Текст книги "Дельфийский оракул"

Автор книги: Екатерина Лесина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

В палисаднике, в ароматной тени чубушника, синел водосбор, раскрывались навстречу солнцу желтые календулы.

– Он все правильно понял. Собрал вещички и сделал ручкой – мол, до свиданья. По мне, так скатертью дорогу и ветра ему в спину. А Светка гвалт подняла. Дескать, семейного счастия ее лишили! Бегала к участковому, плакалась, да только он на мою сторону встал. Тоже из наших, из местных, и знал про ее муженька все распрекрасно, какой он есть «хороший». Так мне и сказал: не имей беспокойства, Клава. Я и не имела. Ну, да не об этом речь. Третьего дня как муж ее съехал, подошла ко мне Иринка. Сама-то махонькая еще, крохотулечка совсем была. И говорит, значит, что Фира мне кланяется – за заботу. Не поверишь, слово в слово повторяю! А она продолжает. Кланяется, мол, за свою дочь и умоляет, чтоб я о своей дочке подумала. Дескать, плохо ей одной. Ну, у меня-то прямо все внутри и оборвалось. Никто же не знал про Аньку! Никто! Я на зоне понесла от одного… не важно. Родила – и отдала. Забыла. Ну, думала так, что забыла. А после Иркиных слов прямо как пелена с глаз моих упала.

Старуха отвернулась, и Далматов подумал, что не так уж стара она, какой выглядит. Что, верно, при иной жизни была бы эта женщина моложавой и красивой, еще не утратившей интереса к нарядам, вероятно, веселой, и хоть горячего норова, но доброй души.

– Я ж думала о ней. Каждый божий день думала, только мысли эти гнала прочь, подальше. Уговаривала себя, что без меня Анечке лучше. Кому нужна мать-уголовница? Три дня проплакала, а на четвертый сама пошла к Иринке, спросила, не сказала ли ей Фира, куда мне ехать. И знаешь, Иринка ответила! Не про «дорогу дальнюю», а нормально – место назвала. Велела еще – настойку купить, рябиновую. За нее-то, за бутылку, я с директором приюта – тот еще был пропойца – и сговорилась. Забрала мою девочку. Уж как я плакала, уж как тряслася, все боялась – не простит! А нет, не в меня пошла Анечка, а вот в кого – не знаю. Добрая очень. Меня вот на горбу своем тянет, бесполезную… но тебе ж неинтересно про меня слушать и про Анечку? Ты за Ириной пришел.

– За Дарьей, – уточнил Далматов. – Кузнецовой.

– Шалава. – Старуха кивнула, дескать, помнит про такую. – Ирка ее и привела сюда. Мол, тяжело ей одной жить. Мать-то ее упокоилась, вот Ирка и куковала. Ничего не скажу. Тихая была, по мне, так даже и с перебором. Рядилась в серое. Ходила на цырлах. И слова-то лишнего от нее не услышишь. Ей бы жениха искать, да кто ж на этакую мышь взглянет? А уже потом, через Анечку, я прознала, что Ирка деньгу зарабатывает. Салон открыла. Гадательный! Ну и правильно. Чего таланту зря пропадать? Пускай работает. Ну, Дарья-то следом и потянулась, только пустая она. Тьфу!

Старуха сплюнула, и плевок упал в трещину на плитке двора.

– Жили-то они тихо, не ссорились. А в мае аккурат солнышко припекать стало, вот я во двор и спускаюсь. Сижу тут, чтоб Анечке не мешать. У нее муженек молодой, дитё, куда еще и я? Тут себе сяду и сижу, за этими, вон, приглядываю.

Собаки забрались в кусты и улеглись, вывалив розовые языки. Дети возились в песочнице. Старый кот лениво обгрызал настурции, правда, листья выплевывал.

– И, значит, подходит ко мне Ирочка. Садится… ну вот где ты сидишь, туда и садится. И говорит, мол, просьба у нее ко мне имеется. Не соглашуся ли я исполнить? А мне-то в радость, добром за то добро, которое она мне сделала…

Театральная пауза, и слезы в глазах. Глубокий вдох, от которого полы халата расползлись, обнажив старую застиранную рубашку с латкой на груди.

– Умру я, говорит, – бабка Клава перекрестилась. – Ирочка мне так сказала. Мол, что умрет! Я и кинулась выспрашивать – может, больная она? Так моя Анечка врачом работает, она б не отказала ей помочь. Не сама, так у ней знакомые есть. Ирочка только засмеялась. Здоровая, мол, она! Вот только умереть ей судьба, а от судьбы не сбежишь. И еще добавила, что смерть ее будет тихой, без боли. И то хорошо… а смерть – это ей наказание за жадность, за то, что даром своим торговала. Ну все ж торгуют! Кто телом, кто душою. За что ж ее-то? Господу виднее, так, да?

– Без понятия.

– А попросила она меня отдать кой-чего человеку, который сюда придет и станет про Дашку спрашивать. Что человек этот будет белым и калечным на руку.

Надо же, какая точность!

Старуха навалилась всем телом на клюку, которая под ее немалым весом звучно затрещала, и Далматов даже подумал, что клюка сейчас не выдержит, разломится, старуха рухнет на землю, и ему придется поднимать ее.

К счастью, клюка выдержала.

Обитала бабка Клава на третьем этаже. Лестница в доме была узкой, с высокими ступеньками, каждую из которых старуха брала, как барьер. Приостанавливалась, дышала, отфыркиваясь, и забиралась на следующую. Медлительность собственная ее злила.

Она так же долго звенела ключами, не способная выхватить нужный, и дверь в итоге открылась изнутри. Тоненькая девушка, которая из-за хрупкости своей казалась более юной, нежели была, спросила:

– Что случилось, мам? Тебе плохо?.. А вы кто такой?

– Он ко мне. По Иркиной просьбе, – Клава, оттеснив дочь, проползла в узкий и длинный коридор квартиры. – Передать надо… надо передать.

В квартире пахло хлоркой, котлетами и еще – яблоками с корицей.

– Хотите чаю? – дружелюбно поинтересовалась Анечка. – Я булок напекла. Маме нельзя, а я много не съем.

– Хочу.

В этой квартире, похоже, все комнаты были длинными и узкими, с высокими потолками, на которых сохранились остатки лепнины, с широкими подоконниками и деревянными скрипучими оконными рамами. На подоконниках стояли вазоны с базиликом, петрушкой, душицей и прочей садовой зеленью, которую Анечка срывала, резала, смешивала и добавляла в чай, отчего тот становился душистым.

Горой на плетеном блюде возвышались булки, пышные и сладкие.

– Жалко, что Ира умерла, – Анечка умудрилась всунуться между холодильником и подоконником, на этом пятачке пространства она чувствовала себя вполне удобно. – Она хорошая была. Только странная.

Клава все еще копалась в поисках того, что ей было поручено передать Далматову. Из-за фанерной стенки доносились разнообразные звуки – скрип, скрежет, хруст чего-то, сиплое дыхание и хриплое покашливание.

– Вы дружили? – спросил Далматов.

– Ну… скорее, да, чем нет. Приятельские отношения. Но не дружба. С ней тяжело было дружить… она не умела молчать. – Признание – и потупленный взгляд, пятна румянца на щеках. – Мы вот с Андреем встречаться начали… ну, не начали, а давно уже. Я его сюда пригласила, чтобы с мамой познакомить. Понимаете, да? А во дворе – Ира. Она только глянула на него и говорит, что он – дрянь. Вот просто без повода берет и говорит, что Андрюшка – дрянь! И двуличный. И мне изменяет. И, точнее, даже не мне, а той, другой, а та – его настоящая невеста…

– А у него была невеста?

Сахарная пудра просыпалась на кружевную скатерть, но Анечка не заметила этого. Она отрывала от булки кусочки, скатывала в шарики и складывала их на тарелку.

– Была, – после недолгой паузы призналась она.

– Тогда… Ирина вас предупредила.

– А кто ее просил?! Если бы не она… он бы… мы бы… у них почти уже все кончилось! И мы бы с ним… – Она отвернулась и часто заморгала, пряча слезы. – Она и сама поняла, между прочим. Прощения просила, перед тем как… подошла и извинилась, что полезла не в свое дело. Сказала, что не всегда умеет с этим справляться. Видит гнилье – и пугается. И Андрея испугалась. А он не такой уж и плохой! Он к ней извиняться ходил, ну, что накричал на нее тогда. Работу предложил… хорошую…

– А не знаете, где?

Анечка кивнула:

– В Центре каком-то. Он еще называется так… «Предсказатель»? Нет. По-другому, но как-то похоже.

– «Оракул»?

– Точно! Там его университетский приятель директором работает…

Сопя и покряхтывая, на кухню протиснулась Клава. В руках она держала запыленный пакет, перевязанный крест-накрест полоской скотча.

– Вот. – Клава бросила пакет на стол. – Забирай. И еще сказать она просила, что ты сам себя на цепь посадил и на этой цепи повесишься! Теперь – все…

…Дашку он все-таки дождался.

– Чего надо? – поинтересовалась она, глядя на него как-то совсем недружелюбно.

– Поговорить.

– Некогда мне разговаривать. Уезжаю я!

– Куда?

– На кудыкину гору.

Залепить бы ей пощечину, в целях сугубо воспитательных, но Далматов сдержался.

– Мамка у меня заболела! – взвизгнула Дашка и разревелась. – Совсем… заболела…

Оплакивала ли она заболевшую мать или свою, закончившуюся так бездарно городскую жизнь, Далматов так и не понял. Важно, что в его деле Дашка Кузнецова свою роль уже сыграла.

Глава 2

Колесница Феба

Уже соглашаясь на эту авантюру, Саломея знала, что пожалеет она о своем решении.

Она не сможет работать рядом с Аполлоном.

И не найдет повода отказать ему.

– Я тебя устрою в Центр, – сказал он тогда, выводя Саломею из кафе. Безумное чаепитие закончилось безумной прогулкой, во время которой Аполлон вновь «сменил лицо» и теперь вел себя, как тот, другой, потерянный ею десять лет тому назад.

– Зачем?

– Чтобы ты осмотрелась, – он держал Саломею за руку. Часто останавливался. И от взгляда его все у нее внутри переворачивалось.

Разве можно врать – вот так?

– Я предложил Ирине работу. Она и проработала, неделю. А потом исчезла и вновь появилась… и чувствую я, что «Оракул» с этим связан.

Саломея кивала, пытаясь собрать мысли в кучу. Мысли разбредались, как глупые овцы, да она и сама – овца безмозглая.

– И с семьей тебя познакомлю… притворимся, что у нас роман.

– Что?!

– Случайная встреча с прошлым. Костер страсти вспыхнул, и все такое… не волнуйся, у нас с Ренатой дружеские отношения. Она – замечательная женщина. Думаю, вы понравитесь друг другу.

Об этом Саломея и думала, когда открывала дверь, отмеченную скромной табличкой «Аполлон К. Директор». За дверью была небольшая, но уютная приемная в сине-золотых тонах, где скучала наедине с пасьянсом девушка-секретарь. Саломею она встретила дружелюбно, попросив подождать несколько минут.

За эти минуты – ожидание и правда не затянулось надолго – Саломея трижды успела себя уговорить на побег – и трижды отменяла принятое решение. Она осталась – и была вознаграждена собственным кабинетом о девяти квадратных метрах, о трех окнах в пол и об одной чахлой герани.

– Располагайтесь. – Аполлон держался отстраненно, играя придуманную им самим роль, и, честно говоря, Саломея радовалась, что роль эта требовала соблюдения дистанции.

– Запись к вам начнется со следующей недели, – предупредил он ее, прежде чем откланяться. – А пока – осмотритесь. Познакомьтесь с коллективом. У нас очень дружный коллектив! Валечка вам поможет.

Валечкой звали ту самую девушку-секретаря, которая была рада возможности получить хоть какую-то свободу. Валечке недавно исполнилось семнадцать, была она не то чтобы глуповата, скорее легка на мысли и бесхитростна на желания, которые и не прятала от людей.

– Я тут уже месяц, – сказала она, помогая Саломее оттащить к стене массивный стол. Он стоял поперек кабинета, перегораживая его почти пополам. – И надолго не задержусь. Мне бы опыта только набраться. Я вообще директором стану. Потом.

– Директором чего?

– Чего-нибудь. – Валечка вытерла со лба несуществующий пот. Кажется, конкретика ее волновала мало, главное – должность, а к чему она будут «прикручена», вопрос третий, если и не десятый. – Я поступаю. На экономический. Мама хочет, чтобы я в учительницы пошла, чтобы как она, но я не пойду. Тоска смертная!

– И как тебе здесь?

Саломея, обнаружив за радиатором сухую ломкую тряпку, кое-как смахнула пыль с подоконника, с глиняного горшка и с печальной герани. Цветку досталась и вода, благо, бутылка стояла в углу.

– Здесь? Ничего так. Прикольненько. Шизики все! Ты вот на них не похожа… не обижайся, я верю! – поспешно воскликнула Валечка и руки вскинула, словно бы сдаваясь на милость Саломеи.

– Во что веришь?

– Ну… в то, что ты будущее видишь.

– Я не вижу будущее.

– Да? А то остальные… ой. – Она хихикнула и зажала рот ладошкой. – Значит, ты нормальная? А то этим слова не скажи… Вообще, дурка сплошная! Павличек наш – маг первостатейный. Ходит с бараньим черепом в обнимку! Дуська – та в хламиды рядится, браслетов понацепит – и ходит, звенит, как старое привидение. Но клиент к ней так и прет. А к Павлику – не очень. Вот они и цапаются постоянно. Анна Александровна очень милая. И Зиночка тоже, но она не из предсказалок, она карму чистит…

В консультационном центре предсказаний и белой магии «Оракул» работали, в общей сложности, дюжина колдунов и колдуний. Плюс обслуживающий персонал. Плюс косметологи и фармацевты, к слову, дипломированные, ибо, как выразилась Валечка, проблемы никому не нужны. Работал «Оракул» по скользящему расписанию, в основном отдавая предпочтение вечерам, когда, как известно, у людей появляется свободное время и возникают странные желания.

Но из всего этого списка работяг Аполлон выделил лишь троих, отмахнувшись от прочих: мол, эти мелкая шушера, не стоит и внимания на них обращать. И Валечка охотно подтвердила это мнение.

– …а тут у нас комната отдыха. Ну, и пообедать можно. – Валечка завершила экскурсию по первому этажу. – Тут микроволновка есть. И холодильник. И телик, только его никогда не включают.

– У бытовых приборов – очень негативная аура, – слабым голосом произнесла женщина странного вида.

Она лежала на белом диване в картинной позе, изображающей, как догадалась Саломея, высшую степень изможденности. Правда, поверить сему факту мешала изрядная упитанность дамы. Облачена она была в легкое льняное платье, вышитое спиралями, многочисленные браслеты украшали ее руки, а в складках пухлых пальчиков тонули перстни.

– Я – Евдокия, – представилась дама, слегка приподняв ручку, как бы для поцелуя. – Валечка, деточка, не будешь ли ты столь любезна изготовить мне чашечку чая? Я безумно устала! А ты новенькая?

Вопрос был задан иным тоном, жадным и требовательным.

– Да, – ответила Саломея. – Приятно познакомиться.

Валечка только хмыкнула и занялась чаем.

– Нет-нет, милая. Не просто зеленый! А мой зеленый. Тот, с жасмином. И аккуратнее, деточка! Не рассыпь! Ты себе и представить не можешь, во что он мне обходится! Господи, как в наше время тяжело!.. И на чем специализироваться станешь? Карты? Руны? Кости?

– Вещи. – Саломея присела в кресло, оказавшееся мягким и довольно-таки удобным.

– Ве-е-щи?.. Ты слишком молода! И аура у тебя… – Евдокия прищурилась. – Порченая!

– Саломея, а ты чай будешь? – громко поинтересовалась Валечка.

– Только не мой! Извини, дорогуша, но он слишком дорогой.

– Я не люблю жасмин. – Саломея огляделась и только сейчас заметила девушку, застывшую в самом дальнем, темном углу комнаты. Девушка словно бы дремала, но, ощутив взгляд Саломеи, встрепенулась и выставила вперед руки с зажатыми в кукиши пальцами:

– Чур меня!

– Это Ларка. Блажит. Не обращай внимания, – благодушно произнесла Евдокия и, протянув руку, приказала: – Помоги!

…Ох, и нелегкая это работа – из болота тащить бегемота! А уж поднимать Евдокию с дивана – ничуть не легче. Но Саломея справилась, за что была вознаграждена почти дружелюбным похлопыванием по плечу и словами:

– Держись меня, дорогуша. Не пропадешь!

Павлуша, предпочитавший откликаться на Паоло, оказался невзрачным тощим мужчинкой. Он сбривал брови и волосы, чтобы лоб казался выше, а оставшиеся с боков головы пряди стягивал в длинный, пегого окраса «хвост». Паоло чернил глаза и пудрил щеки и оттого неуловимо напоминал поистаскавшегося клоуна, в котором ни грамма не осталось веселья.

Саломею он удостоил беглого взгляда, холодного жесткого рукопожатия и фразы:

– У вас дурная карма.

Анна Александровна – женщина зрелого возраста – выделялась в компании своей обыкновенностью. Она не носила ни колец, ни перстней, только золотой крестик на вощеной нити. От нее пахло духами и пирогами, и эта уютность ее облика как-то настораживала.

– Ларочка, – ласково поинтересовалась она. – Ты, никак, опять нажралась?

– Отвянь, – огрызнулась Ларочка, съеживаясь. Она выставила вперед согнутые в локтях руки и заслонилась ими, точно пытаясь стать невидимой под колючим взглядом Анны Александровны.

– Нет, деточка, не отстану. Дыхни!

– Да пошла ты!

Анна и правда пошла, но не туда, куда ей указала Лара, а к ней и, вцепившись в ее, дернула и приказала:

– Отвечай!

Застонала Евдокия, нарочито громко жалуясь на боль в подреберье. Мрачный Паоло, оглаживая ладонями бараний череп с нарисованной на нем пентаграммой, пробурчал, что все ее боли – от пережора.

– Дрянь мелкая, – Анна Александровна силой развела руки девицы в стороны и принялась бить Лару по щекам, не сильно, но обидно. Голова девушки моталась из стороны в сторону, словно в ее шее не было костей. – Ты как нажрешься… так и начинаешь дурить!

– Бездарность, – прокомментировала Евдокия, и Паоло с черепом кивнули, соглашаясь – и правда, бездарность она. – Вечно Лара напьется, а потом начинает все путать! Несет клиентам чушь. А они потом жалуются. Репутация Центра страдает!

Это объяснение Саломее подарили, как дарят шубу с царского плеча – с небрежностью и ожиданием благодарности.

– Отвянь, дура старая! – Лара вдруг словно очнулась и перехватила в запястьях руки Анны Александровны. – Что ты ко мне вяжешься?! Задолбала!

– Анна Александровна – добрая, – прокомментировал Паоло, пристраивая череп на коленях так, что глазницы его уставилась на Саломею в упор. – Она взялась за Ларочкой присматривать.

Ларочка завизжала и оттолкнула нежеланную помощницу:

– Прочь иди! Прочь!

– Выгонят тебя! – Анна Александровна с трудом удержалась на ногах.

Несмотря на ее кажущуюся хрупкость, Лара оказалась неожиданно сильной. Она вскочила и медленно наступала на Анну, заставив пожилую гадалку пятиться все дальше, пока не загнала ее в угол.

– Выгонят, и поделом, – сказала Евдокия, разглядывая перстни на пальцах. – Давно пора!

– Твар-р-рь… – пророкотала Лара, готовясь вцепиться в лицо Анне Александровне. – Из-за тебя…

Раздался визг, скрежет ножек стола по полу и звон разбившейся чашки, которая полетела в Лару, но попала в стену. Анна упала на пол.

– Стой! – Саломея вцепилась в плечи Ларисы, не будучи уверена, хватит ли у нее сил остановить безумную девку. – Пойдем отсюда!

Лара вдруг разом обмякла вся и затряслась:

– Пойдем, пойдем… Из-за нее все! – пожаловалась она, указывая на Анну Александровну.

Гадалка поднялась с пола и поправила задравшуюся юбку. Жакет треснул и лишился крупной металлической пуговицы, бант на блузе развязался, но в целом Анна Александровна даже после потасовки с Ларой умудрялась выглядеть почти пристойно.

– Пить меньше надо! – крикнула Евдокия, потрясая браслетами. – От водки аура загнивает!..

– Твари, – Лара заговорила, лишь оказавшись на улице. – Зря ты сюда сунулась. Изведут!

– Как-нибудь…

– Я тоже думала, что как-нибудь… тем более, тетушка моя здесь работает. Родная. Любимая. – Она всхлипнула и, сунув руку куда-то в подмышку, вытащила плоскую флягу. – Что тут сложного, да? Сиди и впаривай людям про то, чего слышать хотят. Инфа-то на них собрана! Будешь?

Саломея покачала головой, раздумывая, как поступить: вернуться – или послушать Ларку? Лара явно расположена к беседе, более того, она жаждет поделиться своими обидами, реальными ли, надуманными – не так важно, главное, что именно удастся выловить в потоке ее слов.

Или не удастся.

Глава 3

Пути неисповедимые

Лара всегда смотрела на тетку, как на существо высшего порядка. Тетка появлялась редко, принося с собой замечательную тишину, горячие котлеты и ношеные, но чистые наряды.

– Вот, – приговаривала она, доставая из аккуратного пакета – а у тетки даже пакеты были аккуратными! – плотный сверток с очередным платьем, юбкой или блузой. – Примерь.

Как правило, одежда оказывалась чересчур длинной, или широкой, или просто не подходящей по фигуре, но тетка всегда повторяла:

– Руки есть. Иголка в доме найдется. А все остальное – за тобой.

И Лара соглашалась, потому что не согласиться с теткой не имела характера. Мать Лары, тихая беззлобная пьяница, тоже характера не имела, и потому в теткино отсутствие квартиру заполоняли люди, большей частью незнакомые Ларе, но одинаково шумные и наглые.

Тетка мигом выставляла их всех прочь. Убиралась в кухне, в комнатах, пеняя Ларе за беспорядок. Потом она долго разговаривала с Ларкиной матерью, и этих разговоров хватало дня на три, а порою и дольше. Только финал все равно был предрешен – мать опять срывалась. Ее любовь к выпивке и мужчинам сплелась воедино, и она сама не могла бы сказать, что из этого для нее более ценно.

Когда Ларе исполнилось пятнадцать, мать зарезали из ревности, и снова не было понятно – приревновали ее к другому или же к бутылке?

– Смотри и запоминай, – приказала ей тетка на похоронах. – Вот что случается со слабыми людьми! Жизнь их ломает.

Она забрала Лару к себе, а квартиру, подремонтировав, «определила» под офис.

Довольно долго Лара не знала, чем именно занимается любезнейшая тетка ее, Анна Александровна. Она работала – это несомненно, но работа ее была странной. Она начиналась после полудня и заканчивалась около полуночи. Пожалуй, будь тетка помоложе, Лара сделала бы весьма однозначный вывод.

Все прояснилось само собой, когда Лара робко попросила тетеньку купить ей мобильник.

– Зачем? – спросила тетка, откладывая в сторону щетку для волос.

К прическе своей, равно как и к внешности, она относилась с величайшим вниманием, предпочитая скорее опоздать, нежели явиться на встречу в неприличном виде.

– У… у всех есть. А у меня – нет.

– И что?

Лара не знала, как ответить на этот вопрос. Действительно, как объяснить, что Лара, и без того ощущавшая себя неуверенно в новом классе – пришлось переводиться по настоянию тетки в другую школу, – вот-вот станет парией.

У всех ведь есть. А у Лары – нету!

– Допустим, тебе действительно нужна эта игрушка. – Анна Александровна повернулась к племяннице. – Но с какой стати я должна удовлетворять этот твой каприз?

– У… у меня день рождения…

– Через три месяца. Ну хорошо, я приобрету тебе аппарат. Что ты будешь с ним делать? Разговоры вести? И кто станет за них платить? Снова я?

Лара молчала. Она не знала, что ответить. Точнее, знала – ей ведь объясняли и про квартиру, и про опекунские деньги, и про то, что тетка вообще оборзела, – но как такое сказать, глядя Анне Александровне в глаза?

– Давай начистоту. – Тетя поняла все без слов и указала ей на стул. – Садись! Итак, ты полагаешь, что я бездарно трачу твои деньги? Те, которые государство выделяет на твое содержание? И те, которые ты могла бы получать, сдавая квартиру. Верно?

– Вы… ну…

По холеному теткиному лицу скользнула тень.

– Никогда не мычи. Или говори, или не говори. Но не мямли, как… как твоя мамаша!

– Да.

– Деньги… деньги. – Анна Александровна уселась в кресло, застланное домотканым пледом, купленным много лет назад, но не утратившим красок. В этом доме все было таким – старым, но аккуратным. Тетка умела обращаться с вещами, да и с людьми тоже.

– Я получаю деньги. И я же их трачу. Во-первых, ты живешь здесь…

Проходная комната. Тахта. Тумбочка и две полки в древнем шкафу.

– А я оплачиваю коммунальные услуги. Поверь, это немалая сумма. Во-вторых, питание.

Завтрак. Обед – с обязательным супом, который варится в большой кастрюле, на говяжьих мослах. Если на двоих варить, то кастрюли хватает на целую неделю. Ужин – не позже шести вечера.

– Ты не голодаешь. В-третьих, одежда.

Тетка не загибала пальцы – она была слишком хорошо воспитана для подобного жеста, но Ларе и без того становилось все хуже.

– Ты одета просто, но хорошо. Я уж не говорю о таких вещах, как нормальная школа и перспектива поступления в вуз.

Анна Александровна замолчала ненадолго, позволив Ларе обдумать услышанное.

– И если ты не дура – а ты, к счастью, не дура, – то должна понимать, что твои деньги тратятся на тебя же. Теперь – что касается мобильного телефона, который тебе так не терпится получить, косметики и прочей бесполезной ерунды. Я не могу ничего сделать с твоими желаниями, как не вижу и причин заниматься их исполнением. Однако могу подбросить тебе возможность заработать.

Так Лара оказалась в салоне «Третье око», в который превратилась прежняя ее квартира. Маленькую комнату тетка отвела под приемную, куда впихнула массивный стол, черный телефонный аппарат, имевший обыкновение по-старчески кряхтеть и стирать слова потоками шумов. Ларе вменялось в обязанности отвечать на звонки, записывать страждущих помощи на прием, желательно, выясняя, что же именно подвигло их на обращение к потомственной гадалке, принимать оплату, следить за порядком в очереди, а заодно уж и убираться…

Работа не была сложной, тетка честно платила деньги. И Лару такое положение дел устраивало. В целом. В частностях же, зарплата казалась ей маленькой, а работа – большой.

И тогда Анна Александровна предложила другой вариант.

– Небольшой любительский спектакль, милая. Главное – не переиграть. Представь, что ты рекомендуешь своего парикмахера… или мастера по маникюру.

У Лары не было своего парикмахера, а маникюр она делала сама.

– Но это нечестно, – попыталась было возразить Лара, уже понимая, что согласится.

– Зато эффективно.

Так Лара оказалась в женской консультации.

– Не пытайся заводить разговор сама, просто присоединись к чужому. И словно бы невзначай обмолвись, что…

Она надевала специальный пояс и просторное платье, в котором и правда выглядела беременной. Умелый макияж и черный парик прибавляли Ларе пару лет, а дорогая сумочка и золотые колечки, которые тетушка выдала ей под расписку, создавали иллюзию состоятельности.

Лара не делала ничего плохого. Она лишь хвасталась гороскопом, который составила для ее малыша замечательная предсказательница, гадалка и так далее… Анна Александровна, в свою очередь, старательно предсказывала людям только хорошее. Удачу, счастье, здоровье… все же знают, что для беременных очень важны положительные эмоции!

А деньги – пыль.

«Пыль» эта оседала в Лариных карманах, и жизнь становилась почти хорошей. Теперь Лара могла позволить себе всякие интересные вещи. Она покупала юбки, блузки, маечки, тратилась на косметику, но вот беда – времени на то, чтобы похвастаться перед кем-либо этими приобретениями, у нее не оставалось.

Да и вообще, времени ни на что не оставалось.

– Ничего страшного, – сказала тетка. – Деньги – не капуста. При хранении не портятся.

– Но я хочу…

– Всего и сразу? Так не бывает. Не волнуйся, милая, у тебя впереди вся жизнь. Успеешь еще потратиться. А пока что нам надо сменить план. Запомни: ни одну, самую удачную схему, нельзя использовать долго…

Из женских консультаций Лара переместилась в поликлиники. «Продавала» она уже не гороскопы, но графики совместимости зодиакального знака и прописанных человеку лекарств. Чушь, конечно, но – безобидная. Разве умная личность будет принимать таблетки «по звездам»?

Но находились и такие…

– Дураков на наш век хватит, – сказала тетка, подведя итоги этой «работы». – Главное – не упустить шанс. Запомни, деточка, чем старательнее ты работаешь, тем больше получишь.

Взяв в руки конверт, в котором прощупывалась плотная пачка купюр, Лара подумала, что, в общем-то, тетка права. К чему жалеть идиотов? Да и деньги нет нужды тратить. Лучше поднакопить и… приобрести машину.

Квартиру!

Неважно, что главное, главное, что Лара – сможет.

Очнулась она спустя год. Два? Три?.. Время пролетело незаметно. Лара закончила школу, получила аттестат и спрятала его в ящик теткиного серванта, среди иных, ненужных документов. Поступать куда-то? А зачем? Дураков ведь – тетка была права – хватает.

Главное – не упускать момент.

И деньги собирать. Деньги-денежки… счет в банке растет. Снежный ком, мысль о котором греет душу. Но вот Лара очнулась.

Она стояла в парке, слишком неряшливом, неухоженном, чтобы и правда быть… парком. За вереницей деревьев виднелось серое здание. Кустарник жался к железному забору, дорожки были усыпаны бурыми листьями. Лара вдруг осознала, что она понятия не имеет, какой сегодня день и где она находится.

– Она и правда поможет? Честно? – В Лариных ладонях трепетали чьи-то тонкие полупрозрачные руки. – Пожалуйста…

Кто она? Кто эта женщина и чего она хочет от Лары?

У нее прозрачное, как и руки, лицо, с огромными глазами. И кожа – дрянная. На щеках и переносице – испарина. А лоб высокий, безбровый. И волосы какие-то ненастоящие. Парик?

– Да, – Лара слышит собственный голос, но – словно со стороны. – Она вам поможет. Видите? Анна Александровна помогла мне. А врачи не давали ни одного шанса!

Какие врачи? Неужели Лара болела? Нет! Ложь! Она лжет. Кому и зачем?

Затем, что дураков хватает и они сами виноваты в том, что их обманывают.

– Вот, позвоните. – Лара вкладывает в дрожащие ладони картонку. – Расскажите ей о себе. Анна Александровна не откажет. Она – добрый человек.

Женщина прячет карточку в кошелек, бормоча слова благодарности. Каждое слово – камень, который летит в Лару. И надо бы остановить ее, эту странную дурочку, рассказать, что тетка ее лжет, но Лара говорит совсем другое:

– И она не мошенница. Она не возьмет с вас ни копейки…

У Лары получается дожить до вечера, продолжая двигаться по этой, уже чужой колее жизни. И только дома – это все та же квартира, в которой не появилось ни одной новой вещи, – Лару прорывает. Она кричит и плачет, а тетка, устроившись в кресле с клетчатой обивкой, смотрит на нее.

Курит.

– Ну надо же, – говорит она. – Я уж было подумала, что ты характером в меня пошла. А до тебя просто доходит долго. Сядь!

– Они же… они болеют!

– Болеют, – согласилась тетка, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. – Смертельно. Неизлечимо.

– И ты… ты…

– Ты, Лара! Это ты продаешь им надежду. Все хотят жить. И все верят, что уж их-то смерть обойдет стороной.

Их было много. Лара никогда не отличалась хорошей памятью и теперь рада была бы забыть их всех – имена, лица.

Диагнозы.

– Каждый из них – глубоко в душе – уверен, что поправится. Мы лишь помогаем этой вере.

– И убиваем…

– Глупости, – голос тетки – металл. – Их убивает болезнь! И врачи от них отвернулись. Так что мы, определенно, ни при чем. Что же до финансового вопроса, то все справедливо. Надежда стоит дорого.

– Я не хочу больше…

– Больше и не надо. Мы и так слишком долго занимались этим. – Тетка подала ей пепельницу, приказав: – Уберись.

И Лара подчинилась. Она четко осознала, что, при всем своем желании избавиться от тетки, у нее не хватит духу уйти.

– А если вдруг твоя очнувшаяся совесть приведет тебя в полицию, то учти, что сядешь за мошенничество ты. Я сумею договориться.

И это было правдой.