Текст книги "Пять столетий тайной войны"

Автор книги: Ефим Черняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 65 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Однако вскоре кто-то из прежней «тройки» заключенных действительно умер. 11 января 1694 г. Барбезье известил Сен-Мара о новости, полученной от Лапрада: о смерти «самого старого» из узников бывшего коменданта Пинероля. Между прочим, Барбезье писал, что комендант тюрьмы в Пинероле Лапрад не знает фамилии умершего арестованного, наибольшее время просидевшего в заключении, и просит Сен-Мара шифром сообщить это имя в Париж. Трудно представить более веское доказательство, насколько вообще мало интересовали военного министра арестанты, оставленные в 1681 г. Сен-Маром в Пинероле. А еще через полтора месяца – 26 февраля 1694 г. – Барбезье уведомил Сен-Мара о приказе короля перевести в крепость Сен-Маргерит государственных преступников, содержащихся в Пинероле. Сколько было этих заключенных? Из дальнейшей переписки выясняется, что трое. В том числе двое оставшихся в живых – из «тройки» узников, оставленных в 1681 г. Сен-Маром в Пинероле. Было установлено также и имя третьего. Это некто д'Эрз, заключенный в тюрьму в Пинероле с августа 1687 г. (единственный «новичок» после 1681 г.). Д'Эрз находился еще даже в 1700 г. на острове Сен-Маргерит, уже после отъезда Сен-Мара в Бастилию, и по одному этому не мог быть «маской».

Итак, к моменту, когда все выжившие из «пятерки» узники 1681 г. снова в 1694 г. были заключены в одну тюрьму на острове Сен-Маргерит, их число сократилось до трех. Но нам неизвестно, кто умер и кто остался в живых.

Положение становится еще более запутанным вследствие весьма неясного по смыслу письма Барбезье к Сен-Мару от 20 марта 1694 г. Военный министр писал, что из трех присылаемых узников «по меньшей мере один имеет более важное значение», чем заключенные, уже находившиеся на Сен-Маргерите. Барбезье здесь явно противоречит своему отцу Лувуа, который в 1681 г. считал, что Сен-Мар увез из Пинероля в Экзиль двух наиболее важных из содержавшихся там государственных преступников.

Неясность еще более возрастает оттого, что, как показывает последовавшая переписка, из Пинероля на деле перевезли не троих, а четверых заключенных. Может быть, четвертым был какой-то арестант, доставленный в Пинероль незадолго до перевода всех содержавшихся там государственных преступников на остров Сен-Маргерит. (Пинероль находился под угрозой неприятеля и позднее был уступлен Пьемонту.) Перевод заключенных в новую тюрьму состоялся в апреле 1694 г., так что у коменданта Пинероля не было времени получить новые инструкции из Парижа относительно четвертого арестанта.

В апреле 1694 г. под охраной Сен-Мара находились: во-первых, один из узников, увезенных в 1681 т. из Пинероля; во-вторых, какое-то число протестантских пасторов и еще некий шевалье Тезю (или Чезю), которого Сен-Мар нашел на Сен-Маргерите, заняв там пост коменданта, и о котором нам ничего не известно; в-третьих, четверо арестантов, недавно прибывших из Пипероля, в том числе двое из «пятерки» 1681 г. (возможно, Дюбрей и Маттиоли, последний со слугой).

В конце апреля 1694 г. какой-то арестант умер, но был ли это один из «пятерки» 1681 г.? Барбезье, получив известие о смерти этого заключенного, сразу же в письме от 10 мая 1694 г. поспешил сообщить Сен-Ма-ру, что одобряет распоряжение коменданта крепости Сен-Маргерит о содержании под стражей и в изоляции слуги скончавшегося заключенного. Как мы помним, слуга безусловно был у Маттиоли.

Имел ли слугу кто-либо еще из арестантов? Это маловероятно. Заключенным разрешалось держать слуг явно в виде редкого исключения.

Такое дозволение получили бывший министр Фуке, аристократ Ло-зен и бывший министр граф Маттиоли. Вряд ли право иметь слугу получили «шпион» Дюбрей, сумасшедший монах, протестантские пасторы, Ла Ривьер, сам бывший лакей, и «слуга» Эсташ Доже, который, как мы увидим, также исполнял роль камердинера Фуке. Кроме того, пасторы, очевидно, не были отнесены к числу государственных преступников, которые только одни были подведомственны военному министру Барбезье. 27 июля 1697 г. Барбезье писал о четырех государственных преступниках, содержащихся на Сен-Маргерите (т.е. явно и о заключенном, взятом в 1681 г. Сен-Маром в Экзиль), и трех из «четверки», доставленной в апреле 1694 г.

Итак, умерший в конце апреля 1694 г. государственный преступник, имевший слугу, не мог быть ни одним из пасторов, ни четвертым заключенным из Пинероля, ни, естественно, д'Эрзом (поскольку тот был жив в 1700 г.), ни, вероятно, кем-либо из «пятерки» 1681 г., за исключением Маттиоли. Напомним, что после апреля 1694 г. имя Маттиоли совершенно исчезает из официальной переписки. Отметим также еще одно обстоятельство: с «маской» должны были общаться только Сен-Мар и его помощники, что исключает возможность наличия у узника слуги.

Итак, в конце апреля 1694 г. из «пятерки» 1681 г. остались в живых двое. Но мы опять не можем точно установить, кто же остался в живых.

В письме от 17 ноября 1697 г. Барбезье особо предупреждал Сен-Мара о необходимости сохранять строгие меры предосторожности в отношении его «старого заключенного». Но из этого выражения неясно, идет ли речь о взятом в 1681 г. Сен-Маром с собой арестанте или об одном из оставленных в Пинероле и лишь позднее переведенных на остров Сен-Маргерит. 15 июня 1698 г. Барбезье предварительно уведомил Сен-Мара, что ему предстоит по воле короля занять пост губернатора Бастилии и взять с собой его «старого заключенного». А 19 июля 1698 г. Сен-Мару было направлено уже официальное предписание министра известить Дю Жюнка о подготовке заранее помещения для этого арестанта. «Старый заключенный» стало обычным наименованием «маски»; под этим прозвищем, как мы знаем, Дю Жюнка и отметил факт доставки его в Бастилию 18 сентября 1698 г. Через полтора «месяца, 3 ноября 1698 г., министр королевского двора официально известил Сен-Мара о „королевской милости“ в отношении нового узника Бастилии. Губернатор мог теперь разрешать, когда сочтет это нужным, пускать к „маске“ духовника. 3 октября 1698 г. в издававшейся в Голландии „Газетт д'Амстердам“ было напечатано любопытное сообщение: „Господин де Сен-Мар занял пост губернатора Бастилии, куда он поместил привезенного им с собой заключенного, другого же он оставил в Пьер-ан-Сазе, когда проезжал Лион“. Речь, вероятно, как мы убедимся, шла о Дюбрее. (Кстати сказать, только при переезде в Бастилию Сен-Мар приказал надеть на заключенного маску из черного бархата. Нет сведений, что он носил ее ранее, по крайней мере постоянно, иначе он просто не мог бы бриться.)

Кто же все-таки был доставлен 18 сентября 1698 г. в Бастилию из «пятерки» 1681 г.? Историк Функ-Брентано, наиболее авторитетный защитник кандидатуры Маттиоли, считал, что презрительное упоминание о двух заключенных, содержащееся в одном из писем Лувуа, относилось к Эсташу Доже и Дюбрею и что именно их Сен-Мар перевел в Экзиль. Но это утверждение ничем не доказано. Оно не объясняет интереса, который проявлял Лувуа именно к двум заключенным, переведенным в Экзиль, и, главное, Функ-Брентано явно ошибается в отношении Дюбрея – имеется доказательство того, что тот в 1682 г. еще находился в Пинероле. А низкое происхождение еще не доказательство, что Людовик XIV не мог считать этих лиц опасными для него, если они владели важными тайнами.

Одни исследователи полагают, что в Экзиле в конце 1686 г. или в начале 1687 г. умер Ла Ривьер, другие – что сумасшедший монах. Но ведь известно лишь, что это был заключенный, «страдавший водянкой». Эти же имена называются, когда говорится о заключенном, скончавшемся в конце 1693 г. или в начале 1694 г. в Пинероле. И опять без реальных доказательств. Функ-Брентано считал, что в апреле 1694 г. на острове Сен-Маргерит умер один из протестантских священников, но не смог, конечно, обосновать свое мнение.

Подытожим теперь для ясности доводы «за» и «против» кандидатуры Маттиоли. В пользу версии, что «маской» был мантуанец, говорят следующие факты:

во-первых, он был одним из «пятерки» 1681 г.;

во-вторых, он был наиболее важным по своему положению из заключенных, составлявших эту «пятерку»;

в-третьих, при пересылке четырех заключенных из Пинероля в 1694 г. Барбезье отмечал, что «по меньшей мере один» из них более важен, чем те, которые уже содержались в крепости острова Сен-Маргерит;

в-четвертых, после доставки Маттиоли в 1694 г. в крепость Сен-Маргерит впервые появляется (в 1697 г.) выражение «старый заключенный» Сен-Мара;

в-пятых, сходство имени Маттиоли с тем именем, под которым «заключенный в маске» был занесен в реестр умерших в Бастилии. (Правда, Маттиоли было бы тогда 63 года, а не 45 лет, как записано в реестре.)

Против кандидатуры Маттиоли можно привести не менее веские доводы:

во-первых, его арест не являлся секретом;

во-вторых, он не был взят в Экзиль в числе двух заключенных, которых Лувуа считал имеющими «достаточно важное» значение и которыми он интересовался больше, чем Маттиоли;

в-третьих, Барбезье в 1691 г. предписывал Сен-Мару особо стеречь арестанта, который был у него под надзором 20 лет (это явно не Маттиоли). В 1698 г. Барбезье писал Сен-Мару, что узник находится под его охраной «в течение 28 лет», это снова подводит к 1669—1670 гг. как дате ареста и заключения в тюрьму арестанта в маске. Антуан Рю, ведавший ключами в тюрьмах Пинероля, Экзиля и острова Сен-Маргерит, заметил в том же 1698 г. в Бастилии, что «маска» находится под стражей уже 30 лет, то есть примерно с 1669 г. Особую камеру для «маски» оборудовали в 1669 г., за 10 лет до ареста Маттиоли;

в-четвертых, после 1693 г. имя Маттиоли исчезает из официальной переписки; неясно, какие могли быть основания начиная с 1697 г. именовать итальянца «старым заключенным», когда ранее открыто называлась фамилия бывшего мантуанского министра;

наконец, в-пятых, умершим в апреле 1694 г. узником, который имел слугу, мог, вероятно, быть только Маттиоли (это порождает, впрочем, новый вопрос: зачем было оставлять в строгом заключении этого слугу?).

Имеются и дополнительные аргументы «против». Во время переезда Сен-Мара в 1687 г. из Экзиля на Сен-Маргерит его единственного заключенного несли на носилках специально нанятые носильщики-итальянцы, чтобы они, не зная французского языка, не могли переговариваться с «маской». Следовательно, он не являлся итальянцем. Маттиоли помещали в камеру вместе с безумным монахом.

На содержание двоих заключенных – Доже и Ла Ривьера (безусловно, слугу) – тратили 12 ливров в день, а на Маттиоли – только 2 ливра. Доже при переезде из Пинероля в Экзиль в 1681 г. и из Экзиля на Сен-Маргерит несли на носилках с плотно закрытыми шторами, а Маттиоли в 1694 г. из Пинероля на Сен-Маргерит (около 100 километров) гнали больного пешком, что, вероятно, ускорило его смерть (к этому мы еще вернемся).

Выдвигалась идея, что «маска» – это сумасшедший монах, что именно он в 1681 г. вместе с Доже был отправлен в Экзиль и что не он умер в конце 1686 – начале 1687 г. Однако скончавшийся узник просил составить завещание, а монаху нечего было оставлять в наследство. Вдобавок последующие исследования доказали, что речь почти наверняка идет об одном монахе, арестованном в 1674 г. за участие в придворных интригах, в разных мошеннических проделках, в которых были замешаны и фаворитки короля. Кроме того, Сен-Мар не раз сообщал, что монах сошел с ума. Лувуа не проявлял к нему ни малейшего интереса. Дюбрея, кажется, еще никто не предлагал кандидатом на роль «маски». Ла Ривьер явно отпадает, как будет пояснено ниже. Остается Доже.

Начнем с того, что этот странный «слуга» – единственный из четырех, который особенно интересовал Лувуа, – это уже немало. У Фуке было двое слуг. Один из них умер в 1674 г. Остался Ла Ривьер, который тогда не считался арестантом. В помощь к нему Сен-Мар решил приставить заключенного Эсташа Доже. Лувуа одобрил эту идею, но со странным условием: чтобы Доже не видел никого, кроме Фуке (и, естественно, Ла Ривьера). Министру это условие казалось почему-то очень важным, и он не поленился неоднократно повторять свое предписание в письмах к Сен-Мару и при этом особенно подчеркивал: ни в коем случае не следует допускать, чтобы Лозен, имевший позволение приходить к Фуке, встречался с Доже. Не означает ли, что они были знакомы ранее? Более того, Лувуа пошел уже на совершенно непонятный шаг. Он написал письмо непосредственно заключенному Фуке, содержание которого запрещал сообщать Сен-Мару. В этом письме Лувуа требовал от Фуке, чтобы он воспрепятствовал возможной у него встрече между Доже и Лозеном. Ответ Фуке Лувуа сообщил Людовику XIV. Зачем нужны были все эти предосторожности в отношении простого слуги? И не потому ли после смерти Фуке Ла Ривьер был оставлен в тюрьме, что ему были известны какие-то тайны скончавшегося министра и Эсташа Доже? (В 1669 г., когда Ла Ривьер еще не был знаком с Доже, Лувуа писал Сен-Мару, что слугу Фуке можно освободить, если он того захочет, но до этого все же продержать семь или восемь месяцев в тюрьме, чтобы он не сумел вовремя передать на волю какое-либо поручение от своего господина.)

После смерти Фуке Сен-Мар получил от Лувуа приказание объявить Лозену ложное известие об освобождении Ла Ривьера и Доже. Лувуа добавлял, что такова воля короля. Обоих бывших слуг Фуке предписывалось держать совместно в строгой изоляции. Вероятно, именно о них говорится впоследствии в переписке Лувуа, где упоминаются какие-то два лица, заключенные в «нижней башне» крепости Пинероля. Оба они явно знали какую-то общую тайну. В корреспонденции Лувуа и Сен-Мара содержатся глухие указания о применении Эсташем Доже «ядов» или «симпатических чернил» (некоторые растворы можно было использовать и для той, и для другой цели). Несомненно, что Лувуа очень интересовался Эсташем Доже с момента ареста того в 1669 г. и до 1681 г., а Ла Ривьер знал секреты Доже. Поэтому есть серьезное основание считать, что именно Доже и Ла Ривьера взял с собой Сен-Мар по поручению Лувуа, переезжая в Экзиль.

Кто же из этих двоих умер в Экзиле в 1687 г.? Это, вероятнее всего, мог быть Ла Ривьер. Ведь об оставшемся в живых заключенном Барбезье писал в 1691 г., что он был под стражей у Сен-Мара в течение 20 лет. Доже находился под надзором Сен-Мара 22 года (с 1669 г.), а Ла Ривьер был заключенным только 7 лет, хотя и до этого служил камердинером у находившегося в тюрьме Фуке. Интересен еще один, не упоминавшийся до сих пор штрих в письме Барбезье от 13 августа 1691 г. Военный министр предписывал Сен-Мару хранить молчание о том, что сделал его узник. Но Ла Ривьер явно ничего не совершил. А Доже был за что-то арестован в 1669 г. и подвергнут строжайшему одиночному заключению, не говоря уж о его каких-то действиях накануне смерти Фуке. Поэтому, вероятнее всего, речь идет о Доже. Следовательно, тогда Ла Ривьер умер в конце 1686 г. или в начале 1687 г., а оставшимся в живых был Эсташ Доже. Если верно, что Ла Ривьер и Доже были увезены в 1681 г. в Экзиль, то в Пинероле остались Маттиоли, Дюбрей и монах. В конце 1693 г. или в начале 1694 г. умер «самый старый» заключенный Сен-Мара. «Самый старый» из оставшихся – монах, доставленный в Пинероль в 1674 г. В таком случае к началу апреля 1694 г. остались живы Доже, Маттиоли и Дюбрей. В конце апреля 1694 г. умер заключенный, имевший слугу. Возможно, это был Маттиоли, менее вероятно – Доже. В 1697 г. Барбезье пишет Сен-Мару о «старом заключенном». Это, конечно, не Дюбрей, которым ни разу не интересовались Лувуа и Барбезье. «Старым заключенным» мог быть либо Маттиоли, либо Доже. Причем Доже был несомненно более «старым».

Зачем было его держать в тюрьме? Доже, возможно, знал секреты Фуке, которые он мог разгласить. Еще были живы жена и дети Фуке, Лозен, который считал, что Доже исчез, а бывшему министру были известны многие факты из быта двора, особенно из личной жизни матери короля Анны Австрийской, которые Людовик XIV стремился предать забвению. Это было одной из причин, почему Фуке около 20 лет просидел в строгом заключении. Он мог рассказать известные ему тайны Эсташу Доже, а тот поплатился за знание опасных секретов еще двумя десятилетиями тюрьмы с маской на лице.

Но говорят, что «маску» в Бастилии помещали вместе с другими заключенными, а это плохо вяжется со стремлением сохранить тайну. Однако более тщательный анализ документов – записей Дю Жюнка – показывает, что смысл их далеко не ясен. Возможно, Дю Жюнка имел в виду, что «маску» содержали не в одной камере, а в одной башне (на каждом этаже которой находилось по одной камере) с другими заключенными. Аргумент же, что «маска» был похоронен под именем «Мар-шьеля», также оказывается далеко не таким безусловным, как это могло показаться первоначально. Дело в том, что существовал обычай при похоронах государственных преступников указывать ложные имена (и возраст отсюда ссылка, что умершему заключенному было 45 лет). Кроме того, все же «Маршьель» и даже «Маршиоли» – это еще не Маттиоли.[14]14
  «Маска» в реестрах Бастилии фигурирует под именами Marchiel, Marchialy и Marchiergues. Чтобы превратить их в «Matthioli», нужно для «Marchiel» сохранить 5 букв из 8 и добавить 4, для «Marchialy» оставить 5 букв из 9 и добавить 4, а для «Marchiergues» оставить 4 буквы из 12 и добавить 5. Таким образом, близость скорее кажущаяся, чем действительная.


[Закрыть] Вместе с тем в истории с «маской» прилагались такие усилия для сохранения тайны, что, быть может, Сен-Мар сознательно пытался направить внимание на хорошо известного Маттиоли, умершего еще в 1694 г., чтобы скрыть, кем был заключенный в маске. Можно допустить: заметание следов удалось настолько хорошо, что при Людовике XV уже никто не знал истины, и любопытствующей мадам Помпадур король мог лишь сообщить, что «маска» – министр одного итальянского князя. Наполеон I, добавим между прочим, не поверил этому. В связи с легендой об отправлении сына «маски» на Корсику Наполеон приказал произвести розыски в архивах Франции и за границей. Они не дали никаких результатов, несмотря на само собой разумеющееся рвение чиновников, старавшихся получше выполнить императорский приказ.

Почему, однако, Сен-Мару было желательно в таком случае, скрывая истину, намекать рядом деталей (вроде записи в регистрационной книге Бастилии), что «маска» – это Маттиоли, а не Доже? Может быть, Сен-Мар так поступал, зная, что под «маской» скрывалось лицо арестанта, а под кличкой «Эсташ Доже» – его подлинные имя и фамилия.

Новые домыслы

Выдвинувший это объяснение крупный французский историк Ж. Монгредьен, автор большой работы о «железной маске» (1952 г.), писал:

«Вы поднимаете маску, и под ней находите заключенного, не имеющего ни биографии, ни лица». Правда, еще в 1932 г. французский историк Дювивье опубликовал книгу «Железная маска», где объявил, что после поисков в архивах обнаружил однофамильца Доже – некоего Эсташа Доже де Кавуа, родившегося в 1637 г. Это был аристократ, офицер гвардии, высказывавшийся очень вольно на религиозные темы. Мазарини заставил его уйти в отставку, и он остался без средств к существованию. Один из братьев этого Эсташа Доже являлся соперником Лу-вуа, был арестован и потом освобожден вопреки мнению министра. Однако Дювивье не смог выяснить, что делал Эсташ Доже де Кавуа после 1665 г. К тому же Лувуа в 1669 г. писал о «слуге» Эсташе Доже. Не видно причин, из-за которых министру нужно было скрывать, кем являлся арестованный.

Не служит ли, однако, фамилия Доже псевдонимом, скрывающим какое-либо хорошо известное лицо? Надо обратить внимание на одно обстоятельство, которое помнили Вольтер и Дюма, но которое потом как-то отодвинули в тень ученые, занимавшиеся вопросом о «маске». Зачем было надевать маску на итальянца Маттиоли, которого все равно почти никто не знал во Франции и, во всяком случае, не мог узнать в государственной тюрьме? Лицо человека в маске должно быть достаточно известно, иначе теряет смысл маска. Версия Вольтера – Дюма вполне объясняет, почему заключенного спрятали под маской. Большинство других теорий не дает ответа на этот напрашивающийся вопрос.

В этой связи высказывалось даже сомнение, следует ли считать рассказ Вольтера просто мистификацией. Писатель в молодости сам просидел год в Бастилии. Это было в 1716 г., и Вольтер разговаривал с тюремщиками, которые сторожили «маску», скончавшегося всего за 13 лет до этого. Конечно, тюремная администрация могла быть не посвященной в секрет. Но она, возможно, питалась слухами, основанными на фактах.

Итак, разгадка «маски», по всей вероятности, возможна, если выяснить, кто такой Доже. Но этого как раз так и не удается добиться. Известно, что в 1669 г. он был арестован. 19 июля этого года военный министр писал Сен-Мару, что в Пинероль будет доставлен задержанный вблизи Дюнкерка важный преступник – слуга по имени Эсташ Доже. «Чрезвычайно важно, – указывал при этом военный министр, – чтобы он не имел возможности передать письменно или любым другим способом ни одной живой душе то, что ему известно. Я сообщаю Вам об этом заранее, дабы Вы могли подготовить ему надежное помещение, под окнами которого никто бы не проходил мимо и которое имело бы запирающиеся двойные двери, чтобы Ваши часовые, стоящие за ними, были лишены возможности услышать, что он (заключенный) говорит. Вы должны лично доставлять ему раз в день все необходимое и ни под каким предлогом не слушать того, что он пожелает Вам открыть. Вы должны угрожать ему смертью, если он заговорит с Вами по любому вопросу, помимо его повседневных нужд».

Нам неизвестно, за что был арестован Доже. Однако об этом можно все же догадываться. Как раз в это время велись переговоры между Людовиком XIV и Карлом II, который в обмен на французские субсидии, позволявшие ему избавиться от опеки парламента, готов был сохранить нейтралитет или даже поддержать Францию в предстоявшей войне с Голландией. Переговоры велись официально министрами и неофициально – через тайных агентов. Активной участницей этих секретных переговоров была сестра Карла II, вышедшая замуж за младшего брата Людовика XIV. В переписке Карла мелькает какая-то фигура итальянца (а может быть, человека из Италии), подлинного имени которого не 'знала даже сестра короля. Его одно время пытались отождествить с неким аббатом Преньяни. Этот аббат совмещал духовный сан и обязанности тайного агента с занятием астрологией. Как астролог Преньяни сразу же опростоволосился, так как не сумел предсказать по звездам лошадей – победителей в нью-маркитских рысистых состязаниях, что было серьезным промахом в глазах Карла II. Вдобавок аббат оказался человеком весьма беспутного нрава. Впрочем, возможно, именно поэтому он был сочтен королем заслуживающим снисхождения за свои астрологические провалы. Вряд ли он был тем самым «итальянцем». Существовало мнение, что Преньяни и Доже – одно лицо. Но еще в 1912 г. удалось установить, что Преньяни с 1674 г. жил в Риме и там в 1679 г., по словам одного современника, «сгнил от дурной болезни», тогда как Доже наверняка находился в тюрьме. Но, быть может, Эсташ Доже скрывался под видом «слуги» Преньяни и фигурировал в качестве «итальянца»? В пользу этого предположения говорит один факт. Имеется подписанный Карлом II заграничный паспорт на имя Преньяни. Паспорт датирован 15 июля 1669 г. На другой день Преньяни покинул Англию и еще через день – 17 июля – прибыл в Кале. А 19 июля, как уже указывалось, Лувуа написал письмо Сен-Мару о направлении к нему арестованного поблизости от Дюнкерка (У 15 милял от Кале) «слуги» по имени Эсташ Доже и о содержании его в строжайшем заключении. Таким образом, можно предположить, что Доже знал какие-то дипломатические секреты, сохранить которые оба монарха хотели любой ценой (например, обязательство английского короля перейти в католичество, которое, стань оно известным, могло стоить Карлу II короны).

Однако и при этой гипотезе не очень объяснимы секретность, которой окружили заключенного Доже, и маска, которую он носил. Кроме того, опять-таки любая тайна, связанная с подготовкой Дуврского договора в 1669 г., должна была потерять значение после смерти Карла II в 1685 г. и особенно после переворота 1688 г. и воцарения Вильгельма III. А «маску» продолжали упорно держать в тюрьме и даже перевели в Бастилию! И уж совсем непонятно, зачем было приставлять Доже слугой к Фуке.

В 1034 г. историк П. Вернардо опубликовал книгу «Врач королевы», утверждая, что хирург Анны Австрийской П. Гондине при вскрытии тела умершего короля обнаружил, что он не мог иметь потомства и, следовательно, не был отцом Людовика XIV. Об этой опасной тайне лекарь сообщил своему племяннику – судье, а тот (непонятно зачем) – начальнику полиции Ла Рейни. Остальное ясно без слов.

Однако вскоре же исследователями было установлено, что Гондине только в 1644 г. стал врачом королевы и не мог участвовать во вскрытии умершего за год до этого Людовика XIII. А судья мирно скончался в своем родном городе в декабре 1680 г., оставив завещание, которое и поныне хранится в местном архиве…

Недаром после такого фиаско отдельные историки обратились к старой версии, обновив ее рядом домыслов. Доже согласно этой версии какой-то дворянин, возможно, незаконный сын или внук Генриха IV (и, следовательно, брат или племянник Людовика XIII), который по поручению Ришелье стал любовником Анны Австрийской и отцом Людовика XIV. Эта версия отвечает на вопрос, почему от «маски» просто не избавились с помощью яда или каким-либо другим способом. Однако гипотеза совсем не объясняет других известных нам фактов о «маске» и «слуге» Эсташе Доже. Между прочим, принимая эту гипотезу, следует считать, что заключенный умер в возрасте старше 80 лет. Поэтому сторонники этой версии играют на уже известном нам двусмысленном выражении, не раз встречающемся в переписке Сен-Мара, который писал о «маске» как о «старом заключенном». «Старый» здесь может означать и «преклонный возраст» и, напротив, являться лишь констатацией того, что «маска» – заключенный, давно находящийся на «попечении» Сеи-Мара. В 1965 г. французский академик М. Паньоль выпустил книгу «Железная маска», которую потом дополнил статьями в журналах. Однако в распоряжении Паньоля не было никаких документов, неизвестных его предшественникам, особенно Монгредьену. Писатель лишь сделал новую попытку раскрыть тайну анализа, казалось бы, досконально изученных материалов.

Паньоль вполне согласен с Монгредьеном, что «маска» – это Эсташ Доже, и даже приводит соображения, опровергающие новейшие доводы сторонников Маттиоли. Последние, в частности, оперируют тем, что Дю Жюнка писал о заключенном, которого Сен-Мар держал под стражей в Пинероле, а не в Экзиле, куда тюремщик отбыл без Маттиоли. Па этот аргумент Паньоль отвечает, что Дю Жюнка, возможно, и не знал о пограничной крепости Экзиль или тем более о том, что она была превращена в тюрьму для государственных преступников по секретному приказу. А то, что Сен-Мар уехал без Маттиоли, говорит против отождествления мантуанца с «маской».

Сообщение Вольтера о «маске», а также рассказы о нем других заключенных Бастилии в первой половине XVIII в. раскрывают некоторые детали в поведении узника, которые подтверждаются секретной корреспонденцией Сен-Мара и Лувуа. Например, Вольтер передает, что «маска» не раз жаловался на несправедливость судьбы. Об этом же доносил Сен-Мар военному министру еще в декабре 1673 г.

Впервые имя Доже возникло в деловой переписке Лувуа и его подчиненных 19 июля 1669 г. Именно этим числом датировано письмо Лувуа к Сен-Мару, содержавшее предписание подготовить темницу для узника, который будет препровожден в Пинероль. В письме Лувуа называл Доже «несчастным» и вскользь добавлял, что он «всего лишь слуга». Это нарочито брошенное как бы мимоходом замечание давало понять Сен-Мару, какой линии ему следует держаться. Вместе с тем другие указания, содержавшиеся в письме, не оставляли сомнения, что речь шла о человеке, крайне интересовавшем и короля, и военного министра. Действительно, зачем иначе было готовить помещение для арестованного, когда у Сен-Мара под стражей находился всего один заключенный – Фуке и было достаточно свободных казематов? Речь шла, следовательно, о камере, обеспечивавшей возможность соблюдения особых мер предосторожности, о которых, как уже отмечалось, подробно говорилось в письме Лувуа.

Когда министр писал свое письмо, Доже, по всей вероятности, находился на свободе. «Слуга» был осужден на бессрочное одиночное заключение еще до своего ареста. Об этом говорит сопоставление следующих фактов. Королевское lettre de cachet об аресте Доже было подписано 26 июля, через неделю после письма Лувуа к Сен-Мару. А Доже был схвачен еще позднее, в начале августа. «Слугу» доставили в Пинероль 24 августа, дорога должна была занять примерно 10 дней. Из всех предписаний Лувуа вытекает, что вряд ли Доже подвергали длительному допросу. Это приводит к выводу, что «слуга» должен был быть арестован в начале августа.

Такой вывод влечет за собой и другой: подготовка к аресту началась заблаговременно, и Лувуа было заранее известно, когда и в каком месте появится Доже, где будет можно заключить его под стражу. Очевидно, этим местом были город Дюнкерк или его окрестности. Иначе трудно объяснить, почему именно губернатору этого города капитану де Воруа было поручено руководить перевозкой в Пинероль. Вместе с тем местоположение Дюнкерка наводит на мысль, что «слуга» прибыл из-за границы, скорее всего, из Англии.

Еще до того как «слуга» был доставлен в Пинероль, туда прибыли два королевских приказа, посланных вслед за письмом Лувуа от 19 июля. Оба приказа датированы 26 июля. В одном из них, адресованном маркизу де Пьенну, начальнику гарнизона Пинероля, предписывалось оказывать Сен-Мару всяческую помощь. Приказ на имя Сен-Мара уведомлял его о предписании, которое было направлено де Пьенну. Вместе с тем Сен-Мару указывалось, чтобы он обратился за помощью к начальнику гарнизона, если при осуществлении мер в отношении Доже тюремщик встретится с «какими-либо трудностями». Возникает вопрос: что это за «трудности»? Ведь Сен-Мар имел в подчинении не менее 70 солдат и офицеров и помимо Доже всего одного заключенного (Фуке). Зачем ему могла потребоваться помощь шести рот, иначе говоря – 700 солдат де Пьенна? Ответ может быть только один: король и Лувуа явно опасались возможности нападения на Пинероль с целью освобождения Доже и для отражения такой атаки считали нужным предоставить в распоряжение Сен-Мара внушительную военную силу.

Можно считать, что «слуга» был вовлечен в какой-то важный заговор, участники которого стремились освободить арестованного (или, наоборот, убить, чтобы избавиться от опасного свидетеля). Однако это предположение слабо согласуется с тем, что крайние меры предосторожности, предписанные Парижем, в результате постоянных напоминаний правительства соблюдались в течение 35 лет, вплоть до смерти «маски». Исследователи до сих пор проходили мимо имеющихся сведений о расходах на содержание этого заключенного. Оказывается, на это отпускались очень большие суммы. Лувуа не раз указывал, что Сен-Мар может кормить «слугу» всем, что захочет заключенный. Странное разрешение, если учесть, что существовали строгие нормы выдачи пищи арестантам. Как явствует из переписки Лувуа с Сен-Маром, уже прибытие Доже породило слухи, что это маршал Франции. По подсчетам Паньоля, содержание «маски» обошлось казне в несколько раз больше, чем Фуке и герцога Лозена. Узнику было разрешено иметь книги, ему покупали дорогие канделябры. Заключенному при болезни должно было быть обеспечено нужное лечение. Сен-Мар регулярно доносил о здоровье «маски». Каждый раз при переезде из одной тюрьмы в другую Сен-Мар подыскивал лучшего лекаря в окрестных местах, даже лично лечил своего арестанта. Это контрастирует с куда более жесткими предписаниями Лувуа в отношении других арестантов. Так, он писал Сен-Мару, что, если Маттиоли начнет «дурить», его следует образумить палочными ударами. Чем же объяснялась такая забота о «маске»? По мнению Паньоля, она была вызвана и поныне существующим во Франции поверьем, что после кончины одного близнеца другой начинает болеть и вскоре также умирает. Сохранилось письмо короля, в котором он выражал беспокойство по поводу возможности бегства «слуги». Письмо Лувуа от 26 марта 1670 г. показывает, что у министра был тайный шпион в тюрьме, доносивший, с кем и о чем говорит Доже. Заключенный в маске, по свидетельству Пальто, сына племянника Сен-Мара, говорил по-французски без акцента, не отличался крепким здоровьем, судя по депешам Сен-Мара, нередко болел, но прожил долгую жизнь Главный тюремщик был часто озабочен поисками врачей для «маски» Таким же незавидным здоровьем отличался и Людовик XIV, однако это не помешало ему дожить до 77 лет. Заметно, что, когда в донесениях Сен-Мара речь прямо идет о «маске», начальник тюрьмы не позволяет себе ни непочтительных выражений, ни жалоб на поведение арестанта. «Маска» был очень начитан, беседовавший с ним в Бастилии аббат Ленгле говорил, что заключенный много путешествовал. Заключенный был очень благочестив, что послужило основой для слуха, что арестант в маске – духовное лицо. Врачу, осматривавшему его в Бастилии в сентябре 1698 г. (заключенный при этом не снимал маску), он сообщил, что ему 60 лет. Это относит дату рождения «маски» к 1638 г. Как мы помним, в регистре, где отмечена его смерть, было указано, что покойному было 45 лет, тогда как, если верить показанию врача, в действительности он был на 15 лет старше.