Текст книги "Остров Кокос. Наследство"

Автор книги: Екатерина Мешалкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Не догадается, если не трепаться. Только я и капитан должны знать, куда мы идем.

– Я подумаю об этом, Бэйл.

– Пф! Подумаю! Диксон! Это же золото, черт подери. Разве ты не хочешь завладеть им?  Оно лежит и ждет нас! Ты же знаешь, я не алчен! Но, черт возьми, панамское золото, уплывшее от Моргана! Это же дело чести!

– Какой еще чести, Бэйл? Я же сказал, что подумаю, – в голосе Диксона я услышал стальные нотки. – А теперь иди спать.

– Хорошо. Но ты подумай хорошенько… Ладно, ладно, я ухожу…

Послышался скрип и звук отодвигаемого стула, и я едва успел нырнуть в свою комнату, когда в коридоре вновь послышались шаги, и рядом хлопнула дверь.

Некоторое время я простоял, уткнувшись лбом в дверной косяк. Мысли в голове ворочались, как муха, попавшая в смолу. Все было как в тумане.

Я снова вышел в коридор. Дверь в кабинет была приоткрыта. Я вошел. Диксон стоял перед столом спиной ко мне. Я старался ступать тихо, но он все-таки услышал мои шаги и обернулся.

– Что ты здесь делаешь? – он бросил на стол пачку исписанных листов бумаги.

Наверное, что-то в моем лице напугало его, и он осекся и стал отступать за стол. Я следовал за ним. Рука сама нащупала тяжелое пресс-папье. Он выдвинул ящик стола и, не отрывая взгляда от моего лица, попытался что-то достать оттуда. Наверное, это был пистолет. Я бросился к нему, размахнулся и ударил по голове. Что-то хрустнуло, Диксон повалился на пол, сметая бумаги со стола. Они с шорохом засыпали его. Моя рука безвольно разжалась, и пресс-папье грохнулось на пол.

Зачем-то я взял бумаги, которые он бросил на стол. Как я увидел потом, это оказалось письмо, написанное по-французски неразборчивым почерком, с кляксами и помарками. Еще один лист был картой небольшого острова в форме косого ромба. Я сунул их за пазуху и вышел из кабинета.

В комнату я возвращаться не стал, сразу спустился вниз и беспрепятственно покинул дом Диксона. Ноги сами привели меня в комнаты, которые мы занимали с тетей Джейн.

Я сел на постели, и постепенно до меня стало доходить, что я сделал. Я помнил каждую мелкую подробность произошедшего, но не осознавал, пока не оказался дома.

За окном светало. Чем дольше я сидел, тем яснее вырисовывалась передо мной грозившая мне участь. Я убил Диксона, не последнего человека в городе, человека имевшего десятки приспешников, никогда не стесняющихся в выборе средств. Даже если закон не покарает меня, это сделают они. Меня видели в его доме. Мне нужно было скрыться.

Я собрал кое-какие вещи и отправился в гавань. Порт жил своей жизнью. Корабли, поскрипывая, качались у причала. Некоторые из них принадлежали убитому мной человеку. Пока я шел, окончательно рассвело, нечего было и думать пытаться пролезть на один из них, поэтому я свернул в бордель, где работали знакомые мне по Порт-Ройалу девушки.

Несколько дней я прятался на чердаке в борделе. От нечего делать я до малейших подробностей изучил карту. Французского я не знаю, но из разговора Диксона с Бэйлом понял, что речь идет о каком-то золоте. Девушки приносили мне немного еды и новости каждый день. В городе ищут парня с разными глазами. Люди Диксона приходили к тете Джейн, но она понятия не имела, где меня найти. Люди Диксона обещали награду за мою голову. Люди Диксона обещали содрать кожу с убийцы своего хозяина…

Бездействие и страх сводили меня с ума. Я пугался каждого хлопка двери, вскакивал от любого громкого крика. Но я был в борделе. Здесь все время кричали и хлопали дверями. Несколько дней назад я ненавидел свою скучную и пресную жизнь, но, Боже мой, как же я страшился потерять ее теперь! Я должен был бежать оттуда. У меня не росла борода, и когда-то это было еще одним поводом для моего покойного деда, чтобы презирать меня. Но теперь эта странная особенность меня спасала. Ночью, переодевшись в женщину с помощью девочек, я пробрался на корабль, идущий на Барбадос. Каким-то чудом я остался незамеченным и также ночью, когда корабль стоял на рейде, вплавь добрался до берега. Свое платье я связал в узелок и припрятал на всякий случай. Снял и повязку. Это было моей ошибкой. Разные глаза – слишком яркая примета. Я пошел на сахарную плантацию и продался в кабалу на пять лет. Три месяца я выращивал тростник, мне было тяжело, тяжело до отупения. Я валился с ног, спал, потом вставал и снова работал, чтобы снова упасть без сил. Я забыл об угрожающей мне опасности. Я был выжат, высушен, обессилен. Но однажды ночью меня разбудил один из моих товарищей. Он сказал, что ездил с надсмотрщиком в город, что люди с корабля, пришедшего вчера из Кингстона, ищут в порту парня с разными глазами. Они уже слышали обо мне. И они идут сюда.

Здесь не было борделя со знакомыми девчонками. Я остался один. Никто не стал бы помогать мне. Я сбежал с плантации и снова переоделся в платье. Надел повязку, намотал на шею платок…

Я шел по улице. Навстречу попались люди Диксона. Один из них лишь на мгновенье задержал на мне взгляд. Наверное, я был не самой привлекательной девицей.

Меня не узнали, и все же оставаться в городе было опасно. Так я и оказался на "Елене". Но там мне не повезло так, как на первом корабле. Меня нашли на третий день и, если бы не вмешательство мистера Томаса, неизвестно, что стало бы со мной. И если бы не кораблекрушение, мы были бы уже в Англии, а теперь… кто знает, что с нами будет.

IX

Игнасио замолчал. И все мы какое-то время молчали.

Потом Джек скептически хмыкнул.

– И это все? – сказал он. – А дальше?

– Дальше? – Игнасио растерянно уставился на него, но через мгновение лицо его прояснилось. – Ах, вот ты о чем. Я не хотел этого Джек. Поверь. Ведь, если ты помнишь, я не делал попыток сблизиться с тобой, напротив…

– О, замолчи! – воскликнул Джек с досадой. – Я надеюсь, на том корабле есть ром.

Он развернулся и широким шагом направился в хижину. Игнасио проводил его печальным взглядом и протянул руку за трубой. Эмили молча подала ее. Она смотрела теперь на свою бывшую камеристку со странной смесью брезгливой жалости и любопытства.

– Что ж, – сказал я, пока Игнасио смотрел в трубу. – Скоро мы, по-видимому, все-таки прибудем в Англию, как ты и хотел. Что ты намерен делать дальше? И да, позволь заметить, ты вовсе не был против ухаживаний Джека. По крайней мере, именно так это выглядело со стороны.

Не знаю, зачем я это сказал. Просто из чувства справедливости. Ведь Мартинес и впрямь мог раз и навсегда дать понять Джеку, что против его ухаживаний. Но он не сделал этого. А теперь заявляет, что в этом нет его вины.

Игнасио не отвечал. Потом вдруг уронил руку с трубой и посмотрел на меня с беспомощностью и страхом.

– В чем дело? – спросил я.

– Это они, – выдавил он хриплым голосом. – Люди Диксона.

– Ты уверен?

Игнасио вновь не ответил. Трясущимися руками он поспешно выудил из лифа платья свою повязку, затем пресловутый шейный платок и вернул их на прежние места.

Через несколько минут нос первой шлюпки с шорохом ткнулся в песок. Первым из нее выскочил загорелый длинный светловолосый мужчина и, улыбаясь, будто старым знакомым, направился к нам.

– Добрый день! – крикнул он издалека и махнул рукой. Приблизившись, он поклонился Эмили, коротко кивнул Марии и затем протянул мне руку.

– Мы не знали, что остров обитаем. Шторм нас изрядно потрепал, и мы немного сбились с курса. Потом мы увидели землю и подумали, что это возможность, предоставленная нам самим Господом пополнить запасы пресной воды. А ночью вдруг увидели ваш костер. И здорово удивились. Мы идем из Бриджтауна в Портсмут. Не ожидал встретить в такой глуши леди и джентльмена. Я приятно удивлен. Меня зовут Дэн Бэйл. Вы здесь втроем? Сели на скалу? Или на песчаную банку? Здесь у берега полно и того и другого. Что, больше никого не осталось в живых? Как называлось ваше судно? Откуда вы шли?

Слова потоком лились из него, он задавал тысячу вопросов и ни на один из них не давал возможности ответить. И при этом он беспрестанно улыбался. После рассказа Игнасио я приготовился встретить банду головорезов и вовсе не ожидал увидеть такого солнечного и дружелюбного человека. И хотя я заметил в глазах Дэна настороженность и то, что он внимательно изучает нас и будто старается запомнить каждую черточку моего лица, мне показалось это естественным. Кто бы не насторожился, встретив незнакомых людей в таком месте.

Из хижины появился Джек, бросил на Игнасио короткий недоуменный взгляд и направился к нам.

– А! Еще один выживший! – обрадовался Дэн. Его улыбка стала шире, хотя я не представлял, что такое возможно. Джек смерил его мрачным взглядом и остановился рядом со мной, напротив Бэйла.

– Сколько же вас здесь?

– Четверо, – мне, наконец, удалось вставить слово. – Меня зовут Томас Рейнольдс. Это моя жена, Эмили Рейнольдс. Это Джек – бывший матрос «Елены», на которой мы прибыли сюда. И Мария – наша камеристка.

Я махнул рукой через плечо на Игнасио. Дэн бросил на Марию один равнодушный взгляд, потом посмотрел на побритого и причесанного Джека, его кюлоты с серебряными пуговицами, и слегка сощурился, не переставая, впрочем, улыбаться.

– Как давно вы здесь? Есть ли здесь пресная вода?

Дэн покосился на Джека, и я, воспользовавшись секундной заминкой сказал:

– Мы, как и вы, попали в шторм и ночью налетели на скалу. Мы были в постелях, когда ощутили толчок, такой, что нас выбросило с коек, и судно встало. А когда поднялись на палубу, то поняли, что остались одни. Экипаж смыло в море или снесло резкой остановкой. А может быть они попытались спастись на шлюпках. Так или иначе, все они погибли.

– А как же вам удалось спастись?

– По счастью на борту оставалась одна шлюпка. На ней мы и добрались до берега, когда море немного поутихло. Потом, во время прилива «Елена» снялась со скалы, на которой сидела, и тут же угодила на другую. Как вы и сказали, здесь этого добра полно. Так что мы весьма своевременно покинули ее. Было это три месяца назад. Потом, во время шторма, она развалилась на части и затонула. Скажите, мистер Бэйл, сможете ли вы забрать нас отсюда? По возвращению в Англию я гарантирую вам вознаграждение, достойное этого доброго дела.

– Полноте, мистер Рейнольдс, неужто вы подумали, что мы можем оставить вас здесь умирать? Конечно, мы вас заберем. На борту, правда, мало места, ведь мы обычно не берем пассажиров, но мы постараемся разместить вас со всеми удобствами, как самых дорогих гостей, – он поклонился Эмили. – Эй, не бойся детка, ты тоже не останешься, – крикнул он Игнасио, который, весь сжавшись, с побледневшим лицом наблюдал за высадкой на берег остальных матросов.

Я глянул на него и понял, что он, занятый своими мыслями, не слышал нашего разговора. Оно и к лучшему. Пусть «Мария» и нема, нам нужно сперва кое-что обсудить, прежде чем мы вернемся в большой мир и встретимся с другими людьми.

Джек тоже повернулся и уставился на него. Игнасио поднял правую руку и будто случайно приложил пальцы к губам. Джек вернулся к Бэйлу.

– Как называется ваш корабль, что вы везете? Куда идете?

Дэн вежливо улыбнулся.

– Я уже сказал мистеру Рейнольдсу, что мы идем в Портсмут с Барбадоса. Не везем ничего особенного, самые обычные товары Нового света: кошениль и какао. Не беспокойтесь, джентльмены и прекрасная леди, «Персефона» доброе судно, а его капитан старый опытный моряк. Знает эти воды как свои  пять пальцев. Доставим вас домой в целости и сохранности. Мы вышлем за вами шлюпку, как только вернемся с водой. Мы могли бы забрать вас прямо сейчас, но боюсь с бочками и при таком волнении вам будет не слишком удобно.

– Что ж мистер Бэйл, мы ждали три месяца, можем подождать еще несколько часов, – сказал я.

– Прекрасно! – воскликнул Дэн. – Если не возражаете, я пойду к своим людям. Мадам, – он снова поклонился Эмили и чинно зашагал к шлюпкам.

Джек тут же повернулся к Игнасио.

– «Детка», – сказал он язвительно, – что за маскарад? Решил охмурить еще кого-нибудь?

– Люди Диксона, – шепнул Игнасио, почти не шевеля губами.

Джек принялся разглядывать матросов. Потом равнодушно пожал плечами. Видимо результат его полностью удовлетворил. Действительно, «люди Диксона» выглядели не лучше и не хуже других моряков: полотняные рубахи, драные или совсем новые, бриджи, вязанные шапки или тюрбаны всевозможных цветов и форм – это была пестрая команда, но ничем не выделявшаяся среди других таких же.

– Я не могу подняться на это судно.

– Не дури, – Джек схватил Игнасио за плечо и дернул к себе. – Мы не останемся здесь только потому, что тебе так захотелось. И один ты здесь не останешься.

Я попытался втиснуться между ними, чтобы Джек отцепился от Мартинеса, который уже начал морщиться от боли.

– Игнасио, Джек прав. Мы не можем остаться. Неизвестно, когда появится другое судно. Мы можем не дождаться его. Если мы откажемся плыть с ними, это только вызовет подозрения. Успокойся, никто не узнает тебя. Если будешь вести себя как прежде. Мы несколько месяцев считали тебя женщиной и ни о чем не догадывались.

– Да, – сказал Джек и глумливо усмехнулся. – Ты главное не давай им залезть себе под юбку.

Во взгляде Игнасио вспыхнула злость, он дернулся к Джеку, но наткнулся на меня. Я схватил его за плечи и оттащил в сторону.

Матросы, выгружавшие бочки из шлюпок, с интересом пялились на эту возню и ухмылялись. Эмили встала перед нами, загораживая от чужих взглядов, и сказала твердым голосом:

– Мистер Мартинес, мой муж и мистер Джек правы, мы не можем остаться здесь, и не можем оставить здесь вас одного. Это было бы сродни убийству. Никто из нас не стал бы брать на душу такой грех, несмотря на ваши неблаговидные поступки. Вам придется побороть свой страх и отправиться с нами в Англию. Никто пока не узнал вас, и я думаю, так будет и впредь. Я уверена, вам нечего бояться.

Игнасио промолчал, голова его поникла. Выбора не было, и ему пришлось смириться.

Матросы тем временем катили наполненные бочки обратно. Вскоре погрузка была завершена и все шлюпки, кроме одной, отчалили от берега. Дэн запрыгнул в эту последнюю шлюпку и махнул нам рукой.

– Я немедленно доложу о вас капитану, – крикнул он. – Мы пришлем за вами, а пока соберите свои вещи.

Матросы взялись за весла, Дэн еще раз помахал на прощание.

Я, не отрываясь, смотрел на удаляющееся крохотное суденышко и никак не мог отогнать от себя мысль, что это уплывает наша последняя надежда вернуться домой. Дэн обещал забрать нас, но маленький червячок сомнения точил меня изнутри. Я встряхнулся и попытался отбросить тревогу.

– Итак, джентльмены и прекрасная леди! Нам нужно собираться! Не берите с собой слишком много, только самое необходимое.

Джек хмыкнул, обводя себя руками и как бы говоря, что все его вещи при нем. Игнасио застыл мраморной статуей, и мне стало его жаль. За окаменевшим лицом явно виделся смертельный страх. Я хотел бы сказать, что ему нечего бояться, но он не поверит и будет прав. Никто не может предсказать, что случится с нами на «Персефоне». Однако и на острове, в нашем Цветочном Горшке, может произойти все что угодно. Так что не нам было воротить нос от представившегося шанса на спасение, каким бы хлипким он не выглядел.

– Идем, – я слегка подтолкнул Мартинеса, – нужно собираться.

Как сомнамбула, Игнасио последовал за мной.

Сборы были недолгими. Укладывая вещи, Игнасио вдруг замирал, задумчиво глядя вперед, потом вздрагивал и оглядывался на Джека, будто прося у него защиты. Он был таким печальным и жалким, но я, глядя на него, ощущал тайное чувство удовлетворения, которое то пытался подавить, движимый угрызениями совести, то с радостью любовался им как неким произведением искусства мной самим созданным. Мартинес без сомнения заслужил толику душевных мук.

Джек вышел на берег с подзорной трубой и через несколько минут вернулся назад.

– Они не возвращаются, подняли шлюпку.

Все высыпали из хижины. Джек был прав. На корабле все занимались своими делами, будто и не было никаких островитян, которых они обещали забрать.

– Они нас бросили, – сказал довольный Игнасио.

– Нет, – отрезал я. – Бэйл сказал, что сообщит капитану. Вероятно, сейчас они разговаривают.

Игнасио хмыкнул.

– А еще он сказал, что нам неудобно будет при таком волнении. Посмотрите – море спокойно.

– И все-таки они не ставят паруса и не поднимают якорь, – заметил Джек, – значит, уходить не собираются.

Эмили опустилась на нашу садовую скамеечку. Я сел рядом. Джек, немного постояв, пристроился прямо на песке, откинувшись спиной на бревно. Игнасио, некоторое время понаблюдав за нами, пожал плечами и скрылся в хижине.

Море, шумя, накатывалось на берег, деревья мирно шелестели над головой, солнце, проникая сквозь листья, пятнало светом руки и юбку Эмили, а ветерок приносил из джунглей запахи цветов.

«Рай, да и только»,  – подумал я снова. Смутная тревога, не переставая точила меня.

Корабль по-прежнему лежал в дрейфе с убранными парусами, но шлюпку так и не спускали.

Джек задремал, Эмили теребила сорванный с дерева лист, и только я до боли в глазах, не отрываясь, всматривался в застывший на фоне синего неба силуэт.

Игнасио принес нам воды, сухарей и плодов. Протянул Джеку бутылку рома, видимо ранее припрятанную. Джек с подозрением посмотрел на нее и отказался.

– Так и будете здесь сидеть? – спросил Игнасио. – Скоро стемнеет.

Он был прав. Мы просидели на берегу до самого вечера. Тени удлинились и поползли по песку, солнце неудержимо катилось к горизонту.

Я поднялся.

– Они пришлют за нами завтра, – сказал я с уверенностью, которой у меня не было и в помине, и почувствовал, как тяжесть на сердце становится невыносимой.

– Ты прав, – улыбнулась Эмили, пряча глаза.

Когда стемнело, все отправились спать. Нужно ли говорить, что в ту ночь я не сомкнул глаз. Каждую минуту в шуме волн мне чудился то скрип весел в уключинах, то хлопанье расправляющихся парусов. И как наяву я видел то спасительную шлюпку, идущую к берегу, то предательски удаляющийся в море корабль. Напрасно я пытался успокоить себя тем, что капитан не поведет корабль в море ночью. Только не в нашей бухте, усеянной рифами будто пасть акулы зубами. Напрасно я пытался унять надежду – ведь и шлюпку ночью за нами не отправят. Я ворочался на своей травяной постели не в силах не только спать, но и лежать спокойно.

Я слышал горестные вздохи на соседней койке. Игнасио также не спалось. Страх и надежда также терзали его. Вот только страхи и надежды у него были другие, противоположные моим.

На другой койке слышалось угрюмое сопение. Видно история с Игнасио не давала уснуть и Джеку.

Я попытался представить себя на его месте. Что если бы Эмили, моя прекрасная, нежная Эмили, оказалась вдруг при ближайшем знакомстве мужчиной? Дурацкое предположение, но все же. Что бы я почувствовал тогда? Что бы сделал? Но как ни старался, я не мог поставить себя на место Джека. Слишком нелепая была ситуация.

Игнасио зашуршал соломой, поднялся и вышел наружу.

Я обманулся, Эмили обманулась, но как мог обмануться Джек, который был столь близок с Марией? Который видел ее каждый день, смотрел на нее каждый день, ловил любое движение, часами просиживал на берегу только и занимаясь тем, что глядел на нее. Что застило ему глаза, что он настолько ослеп? Ром? Любовь? Я не верил в это. Пусть Игнасио был одет в платье, пусть притворялся женщиной, но женщиной он не был. Он не мог полюбить Джека, а тот его. То была нелепая болезненная выдумка.

Игнасио не возвращался, я встал и вышел за ним. Набежавшие к вечеру облака закрыли луну, и море потусторонне шумело во тьме.

– Вы думаете, они вернутся? – произнес вдруг задумчивый голос, и я чуть не наткнулся на Игнасио, стоящего на берегу.

– Я надеюсь на это, – ответил я.

– Это дурные люди, сеньор Томас, не жалейте, если они бросят нас.

– Дурные люди? Я пока не видел от них ничего плохого. А вот ты Игнасио? Ты – хороший человек? Ты убил Диксона, ограбил его, переоделся женщиной и несколько месяцев находился возле моей жены, как камеристка! И надо сказать, не самая лучшая.

Игнасио рассмеялся, в темноте блеснули его глаза и зубы.

– Да, сеньор Томас. Я был рыбаком, был работником на плантации, наверное, я не самая лучшая камеристка, но вы ничего не подозревали, пока Джек не нащупал то, что я пытался скрыть от него…

Он снова засмеялся и меня это взбесило. Мало того, что этот пройдоха самым подлым образом обманывал нас, издевался над Джеком таким извращенным способом, теперь, когда его раскрыли, это кажется ему смешным.

– Не смей говорить о людях Диксона плохо, – тихо и зло проговорил я. Игнасио замер, уловив угрозу в моем голосе. – Как смеешь ты обвинять людей, которые не сделали ничего плохого? Ты, от которого мы не видели ничего кроме обмана?

Игнасио некоторое время молчал, а потом сказал тихим голосом:

– Да, сеньор Томас, я только обманывал вас, но делал это вынужденно. Выбора у меня не было. Но поверьте, я никогда не желал зла ни вам, ни вашей жене, ни, – тут он запнулся, – ни Джеку. – Да, я вор и убийца, мужеложец, развратник и лжец, но вся моя вина только в том, что я всю жизнь жил чужой жизнью и не знал, чего я хочу, а когда узнал, то понял, что получить мне это невозможно.

– Оправдания, – выплюнул я, окончательно раздраженный этим жалким лепетом. – Ты совершенно прав в одном – ты вор и убийца, остальное всего лишь оправдания!

Но Игнасио будто не слышал меня.

– Да, невозможно. Опять невозможно. И в этот раз, – бормотал он. – Это, сеньор Томас, меня повергает в отчаяние. А человек в отчаянии способен на все, потому как терять ему нечего.

– Порядочный человек никогда не доведет себя до отчаяния, чтобы потом оправдывать им свои гнусные поступки.

Зубы Игнасио снова блеснули.

– А ведь я не порядочный человек, сеньор Томас. Мой отец сотрудничал с пиратами и работорговцами, и я всю жизнь считал это правильным. Я вырос на пиратском острове, среди проходимцев. И хотя получил хорошее английское воспитание, купленное на грязные кровавые деньги, а также порцию законов божьих, но я не порядочный человек. Порядочные люди водятся в Англии, а не на островах Испанского мэйна. Но у меня, сеньор Томас, есть совесть и свое понятие чести. А у этих людей их нет.

Кажется, наступило время заканчивать разговор. Все равно он двигался по кругу. Игнасио говорил, что люди Диксона плохи, я, что они не сделали еще ничего плохого, зато сам он успел натворить дел, а он утверждал, что он-то не мог поступить иначе, а вот люди Диксона – действительно плохие люди. Он мог спорить и оправдываться до бесконечности, здесь ему не было равных. Я понял это очень хорошо, несмотря на то, что он лишь недавно начал говорить с нами. Честно говоря, Мария мне теперь нравилась куда больше. Этот Начо, Игнасио, был насквозь испорченный тип, который кичился к тому же своей испорченностью и с гордостью не признавал себя порядочным человеком. Я развернулся, чтобы уйти, но Мартинес как будто не замечал меня.

– Что же мне делать? – задумчиво, будто разговаривая сам с собой, проговорил он.

– Ничего, – ответил я. – Оставайся и дальше Марией, и никто ничего не заметит. Только… как и сказал Джек, постарайся держаться подальше от мужичин, которые хотят залезть тебе под юбку.

Я с сомнением оглядел фигуру Начо, едва видную в темноте и добавил:

– Если таковые появятся, конечно.

Игнасио хмыкнул.

– Ну, Джек-то клюнул на Марию.

– Тебя это веселит?

– Нет, сеньор Томас, – ответил он непривычно серьезным голосом. – Я действительно не хотел этого. То есть, я сначала думал, что не хотел. Я не собирался тут заводить шашни. Я просто хотел выжить. А для этого мне нужно было оставаться Марией. Но Джек заставил меня забыть об осторожности. Поверьте, я, как и вы, не испытывал к нему расположения. Но потом я сам не понял, как он начал нравиться мне. Я думал, что в любой момент смогу остановить его, но дело заходило все дальше, а во мне все меньше оставалось воли, чтобы прекратить это. Наверное, в глубине души я надеялся, что он примет правду, если вдруг она откроется ему. Святая Мария, какой же я был дурак! В конце концов, он раскрыл меня. О чем я только думал? Если бы не это клятое кораблекрушение, не этот клятый шторм, эти клятые рифы… мы наверняка были бы уже в Англии. Но тогда, что было бы с Джеком? Его бы повесили. Без сомнения, повесили бы. Но тогда бы я его не знал, и мне было б все равно. А теперь не все равно, но он ненавидит меня. Смешно. Глупо. Да уж, судьба. Как он и говорил.

Я не понял, о чем он толкует и мне снова показалось, что он разговаривает сам с собой.

– Это кораблекрушение стоило жизни всем нашим спутникам, а ты пока еще жив, так не жалуйся!

– Вы правы, сеньор Томас. Мы все еще живы и, даст Бог, уберемся с этого острова. И может даже – черт с ним! – на «Персефоне»!

Он нервно засмеялся.

– Если будешь благоразумен и никто не «заставит тебя забыть об осторожности», все будет хорошо. А что ты намерен делать дальше? Когда мы все-таки прибудем в Англию?

– Где-то в Солсбери живет дядя моей матери. Поеду к нему. Надеюсь, он меня примет. Если же нет, что ж, тогда и буду думать, что делать дальше.

– Если ничего не выйдет с дядей, думаю, в моем доме найдется место горничной для тебя.

Я хлопнул его по плечу и пошел назад. Лежа в постели, я слышал, как через несколько минут Игнасио вошел в хижину, лег в постель, в последний раз тяжело вздохнул и затих.