Текст книги "Приказано жениться"
Автор книги: Екатерина Каблукова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Глава 6
Дворец встретил Белова бестолковой суетой. Всюду ходили придворные, в двух малых залах на втором, парадном этаже играли в карты. Зеркала на стенах, поставленные друг напротив друга отражали эту пеструю, точно цыганскую толпу. Правда, вместо мелодичных напевов кочевников здесь был лишь гул голосов, напоминающий жужжание мух над вареньем.
Григорий огляделся, выискивая того, кто мог бы проводить его к императрице. За одним из столиков игра шла по-крупному: на зеленом сукне уже переливались драгоценные камни украшений, с некоторых пор используемых для ставок вместо денег.
Банк держал сам Рассумовский. Дородный, с простоватым лицом, бывший певчий, а ныне фаворит и сподвижник императрицы, «ночной император», как прозвали его в народе, Алексей Григорьевич одинаково добродушно реагировал и на выигрыши, и на проигрыши.
Поговаривали, что Елисавета Петровна давно тайно венчалась со своим полюбовником, но доподлинно было никому не известно. Во всяком случае, сам Рассумовский к власти не рвался, в дела государственные не лез, а то, что на приемах государственных по его настоянию борщ подавали, так оно и к лучшему – пусть послы иностранные русскую кухню опробуют, глядишь и у себя моду на русское введут.
При виде фаворита Белов воспрял духом. В его голове сразу же сложился иной план, более надежный, чем аудиенция у императрицы. Преображенец нарочно шагнул вперед и кашлянул, привлекая к себе внимание.
– Гришка! – заметив гвардейца, Рассумовский призывно помахал рукой.
Пришлось подойти и поклониться, согласно уставу: Алексей Григорьевич был почетным капитан-поручиком лейб-гвардии Преображенского полка.
– Ну что, волчара, – добродушно приветствовал гвардейца Рассумовский, относившийся к оборотням с большим пиететом. – Наслышан о твоих злоключениях! Елисавета Петровна мне за завтраком рассказала.
Белов скривился, понимая, что сплетни уже могли разойтись по дворцу.
– Ох, Гришка, Гришка, – продолжал Алексей Григорьевич, опрокидывая в себя очередной бокал с золотистым вином. – Мало тебя батюшка в детстве порол!
– Так вы исправьте, Алексей Григорьевич! – смело предложил преображенец. – Вы же капитан, вот приказ и отдайте!
– Ишь ты! Приказ… – протянул тот. – Вот возьму и выпорю за дерзость твою!
Григорий лишь усмехнулся. Он видел, что Рассумовский уже успел опьянеть, и не будет вставать, чтобы выполнить свою угрозу. К тому же лютовал Алексей Григорьевич лишь на охоте, входя в азарт, отчего его егеря, как правило, были биты. Но на охоте Белов предпочитал на глаза фавориту государыни не попадаться.
– Ладно, чего во дворец пожаловал? – Рассумовский, убедившись, что ему не будут перечить, обрел прежнее добродушие.
– Милости у ея величества испросить хочу, – преображенец оглянулся, заметив, что вокруг все навострили уши.
Стало быть, сплетня о том, что любимец женщин Белов попался в силки еще не облетела дворец. Скорее всего, Алексей Григорьевич, услышав занимательный анекдот за завтраком, позабыл об этой шутке и вспомнил, лишь когда увидел самого Григория.
– Мало тебе вчера было? – хмыкнул фаворит. – Ты учти, Елисавета Петровна про тебя решительно настроена. Перечить будешь, в сердцах и в Сибирь послать может!
– На все воля Божья и государыни нашей! – отозвался Белов. И чуть подался вперед, наклоняясь к Рассумовскому. – Алексей Григорьевич, на деле просьба у меня к вам. Наедине бы…
Тот вздохнул и тяжелым взглядом обвел комнату. От него не укрылись пристальные взгляды присутствующих. Ночной император почмокал губами, подыскивая нужные слова.
– А ну пшли вон! – наконец негромко приказал он.
Все засуетились, замельтешили, торопясь выйти сквозь золоченые двери.
– Вставать лень, – пояснил Рассумовский гвардейцу, весьма довольный собой. – Говори, что у тебя?
Григорий на секунду заколебался, а потом решительно сказал:
– Окажите мне милость: не говорите никому о приказе Елисаветы Петровны.
– А что так? – бывший церковный певчий с интересом посмотрел на преображенца. – Никак от свадьбы уйти хочешь?
– Хочу, – Белов не стал отрицать. – Только не дано это. Сами знаете, коли Елисавета Петровна решила что, отступать не будет!
– Верно, тогда пошто тайну хранить?
– Да вы сами подумайте! Как девки наши узнают, что невеста моя в фрейлинах ходит, они ж тогда ее со свету сживут! По углам все шушукаться будут, да пальцем тыкать! – Григорий покачал головой. – А я службу оставлять не намерен, вот и придется…
– Ты что, тайно венчаться решил? Ох, Гришка, после такого курицы наши точно жену твою заклюют!
– Мыслей о тайном венчании у меня и в помине не было, но… хочу представить, что по любви мы сошлись. Оно всем спокойнее будет.
– По любви-и-и, – протянул Алексей Григорьевич. – На обман, стало быть, пойдешь?
– Пойду, коль женщину защитить надо.
– А невеста твоя что, сама за себя не постоит?
– Постоит… – в памяти сразу же всплыло, как гневно сверкали огромные серые глаза, когда Настасья бросила мундир в траву. – Я больше яду боюсь.
– Да кто тебя травить-то будет?
– Меня вроде некому, а вот Настасью… Мало ли кто что решит… – Преображенец опустил голову, старательно рассматривая лежащие на столе карты. – Ей много не надо – худенькая, маленькая… вот и подумал: может, вы Елисавете Петровне все изложите?
Рассумовский как-то странно посмотрел на гвардейца, потом хмыкнул и, тяжело опираясь на стол, поднялся, едва не опрокинув мебель на себя.
– Ладно, Гришка, – он сделал несколько неуверенных шагов. – Попрошу за тебя у государыни нашей. Помоги до дверей дойти!
Белов мгновенно подставил плечо. Тяжело ступая по наборному паркету, они прошли несколько комнат.
– Жди здесь! – приказал Рассумовский, самолично распахивая дверь под любопытными взглядами лакеев. – Душа моя, Елисавета Петровна, услышал я интереснейшую новость!
Двери захлопнулись.
Заложив руки за спину, Григорий прошелся по комнате, хмуро посматривая на свои множественные отражения в зеркалах. От нечего делать он остановился перед одним из них и начал считать. Насчитал двенадцать и сбился. Заново считать Белов не стал, подошел к окну и отодвинул портьеру. Внизу в парке вокруг ковша фонтана фрейлины и те из статс-дам, кто помоложе, играли в салочки.
Гриша сразу же углядел Головину. Она кружилась с завязанными глазами, юбка небесно-голубого с золотым шитьем платья качалась в такт шагам. Какой-то хлыщ подскочил к ней и обнял. Смеясь, Головина сорвала с глаз повязку, оказавшуюся офицерским шарфом, и горячо поцеловала мужчину.
Белов в раздражении отошел от окна. Его уязвило то, как быстро ему отыскали замену. Впрочем, что еще ожидать от искушенной дворцовой жизнью бывшей фрейлины.
Двери, наконец, распахнулись. Рассумовский вышел, слегка посмеиваясь.
– Гриша, – ласково позвал он преображенца. – Зайди! Государыня кликать изволит!
Привычно одернув мундир, Белов шагнул за порог и оказался в дубовом кабинете, принадлежавшим еще самому Петру Великому. Щелкнув каблуками, гвардеец почтительно замер, стараясь не обращать внимания ни на царивший на столе беспорядок, ни на ворох бумаг, рассыпавшихся по полу.
– Ну, подойди что ли, Белов, – императрица расправила смятые кружева на груди и лукаво посмотрела на незадачливого преображенца. Губы Елисаветы Петровны слегка припухли, а глаза особенно сверкали. – Вижу, уже заступника себе нашел?
– Так Алексей Григорьевич сами изволили… – понимая, что государыня в благостном расположении духа, преображенец дерзко улыбнулся.
– То, что Алексей Григорьевич изволил, я-то знаю, – императрица рассмеялась собственной шутке, потом с почти томной нежностью взглянула на молодого офицера. – Эх, Белов, Белов! Вот ведь дурная голова, что ногам покоя не дает! Сам все придумал? Али подсказал кто?
– Сам, матушка! Кто ж такое подсказывать будет…
– Ладно, так и быть, просьбу твою уважу… и с Марфой сама поговорю, чтоб язык за зубами держала…
– Спасибо, – совершенно не по уставу сердечно поблагодарил Белов.
Императрица снисходительно улыбнулась.
– Благодарить потом будешь, после свадьбы! А к невесте своей присмотрись. Девка правильная! Ладно, ступай уже и более меня по этому делу не беспокой! Месяц тебе даю! И меня на свадьбу чтоб позвал! Страсть как свадьбы люблю!
Григорий лишь вздохнул в ответ и, поклонившись, вышел. Он не стал возвращаться через все залы, а быстро юркнул на боковую лестницу для слуг, огибая горничных, недовольных явным пренебрежением со стороны статного офицера, спустился на первый этаж и направился к казармам.
Деревянные срубы, выкрашенные в полковые цвета, были окружены палатками, в которых жили солдаты. Сейчас те из них, кто не стоял в караулах, расположились на траве вокруг, играя в кости.
Несколько кашеваров помешивали еду в огромных котлах, с завистью посматривая на товарищей. Белов прошел в конюшню, по обыкновению громко выкрикивая имя своего денщика.
– Васька, шельмец, где ты?
– Нету его, барин, – Петр выглянул из стойла, где начищал коня Григория. – Убёг. Сказывал, что на рынок.
– Он же вчера туда ходил?
– И завтра пойдет… – Петр криво усмехнулся.
– Что он там забыл?
– Да так… – мужик махнул рукой и вновь принялся чистить коня. – Вы ж мою Глашку видели? Её и забыл.
– Так Васька что, к ней бегает?
– А куда ж еще! То дрова принести в комнату Настасьи Платоновны, то еще чего помочь! Вот за вареньем да ягодами отправились…
Григорий только присвистнул.
– А ты что? – спросил он у Настасьиного мужика, вдруг вспомнив, что Глаша приходится тому племянницей.
– А я ничего. Дело-то молодое! Васька ваш к девке с уважением, ну и мне спокойно! – Мужик утер рукавом пот, выступивший на лбу, и продолжил чистить коня. – Так что, почитай, я у вас за денщика покамест буду, коли вы не возражаете…
Григорий пристально взглянул на неожиданного слугу:
– Петр, верно?
– Он самый…
– Пойди сюда!
– Барин? – Петр вышел из стойла, делая вид, что отряхивает щетки. Григорий слегка помедлил.
– Племянница твоя тебе на денщика моего жаловалась? – спросил он.
– Чего ей жаловаться? Васька ваш получше многих наших будет! Так что, коли сладится у них все – лишь рад буду. Токма вы б разрешение жениться дали.
– Я-то дам. – Григорий слегка обрадовался такому повороту разговора, – А вот хозяйка твоя…
– Настасья Платоновна против Глашкиного счастья возражать не будет! – уверенно заявил Петр.
– Ты ее так хорошо знаешь?
– Так барыня, почитай, на моих руках и выросла. Сестра моя сперва ее кормилицей, а потом и няней была.
– А с матерью ее что приключилось? – Белов решил не упускать момента и расспросить слугу о невесте.
Тот вздохнул и перекрестился.
– Преставилась она. Роды тяжелые. Ни она, ни ребенок не выжили… Настасье нашей тогда всего семь лет было.
– И что, её отец так и не женился?
– Платон Сергеич? Нет. Ему вся это суета ни к чему была, – Петр вновь вздохнул. – Так и остался вдовствовать, а дочь, как подросла, на хозяйстве.
Мужик помолчал и вдруг добавил:
– Вы на нее не серчайте, коли что. Она барышня хорошая, токмо своевольничать привыкла…
– А с чего ты взял, что я на нее осерчать должен? – оскорбился Белов.
– Так она ж своим характером кого угодно доведет! – охотно воскликнул Петр. – Нрав-то у нее мужикам фору даст!
– Это точно, – пробурчал Григорий, вспомнив последний разговор под дубом.
– Так вы внимания на ее слова-то не обращайте, – оживился мужик. – Барин наш так и делал… правда, он и в имении не частым гостем был!
– А поместьем кто заправлял?
– Настасья Платоновна и заправляла… Так что коли она вам указывать начнет, вы не спорьте, потом просто сами сделайте, как вам нужно.
Григорий озадаченно посмотрел на Петра, а потом расхохотался, внезапно осознав всю абсурдность этого разговора.
– Ладно, будет, – отсмеявшись, он вытер слезы тыльной стороной ладони. – Вот что, Васька появится, ко мне пришли! А пока – свободен!
И Белов, все еще усмехаясь, направился в свои комнаты.
Глава 7
Когда Настя вбежала в комнату, её соседка уже вернулась с дежурства у императрицы. Переодетая в домашнее, Лизетта сидела на своей кровати и расчесывала волосы, с интересом посматривая на сновавшего у печи Ваську.
При виде Насти фрейлина хитро улыбнулась и в наигранном изумлении приподняла брови, кивая на денщика Белова.
– Василий, – строго окликнула его девушка. – Ты что здесь делаешь?
От неожиданности парень подскочил и ударился затылком о край печи. Охнув, Глаша подскочила к нему.
– Сильно?
– До свадьбы заживет! – парень встал и весело посмотрел на Глашу, потом перевел взгляд на сердито хмурившуюся Анастасию. – Печь у вас засорилась, дымила шибко, вот я и глянул. Дымоход еще прочистить надо, и порядок.
– Его с крыши прочищают, – холодно заметила девушка.
– Так сначала посмотреть надобно, вдруг не он! – Васька широко улыбнулся.
– Посмотрел? – продолжила Настя.
– Посмотрел.
– Он?
– Он!
– Вот и ступай в казармы, а нам трубочиста пришли! – распорядилась девушка.
Василий слегка помялся, потом поклонился, весело подмигнул Глаше и вышел.
Девка проводила поклонника расстроенным взглядом.
– Что вы, Настасья Платоновна, на парня напустились, – тихо заметила она. – Он же помочь хотел.
– Ага, в трубу лезть собирался! – фыркнула Лизетта. – Хорошо, вовремя сообразил, что застрянет!
– Он не в трубу, а на крышу, – в запале возразила Глаша и тут же под сердитым взглядом хозяйки ойкнула и залилась краской.
– Аглая! – одернула Настя девку, косясь на фрейлину. – Почему Петра не позвала?
– Не успела. Я только собралась, а Василий навстречу идет. Помощь и предложил.
– Что еще предложил? – поинтересовалась Анастасия.
Глаша с укором посмотрела на хозяйку:
– Настасья Платоновна, зачем вы так! Василий печку нам почистил, дров да воды натаскал, а вы его в шею гнать… наверняка обидели!
– Глаша, – ахнула Настя, – Да ты…
Она беспомощно посмотрела на Лизетту. Та рассмеялась.
– Будет тебе, Настя, ну влюбилась девка твоя, с кем не бывает!
– Только этого мне еще и не хватало, – обреченно произнесла та.
Глаша вновь покраснела, шмыгнула носом и выскочила из комнаты. Настя растерянно посмотрела на хлопнувшую дверь.
– Вот что прикажешь с ней делать?
– Коль крепостная она – выпори да замуж выдай за кого тебе надобно, если свободная девка – по щекам отхлещи, ишь удумала – слезы лить да дверьми хлопать! – фыркнула фрейлина.
– Замуж… да… если бы все так просто…
– А чего сложного? Сказала свое слово и все. А то смотри, Васька же денщик Григория Белова. Каков барин, таков и слуга.
– А что Григорий Белов? – насторожилась Настя.
– Знамо что! – фыркнула Лизетта. – До баб он охоч. Хотя, признаться, они на него сами вешаются. Оно и понятно: хорош собой, статен, роду знатного. Марфа Симоновна, статс-дама[2]2
Статс-дама – замужняя женщина, находившаяся в услужении у императрицы.
[Закрыть] уже, а все по нему вздыхает!
– Так она ж старая… – Настя вспомнила слегка располневшую женщину, проводившую ее к императрице в тот роковой день.
– А Белов и не соглашается амуры с ней крутить! – рассмеялась фрейлина и тут же опомнилась. – Говорят, она на тебя сильно разозлилась…
– Вот как? – Настя постаралась сделать вид, что ее это не огорчает, хотя по спине пробежал неприятный холодок.
– Ага. Интересно, за что?
– Её Григорий попросил меня к императрице провести, на аудиенцию, – Настасья поняла, что соседка просто так не отстанет.
– Григорий? Белов?! – Лизетта даже гребень от удивления выронила. – А у тебя что с ним?
– Ничего, – обрубила девушка и, понимая, что фрейлина не отстанет, пояснила. – Его сестра – подруга моей наставницы. Вот та и попросила помочь… отец у меня… в остроге…
– Погоди, так ты дочь того самого Збышева? Которого за заговор взяли?
– Да. Только не заговорщик он, – Настя вздохнула. – Выпить он любит. В Питерсбурх по делам приехал. А тут и завертелось… Ты не думай, государыня по окончании следствия его отпустить обещала, а меня во фрейлины взяла.
– Повезло отцу твоему, и тебе тоже… С чего только такая милость? – Лизетта зевнула и потянулась, – Ох, притомилась я! Государыня сегодня всю ночь в карты играть изволила, лишь к заутрене остановилась и уже после спать ушла.
– Она что ночью не ложилась? – ужаснулась Настя.
– Конечно! Привыкай. Здесь всегда так. Елисавета Петровна заговора боится. Все перевороты ранее ночью свершались, вот императрица наша ночами и гуляет. И весь двор вместе с ней. Так что сегодня отоспись хорошенько – тебе же завтра на дежурство. – Лизетта скинула домашнее платье, бухнулась на колени у образов, быстро перекрестилась и юркнула под одеяло.
Настя вздохнула и вышла, чтобы не мешать соседке.
Глашу хозяйка нашла в самом темном углу коридора. Та сидела, упрямо глядя в одну точку и надув полные губы.
– Ты что это, Глаша, позорить меня решила? – строго спросила Анастасия.
– Отчего ж сразу позорить? – спросила та, вставая и с укором смотря на свою хозяйку. – Василию Белов наказал нам помогать, вот он и старается, а вы…
– Белов, говоришь, наказал? – разозлилась Настя. – Ты хоть ври, да не завирайся!
– Настасья Платоновна, да где ж я вру? – девка перекрестилась. – Ей-богу Васька мне сам про то сказывал!
– А ты, дура, и поверила?
– Поверил, не поверила, – та махнула рукой. – Надоело мне в девах ходить, да и вам давно замуж пора…
– Ах ты!.. – Настя даже задохнулась от гнева. – Думай, что говоришь!
Не сдержавшись, она дала девке пощечину, Глаша ахнула, схватилась за полыхавшую щеку и, громко всхлипывая, выскочила прочь из дома, хлопнув дверью.
– Глаша! – сообразив, что наделала, девушка хотела кинуться следом на крыльцо, но из соседней комнаты высунулась недовольная Дарья.
– Збышева, ты что тут шумишь?!
– Глаша у меня… убежала, – покаялась Настя.
– Да ты что? – Даша всплеснула руками. – Совсем?
– Нет, я… – девушка махнула рукой, не желая посвящать посторонних в свои отношения со слугами. – К Петру она побежала, дяде своему.
– Ааа… – Даша зевнула. – Ежели без твоего согласия, как вернется – выпори, чтоб неповадно было, или за косу оттаскай.
– А если с ней по пути что случится? Или в самих казармах?
– В каких казармах? – сон фрейлины как рукой сняло.
– Преображенского полка, – пояснила Настя. – Петр там. Его Григорий Белов к себе взял.
– Бело-о-ов? – ахнула Дарья. – А ему-то твой Петр зачем?
– Григория сестра просила, Софья, – Настя второй раз пересказала уже готовую легенду.
– Вот как? Значит, Софья Петровна тебе покровительствует? А мы-то все гадали, как ты фрейлиной стала! – развеселилась Дарья. – Ну, Настасья, далеко пойдешь! Смотри, как бы замуж за Гришку нашего выходить не пришлось! Тебя тогда точно девки наши со свету сживут!
Она весело рассмеялась собственной шутке, Настя в ответ лишь грустно улыбнулась. Заметив это, фрейлина оборвала свой смех.
– Ты чего такая смурная?
– За Глашу беспокоюсь, – ответила Настя, желая сменить тему разговора. – Что, если её в казармах кто обидит?
– Значит, сама дура! – Дарья пристально посмотрела на Настю. – Что ты с ней, как курица с цыпленком! Она ж крепостная!
– Выросли мы вместе. Её мать моей кормилицей была… и потом все нянчилась.
– А, ну разве… – Дарья опять зевнула. – Тогда не денется никуда девка твоя. Вернется. Или дядя её приведет. Вообще не понимаю, за какой надобностью ты ее с собой взяла?
– Нельзя ей было оставаться. Сосед у нас… до таких девок охоч.
– До таких девок все охочи! Подол задрал и вся недолга, это ж не с благородной дело иметь! – заметила фрейлина.
– Так что, думаешь, за ней идти надо? – испугалась Настя.
– В казармы? Ты с ума сошла! И себя погубишь, и девку свою не спасешь. Сиди здесь. Вернется она жива-здоровехонька.
– С чего ты уверена?
– Так её ж с денщиком Белова видели! Почитай, амуры у них случилися!
Настя вздохнула:
– Амуры, твоя правда.
– Ну, так все уже знают, что она с ним, а с людьми Белова никто связываться не будет. Григорий, когда шибко злой, так и прибить может ненароком!
– И что же, все так и оставить?
– Если не хочешь девку свою замуж отдавать, поговори сама с Беловым, пусть денщика своего прижмет!
Настя задумалась. Ей не хотелось лишний раз встречаться с Григорием, но с другой стороны…
– Наверное, ты права, – наконец протянула девушка, заметив, что Дарья выжидающе смотрит на нее. – Надо к нему гонца послать.
– Вот еще выдумала! Григорий завтра в наше время на караул заступит. В офицерской будет. Это от фрейлинской недалеко. Там все и выяснишь!
– А ты откуда знаешь, что он на карауле будет? – опешила Настя.
– Ой, Настасья, вот сразу видно, деревенская ты! – рассмеялась Дарья. – При дворе все про всех знают! Тем более Головина за Беловым почитай месяц бегала, проходу не давала. Мы уже все его дежурства выучили!
Она вновь отвернулась к зеркалу и внимательно посмотрела на цветок в волосах.
– Нет, уберу от греха подальше. Лопухину вон, государыня по щекам отхлестала, цветок с локонами срезала, а потом и вовсе в Сибирь отправила! До сих пор аресты идут.
При упоминании об арестах, Настя невольно вздохнула. Мысли вернулись к отцу. Каково сейчас Платону Збышеву в остроге сидеть?
О тюрьме Настя имела весьма слабое представление. Знала лишь, что там темно и сыро. Впрочем, Елисавета Петровна дала понять новой фрейлине, что с отцом особо лютовать не будут. Может, и не так все плохо. К тому же следовало признаться в этом и самой себе, отцу было даже полезно побывать в остроге. Глядишь, и выпивать станет меньше.
– Что-то ты совсем загрустила, – заметила Дарья, выпутав розу из прически. – Пойдем во дворец! Там обед должны сготовить, государыня блан-манже заказывала, значит и нам достанется! Только плащ захвати – вдруг дождь будет!
Настя нерешительно посмотрела на фрейлину.
– Даш, ты иди, а я потом схожу…
– Из-за девки своей переживаешь? – догадалась фрейлина.
– Да. Я ж никогда руку на слуг не поднимала, окромя пьяниц беспробудных, да одного мужика, кто жену поколачивал, выпороть приказала, чтоб неповадно было, а тут… – Настя закрыла лицо руками. – Господи, за что мне все это?
– Ты это что, опять плакать решила? – ахнула Дарья. – Нашла из-за кого! Так, пойдем! Поешь, там все и образуется.
Фрейлина буквально потащила Настю за собой ко дворцу.
Глаша появилась как раз после обеда. Вернее, когда Настя вернулась, крепостная была уже в комнате, тихо сидя на сундуке, который так и остался стоять у стены.
При виде хозяйки девка вскочила с сундука, где сидела, и с мольбой посмотрела на барыню.
– Анастасия Платоновна, простите… – тихо произнесла она.
– Глаша, это ты меня прости, – оборвала её Настя.
Девушки еще раз взглянули друг на друга и всхлипнув, кинулись друг другу в объятия.
– Пойдем отсюда, – предложила Настя, когда слезы поутихли. – Не ровен час, Лизетту разбудим.
– Да её из пушки не добудиться, – фыркнула Глаша. – Вы б Настасья Платоновна, тоже прилегли! Говорят, дежурство у государыни тяжкое!
– Ты же знаешь, что я не усну, – возразила Настя. – Особенно сейчас.
– Хотите, я вам чай заварю? – не дожидаясь ответа, Глаша вскочила и захлопотала: достала из малого сундука мешочек с травяными сборами, заварила чай.
Про Василия больше не говорили. Чай действительно успокоил Настю. Глаша расплела хозяйке волосы и долго расчесывала их, пока ту окончательно не сморило.
Проснулась Настя от шума. Она открыла глаза и долго пыталась сообразить, который час.
Дни были пасмурные и почти сливались с такой же светло-серой летней ночью, которую все называли «белой».
Лизетта уже поднялась и теперь сидела за небольшим столиком, распивая чай. Судя по запаху, один из Настиных травяных сборов.
Девушка бросила быстрый взгляд на стол, стараясь определить, какой именно, но в тусклом свете ей плохо было видно мешочки, разложенные Глашей на столе.
– Проснулась? – услышав шорох, Лизетта обернулась. – А я вот похозяйничать решила, чай заварить из трав. А то у государыни все кофей да вино…
– Ты что, сама? – ахнула Настя, подскакивая к столу.
Девушка слегка побледнела: некоторые сборы она делала сама, вкладывая в них свою магию, чтобы усилить действие трав. И если Лизетта взяла один из этих, то последствия могли быть самые непредсказуемые.
– Конечно сама, девка твоя куда-то выбежала. Или ты против?
Быстро пробежав глазами по холщовым мешочкам, Настя выдохнула. На столе лежали лишь обычные укрепляющие силы сборы.
– Нет, только в следующий раз лучше спрашивай, – сказала она. – Тут травы разные. Не дай Бог, потом как живот прихватит, и будешь вместо фрейлинской в кустах восседать.
Она быстро собрала мешочки, оставив на столе всего один, с самым простым сбором. Лизетта с опаской покосилась на чашку.
– Да ты пей, – Настя улыбнулась. – Эти безобидные.
Она тоже налила себе душистый отвар. Фрейлина придвинула ей блюдце с сушками.
– Вот, держи! У меня нянюшка так любила чаевничать. Говорила – попьешь чай, и все проблемы уйдут…
– Спасибо, – Настя вгрызлась в сушку. – Вкусная!
– Я их у бабки Нюши на рынке беру. Моя Манька бегает, когда время есть. Потом Глаше твоей покажет, у кого.
– Манька? – переспросила Настя.
– Девка моя, горничная. Я её сейчас в услужение к Голициной отправила. Уж больно Манька ей приглянулась. Оно и понятно: прически такие делает, ни один куафюр не сравниться, а мне деньги нужны.
Настя кивнула головой. Она была наслышана, что многие дворяне отдавали своих крепостных в услужение или на заводы, получая за них ежемесячно причитающийся заработок.
– Так что мне должны из дома скоро новую прислать, – продолжала Лизетта. – А пока можно я твоей Глашей попользуюсь?
Настя задумчиво помешала ложечкой свой чай. Ей не нравилась бесцеремонность соседки, но и наживать врага на новом месте девушке не хотелось. Достаточно было одной Марфы. А ведь еще был Белов, всеми силами старавшийся исполнить приказ Елисаветы Петровны.
– Знаешь, Глаша у меня девка своенравная, как бы конфуза не случилось. Ты мне лучше говори, что надо, я ей поручать буду, если она не будет мне самой нужна, – осторожно предложила Настасья.
– Да? ну ладно, почитай и договорились! – Лизетта слегка натянуто улыбнулась, явно разочарованная ответом соседки.
Они еще немного поговорили ни о чем, пока в дверь не постучалась Дарья.
– Вы идете? – она заглянула в комнату.
– Куда?
– Так сегодня же у Самсона оперу поют! – изумилась фрейлина и посмотрела на Лизетту. – А ты не сказала?
– Нет, не успела, – отмахнулась та.
– Ну вот. Настасья, одевайся, пойдем!
– Так я одета, – девушка недоуменно посмотрела на свое платье.
– Ты же в этом днем была! – возразила Дарья. – Кто вспомнит, государыне доложит, а Елисавета Петровна этого страсть как не любит!
– Тогда, может, мне и вовсе не ходить?
– Ага. Указ петровский вспомни: кто театру без причины пропустит, того батогами бить!
– Будто кто меня заметит, – отмахнулась Настя. Идти вновь в парк и мерзнуть на ветру не хотелось.
– Марфа наверняка. Она ж на тебя злая… ужас как! – фыркнула Лизетта, – Нет уж! Одевайся и пойдем.
– У меня платья еще не готовы, – призналась Настя.
– Да? Тогда я тебе свое дам. Сейчас! – Дарья убежала, прежде чем девушка успела возразить, и вскоре появилась, неся в руках ворох голубой, расшитой серебром ткани. – Вот, мне маловато, а тебе в самый раз будет!
– Что, Дашка, разъелась на государевых харчах? – хмыкнула Лизетта.
– Я ж амуры не кручу, по офицерским комнатам не бегаю! – беззлобно отпарировала та.
– Ты это на что намекаешь?
– А кто с Воскресенским вчера в альковах прятался? Что, Лизка, небось целовалась?
– Ой, сама-то! – Фыркнула Лизетта. – Три кадрили кто с поручиком Апраксиным на прошлой неделе танцевал, а опосля по парку гулял? Левшин потом еще злой, как черт, ходил!
– Мы с Павлом Ивановичем фейерверхи смотрели! А Левшин на себя берет много. Я ему преференций не давала! – запротестовала Дарья, примеряя на Насте свое платье. – Лиз, фижмы свои дай, они попышнее будут, а то подол по земле волочится!
– Ага, – та порылась в своем сундуке, извлекая на свет пышные обручи. – Вот! На китовом усе!
– Я ж в них в дверь не пройду, – ахнула Настя.
– Пройдешь. Руками с боков сдавишь, и вся недолга́! – отмахнулась Дарья.
Не слушая более никаких возражений, фрейлины быстро надели на притихшую подругу платье.
– Теперь волосы наверх убрать, гребнем заколоть, а у виска выпустить! – Дарья легко причесала Настю. – Пудрить не будем, не успеваем! Губы покусай, а то бледные!
Лизетта с готовностью протянула соседке небольшое зеркальце. Настя взглянула на свое отражение и ахнула: из зеркала на нее смотрела просто красавица. Воздушные кружева обрамляли хрупкие плечи, а голубой шелк платья подчеркивал яркость глаз. Не в силах отвести взгляд, девушка покружилась сперва в одну сторону, потом в другую…
– Настасья, хватит! – окрик Дарьи заставил оторвать взгляд от отражения. – Пойдем, не то опоздаем!
Настя нехотя положила зеркало на сундук Лизетты и поспешила за подругами.
Около Самсона уже толпились придворные, чуть поодаль, у канала собрались слуги, тоже желавшие послушать итальянских певцов, приглашенных государыней «для просвещения народного».
Сами исполнители расположились на ступенях каскада, среди золоченых фигур.
Обе фрейлины, сопровождавшие Настю, бесцеремонно вклинились в толпу придворных, расталкивая локтями тех, кто замешкался, и пробираясь ближе к фонтану.
– Даш, а вода где? – тихо спросила девушка.
– А, так это… шлюз закрыли, – ответила та, радостно махая высокому шатену в военном мундире.
Поручик Апраксин, сообразила Анастасия, вспомнив перепалку соседок по комнате. Шатен улыбнулся и поспешил к девушкам.
– Мамзели, – он поклонился и заинтересовано посмотрел на Настю. – Могу просить представить меня сей дивной розе?
– Поручик, ваша галантность меня изумляет, – Дарья кокетливо улыбнулась, демонстрируя ямочки на щеках. – Сия роза – Анастасия Платоновна Збышева, новая фрейлина её величества. Настасья, перед тобой завзятый ловелас, поручик лейб-гвардии Семеновского полка Михаил Апраксин.
– Покорён! – тот поклонился Насте и щелкнул каблуками, после чего, дождавшись ответной улыбки и кивка, вновь обернулся к Дарье. – Позволите сопровождать вас на сей феерии?
– Конечно, – Дарья оперлась на предложенную мужчиной руку.
Апраксин достаточно быстро устремился вперед, подведя девушек к своим приятелям, уже стоящим у фонтана. Последовал обмен любезностями. Слегка оробевшая от суеты, Настя то и дело ловила на себе восхищенные взгляды приятелей Апраксина.
Не привыкшая к такой откровенной заинтересованности со стороны мужчин, Настя отступила за кокетничавшую напропалую Лизетту.
– Вы слышали, что сегодня петь будет сам Маттиоли? – обратился к ней один из офицеров.
– Нет, – девушка смущенно улыбнулась и подавила в себе желание поддернуть уж очень глубокий вырез платья.
Не желая привлекать к себе еще больше внимания, она сделала вид, что рассматривает рассаживающихся на огромной террасе музыкантов.
– Дирижировать ими будет Джованни Мадонис, концертмейстер её величества, – продолжал офицер, склоняясь к уху Насти так, что она чувствовала на коже его горячее дыхание.
