Текст книги "Крутая дамочка или Нежнее чем польская панна"
Автор книги: Екатерина Вильмонт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Хорошо, как ты скажешь… Я подчиняюсь.
На крыльце появилась Нуцико.
– Марго, детка, тебя к телефону.
– Кто?
– Понятия не имею.
– Извини, Алюша.
Аля удивилась. Никто никогда не называл ее Алюшей, ей понравилось и вдруг показалось, что и в самом деле начинается какая-то новая жизнь, в которой ее будут звать этим ласковым нежным именем – Алюша…
Поздно вечером, когда уже все улеглись, к Марго заглянула Эличка.
– Маргоша, ты позвонила Дане?
– Нет.
– Но мы же говорили…
– Не хочу.
– Но это несправедливо, он все-таки член семьи…
– Да нет, Эличка, он просто член.
– Марго!
– Да-да, и в этом его суть, а мне этого мало, мне нужен человек…
– Ты несправедлива! Даниил Аркадьевич хороший человек, умный, образованный, добрый… Ты что, его разлюбила или что-то узнала о нем? У него есть другая женщина?
– Да, а я не люблю делиться…
– Ты на себя наговариваешь, детка, ты как никто другой умеешь делиться.
– Это смотря чем. И давай не будем больше подымать эту тему.
– Маргоша, милая, но ты же сама хотела не жить вместе, это всегда рискованно… Да и потом все мужчины…
– Я все это знаю, но мне противно… и больно, а это мешает работать, я не хочу…
– Какая ты еще молодая, Маргоша… Только в молодости бывает такой максимализм…
– Это не максимализм, это элементарная чистоплотность, только и всего.
– Но он же любит тебя и вы хорошая пара.
– Эличка, я пока еще не освоилась с положением обманутой жены, вот и все. Может, освоюсь, смирюсь…
– Прости, что на ночь завела этот разговор… я не хотела тебя будоражить… Извини. Хочешь чаю с медом, успокаивает…
– Да нет, спасибо, Эличка. И не расстраивайся ты так, мир не рухнул, поверь…
– Спокойной ночи, детка.
Элико нежно поцеловала племянницу.
Да, мир не рухнул, так, потолок обвалился и меня задело обломками, не смертельно, но разгребать придется, подумала Марго.
– Лева, я поняла, зачем нас сегодня позвали! – сказала Римма Павловна за завтраком.
– Да?
– Да! Кажется сегодня полгода со дня смерти Александра Афанасьевича!
– Ох ты господи, совсем из головы вон! Надо бы на кладбище съездить. Хотя постой, нет, полгода было восемнадцатого, а сегодня двадцать восьмое.
– А это значит, что сегодня будет обнародовано завещание вашего гения. Вот в чем дело! Очень интересно! Ну конечно… Видимо, старик что-то оставил этой провинциальной вдовушке.
Хотелось бы знать что… Если его замучила совесть, он мог и размахнуться…
– Римма, наберись терпения и, пожалуйста, что бы там ни оказалось, веди себя прилично. В конце концов мы совсем не бедные люди, у тебя есть все, что можно пожелать…
– А если твой папенька тебе вообще ничего не оставил?
– Значит, такова была его воля, я не буду в обиде.
– Так уж и не будешь? Бессеребреник, значит?
– Я не бессеребреник, но с отцом в последние годы у нас были сложные отношения…
– Да я просто уверена, что он все оставил этой твоей сестрице…
– Ты сама себе противоречишь. То он чем-то одарил эту несчастную женщину, то Марго. Наберись в конце концов терпения, сегодня все узнаешь.
– А ты эту бабу видел когда-нибудь?
– Не помню. Может, и видел, но раз не запомнил, значит, ничего интересного. Ей должно быть уже под сорок.
– Это успокаивает.
– То есть?
– Ну, уже не твой возраст. Ты молоденьких любишь.
– О боже!
– Ma, не спишь?
– Тошка, ты чего так рано вскочила? Еще восьми нет.
– А там Эличка большую стряпню затеяла… Мам, ты знаешь, эта Тася клевая, с мозгами.
– Да? Я рада.
– Мы с ней двоюродные, да?
– Конечно.
– Нуцико уверяет, что мы с ней похожи.
– Действительно, некое семейное сходство улавливается.
– А ты нас сегодня в город сплавляешь?
– Да, Тошка, нечего вам тут сегодня делать, да и Тася никогда в Москве не была.
– А может, нам заночевать в городе, в театр сходить?
– Сходите. В какой ты хочешь, я позвоню…
– Таська в Большой просится, она оперу любит.
– Батюшки светы, такое еще бывает, чтобы ребенок оперу любил? Чудеса да и только.
– Она, между прочим, классно поет.
– Странно, Аля мне ничего не говорила.
– Скажет еще. Так что насчет Большого?
– Попробую, но я не уверена, что там сегодня опера.
– «Пиковая дама», я в Интернете посмотрела.
– Хорошо, но сейчас рано кому-то звонить.
– А ты Пундику позвони, она рано встает.
– Слушай, хорошая мысль, если у Таси голос и слух, то лучше Пундика в этом никто не разберется. Давай телефон.
Матильда Пундик была старой подругой покойного композитора, его тайной воздыхательницей и профессором консерватории по классу вокала. Но в семье никто никогда за глаза не называл ее Матильдой или Матильдой Наумовной, все звали ее только по фамилии – Пундик или Пун дичка.
– Матильда, я не слишком рано?
– О, что ты, королева Марго, я уже два часа как на ногах, у меня же столько процедур – подышать в трубочку, сделать зарядку, потоптаться в холодной водице… Хотя зачем я это рассказываю тебе, ты молода, хороша собой, умна… Зачем тебе мои старческие бредни. Я хотела спросить, ты хоть вспомнила о годовщине?
– Разумеется.
– А на кладбище не была!
– Была, но, вероятно, позже вас, видела ваш букет, вы как всегда верны себе.
– Ах боже мой, кому же еще мне быть верной? Да, королева Марго, ты ведь не поболтать мне звонишь, правда? Старая леди зачем-то понадобилась?
– Матильда, у меня к вам вопрос и просьба.
– Начни с просьбы, быть может, она невыполнима.
– Нельзя ли два любых билета на «Пиковую» на сегодня.
– Что значит любых?
– Ну, места значения не имеют, пойдет Тошка со своей кузиной.
Боже, зачем я это сказала? – испугалась Марго.
– С кузиной? С какой кузиной? Откуда взялась кузина, почему я не знаю?
– Это… Сережина дочка, они с матерью приехали к нам, девочка прелестная и обожает оперу, к тому же у нее, кажется, голос…
– А вопрос в чем? Не могу ли я ее посмотреть и послушать?
– Угадали.
– Превосходно! Должен же был хоть кто-то из всей родни унаследовать дар, пусть хоть малую толику великого дара Саши… О, я уже жажду увидеть эту девочку… пусть Тоша привезет ее ко мне, я их накормлю обедом, посмотрю девочку, а вечером отвезу в театр. Жду их к половине третьего, я пошла ставить тесто!
И эксцентричная дама бросила трубку.
– Мам, что она сказала?
Марго передала ей слова Матильды Пундик.
– Иеесс! – вскинула руку Тошка. – Обожаю пундиковы пирожки.
– Знаешь, Тоша, ты только Тасе не говори, что ее будут прослушивать, а то она испугается, зажмется, просто скажи, что идете к тетке, которая достанет вам билеты в Большой, а уж Пундик сумеет сделать все как бы невзначай…
– Ну, мам, ты даешь! Я уж хотела ее обрадовать.
– Не надо. Ладно, я встаю, поди, включи чайник.
– Да Эличка уже стол на террасе накрыла. Семейный завтрак в воскресенье…
– Господи, и не лень ей… Небось уж и наготовила каких-нибудь вкусностей, ну как, скажи на милость, тут блюсти фигуру?
– У тебя с фигурой все в поряде!
– В порядке!
– Какая разница, подумаешь, одна буква…
– Виктория, марш отсюда!
Викторией Марго называла дочку только в крайнем раздражении. Марго ненавидела молодежный жаргон и всячески боролась с ним и дома, и у себя на фирме. Правда без особого успеха.
После завтрака, когда все уехали в город, Эличка спросила сестру:
– Нуца, как тебе Аля?
– Не разобралась еще, но все же производит приятное впечатление. А тебе она не понравилась?
– Нет, что ты, мне она очень понравилась. А девочка просто прелесть, мне кажется, она будет актрисой, в ней что-то такое есть… Но я не устаю поражаться Марго… Какая широта души, какое большое сердце…
– Элико, поменьше пафоса!
– Нуца, не будь циничной!
– Где ты увидела цинизм? Это просто дурной вкус – все время произносить высокие слова, попахивает советским радио… Кстати, ты не обратила внимания, когда сейчас иногда показывают старую хронику, какие-нибудь киножурналы тех лет, как непереносимо звучат голоса дикторов?
– Ах боже мой, я это просто не смотрю.
– Ну да, ты смотришь только сериалы!
– Ну и что? Тебе это мешает? Слава богу, Марго подарила мне отдельный телевизор. Меня сериалы успокаивают…
– А меня они раздражают!
– А меня раздражает, что ты как ни включишь телевизор, смотришь только новости, по всем каналам, от этого можно спятить, тем более, что новости в основном плохие или просто ужасные.
– А я досыта нажралась хорошими новостями при тете Соне.
– Вот потому ты и не вышла замуж!
– А ты вышла и что? Точно так же как я доживаешь свой век у племянницы…
– Я не доживаю, Нуца, я приношу пользу, я вырастила Тошеньку, я…
– А я, конечно, ее не растила!
– И ты растила, кто спорит и вообще, я иду ставить гуся.
– Левушку своего поджидаешь, гусика ему жаришь.
– Гуся все любят, ты, кстати, тоже. И вообще, хватит ворчать, идем, поможешь мне чистить орехи.
Тошка с Тасей три часа таскались по городу. Тася пребывала в непрерывном восторге и ошалении.
– Ну круто! Я тыщу раз видела Москву и в кино, и по ящику, но не представляла… ваааще!
– Пить хочешь?
– Да!
– Тогда пошли в кафе! Кофе с пирожным нам не повредит!
– Круто! А может, на улице, дешевле же!
– Не волнуйся, мать дала денег, велела ни в чем себе не отказывать! И вообще, у меня уже ноги отваливаются.
– У меня тоже! Слушай, я не поняла, мы в театр-то идем?
– Конечно, но сперва к Пундику.
– Кто это Пундик?
– Ну, Пундик это такой человек, который нас протырит на «Пикашку».
– На какую пикашку?
– На «Пиковую даму»! Это дед, когда мы с ним ходили на какой-нибудь концерт в консерваторию, всяких старух-поклонниц звал пикашками, от «Пиковой дамы».
– Значит, мой дед знаменитый на весь мир композитор?
– Ясный блин.
– Ясный блин? Теперь так говорят?
– Я говорю, про остальных не знаю. Слушай, а ты в курсах, почему дед с твоим отцом разосрались?
– Не-а, я вообще только на прошлой неделе узнала, что у нас родственники есть. Мне всю дорогу вдалбливали, что у нас никогошеньки нет, и вдруг твоя мама билеты прислала, тут уж моей пришлось расколоться, а насчет того, из-за чего поссорились, говорит, что уже не помнит.
– Надо будет у Пундика выяснить.
– Да что за Пун дик такой?
– Увидишь!
– Римма Павловна, вчера Лев Александрович обедал в ресторане «Санта-Фе».
– Один?
– Нет. Сперва дама какая-то подъехала, а потом еще Валевский и Трушкина.
– А что за дама?
– Не знаю, они расцеловались при встрече, потом Лев Александрович взял ее под руку и они прогуливались по дорожке, пока Валевский с Трушкиной не подъехали.
– Сколько лет даме?
– Не разглядел, на ней шляпа была, а так ничего себе дама, фигуристая.
– После обеда куда она девалась?
– С Трушкиной на машине уехала.
– А, поняла. Ну что же, Федор, спасибо за службу.
Ах ты сучка, подумал Федор. Так я тебе правду и скажу, жди-дожидайся.
Римма Павловна долго убеждала мужа в том, что в его возрасте, с его нервами и работой, он не должен сам садиться за руль. Нашла неплохого парня и, когда Лев Александрович привык к нему, как-то вечером сказала Федору, что будет платить ему двести долларов в месяц помимо зарплаты за сведения о муже. Федор был честный и передал разговор хозяину, который ему очень нравился.
Тот усмехнулся и сказал:
– Федя, брат, ты согласись, бери с нее эти двести баксов, но информацию корректируй, а я тоже в долгу не останусь.
В результате зарплата Федора значительно увеличилась, чему он и его жена были очень рады.
– Ну, как тебе квартира? – спросила Марго.
– Марго, пожалуйста, ущипни меня, мне не снится все это?
Прекрасная двухкомнатная квартира с девятиметровой кухней, отремонтированная, с хорошей мебелью, в пяти минутах ходьбы от метро «Университет».
– Вот и прекрасно! Живи и радуйся, а насчет работы не волнуйся, я что-нибудь придумаю. Кстати, отец оставил тебе еще какую-то сумму, я сейчас не помню, не очень много, но на первые месяцы хватит, ну и проценты от гонораров будут.
– Марго, я просто не знаю что и сказать, у меня просто нет слов.
Не нужны никакие слова. В конце концов Сережа был таким же его сыном, как Левка и все вполне по праву… Ладно, пора ехать. Сейчас позвоню нотариусу, уточню время и вперед, к новой жизни!
– Господи, мне даже страшно…
– Не бойся, Алюша, да, кстати, я бы хотела, чтобы Тася пожила летом на даче. Ей полезно и Тошке тоже. Она сегодня явилась ко мне с восторгами по поводу Таськи, мол она умная и клевая, и поет хорошо…
– Поет, – вздохнула Аля, – и пляшет, и на голове стоит, талантов много, а толку чуть.
– А какого толку ты ждешь от нее в пятнадцать лет?
– Откуда я знаю, мне просто страшно за нее, особенно в таком городе как Москва…
– Не бойся, в Москве-то она как раз и не пропадет. Да и вообще, когда ребенок в ее возрасте просится в оперу…
– В какую оперу? – ахнула Аля.
– Они с Тошкой сегодня пойдут на «Пиковую даму» в Большой. Инициатива принадлежала Тасе.
– Господи, я и не подозревала… Ты понимаешь, Марго, у меня просто нет времени на нее, я столько вкалываю, чтобы прокормиться и хоть как-то прикрыться…
– Ты сможешь продать свое жилье?
– Смогу, вероятно, но за копейки… Понимаешь, Марго, я не уверена, что сумею выжить в Москве, может, лучше все же продать эту квартиру и нормально жить там?
– А что Таське делать в вашем городишке? Впрочем, решать в любом случае тебе.
Из кухни раздалась вдруг незнакомая Марго мелодия.
– По-моему твой телефон… – сказала Аля.
– Нет, не мой… – отмахнулась Марго, но вдруг вспомнила, что вчера Тошка поменяла ей сигнал. Она бросилась в кухню, не сразу сумела выудить телефон из сумки и второпях уже не взглянула на дисплей.
– Алло! Я вас слушаю!
– Слава Богу, Марго, до тебя невозможно дозвониться.
Марго слегка растерялась. Звонок мужа застал ее врасплох.
– Даня, я сейчас занята…
– Нет уж, сегодня суббота и я хочу наконец увидеть свою жену. Ты на даче?
– Нет, я в Москве, у меня куча дел.
– Так может вечером приедешь ко мне, переночуешь?
– Нет, не могу.
– Хорошо, тогда давай я к тебе приеду.
– Нет, я буду ночевать на даче.
– Не проблема, я приеду на дачу. В конце концов я соскучился.
– Это твои проблемы.
– Маргоша, перестань, ты злишься уже просто из принципа. Я правда жутко соскучился. Ну хорошо, а если я приеду на дачу утром?
– Утром? Ну что ж, утром приезжай. Да, и вот что, Тошка с подругой будет ночевать в Москве, ты утром забери их и привези на дачу.
– Отлично. Мне дают поручение, значит, я почти прощен! Марго, я люблю тебя!
– Ну вот, Алюша, завтра познакомишься с моим так называемым мужем.
– Почему так называемым?
– О, это долго объяснять, и скучно. Все, поехали, думаю, мы сегодня развлечемся!
Аля взглянула на нее с некоторым испугом.
– Тошка, не вредничай, что за Пундик такой?
– Увидишь!
Дверь им открыла пожилая дама, что называется со следами былой красоты – пышные, не слишком аккуратно прокрашенные волосы, черные развевающиеся одежды, чуть близорукий взгляд красивых карих глаз.
– О, вот и гостьи мои пожаловали!
– Пундик, привет! – Тошка повисла у нее на шее. – Я соскучилась! Ты почему к нам не приезжаешь?
– Я гора, а ты Магомет! А это что за прелестное создание? Создание, как тебя зовут?
– Тася.
– Таисия?
– Да.
– Какая прелесть, такое редкое имя… Ну что ж, заходите, девицы.
– Пундичка, пахнет твоими пирожками…
– Вообще-то, Тася, меня зовут Матильда Наумовна. Эта юная нахалка пользуется тем, что я знаю ее с рождения, а ты пока на это не имеешь права.
Тася покраснела.
– Ну не смущайся, не исключено, что ты заслужишь почетное право звать меня Пундичкой, мойте руки, барышни, и к столу!
Девочки побежали в ванную.
– Какая странная… – прошептала Тася.
– Она клевая! Только ничему не удивляйся.
На одном конце стола, покрытого, как показалось Тасе, пыльным ковром, лежала белая скатерка, на ней старинная посуда с каретами и дамами в кринолинах, хрустальная вазочка с букетиком незабудок и три полотняные салфетки в фарфоровых кольцах. Матильда Наумовна усадила девочек и выплыла из комнаты. Вскоре она вернулась с фарфоровой супницей.
– Начнем с бульона.
Из супницы пахло так вкусно, что, несмотря на съеденное относительно недавно пирожное, у девочек потекли слюнки.
– Ешьте, берите пирожки и вообще все, пирожки можно мазать маслом, вот, в бульон можно положить оливки… Тася, ты любишь оливки? – она положила себе в тарелку несколько оливок из вазочки.
– Я не знаю, не пробовала.
– Так попробуй! Оливки это прекрасно, их ел еще Парис…
Тася сунула в рот одну зеленую ягоду.
– Ну как?
– Ничего, вкусно.
– А косточку надо глотать. Косточки оливок чрезвычайно полезны! Десяток оливок с косточками в день и…
– И приступ аппендицита вам обеспечен! – засмеялась Тошка.
– Не говори глупостей. Ну что там у вас происходит?
– Сегодня на даче завещание будут обсуждать, вот нас и сплавили.
После вкусного обеда Матильда Наумовна развлекала девочек театральными и консерваторскими байками, потом словно бы невзначай присела за рояль, взяла несколько аккордов.
– Тася, ты играешь?
– Нет.
– А поешь?
– Нет.
– Пундик, она врет! Она просто суперски поет, у нее голос…
– Тася, спой, светик, не стыдись, ты ж не на экзамене. Я просто люблю, когда дети поют.
У нее при этом были такие добрые и веселые глаза, что Тася вдруг решилась.
– А что спеть?
– Что ты пела Тошке? Песенку какую-нибудь…
– Ну я не знаю… – Таська вдруг постеснялась петь этой даме какие-то современные песенки. – А можно «Утро туманное»?
– Отлично, это я даже смогу тебе саккомпанировать, – и она заиграла вступление.
Сначала голос у Таськи слегка дрожал, но старая дама смотрела на нее так ласково, что она запела увереннее.
– Молодец, хотя это не совсем твое… Ну, что-нибудь еще, может, русскую народную…
– «Матушка, матушка, что во поле пыльно» можно?
– Давай!
Тася вдруг ощутила невероятный подъем, ее просит петь такая важная, такая столичная дама, никто не требует замолчать, не ссылается на головную боль… И это такое счастье – петь, когда тебя слушают… В школе она стеснялась даже рот открыть, а тут распелась…
– Хватит! – сказала вдруг Матильда Наумовна. – Тебе сколько лет?
– Пятнадцать.
– Месячные в каком возрасте пришли?
– В двенадцать, а при чем здесь…
– Отлично! Ноты знаешь?
– Нет. Я так, со слуха…
– Черт подери, слух у тебя похоже абсолютный… И голос редкий… Хочешь быть певицей?
– Певицей?
– Да, певицей, но не певичкой, а настоящей оперной певицей?
– А что, я смогу?
– Все зависит от тебя самой. Природа тебе много дала и внешность, кстати, тоже, но с дарами природы надо обращаться очень бережно. И работать надо каторжно… Хотя чему удивляться, ты же внучка Сашеньки, это был величайший музыкант, должен же был хоть кто-то унаследовать… Но почему тебя не учили музыке?
– Маме не до того было… Да у нас в городе музыкалка какая-то ублюдочная была…
– А в школе у вас уроки пения были?
– Нет.
– Понятно… Ну что ж, барышни. Скоро придет машина, поедем в театр. Жаль, конечно, что Большой на ремонте, но ничего не попишешь. Многие ругают это новое здание, а мне даже нравится. Там удобно. А ты, Тошка, молодец, что привела Тасю ко мне. Это, конечно, еще глина, но полагаю, из нее можно будет что-то вылепить.
У Таськи голова шла кругом и вдруг показалось, что нечто похожее она где-то уже видела, то ли в кино, то ли по телеку – смешная старуха и юное дарование, и слова были такие же и даже квартира такая же захламленная… Но радость от этого не стала меньше.
На обратном пути обе женщины молчали. Марго была занята своими мыслями, а Аля пребывала в страшном смятении. Непривычная к подаркам судьбы, она боялась поверить в реальность происходящего, ей казалось, что такого просто не может быть и сегодня, когда огласят завещание, выяснится, что Марго ошиблась, что Александр Афанасьевич потом изменил завещание, передумал или Лев Александрович решит, что квартира по праву принадлежит ему и станет судиться, опротестует завещание…
– Аля, не волнуйся, все будет в порядке, квартира твоя, никто ее не отнимет, – вдруг проговорила Марго, словно прочитав ее мысли.
– Я и не думала… – пролепетала Аля.
– Эличка, ты заметила, как похорошела за эти сутки Аля? Вчера она казалась мне совсем неинтересной, а сегодня я глянула на нее за ужином – совершенно другой человек. Неужто квартира в Москве может так преобразить женщину?
– Нуцико, при чем здесь квартира? Просто она влюбилась.
– Влюбилась? Когда она успела? В кого?
– Ах боже мой, в Леву, конечно.
– Ты с ума сошла? Он же на двадцать лет ее старше.
– Ну и что? Кому и когда это мешало?
– Но в таком случае это ужасно!
– Почему?
– Ну, во-первых, бесперспективно, а во-вторых…
– А по-моему даже очень перспективно.
– То есть?
– Он тоже, как выражается Тошка, на нее запал.
– Не выдумывай!
– О! А ты разве не заметила, как у него глаза блестели, как он хвост распускал…
– Ну и что? Римма быстро прочистит ему мозги.
– Господи, я ж не говорю, что он женится на Але, но роман вполне возможен. И знаешь, Нуцико, я бы хотела…
– Чего? Этого романа?
– Представь себе. Я ужасно не люблю Римму. Это надо было умудриться четвертый раз жениться и на такой противной женщине… Вот его третья жена, Лялечка, она была прелесть, талантливая, умная…
– Ему не нужна талантливая и тем более умная. Ему нужно, чтобы им управляли. А Римма делает это мастерски. Ему ведь кажется, что он хозяин в доме, что он главный, а она только посмеивается.
– А ты видела, что с ней было, когда нотариус объявил, что квартира достанется Але?
Я в тот момент смотрела на Алю, она так вспыхнула, так зарделась, теперь я понимаю, почему Сережа в свое время все из-за нее бросил. Все-таки Саша, упокой, Господи, его душу, был порядочным человеком, мало того, что он дал нам приют, он еще оставил нам деньги…
– Полагаю, это в большей степени заслуга Марго.
В этот момент на кухню заглянула Марго.
– Что вы тут полуночничаете? Мы с Алей и сами бы все убрали… Фу, как я устала… Да, Эличка, ты не будешь возражать, если Тася поживет у нас лето? Они так сдружились с Тошкой и это уже само по себе удивительно…
– Марго, какие могут быть возражения? Разумеется! Я только рада!
– Но вы их не балуйте, пусть помогают по дому, гоняйте их в магазины и вообще… Между прочим, Тошка повела сегодня Тасю к Пундичке.
– Ох, зачем это? – поморщилась Нуцико.
– У девочки голос! И Матильда звонила мне, сказала, что там, похоже, настоящий талант.
– А ты Але сказала?
– Нет, пусть Тася сама ей скажет. Эличка, ты всегда все замечаешь, тебе не показалось…
– Мне не показалось, я просто убеждена.
– В чем?
– В том, что Лева не остался равнодушен к Але, и она тоже…
– А я было подумала, что мне померещилось… Бедняжка…
– А где, кстати, твой муж? – без обиняков спросила Нуцико, обожавшая Даниила Аркадьевича.
– Утром приедет, привезет девочек.
– Вот и слава богу, – обрадовалась Эличка.
– Ну все, я пошла спать, что-то я перенапряглась с этим оглашением, как будто вагоны разгружала…
– Иди спать, детка, – Эличка перекрестила племянницу, а Нуцико поцеловала в лоб.
– Спокойной ночи, тети!
– Ну как тебе первый день в столице? – спросила Тошка, роясь в холодильнике. – Я жрать хочу – ужас, а ты?
– Тош, это все правда?
– Ты о чем?
– Ну что Матильда говорила?
– Думаю, правда. Она вообще-то считается первоклассным педагогом, у нее знаешь какие ученики, по всему миру поют. Дед всегда говорил: Пундичка невыносимая особа, но педагог Божьей милостью! Так что скоро, думаю, у тебя никакой жизни не будет…
– Почему?
– Тебе же сколько наверстывать надо, и в школу ходить и Пундичка будет тебя дрючить…
– Ничего не получится, где я, а где Пундичка, мы ж домой уедем…
– Тась, ну вообще-то… Ты секреты хранить умеешь? Не проболтаешься?
– Клянусь!
– Вы теперь в Москве жить будете, дед тебе и твоей маме квартиру оставил в наследство. На Ломоносовском проспекте!
– Врешь!
– Еще чего!
– А ты почем знаешь?
– Слышала, как мама Эличке говорила.
– Значит, мы теперь будем жить в Москве? Нет, мама не захочет… У нее там работа и еще мужик у нее там.
– Ну и что? Пусть мама живет там, а ты тогда будешь жить у нас. И учиться у Пундика. Ты ведь такая же внучка, как и я.
– Нет, я нахлебницей быть не хочу!
Тошка с уважением взглянула на кузину.
– Зачем нахлебницей? Если твоя мама не захочет жить в этой квартире, то ее можно сдать за хорошие бабки, и тебе хватит и маме твоей останется.
Тася просияла и тут же печально покачала головой.
– Скорее всего мама эту квартиру продаст…
– Ну и что? Тогда она будет посылать тебе деньги на жизнь или просто положит в банк на твое имя.
– Да не согласится она меня тут оставить…
– Ну, ты мою маму не знаешь! Она кого хочешь в чем хочешь убедит! Имей в виду, у мамы свое рекламное агентство и не из последних. Мама его с нуля создала, так что уговаривать она умеет.
– Твоя мама классная, я сразу поняла… Ой, Тошка, а вдруг твоя мама сумеет уговорить мою в Москву переехать?
– Даже не сомневайся!
Тася вдруг задумалась, машинально жуя яблоко. А Тошка между тем сооружала бутерброды с сыром и помидорами, намериваясь засунуть их в микроволновку. Она всегда очень основательно относилась к процессу приема пищи – Эличкино воспитание.
– Слушай, а может, еще колбасы положить? Как ты думаешь? И чуть-чуть майонезику?
– Знаешь, что я подумала, – уставившись невидящим взглядом в темное окно, медленно проговорила Тася, – это хорошо, правильно, что мама никогда не говорила мне про всех вас, про деда…
– Почему? – заинтересовалась Тошка.
– Потому что я наверное обижалась бы, завидовала, у меня выработались бы всякие идиотские комплексы… А так, не успела я привыкнуть, что у меня есть родственники, был всемирно известный дед, как тут же выясняется, что дед меня не забыл, оставил наследство… да и бог с ним с наследством, главное, он мне талант передал…
– Да, от скромности ты не загнешься, а вот в остальном… Ты человек, Таська! И я так рада, что у меня такая двоюродная сестра. А скромным в наше время быть бесперспективно. Так что насчет колбасы?
– Давай, жрать и вправду охота!
– А растолстеть не боишься?
– Не-а, я не толстею.
– Здорово, я тоже! Эличка говорит, что бабушка наша тоже могла съесть сколько угодно, и не толстела.
– А ты бабушку помнишь?
– Нет, я еще не родилась, когда она умерла. Хочешь, я тебе фотографии покажу?
– Нет, сейчас я наверное уже этого не выдержу. Прикинь, сколько на меня всего за сутки свалилось.
– Да уж, тут и носорог сдохнет, – засмеялась Тошка.
– Почему носорог? – удивилась Тася.
– Ну, он такой… бронебойный и бронированный, его фиг чем проймешь.
– Это ты сама придумала, как ясный блин?
– Ага!
– Ты наверное будешь писательницей…
– Откуда ты знаешь? – насторожилась Тошка.
– Что?
– Что я хочу быть писательницей?
– Догадалась.
– Ну ты даешь! Знаешь, мне с тобой… интересно! Я в школе дохну с тоски, у нас в классе мальчишки какие-то усоски, а девчонки, у них один гламур на уме… Мне с ними скучно. Вот ты – другое дело!
– Знаешь, я когда сюда летела, думала, что ты наверное такая…
– Столичная задавака, дура и стервочка?
– Точно!
– Теперь так не думаешь?
– Ты что!
– Просто мы с тобой одной крови, и это в буквальном смысле слова.
– Ну и в переносном тоже немножко, да?
– Супер!
Даниил Аркадьевич волновался. Ссора с женой как всегда нервировала его. И что за идиотская идея жить врозь? Многие мужики завидуют ему… Да, в иных случаях это приятно, так сказать, в мирное время, но вот помириться куда труднее, не подойдешь просто обнять, без всяких слов, тут нужна уже определенная дипломатия, тактика… Но ведь виновата она сама. Знает же, что мужик такое существо… Зачем его искушать свободой? А уж если даешь ему свободу, то не приезжай без предупреждения… да ведь ничего, собственно, не было, просто не успелось… Эта Эвелина такая сексапильная, но своей квартиры у нее нет, вот и привел домой, слава богу, хоть раздеть не успел, так что ничего предосудительного Марго не увидела, но вероятно почуяла что-то… Ничего не сказала, только извинилась и дверью хлопнула. Но, кажется, она одумалась, раз позволила приехать, да еще поручила привезти на дачу Тошку с какой-то подружкой. Что-то я не помню у Тошки подружек, которых она приглашала бы на дачу, но, видимо, девочка взрослеет. И слава Богу, а то все трется среди взрослых. А к Марго все-таки надо подлизаться, купить цветов и чего-нибудь вкусненького, что она любит. А может, сделать ей какой-то серьезный подарок? Нет, ни в коем случае, тогда она точно поймет, что я виноват. Я таки виноват, я тогда не отпустил Эвелину, хоть и не получил практически никакого удовольствия. Но не отпускать же было девушку несолоно хлебавши… Но больше я такой глупости не сделаю. Терять Марго из-за первой попавшейся девки не стоит. Решено, ограничусь цветами и, может быть, завезу девчонок в какое-нибудь хорошее кафе, угощу мороженым или пирожными, к тому же Тошка на редкость славная и умная девчонка, скучно с ней не бывало даже когда она была маленькая, всегда что-то забавное и своеобразное скажет… Да и по старым тбилисским тетушкам я соскучился, от них в доме совсем особенная атмосфера, люблю поговорить с Нуцико, прелесть что за тетка, а Эличка как готовит… Да что это я выдумываю, я элементарно соскучился по жене, я же люблю ее, мою Марго, и я уж сумею ее уломать, останусь на ночь и где там Эвелине до Марго, она только производит впечатление деловой и холодной вумен, она горячая, нежная, тонкая и такая красивая… хоть уже и немолодая, сорок два…
Утром за завтраком Тошка спросила?
– Тась, а почему ты маме не позвонила?
– Зачем, она же знает, где я.
– Ну а сказать про Пун дичку, про голос, про талант?
– Мне кажется, она расстроится…
– Расстроится? – ахнула Тошка, – не может такого быть!
– Очень даже может!
– Но почему?
– Потому что ответственность… Лишние хлопоты. Я один раз слышала, как мама говорила своей подруге: «Я так рада, что Таська у меня самая обычная девчонка, эти одаренные дети такая ответственность, кажется, знай я, что Таська талантливая, у меня бы минуты спокойной не было». Так зачем ее раньше времени огорчать? Она, между прочим, тоже не сообщила мне, что квартиру в наследство получила.
– Да, правда… А как ты считаешь, почему?
– Потому что в жизни все должно доставаться трудом, а наследство это непедагогично!
Тася произнесла все это уморительно-смешным тоном.
Тошка фыркнула и спросила:
– Ты что, с ней на разных волнах существуешь?
Тася озадаченно взглянула на кузину.
– Наверное, да. А ты со своей мамой?
Нет, мама меня понимает и никогда нотаций не читала. Меня вообще коллективно воспитывали. В основном Эличка и Нуцико. Дед тоже иногда вмешивался. Он, например, с пяти лет брал меня с собой в театры, на концерты… А когда понял, что у меня нет настоящего слуха, отменил уроки музыки, я счастлива была, зато сразу меня стали учить языкам.
– Ты какой язык знаешь?
– Французский и английский.
– А я немецкий, мать же преподавала немецкий в школе… Пока ее не взяли переводчицей к вице-губернатору. Ее мужик – водитель у вице-губернатора, он ее и устроил. У нас там немцы комбинат строят, вот немецкий и понадобился. Тош, а у тебя парень есть?
