Текст книги "Пять столетий тайной войны, Из истории секретной дипломатии и разведки"

Автор книги: Ефим Черняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Действенную секретную службу создал, как уже отмечалось, Мальборо, командовавший английской армией в Голландии. "Нельзя, – говорил он, успешно вести войну без заблаговременно получаемых точных данных разведки". Мальборо ввел важное нововведение – разделил военную и политическую разведку. Военной ведал майор (позднее генерал) Уильям Кадоген, политической – Адам Кардоннел. Мальборо и наиболее способный генерал императора принц Евгений Савойский, находившийся в Италии, выработали тайно план кампании, которая должна была сорвать наступление маршалов Людовика XIV и тем самым похоронить надежды "короля-солнца" на утверждение французской гегемонии в Европе. Мальборо и Евгений Савойский договорились двинуться навстречу друг другу с севера и юга, соединиться в центре Баварии и там дать сражение французам. Мальборо для успеха необходимо было перехитрить командующего французскими войсками в Бельгии маршала Вильруа и скрыть от него свое намерение двинуться навстречу принцу Евгению. Для этого Мальборо искусными передвижениями совсем сбил с толку бездарного Вильруа. Не принадлежала ли к числу подобных маневров встреча английского главнокомандующего с якобитским агентом Натаниелем Хуком, с которым ему и ранее пришлось дружески беседовать? В своем донесении в Сен-Жермен о новом свидании с Мальборо, датированном 22 апреля 1704 г., Хук сообщал весьма интересные вещи. Мальборо дал множество обещаний, говорил о своем желании исполнить свой долг в отношении законной династии, которую он уже давно признал. "Я не мог сомневаться в его искренности", – добавлял растроганный Хук. Вряд ли это свидание являлось обычной "перестраховкой" со стороны Мальборо. Оно было явно вызвано и стремлением успокоить Людовика XIV относительно намерений английского командующего.

Правда, скрыть движение большой армии было достаточно сложно. Границы почти не охранялись, и разведчику было обычно нетрудно, свободно пересекая их, доставить в свой штаб сведения о направлении вражеской армии. Известия из различных немецких городов о направлении, в котором шли английские и голландские полки Мальборо, регулярно поступали в Париж. Однако по ним еще нельзя было с уверенностью предсказать, куда именно стремится напасть английский полководец. Одно время в Версале считали, что Мальборо собирается атаковать Эльзас, и англичанин, маневрируя, все время пытался создать у противника ложное представление о назначении своего похода.

Не меньшее значение имело получение им подробных сведений о дислокации французских войск. Во время передвижения англо-голландской армии между Кобленцем и Майнцем один из ближайших помощников Мальборо, Адам Кардоннел, получил два интересных письма с приложениями, которые исчезли, но об их содержании можно судить по ответной депеше Кардонелла. В ней выражалась благодарность за пересланный меморандум французского военного министра Шамийяра и за еще один столь же важный документ: они раскрывали военные планы, предписанные Людовиком своим маршалам. Кто же являлся источником этих поистине бесценных тогда для Мальборо сведений? Им был некто Робтон, соединявший функции личного секретаря курфюрста Брауншвейгского и (с разрешения своего господина) обязанности английского шпиона. Робтон получал от Мальборо крупные суммы денег и в течение нескольких лет мог снабжать английское командование подробными разведывательными данными, получаемыми из Парижа. То, что Робтону удалось приобрести и расшифровать французский план кампании на 1704 г. и кружными путями, через Францию и Германию, переслать в штаб Мальборо, имело серьезное значение. Правда, Мальборо к этому времени, то есть к маю, на основе другой информации сам стал догадываться об основном содержании этого плана. Тем не менее теперь он мог действовать с большей решительностью. В июне произошло соединение войск Мальборо и принца Евгения. Письма Мальборо – через посредство Кардоннела – к ряду государственных деятелей союзных держав, датированные 27 июля, показывают, насколько эффективно работала его разведка. Мальборо стало известно о приказе, который отдал Людовик XIV Вильруа, чуть ли не одновременно с этим маршалом. От какого-то весьма осведомленного французского придворного штаб Мальборо получил из Парижа с 1708 по 1710 г. 400 секретных депеш, содержавших массу важных известий. Сведения, которые добывала секретная служба Мальборо, в сочетании с информацией, поступавшей в штаб Евгения Савойского (а тот имел много агентов в Париже, включая даже почтмейстера Версаля), создавали полную картину дислокации вражеской армии, намерений ее командования. Мальборо впадал в ошибку только тогда, когда предполагал, что французские маршалы будут совершать свои маневры с меньшим промедлением, чем это оказалось на деле. 13 августа 1704 г. союзные войска полностью разгромили 60-тысячную французскую армию в сражении при Бленгейме (или Гохштедте). Наступил решительный перелом в войне. Германия была очищена от французских войск. Только отсутствие достаточного единства между союзниками помешало им "перенести войну на французскую территорию. Франции пришлось напрячь все силы, чтобы выставить новую армию. Людовик XIV уже не стремился быть победителем – его целью было теперь лишь избежать капитуляции. В последующие годы Мальборо наносит ряд новых поражений французам в Бельгии: в мае 1706 г. в битве при Рамильи, в июле 1708 г. – при Уденарде, а в следующем году – при Мальпляке.

Считают, что Мальборо затратил на разведку около 340 тыс. ф. ст. Впрочем,, неясно, какая часть из этих денег (как и других средств, отпускавшихся на содержание армии) осела в бездонных карманах самого герцога. Его политические противники требовали, чтобы он дал отчет об использовании ассигнований на секретную службу, но натыкались на негодующий отказ со ссылкой на необходимость соблюдения военной тайны.

В годы войны за испанское наследство у французского двора появились серьезные причины способствовать якобитскому восстанию в Шотландии. Оно должно было заставить английское правительство отозвать с континента значительную часть своих войск. При этом восстание, с французской точки зрения, вовсе не обязательно должно было увенчаться успехом; довольно было бы и того, чтобы оно вспыхнуло и было сочтено в Лондоне достаточно серьезной угрозой. Английское правительство, учитывая постоянную опасность восстаний якобитов, уделяло много внимания контрразведке. Как и в прежние времена, некоторые из английских агентов засылались во Францию с целью выявить якобитских агентов и, используя их, спровоцировать подготовку заговоров, в которые были бы вовлечены (особенно в Шотландии, где якобиты имели много сторонников) влиятельные вожди кланов, чтобы их можно было арестовать за измену. Такова была, например, цель миссии некоего Симона Фрезера, родственника влиятельной семьи Лавет, в 1703 и 1704 гг. Вернувшись в Шотландию с заданием подготовить высадку французского десанта, Фрезер немедленно сообщил об этом английским властям в Эдинбурге. Однако поставленная перед ним задача скомпрометировать герцога Атолльского, убедив его принять участие в заговоре, не удалась, хотя Фрезер, видимо, даже подделал письмо герцога к сыну Якова II, после смерти отца ставшему и глазах якобитов "законным" королем Англии и именовавшемуся лондонским правительством "претендентом".

После всего этого шпион имел неосторожность снова появиться во Франции, но якобиты и французские власти оказались уже осведомленными о его подлинной роли, и Фрезер был посажен в тюрьму Ангулемского замка.

Агенты английской секретной службы использовали и другой прием входили в доверие к французским разведчикам, засылавшимся в Англию, и дезинформировали их.

Очень важного лазутчика французского морского министра де Торси якобита Натаниеля Хука попросту обвел вокруг пальца уже упоминавшийся Джеймс Огилви, который передавал сведения самому Роберту Харли. Поэтому ничего, кроме вреда, поездки Хука в августе 1705 г. и в апреле 1707 г., преследовавшие цель подготовить условия для высадки войск Людовика XIV в Великобритании в 1708 г., не имели. Сведения от Огилви были дополнены разведывательной информацией, которую переслал в Лондон английский посол в Голландии Дейрол.

Элемент неожиданности полностью отсутствовал в этом якобитском предприятии. В течение ряда месяцев британские разведчики сообщали о подозрительных поездках якобитских лидеров и их курьеров, о тайных совещаниях сторонников претендента. Английская разведка в январе и феврале 1708 г. была вполне осведомлена о всем ходе подготовки к отплытию французской эскадры из Дюнкерка. Однако достаточных мер не было принято вследствие борьбы внутри правительства – виги как раз в это время стремились свести счеты с Харли.

Тем не менее, когда эскадра под командой адмирала Форбена приблизилась к берегам Шотландии, ей преградил путь английский флот под командой адмирала Бинга. Форбен после недолгих колебаний должен был изменить курс.

Штормовая погода помогла французам уклониться от боя с более сильной английской эскадрой. Некоторое время они крейсировали в открытом море, но после того, как выяснилось, что восстание в Шотландии не произошло, им с трудом снова удалось уйти от преследования и вернуться в Дюнкерк. Планы высадки в следующем, 1709 г. были оставлены еще до того, как приступили к их осуществлению.

В правление королевы Анны борьба тори и вигов отражала обострение классовых антагонизмов в стране, при этом она осложнялась личным соперничеством, даже дракой лидеров из-за дележа доходных государственных постов, когда отбрасывались в сторону и принципы, и партийные различия. Вместе с тем вследствие связи части торийских лидеров с двором претендента, лишенного парламентом права престолонаследия, партийная борьба в большой степени приняла форму тайной войны, соперничества разведок противостоящих политических сил. В годы войны за испанское наследство усилилась борьба и за английское наследство.

После акта о престолонаследии (1701 г.), по которому после Анны трон должен был перейти к Ганноверской династии, парламентом был принят закон об обвинении претендента в государственной измене. Однако многие в Англии считали, что акт о престолонаследии останется мертвой буквой, особенно если претендент согласится порвать с католичеством и принять англиканство.

Тори были недовольны тем, что быстро растущие налоги служат обогащению лондонских дельцов, что золотой дождь обходит сельское дворянство. По мнению тори, это происходило потому, что король превратился в орудие вигов. Так не стоило ли вернуть на престол сильного "законного" короля, уладив имевшиеся прежде разногласия с династией Стюартов?

Конечно, острота внутриполитической борьбы не менее, чем война, способствовала усилению деятельности разведки (точнее, разведок) в Англии. Однако, в свою очередь, не раз разведка в различных ситуациях служила детонатором дальнейшего обострения политических конфликтов. 31 декабря 1707 г. в резиденции Харли неожиданно был арестован британский разведчик Уильям Грег. Его обвинили в шпионаже в пользу Франции. Арест Грега произвел большое впечатление. Министров и других важнейших государственных сановников, включая Мальборо, спешно вызвали для участия в допросе Грега. Тот, впрочем, не стал запираться и сразу же во всем сознался.

После возвращения из Шотландии Харли предоставил удачливому разведчику, знавшему французский язык, место клерка в своем министерстве. Ему был поручен просмотр писем, отправлявшихся на родину пленными французскими офицерами. Соблазны лондонской жизни скоро оказались неодолимыми для Грега. С его запросами 200 ф. ст. годового жалованья ему, конечно, не могло хватать, и вскоре он был по уши в долгах. На это обратила внимание французская разведка. Первоначально Грег принял взятку в 200 гиней, данную одним английским купцом за какую-то услугу. Купец свел его с французскими агентами, которые без особого труда убедили Грега сотрудничать с ними.

В ведомстве Харли слабо соблюдали правила секретности. В комнату, где работал Грег, приносили переписку министерства с зарубежными странами. Дефо как-то обратил внимание Харли на то, что секретные письма лежат без охраны. Однако министр доверял подчиненным, которых лично набирал в свой штат, и, заваленный бесчисленными делами, не внял этому предостережению. Грег часто оставался работать по вечерам, и ему несложно было однажды положить в один из мешков с почтой письмо маршала Таляра, взятого в плен Мальборо после битвы при Бленгейме. Несколько позднее Грег скопировал важный меморандум Харли о размерах голландского участия в войне и послал его под видом письма

французскому военному министру Шамийяру. Грег направил в Париж сведения о секретных в те времена заседаниях парламента. Наконец, он передал французам и копию письма королевы Анны императору с просьбой направить принца Евгения Савойского в Испанию, на один из главных театров военных действий. Грег даже отметил те части текста письма, которые были добавлены Харли, а также дополнены Годолфином.

Через некоторое время стало известно об утечке информации. Почтовые мешки, содержавшие письма французских военнопленных, были вскрыты, после этого оказалось нетрудно определить, кто является предателем.

Арест Грега стал немаловажным политическим событием. Виги стремились получить доказательства, что Грег действовал по указанию своего патрона Харли. К тому же выяснилось, что Грег уже имел дело с юстицией. 10 лет назад, в 1697 г., он был арестован по обвинению в подлогах и фальшивомонетничестве. Его жена, которая ждала тогда ребенка, взяла вину на себя и приняла кару, которую обрушивал беспощадный закон на уличенных в таких преступлениях, – ей сожгли руку. Харли можно было в любом случае обвинить, что министр взял на службу человека с сомнительным прошлым. К тому же не только Грега. Как раз в это время в руки властей попались два контрабандиста – Вальер и Бара, которых Харли использовал как агентов, переправлявшихся в Кале и собиравших полезную информацию. Однако оба контрабандиста были шпионами-двойниками и одновременно выведывали сведения о датах отплытия английских конвоев – торговых судов в сопровождении военных кораблей, что было весьма полезно для французских каперов.

Для Харли возникла опасность, что виги добьются создания парламентской комиссии по расследованию деятельности всей его секретной службы. Довольно было и того, что комиссия палаты лордов, состоявшая преимущественно из врагов Харли, усердно допрашивала Грега, добиваясь признания, что он действовал по приказу своего начальника. Правда, арестант оказался менее низким, чем его судьи. Грег, искренне впавший в покаяние, не хотел отягощать совесть еще одним предательством, хотя ему сулили за это свободу и большие деньги. Харли очень опасался, что виги сумеют воздействовать на заключенного через жену. Опираясь на благосклонность королевы, Харли лихорадочно пытался добиться поддержки тори и не дать вытеснить себя из правительства.

Тем временем комиссия палаты лордов почти ежедневно допрашивала Грега, внушая ему, что Харли – главный виновник всех неприятностей Англии, продававший секреты французам и ответственный за все поражения, которые когда-либо терпели союзники. Лорды обещали Грегу за признание пожизненную пенсию в 200 ф. ст., но тот твердил, что только "дьявол и нужда были его подстрекателями".

"Лорды-инквизиторы" попытались соблазнить и других двух агентов Харли, обвиненных в контр шпионаже. Однако даже контрабандисты стояли на своем тайно привозили в Кале шерсть и доставляли обратным рейсом бренди. Сведения, которые они поставляли, были обычно лишь простыми слухами. Только однажды, кажется, удалось им добыть ценную информацию о французском флоте, но и ее Харли не передал британским военным властям. Комиссия лордов истребовала шифр, которым пользовались Харли и Грег, ознакомилась с их перепиской, но и это не привело ни к каким разоблачениям. Трехнедельные бдения комиссии закончились ничем. Против Харли можно было выдвинуть только обвинение в неосторожности, в оставлении важных писем на столе клерка, в использовании не заслуживавших доверия лиц в качестве своих агентов. На казнь Грега сбежалась поглазеть огромная толпа – все еще ожидали разоблачений. Один из шерифов несколько раз предлагал осужденному уже у виселицы использовать последний шанс на спасение – разоблачений не последовало, но Харли пришлось 13 февраля 1708 г. подать в отставку. Она, впрочем, оказалась лишь перерывом в его карьере. Ему тогда удалось сохранить благорасположение королевы.

Королеву Анну, дочь Якова II, часто изображали как бесцветную и слабовольную, хотя и полную добрых намерений женщину. Однако при внимательном чтении ее писем встает совсем другой образ – вульгарная, ядовитая сплетница, отличавшаяся злобным упрямством да еще склонностью к притворству и мелким интригам. Тупая, ничтожная ханжа на троне ненавидела вигов, считая их республиканцами и преемниками цареубийц, покровителями диссентеров (протестантов, не принадлежавших к государственной церкви), ополчившимися будто бы против государственного англиканского клира – опоры престола. Королева не могла переносить ганноверского курфюрста Георга ("германского медведя"), навязанного ей в наследники взамен ее брата-претендента. Само имя Георга раздражало ее как напоминание о скорой смерти, которую, словно какую-нибудь статью бюджета, обсуждали в парламенте. Пока королева подчинялась твердой воле своей властной фаворитки Сары Мальборо, она терпела правительство вигов. Когда влияние герцогини было постепенно подточено тучной красноносой фрейлиной Эбигейл Мэшем, подстрекаемой Робертом Харли, Анна взбунтовалась против вигов. Это не имело бы больших последствий, если бы назначенные королевой в 1710 г. новые выборы не принесли убедительной победы тори. Их успех был связан с усталостью от войны. К власти пришло правительство, наиболее влиятельными членами которого стали Харли и Болингброк.

Вольтер, хорошо знавший Болингброка, рассказывает, что, когда среди лондонских дам полусвета распространилось известие о назначении Болингброка, они радостно объявляли одна другой: "8 тыс. гиней дохода, сестры, – и все это для нас". Известный писатель Голдсмит передает услышанный им рассказ, как веселая пьяная компания во главе с Болингброком, скинув одежды, носилась по Сент-Джеймскому парку. Таких историй про Болингброка рассказывалось множество, и он сам бравировал ими. Несомненно, что только часть из них соответствовала истине, иначе, даже учитывая завидное здоровье нового министра, неясно, как он успевал что-то делать помимо пьянства и разврата и к тому же ухитрился дожить до 72 лет.

Болингброк был талантливым представителем английского Просвещения, ярким публицистом, оратором, политиком авантюристического склада, выдвигавшим смелую, хотя и крайне противоречивую программу. Свободомыслящий атеист, он ради карьеры и власти был готов поддерживать преследование диссентеров, только чтобы угодить торийским сквайрам и влиятельному англиканскому духовенству. Болингброк в конце правления Вильгельма поддержал акт, объявивший Якова III виновным в измене и требовавший от всех принимаемых на государственную службу клятвенного отказа от признания его права на престол. А в 1711 г. Болингброк решительно изменил свою позицию: чтобы не допустить возвращения к власти вигов, он шел на признание прав претендента, разумеется, на его, Болингброка, условиях.

В начале 1711 г. обострились распри между умеренными тори, готовыми, хотя и с колебаниями, в вопросах престолонаследия придерживаться закона 1701 г. и на этой основе договориться с вигами и крайним крылом торийской партии, в котором было немало скрытых якобитов.

Разногласия приняли форму личного соперничества Харли и Болингброка. Применяя испытанное средство – воздействие на Анну, в том числе и через ее фавориток, Болингброк пытался оттеснить от власти своего бывшего покровителя Харли, который еще недавно сам использовал этот козырь, когда сумел сбросить вигское министерство.

Как и в 1708 г., политический кризис усилился отчасти под влиянием событий тайной войны. В феврале 1711 г. разведка Харли перехватила письма, адресованные во Францию, которые говорили о намерении Болингброка включить в свою игру и претендента.

Еще до этого, в октябре 1710 г., шпионы Харли установили, что а Париж поступали сугубо секретные сведения о связях между английским правительством и французскими гугенотами. В частности, французским властям стало известно о попытках английских разведчиков расширить контакты с камизарами участниками крестьянского восстания на юге Франции, проходившего отчасти под религиозным знаменем. Двое из повстанцев были из-за предательства арестованы и подвергнуты мучительной казни – колесованию. Люди Харли попытались определить, каким образом происходило просачивание информации. Подозрения пали на так называемого маркиза Гискара – француза, жившего в Англии и давно связанного с британскими властями, в частности с Болингброком. По одним сведениям, он в прошлом был священником, изгнанным из Франции братом маршала Гискара, губернатора Намюра. Другие утверждали, что его подлинное имя де ла Бурли и что он сам присвоил себе титул маркиза.

В 1705 г. Гискару была поручена подготовка к высадке в районе Бордо 5 полков, навербованных из французских гугенотов, и 12 британских батальонов для помощи камизарам, с тем чтобы оттянуть часть войск Людовика XIV из Фландрии. План не получил осуществления: нужда в нем отпала. После победы Мальборо при Рамильи Лондон цинично оставил камизаров на произвол судьбы. Что касается Гискара, то он с полком, навербованным из иностранцев, участвовал в военных действиях в Испании и по возвращении в Англию получил пенсию в 500 ф. ст. Этого было мало для мнимого маркиза, привыкшего прокучивать деньги с любовницами; одну из них он даже делил с военным министром Болингброком. Наглый авантюрист, слонявшийся по столице с кинжалом и пузырьком яда в кармане, потребовал увеличения пенсии. В натуре Харли, несмотря на его преданность Бахусу, было немало от истового пуританина, тут он возмутился, и пенсия маркиза была взамен увеличения сокращена до 400 ф. ст. Тем не менее тот продолжал жить на широкую ногу, что, естественно, стало порождать толки.

Они были вполне оправданными. Убедившись, что английское правительство не склонно покрывать все его расходы, Гискар решил, что недостачу сумеет восполнить версальский двор, с представителями которого он вступил в преступную связь. А посредницей в своих шпионских занятиях маркиз вознамерился сделать герцогиню Дорчестер, бывшую любовницу Якова П. Эта высоченная тощая мегера не была лишена здравого смысла. "Кто бы подумал, что мы, три старые шлюхи, встретимся здесь", – громогласно заявила она позднее, когда на придворном приеме встретила Луизу де Керуаль, герцогиню Портсмутскую, фаворитку Карла II, и графиню Оркней, бывшую некогда метрессой Вильгельма III. Гискара, впрочем, интересовали не исторические воспоминания, а то, что муж его новой приятельницы граф Портмор был посланником в Португалии. В результате шпионские донесения Гискара отсылались с дипломатической почтой в Лиссабон и оттуда доставлялись его французским нанимателям. Связь "жащлась ненадежной. Даже у лорда Портмора вскоре возникли подозрения в отношении этих пересылавшихся через его миссию пакетов. Один из них был вскрыт, и шпионские занятия Гискара стали известны английскому правительству.

Несколько министров, собравшихся обсудить неожиданную новость, были встревожены, учитывая близость Гискара к не сдержанному на язык Болингброку. Шпион бывал при дворе и мог подготовить покушение на королеву. Харли все же настоял, чтобы Гискара сразу не арестовывали. Надо было установить, по каким еще каналам он передает свою информацию; предполагалось, что он направляет ее какому-то офицеру из армии Мальборо. Харли уведомил герцога о предательстве Гискара – было важно не допустить провала работавших на английскую разведку агентов из числа французских протестантов и установить фамилию офицера, обеспечивавшего пересылку донесений Гискара в Париж.

Расчет оказался верным. В феврале английские власти перехватили письма, адресованные британским офицером во Фландрию. В этих письмах излагались секретные сведения, известные только членам английского правительства. После этого Харли, скрывавший все дело от Болингброка, отозвал его в сторону, когда они находились в палате общин, и продемонстрировал ему шпионские донесения, написанные почерком, который был столь хорошо известен военному министру. Богохульные ругательства, которые отпускал при чтении этих депеш Болингброк, конечно, оскорбляли слух чопорного канцлера казначейства, но не настолько, чтобы стать причиной лихорадки, к вечеру уложившей Харли в постель. Это на несколько дней отсрочило решение судьбы Гискара и, кто знает, быть может, предоставило Болингброку время, чтобы принять меры предосторожности, разумеется, касавшиеся его особы.

Харли снова появился при дворе 8 марта. В этот день Гискар два раза пытался проникнуть в Сен-Джеймский дворец. В первый раз маркиза не пустила охрана, сочтя неподходящим его костюм. Гискар вернулся домой и сменил свой наряд, позабыв при этом переложить в карман надетого им камзола неизменные кинжал и пузырек с ядом. Харли увидел француза, когда тот шел к королеве. Туда же по просьбе Харли вызвали Болингброка и попросили написать приказ об аресте шпиона и обыске в его квартире. Гискара задержали в парке. Особенную ярость француза вызвало то, что приказ был отдан Болингброком. Они и до этого были близки к ссоре. Их общая фаворитка ожидала ребенка, и оба ее поклонника пытались предоставить друг другу честь отцовства.

Шпиона отвели в одну из дворцовых комнат. Спешно приглашенные министры приступили к допросу Гискара. При обыске у маркиза отобрали шпагу, но ему удалось незаметно спрятать лежавший в комнате перочинный ножик. На все вопросы Гискар отвечал неизменным "нет". Он даже с презрительной усмешкой отрицал, что предъявленные ему разведывательные донесения написаны его рукой. В конце допроса, когда вызвали стражу для сопровождения арестованного, Гискар неожиданно бросился к Харли и вонзил в него извлеченный из кармана перочинный ножик. Лезвие прошло около грудной кости. Министры в панике выхватили мечи, клерки, бросив свои записи, выбежали из комнаты, в которую ворвались стражники. Министрам удалось нанести преступнику три раны – все в спину. Болингброк от усердия даже сломал шпагу. Пришедший в сознание Харли просил, чтобы Гискару не причинили увечий. Он был нужен не мертвым, а живым: кто знает, что француз мог сообщить о Болингброке.

Ранение Харли оказалось не очень серьезным. Лорды, приступившие к новому допросу Гискара, не могли добиться ничего конкретною, к тому же маркиз туманно намекал на какие-то таинственные заговоры. Гискару обещали прощение, если он сделает полное признание. Он как будто был готов принять это предложение. Однако после этого ему, как утверждали, была принесена записка от Болингброка. Тот извещал своего бывшего компаньона, что это обещание – лишь ловушка. В ярости Гискар вскрыл раны и умер через несколько часов. Стоявшие у его постели министры тщетно рассчитывали услышать в последнюю минуту важные признания. Им повезло не более чем вигским лордам в случае с Грегом.

Поведение Болингброка вызывало толки – обращали внимание на то, что он хотел заколоть Гискара, когда француз ранил Харли. Обыск в квартире Гискара производился под контролем военного министра. Может быть, поэтому там ничего не нашли. Более того, Болингброк поспешил завладеть и теми письмами Гискара, которые были перехвачены людьми Харли. Военный министр распространял слух, что Гискар метил в него, Болингброка, и только случайно попал ножом в Харли. Поведение Болингброка, возможно, объясняется тем, что Гискар был в курсе связей своего высокопоставленного приятеля с якобитской разведкой.

...Королева Анна колебалась между преданностью англиканской церкви и желанием сделать своим преемником своего младшего брата, а не "германского медведя". Агентом якобитов, обеспечивавшим поддержание контактов между королевой и претендентом, был француз аббат Франсуа Голтье, который ранее был священником французского посольства в Лондоне, а после начала войны за испанское наследство стал капелланом императорского посла. Голтье осведомлял Париж и претендента обо всем, что происходило в правительственных кругах Англии. Другой вопрос: получал ли Голтье информацию от самого Болингброка (тот впоследствии категорически это отрицал)?

Голтье имел связи с английскими католиками, посещавшими часовню в посольстве. Среди них были графиня Джерси и ее муж, которые в декабре 1710 г. передали Голтье от имени Харли поручение отправиться в Париж и известить французского министра иностранных дел де Торси о согласии Англии приступить к мирным переговорам. Ведение переговоров взял в свои руки Болингброк. Весной 1711 г. Голтье вернулся в Англию. В это время умер император Иосиф. Ему наследовал эрцгерцог Карл, которого союзники прочили на испанский престол вместо Филиппа V, внука Людовика XIV. Иначе говоря, замаячило не только объединение французской и испанской короны, но и возрождение империи Карла V, еще менее устраивавшее Лондон. В июле 1711 г. Голтье снова отправился во французскую столицу. На этот раз в сопровождении нашего знакомого – поэта Мэтью Прайора. Оба путешествовали с паспортами, выписанными на вымышленные имена, и пересекли пролив на рыболовном судне. Однако их отъезд был замечен таможенным чиновником Джоном Маки, ведавшим также почтовыми пакетботами, который сообщил об этом Болингброку. Министр порекомендовал непрошеному следопыту держать свое открытие в тайне и немедля известить его, когда эти люди возвратятся в Англию.

Начались секретные переговоры. Англия была готова заключить сепаратный мир, если будут удовлетворены ее требования. Назад из Парижа Прайор и Голтье отправились уже в компании французского уполномоченного Менажера... и сразу же попали в руки усердного Маки; тот жаждал выполнить приказ Болингброка и давно уже со своими людьми поджидал подозрительных путешественников. Маки узнал Прайора, имевшего фальшивый паспорт, и вся троица была взята под стражу. Более того, Маки поспешил уведомить об этом инциденте Мальборо и другого лидера вигов – Сандерленда, сына министра Якова II и Вильгельма III. А Сандерленд немедля известил обо всем голландского и австрийского послов. В ярости Болингброк грозил повесить акцизного чиновника, проявившего избыток усердия. Из Уайтхолла пришло предписание немедленно освободить Прайора и его спутников, но секретные переговоры с Францией стали уже темой, обсуждавшейся в газетах и памфлетах. Свифт даже опубликовал целиком вымышленный отчет о поездке Прайора во Францию.