Текст книги "Пять столетий тайной войны"

Автор книги: Ефим Черняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 65 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Эрколе Маттиоли или Эсташ Доже?

Чтобы приблизиться к разгадке, нужно, отбросив вымыслы и фантазии, обратиться к немногим известным, точно установленным и могущим быть легко проверенными фактам, к сохранившимся, не вызывающим сомнения подлинным документам, которые исходили от непосредственных участников событий.

18 сентября 1698 г. губернатор острова Сен-Маргерит в Средиземном море вступил в должность губернатора Бастилии. Привезенный им арестант, ранее содержавшийся в тюрьме на Сен-Маргерите, носил на лице черную бархатную маску; о том, кто этот арестованный и в чем заключалось его преступление, власти хранили строгое молчание. Комендант Дю Жюнка, второе после губернатора должностное лицо Бастилии, 18 сентября 1698 г. в своем дневнике (в него он с 1690 г. заносил для себя сведения о поступлении и убытии – в результате смерти или освобождения заключенных) сделал запись о прибытии губернатора Сен-Мара с таинственным узником, который был ранее заключенным в государственной тюрьме в Пинероле. Это небольшое селение у подножия Альп в Северной Италии перешло к Франции по договору 1631 г. Учитывая выгодное стратегическое положение Пинероля, Ришедье приказал построить там крепость, включая цитадель и отделенную от нее высокой стеной тюрьму. Пинероль имел сильные фортификации, его цитадель охранялась сильным гарнизоном. Это неудивительно, если учесть, что из Пинероля французы легко могли проникнуть в глубь Италии. Тюрьма Пинероля была почти так же известна, как Бастилия, и пользовалась еще более зловещей репутацией (когда герцог Лозен узнал, что король приказал заключить его в тюрьму Пинероля, он попытался покончить с собой). В тюрьме содержалось всего несколько – 5 или 6 – «государственных заключенных». А численность тюремной охраны была больше в 10 с лишним раз. Некоторым из заключенных разрешалось иметь слуг. С 1665 г. по приказу военного министра Лувуа тюрьма находилась в полном распоряжении Сен-Мара.

В дневнике отмечается, что имя заключенного остается неизвестным. Вначале он был помещен в первой камере башни Базиньер, а через несколько часов после этого препровожден в третью камеру башни Бертодьер, которая заранее, за несколько дней до этого, была хорошо обставлена по приказу Сен-Мара. Узник ел вместе с губернатором, слуга передавал им блюда из соседней комнаты. Перед едой губернатор тщательно запирал двери камеры. Сен-Мар спал в одном помещении с заключенным.

Сохранилось письмо губернатора, где он описывает чрезвычайные предосторожности, которые ему приходилось принимать на случай своей болезни, для того чтобы офицеры и солдаты, приносившие заключенному еду, не увидели его лица. Совершенно ясно, что с узником обращались весьма внимательно, хотя сведения об исключительной почтительности, с которой относился губернатор к «маске», о роскоши, которой он якобы был окружен в своей камере, не находят каких-либо подтверждений в документах и поэтому, вероятно, относятся к области мифов.

Выдержки из дневника Дю Жюнка были опубликованы более чем полстолетия спустя, в 1769 г., священником при Бастилии Р. П. Грифе. Он уверял, что воспоминания о необычайном заключенном десятилетиями жили среди офицеров и солдат Бастилии. Утверждалось, что впоследствии были уничтожены все вещи, связанные с пребыванием «маски» в Бастилии, спешно побелены и покрашены стены и переложен пол в камере, в которой он находился, с целью ликвидировать любые возможные следы. Показания Грифе подтверждаются заметками майора Шевалье, занимавшего пост одного из главных чиновников Бастилии с 1749 по 1787 г. Этот исполнительный и трудолюбивый служака, который среди своих заметок исторического характера воспроизвел записи Дю Жюнка, сообщает, что таинственный узник, не болевший во время нахождения в Бастилии, однажды почувствовал себя нездоровым и через несколько часов умер. Он был похоронен 20 ноября 1703 г.

Не стоит придавать особого значения всем показаниям Грифе и Шевалье, кроме тех, в которых сообщаются вполне определенные факты. Оба эти свидетеля писали в то время, когда легенда о «маске» получила уже широкую известность и могла повлиять на их рассказы.

Обращаясь снова к подлинным документам, нетрудно убедиться, что легенда игнорировала одно важное обстоятельство. Строгость заключения постепенно ослабевала. Как показывают регистрационные записи, 6 марта 1701 г. «маску» перевели во вторую камеру башни Бертодьер и, что особенно интересно, в камере он находился не один. В ней еще за несколько месяцев до того был помещен молодой слуга Тирмон, обвиненный в тяжелом уголовном преступлении. (Тирмон 14 декабря 1701 г. был переведен в другую тюрьму и умер в 1708 г., лишившись до этого рассудка.) Эти факты интересны не только тем, что исключают отождествления этого Тирмона с «маской» (были и такие попытки), но и доказывают, что человека, знакомого с «маской», вскоре поместили в другую тюрьму, где не могла соблюдаться такая секретность, как в Бастилии.

Более того, после Тирмона у «маски» появился другой сосед по камере – 60-летний Жан Александр де Маранвиль (псевдоним – Рикарвиль), который попал в Бастилию за критические замечания по адресу правительства. В 1708 г. Маранвиля перевели из Бастилии в Шарантон – в так называемую «открытую тюрьму», где заключенные имели право поддерживать связь друг с другом и с внешним миром. Умер Маранвиль в следующем, 1709 г. Трудно совместить несомненный факт соблюдения строгой секретности в отношении «маски» и нахождение его в одной камере с арестованными, которым впоследствии сама администрация дала возможность разгласить сведения, полученные от таинственного узника. Вдобавок в этом не было никакой нужды – камер в Бастилии было в тот период значительно больше, чем заключенных, и заключенные, как правило, содержались в одиночных камерах. Так, в ту же вторую камеру башни Бертодьер, которую одно время занимал «маска», с 22 февраля 1703 г. был помещен аббат Гонзель, обвинявшийся в шпионаже.

Любопытно отметить, что уже в заметках Шевалье содержится утверждение, видимо, дающее ключ к идентификации «маски». Он указывает, что тот был похоронен под фамилией Марширг. О смерти узника есть, как уже отмечалось, и запись в дневнике Дю Жюнка, опубликованная в XIX в. В ней также указывается, что заключенный умер внезапно. Но тут же сообщается, что незнакомцу в регистрационном списке умерших было дано какое-то чужое имя, после чего на полях записи было добавлено, что, как он (Дю Жюнка) узнал позднее, неизвестный был занесен в реестр умерших заключенных под именем де Маршьеля. Был обнаружен наконец и сам реестр, в нем значилось: «19 (ноября 1703 г.) Маршиоли, приблизительно 45 лет, умер в Бастилии». Далее шли сведения о похоронах на следующий день и о присутствовавших при погребении тела официальных лицах. В этой второй части записи обращает на себя внимание небрежность: имя врача Бастилии, наблюдавшего за похоронами, написано совершенно по-разному в самом тексте и в подписях, скреплявших этот документ (Relge и Reilhe). Таким образом, тюремный писарь не отличался особым вниманием (или грамотностью), даже когда вписывал в документы фамилии немногих и хорошо знакомых ему чиновников Бастилии. Тем более вольно мог он обращаться с совершенно неизвестным для него, впервые называемым именем заключенного.

Итак, Маршиоли. Это имя, возникшее от чтения документов, разысканных в XIX в., серьезно подкрепляет теорию, родившуюся за 100 лет до этого. Уже в 1770 г. один библиофил, барон Хейс, в письме в «Журналь энциклопедик» отождествил «маску» с графом Маттиоли, и эта точка зрения была потом подтверждена многими исследователями. Противоречили ей эффектная история, рассказанная Вольтером, и ее дальнейшая популяризация у Дюма.

Версия Хейса защищалась в опубликованной в 1825 г. монографии Делора и еще в некоторых работах. Среди них особое место принадлежит книге М. Топена «Человек в железной маске» (Париж, 1870 г.), в которой впервые был опубликован ряд важных документов, в том числе письма Сен-Мара. «Кандидатура» Маттиоли получила преобладание в конце XIX – начале XX в. Ее активным сторонником был, в частности, известный французский историк Ф. Функ-Брентано, который привел многочисленные доводы в пользу этой гипотезы в своих неоднократно переиздававшихся исследованиях, посвященных «железной маске», а также истории Бастилии. Он утверждал, что тождество «маски» с мантуанцем доказано с «математической точностью». Доводы Функ-Брентано воспроизводились и в работах большинства нефранцузских авторов, которые писали о «маске», например в книгах В. Брекинга или историка Бастилии Ф. М. Кирхейзена. (Позднее, в 30-х годах, версия о Маттиоли стала подвергаться критике. Но об этом ниже.)

Кто же такой был граф Маттиоли и что послужило причиной его таинственного заключения? Для ответа на этот вопрос нам придется обратиться к борьбе французской и австрийской дипломатии и разведок в Италии.

…13 марта 1678 г., когда часы на башне Компаниле возвестили наступление полночи, на опустевшей площади Святого Марка в Венеции встретились четверо мужчин. Богатство костюмов говорило, что все они знатные и влиятельные люди, а низко надвинутые широкополые шляпы и маски из черного шелка могли бы свидетельствовать о желании сохранять инкогнито, если бы не происходивший карнавал, во время которого венецианцы – от дожа до последнего гондольера – показывались на улицах с закрытыми лицами. После кратких приветствий вся четверка поспешно направилась ко дворцу дожа, около которого темнели величественные статуи, слабо освещенные луной. Никто не потревожил оживленной беседы, участниками которой были мантуанский герцог Карл IV, его министр граф Маттиоли, посол Людовика XIV аббат д'Эстрад и его главный разведчик Джулиани.

…Граф Эрколе Маттиоли родился в 1640 г. Уже в молодости Маттиоли удалось приобрести благосклонность Карла III, герцога Мантуанского, а потом и его наследника Карла IV. Последний был типичным итальянским князьком той эпохи, думавшим только о своих удовольствиях. Карл IV на несколько лет вперед запродал государственные доходы откупщикам и проводил время в Венеции, растрачивая полученные деньги. (При нем находился и государственный секретарь Маттиоли.)

Все это вполне соответствовало планам Людовика XIV. Еще с 1632 г. французы находились в Пинероле (где, как мы уже знаем, помещалась и одна из французских государственных тюрем). Людовик хотел пополнить свои итальянские владения за счет Казаля, входившего в состав Мантуанского княжества. Город был нужен из-за его выгодного географического положения. Овладев им, французы могли бы эффективнее оказывать давление на Пьемонт, что, в свою очередь, было весьма важно и для борьбы за Италию, и для дипломатических комбинаций Людовика в других частях Европы. И он решил купить Казаль.

У Людовика в Венеции был предприимчивый посол – аббат д'Эстрад. По его поручению один издатель газеты, некий Джулиани, бывший на деле французским разведчиком, окружил Маттиоли своими шпионами. Собранные сведения оказались благоприятными. Джулиани быстро договорился с Маттиоли об уступке Казаля. 12 января 1678 г. Людовик, оказывая особую честь Маттиоли, написал ему собственноручно благодарственное письмо. А еще через два месяца во время венецианского карнавала д'Эстрад и герцог Мантуанский встретились, будто случайно, на площади и уточнили все условия соглашения. Обычно вездесущие венецианские разведчики, которые не спускали глаз с посла Людовика XIV, прозевали эту встречу, столь опасную для интересов республики…

В декабре 1678 г. Маттиоли в Париже подписал договор. Карл IV получал взамен Казаля 100 тыс. экю. Не был забыт и государственный секретарь. Во время частной аудиенции Людовик XIV подарил ему ценный бриллиант и приказал выдать 100 двойных луидоров. Людовик платил Маттиоли не только за заключение самого договора, но и за соблюдение тайны, ибо «король-солнце» надеялся в этом случае, как и в ряде других, поставить Европу перед совершившимся фактом. Иначе противники Людовика, конечно, не согласились бы на такое, ничем им не компенсированное усиление французских позиций.

Но тайна не была сохранена. Не прошло и двух месяцев после поездки Маттиоли во Францию, как о договоре уже знали и в Вене, и в Мадриде, и в Турине (столице Пьемонта), и в Венеции. А вскоре перестало быть секретом не только само соглашение, но и то, каким путем его содержание стало известно во всех заинтересованных европейских столицах. Получив деньги с Людовика XIV, Маттиоли немедля запродал сведения о договоре всем противникам французского короля. (Одни испанцы заплатили за раскрытие секрета солидный куш – 4 тыс. пистолей, как сообщал Джулиани его шпион священник Рандоки.) А герцогиня Савойская сочла выгодным для себя раскрыть Людовику двойную игру мантуанца.

Гнев короля против одурачившего его итальянца еще более усилился, когда благодаря интригам Вены по дороге в Венецию, где находился Карл IV, был арестован тайный посланец Людовика, ехавший для обмена ратификационными грамотами.

Д'Эстрад был не только взбешен, но и опасался за свою карьеру. Он предложил похитить коварного итальянца. Это было важно сделать не только для мести изменнику, но и для того, чтобы вырвать из рук Маттиоли секретную переписку, компрометировавшую французское правительство. Кроме того, расторопный Джулиани, сумевший завести дружбу с приближенными Карла IV, сообщал, что герцог после исчезновения Маттиоли явно будет склонен возобновить переговоры о продаже Казаля.

После некоторых колебаний Людовик XIV согласился на предложение д'Эстрада, к тому времени переведенного послом в Турин, но особо приказывал, чтобы похищение было совершено без малейшей огласки. Оставалось осуществить одобренный королем план.

Д'Эстрад, делая вид, что ему ничего не известно об интригах Маттиоли, предложил мантуанцу поехать вместе в Париж для получения новых наград от благодарного французского короля. Маттиоли попался в ловушку. Вскоре после того, как карета д'Эстрада пересекла французскую границу, ее окружил отряд драгун, а еще через несколько часов Маттиоли уже находился в крепости Пинероль, начальником которой был Сен-Мар. Это произошло 2 мая 1679 г. Следует добавить, что в то время в Италии существовал обычай надевать маску на заключенных (так часто поступали, например, в Венеции).

В Пинероле Маттиоли после недолгого отпирательства под угрозой пытки сознался, что тайная переписка с Парижем спрятана в доме его отца в Падуе. Джулиани, которого снабдили письмом от Маттиоли, написанным под диктовку тюремщиков, поспешил в Падую. Отец нового пинерольского узника, который, конечно, еще ничего не знал об участи сына, поспешил выполнить его просьбу и передать секретные бумаги Джулиани. А французский разведчик немедля отправился в Венецию, откуда с дипломатической почтой эти документы были сразу же отосланы в Париж.

Если предположить, что «маской» был Маттиоли, многое находит свое объяснение. У Людовика были серьезные основания для того, чтобы скрывать совершенное им вопиющее нарушение международного права – похищение министра иностранного государства. Но шли десятилетия, эпизод уходил в далекую историю, и необходимость в соблюдении строгой секретности постепенно ослабевала. И вот мы видим, что власти Бастилии идут даже на то, чтобы поместить «маску» с другими заключенными, хотя те потом могли разгласить полученные ими сведения. Даже сама бархатная маска могла служить не соблюдению тайны, а смягчению тюремного режима. В маске узник мог выходить из камеры, что не допускалось правилами в отношении государственных преступников.

Но всего этого, конечно, еще далеко не достаточно для полной уверенности, что «маска» – Маттиоли. Есть, однако, и дополнительные доказательства. Сохранилась депеша Людовика XIV к д'Эстраду, где король одобрял идею похищения мантуанца и предписывал доставить Маттиоли в Пинероль. Имеется и отчет начальника отряда, которому было поручено выполнить этот приказ. В отчете, предназначенном для военного министра Лувуа, подчеркивалось, что дело было осуществлено в глубокой тайне и что имени арестованного не знали даже офицеры, помогавшие задержать итальянца и препроводить его в тюрьму. Наконец, имеется изданная в Италии в 1682 г. по свежим следам события брошюра «Благоразумие, восторжествовавшее в Казале», в которой подтверждается, что Маттиоли был схвачен и доставлен в Пинероль (таким образом, полной тайны соблюсти все же не удалось).

Мы знаем из записей Дю Жюнка, что «маска» находился в Пинероле под наблюдением Сен-Мара. Там содержалось тогда (в 1681 г.) всего пять государственных преступников. Трое умерли до того, как «маска» был доставлен в Бастилию, дата смерти четвертого неизвестна. Пятым был человек-«маска», скончавшийся в 1703 г. в Бастилии. В тюремном реестре умерших «маска» назван, как уже отмечалось, «Маршиоли», но если читать по-итальянски, то получится «Маркиоли». А сам Сен-Мар в ряде документов писал «Мартиоли» – это уже совсем близко.

Через несколько десятилетий после смерти Маттиоли, когда вопрос о «маске» вызвал общее любопытство, всесильная фаворитка Людовика XV маркиза Помпадур настояла перед королем, чтобы он приказал произвести расследование. Позднее Людовик XV сказал, что «маской» был «министр одного итальянского князя». Фрейлина королевы Марии-Антуанетты сообщает в своих мемуарах, что по просьбе жены Людовик XVI расспросил о «маске» одного из приближенных, хорошо помнившего начало века. Тот указал, что «маской» являлся один опасный итальянский интриган, подданный князя Мантуи. Этого итальянца доставили сначала в Пинероль, а потом в Бастилию.

Как будто доказательств вполне достаточно. И все-таки… И все-таки почти любое из них можно поставить под сомнение, каждый документ трактовать по-разному. Ведь можно допустить, что была сознательно выдвинута ложная версия для сокрытия истины. Тем более что не очень понятны все же мотивы соблюдения строгой секретности, если «маской» был Маттиоли. О его аресте было известно. Никаких протестов со стороны единственного лица, которое могло протестовать, – Карла IV – ждать не приходилось. Ведь он, кроме всего прочего, так же как и Людовик XIV, был обманут Маттиоли (Карл IV, напротив, явно желал, чтобы Маттиоли не вышел из французской тюрьмы).

Словом, арест Маттиоли не был секретом. Разговоры о нем велись вне зависимости от того, насколько строго соблюдалась тайна пребывания узника в различных государственных тюрьмах Франции. Нельзя, видимо, и преувеличивать мстительность и злопамятность Людовика. Было бы, вместе с тем, опрометчивым искать строгую логику в его поведении, которым часто управляли каприз, минутное настроение. А однажды изданный монархом приказ мог исполняться десятилетиями без того, чтобы кто-либо осмелился беспокоить «короля-солнце» мелким и к тому же неприятным делом. (Впрочем, как правило, Людовик был очень внимателен к таким «мелочам».)

Довольно рано возникла версия, что все посвященные в тайну умерли н начале XVIII в. Существовало также мнение, будто тайна «железной маски» передавалась только царствующим королем наследнику престола. В таком случае, однако, эта тайна должна была умереть вместе с Людовиком XIV, ибо он не мог сообщить ее своему малолетнему преемнику Людовику XV и вряд ли доверил регенту герцогу Орлеанскому. Или если все же допустить, что старый король открыл тайну герцогу Орлеанскому, то Людовику XVI уж явно было не до того, чтобы делиться ею со своим братом и наследником Людовиком XVIII, когда они оба – только в разных экипажах – бежали из революционного Парижа. Людовик XVI был задержан, а его брату удалось скрыться за границу. В момент бегства, добавим, был еще жив сын Людовика XVI, который умер 10 лет от роду. Так что Людовик XVI и не предполагал, когда последний раз виделся с братом, что тот станет его преемником. Поэтому, вопреки утверждениям некоторых современников, Людовик XVIII уже никак не мог знать тайну «маски». Вообще вся эта история не выглядит правдоподобной, особенно учитывая, что, как мы знаем, Людовик XV и Людовик XVI по просьбе своего окружения наводили справки о «маске». Вряд ли у них были причины заниматься мистификацией.

За последние десятилетия исследователями выдвинуто несколько новых кандидатов на роль «маски», также сыгравших ту или иную роль в тайной войне. Среди них некий Эсташ Доже, о котором следует сказать несколько подробнее. Но для этого надо снова вернуться далеко назад – в Пинероль, куда 2 мая 1679 г. был помещен Маттиоли.

Обращает на себя внимание, что военный министр Лувуа – начальник Сен-Мара – и этот последний не делали никакой тайны в своей служебной переписке из заключения Маттиоли в крепость. 7 сентября 1680 г. Сен-Мар в незашифрованном письме к Лувуа сообщал о целом ряде столкновений, которые он имел с итальянцем, называя его по фамилии. Напротив, о лицах, содержание которых в крепости хотели сохранить в секрете, не только писали шифром, но и избегали употребления подлинных фамилий, используя взамен вымышленные имена или просто говоря о некоем заключенном, доставленном из такого-то места в таком-то году или по повелению такого-то лица. Маттиоли был едва ли не наименее таинственным из государственных преступников, об аресте которого в 1682 г. была опубликована книга и, как показали новейшие исследования, даже писали в тогдашних голландских газетах.

В 1679 г., когда в Пинероль был доставлен Маттиоли, там содержалось еще шестеро государственных преступников. Мантуанец, следовательно, был седьмым. В 1680 г. умер один из семи – бывший министр Фуке, а в 1681 г. был освобожден другой заключенный – Лозен. Следовательно, оставалось пятеро заключенных. Это были: первый – Маттиоли; второй – «слуга» Эсташ Доже; третий – бывший камердинер Фуке – Ла Ривьер, который после смерти арестованного министра был оставлен в заключении; четвертый – «шпион» Дюбрей. Дюбрей уже побывал в тюрьме в Бордо. Выйдя на свободу, он перебрался в Базель и попытался стать агентом-двойником, продававшим информацию одновременно и командующему французскими войсками на Рейне графу Монклеру, и неприятельскому генералу Монтекуккули. Раскрывший игру Дюбрея французский генерал-интендант Лагранж послал своего шпиона наблюдать за Дюбреем в Базеле, с тем чтобы арестовать его, как только он вступит на французскую территорию. Когда Дюбрей вернулся во Францию, ему удалось один раз ускользнуть от преследователей, но в апреле 1676 г. он был арестован, помещен в крепость Брисаш и в июне того же года привезен в Пинероль. С ним было предписано обходиться без церемоний и, если он будет делать глупости, считать сумасшедшим. Дюбрей действительно постепенно сходил с ума и, кажется, совсем лишился рассудка, когда к нему подсадили еще одного заключенного – пятого в нашем списке. Этим пятым был монах, вероятно, к этому времени также сошедший с ума. В числе этой пятерки, несомненно, находился «человек в маске». Когда впоследствии он был перемещен в Бастилию, Дю Жюнка отметил в своем дневнике, что Сен-Мар привез с собой «своего старого заключенного, которого он ранее держал в Пинероле».

В мае 1681 г. Сен-Мар был назначен комендантом форта Экзиль, расположенного в Альпах в нескольких десятках лье от Пинероля. Это, кстати, являлось значительным продвижением по службе. Экзиль до этого не служил тюрьмой. При подготовке к приему арестантов пришлось под личным присмотром Сен-Мара проделать дорогостоящий ремонт и переоборудование помещений в одной из башен, чтобы можно было соблюдать строгий режим содержания двух заключенных. Тех, которые, как писал Лувуа Сен-Мару, «имели достаточно важное значение, чтобы оставить их только в Ваших руках». Вместе с тем отметим, что ранее Сен-Мар пренебрежительно именовал этих арестантов «дроздами», а Лувуа одного из них – «слугой». Эти двое узников, видимо, только и заботили военного министра. В отношении остальных Лувуа проявлял столь мало интереса, что забыл, кто они, и даже наводил у Сен-Мара справки на сей счет. Арестантов отправили из Пинероля тайно, двух «дроздов», не значившихся теперь ни в каких списках, сопровождали 45 солдат, не считая Сен-Мара и его офицеров. Нам неизвестно точно, кто были эти двое арестантов. Ранее историки думали, что в их числе был Маттиоли. Однако уже более 100 лет назад французский ученый М. Топен (сам сторонник кандидатуры Маттиоли) отыскал письмо Сен-Мара к аббату д'Эстраду от 25 июня 1681 г., который, как мы помним, принимал деятельное участие в аресте итальянца. Оно сохранилось потому, что осело в архиве аббата, тогда как соответствующее письмо Сен-Мара к Лувуа, конечно, исчезло. Все это придает намекам Лувуа, что «маска» – Маттиоли, характер сознательной дезинформации не посвященных в тайну. Ту же игру продолжал ею сын и преемник Барбезье.

В Экзиле тратилось на пропитание заключенных столько же, сколько уходило на содержание 30 солдат. Поэтому требования Лувуа соблюдать экономию служили лишь для маскировки этого факта. После смерти Ла Ривьера Доже оставался единственным заключенным, но его по-прежнему стерегли 45 солдат, 6 младших офицеров и, наконец, сам Сен-Мар с двумя помощниками. Как мы уже знаем, Маттиоли не было в числе двух арестантов, перевезенных в Экзиль. Историкам это стало известно из письма Сен-Мара аббату д'Эстраду от 25 июня 1681 г. А из одного из последующих писем Лувуа явствует, что в их числе был Дюбрей. Поскольку, видимо, в Пинероле находился сумасшедший монах, в Экзиль, вероятно, были увезены Доже и Ла Ривьер.

Мы не можем в точности установить, входил ли заключенный в маске в состав «тройки», оставленной в Пинероле, или «двойки», увезенной в Экзиль. Фраза Дю Жюнка, что Сен-Мар привез вместе с собой в Бастилию «своего старого заключенного, которого он ранее держал в Пинероле», ничего не говорит о том, находился ли этот узник постоянно под надзором Сен-Мара после отъезда тюремщика из Пинероля и до того, как он принял обязанности губернатора Бастилии. Однако логика как будто подсказывает, что «человек в маске» должен был быть в числе «двойки». Ведь Сен-Мар взял заключенных, которых не считалось целесообразным доверять надзору нового коменданта тюрьмы, вероятно, чтобы не приобщить еще одно лицо к тайне этих арестантов. Кроме того, именно к этим двум государственным преступникам было приковано внимание Лувуа. Но в то же время (вопреки мнению новейших исследователей истории «маски») нельзя отрицать, что в переписке Лувуа с Сен-Маром встречаются презрительные упоминания об узниках, перевезенных в Экзиль. Сен-Мару были разрешены довольно продолжительные отлучки из Экзиля, что также не вяжется с заботой о сохранении тайны «маски».

Через пять с половиной лет после переезда Сен-Мара в Экзиль, в конце 1686 г. или в начале 1687-го, один из двух узников, доставленных из Пинероля, скончался. Это был заключенный, «страдавший водянкой». Об этом 5 января 1687 г. Сен-Мар уведомил Лувуа. Остался один заключенный. Мы знаем, что в отношении него принимались особые меры предосторожности. Во время отлучек Сен-Мара замещавшему его офицеру было категорически запрещено говорить с арестантом. А вскоре Сен-Мара (очередное повышение по службе) перевели на новое место – комендантом крепости на острове Сен-Маргерит, неподалеку от Канна, сохранившейся и поныне, и предписали перевезти вместе с ним оставшегося заключенного. Этому снова предшествовало, как и при переезде в Экзиль, весьма дорогостоящее переоборудование того помещения, в котором после смерти Ла Ривьера предполагалось поместить всего одного-единственного заключенного – Доже. Камера представляла собой комнату размером 30 квадратных метров с высоким потолком и большим окном. Узник был в это время – в апреле 1687 г. – болен, и его целых 12 дней переносили в новую темницу на наглухо закрытых носилках, отчего он едва не задохнулся.

Привезенного узника, как сообщал 8 января 1688 г. Сен-Мар в письме к Лувуа, поместили в комфортабельное помещение и держали там под крепкой стражей. Между прочим, в этом же письме Сен-Мар писал, что заключенного принимают за герцога де Бофора или за «сына покойного Кромвеля» (явно отсюда идет версия о «маске» как англичанине). Отметим также, что на Сен-Маргерит Сен-Мар прибыл только с одним узником, потом там появилось еще несколько арестантов. Ни их число, ни их имена, ни причины ареста неизвестны. Среди них были протестантские пасторы, подвергавшиеся гонениям после отмены в 1685 г. Нантского эдикта (изданного еще Генрихом IV и гарантировавшего права гугенотов). Один пастор что-то писал всюду – на стенах, на белье, царапал на посуде. Отсюда, вероятно, возник рассказ о серебряном блюде.

В 1691 г. умер Лувуа. Пост военного министра был передан Людовиком сыну Лувуа – Барбезье. 13 августа того же года в первом своем письме к Сен-Мару Барбезье предписал ему соблюдать прежние предосторожности в отношении заключенного (только один узник интересовал и нового министра). В письме упоминалось, что этот заключенный находится под надзором Сен-Мара в течение 20 лет. Не дает ли это указание ключа к установлению личности томившегося в крепости человека? (Если, конечно, не предположить, что эта цифра неверна и указана на случай перехвата письма, чтобы те, в чьи руки оно попало, не могли по дате ареста определить подлинное имя узника.)

Вернемся опять к нашей «пятерке» 1681 г. Монах был доставлен в Пинероль, по всей видимости, 7 апреля 1674 г., Дюбрей – в июне 1676 г., Маттиоли – в мае 1679 г., Ла Ривьер – вообще до 1680 г. был не заключенным, а слугой заключенного. Наконец Эсташ Доже был помещен в Пинероле с 1669 г., иначе говоря, только он мог находиться к 1691 г. под надзором Сен-Мара уже в течение 20 лет, остальные же заключенные – много меньше. Из них монах – 17 лет, Дюбрей – 15, а Маттиоли – 12 лет; 12 и 20 – слишком большая разница, чтобы допустить возможность ошибки со стороны Барбезье.

Уже по одному этому в письме явно говорится не о Маттиоли. Кроме того, в этом письме упоминается о том, что Сен-Мар постоянно охранял узника. Сен-Мар же, как мы знаем, уехал в 1681 г. из Пинероля (всего через два года с лишним после ареста Маттиоли), а итальянец остался в крепости. Однако имеется и более веское доказательство. Даже в 1693 г. Маттиоли еще находился в Пинероле. Это следует из переписки Барбезье с комендантом тамошней тюрьмы Лапрадом. Из ответного письма Барбезье к коменданту от 27 декабря 1693 г. явствует, что Маттиоли имел при себе камердинера. Отметив пока это обстоятельство, пойдем дальше. Упомянутое выше письмо – последнее, в котором фигурирует имя Маттиоли. Некоторые историки на основании этого делали заключение, что мантуанец скончался через короткий срок в Пинероле, тем более что в письме Лапрада шла речь о просмотре каких-то вещей заключенного, очевидно, после его смерти. Но это был бы слишком поспешный вывод. Из, возможно, случайного неупоминания имени нельзя заключать о кончине итальянца, а осмотр его вещей был, вероятно, просто очередным обыском.