Текст книги "Желать невозможного"

Автор книги: Екатерина Островская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шумский опять достал платок и начал вытирать лицо.

– Простите меня, – сказал он и поспешил к воротам, за которыми шумел город.

Вернувшись в кабинет, Олег набрал номер мобильного телефона Грецкого, но Аркадий, судя по всему, находясь за границей, аппарат свой отключил. И тогда Иванов позвонил Насте.

18

Иванов знал, что она живет где-то неподалеку, но что настолько рядом, не представлял. После поминок Настя направилась домой, попросила ее не провожать. Дом Лены и тот, в котором жила Настя с дочкой, разделял только огромный двор, где разместились две школы и несколько детских площадок. Вечером, когда Олег с Верой и детьми вышли погулять, к ним присоединилась и Настя с дочкой. Сначала ходили все вместе, а когда дети начали испытывать на прочность старые качели, Вера стояла рядом с ними, а Олег с Настей расположились на скамейке.

Поначалу они обменивались ничего не значащими фразами, говорили о погоде и перемене климата, о том, что зимы теперь не такие, как прежде. Вполне возможно, что люди, выводящие своих детей на прогулку, ведут именно такие разговоры, однако у Олега не было подобного опыта, и он попросил Настю рассказать что-нибудь о себе.

– А то вроде как дружба у нас начинается, а я ничего не знаю.

Настя пропустила мимо ушей это «вроде как» и сказала, что она по специальности банковский работник, но пришлось переучиваться – теперь она работает в аудиторской фирме и проводит проверки разных предприятий. Платят неплохо, да и свободного времени хватает, чтобы заниматься с дочкой.

– Прости, а муж? – удивился Иванов. – Неужели вы с ним даже не встречаетесь. Ведь у него ребенок.

– Которого он ни разу не видел. Я познакомилась с ним, когда училась на первом курсе. Зашла с подружками в кафе напротив института. Мы часто туда заходили, даже на большой перемене. Стоило лишь через канал Грибоедова перебежать по мостику с грифонами – и мы там. Однажды к нам подошел высокий молодой человек и присел за наш столик. Мы разговорились. Он меня даже до дому проводил, попросил номер телефона. Потом стали встречаться. Я в семнадцать лет была очень доверчивой. А он сказал, мол, офицер-десантник, воевал в Чечне, был ранен и контужен. Теперь комиссован. Мы просто встречались, ничего между нами не было. Но мне он уже нравился, может, и была у меня детская влюбленность в героя, не знаю. Потом он пропал почти на полтора года. Ни звонков, ни писем. Когда появился, объяснил, что был по контракту в Чечне, чтобы заработать денег на нашу свадьбу. Вот таким образом сделал мне предложение. Мы подали заявление и стали жить вместе. Он познакомил меня со своей мамой, мы с ней понравились друг другу. Он и до свадьбы пропадал неизвестно где: мог не прийти ночевать, мог исчезнуть на несколько дней. Когда говорил, что у него дела, когда – что встретил боевых друзей. Обещал, что, когда мы поженимся, все изменится. Но потом стало еще хуже. Однажды после недельной отлучки он вернулся домой пьяный и начал говорить, что встретил товарищей по оружию: они делились воспоминаниями и своими проблемами, у многих жизнь на гражданке не складывается, он пытался им помочь. Он говорил, плакал даже, жалея друзей, вероятно, и сам в тот момент верил в то, что врал. А врал все – от первого до последнего слова. Я еще перед свадьбой это узнала. Не был он в Чечне, не был ни офицером, ни десантником. Почти два года он провел в тюрьме и на зоне, был осужден за мошенничество. Я не выдавала себя, делала вид, что верю, жалею его. А может, и в самом деле жалела. Да и неловко уличать во лжи близкого человека. Но в тот вечер от него так сильно пахло женскими духами, что я не сдержалась. К тому же ждала ребенка, о чем, естественно, он был осведомлен и радости особой не проявлял. Сидел на кухне, пил пиво и ныл:

– Ты не представляешь, сколько ребят полегло на моих глазах! Сколько инвалидами стали! Бросили нас в пекло, а потом забыли! Никому мы теперь не нужны! Это гребаное государство…

Я не выдержала и предложила ему лечь спать, но он все продолжал пускать слезу. Мне стало противно: здоровенный мужик, под два метра ростом, нигде не работающий, целыми днями шляется где-то, а возвращаясь домой, сочиняет сказки о своих боевых заслугах.

– При чем здесь государство? – сказала я. – Ведь я все знаю про тебя и про Чечню, в которой ты не был, и про колонию в Форносово.

Тогда он меня избил в первый раз. Бил жестоко и долго. Я боялась кричать, чтобы не слышали соседи. Хотела утром вернуться к родителям, но куда я поеду с синяками и разбитыми губами? Зачем расстраивать близких? Потом он стал меня избивать постоянно. Бил руками, ногами и даже военным ремнем с металлической пряжкой. Просто лупил им или же наматывал на ладонь, чтобы пряжкой попасть побольнее…

– Не надо, – попросил Олег, – не могу слышать.

– К счастью, Роман исчез еще до рождения дочки. Один раз после этого позвонил своей матери, и та сообщила ему, что он стал отцом. Видать, надеялась, что хоть это известие его изменит. Но он спросил только имя, а когда узнал, обещал меня порвать. Перед тем как исчезнуть, он продиктовал мне женские имена, которые я могу дать дочери. Но я специально назвала дочку Валерией, потому что такого имени даже близко не было в его списке.

– Будем считать, что все плохое осталось в прошлом, – сказал Олег. – У тебя замечательная дочь, хотя вряд ли стоит благодарить за это твоего бывшего мужа. Теперь у тебя другая жизнь, все лучшее впереди.

– А я всегда это знала, – ответила Настя, глядя на играющих детей. – Но боялась лишний раз об этом мечтать. К мужчинам пять лет боялась подойти. Славный мальчик, – добавила она. – Только очень застенчивый.

– Застенчивый – значит, совестливый, – ответил Олег. – Застенчивость – свидетельство того, что человек никогда не совершит подлого поступка. Застенчивый человек никогда не оскорбит и не унизит, не обманет и не предаст.

Дети играли на площадке, хотя резвились только девочки, а Олежка стоял и наблюдал.

– Я сразу поняла, что ты не такой, как все, – негромко произнесла Настя. – А после твоих слов на кладбище, когда ты сказал, что во всем виноват, и попросил прощения, я и вовсе считаю тебя самым порядочным человеком из всех, кого видела в своей жизни.

– Это не так, – произнес Олег.

И направился к детской площадке.

Ночью он спал плохо. Лежал в чужой постели и прислушивался. Ему казалось, что мальчик тоже не спит. Олег даже подошел к двери детской комнаты и замер, надеясь что-то услышать. Но за дверью все было тихо. Вернулся в постель, не успел лечь в нее, как вспомнил: Вера рассказывала, что маленький Алик плачет беззвучно. Тогда Олег вернулся к двери детской и осторожно вошел внутрь. Сначала ему показалось, что ребенок и в самом деле спит, но подошел и склонился над ним. Олежек плакал. Иванов поцеловал мягкие волосики на затылке.

– Спи, мой дорогой. Я люблю тебя и маму.

На следующий день в отделении появился Грецкий. Аркаша вошел в свой кабинет стремительно, видно, летел по коридору, стараясь не замечать сотрудников: а вдруг те начнут выпрашивать сувениры из Италии. Грецкий был загорелый, и загар этот выигрышно подчеркивал новенький светло-кремовый льняной костюм.

– Ну, как ты здесь? – спросил Грецкий.

– Живой пока, – ответил Олег.

– А я только вчера вернулся. Две недели в Италии – тоже тяжелый труд. Это как две недели суточных дежурств подряд в нашей больнице. Слава богу, что еще остались две недели, которые я использую по назначению, то есть на восстановление организма.

Олег молча слушал и смотрел на Аркадия.

– Вот башмачки себе прикупил, – похвастался Грецкий, выставив вперед ногу в бежевом ботинке. – Легкие такие, ты себе и представить не можешь! Качество кожи – великолепное! А вообще в Италии не все так складно. Сервис, конечно, на уровне, но когда Агата попросила настроить телевизор в номере на российские каналы, они потребовали за это дополнительную оплату. Все утряслось, разумеется. Я потом включаю телевизор, а тут как раз про убийство Флярковского по всем каналам. Стоило ради этого подключаться к тарелке! Ну чего молчишь: разве не слышал?

– Мне-то что?

– Ну как что? Ведь фармацевтический концерн Флярковского – крупнейший производитель лекарств и медикаментов в этой стране! Даже нашу больницу он снабжает. А еще у него заводы по производству пива и безалкогольных напитков и строительные фирмы. Недавно он землю скупил в Подмосковье… Я думаю, что из-за земли его и грохнули – дорогу кому-то перешел.

Грецкий рассказывал об убийстве незнакомого ему человека с азартом и радостной заинтересованностью. Но, заметив, что единственный слушатель не проявляет интереса, вернулся к основной теме:

– Мы с Агатой в Аскону съездили на экскурсию. Оказалось, что город Аскона – центр обувной промышленности Италии. Представляешь? Мы идем с ней по улице, а первые этажи домов – сплошь обувные магазины. Заходишь в магазин, смотришь, хочется взять сразу все, а войдешь в другой – там еще лучше. Ходишь, ходишь, глаза разбегаются, и не знаешь даже, что хватать. Мы эту улицу раз прошли, потом по другой стороне прошвырнулись – там тоже магазины. Мы снова начали… Короче, я себе купил вот эти ботиночки, потом еще на зиму, на выход взял шикарные совсем, и еще…

Аркаша понял, что начинает проговариваться, и лживо вздохнул:

– Две пары всего и купил – самых дешевых. Агата тоже себе босоножки взяла и тапочки для дома… Чего ты молчишь?..

– Вчера Шумский приходил, – объяснил Олег. – Извинился за ту операцию.

– А что такое?

– Больная Игнатьева умерла. Разве ты не знаешь?

– О-о, – покачал головой Грецкий, – как печально! Кто бы мог подумать. Такой заслуженный человек…

– Лена Игнатьева была вполне обычным человеком. А профессор Шумский если и был хорошим хирургом, то давно потерял квалификацию.

– Ты думаешь? – встрепенулся Грецкий.

Похоже было, что Аркаша уже нашел для себя оправдание.

Но Олег продолжал:

– Владимир Адамович приезжал, чтобы вернуть деньги.

Произнося эти слова, Иванов достал из внутреннего кармана конверт.

– Какие? – непонимающе удивился Грецкий.

Но руку к конверту все же протянул. И тут же отдернул.

– Деньги он вернул, – спокойно начал объяснять Олег. – Те, что получил от тебя, – все четыре тысячи баксов.

– Впервые слышу, – пожал плечами Грецкий, – какие четыре тысячи долларов?

– Из тех десяти тысяч евро, что получил от больной Игнатьевой, – три тысячи ты обменял на доллары, а семь оставил себе. На отпуск в Италии, вероятно. Только не надо театр устраивать: мне известно точно.

– Понятия не имею, о каких деньгах ты говоришь, и тем более не знаю, за что тебе их дал старый маразматик.

– Если Владимир Адамович – старый маразматик, то почему ты его просишь провести сложную операцию? К тому же о плате за операцию я знаю не только от Владимира Адамовича.

– Это гнусная ложь! – возмутился Аркадий. – Ложь и провокация. Если тебе сказала эта дрянь, то я с ней разберусь.

– Если ты дрянью называешь девушку, с которой спишь, то можешь успокоиться: мне Лена сама рассказала.

– Этого не может быть, – ехидно улыбнулся Грецкий, ловя собеседника на лжи. – Она не могла тебе рассказать: она мне слово дала…

И тут же понял, что проговорился. Все-таки отпуск, проведенный в Италии, расслабляет российских граждан, порой они теряют бдительность.

– Там не десять было, – попытался отговориться Аркаша. – И потом, кто докажет?

– Она оставила вместе со своими документами письмо на имя главного врача, где подробно все изложила. Да и уважаемый профессор Шумский подтвердит получение от тебя некоторой суммы. Не свои же личные ты ему давал. Так что, гражданин Грецкий, с вас еще семь тысяч евро.

– У меня нет.

– Понимаю, что ты не носишь с собой такие деньги, – согласился Олег, – но вечером я к тебе домой заеду, так что подготовь, пожалуйста.

– Давай разделим эту десятку, – решился предложить побледневший Аркадий. – Кому ты деньги отдашь – у нее же не было никого.

– У нее есть маленький сын. А что касается твоей медсестры, то мой тебе совет – оставь ее в покое. Зачем девочке жизнь ломать? К тому же вся больница знает, каким образом ты ее уговорил на связь с тобой.

– Не думал, что ты способен на шантаж, – скривился Грецкий.

Аркадий хотел еще что-то сказать, но вместо этого снова скривился. Резко повернулся и вышел из своего кабинета с искривленным лицом, хлопнув дверью.

Самое противное было то, что пришлось врать. Но иначе вряд ли Грецкий так просто сознался бы в содеянном. Хотя то, что Аркаша рожу скривил, могло означать все, что угодно, но не признание и уж тем более не раскаяние. Врать, конечно, нехорошо, но как еще можно убедить подлеца? Только напугав его. И все равно Олег не думал, что Грецкий так легко отдаст деньги. Ему казалось, что у себя дома Аркаша и вовсе изобразит оскорбленную невинность, начнет возмущаться и даже кричать, зная, что в квартире дети и жена, а главное, будет уверен: в его доме его никто бить не станет. Иванов и не собирался драться. Он даже, когда в метро ехал, предположил, что, скорее всего, не застанет Аркадия дома. Тот наверняка со всей семьей будет сидеть в квартире, слушать настойчивые звонки и ждать, когда же Иванову надоест давить на кнопку и он уйдет.

Дверь открыла Агата. Увидев на пороге бывшего сокурсника, она удивилась:

– Ты как здесь оказался?

– Случайно, – соврал Олег. – Мимо проходил и решил завернуть. Мужа позови!

Войти в квартиру все-таки пришлось. Агата отправилась звать Аркадия, который не спешил появиться. Агата тоже где-то застряла. Похоже было, что они вдвоем обсуждают сложившуюся ситуацию. Вероятно, Агата в курсе всех дел своего мужа, кроме романов с медсестрами, вероятно. Хотя кто знает? Среди знакомых Олега встречались и вполне раскованные семейные парочки.

Слышно было, как в одной из комнат играли дети. Скорее всего, они были увлечены компьютерной приставкой.

– Я тоже хочу поиграть, – ныл детский голосок, – дай мне. Ну-у дай!

– «Дай» уехал в Китай, остался один «Покупай», – ответил ломающийся мальчишечий голос.

– Тогда я родителям скажу, что, когда их не было, ты диски, что они в спальне прячут, смотрел. И ночной канал для взрослых тоже.

– Только попробуй, я тебя замочу тогда.

Квартира, в которой обитала семья Грецких, была большой. В просторной прихожей – только старая вешалка для одежды, под которой на полочке для обуви стояли лишь ботинки членов семьи, а тапочек для гостей не было. Видимо, всех приходящих сюда без приглашения заставляли стоять в дверях. Даже стула не имелось, на который незваный гость мог бы присесть.

Наконец в прихожую вышла Агата. Она была несколько напряжена.

– Сейчас Аркадий выйдет, – сухо произнесла она.

И попыталась исчезнуть в пространстве своего жилища.

– Агата! – окликнул Иванов свою бывшую сокурсницу.

Жена Грецкого обернулась с недовольным лицом и ответила зло:

– Чего тебе?

Разговаривать с женщиной, которая смотрит на старого знакомого с такой неприязнью, не очень-то и хотелось. И потому Олег ответил просто:

– Ничего. Просто хотел на тебя посмотреть.

– Посмотрел? Ну и…

Иванов не сомневался, что Агата хотела сказать что-нибудь вроде «И катись отсюда!», но сдержалась.

Она тут же ушла.

«Неужели между нами что-то было?» – подумал Иванов. Он даже помнил некоторые подробности. Например, что Агата любила громко кричать и материться в ответственные моменты, даже зная, что в соседней комнате за столом веселится вся их учебная группа. Тогда Агата была худенькой, носила рваные джинсы, а черная драповая куртка, в которой она отходила первые два курса, не застегивалась на пуговицы, а закалывалась огромными булавками. Ей очень хотелось, чтобы ее считали панком, она даже концы темных волос окрашивала в розовый цвет. Кто бы тогда мог представить, что к тридцати пяти годам Агата располнеет, будет переваливаться при ходьбе, носить халат в цветочек, а старых знакомых держать в прихожей…

Воспоминания Иванова прервал появившийся Грецкий в халате, надетом на спортивный костюм.

– Пришел все-таки, – недовольно выдавил он, – потерпеть не мог! Ты представить себе не можешь, как мне пришлось покрутиться, чтобы эти деньги достать. Из дома все вытянул, с карточки последнее снял, даже у соседей в долг выпросил…

– Прости, но я у тебя ничего твоего не прошу. Мне надо только, чтобы ты вернул чужие деньги.

Аркадий достал из кармана халата пухлый конверт и протянул Олегу.

– Вот!

Конверт был заклеен и обмотан скотчем. Вероятно, для того, чтобы Иванов не смог пересчитать. Олег сунул конверт в карман и повернулся к двери.

– Напрасно ты ссоришься со мной, – прозвучало у него за спиной.

Тихая фраза прозвучала как угроза.

Деньги Олег пересчитал дома. В конверте лежали и рубли, и евро, и доллары – для затруднения счета, вероятно. Олег пересчитал несколько раз: до семи тысяч евро немного, но не хватало. Иванов поначалу подумал, что Аркаша просто ошибся, но потом отогнал и эту мысль: жадные люди считают лучше всех остальных. Особенно чужие деньги.

19

Офис детективного агентства «Перехват» располагался в обычном жилом доме, занимая весь первый этаж. Васечкин поднялся на крыльцо, осмотрел бронированную дверь, потрогал глазок камеры видеонаблюдения и нажал кнопку переговорного устройства.

– Вы к кому? – прозвучал в динамике мужской голос.

– К Сошникову.

– Представьтесь!..

За бронированной дверью оказался просторный тамбур и еще одна металлическая дверь. Дверь открылась, и Сергей оказался в прихожей, где за высокой стойкой сидел охранник, за спиной которого висели ключи от кабинетов. Судя по ключам, кабинетов в офисе было больше, чем людей. А возможно, все сотрудники бегали по заданиям.

– По какому вопросу к Сошникову?

– По личному, – ответил Васечкин и протянул охраннику водительское удостоверение, чтобы он записал его фамилию в журнал учета посетителей.

– В двух словах скажите, что вам надо, и я направлю вас к специалисту, который вам поможет. Зачем лишний раз беспокоить начальство.

– У вас глазок камеры низко расположен, – заметил Сергей, – при желании его можно заткнуть жевательной резинкой. А то просто возьмет хулиган гвоздь и молоток…

Охранник вернул Васечкину удостоверение и подсказал:

– Налево в конце коридора приемная генерального директора.

Сергей подошел к двери, ведущей внутрь офиса, и дернул за ручку. Дверь не шелохнулась. Он посмотрел на охранника, а тот доложил кому-то в переговорное устройство:

– К Сошникову – Васечкин.

После чего дверь открыли изнутри.

Сергей шел вдоль ряда новеньких дверей с табличками, на которых стояли фамилии работающих в кабинетах сотрудников. Получалось так, что каждый кабинет был закреплен за одним человеком. И это поразило. Хотя у частной фирмы, вероятно, совсем иные, в отличие от ГУВД, представления об условиях, в которых должны трудиться сыщики.

Приемная генерального была небольшая. За секретарским столом сидела молодая женщина. Лицо ее показалось Васечкину знакомым.

Секретарь нажала кнопку селектора и сказала:

– Константин Сергеевич, к вам Васечкин пришел.

– Катя, ты, что ли? – не поверил Сергей. – А что к мужу на «вы» обращаешься?

– Уважаю очень, – улыбнулась жена Сошникова.

– Кто б меня так уважал, – вслух позавидовал Васечкин.

И толкнул дверь.

Сошников сидел за столом и просматривал видеозапись на экране небольшого телевизора. Когда в кабинет вошел Сергей, Сошников остановил запись и поднялся навстречу. Они обменялись рукопожатиями, и Константин спросил:

– С чем пожаловал?

– Да вот, подыскиваю новое место работы. Возьмешь?

Сошников, казалось, не удивился.

– Чего ж не взять. Мне рекомендательных писем не надо, резюме – тоже. Тебя всякий в моей фирме знает и уважает. Так что иди оформляйся.

– Так просто? – удивился Васечкин. – А какая должность? Оклад?

– Должность моего заместителя. Оклад небольшой, для начала пятьдесят. Кабинет есть свободный – рядом с моим. Так что будем бок о бок, если, конечно, тебя условия устраивают.

– Зарплата хорошая очень. Но кабинет не по мне. Я на земле привык работать, а штаны просиживать в любом другом месте можно.

– А кто тебя заставляет на месте сидеть? Бегай, где хочешь, только чтобы результат был. А потом, тридцать тысяч рублей – это только для начала. Плюс у нас премии приличные по конечным результатам. Кроме того, тебе еще и служебная машина положена. У меня как раз свободная «бэмка»-«пятерка» есть новенькая: возьми у Кати ключи и доверенность.

– «БМВ», говоришь? – задумался Васечкин, но только для вида. – Новенькая пятой модели? Мне такую сроду не купить. Что ж, я согласен. Только скажи конкретно, чем вы занимаетесь. И почему все подобные структуры охранными фирмами называются, а вы – детективное агентство?

– Потому что начали с расследований. К нам обращались с теми делами, на которых правоохранительные органы зубы обломали или когда не было резону пострадавшим обращаться в милицию. Хотя начинали с элементарной бытовухи: муж поручал следить за женой, чтобы уличить ее в супружеской неверности, жена – за мужем. Год так маялись, а потом подфартило. Следили мы… прости, следил я сам, так как нас было тогда в агентстве всего четыре сотрудника, включая Катю и бухгалтера, за одной бабенкой, которая вроде как изменяла мужу. Как-то сижу у нее на «хвосте», а она за город спешит. Летит по трассе на своей «Хонде», я едва за ней успеваю на своей старой «восьмере», она свернула с дороги – и по проселку к хорошенькому такому домику. Мужик ее встречает за воротами. Я отщелкал пленочку, дождался, когда она домой поедет, и опять же следом. День прошел, вечером проявляю пленку… Смотрю и глазам своим не верю: любовник той бабенки – бывший управляющий одного банка. Числится он в бегах, а на него повесили миллионов десять пропавших из банка денег. «Вот, – думаю, – его Интерпол по всей Европе ищет, а он здесь под боком устроился». На следующий день отправил я партнера за домиком следить, а сам к учредителям того банка. «Так и так, – представляюсь, – я такой-то и такой-то. Хочу вам помочь найти вашего бывшего работника. Заключайте со мной договор на его поиски».

Те хотели сразу меня выставить, но потом спросили на всякий случай:

«Сколько вы хотели бы получить за свою работу?»

«Вы же Интерполу десять процентов обещали и платите уже. И не только им. Так и я хочу столько же по результату».

«Нет, – ответили мне, – это очень дорого. Можете идти».

«Хорошо, – говорю, – тогда я предлагаю так. Я его нахожу в течение месяца, и вы мне платите миллион баксов. А если не нахожу, то через месяц я вам лимон должен».

Учредители – три мужика солидных – переглянулись и согласились, поняли, что у меня что-то есть. Вызвали юриста договор составить, а мне кофе предложили. Вышел я из банка, поехал домой, а на «хвосте» у меня «опелек» висит. Решили солидные мужики меня отследить и узнать то, что мне известно. Пусть, думаю, развлекаются. На следующий день навел справки об этих учредителях и такое о них узнал! Понял, что если отыщу им банкира, они его на куски порвут в своем депозитарии. Через два дня я приехал на эту дачку, встретился с банкиром… ну, ты все понял.

– Понятно, – кивнул Васечкин, – все объяснил доходчиво, он тебе половину отдал. Ты его перепрятал надежно, а через месяц вернул авторитетам один лимон.

– Так оно и было. Месяц я водил за собой несколько сменных машин с наружкой, издевался как мог. А потом позвонил в банк и сказал, что ничего не вышло, а денег у меня нет. Меня возле подъезда хорошо отметелили. Привезли в какой-то подвал, там еще били пару суток. Потом я, типа, сломался, сказал, что у меня есть бывший клиент, который всю сумму за меня вернет. Но только при гарантии моей безопасности. А мы с партнером уже группу людей с автоматами приготовили. Привезли те ребята миллион в кейсе, отдали кейс, а меня забрали. И с тех пор мы успешно развиваемся.

– А с тем банкиром что?

– Мы с ним дружим семьями. Он женился на той девушке, за которой я должен был следить. У него теперь свой собственный банк. А те десять лимонов, что он снял тогда со счетов, были им заработаны, ему эти деньги обещали учредители и кинули. Правда, троица солидных людей вскоре перессорилась. Двоих замочили, а третий, который их убийство заказал, где-то скрывается. А скорее всего, и его грохнули.

– Значит, теперь вы… то есть мы занимаемся не только расследованиями?

– Охраной предприятий, причем не только фейс-контролем на проходных, но и экономической безопасностью: проверяем надежность новых партнеров наших клиентов, их состоятельность и репутацию. Занимаемся физической защитой и даже открыли школу по подготовке телохранителей. Кстати, я сейчас просматривал видеозаписи наружного наблюдения, которые были сделаны возле банка, нами охраняемого. Ребята сказали, что заметили там Алиходжаева. Тебе, наверно, интересно это будет. Взгляни!

Костя снова включил телевизор, перемотал запись. Васечкин приблизил лицо к экрану и увидел, как из подъехавшей машины вышел человек в короткой кожаной куртке и в кепке-бейсболке, надвинутой на глаза. Человек подошел, судя по всему, к дверям охраняемого объекта, поглядел на вывеску, повернулся, сел в машину и уехал.

– Что думаешь? – спросил Сошников. – Лично я считаю, что это не он.

– На самом деле это и есть Алиходжаев Мурад Пашаевич, семьдесят пятого года рождения, уроженец города Батайска Ростовской области, образование – незаконченное среднее. Трижды судимый и однажды оправданный. А теперь – что я думаю по этому поводу…

Только теперь Сергей Васечкин понял, что пришел туда, куда и должен был прийти. Ничего не бывает случайного в этом мире.

– А думаю я вот что. Алиходжаев, или Алик Бешеный, как его называют, ничего просто так не делает и куда попало не приезжает. Он, в отличие от других наглых бандитов, далеко не трус и к деньгам относится просто. Есть они – хорошо, нет – тоже неплохо. Он презирает тех авторитетов, кто подался в коммерцию. Сам он даже крышеванием не занимался, считая, что это его унижает. Грабежи, рэкет, похищение людей с целью выкупа – это по его части. Он просто мог взять хозяина или директора любого крупного предприятия и назначить выкуп. Его люди связывались с «крышей» и выдвигали условия. Те, как правило, сразу соглашались. Им, разумеется, Алик Бешеный отстегивал. При этом он не считался беспредельщиком и вопросы на всех бандитских терках всегда решал в свою пользу. Его люди еще машины угоняли, потом звонили владельцам и предлагали найти за пять тысяч баксов, в залы игровых автоматов заходили запросто и забирали выручку, сообщали при этом о договоренности с хозяином и совали под нос дежурному администратору телефон с набранным номером владельца зала. Тот, как правило, подтверждал: с Алиходжаевым никто ссориться не хотел.

– Мне известно о его участии в наркотрафике, – подсказал Сошников.

– Постоянных каналов он не держит – подвернется возможность доставить, сделает и это. Реализацией его люди не занимаются. Даже для Алиходжаева это опасный бизнес. Могут и его, в случае чего, как поросенка. Если он сейчас оказался возле банка, то, значит, вскоре начнет действовать. Вероятно, по обычной схеме: похитит кого-нибудь из первых лиц или кого-нибудь из членов их семей.

– Но наше агентство не бандитская крыша: мы договариваться с ними не будем.

– Скорее всего, ему на нас плевать. Или же у него теперь иная схема. Может, он кого-то хочет внедрить в охрану, чтобы потом организовать налет. Или еще что-то. Чем наглее преступление, тем больше Алиходжаев нравится сам себе. У него никогда не было своей квартиры, снимает обычно самые простые в домах с самыми грязными лестницами, где обитают лишь алкаши и маргиналы; он никогда не покупал на свое имя машину или мобильный телефон…

Васечкин посмотрел на друга и начальника внимательно.

– Костя, поручи это дело мне.

– Считай, что оно твое. Оперативная группа в твоем полном распоряжении.

Они сидели и говорили о деле, в котором оба были неслучайными людьми. С каждой минутой разговора Сергей все больше убеждался в том, что пришел сюда надолго, словно всю жизнь искал именно это место работы. Здесь не будет запарки и спешки, а только холодный расчет и профессионализм. Главное, не будет нервных начальников, сытых и давно забывших, что такое настоящее дело.

– Ты сам ушел или тебя выставили? – спросил Сошников. – Если сам, то разрешение на ношение оружия сохранил, надеюсь.

– Да, но в конце года его придется продлевать.

– Не проблема. Я тебе и оружие выдам; только ты, как водится, представь справки от психиатра и от нарколога.

Открылась дверь, и в кабинет вошла жена Сошникова Катя, принесла кофе и бутерброды.

– Сережа, расскажешь как-нибудь, – попросила она, – как того маньяка взял, а то слухи всякие ходят.

– Да чего рассказывать: взял и взял.

Катя посмотрела на мужа, и тот показал глазами на дверь – потом, дескать.

– Все-таки, – попросил Константин, – мне расскажи, как это было.

Васечкин не стал отмахиваться и начал рассказывать:

– Случайно взял. То есть взял не случайно. А вот обнаружил – да, случайно. Ведь все наши фотороботы, как выяснилось, не совпадали с оригиналом. Да и распечатываются они сам знаешь как – ничего разобрать нельзя. Что бы там ни писали в ориентировках: молодой, мол, славянской внешности. А на распечатках старые негры получаются.

А тогда я вижу: идет мужик лет тридцати с девочкой лет семи. Отец с дочкой, думаю, а потом приглядываюсь, чую, что-то не так. Во-первых, отец дочку за руку бы держал, вдоль проезжей части идут как-никак. Потом мужчина частенько в процессе движения наклоняется к ней, будто шепчет. А зачем шептать, на улице можно громко разговаривать и головой не крутить, глядя по сторонам… Тем более когда с собственной дочкой. Но оглядывается тот мужик постоянно, словно опасается чего. Пристроился я за ними. Прислушиваюсь. Что мужик говорит, не слышу, а девочка интересуется, когда же, наконец, зоопарк будет, где медвежата родились? А зоопарк далеко, к тому же идут они совсем в другом направлении. И по ходу их движения как раз огроменный пустырь имеется, заросший густым кустарником. Рядом трасса и железная дорога, все вокруг шумит и грохочет. Там уж кричи не кричи – не слышно будет. Подошел я к мужику, удостоверение показал и попросил предъявить документы. Он сразу в карман не полез, а вижу, что растерялся, испугался даже, но на секунду, не более. А потом достал служебный пропуск для прохода в театр оперы и балета. Говорит: «Простите, но у меня только такой документ: я состою в труппе всемирно известного театра, а сейчас вернулись с гастролей, и я с ребенком решил погулять…»

– Да-да, я помню, – усмехнулся Сошников, – маньяк Лисочкин работал в театре сантехником.

– Тогда я девочку спрашиваю: «А тебя как зовут, красавица?»