

Во втором акте у вампира и пантеры начинается та самая бессмертная любовь, которую и решил воспеть композитор. В опере это предполагает очень много длинных нудных арий. Только бессмертный вампир и может высидеть вот это вот все… Сворачиваю свои слабые попытки уследить за сюжетом, складываю программку и начинаю исподтишка разглядывать Виолетту. Влюбился? Да как хоть она могла подумать!

Но, по правде сказать, теперь она выглядит иначе, мой волк явно и очень активно ее одобряет и к маленькой Валле начинают возникать кой-какие очень неблагопристойные желания.

А ведь она та самая, которой я сказал, что любой волк прежде лапу себе откусит. Я погорячился, но кто же знал, что она таки станет двуликой.

Она внимательно слушает завывания на сцене, а я смотрю на нее, почти не таясь. На тонкие волоски на границе прически, на маленькую родинку, прячущуюся за ухом. Мда, много у нее милых секретов, вот бы поглядеть без платья… Кашляю, отворачиваюсь и яростно смотрю на сцену. Это наверняка эхо ауры Ребекки, возбуждение же не выкинешь как стаканчик из-под сидра. Вот и колет, жалит, волнует ее близость. Вовсе не ее заслуга, сидит ведь строго опять, словно аршин проглотила.

Сидим, пялимся на сцену, Виолетта теребит бинокль. Снова выходит кордебалет, она кладет бинокль на колени, и он соскальзывает по платью. Молниеносно ловлю его совсем рядом с тонкими щиколотками и не могу удержаться. Мне нужно знать, а узнать ведь так просто. Мягко, касаюсь мизинцем ее ноги, поднимая бинокль. Валле напряжена как струна.

– Благодарю. – Шепчет она, выпрямляется еще сильнее, но совершенно обличительно сглатывает.

Теперь я почти уверен, что она смотрит в бинокль только чтобы не смотреть на меня. Что это? Уж точно не омерзение. Пальцы покалывает от остывающего ощущения нежного кружева чулка. Боги, Рейнар, ну еще возбудись от этого как сопливый девственник. Снова якобы скучающе наклоняю голову, чтобы открылся удобный обзор. Ее грудь в декольте так трепетно ходит от частого дыхания. Смотрел бы и смотрел… Сидим, молчим, делаем вид, что с нами ничегошеньки не происходит. Как цивилизованные люди, а не как двуликие. Да будь я сейчас в поместье, со свободной волчицей, уже пинком бы распахивал дверь спальни и…

Яростно смотрю на сцену. Там «сюртук» и «дом на голове» выводят что-то о вечной любви. Давай уже, Ера, хоть ты завали свою пантеру, будь мужиком!

Слева кашель, жене мера что-то нехорошо. Встаю и помогаю вывести ее наружу. Возвращаюсь, сажусь. Мы с Вэл одни в ложе. Вэ-эл… Как красиво, вот бы вслух так назвать. Что там происходит на сцене? Кажется, вампирский сир и пантера не могут поделить низкорослого Ера в сюртуке.

Вэл крутит в руках бинокль, крутит, крутит, крутит… и он цепляется чем-то за пуговку на перчатке. О, я настороже. Тут же беру ее руку, распутываю ниточку, отдаю ей бинокль, но руку не выпускаю. Под пение умирающего вампирского сира, медленно снимаю с руки Вэл перчатку.

У меня нет на это формальной причины, ничего не придумалось, но так хочется прикоснуться к ее коже. Поднимаю руку и нежно целую костяшки. Мы встречаемся взглядами в темной ложе, во вспышках подсветки со сцены.

Ее глаза горят… Хочет, наконец-то четко вижу, хочет!

Наклоняюсь и целую. Боже… Мягко раскрываю ее губы, она послушна, любопытна и возбуждена. Ее неопытность и желание делают наш поцелуй резким. Не увлекаться, только не увлекаться…

Проникаю в ее рот языком, и она испуганно пытается отстраниться. Удерживаю. Сейчас поймешь, сейчас…

Ее глаза широко раскрыты, я вижу, как они медленно закрываются, когда я начинаю мягко ласкать ее язык, развязней и откровенней не придумаешь. Моя рука уже на ее груди. Боже… Только не теряй голову, Рейнар. Тут половина города собралась и у них полно биноклей.

Сжимаю грудь сквозь платье. Вэл жалобно стонет, ее встряхивает – так сильно она хочет. Меня дважды просить не надо! Тяну к себе на колени. Она всерьез отбивается от меня, щеку обжигает короткая пощечина и моя невеста выскакивает из ложи.

Несколько секунд глупо хлопаю глазами. Что? Куда? Почему убежала? Оба же хотим, так что не так? А! Публичность! Мы же в ложе в чертовом театре. Надо скорее догнать и увезти к себе маленькую мисс ханжество, которой оказывается, так не терпится.

Театр пуст, все зрители в зале, только несколько лакеев дежурят у входов. Вэл стоит у окна неестественно прямая. Испугалась? Да нечего тут бояться, я же осторожно, аккуратно, нежно… Понравится тебе, глупая, сама запросишь еще.

– Виолетта, – подхожу и хочу повернуть ее к себе. Она отшатывается.

– Вы мне обещали, мистер Хардман. Обещали держать себя в руках, не склонять меня… к тому чего я не хочу.

Как будто ледяной водой в лицо. Ах ты, маленькая лицемерка!

– Не хочешь? Правда?

Она густо краснеет.

– Это… особенность оборотней, и она не имеет ничего общего с моими желаниями. Моя волчица находит вас… подходящим для спаривания, но это вовсе не значит, что я нахожу вас подходящим для себя.

Хочется встряхнуть ее покрепче, девственницу эту. Спаривания? Волчица? Ага, конечно. А сама значит белая и безгрешная, «я не такая».

– Себе-то не врите, мисс Валле. – я наклоняюсь к ней чуть ближе. – Вы находите меня подходящим для себя и чутье вас не подводит. Я вам подойду, обещаю, идеально подойду, со всех сторон и ракурсов.

– Меня ведет от ее близости. Сам уже не понимаю что я там говорю. Вот же она, такая близкая, такая необходимая. Волк внутри весь на взводе и я тоже. Не хочу думать, анализировать, понимать… Это инстинкты? Да плевать мне! Она свободная волчица, я свободный волк и мы хотим друг друга. Зачем все усложнять? К чему?

Ее тоже ведет, я же вижу. Глаза тянет поволокой. Боги, Вэл, да не мучай ты нас! Нам нужно с тобой сделать это. Необходимо как воздух. Нет… сильнее воздуха…

– Я… – она облизывает губы и меня прошибает искрой. – …возьму кеб. Не провожайте меня. До свидания.

Она уходит. В этот миг впервые понимаю, почему оборотни так часто насилуют женщин. Потому что ярость от ее ухода бьет волной белого шума – настолько неправильно! Вернуть и точка! Взять, сделать своей и плевать, плевать, плевать на все!! Она даже не человек, волчица. Волчица моей стаи! Она, черт побери, моя невеста. Догнать, засунуть в кеб и задрать пышные юбки!

Нечеловеческим усилием усмиряю волка и остаюсь стоять один в фойе. Секунду хочу взвалить ее на плечо и утащить в свое поместье, в следующую – засунуть в кеб, отвезти ее папаше с наставлением держать подальше от нормальных оборотней. Не такая она! Спаривание!

Злость сменяется острой болезненной тоской. Да к черту ее, чистюлю, ханжу, принцессу. Нужна она мне! Других что ли нет?!

Еду домой, злой как тысяча неудовлетворенных примархов. Захожу к себе и вижу в постели Элли. Ждет меня, голая под одеялом. Прекрасно! To, что доктор прописал. Пока с яростью срываю с себя все эти проклятые франтоватые одежки, Элли выпутывается из одеяла, ложится на спину и широко разводит ноги, ерзая и выгибаясь – бери не хочу.

Не хочу – понимаю с легким страхом. Что?! Да у меня полдороги в кебе стоял, сейчас-то что?

– Давай-ка, зубастик, сначала поиграем. – Улыбаюсь, ложусь рядом, целую. Поцелуй влажный, развязный и… какой-то утомительный. Вроде как обычно, но как-то мерзко что ли, без чувства. Возбуждения ни на грамм. Да что со мной?! Может это ее артефакт? Прокляла меня, ведьма!

– Давай ртом.

Элли послушно сползает ниже. Вот так… да-а… Уж она бы поняла, что я имел ввиду фразой «встать на колени и поумолять». А эта… Валле… мелкая трясущаяся Валле… маленькая ханжа Вэл, которая никогда не держала в руке мужского члена, никогда не касалась его губами… Меня встряхивает от картинки, что возникла в голове. To, что надо, быстро твердею в нужных местах. Закрыв глаза, представляю как Вэл пугливо коснулась бы, поглядывая на меня, спрашивая без слов: все делаю правильно?

– Да, все правильно, малыш, смелее… – шепчу наяву, делая свою фантазию порочно реальной. Женский горячий рот продолжает меня ублажать. Представляю как Вэл обстоятельно так, как она делает все в своей жизни, облизывает губы, открывает маленький аккуратный ротик, как мой член с яркой лоснящейся головкой проскальзывает внутрь… Дыхание сбивается. Вот так… Да-а… Так хорошо.

В моей фантазии Вэл пытается заглотить целиком и испуганно давится, и меня от возбуждения пробивает резкой дрожью. Тянусь рукой, запускаю лапу в мягкие женские волосы, надавливаю…. Подтолкнул бы ее осторожно, чтобы не спугнуть, сказал бы «это тебе не артефакты, не ошибешься…» Но у меня тут совсем друга женщина, и мои фантазии разбиваются о пошлый чмокающий звук. Все разом опадает.

– Что такое, Рей? – Элли искренне расстроена. А я-то не меньше! Приподнимаюсь и со страхом смотрю на своего парня, который ни разу в жизни меня не подводил. Ни разу! Ведьма точно меня околдовала! Не нужно было брать в пасть этот ее артефакт проклятый!

– Сегодня, наверное, не получится, зубастик. Извини.

– Ладно, – ока беззаботно улыбается, видимо пытаясь меня подбодрить. – Хочешь останусь?

– Нет. Надо выспаться.

Ока кивает, но я вижу, что ей обидно. А что я поделаю? Мой волк ее не хочет… да и я не хочу, похоже.

Элли уходит, и я закрываю дверь на защелку. С пятнадцати лет этого не делал, но сегодня не хочу, чтобы кто-то грел меня, не в настроении я. От простыней пахнет мной и Элли. Представляю что на эту бы кровать и Вэл… но вместо возбуждения, меня передергивает от отвращения. Вот сюда, на эту кровать, где я с половиной волчиц стаи перебывал?.. Да она повесится прежде чем сюда ляжет и, наверное, права будет. Это же постель «омерзительного» Хардмана. Гневно стаскиваю постельное белье, бросаю на пол. Неудовлетворенное желание переплавляется в гнев, а гнев обратно в желание. Меня потряхивает и знобит. Да что со мной?! Может Вэл и правда чего на меня наложила? Сунула какой– нибудь артефакт? Но я стою посреди комнаты абсолютно голый. И со стояком. Иду в ванную и как сопляк довожу себя до пика старой доброй кулачной работой. В одиночестве, где никто не мешает представлять ее, получается до стыдного легко и быстро. Докатился, Рейнар! Ниже пасть уже нельзя…