355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Егор Полторак » Звезды для нас » Текст книги (страница 2)
Звезды для нас
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 11:32

Текст книги "Звезды для нас"


Автор книги: Егор Полторак



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Хе! – челюсть паука грациозно и ласково подвинулась, – Нельзя первых превращать в последних. Тем более в последних вдвойне. Глупо и заметно слишком. Во всех книжках написано. Читаете книжки-то, а? Хе-хе. А вот в такого, как все, как все вокруг. Чтоб из ряда не выбивался по цвету по серому... Впрочем, это тоже в книжках написано...

Белый кот сидел и смотрел на Бородула, который ковырял и ковырял в зубах. И, когда паук отбросил измочаленную спичку, кот выдернул из-под себя хвост и сказал:

– Лутьюфо нам нужен мертвый, – жестко и холодно, как и хотел.

– ...Так и грохните его сами, в чем дело? – вежливо проскрипел паук.

Кот молчал.

– Ну да, ну да, не можете! Не имеете права – надо же, законы выдумали! Теперь на меня спихнуть хотите... волшебники. Ладно. Но мне тогда... девчонка.

– Какая!!!

– Ты знаешь какая. Не Юнки, разумеется.

– Но... это фея! Она!

– Или да, или нет. А то мне одна пакость снится. Не сезон, да? Навсегда.

– Мне... надо посоветоваться.

– А давай, – Бородул привстал, вытолкнул из-под ведра полусобранный телефон и одной из лап двинул его коту, – Советуйся.

Кот покрутил диск и сказал:

– Але? Людмилу Александровну, будьте добры, пожалуйста.

– Слушаю, – проговорило в трубке королевским голосом.

– Але! Королева, – сказал Белый кот, разглядывая Бородула, – Он требует взамен Алику. Голову на голову. Он...

– Ты там что, торгуешься, ми-илый?! Если нужно будет, ты отдашь ему нашу белую пушистую шкурку. Знаешь какую, киса?! Ты.

В трубке затрещало, а перед тем, как коротко загудело, кот услышал слова Королевы не ему:

– Иду, иду, Лилия Викторовна, вы очередь мне займите, дорогая...

Время. И темную ночь сменил солнечный день.

– Солнце, солнце, солнце, солнце, солнце. Солнце... – распевали маленькие феи, превращались в зайчиков и разлетались по городу, распушив подсыхавшую пушистую шерстку. Спали и видели сны.

О том, как тридцать первого июля они улетят – улетят? Ну, покинут Землю, а перед этим станут гулять по городу в такой же светлый день.

Когда собаке необходимо сказать важное – хотя собакам это удается, только если писателям это надо – но все-таки, если необходимо – она смотрит. Так. Смотрит? Вкладывает тебе в ладонь холодный и влажный нос – плохо, если сухой и горячий, очень плохо. Смотрит. И ты посмотри. Все равно ни черта не понять, что хочет собака и зачем, но если долго смотреть, можно понять, что хочешь ты. А потом сделать, что хочешь. Впрочем...

Алике снилось, как этой ночью смотрела дворняжка. Они опять пошли – во сне – на их любимое место, к реке. И вместе бегали по лесу. Им было здорово. А потом сидели у воды, и собака смотрела, не отводя глаз. А ведь.

Алика услышала в своем сне голос, как воспоминание, но совсем далекое. Совсем не из школы фей, а словно более раннее. Мужской голос:

– ...Собаки не умеют смотреть в глаза человеку, не отводя взгляда... как мы на солнце, девочка моя.

Кто говорил. Но она помнила, что ей. Это она девочка – странно. И вот: кого зовут Лутьюфо. Лутьюфо и Лутьюфо. А взгляд собаки, и что она хотела.

Перед сном дворняжка нашла большую кость на свалке и уснула сытой. Тогда что ей было нужно сказать? Да! И тревога. Предчувствие, что случится, но что? Или. Что не так происходит то, что происходит. Не так и не то. Или то, но не так. Или так, а не так. Или.

То есть! Но во сне. Не вспомнить, не решить во сне. И так сладко плавать среди слов и соединять их, и ощущать, как тело, отдыхая, распрямляется. И покалывает ноги, отходящие от усталости. От усталости и усталости. Но Лутьюфо и Лутьюфо – так, так, так, так...

Когда щелкнуло темнотой, и темнота осталась, Алика проснулась. Было душно, тесно и темно. Совсем. И уж тут непонятно, что делать, если даже колотиться в стены невозможно – так тесно и страшно.

Алика открыла рот – очень душно и пыльно, и ей – она так хотела – просто надо было закричать; но сдержалась от ужаса, что от крика она совсем задохнется – выдохнет и не вдохнет. Или стенки сомкнутся.

И сразу все стало в прошлом. В прошедшем. Ведь теперь ничего не будет она помнила, что, если попадаешь в ловушку для фей, то все. У тебя не остается ничего, кроме темноты и воспоминаний. Так говорил Белый кот.

И, чтоб еще и о Белом коте не думать ко всем своим бедам, она закрыла глаза – так стало светлее.

Но из-под закрытых пушистых век выкатились слезы и прокатились по щекам светлыми лучиками и зазвенели обо что-то, упав с подбородка. Алика знала, что слезы, как светлые лучики, но очень огорчилась на себя. Даже разозлилась.

– Рева-корова, – сказала Алика, – Тоже еще принцесса...

И тут она услышала:

– Глаза открой, при-инцесса, сколько можно бояться-то?!

– Я не боюсь! – сказала Алика и открыла глаза, и с ресниц взлетела задержавшаяся слеза и сверкнула вверх.

– Да, – сказал кто-то в темноте, – Ну?

Дышать стало легче и стало можно шевелиться.

– Кто вы?.. – неуверенно сказала Алика.

– Вот, – удовлетворенно сказал кто-то, – Я.. когда-то прилетела на восходе.

– Значит я не в ловушке!

– Почему? Разумеется, в ловушке. Ну, не в зеркале, само собой, нет, конечно нет. Иначе я не смогла бы с тобой разговаривать. Да и вообще, печально все бы закончилось, и, надо сказать, что все еще может закончиться печально. Ведь зеркало никто не отменял.

– Колдунья, – Алика закрыла глаза и вновь опустила голову на что-то, на чем она лежала. Стала ждать.

– Мне нравится эта девчонка! – удивилась Колдунья, – А ты что думала продавщица из рыбной лавки я, что ли?!

Алика не ответила – она ждала, когда ее сварят и съедят, и потом еще Белый кот рассказывал – будут приговаривать:

– Покатаюся, поваляюся, феиного мяса поевши...

– Ты очень маленькая и худая. Да и невкусная, наверно... – сказала Колдунья, – И к тому же все равно это выдумки, что я фей ловлю и ем. Я ведь сама.. В общем, хватит! Теперь меня слушай и запоминай все точно. Этой ночью ты должна привести ко мне рыжего – Лутьюфо. Чего бы это не стоило тебе.

– Вы... меня отпустите!

– Разумеется. Что ж я, сама за собакой по городу буду бегать, хватит с меня и тебя... Но ты должна дать мне слово, что сделаешь это!

– Но... зачем.

– Это вот необходимо. И знай, что уже сегодня днем вас будут искать, а если найдут, то – приехали. Пауки и Белый кот. Ты слышишь?

– Я ничего не понимаю, – обреченно вздохнула Алика, – Почему я должна привести Лутьюфо? Почему меня будут искать. И Белый кот совсем не здесь – он в хрустальной сфере... А...

– В какой еще сфере! Шляется где-нибудь поблизости. Вынюхивает!.. И ты должна. Пойми, должна! От этого зависит все! Ну... и ведь я тебя поймала, значит, должна съесть, а ведь не ем! Ну!

– ...Да, это правда... А все остальное... тоже правда?

– Все остальное – тоже... И все остальное сегодня ночью, глупая фея! И слово!

– Да. Честное слово!

– Девочка моя, – вдруг нежно сказала Колдунья, – Сделай это. Обязательно.

Очень быстро пролетело время, и ночь наступила. Впрочем, наступила и наступила. Кто спал, тот и спал. Кто-то видел сны, которые придумывали феи продавщице и многим. А когда просыпались, то забывали. Хотели вспомнить, не могли и выдумывали свое. Но это только сон. Но это был уже сон.

Алика и Лутьюфо шли по набережной канала Грибоедова. Лутьюфо шел, стараясь попадать в шаг с феей. Алика совсем не знала, зачем она идет – слово она, конечно, дала, но Лутьюфо? Он ведь не давал слова. А он шел, пушистый с висячими ушами, и поднимал голову – смотрел. И тогда она проводила пальцами по его затылку – очень короткая ласка. И он вскидывал уши – здорово. Он вскидывал уши – дольше стараясь задержать руку на голове.

Вода в канале блестела от луны черным. И почти не было страшно идти Алике – она была не одна, и она чувствовала себя первой – ведь это она шла, а Лутьюфо с ней.

– Лутьюфо, – сказала она задумчиво.

И собака посмотрела на нее спокойно и бережно.

– Лутьюфо и Лутьюфо. Тебя зовут Лутьюфо? Почему тебя зовут Лутьюфо.

Но вот уже дом, и снова в окне на четвертом этаже зеленая звезда.

– Пришли, – сказала Алика.

Потом:

– Сюда? – словно спросила у собаки. И та выбежала вперед и зацокала когтями внутрь подворотни.

Но, едва Алика закрыла за собой дверь подъезда, Лутьюфо заворчал, прижимая уши.

Алика остановилась, но все было, как и должно быть на лестнице старого дома – в меру страшным. Только перила поблескивали матовым, искрились, и липли к ним ладони, но мало ли – просто грязь – так можно думать.

Алика, а за ней Лутьюфо начали подниматься. Где-то наверху капала вода, судя по звуку, в подставленную кастрюлю. И слетело, мягко кружась, несколько кусочков ваты. Послышался шорох, когда Алика и собака были между вторым и третьим этажами. Внизу хлопнула дверь, и кто-то стал подниматься, торопливо покряхтывая и шурша.

Лутьюфо обернулся, и Алике пришлось остановиться. Перила заблестели сильнее – от них потянулись вниз и в стороны нити, перекручиваясь, как обнимаясь; совсем маленькие отростки лезли из перил вверх.

– Тень на плетень!!! – взвыл скрипучим голосом поднимавшийся, загремел банками, зазвенел стеклом и покатился по ступенькам до начала пролета. Там затих, но банки еще катились и ударялись в мягкое.

– Ну раньше же надо было, идиоты-идиоты! – скрипел тот, ворочаясь под всей этой посудой, – Обалдуи, бездельники, проходимцы!..

Нити от перил тянуться перестали и даже обвисли немного безвольно и непонимающе.

– Да давай, давай! – заорал тот, внизу, – Давай же!!!

И заверещало со всех сторон, посыпались с верхних площадок пауки, и Лутьюфо закрутился, сцепившись с толстым пауком, вылезшим из помойного ведра. Что-то скрипело, рвалось в клубке двух тел – рыжего и серого, и Алика подняла хрустальную палочку в левой руке в сторону сыпавшейся нечисти. И пауки остановились.

– Да это же просто для снов палка! – орал тот, кто все пытался выбраться из металлического и стеклянного хлама, – Вперед, или я вас всех съем, а потом сварю и изжарю! Вперед!!!

Алика, не зная, что делает, успела очертить полукруг по ступенькам, и это вновь остановило пауков. Но тут ее правую руку охватило тонкое и сильное и начало сжимать. Запястье онемело. А это тонкое тянуло к себе. Она успела поднять палочку повыше, и мимо в попытке достать ее просвистело тело небольшого паука, и паук врезался в помойное ведро. Его прихлопнуло крышкой, и он завизжал.

– Ну да вперед же, дохлые вы дромадеры! – скрипело снизу, – Убью всех! Собаку кто хватать будет! Толстого уже нет!

Действительно, Лутьюфо стоял, кровожадно поглядывая на столпившихся перед Аликой пауков, а толстый, с которым он дрался, лежал с разодранным брюхом и ни одной лапой уже не дергал.

– Эх-х-хэ-хэх!!! – тот, внизу, выбрался наконец-то из неудачной ловушки и затопал наверх, обдирая с себя последний мусор.

И пауки по стене ринулись к Лутьюфо, оставляя липкие полоски на штукатурке.

Алика уже не могла шевелиться совсем – она была прижата, привязана, прикручена к перилам и плакала от отчаянья и страха за Лутьюфо.

Первых пауков – они были намного меньше толстого – Лутьюфо расшвырял, но остальные окружили его и защелкали челюстями и, выставив лапы с колючками, медленно сжимали кольцо.

Наконец-то прибежал и тот, снизу, скрутил с головы консервную банку и сверкнул единственным глазом и двинул перекошенной челюстью:

– А ну, недоростки! Разойдись! Сейчас я его сначала разделаю, а потом с вами разберусь! А то ловушки на меня ставят... недоумки.

Но, пока он поворачивался, он пропустил темп, и уже еле-еле успел отпрыгнуть от взметнувшейся и упавшей всеми четырьмя лапами собаки. Как раз на то место, где только что он стоял.

– А-а!!! – взревел паук уже совсем страшным голосом.

Он выставил все колючки, но одной лапы уже не было – Лутьюфо его зацепил все-таки – и Бородул показал тощему юркому пауку, чтобы он встал слева. Со стороны оторванной лапы.

Они стояли мгновение, потом собака рванулась вперед. И тут же назад, когда веер колючек Бородула и тощего раскрылся перед самым ее носом... И снова вперед, и переплелись Бородул и Лутьюфо, а тощий отлетел к стене и остался у стены, несколько раз дрогнул и обмяк.

Рычание и скрип соединились, скрутились, и Бородул повис на спине собаки, сжав челюсти на шерсти и подбираясь колючками к животу. Но Лутьюфо прыгнул вперед, изгибаясь оскаленной мордой, но все-таки не дотягиваясь, не дотягиваясь до паука. Зато Алика пальцами толкнула вниз свою палочку, и зеленый свет мелькнул и пропал, с чавканием войдя в центр креста на панцире Бородула.

В совершенной тишине паук тяжело обвис и упал на ступеньки. Перевернулся, и палочка, захрустев, сломалась. Он закрыл глаза, открыл, двинул челюстью и прошептал:

– Фея... бутылки... это... теперь да...

Бородул умер.

Когда Лутьюфо повернулся к оставшимся паукам, они уже летели вниз на паутинках, от ужаса срываясь и цепляясь друг за друга.

На четвертом этаже открылась дверь, застучали вниз каблучки.

Женщина в черном платье, черном большом пледе и с такими черными волосами, что казались синими, провела по перилам и паутине, связавшей девочку, кусочком блестящего синего меха, и паутина съежилась в желтую пыль.

Время, время, время. Наступило утро.

Женщина стояла у зеркала, Алика сидела за столом, Лутьюфо лежал у ее ног.

– Вы молодцы, – говорила женщина, – То, что вы сделали, сделать было невозможно. Я и не думала, что они будут так. Я, когда Бородул уже схватил рыжего, подумала – конец. Но ты – девочка...

– Но как же! – спросила Алика, отодвигая пустую чашку и блюдце с вишневыми косточками, – Если вы знали, то почему вы не помогли, ведь...

– Каждый делает свое, девочка... ну! Я и Королева. Каждому дана возможность. Но теперь мы ходим, и мы не должны промахнуться!

– Я не понимаю ничего. Я совсем не понимаю. Что это такое? Очередь... А как же я теперь буду сны насылать. Ведь палочка сломалась...

– Да какие сны! Какие уж теперь сны! Теперь мы все заснем, если проиграем!

– ...Извините? Но я все равно ничего не понимаю. Ведь вот эти... которые там лежат, пауки. Что мы им сделали!

– Им ничего, де... хм... Ну, послушай, ты знаешь, что собака эта никакая не собака, а принц.

– Что?!!

– Видишь! Разумеется, заколдованный. И, разумеется, он только и ждал такую девочку, как ты, чтобы превратиться в принца обратно. И теперь ерунда осталась – расколдовать его.

– Это просто?

– Ага, если б просто, то зачем ты нужна тогда... да и я. Просто!..

– Но я... а кто его заколдовал?

– Ну не я уж, само собой. Кто, кто! Королева, само собой!

– Королева? Наша Королева фей?

– Ваша, ваша. И фей, и котов, и пауков, прочего сброда. Вообще я не понимаю, кто ей дал право командовать! Знаешь, – женщина с осторожностью посмотрела на заснувшего Лутьюфо, – Она даже дождем выпросила теперь повелевать. А кто она такая-то! А?

– ...Королева она.

– Да ладно! – женщина пренебрежительно взмахнула рукой, откинула голову, но словно дымок, осталось в воздухе второе ее лицо – старухи, – ...Тоже еще, а туда же! – она провела перед собой ладонью, разгоняя марево, – Ну, это что, ладно... Слушай, самое главное теперь начинается. Смотри, тебе сейчас надо, и собака тоже пойдет с тобой, туда... В общем, там увидишь, когда подойдешь. Когда войдешь, там нужно будет найти бутылку – вот такую, – женщина достала из-под подушки на кровати маленькую квадратную бутылку темного зеленого стекла, – Она должна быть полной. Там много будет бутылок, но ты должна найти полную. И помни: войти туда можно только один раз тебе, если ты выйдешь оттуда без бутылки, все закончится через несколько дней. Может, уже завтра. Поэтому ночью ты должна. Не позднее. И нельзя выходить без бутылки... Нельзя!

– Это для Лутьюфо... бутылка?

– Ну, для него, для него, – женщина явно занервничала, – Для него бутылка... И... там будет сова. Увидишь там. Вот, – она раскрыла ладонь и протянула девочке блестящий блеклый красный камешек, – Дать надо сове. Она страшный и опасный субьект. Впрочем... Ну, птица. Ты сов-то видела – гадость такую?

– Да. На картинках в учебнике.

– В каком еще учебнике?! – чрезвычайно подозрительно спросила женщина.

– ...В школе фей, – немного испугавшись, сказала Алика. И задумалась.

– Ладно, – сказала женщина, – Некогда тут все это. У меня приготовлено давно.

Она достала снова из-под подушки ошейник с вогнутым затемненным зеркальцем в нем:

– Здесь день пробудешь. В зеркальце. День будет солнечный, а Королева по всему городу будет тебя искать, теперь сама. Нельзя тебе иначе... Не бойся. Вечером заклинание скажешь, и выйдешь. Запоминай: "Е квадрат бежал от заболоченного болота в осиннике и убежал – так велела птица". Запомнила? Кстати о птицах. Не забудь про сову. Дай ей этот камешек, дай!

– Но... а куда идти я должна?!

– Когда заклинание скажешь и выберешься из ошейника, ты Лутьюфо скажи, она наклонилась к уху Алики и прошептала. Алика кивнула.

– Но, когда он тебя приведет, оставь его на улице. Слышишь! С тобой ему нельзя, иначе ничего не получится! Поняла?! Девочка моя.

Алика опять кивнула. Но ей казалось странным, что ее так называет женщина – так – ведь она помнила мужской голос. Давно-давно, давно, до школы фей... Хотя что там могло быть до школы фей. Ничего? И она уже хотела спросить, но не решилась. Не решилась.

Маленький рыжий человек по имени Лутьюфо ходил по городу и собирал пустые бутылки. В каждой бутылке, которую он находил, всплескивался солнечный зайчик. Он брал бутылку, переворачивал горлышком вниз и в тень, и солнечный зайчик вываливался, сонно ворча тоненьким голоском, и улетал, вяло помахивая ушами. А Лутьюфо засовывал бутылку в мешок. Делал он все, как и в другие дни, когда не было у него на горле кожаного ошейника с вогнутым затемненным зеркальцем.

Иногда Лутьюфо прикасался к ошейнику пальцами – то ли он мешал ему дышать, то ли чтобы проверить – на месте ли он?

После середины дня мешок наполнился. И Лутьюфо завязал его. Теперь бутылки надо было сдать. Странно, но сегодня он управился быстрее, ощутимо быстрее, чем обычно. И это было как неудобство или зябкое чувство не совсем нормального, похожее на ожидание, похоже на весеннее ощущение.

Около пункта приема стеклотары шлялись только двое незнакомых Лутьюфо мужиков, небритых и скромных с похмелья.

А внизу не было даже самого приемщика. Но Лутьюфо снял мешок и начал выставлять бутылки в окно приема. Он аккуратно расставил все и стал напряженно смотреть внутрь – за пустые ящики – нет ли там кого?

Было темно и холодно. Вдоль стен лениво протекали ручейки, огибая спички и окурки, на стенах висели инструкции, какие бутылки принимаются, а какие нет. В дверь, прижатую к стене старым сырым ящиком, отражался солнечный свет от стекол окон, выходивших во двор-колодец. Бледный, даже белый свет.

Лутьюфо смотрел на свет от двери. И вдруг ящик отполз, и дверь облегченно закрылась. Задребезжал засов. Лутьюфо, сидевший на корточках, вскочил, обернулся и. Перед ним сидел Белый кот. Сидел и разглядывал Лутьюфо.

– Ну вот, – сказал Белый кот, – Вот и все. Хватит.

Звякнуло в глубине за пустыми ящиками. Еще раз звякнуло, и появилась Королева. И конечно. Кто ж еще теперь. Вошла она, и стало светлей.

– Все так просто, – сказала Королева и положила руку на голову коту, – Так просто... Ты останешься здесь навсегда. Ты здесь умрешь быстро или долго, но. Ведь ты, человек или собака, без еды не сможешь. И это будет навсегда. Ты меня понимаешь, паяц, навсегда...

Она замолчала так, словно не знала, что сказать – что говорить. И что говорить? Судьба прерывалась. Лутьюфо в своем состоянии и в состоянии собаки отсюда не выбраться. Поручение Колдуньи не выполнялось. И все это слышала, все это понимала не спящая Алика.

– Идем, кот... что ли, – Королева взглянула на ошейник на горле Лутьюфо, даже прищурилась близоруко, пожала плечами и повернулась, – Пошли... – и она взмахнула ладонью у бедра.

И кот обернулся последний раз и сумрачно хмыкнул:

– Крысы тут... Да; крысы...

Их не было мгновенно, и остался Лутьюфо. И Алика. И вот из дальнего угла по потолку выдвинулась разлапистая тень. Паук – крупный, но не старый остановился и посмотрел сверху вниз на рыжего человека. Из брюха паука, желтого, ядовито-желтого, тянулась серебристая нить чистого серебра.

– Я сын Бородула, – проскрипел паук, – А ты мертвый теперь будешь.

Паук побежал по потолку, потом обратно, наискосок и вниз к стене. За ним тянулась нить и слабо позванивала.

Пожалуй, что наступило все. И как отсюда будут выбираться Лутьюфо и Алика, я не знаю.

Они этого тоже не знали. Лутьюфо стоял, смотрел на паука. А тот продолжал работать, тоже наблюдая за рыжим человеком. Двери за паутиной уже не было видно – и паук на мгновение остановился, коротко и зло приподнял лапу с небольшой металлического отблеска колючкой: приглашал кинуться к выходу, запутаться в липких нитях, закричать в непереносимом ужасе. Но Лутьюфо шагнул вглубь.

Он оказался там, где обычно стоит приемщик. Там на барьерчике оставались белые волоски. Там, где сидел кот.

Паук перебежал и, повиснув над головой рыжего человека, скрипнул, как рассмеялся. Сразу же за ящиками заворошилось оберточной бумагой. Потом высунулась острая желтая темная морда. Крыса. Из-за другого ящика появилась еще одна. Обе крысы вылезли и посмотрели на рыжего человека. И спрятались. Пока затаились.

Медленно наступал, но вскоре начался вечер, потому что Лутьюфо из человека перешел в собаку – постепенно. Незаметно, как распускается ночной цветок.

Морды крыс появились из-за ящиков. Вылезли, протаскивая тела в щели, переваливая через низкие препятствия. Некоторые дрожали, словно от холода. Отряхивались. Вытянулся каждый волосок на хвосте собаки и сам хвост. Лутьюфо приоткрыл пасть, и челюсти влажно щелкнули. На городской свалке Лутьюфо много раз приходилось драться с крысами за еду, и крысы свалки знали его запах и вид. И теперь многие из них были здесь. Выстраивались полукругом, привставали на задние лапки, принюхивались. Приближались.

Осторожно и останавливаясь – с какой-нибудь кошкой они бы не церемонились, – но этот их враг, опытный, пока всегда их побеждавший, был слишком опасен, для того чтобы действовать против него опрометчиво.

И тут прозвучало дрожью в сумраке подвала: – Е квадрат бежал от заболоченного болота в осиннике и убежал – так велела птица!

Возникла Алика рядом с Лутьюфо, сверкнув зеленым всплеском. Это остановило крыс, но не отодвинуло ни на полшага.

Лутьюфо присел, готовясь к прыжку, но Алика положила пальцы ему на затылок. И они услышали мужской голос:

– Девочка моя... не бойся. Есть проход за ящиками. Налево и прямо. Там люк... постарайся. Надо туда. Вспомни, ведь тебе снилось... вспомни...

Замерли крысы и паук, собака и девочка. Потянулся, истончаясь, конец ожидания прыжка.

И Лутьюфо прыгнул, опередив бросок самой большой крысы из центра полукруга. И крыса скорчилась под всеми лапами собаки, и обмякла ее спина, изогнулся сжато хвост острым углом. А Лутьюфо взмахнул мордой влево, схватил поперек туловища крысу, бросившуюся у его лапе, и отскочил влево и вперед от крысы справа, сжимая челюсти, разжимая и роняя уже мертвую крысу.

Несколько раз метнулась собака, расчищая проход для девочки. И Алика побежала, услышав, как что-то шлепнулось сзади – паук вонзился колючкой в пол, целясь в голову девочке. Хрустнула его лапа, когда тело сына Бородула повернулось, описывая круг. Вытаращив глаза и сжав челюсти от страшной боли, паук попытался все же достать край платья Алики, приподнялся, но не достав, вытянулся. Перекатился через себя, обламывая колючку, и выгнулся, пережидая приступ первой боли.

Алика и Лутьюфо бежали влево по проходу между ящиками, и пустые ящики валились с грохотом позади них, когда Алика задевала их плечом. И настигающе шелестело, неотступно и страшно.

Они добежали до тупика, где прерывистой линией квадрата пробивался слабый свет – люк. Но крышка люка не открылась, хотя девочка очень старалась. Хотя не было видно ни замка, ни задвижки.

Когда Алика снова надавила на крышку боком, когда те, кто стремились сзади, были совсем рядом, она ощутила давящий укол, сунула руку в кармашек разодранного о ящики платья и вытащила красный камешек, который дала Колдунья. Камешек блеснул и вздохнула крышка люка. Тогда девочка провела камешком, направляя его по краям люка, и крышка с хрипом и скрипом приоткрылась мягким движением. Легко Алика откинула ее дальше и увидела звезды на небе и фонарь во дворе дома.

– Лутьюфо! – крикнула она.

Собака прыгнула к небу, приземлилась, пружиня, на асфальте и, развернувшись, посмотрела на Алику.

Девочка шагнула вперед, оттолкнулась и почувствовала под ногой живое и скользкое. Она едва не упала, но успела ухватиться за металлические края выхода, и Лутьюфо, зацепив ее зубами за край платья, окончательно порвал его, но вытащил Алику. Крышка опустилась на место и вжалась в края. Оттуда зло завизжало и оборвалось.

Рыжая собака в ошейнике и девочка в колготках и грязном белом переднике шли по улицам города. Была ночь.

Алика наклонилась к уху Лутьюфо, придерживая разорванные кружева на переднике, и сказала:

– Иди туда, ты знаешь куда, принеси то, я знаю что.

Уши Лутьюфо вздрогнули, и он прыгнул вперед и побежал. Алика побежала за ним, и камешек в ее ладони стал влажным – так быстро они бежали.

Время завершило и этот круг.

Дом стоял на набережной Фонтанки и не отражался в воде реки. Перекрещенные рамами окна всех трех этажей были темными. Дверей в подъезде не было, и в глубине мерцал отраженный свет.

Лутьюфо и Алика стояли перед входом.

– Здесь, – спросила она.

Собака, разумеется, не ответила.

И Алика сделала шаг к подъезду. Лутьюфо шагнул за ней.

– Нет, рыженький, тебе нельзя... Ты ведь помнишь, что сказала женщина?

Лутьюфо стоял. Алика сделала еще один шаг. И он тоже.

Девочка отошла к парапету набережной, собака за ней.

– Тебе нельзя, Лутьюфо. Слышишь. Понимаешь меня, Лутьюфо!

Собака смотрела.

Рядом послышались частые внятные шаги, и потом из переулка вышла девочка лет двенадцати с черными волосами и с опущенными уголками губ, в зеленом платье и в черном платке с длинными кистями.

– Здравствуйте, – сказала девочка, подойдя к Алике, и голос у нее был взрослый.

Лутьюфо заворчал грозно, но недоумевающе.

– Собачка! – обрадовалась девочка, – Это ваша собачка?

– Да, – сказала Алика, – Вы знаете... мне нужно отойти. Я сейчас вернусь, но... вы не посмотрите за ним. А то... Пожалуйста!..

– О! Я очень люблю собачек! – сказала девочка голосом, каким обычно взрослые разговаривают с детьми, – Конечно, иди, я подержу. Вот у меня и поводок есть.

Девочка достала из кармана платья скрученный из ремешков кожи поводок и показала Алике.

– Зачем это? – спросила Алика.

– Собачку подержать... Ты не беспокойся, я очень люблю собачек. И ничего ей не сделаю. Иди спокойно, не беспокойся. Только ничего не забудь... те.

Лутьюфо вырывался, но они пристегнули к карабину ошейника поводок, а его петлю накинули на столбик парапета. И черноволосая девочка положила сверху ладонь – чтоб петля не соскользнула.

Когда Алика уже входила в подъезд, она обернулась на лай Лутьюфо, но девочка помахала ей рукой:

– Идите, идите, все хорошо!

Алика удивилась: даже отсюда было видно, какие темные у девочки глаза, и как в них ничего не отражается. Алика вошла в дом, слыша лай Лутьюфо.

Она вошла и увидела тень человека, сидящую в тени кресла, но ни самого человека, ни кресла не увидела. Тень человека привстала с тени кресла и повернула тень головы в сторону Алики:

– Как тебя зовут? – это был высокий мужской голос.

– Алика. Я фея снов...

– Входи, – сказала тень, наверно, только тень, – Мы знаем. Но поторопись, это последняя ночь.

Алика шла по слабоосвещенному коридору, и иногда мимо нее мелькали тени людей, или похожих на людей кого-то, и тогда легкий теплый ветерок ударял ей в лицо – движение.

Она несколько раз завернула и вошла в круглую комнату, под потолком которой расправляла крылья желтая лампочка, и ласковый свет мерцал. Комната была завалена бумагой и заставлена ящиками с пустыми бутылками разной формы. В углу сидела в настоящем кресле настоящая сова и вязала.

– Сколько ходить-то можно, – недовольно проворчала сова, – Ходите, ходите! Вам тут магазин, что ли?

– Извините, – сказала Алика, – Я первый раз.

– Не слепая я ведь, да?! Вижу, что первый, слава тени, и последний.

– Я... – начала Алика.

– Без тебя знаю!.. Сто лет прошло, то есть, слава тени, пройдет к утру. Бутылка тебе нужна. А вот пользоваться-то ей умеешь?

– Мне сказали принести...

Сова хмыкнула, привстала и достала из-под себя квадратную бутылку темного зеленого стекла. Внутри вспыхивало зеленое...

Лутьюфо задушенно скулил, уже не пытаясь бежать за Аликой. Черноволосая девочка стояла, держа ладонь так, чтобы не соскользнула петля.

– Зачем рваться, – говорила она, – Теперь уже все. И друг твой умрет, а значит все. Только я останусь, ну... еще королева. А с ней я уж как-нибудь разберусь. Я ей устрою райскую жизнь. Ух!..

Лутьюфо, как прислушиваясь, склонил голову и подошел поближе.

– Слушаешь? Что ж, теперь ты только слушать и будешь. Теперь – все! Эх, бедный, ты бедный... – она протянула правую руку, желая погладить собаку, и Лутьюфо сразу же вцепился в ладонь.

Девочка очень сильно закричала, попыталась вырвать руку, но Лутьюфо сжимал челюсти. Тогда девочка начала расти, переходить в женщину. И, сжав морду собаки сильной узкой рукой, она заставила ее расцепить челюсти... А петля поводка уже слетела со столбика, и Лутьюфо, почувствовав, что свободен, бросился в подъезд дома. Женщина стремительно птицей рванулась за ним, хищно выпуская когти и выставляя их вперед для удара, складывая тяжелые шерстяные крылья с заостренными и загнутыми вниз концами перьев. Но Лутьюфо успел проскочить, а она грудью ударилась обо что-то невидимое у входа и большим комком перьев упала на мостовую. Она лежала и медленно переходила в старушку. Потом поднялась и со стоном сделала первый шаг от подъезда...

Алика держала в руке бутылку и смотрела, как вспыхивает зеленое внутри. Толчками, похожими на биение сердца, бесшумными и неощутимыми, но теплыми и светлыми, Она смотрела и смотрела.

– Что, долго ты любоваться будешь?! – крайне недовольно спросила сова, обхлопывая себя по бокам и чихая от поднявшейся пыли, – Салон красоты тут тебе, что ли? Получила бутылку, так и ступай, ступай... У меня тут еще дел по горло, – сова, поискав у себя шею, провела крылом по верху живота.

Алика взглянула на сову:

– ...Да! Меня просили передать. Вот! – она достала из кармана передника красный камешек.

– Что?!! Тенью меня по голове! Это... дай его сюда. Дай!

Алика даже испугалась и отдернула руку с камешком.

– Куда! – сова тяжело взлетела на стол, – Давай!.. Ну... пожалуйста... тебя же попросили. Дай его сюда...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю