Текст книги "Женщины принца Сигваля"
Автор книги: Екатерина Бакулина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
И все начинается снова. Только без паники, паника уходит. Но все равно остается чувство, что она сейчас умрет. Сердце разорвется, дыхания не хватит… она просто не успевает.
4. Ингрид, откровенность
Ингрид приходит в себя, прижавшись к его груди. Он обнимает ее.
По ее щекам льются слезы. Обычные такие слезы, даже без всхлипов, без особого повода, но не остановить, словно что-то прорвалось и рухнуло разом.
А он, так нереально, гладит ее по волосам. Он даже одеялком успел ее укрыть, чтобы было теплее.
Все тело ломит.
Безумие снова.
– Ну, как ты? – спрашивает Сигваль, утирая большим пальцем слезы с ее глаз.
Ингрид пытается прислушаться к своим чувствам. Но только пустота. Такая звенящая пустота внутри…
– Не знаю, – говорит она.
– Все вышло не так, как ты представляла?
– Да, совсем не так.
Только высказав вслух, она понимает, как вдруг стало легко. Не так. Совсем не так! Но она получила другое, может быть, даже более ценное. Она пока не знает, что с этим делать, но все равно рада, что все именно так.
И еще, ее никто и никогда так не обнимал. От этого хочется расплакаться снова.
– Почему я? – спрашивает Сигваль. – Почему ты пришла с этим ко мне? Какие-то личные счеты?
В его руках тепло, и совсем не страшно об этом говорить. Она ведь ни с кем не говорила.
– Личные. Но не с тобой. Больше всего, я хотела бы сделать это со своим мужем. Но это невозможно. Он уже умер. Я пыталась… с другим… но это не то. Это было хорошо, но мне не хватало. Не до конца. И тогда я решила предложить это тебе. Выдрать плеткой самого принца Сигваля… мне казалось…
Ингрид болезненно усмехается. Все не так.
– Неплохая была идея, – он улыбается в ответ.
– Плохая, – говорит она. – С тобой все неправильно. Тебя не заводит боль, ты сам не получаешь удовольствия от этого. Почему ты согласился?
– Мне стало интересно, – он чуть дергает плечом. – Меня никогда не били плетью, никому не приходило это в голову. Даже розгами в детстве.
– Тебе стало интересно? Вот это вот – ради чистого интереса? Ты теперь месяц на спине не сможешь лежать!
– Да ладно…
Он легко перекатывается на спину, увлекая ее за собой. Пачкая кровью простыни… Немного морщится, его дыхание становится чаще…
– Я переживу, – говорит он, голос не меняется. – Ну и еще, было интересно, как далеко я сам в таких играх могу зайти. Насколько меня хватит.
– Дальше, чем готова зайти я.
Он хмыкает, словно говоря, что и не сомневался.
– Ты ненормальный, – говорит Ингрид.
– Так и есть, – смотрит ей в глаза. – Твой муж бил тебя?
Ингрид зажмуривается, прижимается к его груди. Теперь она лежит на нем, а он обнимает ее, осторожно гладит пальцами по спине.
Говорить больно. Словно раскрывать старые раны.
– Бил. С самой первой ночи, – признается, на выдохе. Немного молчит. – Я была девочкой тогда, наивной и невинной. Я хотела быть ему хорошей женой, родить кучу детишек… Я так верила, что все будет хорошо. А он, в первую же ночь, после пира, решил показать, что со мной будет, если я не буду его слушаться. Мне было так больно и так плохо, я не понимала, за что заслужила такое.
Он слушает, молча и терпеливо.
Она прижимается щекой, слушая, как бьется его сердце – так проще говорить, не глядя в глаза.
Кто бы мог подумать, что все закончится этим – что Ингрид будет плакать на груди у принца Сигваля. Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно с ним.
– Сначала было еще ничего, – говорит Ингрид. – Я даже забеременела. И он даже стал относиться ко мне чуть терпеливее. Но потом… Я сама не поняла, что сделала не так. Он вернулся с охоты, и ему не понравилось, как я встречаю его. Он избил меня. И я потеряла ребенка. А потом стало совсем страшно. Он хотел наследника, а я больше не могла, не выходило. Он бил меня. Говорил, я должна понести наказание… Сначала в спальне. Потом прямо во дворе, при всех. Раздевал и бил, и насиловал тоже при всех. Я хотела умереть. А потом он ушел с тобой в Бейону, и я вздохнула с облегчением. А потом он погиб там… и я… Я ненавижу его до сих пор. Я рада, что он сдох, но жалею, что не я сама убила его. Вот так.
Приподнимает голову, смотрит на него.
В глазах Сигваля понимание. Не сочувствие даже, а просто понимание. И тепло.
И от этого становится немного спокойнее. Словно слетает лишнее, уходит…
Так безумно хочется попросить его…
Но она не станет.
Совсем скоро, со дня на день, сюда приедет отец, и ее отвезут в монастырь. Ее вышвырнули из дома покойного мужа, она никому не нужна. Она сбежала сюда, думала… Не важно. Ничего не выйдет. Все уже решено. За нее некому вступиться.
Она могла бы попросить самого Сигваля, вот он, рядом…
Но это будет неправильно.
Она пришла не просить. Она пришла получить то, чего хочет. И он дал ей. Честно. Пусть все вышло совсем не так, но это не важно.
Она не станет.
Не сейчас…
Но только сейчас, вот так, в его руках, невероятно легко поверить, что все будет хорошо, и она под защитой. Что есть человек, который позаботиться о ней.
Это лишь иллюзия. Она больше не глупая девочка, чтобы верить в такое.
Ингрид даже осторожно освобождается из его рук, сползает и ложится рядом.
И он выдыхает… такой невольный искренний вздох облегчения, что даже смешно. Переворачивается на бок, обратно, потом, подумав, ложится и вовсе на живот.
– Болит? – спрашивает Ингрид. Это и так понятно, но хочется услышать от него хоть что-то человеческое, поверить, что ему тоже может быть больно. А то она уже сомневается, что он человек.
– Да-а, – довольно говорит он. – Лупишь ты, что надо.
Потягивается с легким стоном… вот тем самым стоном, которого она так ждала. Потом кладет голову на руки.
– Ну, а тебе? – говорит она, боясь снова вернуться к себе. – Стало легче? Ты был такой злой, когда я встретила тебя. Думаю, хотел кого-нибудь убить.
– Очень хотел. И даже не кого-нибудь, а… Не важно. Но твоя ласка немного помогла мне, – ирония в его голосе, почти насмешка. – Но помогла еще не до конца. Сейчас я, пожалуй, немного отдохну, а потом трахну тебя еще разок. В попу, для разнообразия. И потом, думаю, можно спать.
Так по-хозяйски. Небрежно.
И так, что становится не по себе.
– Еще разок? Да ты просто чудовище!
– Нет, у меня просто был тяжелый день. Так вышло.
Он смотрит на нее, выжидающе.
– А если я не хочу? – осторожно говорит Ингрид.
И даже не потому, что не хочет, а потому, что хочет знать.
– Ты можешь идти, я не держу тебя, – так же небрежно говорит он. – Что-нибудь из одежды… вон там можешь взять плащ, завернуться в него целиком, по самые уши, никто не заподозрит, что ты голая. И иди.
Он так смотрит… Да никуда она не пойдет. Что бы он ни делал с ней.
– Но мне, почему-то кажется, что ты захочешь остаться до утра, – говорит Сигваль. – Не бойся, на этот раз я аккуратно.
– Ты можешь аккуратно? – не очень верит она.
– Я все могу, – уверено говорит он.
5. Ингрид, утренняя нежность
– Завтрак готов…
Проснувшись, Ингрид не сразу понимает, кто лезет к ней обниматься. Это так странно.
Ее целуют в плечо, потом в шею, щекотно трутся щекой о скулу.
– Ну, если вставать не хочешь, я сожру все сам, – с теплой усмешкой.
Она вздрагивает. Едва не подпрыгивает от этих слов. Разворачивается к нему.
Все, что было вчера вдруг разом встает перед глазами.
До паники.
– Не пугайся, это, всего лишь, я.
Сигваль. Всего лишь…
Он обнимает ее, осторожно гладит ладонью живот.
Мальчишка. Удивительно, каким мальчишкой он выглядит с утра. Такой расслабленный и довольный, почти беспечный. Светлые волосы, серые глаза, даже немного веснушек на носу – она и не заметила. Волосы мокрые… Он успел умыться или даже поплескаться вовсю, вон, грудь тоже слегка мокрая.
Он смыл кровь…
И он все еще голый.
От него пахнет нагретой водой и мылом. И жареным беконом еще… или не от него, а просто пахнет, завтрак же принесли.
Едва рассвет.
Бог ты мой, пошевелиться после вчерашнего Ингрид не в силах. Если бы не это – можно было бы решить, что те забавы ей приснились. Или, вернее, что снится сейчас. Снится, как Сигваль нежно и неторопливо обнимает ее, берет в ладонь ее грудь, гладит большим пальцем – чуть-чуть щекотно и так приятно. Даже пугает немного, потому, что так не может быть.
И, наверно, поэтому она…
– Я не хочу завтрак, я хочу спать.
Невольно сжимается, пытаясь подтянуть колени, закрыться…
Боится поверить. Лучше уж сразу.
Если бы она сказала такое мужу, если отказалась идти с ним, он бы ее убил. Самое меньшее – вытащил бы из постели за волосы и…
– Ладно, – соглашается Сигваль, целует в плечико, у него такие теплые губы. – Значит, мы можем не торопиться.
Он гладит ее грудь осторожно, почти задумчиво, обводит пальцем сосок, чуть сжимает, тянется к ней губами, и, точно так же, как пальцем, обводит языком. Медленно… Это кажется так странно… Просто потому, что от Сигваля она ожидает другого. А он ведет пальцами на живот, и под спину, всей ладонью, мягко прижимая к себе. Глубокий вдох. И тело Ингрид само подается к нему, отвечая на эту ласку, непроизвольно, со стоном… Но в голове… в голове почти смятение. Невольное ожидание удара, как только она расслабится.
Но он лишь разворачивает ее к себе. Под себя. Разводит ее ноги, чуть приподнимая, направляя.
Разглядывает ее.
– Ты невероятно красивая, – говорит просто и без затей, от души.
Его ладони скользят по ее коже, так, что хочется выгибаться им навстречу.
А потом Сигваль наклоняется к ней и целует в губы. Все так же искренне, и так горячо. И, вместе с поцелуем, входит в нее, медленно, тоже лаская, наслаждаясь этим движением… Обнимая и прижимая к себе, наполняя собой.
И это вдруг болью отдается в сердце. Едва не до слез.
Ингрид не понимает…
Это больше не похоже на игру, на взаимное удовлетворение, даже на страсть… что-то большее. Пусть мимолетное, но настоящее чувство.
Ингрид не готова.
Нет, она боится. Это чувство не наполняет ее сердце, а лишь отдается звенящей пустотой. Она больше не может любить, даже вот так, на одно утро. После всего, что с ней было – любовь безвозвратно выгорела внутри.
Нежность отдается тоской и тянущей болью.
И то, что происходит сейчас…
– Что это за тюленьи ласки? – говорит она, лишь только он отрывается от ее губ.
Сломать это наваждение.
– Тебе не нравится? – он все еще довольно улыбается, ничего не изменилось, только где-то в глазах…
– Мне нравилось вчера… поживее. А для этого мог бы и не будить меня.
Провокация. Пусть лучше он ударит ее, чем так. Пусть лучше ей будет больно сейчас… потому, что если позволить ему, поверить – то будет в стократ больнее, когда он уйдет.
– Поживее? – его ухмылка становится жестче. Он крепче обнимает ее за бедра, и резко толкается в ней. – Так?
– Еще! – требует она. – Побыстрее.
И он дает ей еще. И резче, и глубже… больнее. Так же, как вчера, а, может быть, даже куда злее, потому, что вчера это был искренний порыв, а сейчас – идет от разума, не от сердца. Еще резче и еще. И никому из них двоих от этого не хорошо. То есть – не так. Не так хорошо, как должно было быть. Ингрид кричит под ним, сама не понимая, от наслаждения или от обиды.
Он кончает, и тут же, без паузы… только один выдох… поднимается на ноги.
Идет одеваться.
Нет, сначала немного воды в лицо – остыть. И все.
Это непостижимо.
Ингрид пытается прийти в себя, отдышаться, справиться с навалившейся слабостью.
Но когда находит в себе силы хотя бы сесть – он уже натянул штаны и почти застегнул сорочку.
– Ты можешь не вставать, – бросает ей через плечо. – Я буду занят весь день, никто не потревожит тебя. Спи, еще очень рано. Потом скажи слугам, тебе принесут завтрак. И твое платье скоро принесут, я распорядился. Отдыхай.
В его голосе сухая отстраненная вежливость.
Мальчишка… Бог ты мой! Она задела его чувства. Но он слишком взрослый и слишком сильный, чтобы это показать. У него ведь вообще нет никаких чувств – это известно всем.
Нельзя же так!
Собравшись с силами Ингрид встает.
Успеть, пока он не ушел.
Подходит, обнимает его сзади, когда он почти застегнул камзол.
И телом чувствуя, как он напряжен, и как напрягается еще больше от ее объятий. Но не пытается освободиться.
Не оборачивается. Просто ждет.
– Прости, – говорит она.
– Не говори глупости.
– Прости, – она качает головой, прижимается щекой к его плечу. – Я испугалась. Нежности… Я не привыкла, что со мной так… испугалась… прости…
Теряется вдруг. Как все это выразить словами?
Он вздыхает и немного расслабляется. Потом поворачивается и целует ее в висок.
– У меня сегодня тоже много дел, – говорит спокойно и ровно. – И к вечеру, неизбежно буду злой, голодный и с желанием кого-нибудь убить. Если захочешь – приходи. Будет так, как тебе понравилось. Без тюленьих ласк.
Несколько мгновений смотрит ей в глаза.
Где-то там, на дне – одиночество.
– Отдыхай, – говорит небрежно, потом поворачивается и уходит.
Одиночество. Она тоже остается совсем одна.
6. Исабель, королева
Исабель обиженно кривит губы.
– Ты был с женщиной!
– Был, – равнодушно говорит он.
Обходит ее, наливает себе вина, садится в кресло у окна, вытягивает ноги.
Изабель поворачивается к нему левой щекой, давая рассмотреть синяк и уголок разбитых губ.
– Посмотри, что он снова сделал со мной!
– Напомни мне, Иса, – говорит Сигваль. – Какого хера я тебе должен?
– Тебе все равно?
– Да, мне все равно. Ты просила меня зайти. Я зашел. Что еще?
– Он бьет меня, а тебе все равно?!
Сигваль покачивает в руке бокал вина, делает небольшой глоток…
– Он твой муж, – говорит спокойно. – И мой отец. Я заебался устраивать разборки каждый раз, как он повысит на тебя голос. Пока ты была нежной и тихой девочкой, я жалел тебя и предпочитал играть в благородного рыцаря, защищающего даму. Теперь мне плевать, я устал от этого. Не устраивает – собирай вещи, детей, и езжай в Форкун, там покой и морской воздух. Я сделаю так, что тебя никто не побеспокоит. Но пока ты здесь – разбирайся сама.
– Скажи ему! Он тебя слушает!
– Он король. Мне сейчас и без того хватает поводов давить на него. Мне нужно выбирать, в чем идти на уступки. И уж прости, но Керольские земли, которые он хочет вернуть Бейоне, и договоренности с Мирокским банком для меня важнее.
– Деньги для тебя важнее!
– Да, Иса. Деньги.
– Ты просто боишься!
– Иса…
– Ты боишься, что он решит отравить еще одну твою сучку! Или что, на этот раз, тебя?!
Лицо Сигваля неуловимо каменеет. И Исабель прикусывает язык. Не стоило. Так она ничего не добьется.
Этой истории чуть больше года…
На самом деле, этой истории семь лет, ровно столько, сколько Исабель жена короля Северина. Далеко не лучшего из мужчин.
Но чуть больше года назад Северин тоже ее ударил. Пьяная скотина. Он напился и полез к ней, требуя выполнения супружеского долга. Ее всегда воротило, когда он распускал руки, тянулся лапать ее. Исабель слишком резко и честно ответила, и он ударил.
Тогда она побежала жаловаться Сигвалю, в тот же вечер. Сигваль вылез из постели и пошел разбираться. Он же мог… Сложно сказать, что у них там было, но после этого, почти год, Северин ходил тише воды, ниже травы. Он даже близко не подходил к жене, довольствуясь любовницами.
Вот только Сигваля после этого пытались отравить. По приказу короля. Да, именно так, при желании все можно вытащить наружу, все узнать, а Сигваль умеет правду вытаскивать. Его хотели отравить по приказу отца, да.
Только отравили не его, а случайную девочку, греющую ему постель. Эта дура просто неудачно первой схватила бокал…
И теперь…
Сигваль холодно смотрит на нее.
– Да, я боюсь, Иса, – ровно говорит он, без всякого выражения.
– Но неужели ничего нельзя сделать? – еще пытается она.
– Уезжай. Там тебе будет лучше.
– Это тебе без меня будет лучше!
– И мне. Возможно, даже Бранду морской воздух пойдет на пользу, он перестанет так часто болеть. И Нете там понравится. И Беате…
– Дети должны жить с отцом!
– Это ты сейчас кого имеешь в виду? – Сигваль саркастически поднимает бровь, и королева вспыхивает.
– Ублюдок!
Сигваль морщится, отпивает немного вина. Откидывается на спинку кресла, чуть ощутимо дергает плечом.
– Сядь, Иса. Ты же сама хотела поговорить.
Но она не может успокоиться, ее трясет.
– Значит, когда я была девочкой, ты любил меня! А теперь, родив троих детей, я стала старой и тебе больше не нужна?!
– Старой? Мы ровесники, а мне до старости еще далеко.
– Женщины стареют раньше. И, конечно, я уже не такая, какой была семь лет назад!
– Ц-ц-ц, – Сигваль с чувством цокает, качает головой. – Какая жалость.
– Ублюдок!
– Да, ты уже говорила.
Хочется убить его, свернуть шею. Но кто тогда…
– Я не могу их увезти. Девочки будут очень скучать без тебя.
– Девочкам сейчас куда больше нужна мать, чем старший брат. Ты хоть сама вспоминай иногда, что у тебя есть дети.
– А ты помнишь о них?!
– Я?
– Беате твоя дочь, а не Северина! Ты знаешь!
Сигваль вздыхает, ставит бокал на пол, всем видом показывая, что собирается встать.
– Если это все, Иса, то я пойду.
– Стой!
Она не позволит ему так уйти.
Почти бросается вперед, садится к нему на колени. Верхом на него, так он точно не сбежит.
– Я скучаю, Сиг… – так нежно, как только способна, и проводит пальцами по его щеке. – Ты нужен мне.
Он смотрит на нее равнодушно.
– Я так надеялась, что ты придешь вчера вечером, но ты не пришел, – говорит Исабель, кладет руки ему на плечи, потом медленно на грудь. – Я не могла уснуть без тебя, мне снились кошмары. Если бы ты пришел, Северин бы не тронул меня. А ты…
Она сама готова вспыхнуть, касаясь его. Все еще… да. Память странная штука. Она так любила его!
Он смотрит равнодушно. Пустота в его глазах. Ни капли сострадания и любви.
– А я не пришел.
Исабель поджимает губы. Она еще пытается. По его груди, на живот, и ниже. Гладит через одежду его член, и даже чувствует пальцами, как он отзывается, начинает вставать.
Вот только в глазах Сигваля все та же пустота безразличия.
Раньше это всегда действовало. Когда он был мальчишкой. Теперь, конечно, когда он может легко получить любую шлюху во дворце в любое время… Ей не сравниться.
Но она королева. Он не имеет права обращаться с ней так!
– А сегодня утром? – почти игриво говорит она. – Ты не торопился ко мне. У тебя тоже были дела?
Он пожимает плечами… О-оо, все знают, что у него куча дел! Он занят с утра до ночи.
– Расскажи, – нежно просит она, все еще пытается гладить его, даже сама пододвигается как можно ближе.
Он смотрит ей в глаза.
– Я мог бы заглянуть на рассвете, но ты еще спала. Поэтому, вместо тебя мне досталась толпа, жаждущая справедливости и правосудия, – говорит устало. – Если помнишь, этой херней давно занимаюсь я, отцу недосуг.
– Они замучили тебя? А потом?
– Потом Гверо из Мирока. Нам, все-таки дадут денег и не будут так активно стрясать долги до будущего года, я договорился. Но только в том случае, если финансовыми вопросами буду заниматься лично я. Мне еще предстоит донести эту мысль до отца. Не думаю, что ему понравится… Ну, а потом Бранд заловил меня кататься на лошадках.
– Что? – Исабель вздрогнула.
– Бранд ждал меня у дверей кабинета, хотел покататься. Мы взяли девчонок и поехали. А они храбрые, знаешь. Беате так забавно визжит от радости, когда скачешь рысью.
Вздрогнула. Даже руки убрала.
– Рысью? Верхом? Беате два года, ты сошел с ума?
– Я держу их, не бойся. Ничего с ними не случится, им нравится. Иса, я брал Беате, да и Нете тоже, в седло, как только они начинали ходить. Какого хера сейчас? Бранд, конечно, большой мальчик и едет сам, отлично держится. А я вместе с девочками.
– С девочками?! Ты брал их обеих? Сразу?
– Не заставлять же их ждать.
– А если бы они упали с лошади? Как ты можешь держать их обеих?!
– Иса… – Сигваль подхватывает, поднимает ее и ставит рядом, встает сам. – Хватит. Что ты хотела?
Нужно к делу. А то он уйдет…
Исабель изо всех сил пытается взять себя в руки. Думать только о деле. Успокоиться.
– Северин отказался шить мне новые платья! – говорит она, пытается грозно, но выходит обиженно. – Он хочет чтобы я сидела в четырех стенах! Хочет разогнать половину двора! И даже музыкантов! Скажи ему!
Она говорит и видит, как Сигваль начинает тихо ржать. Совершенно неприлично.
– Это не он хочет, а я, – говорит с таким выражением, что только «да ты тупая курица» тут не хватает. – Я же сказал, нам нужно сократить расходы. Иначе не выйдет. И, в первую очередь, я намерен сократить расходы двора.
– Ты сошел с ума?!
– Иначе мирокский банк не даст нам денег. Я не прошу понимания, просто будет так, как я сказал. На эти деньги я намерен покупать не побрякушки для тебя, а зерно. Иса, у нас выжжены и разграблены все южные земли, подчистую. А то, что не дограбили бейонские благородные рыцари, под шумок вывезли и распродали по приказу отца. В его личных целях. А амбары пусты. Я стряс с Бейоны сколько мог, и стрясу еще. Но если ничего не сделать, к зиме начнется голод.
– Голод?
– Ты не будешь голодать, это точно. И нового платья, тем более, за такие деньги, тоже не будет.
– Скоро твоя свадьба! Ты хочешь, чтобы на пир я вышла в старом тряпье?
– Да, хочу, – говорит он жестко. – Тем более, что будут только свои, я не намерен собирать весь Остайн здесь. Мы обвенчаемся, тихо поужинаем и пойдем в спальню. На этом все. И ты наденешь старое, найдешь что-нибудь подходящее случаю.
– И все? Не будет гостей? Что скажут люди? – к такому Исабель оказалась не готова, это слишком. Сигваль наследник, все должны видеть…
– Мне похуй, Иса, – говорит он. – Ты как-нибудь это переживешь, – потом ухмыляется. – У тебя что-то еще? А то мне надо идти, рассказать отцу, какая я теперь жадная тварь. Думаю, он как раз успел проснуться и протрезветь. Оценит. Не скучай.
Чмокнул ее в щеку.
Ублюдок…
