Текст книги "Развод. Не прощу за "походную жену" (СИ)"

Автор книги: Екатерина Гераскина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Глава 19

– Я хочу воспользоваться вашим гостеприимством и задержаться здесь, – произнесла я.

– С чем связано ваше желание? – генерал Нормийский прищурился.

Я выдержала паузу, словно собираясь с силами. Внутри я была напряжена как пружина, но наружу я выпустила только усталость и горечь.

– С тем, что я не могу просто уехать, – тихо ответила я. – Там, где оборвалась жизнь моего сына… я должна быть рядом хотя бы ещё немного. Пусть это место и опасно, но я хочу почувствовать, что не предала его память тем, что поспешила домой, в тёплый дом и тишину. Мне нужно время, чтобы проститься.

Я опустила глаза, позволила голосу дрогнуть.

– Здесь он сражался. Здесь он отдал свою жизнь. Если я сейчас покину это место – мне будет казаться, что я бросила его.

Я снова подняла взгляд, твёрдо, почти упрямо:

– Я не прошу много. Я не стану мешать вам. Но позвольте мне остаться хотя бы на короткое время.

А настоящая мысль билась в голове, я её прятала глубоко: я знаю, меня обманули. Знаю, что прах моего сына развеяли не здесь. И пока я не докопаюсь до истины, не сдвинусь с места.

Генерал нахмурился.

– Поймите, у нас военный объект. Возможны прорывы. Вы будете в опасности. И что со мной сделает ваш супруг, если узнает, что его жена погибла здесь?

– У нас с ним сложные отношения, – я усмехнулась безрадостно. – Но он поймёт моё желание остаться на время там, где пал наш сын. Тем более я буду здесь не просто так. Я дипломированный зельевар и травница. И даже не прошу платы за мои труды. Я буду помогать вашему гарнизону.

Генерал задумался. В это время адъютант вернулся с чаем, поставил поднос между нами, странно переглянулся со своим командиром и снова удалился, тихо закрыв дверь.

Мы остались вдвоём.

– Леди, – начал генерал медленно, – я понимаю ваше желание. И не буду скрывать – ваши навыки нам бы пригодились. Толковых зельеваров всегда не хватает. Но вы поймите и меня. Это опасное место. А такие, как вы, слишком неподготовлены к войне и тому, что здесь может происходить.

– Я более чем подготовлена, – почти отчеканила я, лишь силой воли снизила градус напряжение в голосе.

Он снова замолчал. Я видела, как в его глазах мелькнуло сомнение, но лицо оставалось каменным.

– Я подумаю, – сказал он наконец.

– Подумайте, – сказала я, и на последнем слове всем своим видом дала понять, что слишком упряма и уперта, чтобы отступить в своем желании остаться здесь. – Ведь у вас нет причин, чтобы отказать горем убитой матери в такой малости?

Я знала, что поставила его в ловушку. Теперь, даже если он откажет, то негласно даст понять – причина у него есть. Причина весомая. А если согласится, значит покажет, что он кристально чист и бояться ему нечего.

Генералу явно не понравилась моя скрытая манипуляция.

Его взгляд стал ещё тяжелее, лицо застыло суровой маской. Я почувствовала, как между нами натянулась невидимая струна, и любой мой лишний жест мог заставить её лопнуть.

Я встала, пожелав доброй ночи, и сама вышла из кабинета, не дожидаясь его ответа.

Адъютант проводил меня нечитаемым взглядом. Он встал из-за стола. Я слышала, пока пересекала приемную, как за моей спиной Генри приоткрыл дверь в кабинет генерала, потом закрыл ее. Думаю, Нормийский коротким жестом отдал ему приказ. И тот молчаливой тенью последовал за мной.

Меня под конвоем сопроводили в тот же самый дом на окраине поселения.

Я ждала, когда ночь окончательно опустится на аванпост.

Надеялась, что никто не будет слишком усердно охранять генеральскую жену. Что надзор ослабнет. И вот тогда я выйду. Тогда я осмотрюсь.

Я найду то самое место, где всё-таки погиб мой сын…

Эта мысль свербела, рвалась, не давала покоя.

Генри проводил меня до самой комнаты. Держался безупречно вежливо, но я чувствовала, как его ледяные глаза цепко следят за каждым моим движением.

Он ещё какое-то время оставался в доме – я слышала его шаги внизу, приглушённые, но отчётливые.

Я же усердно делала вид, что готовлюсь ко сну. Включила воду в ванной, дала ей стекать шумной струёй. Старательно шуршала, передвигала вещи. Зашторила окна тяжёлыми занавесями, погасила свет. Свечи убрала подальше, чтобы ни у кого не возникло мысли зажечь их.

Залезла на кровать, слушая, как она издала характерный скрип – пусть Генри, если подслушивает, решит, что я устроилась на ночь.

Несколько мгновений лежала неподвижно.

А потом, едва позволив глазам привыкнуть к темноте, я аккуратно соскользнула вниз. Пол под ногами был холодным, неровным, каждая доска могла предательски хрустнуть. Я двигалась медленно, осторожно, словно сама тень.

Соорудила на постели возвышение из подушек, накинула сверху одеяло – со стороны могло показаться, будто я сама лежу, свернувшись клубком.

На носках, почти не издавая ни единого шороха, я подошла к окну, выходившему на главное крыльцо. Осторожно приоткрыла штору. Стала ждать, пока Генри уйдет.

Каждая мышца натянулась, как струна.

Вскоре услышала, как внизу скрипнула дверь, увидела, как внизу Генри что-то негромко сказал караульному. Тот кивнул.

Генри ушёл.

Я медленно выдохнула, прикрыв глаза. Пора действовать.

Я рассчитывала на то, что травы, подмешанные мне в чай, который я не выпила, должны были уложить меня в глубокий, тяжёлый сон. И Генри об этом знал. Значит, по идее, дополнительной охраны за дверью и по периметру быть не должно, а с одним караульным я справляюсь.

Я обулась бесшумно, подошла к двери и затаилась, прислушиваясь. Тишина. Ни шагов, ни скрипа. Всё тихо. Тогда я осторожно вышла в коридор, спустилась на первый этаж. Я ступала так легко, словно едва весила.

Дом оказался пуст.

Я нашла кладовую. Длинные полки с засолками, пустые ящики, мешки с зерном. В углу – маленькое окно. Через него я выскользнула наружу, вытерла руки о замшевые штаны.

Ночь была тёмная, но костры на улицах не давали ей стать полной. Я хотела осмотреться, возможно – почувствовать, где именно был развеян прах моего сына. Если бы земля откликнулась…

Но если и это окажется пустым, я надеялась хотя бы дойти до целительской. Найти Мию. Может, именно она дежурит этой ночью.

Я кралась мимо домов, осторожно выбирая места, где тень от стен скрывала мою фигуру. Каждое движение было выверено.

Я держалась ближе к зарослям – к диким кустам и деревьям, высаженным у домов. Там я могла укрыться, спрятаться, раствориться среди насаждений.

Я осторожно тянулась к своему дару, и растения охотно откликались: ветви чуть склонялись, листья дрожали, подстраиваясь под меня, заслоняя от чужих глаз. Сама природа становилась моим щитом.

Если бы не это, я бы никогда не смогла передвигаться здесь, под самым носом у караула.

Мне оставалось только одно – избегать света костров. Я двигалась от тени к тени, скользила, замирая всякий раз, когда впереди проходил караульный или неподалеку раздавались голоса.

Каждый шаг отзывался в сердце тяжёлым ударом, но я знала: назад не поверну.

Я уже миновала одну улицу. Свернула в сторону целительской, но вдруг замерла, услышав голоса.

Они доносились из одного из домов неподалёку от главного штаба генерала. Тонкий прямоугольник света резал темноту – окно было приоткрыто.

Я осторожно двинулась ближе, ступая мягко, как кошка, и скрылась среди насаждений. Ветки легли мне на плечи, прикрыли силуэт. Сама природа помогала мне укрыться.

Сердце билось так сильно, что я едва слышала собственное дыхание. Пришлось вдохнуть и выдохнуть, чтобы успокоиться.

Я замерла, вслушиваясь, ловя каждое слово. Понимала, что случайно подслушанный разговор может оказаться обо мне.

Мой дар помог – стоило закрыть глаза, сосредоточиться, и я будто растворилась в ночи, в листьях и ночной сырости. Ведьмы умеют скрываться.

– Новая целительница должна прибыть со дня на день, – глухо произнёс Нормийский. – Проследи, что бы ее никто попортил.

– Так она будет для вас? –  спросил адъютант.

– Да. Ева… себя исчерпала.

– Она же была беременна, – осторожно уточнил Генри.

– Была, – отрезал генерал. – Я заставил её сделать аборт. Для неё так лучше. Никаких лишних забот. Да и мне не нужны незаконные ублюдки.

Я стиснула зубы. В груди ревело и рвало.

Главный тут ублюдок сам генерал.

Он размышлял так хладнокровно, как будто речь о животном, а не о человеке.

Выбирал себе новую кобылу, когда старая уже не надоедала или вышла из строя.

– А если новая окажется такой же ушлой? – осторожно спросил адъютант. – Попытается привязать к себе ребенком.

– Её проблемы, – Нормийский говорил спокойно. – Я сразу предупреждаю: она нужна мне только для снятия напряжения. Император заботится о своих воинах – так почему бы не воспользоваться этим? Всё равно, что происходит на фронте, тут же и остаётся.

Его голос был сухим, деловым, но именно эта холодная отрешённость заставила меня содрогнуться. Для него это норма. Женщина – не больше, чем инструмент. Служанка, тело, средство поддержать боевой дух. И всё. Никакого уважения.

Я прижалась крепче к стене, сдерживая рвущийся дар. Внутри клокотала ярость, смешанная с омерзением.

Боги. Как же противно! Грязь их разговора будто капала на меня, обволакивала, затекала под кожу.

И вдруг голос адъютанта стал ещё тише:

– А что с женой Дрэдмора?

Тишина повисла тягостная, но ненадолго.

– Её присутствие нежелательно, – хрипло бросил Нормийский. – Но видимых причин отказать ей нет. Пока нет. Придётся потерпеть пару дней. Только предупреди эту… потаскуху Фридриха. Мию. Пусть заткнётся и помалкивает.

Он сделал паузу, потом добавил:

– И вообще, предупреди всех целительниц, чтобы молчали и не болтали с чужой. Приставил бы тебя, да только это уже будет выглядеть странным. Мало ли что-то начнет подозревать. Слишком резкая баба и умная. Хороша, как демоница, но много себе позволяет.

– Может, оставить её себе? – вдруг предложил Генри.

Я подавилась вздохом!

– Задница и грудь при ней, – усмехнулся Нормийский. – Да и сопротивлялась бы она до последнего. Характер так просто не скроешь. Генеральская жена, сразу видно. Баба с огоньком. Понимаю Арагона – такая, как она, цепляет намертво. Но нет. Дрэдмор потом перевернёт всех нахрен. Сначала сын, потом жена пропала у нас же? Так что нет. Ты себе можешь другую выбрать.

– А может, стоит рискнуть? – адъютанта несло, и я услышала, как в его голосе зазвенела похоть, мерзкое предвкушение. – Может, ему и в радость, что мы попользуем старую его жену, а потом избавим его от неё? У того ведь все намази. Есть кому согреть постель, утешить.

Я едва не закусила губу до крови, чтобы не зашипеть вслух.

Твари они с генералом, а не ящеры.

Мерзкие падальщики!

И о нас с Арагоном в курсе! И его походно– полевой жене! И меня решили попользовать?!

– Не будем рисковать, – отрезал Нормийский, жёстко, будто поставил точку.

Но Генри не унимался, его голос звучал странно, глухо, с какой-то хриплой жадностью:

– Она зацепила меня. Есть в ней что-то… особенное…

Я выругалась про себя. Неужто он почуял ведьмовскую силу? Тянется ко мне, как одурманенный? Только этого мне и не хватало. Ведомые инстинктами, драконы всегда считали ведьм соблазнительными. Но не настолько же, чтобы терять рассудок!

Как они вообще могут говорить обо мне в таком тоне?

Меня обдало холодом. Его слова были словно ядом, обволакивающим изнутри.

– Оставь эту затею с ней. Лучше выпроводим ее. Пусть думает, что сама решает. – Пауза. – А решаем всегда мы.

Я замерла. Дыхание перехватило. В груди клокотала ярость, смешанная с мерзким холодом бессилия.

Они так легко рассуждали обо мне… словно я не жена, не личность, а вещь. А ведь я не просто женщина – я супруга другого высокопоставленного военного.

И если даже в этом случае они позволяют себе такие разговоры, то что говорить о тех, кто слабее, моложе, беззащитнее?

Так они решают и за других женщин. Ломают, заставляют, выжимают досуха, пока не останется ничего, кроме пустой оболочки.

Я сжала кулаки в темноте, ногти впились в ладони.

Мне нужно быть осторожнее.

Намного осторожнее.

Любая ошибка – может стоит мне дорого.

Потому что помимо того, что честь для этих двух мужчин, как и для других офицеров здесь, лишь пустой звук, я теперь знала наверняка: им есть что скрывать.

Иначе зачем они собирались приказывать всем целительницам молчать?

Если бы всё было чисто, не потребовались бы такие меры.

Значит, правда – где-то рядом. И правда эта смердит сильнее любой крови на поле боя.

Что вы скрываете?..

Глава 20

Разговор сошёл на нет. Я отошла от окна.

Я ещё рискнула надеяться пробраться в целительскую до того, как Генри явится с приказом, но не вышло.

У входа стоял караул. Я замерла под деревом на углу, сжала зубы, но внутри меня так смешивались ярость и отчаяние, что дар грозился вырваться наружу.

Обошла целительскую. Но окна были все плотно закрыты.

Я выругалась так, как не подобало бы леди. Но было плевать.

Внутри всё горело, клокотало.

А знал ли Арагон, какие мерзавцы тут служат?

Или он, как и все, закрывал глаза?

Но ведь я знала своего мужа. Слишком правильный, хладнокровный, но справедливый. Строгий, но порядочный. Таким он был всегда.

«А как же тогда во всё это вписывается его предательство, а?» – спросила я сама у себя, сжимая пальцы так, что ногти впивались в ладони.

Ведь он тоже пользовался походной женой!

Бездна! Не знаю!

Это никак не вязалось с моим Арагоном. Не похоже на него. Но факт остаётся фактом: он притащил в наш дом свою подстилку.

И этим перечеркнул двадцать пять лет нашей совместной жизни.

И еще он слишком быстро покинул лагерь… Неужели ему самому ничего не показалось странным?

А ведь даже я, едва приехав, заметила странности!

Потом пришла мысль: если бы не мой дар, я бы и не поняла, что меня обманули. Что место гибели сына мне показали неверно. И сердце сжалось в ледяной комок.

А ещё – тот свист Генри, когда он хотел избавиться от меня, подсунув ту пугливую кобылу.

Но быстро понял: так просто меня не возьмёшь. Не та я женщина, чтобы сгинуть, свернув себе шею в лесу.

Жаль только, что всё это, наоборот, всколыхнуло в нём какой-то нездоровый интерес ко мне. Больной ублюдок.

У меня было еще одно дело на эту ночь.

Я ушла дальше, за окраину деревни. Там, где свет костров уже не был виден, и подальше от караулов.

Я остановилась у старого ельника, опустилась прямо на холодную землю, ладонями коснулась сырой почвы и закрыла глаза.

Дар отзывался мгновенно. Тепло в груди стало расходиться по венам, по пальцам, и я позволила ему уйти в землю. Я призывала – шёпотом, почти без слов, отдавая свой зов природе.

– Скажи мне… где он? Где мой мальчик? Где его прах?

Но в ответ была лишь тишина. Лишь ночной лес шумел, шуршал, перешёптывался с ветром.

Слёзы жгли глаза, когда я снова опустилась лбом к земле, сильнее вдавливая пальцы в корни.

Дар дрожал. Было тяжело. Я раскидывала щупальца силы во все стороны, удваивая расстояние поиска. Потом утраивая.

Каждая новая волна отзывалась болью в груди и висках. Нагрузка была для меня слишком сильной.

Это было опасно.

Я тратила слишком много сил, исчерпывала себя до предела.

Но я не могла остановиться. Я была одержима. Я должна была найти Алекса!

Хоть крошечный след, хоть тень, хоть отблеск души моего мальчика.

Даже если мне придётся сгореть вместе с этим даром – я найду его!

И тогда я ощутила – не отклик, а жар, жжение, словно обожгло кожу изнутри.

Небольшая территория словно была скрыта от меня плотной пеленой.

Я сосредоточилась, стиснула зубы, собрала все остатки сил. Убрала щупальца и сконцентрировала их на той территории. Они рванули туда, к источнику жара.

Я хотела пробиться глубже, но меня отшвырнуло. Словно стена. Словно кто-то выставил заслон, чтобы я не проникла туда.

Рванула туда снова.

А потом – яркая вспышка.

Словно молния изнутри опалила мои щупальца, сожгла каждую жилку дара. Боль обрушилась на меня сразу, хлестнула по нервам, пронзила кости.

Я вскрикнула и повалилась на бок, убирая руки от земли. Пальцы скрючились, ощущала, словно сунула их в кипяток. В висках стучало, я едва дышала.

Понимание пришло вместе с этой болью: кто-то не просто скрыл ту территорию. Кто-то выставил преграду. Силовую, живую.

А потом еще одна мысль. Что бы там не было, там стоит защита от ведьмовского дара.

Я тяжело вдохнула и встала. Ноги дрожали, тело налилось свинцом. Каждый шаг отдавался тупой болью в висках. Пальцы едва слушались.

С трудом дотащила себя до дома, зацепилась за подоконник и буквально перевалилась через окно, рухнув на пол. Мир качнулся, стал серым и расплывчатым, сознание ускользало.

Дар, которым я редко пользовалась, принес откат. Я стиснула зубы, чтобы не застонать, прижала ладони к вискам и закрыла глаза. Лежать было легче, чем двигаться.

Слабость и тошнота подкатывал к горлу. Но я пересилила себя. Кое-как поднялась в спальню, припадая на каждом шаге от слабости. Голова кружилась. Дверь захлопнулась за спиной, и я с трудом разделась. А потом рухнула на кровать.

Утро было недобрым. Тело словно налилось свинцом, каждая мышца болела. Я ощущала тотальную слабость и полную невозможность воспользоваться даром. Лишь где-то в глубине теплилась надежда, что к вечеру всё получится, силы вернутся.

Но решение я уже приняла твёрдо: ночью я наведаюсь на ту территорию. Направление я запомнила.

Я сидела уже собранная в кресле. На мне были узкие черные замшевые брюки, высокие сапоги. Застёгнутая на все пуговицы чёрная блузка не давала возможности увидеть ни кусочка моего тела.

Волосы были убраны в строгий пучок, ни одной выбившейся пряди.

Оставалось только набросить на плечи кожаную куртку с капюшоном – и я буду готова выйти на улицу.

Только вот сил было мало, внутри пустота. Но снаружи я выглядела так, как и должна была выглядеть мать, что потеряла сына: измученной, выжатой досуха. Никто не мог заподозрить по моему виду, что вчера я делала вылазку.

Генри постучал. Я коротко крикнула:

– Войдите.

Он вошёл, неся поднос. Запах тёплого хлеба и жареных яиц ударил в нос. Еда мне сейчас была необходима.

Но потом меня передёрнуло от отвращения, когда я подняла глаза и встретилась с холодным, пронизывающим взглядом Генри.

Не моргая, он следил за каждым моим движением,

Но внешне я не показала ничего.

Сохранила ту же маску на лице. Я поднялась из кресла.

– Леди, завтрак, – ровно сказал Генри, ставя поднос на комод. – Генерал разрешил вам задержаться. И ещё сообщил, что вы можете взять на себя работу в целительской, если пожелаете.

– Передайте мою благодарность генералу, – произнесла я с вежливой любезностью.

Только внутри всё кипело. Благодарность? Смешно!

Но внешне я не позволила вырваться настоящим эмоциям.

Генри ушел, а я отправилась в целительскую после завтрака, решив всё же попробовать поговорить с Мией.

Девчонка оказалась там, но, завидев меня, сразу стала отводить взгляд, ссылаться на дела, бесконечные поручения, раненых.

Я уловила, что она не хотела говорить и боялась.

Точно так же обстояло и с другими девушками.

Стоило мне хоть намёком коснуться темы моего сына, как они моментально съезжали с разговора. Кто-то делал вид, что не понял вопроса, кто-то смущённо смыкал губы, а кто-то и вовсе резко отворачивался.

Слишком много одинаковых реакций, чтобы это было случайностью. Я поняла: промывка мозгов уже прошла. С них ничего не вытянуть.

Я оставила эту бесплодную затею и пошла к главной целительнице.

Спросила у нее прямо:

– Какие зелья сейчас в дефиците? И что с травами?

То, как она меня встретила, дало понять – целительница была готова к моему приходу. Обращалась подчеркнуто вежливо, даже улыбалась, но в той улыбке было что-то натянутое. Возраст её оказался примерно моим, черноволосая, зеленоглазая, красивая, и всё же… я не знала, о чём она думала, когда смотрела на меня. Зато сама думала только об одном – чья она. С кем спит.

Может быть, с Генри? Тогда и она представляет для меня опасность.

А может, я стала чрезмерно подозрительной. Но слишком уж не понравился мне её взгляд.

Мы обменялись несколькими фразами. Потом она сказала, каких зелий не хватает, и даже дала направление, где можно собрать травы. Но направление оказалось противоположным от того, куда собиралась я сама ночью.

Да и гулять особо далеко не нужно было – полянка с нужным росла совсем рядом.

Я бы не удивилась, если за мной установили тайную слежку.

Именно поэтому больше я и не собиралась ничего выспрашивать. Сказала ей:

– Я тогда отправлюсь, соберу, а вернусь – приготовлю.

Так и прошёл мой день. До самого вечера я рылась в сушёных листьях и корнях, перебирала травы, толкла, варила, смешивала. Успела сварить обеззараживающее средства, разлила по колбочкам, закупорила их и оставила на полке.

Когда вернулась в свою комнату, ужин уже ждал на комоде. Это ясно дало понять: моя личная территория – вовсе не личная. В неё входили, когда хотели.

Генри весь день я не видела. Но это не значило, что его не было рядом.

Сумерки сгущались, а вскоре наступила ночь.

Я проделала то же самое, что и вчера: соорудила подклад на кровати, накрыла его одеялом, будто сама сплю, и потушила свет.

Я выскользнула на улицу, через окно.

Я держалась ближе к зарослям, меж густыми кустами и старыми деревьями. Дар откликался, хоть и слабо на прикосновения – листья едва дрожали, прикрывая меня, словно помогали скрыться. Оглядывалась, ловила каждый шорох, всматривалась в свет костров, что тлели вдоль улиц, но никто меня не заметил.

Я наконец углубилась в лес. Убрала дар, что скрывал меня. Силы всё ещё не восстановились полностью, и теперь мне нужно было беречь каждую крупицу.

Прошло ещё около часа, прежде чем, ориентируясь на свои ощущения, я добралась до запретного места.

Там оказалась небольшая поляна.

Воздух был пропитан трупной гнилью, которую я уловила ещё заранее, но здесь она ударила в нос с такой силой, что в горле запершило.

А потом я увидела… нечто.

Сумрачное марево дрожало в воздухе, переливалось бледно-голубыми разрядами молний. Под маревом зиял круг, выложенный из покрытых мхом каменных валунов.

А вокруг этого «нечто» – рябины.

Молодые, но крепкие. Именно они скрывали от меня это место раньше. Кто-то позаботился укрыть его именно от ведьминого взгляда.

Зачем? Почему?

Я стояла, затаив дыхание, и внезапно пришло понимание.

Я выругалась про себя, широко распахнув глаза.

Это… разлом?

Но почему из него не прут твари? Почему тут такая тишина и ни единого воина на страже? Разве хоть кто-то допустил бы подобное?

Вопросы роились в голове, как разъярённые пчёлы. Я почти не слышала ничего вокруг, пока позади меня не хрустнула отчетливо ветка.

Я резко развернулась.

– Попалась… – голос, растянутый в ядовитую усмешку, принадлежал Генри.

Я сделала шаг назад, но он уже вышел из-за дерева и смотрел прямо на меня. Его глаза сменили цвет. Они в полумраке сверкали желтизной. Теперь на меня смотрел его ящер.

Нас освещал бледный свет луны.

– Ты увидела слишком много, – довольно оскалился Генри и рванулся ко мне.

Мы столкнулись. Его рывок сбил меня с ног, и я с глухим стуком рухнула на холодную землю.

Ещё одна мысль обожгла меня, когда он навалился сверху: он знал о портале.

Знал всё это время! И ничего не делал! Они ничего не делали!

И сейчас Генри воспользуется мной, а потом уничтожит как свидетельницу, что видела слишком многое.

Я ясно поняла это. Сначала сделает то, что хотел ещё вчера, то, что предлагал своему генералу с мерзкой ухмылкой!

Гнев и отвращение обожгли изнутри. Я зашипела, заскребла руками по земле, найти хоть что-то, чтобы ударить!

Стала вырываться из его хватки, хотя он был сильнее, тяжелее. Но Генри навалился, как хищник на добычу. Его пальцы вцепились в мои запястья, прижимая их к сырой земле, дыхание жгло лицо.

– Прочь от меня, тварь! – сорвалось с губ, и я ударила его коленом.

Он дёрнулся, откатился в сторону. Я, задыхаясь, рванулась из-под него в сторону, ещё раз ударив его ногой. Генри зарычал, как зверь.

На человека он был похож всё меньше. Лицо исказила гримаса, белые волосы растрепались, глаза горели безумием. Вид у него был словно у одержимого.

Я оттолкнулась пятками, попятилась назад, упираясь спиной в сырую землю. Потом, торопясь, перекатилась на четвереньки, пальцы рук скребли по грязи, срывая её комьями. Вскочила, надеясь вырваться к лесу.

Но его пальцы, мёртвой хваткой, снова сомкнулись на моей лодыжке.

– Нет! – вырвалось из меня, я рухнула на землю, захрипела, но тут же перевернулась на спину и изо всех сил ударила еще раз ногой.

Генри ухмыльнулся, играя со мной, словно с добычей. Сквозь оскал блеснули клыки – да, именно клыки, будто он и впрямь перестал быть человеком.

Более того, он был доволен моим отпором!

– Какая же ты… – выдохнул он, облизывая губы. – Сопротивляешься мне, как огнекрылка в паутине. С тобой будет весело. Сломать тебя – будет вдвойне сладко.

Я снова вырвалась, снова встала, бросилась в сторону портала, чтобы обогнуть его и рвануть в лес.

Успела заметить, как Генри согнулся, расставил руки, охотясь за мной, а потом прыгнул в мою сторону.

Я дернулась, споткнулась, поскользнулась о мокрый валун.

Земля ушла из-под ног.

Марево портала зашипело, завибрировало от близости живой плоти.

– Я еще не закончил! – взревел Генри.

Мой крик вырвался сам собой, когда я провалилась в портал.

– А-а-а-а!