Текст книги "Милорд и Сэр"
Автор книги: Екатерина Федорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Не получится у него, с содроганием осознал Серега. Ничего не получится, потому что, сколько бы он ни сек эту вязкую грязь, она будет прирастать на свое место снова и снова. Рано или поздно (причем сто против одного, что скорее рано, чем поздно) он выдохнется, сил не будет даже на то, чтобы поднять меч, и вот тогда… Кстати, а что тогда? Помнится, леди Клотильда обещала, что “мстители за барона” всего-навсего вернут их в руки баронского правосудия. Всего-навсего…
Он отбросил от себя все эти мысли – лучше от них не становилось, а вот колени и руки явно начинали дрожать, да и сердчишко тряслось в груди, как пригретый за пазухой у волка заяц. И начал по одному срубать головы, все отчетливее и отчетливее вылепляющиеся на фоне маслянисто поблескивающей черноты. Срубал, с усилием протаскивая лезвие меча через сопротивляющуюся вязкую субстанцию, пинком ноги отправлял отсеченные комки подальше в воду, стараясь не задевать при этом оборотня, доплывшего наконец до коридорного проема и с мечтательным видом вылезавшего на берег, то есть на камни коридорного пола. На фоне воплей, которые издавала черная масса, слышался его голос, довольно звучный, густо приправленный менторскими назидательными интонациями и отдающийся в сводах потолка гулким эхом:
– Несомненно, единственным злодеянием, свершенным и могущим быть предъявленным им в вину, является изнасилование… Уложение королевских законов трактует это всего лишь как грех прелюбодеяния и посему предает грешников в руки Священной комиссии, каковая карает их наложением месячного воздержания от женщин и вина, а также штрафом в четверть чаури…
Рука, державшая меч, уже начинала уставать. Мелкие судороги боли катились по запястью, заставляя дрожать сжатую на рукояти меча кисть. Вместе с ней мелко подрагивал и меч. Мышцы плеча и локтя надсадно ныли, оповещая о приближении момента, когда любое усилие станет для них просто невозможным. Он рубил массу, благодаря Бога хотя бы за то, что масса и не думала активно сопротивляться. Впрочем, возможно, вся ее активность была еще только впереди, ибо неизвестно, что будет, когда у него не останется сил даже на один-единственный замах. Тогда все, на что его хватит, – это стоять и смотреть на преображение массы в человекообразные фигуры. Которые, надо полагать, любовью к нему не воспылают…
– Это совершенно смехотворное наказание, – высказался сбоку оборотень. – Даже за кражу карают жестче… я уж не говорю про кражу имущества у своего сеньора… Сэр Сериога! А как бы вы сами наказали насильников? В конце концов вы нынешний герцог Де Лабри, а перед вами как-никак – бывшие подданные герцогов Де Лабри…
– Отре… Отрезал бы! – сердито огрызнулось задыхающееся “в труде и бою” его сиятельство Де Лабри. – Орудие… По самое по это… Под ноль!
– Страшная кара! – с непритворным ужасом в голосе воскликнул оборотень. – Но – такова ваша герцогская воля! Приступайте же, сэр Сериога.
Сэр Сериога, впавший уже в некоторое умственное отупение, все же нашел силы на удивление:
– К чему?!
– К каре, – на полном серьезе возвестил оборотень, – к справедливому отмщению то есть… Ваш приговор вами объявлен. Извольте же его привести, так сказать, в исполнение.
– Слушайте, но я-то тут при чем? К тому ж… Чтобы… – он, задыхаясь, сопровождал каждое новое слово новым ударом меча – уже совсем не таким, как раньше, не молодецким, ослабленным, но все же ударом, – сделать то… что я… надо дать… дать им стать людьми!
– Ну и дайте, – заумным тоном посоветовал ему оборотень, – сейчас – вам все равно их не победить. А так у вас будет хоть какой-то шанс. В том случае, если наш творец… а может, и души тех самых двух погибших из-за них посчитают ЭТО достаточной карой…
Серега опустил меч и, тяжело дыша, прислонился к стене коридора дрожащей спиной. В рассуждениях оборотня вполне могло быть рациональное зерно, к тому же он уже выдохся. А так, по крайней мере, у него будет передышка – перед тем, что вполне может стать (да скорее всего и станет, чего уж там греха таить!) его мучительным и страшным концом. Он прислушался – вопли барона давно смолкли, слушает, паскуда, превозмогая боль, кто же здесь победит…
Кучи черной мерзости перед ним хватило ровно на пять человек.
Именно человек. Отчетливо можно было различить морщинки на лицах, пряди волос, узловатые вены на здоровенных руках… Просто все это было антрацитово-черным и выполнено из той самой массы. И посему эти пятеро, в сущности, напоминали скорее не живых людей, а отлитые из черной пластиково-резиновой массы людские копии. Индивидуальные копии…
Серега, успевший выровнять дыхание, отлепился от стены и поднял меч. Косо срубил голову первому тому, кто стоял ближе всех прочих. Привычным движением ноги отбросил голову в воду. Прижал гарду меча к животу и, налегая всем телом, под оглушительный визг безголового тела высверлил довольно внушительную скважину на месте гениталий. Брезгливо подхватил вязкий ком и затем, подумав секунду, запустил им в глубь затемненного коридора. Ухо уловило далекий влажный шлепок, а нож в правой руке в это время уже врезался в живот следующего…
Странно, но комки, отрезанные им на этот раз, обратно уже не возвращались.
“Загадочная вещь – местные сказания и легенды”, – лихорадочно размышлял он, перепиливая ножом руку одной из тварей, крепко державшую его в этот момент за горло. От недостатка воздуха голова уже кружилась, и перед глазами с бешеной скоростью вертелись сияющие звездочки… но тут нож наконец дошел до конца, и он рыбкой протиснулся в щель меж двух концов разрезанной пополам конечности. Другая тварь – та, что слева, оглушительно взвыла и, выставив руки вперед, попыталась выдавить ему глаза. Он терпел, уворачивался, отчекрыживая тем временем уже следующую паховую область. Итак, загадочная вещь, крутилось в его голове. Два кома, которые он успел послать во тьму коридора, назад не вернулись. Должно ли это принять как знак, что у него хоть что-то да получается? Он допилил перешеек, соединявший отрезаемый им кусок от туловища, крутясь в цепких объятиях, которыми вновь обхватили его твари, вскинул руку с отвоеванным куском над головой. Для того чтобы бросить, у него уже не было пространства для замаха. И тут он увидел оборотня, с видом праздного наблюдателя стоявшего у стены в отдалении. Даже ручки на груди беззаботно сложил, мерзавец…
– Лови! – заорал Серега. И получил в ответ возмущенный до глубины души взгляд – мол, чего ты, не видишь – я же смотрю! – Бросай подальше в коридор! Ну! А то погибну здесь, и будете искать нового дурня для своего Предначертания!
Оборотень, содрогнувшись всем телом (а это еще почему – неужто дурней на свете так мало осталось?), поймал ком. И могучим броском переправил его туда, куда и было велено.
Серега присел рывком, уходя из тугих и, увы, почему-то совершенно не нежных объятий, коими облепили его твари. Углядел снизу следующий “объект”, поднес нож и, вонзая его, одновременно головой боднул тварь, к которой “объект” относился. Тварь, взверещав, неожиданно для самого Сереги опрокинулась на спину, масса из ее тела, зажатая в кулаке у Сереги, натянулась резиновой полосой. Он, ловя момент, резко рубанул по ней лезвием ножа. Хлопнуло, и он переправил ВСЕ ЭТО уже успевшему снова заскучать у стены оборотню.
Оставался целеньким только один, последний. Правда, те четверо тоже никуда не делись, лезли на него, как тараканы на крошку хлеба, то и дело предпринимая попытки, соотносимые скорее с ухватками палачей, а не бойцов, – засовывали пальцы в ноздри, до дикой боли растягивая их в разные стороны, давили и щелкали по глазным яблокам, выдирали клочья волос, то и дело пробовали на изгиб его кости. Еще пытались душить и затыкать нос и рот липкими, пластилиново входящими внутрь тела руками. Но он, худой и стройный как плеть (правда, мать определяла это состояние его тела совсем по-другому, а именно мудреным словосочетанием “шкелет врастяжку”), умудрялся пока что протискиваться сквозь толстенные лапы наружу, выкручиваться и вновь браться за супостата… Хотя как умудрялся – он и сам не понимал.
Серега на четвереньках вылез из кучи-малы, в очередной раз сомкнувшей над ним свои крепкие объятия. Жадно отдышался – по пути сюда его в очередной раз придушили маленько. На подгибающихся ногах отошел к противоположной стене, оглядел тварей, которые тоже уже начинали замедленно подниматься на ноги. Беда была в том, что тот, единственный уцелевший, видимо, наученный горьким опытом своих товарищей, теперь все время прятался от него за их спинами. Возня затягивалась. А его силы были явно на исходе. Слабенькими этих гадов никак нельзя было назвать.
Четыре твари, уже лишенные причиндалов, построились попарно и шеренгой двинулись на него. Пятый, паразит, предусмотрительно остался стоять на месте, прячась за их спинами.
– В конце концов… – хрипло сказал Серега, – стою я тут с гордо поднятой головой, а там кое-кто позади…
– Не мое дело, – мгновенно отозвался оборотень, – и вообще, не царское это дело – у бедолаг причинные места срезать перочинным ножичком. Ай-ай! А от криков-то их ну просто сердце разрывается. Зверь вы, милорд Де Лабри… Так что и исполняйте свое зверское дело.
– Ладно… Припомню… еще…
Серега из последних сил махнул мечом, как дубиной. Лезвие плашмя ударило по твари справа, и он, используя секундное замешательство в рядах неприятеля, нырнул вперед – по наклонной к полу. Ударился о каменные плиты всем телом, судорожно скребнул ногами, выигрывая еще несколько сантиметров до намеченной цели. Приподнялся на отбитых об пот локтях и ожесточенно всадит руку с ножом меж ног того самого, спрятавшегося. Его хватали за плечи, били по голове, но он уже ничего не чувствовал, вися на двух руках – на левой, клещом вцепившейся в нужный кусок тела твари у самого основания, и правой, рывками пилящей тугую, неподдающуюся массу…
Сонливость вместе с тошнотой вдруг окатила его, и он перестал ощущать свое тело. Ощущать вместе с руками, которые, как то могли засвидетельствовать его глаза, продолжали свое дело – держали и пилили. Пилили и держали…
А потом Серега и вовсе отключился.
И пришел в себя от ударов по щекам. Хлестким и обжигающим.
– А?! Что?! – вскинулся и тут же шлепнулся обратно на ледяной каменный пол – тело было как мертвое. Каждая мышца, каждая жилочка была разбита так, что он и помыслить не мог о том, что надо подняться. И вообще хоть как-то двигаться…
– Лежи-лежи, – прямо-таки отечески зажурчал над ним голос оборотня. – Лежи, отлеживайся. Надежа ты наша. Опора-герцог – спаситель всем, отец народу… Для ходьбы немножко сил наберись – не на руках же мне тебя к подданным выволакивать, конфуз какой будет.
– А… эти – все? – наморщив лоб, после долгих раздумий выдавил из себя надежа и опора.
– Все-все, не сомневайся, милейший герцог. Разрушена последняя тень, угрожавшая благополучию бывших Отсушенных земель, уничтожена последняя надежда на спасение барона Квезака, отныне ты, то есть вы, милорд, – самый настоящий владелец и титула и земель. Все исполнено как нужно – пришел герцог, весь из себя на звере верхом, со зверем на плече, вынес должный приговор и привел его в исполнение. Твари уже небось в подземной Лимбе перед Сатаной корячатся, барону к вечеру, пожалуй, и конец придет… Только вот еще что..
Оборотень, засмущавшись вдруг не хуже любой девки, спрятал глаза.
– Что… – с трудом сглотнув, просипел Серега.
– Зверек твой, плиш этот… которого ты Мухтаром кликал…
– Ну…
– Он ведь в пыточную, где барон, умчался, ты помнишь об этом? Барон даже выть перестал, сидел тогда тихо-тихо – все ждал, что услышит, как по коридору к нему его избавители топать будут… Ну а когда не дождался… Плиш… Мухтар то есть, то ли на зов подошел, то ли сам на колени к нему залез… Короче, после того, что с ним барон сделал, он все равно не выжил бы – это я тебе как знающий человек и оборотень говорю. А мучился зверек страшно. Ну я его и… отпустил.
– Ясно, – отозвался Серега и закрыл глаза, – спасибо…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
А мы не ждали вас, а вы приперлися…
– Я, сэр Эзри Де Кроенкур, ярл Бирлингтонский, присягаю тебе, милорд Сериога, герцог Де Лабри и сюзерен Лабрийский, в верности и преданности своей. Клянусь защищать честь твою и жизнь твою, земли твои и наследников твоих – мечом, копьем, ножом или же словом и делом – до последнего дыхания моего или же детей моих. Клянусь не злоумышлять и не посягать, не лгать и не предавать. На поле ратном встану, где скажешь ты, заключу мир, когда скажешь ты, и отрину мир, если будет на то воля твоя…
“Аминь”, – ехидно раздалось в сознании у Сереги.
– …Ныне и днесь признаю тебя володетелем живота и дыхания моего, признаю право первой ночи, третьего стакана и пятого снопа…
– Э… – заикнулся было Серега, и ярл тут же замолчал, с некоторой опаской поглядев снизу вверх на нового господина, перед которым он стоял в этот момент, преклонив одно колено и вложив ладони ему в руки. – Поподробнее, пожалуйста. Право первой ночи – это…
Стоявший за левым плечом мажордом тут же услужливо прильнул к уху и зашептал:
– Но, милорд, это же одно из самых славных прав любого сюзерена. И самых приятных… Буде сам ярл, или любой из его сыновей, или рыцарей, или же просто крестьянин его возьмет себе жену, то ваше неотъемлемое право – быть у нее первым…
– Кхе… – поперхнулся Серега, – А если она не захочет?
Пожилой служака в ответ только пожал плечами:
– Их жизнь и смерть отныне в ваших руках, милорд. Вы имеете право покарать ее за то, что не восхотела исполнить свой долг. Или же за то, что не уберегла своей невинности для вас – буде подобное обнаружится… Покарать вплоть до казни означенной девицы.
– А третий стакан – это…
– Милорд, каждый третий стакан вина, выпиваемого в их доме, должен сливаться в особый кувшин. Раз в месяц кастелян главного замка объезжает ваших вассалов и забирает кувшины. Так вам почти не приходится тратиться на вино для самого себя и своих гостей… Про пятый сноп объяснить?
– Ну, – односложно соизволил Серега.
– Всякий пятый сноп, собранный на землях этого вассала, принадлежит вам. Еще вам причитается с него подушная и поземельная подать, налог на содержание рыцарской дружины сюзерена, налог на содержание замков сюзерена, выплаты ко дням рождения и свадьбам сюзерена и его близких, мзда за воду для питья и мытья, мзда за проезд по дорогам сюзерена, мзда за тень от лесов сюзерена, мзда за дрова, за охоту в лесу и убийство диких зверей на землях сюзерена, пусть даже и в случае самозащиты, пеня за убийство комаров, кои выводятся на землях вашего сиятельства и таким образом принадлежат вам, за топтание травы…
– Все? То есть, я хотел сказать – еще что-нибудь есть?
– Все, милорд. Не угодно ли милорду ввести новый налог? Или мзду? Или…
– Не угодно, – отмахнулся Серега от чрезвычайно оживившегося вдруг мажордома – неспроста оживившегося, надо думать. А вот интересно, сколько с этих поборов перепадало до сих пор к нему в карман? – Угодно же мне совершенно другое…
Он решительно встал, подтянул сползшую с одного плеча мантию из бело-синего меха (вельможа, блин). Самым печальным было то, что вырез на мантии плеч требовал пошире и помощнее, чем у него. Чтоб не сползать с этих самых плеч. Выпятил грудь колесом, положил левую длань на рукоять церемониального меча с гербом Де Лабри. Бдительная Клоти разыскала-таки этот раритет в местной оружейной, по пути слегка поучив оружейника порядку. Слегка в данном случае означало, что жить он будет. Правда, сколько и как…
– Я, сэр Сериога… Как там меня дальше?
– Герцог Де Лабри. сюзерен Лабрийский. – тихо подсказал по-прежнему стоявший перед ним на одном колене вассал.
– Во-во. Герцог Де Лабри и этот самый суверен Лабрийский… Повелеваю! Отныне, м-м… и при всех будущих наследниках моих оставляю от всех этих поборов лишь самые необходимые: во-первых, налог на содержание рыцарской дружины. Во-вторых, налог на содержание замков. В-третьих, выплаты на дни рождения и к свадьбам – праздники дело дорогое. Будем считать это представительскими расходами фирмы. Подушную и поземельную подати объявляю уполовиненными в два раза… Прочие же мзды, подати, налоги с пенями и всякие там права на первую-вторую, на третью и на пятую объявляю недействительными отныне и навсегда. Такова моя герцогская воля, хочется мне так, знаете ли…
– Как же возможно сие! Как же… – успел ужаснуться за его спиной почтенный мажордом. И больше он не успел уже ничего – увы. Раздался короткий, но очень смачный звук мощного удара и почти сразу же за ним – шум рушащегося на пол тела. Все правильно. За правым плечом у Сереги как раз сейчас должна была находиться Клоти, пылкая как умом, так и рукою. В непосредственной близости к мажордому и со своим, строго феодальным, взглядом на проблемы и права обслуживающего персонала. Возмущения коего она и не снесла…
– Ныне и днесь признаю тебя володетелем живота и дыхания моего… Клянусь выплачивать то, что установил ты к выплате в этот день, День Победы Героического Герцога, то есть твоей светлости, над проклятой нечистью замка Дебро…
Ба, с грустью подумалось Сереге, вот и началось. Вот и в герои попали-с… Как раз с этого, по идее, все и начинается – с того, что самые обычные люди восторженно объявляют вдруг самые обычные дни – Днями, когда Он… Основываясь на том шатком основании, что некоему идиоту посчастливилось в этот день попасть в крутую переделку, как куру во щи. А если еще и в живых при этом остался… Герой! И все благодаря стечению самых случайных обстоятельств.
Глупо это было как-то. По дурости он попал сюда, строго по собственной дурости… А потом все покатилось само собой – случайно наткнулся по дороге на Клоти, отобрал у старухи помирающего с голоду мальчишку… Вместе с Клоти кинулся в погоню за старой стервой, по дороге попал в Отсушенные земли, где по неизвестной причине взял да и пожалел чудовище с совершенно нечеловеческой внешностью. А леди Клотильда за все за это заблаговременно выторговала для него титул с мандонадой… И пошло-поехало. Проклятие мага Мак'Дональда. Эльфы….. В этот вот раз его заставили выполнить какое-то там Предначертание…
Церемониал принесения присяги тем временем шел своим чередом. Ярлы, маркизы и бароны поочередно приближались, преклоняли колена, засовывали огромные ладони – все, как одна, с крупными мозолями от мечей – в герцогские руки. Скороговоркой тараторили текст присяги, слегка запинаясь в самом конце, там, где ярл Эзри после Серегиных слов самолично внес необходимые исправления. Некоторые замолкали надолго, будучи не в силах припомнить слова, прежде в присягу не входящие. Таким суфлировал сам сэр Эзри, скромненько сидящий на одной из ступеней возвышения недалеко от Сереги.
Заминок не было. В конце долгой и нудной церемонии в зал с топотом влетело стадо слуг. Тесня столпившихся вассалов, их жен и детей, мигом расставили по всему залу столы, накрыли их. Гости с довольным ревом занимали места, а у Сереги на душе было на редкость погано. И в теле, кстати, тоже. Кости и мышцы после того самого “Дня Победы Герцога над…” надсадно ныли. От каждого вздоха и выдоха перед глазами начинали плавать и кружиться раскаленные белые искры – похоже было на то, что от ныряния рыбкой на пол переломались чуть ли не все ребра. Багрово-синие круги под глазами, прямо как у представителя подотряда вампиров. Ныла гортань, трудно было и глотать и говорить. Героем он себя совершенно не чувствовал. Вот этим самым, про которого толковала леди Клотильда, как там его… жертвенным агнцем – да, вполне.
Радуйся, что вообще жив остался, одернул себя Серега. Ага, плаксиво ответило ему внутреннее “я”, спать невозможно от болей, а туда же – радоваться… А ведь еще и малютку Зигфрида на трон сажать нужно, и со Священной комиссией как-то разобраться. Жизнь леди Клотильде он уже заслужил, отработал, так сказать, а теперь следовало обезопасить возможных врагов, чтобы потом спокойно требовать у первого попавшегося дуба своего возвращения домой…
Вассалы бодро горланили здравицы в его честь. Бойкий менестрель, успевший уже под шумок соорудить и уложить на музыку нечто приблизительно песенное на злобу дня, бренчал прямо перед его столом на пузатом подобии балалайки и тянул:
Герой пришел, как было сказано, и разогнал он воронье…
Что, над землею надругавшися, глумилось над бедой ее…
На звере – как в сказаньи сказано, со зверем на своем плече…
И на закате в бой отправившись, вернулся с кровью на мече!
О бароне Квезаке, который уже скончался к этому моменту на “троне раздумий” и хладное тело которого готовил к более чем скромному погребению его благость сильно пригорюнившийся пречлен, никто и не вспоминал. Король умер, да здравствует король!
Одна радость – объяснение с леди Эспланидой прошло относительно мирно. Означенная дама заявилась в его спальню, как только он добрел до нее. Заявилась, пинком едва не снесла двери с петель и встала перед ним подобием тени отца Гамлета – этакий бледно-прямо-худой столб.
– Сэр Сериога! Я к вам за объяснениями. Как вы теперь намереваетесь… Конечно, как победитель моего мужа и нынешний владелец всего, что ему принадлежало, вы можете…
Все, что он мог в этот момент, – это невразумительно промычать:
– Э-э… Леди Эспланида…
– Слыхала я, – с совершенно каменным лицом перебила его скупую мужскую речь стерва Эспи, упорно глядя при этом ему в глаза, – что собираетесь вы насильно выдать меня замуж за одного из ваших новых вассалов… И потребовали, чтобы я немедленно приступила к выбору кого-то одного из них. Собираетесь вы как будто даже наплевать на опекунские права брата моего по отношению ко мне, как к вдове, оставшейся без попечения мужа. И вынудить меня вступить в этот новый брак, который, несмотря ни на что, будет все же считаться вполне законным и нерасторжимым перед Богом и людьми. Так как совершен по воле наследника де-факто моего мужа и заключен перед лицом его пречлена де-юре… Я спрашиваю вас – так ли это?
– А… Ну да, – устало сдался Серега, – само собой… Пойдешь замуж, а то как же. И не сметь мне возражать, а то это… пасть порву, моргалы выколю…
– Так вот, я вам заявляю! Не бывать тому! Ни за что не выйду замуж, ни за кого! Даже если это будет барон Винсент Де Лоньи, милорд Лонский! Слышите вы меня?! Ни за что не выйду!
Она смерила его злобным взглядом и сделала четкое “кругом”.
– Слышу, слышу, нечего так орать… – проворчал он, с мученической гримасой потирая уши – после воя и визга ТОЙ нечистой силы из колодца они все еще крайне болезненно реагировали на любой звук громче шепота (да к тому же голос стервы Эспи ТОМУ вою мало чем уступал). – Передай этому самому барону… у него уже есть невеста или какая иная пассия?
– Никого, – прорычала леди Эспланида, по-прежнему стоя к нему спиной, – по служанкам бегает… как и все.
– Да? Ну это не дело, конечно. Передайте ему, что я повелел вам… то есть тебе выйти за него замуж прямо сейчас. Вот прямо сей же момент… Что там для этого надо…
– У меня уже все готово, – отозвалась спина, ровная и гладкая как доска.
– Чудно. Так что вперед и с песней.. – благословил он и с наслаждением вытянулся на кровати, как только леди соизволила покинуть его спальню. Не забыв при этом громко хлопнуть дверью…
Сейчас парочка сидела по правую руку от него, сразу же после леди Клотильды. И сияла счастливыми улыбочками на весь зал. Что ж, парочка была хоть куда – богатая невеста, красавец жених…
Серега удалился к себе задолго до конца разудалого пиршества Проходя через почтительно вставший при его уходе зал, уже краем уха услышал еще один перл менестреля:
Девиц от подати освободил он, о-о-о…
И девственность мужьям их подарил он, о-о-о…
Так помни, всякая девица, о том герое, что сумел –
Не только зверя победил он!
Еще он зверя победил в себе… О-о-о….
Бог ты мой, и это все о нем… Фу-у.
Он добрался до своего покоя и завалился спать.
Спал то ли целую вечность, то ли одну секунду. Когда разлепил веки, в скудно зашторенных окнах вовсю сияло полуденное солнце, а рука леди Клотильды трясла ноющее плечо под трубные звуки ее любимого призыва:
– Аларм, сэр Сериога… Аларм, враги у стен!
– А? Чего? Где? – пробормотал он и рывком вскочил с постели. – Где враги, какие?!
– Рыцари Священной комиссии, – скороговоркой отбарабанила ему Клоти и подняла руку, в которой уже был зажат кувшин с водой для умывания. Наклонила вниз всклокоченную со сна Серегину голову и щедро плеснула на нее, – осадили. Часовые заметили их вовремя, хотя как тут не заметишь? Дебро стоит на месте гладком и ровном, прямо как зад у монашки… Тут и мошку мимо не пропустишь. В общем, так – ворота уже закрыты, боевое оборонительное охранение мною выставлено – уж простите, ваше сиятельство, вашего приказа не ждала…
– Прекращай мне все вот это…
– Слушаюсь! Стадо в ворота загнать не успели, те все-таки на конях, пастухов они тоже захватили. Но не это плохо…
– Что же еще стряслось? – пробормотал Серега и утер мокрое лицо первым подвернувшимся под руку тряпьем – им оказалось покрывало с кровати.
– Они… Да все эти чертовы детишки – вечно убегают за стены, купаться им, видишь ли, хочется… Лозой бы им по заду! Рыцари Священной сумели захватить более двадцати детей – остальные, хвала Единому, успели убежать далеко вперед, а я с несколькими вашими вассалами вышла им навстречу, сделала боевую вылазку против тех дурней в белом…
– Скольких смогли спасти? – замороженно спросил Серега. Все произошедшее походило больше на дурной кошмарный сон, в котором виноват был лишь он, и больше никто – не появись он здесь, и Священная комиссия не стала бы нападать на Дебро, и дебровские ребятишки жили бы себе да поживали…
– Восемнадцать. И, сэр Сериога… – лицо леди Клотильды стало траурным, – одного они там сейчас собираются пытать…
Он развернулся и вылетел в дверь.
– Перед Закатной башней! – крикнула ему в спину Клотильда.
Он летел по довольно людной дебровской улице, смешно размахивая из стороны в сторону длинными костистыми руками. Люди, сутки назад вполне могшие подзаработать на нем, отловив и сдав его барону (и даже наверняка мечтавшие об этом), теперь только молча разбегались в стороны, поспешно уступая ему дорогу. Улица перед ним, как ковер под пылесосом, мгновенно пустела – словно бы катился перед ним этакий невидимый барьер, расшвыривая всех встречных-поперечных в стороны. Имеющийся в наличии народ торопливо прятался по дворам, за заборами, за калиточками. Разбегался по переулкам. Ну, это понятно – сам великий герцог Де Лабри изволили бежать-с. Победитель нечисти из замка Дебро и самого грозного барона Квезака (хотя это славное свершение было делом рук, точнее, делом меча леди Клотильды, а лично его заслуг было в этом буквально на копейку, но молва-то, молва все равно наверняка твердит другое).
Впрочем, мысленно поправил себя Серега, уже начинавший слегка задыхаться (улица, право, попалась какая-то бесконечная), возможен и другой вариант. Он в глазах людей – зловещая фигура, предвестник смертей и мук. О судьбе детишек уже наверняка всем известно… Зловещий герцог. Как тут не сторониться…
Он добежал наконец до Закатной башни (то есть стоящей со стороны заката местного светила), взлетел по лестнице вверх, на обзорную площадку. Простые ратники и рыцари, столпившиеся здесь, молча, с траурными лицами прислушивались к тонкому, прерывистому воплю. Вопль летел из-за стены.
Серега перегнулся через парапет. Все поле внизу было усыпано воинами в серебряных латах, из-под которых красиво так выглядывали края алых одежек (дурак, он, как известно, всегда красное любит… а умный носит). На правом фланге тесным табунком паслись белоснежные кони, ближе к лесу стояли белые и красные шатры. Бивуак под названием “я – твоя радость”…
Где находился сам мальчонка, которого сейчас мучили, понять было несложно. Серебряно-алое войско образовывало в этом месте проплешину, в середине которой злорадно горел большой костер. И, согнувшись, возились над чем-то две фигурки в красном.
Сняли латы, мерзавцы. Вот потому-то предусмотрительно и ходят в красном – чтобы кровь не портила одежд…
– Зачем они это вытворяют? – спросил он, неким, шестым чувством предчувствуя, каким будет ответ.
– Они… требуют, – рыцарь сбоку упорно не поворачивал лицо. И прятал глаза, – чтобы мы схватили и отдали им самозванца, объявившего себя герцогом Де Лабри. И всех его спутников с ним. Иначе…
– Чудненько… Кидайте белый флаг, требуйте, чтобы прекратили тут же, скажите – мол, так и так, уже почти поймали, уже почти отдали. Меня уже и к воротам ведут. Ну!
Он ощущал странное успокоение. Ситуация была не совсем безвыходная. На площадку влетела припозднившаяся леди Клоти, грохотнула шпорами, споткнувшись на последней ступеньке. Одарила всех, и особенно его, яростным взглядом. Над парапетами дебровских башен взвыли трубы. Крик смолк – то ли мальчонку перестали-таки мучить, то ли он просто потерял от боли сознание.
– Есть ли какие новости, сэр Сериога? Сии звери…
– Есть, – отозвался он и торопливо поманил Клотильду в уголок, подальше ото всех, – леди Кло… то есть Клоти, не могли бы вы тут же, немедленно, отправиться в замок и принести шерсти с хвоста нашего друга? Эти… скоты хотят в уплату за детей меня. Так что не могли бы вы – одна или в компании с оборотнем – укрыться где-нибудь тут же, в Дебро? С видом на выход отсюда… Но только чтобы я этого места не знал – с детства ужасно чувствительный, знаете ли, от боли сразу рыдать начинаю, прямо как девчонка сопливая.
– Собираетесь сдаться?! – рявкнула леди Клоти, выпрямляясь в туго натянутую струнку. – И предлагаете мне воспринять сей позор и пальцем не шевельнув для спасения друга моего?! Как смеете думать вы…
– Ш-ш-ш, леди Клотильда, потише… Я возьму шерсть и ночью, когда им, как и всем людям, захочется поспать, плавно перетеку в звериное состояние. А там видно будет. За мной же еще и мандонада эльфийская, и удача, которая всякому дураку прямо-таки от Бога полагается. Вперед, за шерстью, Клоти, – и побыстрее! Мальчонка совсем измучился…
– Но почему вы? – никак не могла угомониться леди. – Я даже более благородных… простите, сэр Сериога, но это так. Я даже более благородных, чем у вас, кровей. Несомненно, если уж кому и надо сдаваться, так это должна быть именно я – по праву благородного старшинства…
– Они так не думают, – скромненько потупив глазки, ответил Серега благородной даме. – Я для них – вполне конкретный и крайне необходимый им самозванец Де Лабри. Ужасно жаль вам это говорить, Клоти, но… Вы для них – всего лишь какие-то там мои спутники. Без имен, без лиц. На вас они не клюнут. Вы им не нужны.
