Текст книги "Теория газового света"

Автор книги: Екатерина Ландер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

2018-й. глава 4

«Если постоянно оглядываться на прошлое, неминуемо начинаешь теряться в настоящем…» – еще одна нелепая мысль. Очень не вовремя. И болезненно правдиво.

Кажется, последние одиннадцать лет Кристина старательно жила мыслью о прошлом. Всегда одна и та же. Одно и то же закольцованное воспоминание, не дающее покоя.

Это случилось в сентябре. В самом начале, когда прогретая земля еще не успела до конца остыть, а листья уже трепетали на шальном ветру воздушной позолотой, ловя на себе последние полупрозрачные теплые лучи. Кристина помнила то лето: продержавшаяся от начала июня наполненная дождями ненастная погода оставила в памяти девочки ощущение отпечатка ладони на запотевшем стекле – липкое и холодное.

А сентябрь пылал. Плыл в облаке бронзового вечернего зарева и ждал, с устало-снисходительной улыбкой взирая на распластавшийся под ногами пестрый кленовый ковер.

Ждал нечаянного мгновения, чьего-то волшебного чуда, маленького и прекрасного.

Но чуда не случилось. Случилось другое…

Те выходные, после которых жизнь никогда больше не была прежней, они с родителями провели в деревне у бабушки.

Старый просевший в землю домик, удивленно уставившийся распахнутыми ставнями вглубь заросшего сада. Ветхие яблони с отяжелевшими от плодов ветками, деревянное крыльцо с облупившейся солнечно-желтой краской и старый седой кот. Пыльный сервант с фарфоровым чайным сервизом и крутобокий отполированный самовар…

Все это сохранилось в памяти далекими, помутневшими от времени образами, лишь терпкий, душистый запах нагретого дерева, смолы и красных яблок, которые они собирали с мамой в саду до сих пор был рядом.

Темно-серые штанины девочки еще сохраняли на себе седые волоски со спины бабушкиного кота – перед отъездом он долго терся о ноги Кристины во время прощания. Она заснула потом, убаюканная мирным перешептыванием радио и тихими разговорами родителей.

Кажется, произошедшее после Кристина тоже увидела во сне. Неподвижно зависнув где-то в воздухе, точно поддерживаемая упругими нитями, она наблюдала все как-то со стороны, безучастно. Тяжелый бензовоз, выныривающий из-за поворота прямо на встречную полосу, скрип шин, визг тормозов – и страшный удар, буквально смявший их машину в груду покореженного железа…

* * *

Ветер шептал.

Послеполуденное солнце плавило лучами суетящийся в вечном движении город, но как-то вяло, неуверенно, словно лампочка, в последние свои минуты раскаленная до предела. Что-то незначительное на первый взгляд – темнеющие облака на самой кромке горизонта, дуновения ветра, глубина и серость низкого неба – намекало, что через пару часов стоит ждать смены погоды.

Стеклянная дверь подъезда распахнулась, и Кейл стремительно вышла – почти вылетела – из здания, все еще сжимая в побелевших от напряжения пальцах пластиковую ключ-карту лифта. Длинный подол блузки разметался следом, и в этот момент девушка была похожа на мечущуюся прекрасную белую бабочку-птицекрылку.

Ветер скользнул вдоль длинной улицы, мимо распахнутых настежь дверей магазинов и кафе, вверх, к стекло-бетонным сверкающим пикам высоток, взвился, упал и, снова заходя на вираж, мазнул Кристину по лицу, пытаясь взбодрить.

Все, с высоты казавшееся игрушечным, внизу неожиданно преобразилось и приобрело масштаб. Центр Москва-Сити дыбился десятком строек, топорщился ограждениями, зиял раскопками. В сияющих стеклах башен, закрывавших небо почти полностью, осколками дробилось раскаленное солнце. В воздухе стоял гул: рокот отбойного молотка, сигналы рабочей техники, зычные не русскоязычные крики рабочих. Пахло пылью, бетоном, раскаленным асфальтом и выхлопными газами.

Обычный городской коктейль.

Машина Тима обнаружилась за углом, припаркованной возле края тротуара.

«Носатый» автомобиль с хищно вытянутыми, узкими фарами. Цвета, среднего между черным и темно-шоколадным. Стекло со стороны пассажирского места опустилось, и Кристина увидела за рулем Тимофея.

– Запрыгивайте, мадемуазель!..

Они коротко переглянулись с Кейл, и за длившийся буквально секунду контакт, видимо, поняли каждый свое. Девушка прощально вскинула ладонь и, развернувшись, пошла обратно к зданию.

Внутри салона было свежо и прохладно. Бесшумный кондиционер старательно гонял воздух и вместе с ним стойкие, но ненавязчивые, запахи острой перечной мяты и терпкой лаванды.

Оформленная светлым деревом панель управления в сдержанно-минимизированном стиле, обтянутые кожей пухлые сиденья, к которым, казалось, прилипнешь, только сев.

– Куда прикажешь?

Кристина назвала адрес.

– Какая глушь… – Тимофей усмехнулся, но как-то необидно. – Это же за областью? Мне всегда было интересно явление, когда одна часть города отделена от другой не-частью…

По сравнению с состоянием двадцать минут назад он был невероятно дружелюбен.

Автомобиль мягко тронулся с места, попетлял по коротким переплетающимся улочкам и, медленно набирая скорость, выехал наконец на полупустое шоссе.

В боковом зеркале какое-то время отражались крыши знакомых высоток, похожих причудливые кристаллы, и Кристина наблюдала, как отражается и исчезает вдали хранящий свои, недоступные ей пока тайны, деловой центр. А потом, когда башни исчезли из виду, перевела взгляд.

– В неплохом вы районе живете, – не без легкой зависти сказала Кристина Тиму.

– Марк Меркулов, может, знаешь? – он коротко взглянул на нее. – Занимается поставками импортного оборудования для предприятий пищевого производства. Можно сказать даже, курирует направление. У него договоры с крупными иностранными компаниями. Я его приемный сын, Ирина – сестра, а Кейл не так давно стала супругой.

Кристина поперхнулась. Сколько же на самом деле лет так молодо выглядевшей хозяйке квартиры?..

– Кейл – это настоящее имя?

– Нет, но ей нравится зваться на заграничный манер. В общем, давняя история…

– Я думала, ангелы не работают, – усмехнулась девушка. – Ну, или кто вы там? Гуру эзотерики?

– Типа того, – нехотя согласился Тим. – На самом деле в определенных кругах больше разговору об этих самых способностях, чем самих умений. Для кого-то снять головную боль – уже верх мастерства…

Кристина не стала спорить. Глядя в насмешливо прищуренные глаза парня, она могла поклясться, сказанное им – наполовину шутка. Даже несмотря на серьезность тона. И поэтому решила невзначай сменить тему:

– А в реальной жизни все эти ваши «земные потомки» кто? Тайная организация? Масштабный заговор там, мировое правительство?..

– Кто-то очень любит смотреть телевизор, не так ли?

– Вовсе нет! У меня тетка смотрит. Она любит всю эту ерунду… – Кристина осеклась, не зная, как парень отреагирует на подобное заявление, но уголок губ Тима лишь слегка дрогнул в усмешке.

– Они профессионалы своего дела. Что наша жизнь, собственно: триединство материи, энергии и информации. Каждый из нас по своей сути? – точка пересечения этих трех течений. Люди со способностями все ощущают острее, в динамике, и могут предугадывать их изменение. Люди «с чутьем», так про них говорят. Очень удачливые, успешные и способные. Например, если врачи – то высококлассные профессионалы, про таких в народе говорят «целители». Много творческих людей – писатели, режиссеры, музыканты, художники. Сообщества, конечно, есть, но больше факультативно, среди небольших групп людей, кому интересно. Понимаешь, мы «видим» друг друга и так…

Кристина вспомнила мелькнувшие цветные всполохи над головами новых знакомых и слова Кейл о каком-то «Небесном огне».

– И вы никому не рассказываете?

– А ты бы поверила, если б я заявил, что вижу свет твоей души?.. Вот и я о том же.

Тим усмехнулся. Было видно, подобное жонглирование словами доставляет ему удовольствие.

– А легенда? Откуда вы ее взяли?

– По мне, так она больше похожа на красивую сказку, чем на правду. Каким образом ты собираешься доказать мне или опровергнуть существование Бога и ангелов? Ученые объясняют некоторые «сверхспособности» повышенной мозговой активностью. Обычно наследственной. Мол, мозг работает больше, чем на привычные десять процентов. Просто в определенный момент, обычно в период созревания организма, нервные ткани трансформируются и приобретаю новые свойства. Вроде инициации. Новое тело – новая жизнь… Редко, но иногда дар проявляется позже… Чего ты смеешься?

– Верить? Это же бред, ты понимаешь? – Кристина прикрыла ладонью улыбку, но немного нервического смешка сдержать все равно не удалось.

Тимофей пожал плечами.

– Ты сама ответила на свой вопрос…

Не сказав больше ничего, девушка отвернулась к окну. Выходит, та цветная вспышка, которую она видела ночью в подворотне, вовсе не была игрой разума? Это была – инициация?..

Она попробовала прищуриться, вызвать перед глазами чувство расслаивающейся реальности, когда возникал свет, но ничего не смогла и бросила затею. Во всяком случае, эти люди пока ничего плохого ей не сделали, даже помогли. А уж во что верить, каждый волен решать сам…

…Город расступался. Разбегался по сторонам дороги, приветливо кивал, кренился, покачивая крышами и снова замирал за спиной, убаюканный тихой песней пробудившегося после сна ветра.

Ветер резвился с густеющими тучами, взбивая их в тяжелые комки серой шерсти, выстраивая из них облачные башни и неприступные стены, но пока его игра выглядела безобидно, несерьезно.

– А Алиса? – Кристина растерянно пыталась вспомнить, в каком контексте слышала это имя. Она снова обернулась к Тиму, ища ответного взгляда, и внезапно почувствовала проклюнувшийся внутри росток холода.

Лицо его как-то неуловимо изменилось, потемнело, будто от упавшей тени, сделалось неподвижным, осунувшемся, враждебным.

Встретившись с ним глазами, Кристина невольно вздрогнула – так жутко было видеть таким еще минуту назад широко и искренне улыбающегося парня.

– Тебя не касается.

Настойчивые солнечные зайчики, дрожащими пятнами собравшиеся на стекле, дрогнули и сверкнули вдруг особенно ярко, и Тим раздраженно откинул солнцезащитный козырек. Все время с момента неудачно оброненной фразы он молчал, сосредоточенно-отстраненно уставившись вперед, на убегавшую под колеса белую ленту дорожной разметки.

Кристина перевела на него осторожный взгляд.

Темные волосы, белое лицо с высокими, чуть заостренными скулами, тонкая линия рта с чуть припухлой нижней губой. Только глаза блестят непривычным, влажным блеском.

– Тим? – осторожно позвала Кристина.

Лицо, плотно сжатые губы, скрытые за темнотой очков глаза – все как-то незаметно, едва уловимо изменилось при этом, и Тим торопливо отвел взгляд. Передернул плечами, старательно пытаясь спрятать движение под пологом незначительной небрежности.

Только теперь, глядя в его сторону прямо, Кристина заметила прицепленную за уголок к солнечному козырьку фотографию.

– Это Алиса? – неожиданно даже для самой себя спросила она. Цветная фотография. Не то парка, не то просто цветущей зеленой изгороди и хрупкий силуэт в нежном розовом платье. По-детски круглое личико с упрямым выражением. Может, из-за насмешливо вздернутого носика.

Темно-каштановые волосы, сзади короткие, почти по шею, а спереди едва касаются плеч. Блестящие, светлые глаза с выражением спокойного любопытства, на дне которых – размеренная задумчивость, прикрытая лукавой смешной улыбкой. Пытается сделать смущенный взгляд. Вот-вот скажет: «Ну зачем ты меня фотографируешь? Не стоит».

– Вы… вы были парой?

Тим напрягся, подбираясь, словно в ожидании удара. Каждым сантиметром кожи Кристина чувствовала его неприязнь, ощущала ее почти физически. Так не может оставаться незаметным прикосновение раскаленных игл к коже.

– Просто запомни, на твоем месте должна была оказаться она, и тогда все сейчас было бы прекрасно…

Он стиснул зубы напряженно глядя на дорогу.

Девушка видела, как сжались до белизны его пальцы, натянулись под кожей мышцы на руках и застыло в немом ожесточении лицо. В эту минуту он показался ей совсем незнакомым, чужим, отстраненным, впрочем, каким и являлся для нее – это было всего лишь напоминание. Лезть в душу незнакомому человеку оказалось не лучшей идеей.

Но страшным было не это. А то, что даже сквозь резкость и натянутую злость он был несчастен. Глубоко, преступно, болезненно и несправедливо несчастен.

Но не могла простить ему резкости. Он не имел права осуждать ее. Он не мог – даже, возможно, не хотел – понять. Ведь Кристине действительно было страшно. До оцепенения, до дрожи, до холода в груди, когда сердце пропускает не один, не два удара и каждый раз будто норовит заглохнуть насовсем.

Как мучительно не хватает воздуха и кажется, что вокруг – лишь тугой, враждебно пустой вакуум, и ты задыхаешься, в замедленном воспроизведении видя, как безвольно оседает на асфальт подломленная знакомая фигура.

«А если с ним тоже случилась беда?!.»

Почему-то эта мысль не приходила Кристине в голову раньше.

«Если Артем пропал и сейчас находится где-то не лучше того заброшенного места, а я даже не подозреваю об этом?..»

Железный кулак снова крепко стиснул все внутри, заставляя спину покрыться холодной испариной. Кристина сжала ладонь, больно впиваясь ногтями в кожу.

«Все будет хорошо, – мысленно уговаривала она себя. – Все будет хорошо, иначе просто никак…»

– Завези меня кое-куда. Если тебе не трудно, – стараясь, чтобы голос не дрожал, произнесла девушка, готовясь встретить ответным ударом любой выпад, но Тим лишь коротко кивнул после недолгой паузы. И вновь спросил адрес.

* * *

❝И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот Ангелы Божии восходят и нисходят по ней❞

(Быт. 28:12-16)

2018-й. глава 5

Район носил название Расчески. Длинные пятиэтажки пугливо жались рядком к ограде детского сада. Зеленые тени дворов-закоулков наискось ложились на бетонные пятачки стоянок для немногочисленных машин. Взлелеянная поколениями обветшалая серость. Но вместе с тем было что-то непомерно уютное, трепетное, под этими низкими седыми крышами и разросшимися сиреневыми кустами.

Казалось, раздражительной суете и вечно подкарауливающей за порогом спешке просто не хватало здесь места. Среди этих детских горок и качелей рядом с желтой песочницей. Под почти одинаково серыми, похожими на тоскливые старческие глаза, квадратными окнами и открытыми балкончиками с развешенным на просушку бельем.

Тим притормозил на углу, не решаясь сунуться в узкие, непривычные, не понятные ему дворы. Обернулся, не заглушая мотора.

– Тебя здесь подождать? – поинтересовался он с бесстрастной вежливостью. Его тон решил сам за себя.

– Нет, – отрезала Кристина. – Я к другу. Надолго.

Решив, что на этом отчет о ее планах окончен, девушка выскользнула из машины и не оборачиваясь двинулась в сторону дома, чувствуя, как с каждым шагом внутри пробуждается, овладевая сознанием, давящая, тяжелая одним своим присутствием болезненная тревога.

Почти сразу за домами был широкий бульвар, а за ним – парк с березовой аллеей, куда летом приезжали аттракционы и передвижные кафе. Там всегда было оживленно и шумно, носились дети, гудели машины для производства сахарной ваты, а шумная рекламы зазывала опробовать новые развлечения за самую символическую стоимость.

Внутри дворов же царила сонная послеобеденная тишина. Этот покой, непрочный, зыбкий казался потому еще более дорогим и притягивающим, чем собранная по всем уголкам света тишина.

Кристина оглянулась.

Каждый клочок пространства здесь хранил детские воспоминания: о том, как часто приходили сюда с мамой, об их играх с Артемом – он был сыном маминой подруги да и сам тогда еще не раздражал своей навязчивой привязанностью и не обращался с Кристиной словно с хрустальной дорогой вазой.

С ним можно было подурачиться, подраться подушками от дивана, вдоволь поноситься по двору и придумать очередную, понятную лишь им одним, игру, которые Кристина помнила до сих пор.

Сейчас девушка шла к знакомому дому будто на казнь.

В этом Городе горящих торфяников

Каждый сам за себя, не взирая на обстоятельства,

В одиночной квартире-камере храня молчание,

Рассовывает душу по пыльным, дырявым ящикам. 

С бульвара доносился голос.

Мелодичный, струящийся серебристой рекой, он то звенел и переливался, то покорно затихал под волны нестройного эха, чтобы затем поддаться неизвестному порыву и взлететь ввысь.

В этом Городе горящих торфяников

Раз за разом гоняешься за пустынным преданием,

Как за сказкой, нелепой, устаревшей, жалостной,

Излитой пером бесталанных писателей.

Это Город горящих торфяников,

Приглушенный роптанием, всегда одинокий,

Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,

Правда выбор судьбы не за ним. 

Да и только…

Словам вторил еле слышный гитарный перебор, ветер подхватывал робкое дрожание струн, и откуда-то со стороны, продравшись сквозь густоту пространства и времени, внезапно повеяло далеким, таинственным, непознанным…

В этом Городе горящих торфяников

Каждый день, словно стая голодных зверей

Разрывает на части бессонные ночи слабых, 

Уставших от жизни несчастливых людей.

В этом Городе горящих торфяников,

На остывших бульварах, в умах безрассудных

Пустота начинает зализывать раны. 

Все пришедшие мысли – в нее. 

В ниоткуда…

Светлое видение поднялось из душного предгрозового марева.

Тихий несуществующий город – весь составленный из опрокинутых на бок спичечных коробков-домиков. С ветвящимися улочками и отглаженными солеными ветрами стенами из хрупкого песчаника, с мостовыми и круглыми, похожими на глаза, чердачными пыльными окнами. С изломами поржавевших водопроводных труб и темными гулкими подъездами.

Город дрогнул, подхваченный воздухом, и застыл, набираясь ветром, становясь более объемным и действительным.

Снова откуда-то повеяло морской солью и пропеченными солнцем выброшенными на берег кудрявыми водорослями. Снова повторил-пропел невидимый мелодичный голос:

Вот он, Город горящих торфяников,

Приглушенный роптанием, всегда одинокий.

Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,

Только выбор судьбы не за ним.

За тобою. 

Ветер стих. Голос надломился на миг, а потом вовсе замер, затерявшись между частыми зубьями домов, но отдаленное эхо еще играло уходящими словами: «За тобой… за тобой…»

Кристина ждала какого-то слова, какой-то подсказки, намека, но таинственный певец улетел вместе с ветром уже слишком далеко, а она так и стояла под узким козырьком подъезда, и так же взволнованно ворковали сверху серые голуби, и вмиг потяжелевший ветер надувал под ноги рыжий песок с соседней детской площадки. Не дождавшись вразумительного ответа, девушка шагнула внутрь.

После непривычной яркой улицы, где из-за обилия теней солнце словно подсвечивало предметы изнутри, предоставив небо серости, тесный подъезд казался непривычно мрачным и темным.

Резко пахло кошками, отсыревшими газетами и пережаренным луком. Из-за смутно проявляющихся на площадке дверей слышались чьи-то голоса, где-то громко бубнил телевизор, его звук перемежался с надсаженными криками и шумом музыки на втором этаже.

По мере того, как глаза постепенно привыкали к теперешнему освещению, темнота начинала отступать. Кристаллизовалась и оседала на кожу влажными холодными капельками, Поднимаясь вверх по отполированными многими шагами ступенькам лестницы, Кристина чувствовала, что она следует вместе с ней, точно стеснительный ребенок, осторожно придерживая за рукав.

Эта темнота не была агрессивной, девушка много раз сталкивалась с ней еще с детства, каждый раз под наиграно сердитый голос и всплески рук тети Тони: «Опять, паразиты, лампочку выкрутили!». А темнота радостно улыбалась из дальнего угла, за квадратной батареей, заваленной рекламными проспектами.

Знакомые, обкатанные по краю ступеньки.

Знакомая, обитая вишневым дерматином дверь с вертикальным рядком круглых заклепок в середине. Чуть криво висящий коробок с кнопкой – звонок.

Пальцы несмело потянулись к зелено-синей западающей клавише… и замерли там, не решаясь коснуться ее и услышать за тонкими перегородками стен знакомую мелодию, похожую на перекат тихих нот: «Та-та-та… Та…»

«Зачем ты пошел за мной в тот вечер?..»

Девушка вздрогнула, почти на интуиции чувствуя слабую вибрацию воздуха за спиной.

– Кристина?..

Удивленный голос за спиной эхом отскочил от двери, прокатившись по шумной лестнице, вздрогнул и просочился в соседние квартиры, туда, где кашляло, надрываясь, пенсионного возраста радио.

Девушка резко обернулась, а рука, все еще по инерции тянущаяся к звонку, уперлась парню в грудь.

– Тема… – шепотом выдохнула она, судорожно сжавшись под его вопросительным улыбающимся взглядом, еще не веря ни в его существование, ни в свое собственное. Кинулась к нему, обняв за плечи и уткнувшись носом в такую родную сейчас поношенную спортивную куртку, вдохнула его запах, чувствуя, что вот-вот расплачется от счастья у друга на плече.

– Я переживала, что с тобой что-то случилось!.. Что ты… – и почти испуганно, но с затаенной в глубине души трепетной надеждой. – Ты помнишь, что случилось той ночью?..

– Ага?.. – сдавленно то ли согласился, то ли переспросил он, все еще продолжая в неверующем изумлении таращиться куда-то в стену позади девушки, так и не решаясь обнять ее в ответ. – Кристин, отпусти меня, пожалуйста, ты мне ребра сломаешь…

Он вообще не изменился. Кристина поймала себя на этой мысли, хоть и звучала та по-дурацки: как можно измениться за два дня? Худой, долговязый, с растрепанными, вечно будто немного засаленными волосами. Карие глаза блестят от осколков падающего на площадку уличного света.

На левой руке плотная белая повязка.

– Прости, Тем, я… Я… Это – тогда все?…

Он снова кивнул, на этот раз молча и слегка озадаченно. Неловко потянулся почесать затылок, но передумал.

– Ободрался, когда упал. Я почти ничего не помню про тот вечер. Кажется, ничего… Кто-то ведь хотел тебя обидеть?

Взгляд Артема сделался сосредоточенно-твердым, приобретая непривычное выражение, но почти тут же вернулся к прежней рассеянности. Ему тяжело было сосредоточиться, когда рядом оказывалась Кристина. Наверное, это поведение раздражало девушку больше всего: Артем словно был не собой, а кого-то играл, каждым жестом и репликой пытаясь понравиться.

Улыбка парня сияла, несмотря на натянутый тон, так и говоря: «Вот ты, здесь, пришла ко мне, хотя никогда бы не сделала подобного добровольно прежде. Что-то заставило тебя прийти: беспокойство ли, чувство вины, но сейчас с тобой все нормально. И молчи. Будь здесь, со мной!»

– Да, – нехотя отозвалась Кристина, потупляя взгляд. Волна радости, нахлынувшая на нее при встрече с Артемом, прошла, оставляя на своем месте лишь неумолимое желание поскорее укрыться от его внимания. – Но теперь все в порядке… – и докончила лишь мысленно: «Ты даже не представляешь, насколько».

В холодном воздухе подъезда густело напряжение, и Артем, дернув уголком губ в подобии улыбки как всегда первым попытался развеять ее.

И как всегда безуспешно.

– Ты это… прости меня, что… – он искал нужное слово. Взгляд смущенно бродил из стороны в сторону, боясь задержаться на самой Кристине. – …недосмотрел.

– Ладно, я тогда пойду. Рада была увидеться и… хорошо, что с тобой все хорошо, – девушка попыталась выдавить хоть какую-то эмоцию в ответ, но получалось натянуто, и голос вновь срывался на деланное спокойствие, от которого становилось противно.

Только мысль, бившаяся в голове, была иной: нервной, пульсирующей. Отчаянной. «Ты тоже, тоже ничего не знаешь… Ни-че-го…» От несоответствия эмоций внешних и внутренних слегка подташнивало и кружилась голова.

– Кристин! – настойчивый оклик нагнал девушку уже на несколько ступенек ниже лестничной площадки, заставляя обернуться. Артем качнулся на пятках, разворачиваясь в ее сторону. Улыбнулся задорно и открыто, отчего Кристине тоже захотелось улыбнуться в ответ.

– Я хочу тебя проводить!..

* * *

В пустом салоне автомобиля было темно и по-особенному тихо. Умолкли и растворились в подступающем дожде знакомые уличные звуки, крики дворовой ребятни, отголоски оборвавшейся песни с недалекого бульвара.

Даже громкая молодая компания у соседнего подъезда незаметно исчезла, оставив его в беспросветном одиночестве.

Тимофей почувствовал, как напрягается и застывает в холодной, обжигающей тревоге, как все мысли и чувства расслаиваются, становясь безликими и мутными, а на их место приходит пустота.

Давящий тяжелый вакуум. Кажется, что мир съежился, сжался вокруг него, норовя в любой момент схлопнуться в несуществующую мизерную точку и всех окружающих. Забавно, подумал он при этой мысли, он еще думает о других, ему еще может быть кого-то жалко. Еще остались чувства. Какая-то вера.

Мимо прошел мужчина, наспех застегивая молнию на куртке. Ветер трепал ворот, пытаясь пробраться за пазуху, лохматил черные с проседью волосы, но его игра не забавляла прохожего.

Тим проводил его равнодушным взглядом и внезапно осознал, что вокруг действительно потемнело. В навсегда пропахнувшем мятой и лавандовыми духами Алисы салоне стало зябко, он выключил кондиционер. Машинально потянувшись к торчавшему в замке зажигания брелоку ключей, парень замер, потому что тяжело хлопнула за вышедшими из подъезда дверь.

Приметная даже издали, Кристина огляделась по сторонам, машинально смахивая с лица медно-рыжие волосы. Девушка оглядела ряд припаркованных возле подъезда машин, но либо не заметила Тимофея, либо вспомнила об их последнем разговоре и подавленно отвела взгляд.

Следом за ней на улице показался молодой человек. Тим почувствовал, как на смену пустоты в груди приходит интерес, смешанный с горячим раздражением. Этот незнакомый парень был, как ему показалось, ни о чем. Не ниже самого Тимофея, но щуплый, тощий, скованный, а оттого казался механическим существом.

Но вот он, пересилив себя, сделал шаг к Кристине, и сквозь отражавшуюся в лобовом стекле светлую тень березы Тим ясно увидел, как девушка, улыбнувшись, подала ему руку, и они ушли, вскоре исчезнув за углом стоящего возле дороги дома.

Внутри опять что-то дрогнуло, отдаваясь болезненной жгучей нотой, и он удивился и испугался этому одновременно. Чувствуя, как накаляютсяй обнаженные нервы, доходя до той точки, где настолько сильны жар и холод, что уже невозможно отличить одно от другого, Тим быстро, боясь передумать, повернул в гнезде ключ зажигания.

Послышался знакомый тихий сначала щелчок, потом короткое покашливание старого двигателя. Автомобиль мигнул фарами и старательно заурчал, налаживая давно знакомы Тиму умиротворяющий ритм.

Выезжая со двора на оживленную дорогу, мимо старых Расчесок и детских садов в глубине тенистых, шумящих листвой тихих двориков, он привычным движением откинул солнечный козырек, одновременно выуживая из застрявшего в подстаканнике твердого чехла темные очки.

С потрепанной фотографии на него опять смотрела она, его Алиса, но в этот раз он попытался не встречаться с ней взглядом, торопливо напяливая солнечные очки, уже больше по сложившейся давно привычке, чем по необходимости. И в этот момент горько порадовался сам себе: так хотелось спрятать от нее за темными стеклами раскрасневшиеся, влажно блестящие глаза.