Текст книги "Приказано жениться"

Автор книги: Екатерина Каблукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 5

Следующим утром Настя проснулась поздно и долго не могла понять, где она находится. Голова была тяжелой, глаза опухли от рыданий, хотя Глаша вчера весь вечер, так и не допытавшись, что стряслось, прикладывала к лицу хозяйки холодные компрессы.

– Настенька, душенька, проснулась? – Глаша подбежала к ней.

– Лучше бы и не просыпалась, – простонала девушка, вновь вспоминая события вчерашнего дня. – Угораздило же попасть из огня да в полымя!

– Будет вам, – Глаша подала старую выцветшую шаль, которую Настя, выпроставшись из-под пухового одеяла, накинула на плечи.

Вторая кровать так и не была разобрана, Лизетта провела ночь во дворце. Настя припомнила, что Дарья говорила о дежурствах: дежурили фрейлины с полудня до полудня следующего дня.

Стало быть, полдень еще не наступил. Настя кинула взгляд в окно, небо снова было затянуто тучами и понять, как высоко солнце, не представлялось возможным. Вдобавок само небо было очень низким, оно буквально давило, прижимало к земле, навевая мрачные мысли. Из-за лившегося всю ночь дождя в комнате опять было сыро, дрова прогорели еще ночью, и девушке пришлось плотнее закутаться в шаль.

Привычно помолившись перед образами, Анастасия села за стол, на котором уже стояла глиняная миска с гречневой кашей и кувшин с молоком, купленные на рынке.

Вчера вечером Петр и молодой вихрастый веснушчатый парень (Васька – поняла Настасья) кряхтя внесли сундук с вещами.

– Здрава будь, хозяйка, – поставив сундук у стены, Васька по обычаю поклонился, выпрямился и замер, не отводя глаз от Глаши. Девушка на удивление не отвернулась, не окинула по обычаю парня гневным взглядом, лишь зарделась, да опустила глаза в пол, будто невеста на смотринах. Петр нахмурился и ткнул парня в бок:

– Ты смотри, да не засматривайся! Это Глашка, сестры моей дочь!

Васька шумно вздохнул:

– Ты уж не серчай, Петр, красивая она у тебя, просто глаз не отвести!

Настя, сидя у окна, задумчиво рассматривала Василия. Высокий, широкоплечий, светловолосый, таких в каждом селе по пальцам пересчитать. Веснушки на курносом носу придавали ему слегка мальчишеский вид. Но лицо денщика Белова вызывало доверие. К тому же и глаза были простые, человеческие.

– Да с такой красотой одни беды, – посетовал Петр. – Девке даже на улицу одной не выйти. Так что сейчас на базар побегу.

– Это да, – Василий задумался, его голубые глаза хитро сверкнули, – Слушай, Петр, а давай мы с Глашей сходим? Меня здесь все знают, и с людьми Григория Белова связываться никто не захочет.

– А сам-то? – нахмурился тот.

– И пальцем ее не трону, вот те крест! – денщик истово перекрестился.

Петр вопросительно посмотрел на хозяйку. Девушка кивнула, признавая правоту слов Василия. Слуга вздохнул и решительно нахлобучил шапку на голову:

– И я с вами пойду! От греха подальше.

Они ушли, а Настя закружила по комнате, вновь жалея, что ввязалась в эту авантюру, но отступать было поздно. Острог или казнь отца представлялись девушке наименьшим наказанием, если она надумает вдруг ослушаться приказа императрицы. Но и быть неугодной женой она не желала, оттого и кружила по темной горнице, пытаясь собраться с мыслями. На ум приходило лишь одно: монастырь.

Но Настя опасалась, что, прими она сейчас постриг, Елисавета Петровна или казнит отца, или сошлет на каторгу, и тогда остается лишь гадать, что станет и с имением, и с верными слугами. Да и перед Беловым было стыдно, что нелепый поступок порушил ему всю жизнь. Хотя, опосля свадьбы, гвардеец наверняка вернется ко двору и прежним увлечениям, оставив жену в своем имении…

Внезапно Настя остановилась, пораженная крамольной мыслью. Ведь можно было исполнить указ императрицы и после венчания уйти в монастырь. Наверняка Григорий, заинтересованный в своей свободе, поможет ей. Это придало сил.

К приходу Глаши девушка смогла успокоиться и даже связно поведать о своем визите к государыне. О необычном сватовстве она почему-то умолчала, боясь, что Глаша своим сочувствием опять доведет ее до слез, но та была слишком задумчива.

Сидеть в комнате не было никакого смысла, и Настасья решила прогуляться по парку. Тем более как лицу, состоящему на службе у императрицы, ей позволено было проходить во дворец. Девушка потребовала от Глаши закрепить фижмы и принести второе приличное платье, серого шелка с вышитыми яркими нитями огромными цветами.

В имении Настя зачастую носила сарафан, как и крестьянки, но мать Мария, взявшись за образование юной девушки, приучила ее обращаться с платьем и столичным манерам, а также научила грамоте, счету и наукам, которым сама в свое время обучалась наравне с братьями.

Бродя по дорожке вдоль забора, Анастасия понимала, что сейчас ей очень не хватает мудрости ее наставницы. Та наверняка не оконфузилась бы вчера, как это случилось с самой Настей, да и разговор с самой государыней повернула бы по-другому.

Увлекшись своими мыслями, девушка не заметила, что ей навстречу идет нарядно одетая женщина.

– Осторожнее! – окликнула её та.

Девушка вздрогнула и недоуменно посмотрела на нарядную даму. Хоть женщина была и немолода, её платье из алого бархата было пошито по последней моде и по краю украшено золотыми кружевами, светлые волосы уложены в прическу, закрепленную шпильками с рубинами и изумрудами, а в уголке рта таилась черная бархатная мушка.

– Мы с вами платья помнем, – улыбнулась женщина, её голубые глаза весело засияли.

– Да, верно, – Настя сообразила, что дорожка слишком узкая. – Простите…

Она хотела попятиться, но женщина удержала её, коснувшись руки.

– Послушайте, мне все равно куда идти, может быть, составите мне компанию?

– Право, не знаю, – девушка насторожилась.

С одной стороны, женщина прогуливалась по парку, словно у нее было на это полное право, с другой, разве вчера она сама не так же уверенно шла в покои государыни, ведомая под руку незнакомым гвардейцем.

Тогда государыня осерчала на Белова, не будет ли это сегодня с самой Настей, ведь она не знает имени этой нарядной дамы.

– Меня зовут Софья Петровна Горбунова, – та словно угадала мысли девушки. А может, уловила тень сомнения на лице. – А вы, как я понимаю, Анастасия Збышева? Новая фрейлина императрицы Елисаветы?

– Д-д-да… – отрицать было глупо.

Девушка окончательно растерялась. Закралась мысль, что эта нарядная дама нарочно пошла по тропинке навстречу Насте, чтобы иметь возможность заговорить с ней.

– Тогда приятно познакомиться, – хотя София Петровна и улыбалась, её голубые глаза рассматривали девушку очень пристально. – Пойдемте, присядем?

Она махнула веером на одну из беседок-галерей, увитых диким виноградом. Отказываться было невежливо, и Настя покорно поплелась следом за новой знакомой.

– Как вы находите парк? – спросила Софья Петровна, как только они сели на скамейку, расправив свои юбки.

– Он совершенно необычен, я никогда раньше такого не видела, – призналась девушка.

– Он вам нравится?

– Я слишком мало еще гуляла здесь, чтобы составить мнение, – уклончиво ответила Настя, слегка недоумевая, с чего вдруг даме понадобилось расспрашивать её про парк.

– А Каскад? Вы видели Каскад? И доблестного Самсона, разрывающего пасть льва?

– Увы, нет.

– О, это необходимо исправить! – дама даже подскочила и требовательно протянула руку. – Идемте же!

Её лицо просто светилось от энтузиазма. Настя вновь заколебалась, но желание видеть Самсона победило, и она послушно встала.

Дама подхватила её под руку и повела ко дворцу. Это все так напоминало вчерашние события, что Настя скосила глаза, чтобы убедиться, что под руку её ведет не Белов. Профиль дамы показался ей очень знакомым, как и та напористая энергия.

– Скажите, а вы не знаете Григория Белова? – повинуясь интуиции, вдруг спросила девушка. – Он служит в Преображенском полку.

Спутница рассмеялась и, выпустив локоть девушки, развела руками.

– Быстро вы меня раскусили. Я его сестра.

– Вот как? – Настя невольно выпрямилась еще больше. – И к чему был весь этот маскарад?

– Какой маскарад? – Софья все еще улыбалась, хотя улыбка не затрагивала голубых глаз. – Я действительно по мужу Горбунова, лица я не прятала и имя сразу назвала.

– Вы же специально шли мне навстречу, – обида не проходила.

– Ах, это… – Софья фыркнула. – Я просто прогуливалась по парку, но, признаться, брат достаточно подробно описал вас, и заметив юную девушку, так подходящую под описание, я прибегла к небольшой хитрости, чтобы поговорить с вами. Или вы думали, что никто из нашей семьи не поинтересуется, что за девушку государыня сватает наследнику Беловых?

Последние слова прозвучали достаточно жестко. Настя вздрогнула, но взгляд не отвела. Несколько мгновений две женщины стояли друг напротив друга, потом Софья рассмеялась.

– Ну, будет! – она вновь подхватила Анастасию под руку. – Вы ведете себя достойно, видно, что воспитаны примерно, потому я не вижу смысла ссориться.

Настя с трудом сдержала рвущиеся наружу резкие слова. Враждовать с сестрой нежеланного жениха было глупо, и девушка покорно позволила провести себя сквозь галерею первого этажа. Софья шла размеренно, очень часто отвечая на приветствия кого-нибудь из давних знакомых.

– Софьюшка, дорогая, ты ли это? – несколько дам, стоявших у огромного арочного окна, обернулись, одна из них даже всплеснула руками.

– А кто ж еще? – Софья отвернулась к Насте и прошептала. – Нам придется подойти!

Обворожительно улыбаясь, Софья приблизилась. Настасья нехотя устремилась за ней. Она заметила среди женщин вчерашнюю знакомую ей Марфу Симоновну. Судя по недоброму блеску, та тоже вспомнила виновницу своей немилости.

– Какими судьбами? – продолжала вещать незнакомая дама. Ее лицо было обильно замазано белилами, щеки не в меру нарумянены, а в темных волосах виднелась седина. – Думала, ты уж никогда не оставишь свои соления-варения!

– Я бы и не оставила, да подруга давнишняя попросила за ее крестницей присмотреть, – Софья махнула веером в сторону Насти. – Настасью государыня во фрейлины взяла, вот подруга и беспокоится… Настенька, да ты подойди, не стесняйся!

Она ободряюще улыбнулась изумленной девушке. Той ничего не оставалось, как подойти и сделать малый реверанс. Софья одобрительно хмыкнула. Дамы сочувственно закивали. Все, кроме Марфы. Она зло посматривала то на девушку, то на её внезапную покровительницу.

– Чего уж опосля беспокоиться, – прошипела она. – Ты, видимо, Софья Петровна не слыхала, о чем весь двор уже шепчет: бесстыдница эта с братом твоим под белу руку через все покои ходила!

Настя заметила, что стоявшие вокруг начали оборачиваться, чтобы посмотреть на девицу, слухи о которой уже расползлись по дворцу. Она гордо вздернула голову и твердо посмотрела на фрейлину.

– Зато я с ним по углам не шепталась, – только и заметила девушка.

Кто-то из дам рассмеялся.

– Марфа, ты что, с Григорием по углам хоронилась? – воскликнула она, остальные подхватили.

– Головиной дорогу перебегаешь?

– Ой, смотри, Гришка-то наш! Везде успел! – смех оборвался, дама пристыжено посмотрела на Софью.

Та улыбнулась.

– Думаю, моей подопечной негоже слушать такие речи! А Гриша мне вчера услугу оказал, я его просила, сама не могла, вот и помог по-родственному. А сейчас простите, нам надобно пройти поглядеть на Самсона! – коротко раскланявшись, Софья Петровна подхватила Настю под руку и поспешила к дверям, ведущим на огромную террасу.

Лакеи почтительно распахнули рамы с мелкой расстекловкой. В лицо сразу же пахнуло морем. А в глазах… в глазах буквально зарябило от блеска золота и капель воды, разлетавшихся повсюду.

Настя невольно ахнула и подошла к балюстраде, украшенной малахитовыми с позолотой огромными вазами. Под ними бурлила вода, стекая серебристой пеленой с мраморных ступеней каскада.

Десятки золоченых скульптур, людей и мифических чудовищ, струи воды, переплетающиеся ажурными нитями. Но не они приковывали внимание, а золотая фигура обнаженного мужчины, разрывающего пасть льву.

Он стоял внизу, на огромном каменном постаменте, уже успевшем подернуться зеленой тиной, в окружении золотых рыбин.

Из пасти зверя, точно последний рык, вырывался огромный водяной столб, он устремлялся вверх, до окон второго этажа дворца, оставшегося за спиной.

Позабыв обо всем, Настя с восхищением рассматривала фонтан. Она даже и не предполагала, что на свете может быть такая красота.

– Полно, – Софья вновь взяла девушку под руку, – Не стоит так долго стоять на одном месте, иначе мы привлечем слишком много внимания. Вы же не хотите, чтобы над вами потом потешались?

– Почему вы так хлопочете обо мне? – вдруг спросила Настасья.

– Что?

– Вы же должны меня ненавидеть, а не по паркам водить, фонтанами любоваться, – в другое время Настя поостереглась бы вести такой разговор, но сейчас она была издергана до предела.

Софья это поняла. Даже не поняла, а уловила, как опытная мать всегда улавливает капризное настроение детей.

– Пойдемте вниз, – женщина указала на лестницу, идущую вдоль каскада. – В парке есть скамейки, и мы сможем спокойно поговорить.

Не дожидаясь ответа, она начала спускаться, Настя, выдохнув, обреченно последовала за своей спутницей. Они прошли по дорожке, обогнули пестрый цветник, вокруг которого затейливыми завитками были рассыпаны белоснежные фарфоровые черепки.

При виде такого расточительства, девушка хмуро сдвинула брови. Это не укрылось от Софьи, она усмехнулась.

– Государыня приказала, коль чашка или блюдо разбилась, осколки не выбрасывать, а садовникам отдавать, – охотно пояснила она, – посуда дорогая, так пусть даже в битой польза будет.

Настя пристыжено кивнула, мысленно коря себя за поспешность умозаключений.

Скамейка обнаружилась за кустами, подстриженными так ровно, что они казались тонкой зеленой стеной.

Софья села и выжидающе посмотрела на свою спутницу.

– Садитесь, разговор у нас предстоит долгий.

Девушка упрямо поджала губы, но присела на самый край и выжидающе посмотрела на сестру Григория Белова.

– Гриша вчера приезжал ко мне, – начала та без обиняков. – И рассказал о приказе государыни. Почему вы решили идти так, напрямик, а не подали челобитную князю Черкасову?

Настя тяжело вздохнула.

– Я не знала, что так заведено, – призналась девушка. – Мать Мария, она у нас в монастыре казначеей[1]1
  Должность казначея в женском монастыре действительно пишется именно так.


[Закрыть], сказала, что надо испросить аудиенции и броситься императрице в ноги, авось она сжалиться, вот я и поехала…

– Мать Мария?

– Из Волынских она. В миру Ксения.

– Ксения Волынская? – Софья даже подскочила. – Она… жива?

– Да… – Настя с изумлением посмотрела на собеседницу.

– Она подругой моей была! – торопливо пояснила та. – Наши дома в Питерсбурхе стояли по соседству. Мы часто виделись в детстве… да в юности, пока… семью их не арестовали…

Софья вздохнула:

– Как я понимаю, вашего отца постигла та же участь?

– Да, – глухо отозвалась Настя. – Он лишку выпил, когда в карты играл…

Девушка прикусила губу, вдруг вспомнив, что Софья – сестра Григория Белова. Впрочем, той наверняка не составило бы труда узнать правду о Платоне Збышеве.

– У вас есть еще кто-нибудь из родных? – продолжала допытываться собеседница.

– Нет, – покачала головой Настя. – Никого.

Она настороженно следила за сестрой Григория, которая в задумчивом молчании то складывала, то раскладывала веер.

– Вы во всем вините меня? – не выдержала девушка.

– Если бы винила, то не стала бы разговаривать с вами, – задумчиво заметила та. – Гриша прав, приказ государыни отменить невозможно… Хотя…

Она легонько постучала пальцами по скамейке. Ветер вновь налетел, принося холод залива. Софья, казалось, не заметила этого, а Настя поежилась и обхватила себя руками, пытаясь согреться. Из-за фонтанов в парке было очень сыро, и девушка озябла. Это не укрылось от её спутницы.

– Я вас совсем заморозила, – воскликнула она, вставая. – Пойдемте же скорее, я и позабыла, что вы только приехали и еще не привыкли к нашим суровым ветрам!

Софья проводила девушку до дворца. Дальше Настя настояла, что пойдет сама: ей хотелось побыть одной, чтобы поразмыслить обо всем. Её спутница попыталась возразить, но столкнулась с решительным отпором и вынуждена была отступить, со скрытым уважением посматривая на гостью.

Вежливо распрощавшись, Настя достаточно быстрым шагом направилась к воротам парка, мечтая как можно быстрее оказаться в сырой комнатушке, которую уже считала своим пристанищем.

Визит Софьи вызвал достаточно смешанные чувства: с одной стороны, сестра Григория девушке нравилась, с другой…

С другой – госпожа Горбунова одним своим присутствием ясно дала понять, что она полностью на стороне брата и будет оберегать его до последнего.

С этими размышлениями Настя вышла из парка и уже подошла к крыльцу своего обиталища, когда ее за талию вдруг ухватили крепкие мужские руки.

– Куда же вы, прелестница?

Девушка развернулась и поморщилась. В лицо ударил запах перегара. Незнакомый офицер в небрежно застегнутом красно-зеленом мундире и съехавшем на ухо вместе с треуголкой парике склонился над девушкой. Несколько его товарищей стояли чуть поодаль и с интересом наблюдали за происходящим.

– Куда вы так спешите, прекраснейшее из созданий?

– Пустите, – тихо, но твердо сказала Настя, чувствуя, как в ее груди закипает злость.

Она ненавидела пьяных, особенно, когда они в какой-то момент решали, что им все позволено. У себя в имении девушка строго наказывала мужиков, что не знали меры, но здесь был офицер, дворянин, и Настя растерялась.

– Охотно, милая, если подарите мне поцелуй!

– Нет, – она уперлась руками в грудь, пытаясь оттолкнуть пьянчугу, но тот крепко удерживал свою жертву.

– Какие мы скромные, – захихикал он, перехватывая руки девушки так, чтобы она не могла сопротивляться.

– Отпусти, – процедила Настя сквозь зубы, чувствуя, как в ней разгорается ведьмовская сила.

Конечно, разумнее было бы поднять шум или изобразить обморок, но накопившаяся злость требовала выхода. Серые глаза девушки полыхнули ярким огнем, она приготовилась ударить магией, когда обидчик вдруг отлетел от девушки.

– Лыков, не балуй! – раздался рядом знакомый голос.

– Белов? Гришка? Ты чего? – обижено проблеял тот, хватаясь за челюсть, по которой только что проехался кулак преображенца.

– Ничего, – Григорий развернулся так, чтобы загородить Настю. – Иди-ка ты проспись в казармах! Тебе на пост заступать ночью!

– Так то ночью! – отмахнулся пьяный. – Там я как стек… как стеклышко буду! Ты ж меня знаешь!

– Знаю. Поэтому и говорю – ступай отсюда, пока тебя Долгорукий не встретил, я его недавно видел около ворот. Поверь, он с тобой церемониться не будет, на гауптвахту сразу загремишь! – Белов выразительно посмотрел на друзей Лыкова, все еще стоявших на своем месте.

Те подошли к приятелю и начали уговаривать уйти. Лыков мотал головой и отнекивался. В конце концов он демонстративно сел на землю и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что не тронется с места.

Белов на это смотреть не стал.

– Пойдем отсюда, – он взял Настю за руку и повел к домику, точно дитя малое.

– Отпусти! Я сама! – она сердито выдернула руку.

От неожиданности преображенец даже остановился.

– Ты чего? – слегка обиженно спросил он.

– А ничего! – взвилась Настя, окончательно издерганная событиями последних дней. – Вот откуда ты на мою голову взялся, а?

– Я взялся? – фыркнул Григорий. – Да ты сама на меня налетела!

– Я налетела? Это ты бежал! К Головиной своей, али к еще к кому?

– Тебе-то какое дело, – огрызнулся Белов, окончательно разозлившись.

Вчера в казармах приятели полночи угощали его шипучим французским вином, введенным в моду франкийским послом. Вино оказалось очень коварным, сперва легкое, оно валило с ног, и теперь поутру у преображенца ломило виски.

Впрочем, остальные участники возлияний были в худшем состоянии, и это слегка утешало. Поминая, что после такой попойки лучше всего прогуляться на свежем воздухе, Григорий вышел из казарм, и ноги сами почему-то понесли его к фрейлинским корпусам, где он и увидел Лыкова, обнимающего Анастасию.

И вот теперь вместо слов благодарности, эта тощая девица обрушилась на него с градом упреков, и зачем-то еще приплела бывшую полюбовницу Головину.

– А никакого, – тем временем продолжала Настя, словно радуясь, что хоть на ком-то может сорвать злость. – Вот и тебе до меня не должно быть! Ты зачем сестре все сказал?

– Софье? Откуда ты знаешь? – Белов не стал оправдываться или отрицать, лишь нахмурился. – Она что, здесь была?

– Была.

– Что делала?

– Самсона мне показывала!

– И как? – по-глупому спросил окончательно опешивший Григорий.

У него в голове не укладывалось, что сестра бросила свое хозяйство ради того, чтобы в очередной раз взглянуть на огромную золоченую статую, которого иначе, как «голозадым мужиком», и не называла.

– Красиво, – злость прошла так же быстро, как и появилась, и Настя уже жалела, что обмолвилась о встрече с Софьей.

Белов хмыкнул.

– Пойдем, поговорим все-таки? – он мотнул головой в сторону вчерашнего дуба, – Вроде и на виду, а вроде и укромно.

– Пойдем, – обреченно кивнула девушка.

Гвардеец взял ее за руку и охнул.

– Да у тебя пальцы ледяные! – он быстро скинул с себя мундир и накинул девушке на плечи. – Вот, грейся!

От ткани шло приятное тепло.

– А ты как же? – Настя с опаской посмотрела на серое небо, словно давившее на крыши.

– А я привычный, чай не первое лето в Питерсбурхе! – усмехнулся преображенец. – Совсем плохо станет – в волка перекинусь!

Он искренне рассмеялся, видя ошарашенное выражение лица девушки.

– Да не бойся, не сахарный я, не растаю! – он потянул ее за дерево, надежно укрывая от чужих взглядов. – Ну, невестушка, давай знакомиться! Белов я, Григорий. Можно просто Гриша.

Настя недоверчиво смотрела на него.

– Ты что на меня совсем не сердишься?

– Сержусь! Что это ты удумала, одна по улицам ходить! Хорошо я вовремя подоспел!

– Ты про что? – опешила девушка.

– Про Лыкова, конечно! Про что ж еще! – рассмеялся Гриша. – А ты про что?

– Про вчерашнее… – Настя пристыженно опустила голову. – И про обман мой…

– Какой же тут обман? – Григорий как можно более равнодушно пожал плечами. – Сам я виноват, надо было тебя сперва про цель визита поспрошать.

Девушка горько усмехнулась:

– Думаешь, я бы тебе о ней сказала?

– Неужто не сказала бы?

– Конечно, нет! Ты бы меня как блаженную сразу от ворот спровадил…

– Может, и спровадил бы, – нехотя признал преображенец.

– Вот видишь! – грустно усмехнулась Настя, – Нет, Гриша, моя это вина, что государыня осерчала. Мне и ответ держать!

– И как же ты его держать собираешься? – Белов смотрел на невесту с возрастающим интересом.

Тоненькая, хрупкая, она почти утонула в его мундире. Глазищи огромные. И лицо такое… располагающее, что ли. Фрейлины обычно губы надувают и глазами хлопают, что совы днем. А эта…

Настя выдохнула и решительно посмотрела на гвардейца, плечом прислонившегося к дереву.

– Кора мокрая. Ты рубаху запачкаешь! – заметила она.

– Тьфу ты! – Белов отпрыгнул и попытался отряхнуть рукав. – Ну вот, Васька теперь весь вечер ворчать будет!

– Ты грязь не размазывай, – посоветовала Настя. – Подсохнуть дай. И вот…

Она попыталась снять мундир и вернуть его владельцу, но Григорий замотал головой.

– Даже и не думай! – предупредил он. – Здесь воздух плохой, чахоточный. Все, кто приезжают – в миг болеют. А ты вон бледная, даже кровь не пустить!

– Простуду не кровопусканиями лечить надо, а баней и травяными настоями! – возразила Настя, но в мундир вновь закуталась. Слишком уж он был теплый… родной какой-то. – Гриш, ты не думай, я тебя неволить не буду. Как только папеньку из острога выпустят, я с ним уеду, да у себя постриг приму…

К ее удивлению, гвардеец возмущенно фыркнул, точно зверь.

– Ты что это удумала? А я потом всю жизнь слушать буду, как молодую жену со свету сжил да в монастырь упек? – ужаснулся он. – Нет уж, Настасья Платоновна, хочешь ты аль нет – мы с тобой теперь на всю жизнь связаны!

Девушка лишь опустила голову и подозрительно захлопала ресницами.

– Так… еще этого нам не хватало! – Гриша, моментально почуяв неладное, вытащил и протянул ей свой платок. – Ну-ка слезы вытри! Потом в комнате порыдаешь!

– Умный какой, – Настя шмыгнула носом, но платок взяла. – И где только научился? Небось, когда по фрейлинам бегал?

– Фрейлины меня не слезами встречали, а поцелуями! – Белов вдруг понял, что хорохорится, словно мальчишка. Поморщился и добавил. – Сестры у меня. Семеро…

– С-с-сколько? – ахнула девушка, моментально позабыв о слезах.

Она с ужасом представила, как её будут выгуливать в парке, передавая с рук на руки.

– Семеро, – Белов вновь усмехнулся, разгадав мысли невесты. – Да ты не переживай, они почти все замужем, свои семьи у них. Окромя Софьи никто не побеспокоит!

– А ей-то чего? – пробурчала Настя.

– Она меня, почитай и вырастила, – Григорий в миг стал серьезным. – Тяжело я родителям дался. Матушка после родов совсем слаба была, думали преставиться. Вот Софья со мной и нянькалась. А потом уже…

Гвардеец махнул рукой. Никому не стоило знать, что, когда Белов уже служа в полку в очередной раз увидел на лице у сестры следы побоев. Не выдержав, Гриша и обернулся волком, подкараулил мужа сестры и достаточно толково и быстро объяснил ему, что будет, если Горбунов еще раз тронет Софью.

Преображенец понимал, что за такое его вполне могли сослать на каторгу, но командир полка, Александр Борисович Бутурлин, вникнув в дело, вступился за своего офицера, хотя потом и сам потрепал Гришку изрядно, заставив месяц ежедневно сражаться с ним самим в звериной обличие.

Впрочем, Белов был лишь рад этому. Бутурлин слыл одним из самых опытных воинов и в схватке ему не было равных.

Софья же еще долго удивлялась, что муж внезапно предложил разъехаться, безропотно уступив и городской дом, и дачу в Питерсхоффе.

– В общем, на сестру мою не серчай, не враг она! – подытожил свое молчание Григорий. все еще зло сверкая глазами от некстати охвативших его воспоминаний.

Настя лишь повела плечами.

– Ты поговорить хотел, – напомнила она гвардейцу.

– Хотел, – подтвердил тот. – Я вот что думаю: приказ государыня не отменит, но про него еще никто не прознал, Марфа слишком злая ходила, да и надеется она, что я выкручусь.

– И что? – девушка с надеждой посмотрела на преображенца, неужели он знает, как и свадьбы избежать, и государыню не разозлить.

– А то, что, надобно нам с тобой изобразить, что мы по любви венчаться будем.

– Что?! – Настя даже взвизгнула, такой абсурдной показалась ей эта мысль. – То есть…

– То и есть! – не выдержав, передразнил Григорий, как вечно дразнил непонятливых сестер. – Я супротив императорской воли не пойду! Я государыне на верность присягал и любые ея приказы исполнять должен!

– Вот и исполняй, только меня в это не втягивай! – Настя почти швырнула вдруг ставший тяжелым мундир на траву, развернулась и направилась к фрейлинскому дому.

– Дура!! – крикнул ей вслед Белов. – Себя не жалеешь, так хоть об отце подумай!

Настя на мгновение замерла, а потом решительно поднялась по ступеням дома. В сердцах хлопнула дверью.

– Вот ведь! Одно слово – баба! – проворчал Григорий, поднимая с земли и отряхивая свой мундир. – Хорошо, хоть топтать не начала, с нее станется!

Он критически оглядел зеленое сукно, особо тщательно проверил красные обшлага, чтоб на них не было комьев земли. После чего надел мундир, достал из кармана парик, нахлобучил его на голову и направился во дворец, превращать свой план в жизнь. Настя еще одумается, пожалеет, что так говорила.